Текст книги "Пастырь пустыни"

Автор книги: Макс Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

5. Джентльмен с пистолетом

Смерть Чака Лэйна вызвала в городе волну оживления, потому что он не был рядовым вором или обычным преступником, и на следующий день священник случайно услышал один очень серьезный разговор.

Он остановился у дома Васа, чтобы поговорить о работе церковного хора с хорошенькой Астрид – она добровольно вызвалась организовать хор для церкви и проделала основательную работу в этом направлении. Там же топтался Рыжий Моффет; угрожающе взглянув на Ингрэма, Рыжий встал и зашагал прочь, пробурчав что-то в адрес священника.

– По-моему, Рыжий очень меня недолюбливает, – сказал Ингрэм. – Кажется, он имеет что-то против меня. Вы не знаете, в чем причина?

– Не знаю, – сказала Астрид со странной улыбкой. – Не имею ни малейшего понятия!

В этот момент по улице мимо них пронесся верхом на лошади доблестный заместитель шерифа Дик Бинни, и Рыжий Моффет громко окликнул его с противоположного тротуара.

– Бинни! Эй, Бинни!

Заместитель шерифа натянул поводья. Облако поднятой им пыли поплыло дальше по улице, и он стоял, залитый потоками дрожащего солнечного жара. И таким ярким был солнечный свет в этом уголке земли, и такой жар излучала здесь любая поверхность, что иногда молодому священнику казалось, что он живет в призрачном мире. Все было нереальным, окруженным воздушными потоками исходящего жара – или воображения.

Вот и сейчас нереальными казались Ингрэму эти двое мужчин, и лошадь, верхом на которой сидел один из них. Но зато очень реальным был голос Рыжего Моффета, крикнувшего:

– Бинни, ты был там прошлой ночью?

– Где?

– Ты знаешь, где.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты был одним из тех, кто повесил Чака Лэйна?

– Я? Шериф этого города? Да за кого ты меня принимаешь? С ума сошел?

– Неважно, за кого я тебя принимаю. Но ходят слухи, что ты был в команде этих трусов, вздернувших беднягу Чака.

Дик Бинни внезапно спрыгнул с лошади.

– Я не знаю, как это понимать, – сказал он. – Я не знаю, кому адресованы эти слова – парням, которые повесили Чака, или мне!

– А я говорю, – объявил Моффет, – что Чак был человеком честнее любого из тех, кто вздернул его. И если ты был одним из них, это адресовано и тебе!

Заместитель шерифа услышал достаточно, чтобы почувствовать себя оскорбленным, но, скрежеща зубами, не двинулся с места, раздираемый гневом и осторожностью. Однако молчание было равноценно признанию, что он был в отряде линчевателей. Поэтому Бинни сказал:

– То, что ты говоришь, меня не касается, Рыжий. Но если ты ищешь неприятностей, я к твоим услугам!

– Да уж! – фыркнул Рыжий Моффет. – Тебе ничего не стоит устроить проблемы кому угодно в нашем городе – теперь, когда у тебя за спиной закон! Ты теперь можешь совершать свои убийства руками вооруженного отряда.

– Да ну?! – прорычал Бинни, разъяренный до крайности. – Чтобы разобраться с тобой, мой юный друг, мне не нужен никакой отряд!

– Это обещание, Бинни? – спросил Моффет. – Предлагаешь мне встретиться с тобой как-нибудь?

– Когда захочешь, – бросил заместитель. – Но сейчас я занят. И не собираюсь стоять здесь и тратить время понапрасну, болтая со стрелком-профессионалом вроде тебя, Моффет. Только я тебя предупреждаю – с этого момента следи за собой, пока ты живешь в наших краях. Потому что я слежу за тобой. И в случае необходимости, одолжу тебе веревку, достаточно длинную, чтобы ты мог повеситься.

Он снова вскочил в седло и галопом умчался по улице, оставив Рыжего Моффета потрясать ему вслед кулаком и сыпать проклятиями.

Мистер Васа остановился на пороге своего дома и с задумчивым выражением лица слушал лингвистические упражнения Рыжего. Затем он вошел во двор, тяжело покачав головой.

