Текст книги "Абсолютные неприятности (СИ)"

Автор книги: Макс Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Абсолютные неприятности
Макс Далин

Пролог

Никогда и никому не стал бы говорить, что не встречал чудаков.

Это просто вышло бы враньём. Я видал. И простых чудаков, и таких, что на букву "м", короче, самых разнообразных и во всех проявлениях. Честно говоря, я и сам не так уж далёк от этой человеческой породы. Во-первых, я живу в таком месте. Во-вторых, даже в месте моего жительства такие фрукты, как я – изрядная редкость.

Это место – Мейна. Для тех, кто не слыхал – мир такой. Обитаемая, то бишь, планета. В системе жёлтого карлика умеренной светимости, точные координаты спросите потом, если захотите уточнить. Не самое, прямо скажу, цивилизованное место в нашей Галактике. Но, с другой стороны, есть и похуже.

Только не верьте, что у нас тут живут одни сплошные негодяи. Неправда. Хотя такие есть, конечно, и даже в немалом количестве. Если мир считается космическим притоном, то для этого наверняка имеются веские основания. Впрочем, уж не знаю, к сожалению или к счастью, я к пиратам особого отношения не имею. Разве вот только родственное. И не в родню пошёл – нарушаю славные семейные традиции.

А Тама-Нго нашим орлам Простора даже не родня. Хотя он мой ближайший товарищ, и мы уже давно странствуем вместе. Он почти человек, то есть, он-то считает, что это я – почти человек, но между существами из разных миров всегда происходят разногласия по этому вопросу. Ну, я более, скажем, обыкновенно выгляжу, по крайней мере, внешне – я имею в виду, обыкновенно для антропоидов. У Тама-Нго, видите ли, кожа иссиня-черная, волосы совершенно красные, глаза и зубы голубые, два сердца и на ушах – кисточки. Такой типаж почему-то встречается сравнительно реже. А парапсихики мы оба, это здорово помогает общаться. Иногда мы с ним по неделям не разговариваем – пользуемся прямой мыслепередачей, так удобнее. Но не суть. Самое главное – драгоценный мой Тама-Нго – милейшее существо на свете, а при этом трогательно не пилот, не пират и вообще противник цивилизации. Принципиальный. Совершенно. И ни в астронавигации, ни в космогонии ни чёрта не смыслит, смыслить не собирается и даже больше: считает, что среди всех бесчисленных областей человеческого знания эти штуки – самая полная блажь и лабуда.

Он в своем праве. Он, видите ли, шаман. Оставим тему про то, как мы с ним познакомились – это было давно и не здесь. Он родился на Исштар, а это такое местечко, где никаких космических кораблей или там модулей и авиеток, равно как и прочей техники, никогда в глаза не видали, и нет никаких шансов, что когда-нибудь увидят. Хотя культура у них там древняя и, вообще говоря, далеко не дураки там живут. Короче, странное место. Тамошний народ просто дружно считает, что вся эта наша цивилизация – одно баловство.

Тама-Нго обычно так и говорит:

– Моему народу это не нужно. Знающий Нечто может перенести себя куда угодно, потому что ему служат духи. А простым смертным ни к чему куда угодно – до леса или до реки они и пешком дойдут.

– А почему, – говорю, – ты себя не переносишь?

– Странный вопрос, – отвечает. – Тебе же так нравится возиться с Этой Грудой Летающего Металлолома и Прочего Хлама. Ты – мой друг. Я потакаю твоим слабостям.

Попробуй с ним поспорь!

Но духи у него действительно есть. Я его духов сам видел внутренним зрением – как верный сын своей расы – Народа, видите ли, Умеющего Произносить Слова, Не разжимая Уст, как Тама-Нго любит выражаться высоким стилем. Но видеть – одно, а объяснить – совсем другое, будь ты хоть сто раз телепат. Эти его духи представляют собой продукт его собственного, совершенно невообразимого для нас, грешных, воображения, только почему-то отделившийся от его сознания и живущий себе отдельно. И как они у него в ментальном пространстве образовались – я, простите, без понятия.

Мы, лаконцы, так не умеем. Но Исштар, повторяю, странное местечко. Поэтому я своему товарищу драгоценному верю на все сто и не удивлюсь, если Тама-Нго и вправду может выкинуть что-нибудь ненормальное: телепортировать себя, например, или, допустим, превратиться в птичку, в рыбку или во что-нибудь вроде того. Да легко! Мне, положим, не случалось видеть ничего подобного, но я других вещей насмотрелся. Мир у нас весёлый.