– Вот что я вам скажу, – сказал Васа, здороваясь с дочкой и священником. – Теперь все не так, как было в наши дни! Мужество совсем зачахло! Совсем! Рыжий и Дик Бинни наговорили тут достаточно, чтобы весь город перестрелял друг друга в те благословенные дни, о которых я многое могу вам рассказать.

– Папа! – воскликнула его дочь.

– Послушай, – сказал бывший кузнец, – избавься от этой привычки чувствовать себя шокированной каждый раз, когда я открываю рот. Живи и учись, дорогая! Говорю тебе, Ингрэм, – в прежние времена никогда не было словесных фейерверков перед тем, как мальчики доставали оружие. Нет, сэр! Помню, стою я однажды в салуне старика Паркера. Прохладное было местечко. Пол поливали каждый час, и спрыскивали воздух, и повсюду лежали влажные опилки. От этого выпивка казалась гораздо вкуснее. У Паркера как будто все время была весна, даже когда на улице стояло жаркое лето. Ну вот, и выпивал там в этот момент молодой Митчелл. Тот самый парень, который выстрелил Питу Бруэру в спину. Он пил и рассказывал байки о работе грузчиком, с которой только что вернулся. Он заказал выпивку по кругу. «Плачу за всех парней», – говорит он. «Нет, не платишь», – говорит голос. Мы оглядываемся и видим Тима Лафферти, который только что вошел через ходящие ходуном двери. «Почему это не плачу?» – спрашивает Митчелл. «Не успеешь!» – говорит Тим. И они тут же выхватывают пистолеты, и едва я успел шагнуть назад, как две пули пролетели навстречу друг другу мимо моего носа. Ни один из них не промазал! Но Митчелл был застрелен насмерть. Так вот, в старые времена разговоров было столько, сколько нужно, прежде чем начать драться. Но сейчас… поглядите, как эти двое на улице треплются понапрасну, и ничего не делают. Смотреть противно!

– Ты что, считаешь Рыжего трусом? – резко спросила девушка.

– Рыжего? Не! Он не трус. И стрелять умеет. Но важно то, что мода теперь другая. Джентльмен с пистолетом, которым он собирается воспользоваться, считает, что должен написать книгу о своих намерениях, прежде чем спускать курок. В старые времена не тратили время на представление. Да, те времена уж не вернутся…

Выслушав его, священник серьезно спросил:

– Может быть такое, что заместитель шерифа присутствовал на линчевании в ту ночь?

– Ну а почему нет?

– Почему нет? Представитель закона…

– Старина Коннорс сделал ужасную ошибку, когда назначил Дика на эту должность. В чем-то Дик совсем неплох. Но у него в башке сидит идея, что закон для него полезнее, чем для остального народа. Он ненавидел Чака. И я думаю, что он присутствовал при повешении. Поэтому Рыжий и бесится. Он любил Чака. Хорошим парнем был этот Чак Лэйн!

– Вы знали его? – спросил священник с некоторой поспешностью.

– Спроси, знал ли я себя! Конечно, я знал его!

– Он был азартный игрок – и конокрад?

– Это был легкомысленный поступок – украсть лошадь. Уверен, что прибыв на место, он наверняка послал бы деньги в уплату за эту кобылу – как только они у него появились бы. Надо судить людей в соответствии с их взглядами, а не в соответствии со своими, молодой человек!

Так сказал мистер Васа, с великой уверенностью человека, который достаточно пожил на этом свете и многое о нем знает.

– Это зверство – линчевать человека, независимо от того, насколько он виновен, – заявил Ингрэм.

– Эй, погоди! – воскликнул кузнец. – Дело в том, что в наших краях катастрофически не хватает организованной системы закона. И я не виню тех ребят, которые повесили Чака. Конокрадство надо было остановить!

Такая двуличная симпатия со стороны мистера Васы поразила Ингрэма; он погрузился в молчание.

– Что-то ты похудел, как мне кажется, – продолжал Васа ничуть не бывало. – Расскажи, как тебе живется в нашем городе. Поди-ка в дом, Асти, будь добра. Мне нужно поговорить с Ингрэмом.

Астрид встала, улыбнувшись гостю, и медленно пошла к дому.

– Приятная у нее улыбка, а? – довольно неожиданно начал свою речь кузнец.

– Да, – задумчиво сказал Ингрэм. – Да, – повторил он, словно прокрутив в голове этот вопрос и вполне согласившись, – да, у нее чудесная улыбка. Она… она отличная девушка, по-моему.

– Хорошенькая малышка, – согласился ее отец, зевая. – Но не такая уж и отличная. Нет, не такая отличная, как ты думаешь. И пальцем бы не прикоснулась к домашней работе, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Понимаешь?

– О! – сказал Ингрэм, смутно чувствуя себя оскорбленным такой откровенностью.

– И она обожает тратить деньги. Взгляни хотя бы на ее пони. Взял ее с собой на торги Мак-Кормика, чтобы посмотреть все стадо. Ничего ей не подходило. «Я возьму вот эту бурую лошадку, папа», – говорит она наконец. «Эй, Асти, – говорю я, – не глупи. Эта бурая лошадка – скакун, кровей более древних, чем чертовы английские рыцари. Это точно!» – «Пусть», – говорит она, и поводит плечиком. «Взгляни, вот отличная гнедая лошадь, – говорю я. – Тихая, толковая кобылка. Полукровка. Сильная, ни одного недостатка. Наверняка хорошего нрава. В узде ходит, как шелковая. Взбирается в гору, как мул. Долго может идти без воды, что твой верблюд. Так вот, Асти, как ты посмотришь на то, чтобы я купил тебе эту лошадку… и разве она не красавица к тому же?» – «Мне она не нужна, – говорит она. – Эта лошадь подойдет для косоглазой Мэйм Лукас!» – «Асти, – говорю я, – что ты собираешься делать с лошадью, которая перебросит тебе через голову в ту же секунду, как ты сядешь в седло?» – «Снова заберусь в седло», – говорит она. «Чушь!» – говорю я. «Сам ты чушь!» – говорит она. Это взбесило меня, и я купил эту чертову бурую лошадь. Догадайся, за сколько? За одиннадцать сотен железных монет! Да, сэр! «А теперь ты поедешь на ней домой!» – говорю я в надежде, что конь свернет ей шею. Он старался, как мог, но эта девчонка сделана из каучука. Сбрасывал ее пять раз по дороге домой, и полгорода гонялось за тем конем, чтобы вернуть его Асти. Но она таки проехала на нем всю дорогу до дома, а потом три дня лежала в постели. Зато теперь он ест у нее из рук. Не подумал бы, что она такая настырная, а?

– Нет, – согласился священник в изумлении. – Не подумал бы!

– Никто не подумал бы, – сказал кузнец, – с виду – такая неженка. Но я говорю тебе правду. Ох, и дорого же обходится эта малышка! Если в витрине магазина выставлены десять пар туфель, она с закрытыми глазами выберет самую дорогую пару. У нее чутье на это, говорю тебе!

Ингрэм улыбнулся.

– Ты, наверное, думаешь, что она изменится, – сказал кузнец. – Но она не изменится. Это у нее в крови. Хотя Бог знает, откуда она это взяла. Ее мамаша никогда не была расточительной женщиной.

Одним движением сильных пальцев он свернул сигарету и чиркнул спичкой об колено. Множество бледных полосок на ткани брюк свидетельствовали о том, что он не первый раз прибегает к такому способу.

– Это я все не просто так говорю, – объявил он. – Веду кой к чему. Догадываешься, к чему?

– Нет, – сказал Ингрэм. – Я правда не догадываюсь, что у вас на уме.

– Так я и думал, – сказал Васа. – Некоторые из вас, умников, не могут понять намек пятилетнего ребенка. В общем, вот что я хочу знать: как далеко вы с сестренкой зашли?

– Зашли? – озадаченно переспросил Ингрэм.

– На чем вы пока остановились? Как она тебя зовет? Она уже называет тебя «милый»?

Мистер Ингрэм в изумлении уставился на него.

– Она уже берет тебя за руку? – продолжал допрос Васа.

Кровь древних предков застыла в жилах Ингрэма.

– Она частенько ведет себя так с парнями, – сказал кузнец. – По-моему, двое или трое даже удостоились ее поцелуя. Точно не знаю, но думаю, что не больше трех. Она такая мягкая и вкрадчивая. Но человек она хороший – в трудную минуту из всех людей я бы доверился Асти. Ну, так как обстоят у вас дела? Ты немного влюблен в нее? Или сильно влюблен?