На Мейне чего только не насмотришься!

Ещё с тех давних пор, когда на неё высылали всяких преступников и диссидентов из так называемых цивилизованных миров, тут завязалось совершенно интернациональное общество. А уж когда по собственной инициативе повадился прилетать кто ни попадя, население вообще стало вдрызг разнообразным – иногда и не сообразишь сразу, разумное перед тобой существо, животное, растение или какой-нибудь неодушевлённый предмет. Но, честно говоря, наших орлов это не особенно смущает. Лишь бы у боевого товарища мозги имелись – ну, не мозги, но хоть какой-нибудь аналогичный орган для думанья. Совсем без мозгов – в мейнцы не годятся.

Соображалка у наших граждан работает – будь здоров. Иначе не выжить бы на голом камне, без атмосферы фактически, без полезных ископаемых, без воды – не рай, мягко говоря. Но вот выжили же. Принципиально необходимым постепенно обзавелись. Кислород. Надежная база. А все остальное можно стырить – тем и существуем.

Ну, так вот. Процентов семьдесят всего населения тут, понятное дело, промышляют пиратством, контрабандой и всем, что связано с этими почтенными занятиями. Торговлей оружием, к примеру, торговлей транспортом, опять же. Ремонтом всего этого добра. Медициной – у нас, к слову, обалденная медицина, самая лучшая в обозримой части Вселенной. Из кусочков могут собрать. Ясное дело, профессии у наших орлов опасные. Повышенный риск и травматизм соответствующий. Ну, что ещё... Научными разработками занимаются некоторые маньяки, примерно в тех же сферах. Добывают еду. Наркотой подторговывают, конечно, хотя, в связи с тем самым повышенным риском для обдолбанных, спрос, пожалуй, поменьше, чем дилерам хотелось бы. Но есть. Нервы у орлов, понимаете ли.

Большая часть оставшегося населения – дамочки. Или... как бы помягче выразиться... всё остальное, их заменяющее в экстремальных условиях космической базы и военного времени. И вовсе не факт, что все они – люди. И даже не факт, что поголовно разумные. И не заложусь, что все стопроцентно живые, без левой синтетики и прочего всякого разного.

И уж самая малость – скажем, процента полтора – эти самые чудаки, вроде нас с Тама-Нго. Барды-поэты, сбрендившие искатели кладов, которых нет, романтики-идиоты, которые по своей никем не мерянной дурости припёрлись в наш свободный мир, а теперь не знают, куда тут себя деть и чем заняться. Ну и мы сами, коллекционеры такой неслыханной ценности, как всякие удивительные истории.

Вообще-то, нас больше интересует поучаствовать. Но послушать тоже годится. А большинство орлов Простора, равно как и весь прочий народ из летающих, будь он хоть расцивилизованный, больше всего на свете любит трепаться, толкать телеги, травить баечки – это кто как привык называть. Хлебом не корми – дай похвастаться подвигами и не перебивай. Любимый вид отдыха после боя: тут тебе и способ пальцы раскинуть, и нервная разгрузка в скукотище долгого перелёта или, положим, бесконечных вахт, тут тебе и развлекалово – универсальное занятие.

И вот мы с Тама-Нго зарабатываем на жизнь, как древние менестрели – сбором, а потом развертыванием перед охотниками эпических полотен. Перед простыми ребятами – на словах, народу посложнее – вперемежку с мыслеобразами, но встречают нас в любой стае одинаково радостно. Где ни появимся – нальют выпить, возобновят крыльям топливо и боекомплект, да еще будут уговаривать остаться подольше. Потому что после прослушанных историй каждый в приступе вдохновения рвется поделиться личным опытом.

А у нас диктофоны в головах и богатое воображение. И мы заменяем пиратам концерты-театры в лучшем виде. Плюс ведем научную работу. Может, потом опубликуем в какой-нибудь цивилизованной местности.

Действительно интересно. У каждого народа свои байки ходят в любимых и свои любимые герои. На Мейне, к примеру, таких местных развлекушек две: о Темнейшем Люце – покровителе всех пиратов, и о пирите – вроде как абсолютном топливе. Это, конечно, не больше, чем легенды. Хотя я своими ушами часто слышал, как ребята клялись и божились, что беседовали с Люцем лично. Только люди этим страдают – нелюдям в голову не приходит. А у людей от усталости после долгих рейсов или после анабиоза крыша, бывает, съезжает чуток, а тут ещё – активный отдых на гостеприимной родине: водочка, травка, порошочки, отварчики, сушёные грибочки того самого сорта... Тут и слоны летают, случается. Хотя... всеобщий Господь Всего Сущего им судья.