Ингрэм начал краснеть. Отчасти из-за растерянности, отчасти от злости.

– Я испытываю к Асти, – сказал он с расстановкой, – исключительно братские чувства…

– Черт! – сорвалось с толстых губ мистера Васы. – Что за чушь ты несешь?

Услышав это, Ингрэм едва заметно прищурил глаза и слегка отодвинулся назад. В прежние времена это выражение в глазах Ингрэма заставляло вздрогнуть не одного дюжего футболиста из команды противника. Но кузнец выдержал этот взгляд со спокойствием человека, который носит при себе пистолет и знает, как им пользоваться. А еще носит на себе сто тридцать фунтов мускулов – и тоже знает, как ими пользоваться.

– Нечего обдавать меня такими холодными взглядами, дружок, – продолжал он. – Я намерен выяснить, на каком вы с Асти этапе. Говори же наконец!

– Ваша дочь, – медленно сказал священник, – очень приятная девушка, и я предполагаю, что на этом тему можно считать закрытой.

Он встал. Кузнец тоже поднялся.

– Ну что ж, – сказал Васа, пристально глядя на Ингрэма, – в таком случае давай пожмем друг другу руки и разойдемся друзьями. Идет?

– Конечно, – сказал Ингрэм.

Внезапно его руку сжала широкая и довольно грязная лапа, и юноша почувствовал нарастающее давление, словно мощные тиски сминали кости запястья. Однако орудование тяжелым веслом на мощной восьмивесельной лодке не прошло для Ингрэма даром. Более сухощавые и костистые пальцы священника извернулись в пухлой руке Васа, нашли точку опоры и начали набирать силу.

Через несколько секунд кузнец выругался и отдернул руку.

– Сядь-ка, – вдруг сказал он, глядя на свою покрытую пятнами кисть. – Давай, садись. Не ожидал я от тебя такой крепости! Вот что бывает, кода отлыниваешь от работы. Что-то я совсем ослабел…

Священник, тяжело дыша, последовал приглашению. Он сидел и ждал, не говоря ни слова.

– Видишь ли, Ингрэм, – помолчав, сказал кузнец, – я наблюдал, как сестренка ведет себя с остальными парнями, и видел, как она ведет себя с тобой. Она периодически теряет голову то от одного мальчика, то от другого. Но с тобой все немного иначе. Думаю, она крепко влюбилась. Ну, то есть для нее все обстоит именно так. А как это все обстоит для тебя? Только имей в виду, она оторвет мне голову, если решит, что я разболтал ее секрет.

Мистер Ингрэм посмотрел на высокое голубое небо и слепящее солнце. Он посмотрел на землю, высохшую от жары. Он посмотрел на мясистое лицо кузнеца, и в ответ на него пристально уставилась пара сверкающих черных глаз.

– Я не думал… – начал он.

– А ты попробуй, – сказал Васа с усмешкой.

В памяти священника вспыхнули ярко-голубые глаза Астрид и ее улыбка. Улыбка была с хитрецой, и на одной щеке приютилась ямочка.

– Я не знаю, – сказал Ингрэм, – фактически…

– Просто держал ее за руку? – с улыбкой докончил за него кузнец. – Что ж, Ингрэм, я не навязываю ее тебе. Просто предлагаю понаблюдать за собой. Такой девушке, как Асти, и пяти минут хватит, чтобы вскружить голову любому мужчине. И если она только почувствует, что у нее есть шанс обработать тебя – о, я знаю Асти! Она обрушит на тебя весь свой арсенал, от улыбки до слез. Ты будешь боготворить ее, стоя на коленях, либо будешь утешать ее – Бог знает, по поводу чего ей понадобится утешение! Но такие уж у нее методы, понимаешь? И вот еще что – Рыжий Моффет с ума по Асти сходит. Из всех ее воздыхателей Рыжий больше всего похож на настоящего мужчину. И у него есть все, что должен иметь ее муж – деньги, мужество и здравый смысл. У тебя есть здравый смысл. Думаю, у тебя есть мужество. Но я знаю, что у тебя нет денег. Имей в виду, я просто наблюдаю со стороны. Но, что бы ты ни собрался делать, советую тебе решать побыстрее. Потому что Рыжий, если он не услышит от Асти кое-что, в один прекрасный день уложит тебя из пистолета!

Сказав это, мистер Васа поднялся.

– С женщинами адски трудно приходится, – доверительно сообщил он. – Заполучить их означает оказаться в аду, потеряешь – то же самое. Действуй, Ингрэм!

– Я занят делами церкви, – сказал Ингрэм, слегка ошеломленный таким поворотом дел.

– А, то есть все это кажется тебе простой болтовней?

– Нет, конечно, нет! Спасибо за откровенность. Я не знал, на самом деле…

– Наверное, не следовало говорить тебе все это. Но уже все сказано, и тебе есть над чем подумать. Что бы ты ни решил, удачи тебе!

Они снова пожали руки, на этот раз с обоюдной опаской. А затем Ингрэм повернулся и вышел на улицу, низко опустив голову, в которой, словно тени, отбрасываемые вращающимся колесом, крутились мысли. Конечно, нелепо было думать о том, чтобы жениться на этой глупенькой девушке из городка на краю пустыни!

Но вообще-то Асти была не такой уж глупой. Если убрать из ее речи кое-какие грубые выражения – а она выучится быстрее, чем несется лошадь, – тогда…

Реджинальд подошел к церкви и остановился, едва замечая знакомые очертания. Он получил совет. Странно, но сейчас ему хотелось вернуться и увидеть Астрид, и в первую очередь выяснить, действительно ли она питает к нему интерес.

Предположим, что это так; но ведь он не готов еще сказать девушке, что любит ее! Ингрэм махнул рукой, словно желая выбросить все это из головы, и твердым шагом с решимостью на лице вошел в церковь.

6. Говорить – это его работа

На следующий день по Биллмэну пробежал легкий озноб, когда стало известно, что Рыжий Моффет выяснил имя одного из отряда «бдительных», участвовавшего в повешении Чака Лэйна. Мистер Ингрэм услышал эту историю от Астрид, когда она задержалась на несколько минут после занятия в хоре. Хор был большой, и хотя не удалось раздобыть достаточное количество мужских голосов, чтобы составить пару сопрано, все равно было приятно слушать гимны, мелодично исполняемые устами девушек.

Астрид осталась после занятия и рассказала Ингрэму поразительную историю. Мистер Рыжий Моффет, проявив небольшую смекалку, завладел той самой веревкой, на которой Чак Лэйн висел до самой смерти. Раздобыв эту веревку, мистер Моффет тщательно исследовал ее и точно опознал – поскольку на ее конце был мудреный узелок, завязать который мог только моряк. А в Биллмэне жил один ковбой и погонщик скота, который раньше служил рядовым матросом, – некий Бен Холмэн, парень сомнительной наружности и еще более сомнительной репутации.

Рыжий Моффет первым делом обшарил весь Биллмэн в поисках владельца веревки. Но Холмэн, услышав, что его разыскивают, решил сделать вид, будто его это не касается. Он ускользнул из городка в пустыню, где, как известно, не остается следов. Мистер Моффет отправился в погоню, но поднявшийся вскоре после побега Холмэна свежий ветер намел песка и стер все следы.

Рыжий Моффет вернулся в Биллмэн ни с чем и первым местом, куда он направился, взяв с собой веревку палача, было кладбище. Он посетил свежевырытую могилу и долго просидел с ней рядом. Рытье могилы и установку надгробного камня он оплатил самолично. На каменной плите были высечены грубые буквы: «Здесь лежит Чак Лэйн. Он был хорошим парнем, которому всегда не везло!»

Поговаривали, что автором надписи тоже был Рыжий.

Какими бы ни были мысли, проносившиеся в голове Моффета, пока он сидел в одиночестве на кладбище, у жителей Биллмэна не было ни малейшего сомнения насчет их смысла, словно Рыжий облек их в слова.

– Если вы знаете, о чем он думал, скажите мне, – попросил молодой священник Астрид.

– Да пожалуйста. Рыжий поклялся, что он не бросит поиски, пока не добудет скальп Бена Холмэна.

– Он собирается убить этого человека за то, что тот был одним из шайки? – спросил священник.

– Убить? – переспросила Астрид. – Но разве это убийство, когда человек проявляет верность другу?

– Этот друг, как вы его называете, уже мертв. И хотя средства для его убиения были незаконными, мне кажется, что юный Лэйн получил именно то, что заслуживал.

Услышав эти слова Астрид, которая сидела, слегка откинувшись на спинку кресла и покачивая ногой взад-вперед, нахмурилась.

– Что-то я не совсем понимаю, – сказала она. – Я считаю, что друзьям нужно хранить верность. А смерть в этом деле не имеет значения.

– Но Астрид…

– Интересно, – перебила его неучтивая девушка, – что скажут люди, если услышат, как я называю вас Реджинальд, или, скажем, Реджи!

– Почему вы смеетесь, Астрид?

– Ну, Реджи – это ведь модное имя, да?

– Никогда об этом не задумывался, – серьезно ответил молодой человек. – Но вернемся к нашему разговору – насчет того, что смерть не имеет значения…

– Я имела в виду, для человека и его друга, – сказала Астрид. – Ну, вы ведь живете после смерти, так?

– Да, – сказал Ингрэм. – Конечно.

– В таком случае, – торжествующе сказала девушка, – вы должны понять. Даже если ваш друг умер, вы захотите сделать для него то, что сделали бы, если бы он был жив. По-моему, это так просто!

– Мое дорогое дитя! – воскликнул священник. – Какую услугу окажет Рыжий Чаку Лэйну тем, что прогонит Бена Холмэна из Биллмэна и убьет его при первой возможности?

– Ну, Реджи… – протянула девушка. – А какую еще услугу можно оказать другу? Допустим, вы мой друг, и вы хотите, чтобы в церкви звучала музыка. Ну и я буду петь в вашей церкви, так ведь? – Она слегка сморщила носик и улыбнулась. – Или допустим, я друг, и вы хотите построить в церкви новый флигель – я бы построила его ради вас, если бы могла, разве нет? То же самое во всем. Вы помогаете другу, делая то, что он сам сделал бы для себя, если бы мог, но не может…

– Я не совсем понимаю, как это относится к тому, что Рыжий преследует Холмэна с целью убийства.

– Не понимаете? Вы иногда бываете таким чудным, Реджи! Ну, представьте, что Чак Лэйн мог бы вернуться на землю… И первым, что он захотел бы сделать – это освободиться от веревки и разыскать парней, которые его задушили! Конечно, он постарался бы найти того парня, который дал для этого дела свою веревку. Это же ясно, как Божий день!

– Астрид, Астрид! – воскликнул Ингрэм. – Неужели вы оправдываете убийство убийством?

– Но это не убийство, Реджи! Не глупите! Это просто месть!

– «Мне отмщение и аз воздам», сказал Господь.

– О! – фыркнула девушка. – Хотела бы я посмотреть, как долго вы будете сидеть спокойно и позволите, чтобы ваш товарищ погиб от рук головорезов, или бандитов, или кого-нибудь еще! Думаю, вы очень быстро полезете драться!

– Нет, – сказал священник. – Поднять руку, покусившись на жизнь человека? Астрид, нам ведь сказано – подставь вторую щеку!

– Конечно, – кивнула Астрид. – Все верно. Но знаете, нельзя позволять людям вытирать об тебя ноги. Это не принесет им пользы. Они от этого станут бандитами. Я считаю, что иногда человеку нужно поставить подножку, для его же блага!

– Моя дорогая Астрид, вы просто маленький софист!

– Что это значит?

– Софист – это человек, у которого хорошо подвешен язык и по его рассуждениям выходит так, что плохое оказывается хорошим, а хорошее – плохим.

Услышав это, Астрид в волнении вскочила.

– Представьте, Реджи, что вы стоите здесь – видите? И держите в руках пистолет…

– Я никогда не ношу пистолета, – мягко сказал священник.

– О, Господи! Просто представьте! Вы стоите вот тут с пистолетом в руке, а ваш лучший друг стоит в дверях церкви, и вы видите, как сзади к нему крадется бандит с ножом – скажите мне, Реджи, вы позволите этому бандиту всадить нож в спину друга, или застрелите подлеца – бесчестного, трусливого…

– Такое никогда не произойдет здесь, в храме Божьем, – прервал ее Ингрэм.

– О, ну просто представьте. Просто представьте! Вы можете хоть немножечко включить воображение, Реджи? Я иногда просто устаю от вас! Я уже почти готова поверить, что у вас нет настоящих друзей!

– Друзей? – очень серьезно повторил священник, и на лице его отразилась душевная боль.

– Простите! – воскликнула Астрид. – Я не хотела наступать вам на больную мозоль. Я вижу, что у вас они действительно есть, и…

– Нет, – сказал он. – Было время, когда у меня было много хороших друзей. Они были очень дороги мне, Астрид; но когда я посвятил себя этому новому делу… увы, они все отдалились от меня. Так много лет прошло с тех пор… я вел очень замкнутую жизнь… книги, учеба, служение Богу. Нет, боюсь, у меня не осталось больше ни одного друга!

– Это очень тяжело, – сказала девушка со вздохом. – Но готова биться об заклад, у вас есть друзья. Смотрите, вам ведь плохо от того, ну, то есть от мысли, что вы их потеряли?

– Я уверен, что у меня не осталось сожалений о мелких жертвах, которые я принес ради великой цели, которая стоит больше, чем я когда-либо мог…

– Стоп! – воскликнула Астрид. – О, хватит, хватит! Когда вы становитесь таким смиренным, как сейчас, мне всегда хочется заплакать – или побить вас. Вот прямо сейчас взяла и побила бы! Я вижу, что вам ужасно плохо, потому что вы потеряли всех старых друзей. Но тогда вы можете быть уверены, что им тоже плохо от того, что они потеряли вас. Значит, они по-прежнему остаются вашими друзьями и будут прыгать от радости, если вы только дадите им шанс! Расскажите мне о них, Реджи.

Священник покачал головой.

– Это довольно грустно, – сказал он, – думать о всех тех людях, которые были… нет, я предпочитаю не вспоминать об этом.

– Но я хочу знать! Послушайте, я рассказала вам о себе все. А о вас я не знаю ничего. Это несправедливо! Но весь смысл в том, что любой настоящий мужчина ради друга пойдет хоть в преисподнюю. Разве не так?

Священник молчал.

– Тогда я расскажу вам на примере Рыжего, – продолжала Астрид, в простодушии своем не подозревая, что может нанести обиду. – Они с Чаком были старые друзья. Чака линчевали. Ну и Рыжий бы гроша ломаного не стоил как человек, если бы не попытался сделать хоть что-то для своего старого товарища. Это же просто и понятно! Я хочу, чтобы вы признали это.

– Я не могу признать это, – медленно сказал священник.

– Черт побери! – воскликнула девушка. – Я уже по-настоящему верю, что у вас никогда не было стопроцентного друга – я имею в виду, такого, какие бывают в наших краях. Парень, который проедет верхом пятьсот миль, чтобы взглянуть на вас. Скорее всего, он никогда не напишет вам ни строчки. Но он будет драться за вас, умрет за вас, он безгранично верит вам, любит вас живым или мертвым, Реджи. Вот о каком друге я говорю!

Священник опустил голову. Он молчал; возможно, поток слов, хлынувший из этого взволнованного нежного ротика, заставил его увидеть всех людей, которые были в его жизни.

– Что вы видите? – внезапно спросила девушка.

– Я вижу себя, стоящего на скошенном поле, и тропинку, ведущую к бассейну, – грустно сказал Ингрэм, – и пустырь за школой, где мы обычно вели бои; и классные комнаты; и мужчин из нашего колледжа. Точнее, мальчиков – тогда они еще не были мужчинами. Они не могли стать мужчинами, пока не научились терпеть боль!

– Можно подумать! – со злостью сказала Астрид. – Неужели человек обязательно должен страдать, чтобы доказать, что он настоящий мужчина?

– А будете вы доверять стали, – вместо ответа спросил священник, – пока не узнаете, что она прошла испытание огнем?

– Что-то вы стали слишком высокопарным, – хмыкнула она. – Речь идет не только о людях, которые были вашими друзьями. Представьте, что девушка, ваша знакомая, в опасности – именно та девушка, которая вам больше всех нравится… предположим, она стоит вон там в дверях, а сзади подходит бандит-мексиканец – что бы вы сделали? Стали бы стрелять?

– Нет, я просто крикнул бы: «Астрид, прыгай!»

– Я… – начала Астрид.

В следующую секунду до ее сознания дошел весь смысл фразы; девушка охнула и залилась краской. Ингрэм и сам вдруг понял, что сказал, и уставился на нее с ужасом.

– Боже правый! – сказал преподобный Реджинальд Ингрэм. – Что я сказал?!

– Я в с-с-смятении! – сказала Астрид, слегка заикаясь.

– Я… на самом деле, эти слова… э-э-э… у меня и в мыслях не было, Астрид!

– Конечно. Вы не имели в виду… – начала Астрид.

– Надеюсь, вы простите меня! – воскликнул Ингрэм.

– За что?

– За то, что ляпнул такое…

– «Такое» что? – настаивала она.

– Вы… вы затрудняете мне возможность извиниться.

– Но мне не нужны ваши извинения!

– Моя дорогая Астрид…

– Я хочу, чтобы вы перестали говорить со мной свысока!

– Я вижу, что вы обижены и злитесь.

– Я могла бы чувствовать себя по-другому, если бы вы дали мне такую возможность, – заявила она.

– Не понимаю! – в отчаянии воскликнул Ингрэм.

– Я была бы ужасно счастлива, если бы вы действительно имели в виду то, что сказали.

Юноша беспомощно оглянулся. Дерзкая голубая сойка вспорхнула на подоконник открытого окна. Яркие сатанинские глаза птицы, казалось, смеются над ним.

– Понимаете… Астрид…

– Не надо! – крикнула она и топнула маленькой ножкой.

– Не надо что? – спросил он, растерянный как никогда.

– Не надо так ошарашенно смотреть на меня. Я не собираюсь делать вам предложение.

– Мое дорогое дитя… дружба, которую я питаю… которая… так прекрасна… это самое восхитительное, на самом деле… я не нахожу слов, Астрид!

– Говорить – это ваша работа, – сказала девушка. – Вам придется найти слова.

– Придется? – переспросил Ингрэм, вытирая горячий лоб.

– Вы не можете оставить меня в таком затруднительном состоянии, если только не испытываете сомнения на мой счет. Я хочу знать. Скажите мне, Реджи!

– Что? – воскликнул он в полном отчаянии.

– Вы заставляете меня злиться… я сейчас заплачу!

– Ради всего святого, не надо! Только не в церкви, когда…

– Это все, о чем вы думаете? О своей дурацкой старой церкви? Реджинальд Оливер Ингрэм!

– Да, Астрид!

– Видимо, мне придется сказать, что я люблю вас!

Мистер Ингрэм сел так внезапно, что стул заскрипел под его весом.

– Встаньте! – приказала Астрид.

Священник встал.

– Вам все равно! – крикнула она.

– Астрид… я слегка не в себе…

– Вам плохо?

– У меня подкашиваются ноги.

– Реджи, поклянитесь мне и скажите – вы когда-нибудь были влюблены?

– Насколько я знаю, нет.

– Никогда не были по-настоящему влюблены?

– Нет.

– Вы чувствуете легкое головокружение, и растерянность, и…

– Да!

– Значит, вы влюблены! – объявила Астрид.

– Вы так думаете?

– Вы никогда не признавались в любви?

– Никогда!

– Никогда за всю жизнь – ни одной девушке?

– Нет!

– Тогда вам лучше начать прямо сейчас.

– Астрид, это невозможно!

– Что невозможно?

– Жениться. Понимаете? Я священник, бедняк! У меня нет ничего, кроме моего жалованья…

– Черт с ним, с этим дурацким жалованьем! Я нужна вам?

– Да.

– Честно?

– Да.

– Больше всего на свете?

– Да.

– Больше ваших старых друзей – почти так же, как ваша церковь и работа?

– Думаю, да, – сказал он.

– Вам лучше присесть, – посоветовала Астрид.

Она села на стул рядом с ним и положила свою сияющую головку ему на плечо.

– Боже мой! – сказал Астрид.

– Что-то не так?

– Как же ужасно я счастлива! Реджи, почему вы дрожите?

– Потому что я пытаюсь удержаться, чтобы не прикоснуться к вам.

– А зачем пытаетесь?

– Мы сидим здесь в доме Божьем и перед ликом Его, Астрид.

– Все равно он когда-нибудь узнает, – сказала девушка. – Господь Милосердный!

– Что, дорогая?

– Ну и заставил же ты меня потрудиться!