Что до пирита – то тут другой коленкор. Пирит – это современный вечный двигатель. Средняя байка звучит так: в древние времена кто-то из старых асов нашёл мир, где некие существа добывают пирит и пользуются им как идеальным источником энергии. Что поэтому, де, звездолёты старых орлов были совершенны, стремительны и непобедимы – ничьи войска не могли им противостоять. А потом, де, карты затерялись, секрет пропал, всё вырождается. Обычная типовая бредятина.

Только один человек из всех моих знакомых рассказал историю про пирит совсем в другом роде. И вот вам первая история.

Мы с Тама-Нго тогда отдыхали на Мейне, вернувшись из дальних странствий. Сидели на базе Линдси Беленького, в кабаке под названием "Открытое Небо". Болтали с его охотниками и пили лаконский лач – Тама-Нго от меня научился.

Вот тогда и зашёл этот парень. По виду – типичнейший старый волчара антропоидной расы. Йтэн, например. Но с одним минусом. Только представьте себе: обожжённая физиономия, седой "хвост", острый взгляд, бластер, пилотский комбез и магнитные ботинки, – а под мышкой плюшевый мишка. Розового цвета. С голубым бантом на шее. В таких медведей играют трёхлетние детки. И он, значит. Мало ли, какие причуды бывают у людей.

Назвался орёл Снайком. То есть, действительно, скорее всего, йтэн по рождению. И вот он с нами разговорился, заказал выпить, курил такие тоненькие длинные травяные сигаретки, какие курят только йтэн, и слушал историю про то, как Озли не поладил с имперским патрулём. Банально. А мне всё хотелось спросить, зачем ему мишка, но было неловко.

Ещё обидится – что, мол, лезу не в своё дело. А если сканировать чужую башку без спросу на предмет поиска информации – за это и по морде можно схлопотать. Потому что обычно люди чувствуют, даже если аккуратно просочиться. Поэтому я сидел, блюл этикет и дох от любопытства.

И как-то вот засмотрелся в другую сторону – девочка там пела про неразделенную любовь – и голос, и всё такое прочее... а когда повернулся снова к ребятам, у этого Снайка медведя уже не было. А куда, спрашивается, можно спрятать такой крупный предмет? Не в карман же, честное слово!

Я здорово удивился. Заглянул под стол грешным делом, на колени Снайка – нету. Обсмотрел стулья рядом – опять же нету! Где?!

И тут мне Тама-Нго сказал вполголоса:

– Не парься, Проныра. Это создание здесь, только это уже не игрушка. Это теперь во-он тот стул – видишь, к стойке пополз?

И эти слова тут же все услышали и посмотрели на стойку. А стул, натурально, притворился, что он совершенно не при делах – что он самый обычный стул и не более того. А Снайк улыбнулся во всю дверь и сказал:

– Вы чего это, орлы, смущаете моего друга, а?

Тут мы на него насели и, боюсь, совершенно неприлично. Но история стоила того.

– Всё началось с пирита, будь он неладен, – начал Снайк...

***

Всё началось с пирита, будь он неладен. Это случилось лет семь наших назад, – был я тогда куда дурнее, чем нынче. Многие, знаете ли, молодые болваны готовы встрять куда угодно, лишь бы показалось интересно.

У меня к тому же подходящее состояние духа случилось – я в одном бою влетел. В хорошей наземной драке, помнится, речь шла о лаконском платиновом руднике. А камешек, на котором тот рудник находился, тяжеленный был, один ужас. Охотники еле ноги таскали, кнопку на пульте нажать – и то запаришься. Не повоюешь особо в таких условиях. Тем более что драться нам пришлось с киборгами, а им, ясен перец, плевать на силу тяжести. Мы, правда, кое-что поимели с той заварушки, но и пощипали нас – будь здоров.

Тогда этих штучек, которые живые ткани регенерируют в темпе фокстрота, еще и в проекте не было, поэтому мне пришлось сделать себе синтетическую ключицу и пару ребер, а вы, наверное, в курсе, как паршиво приживается эта синтетика. Пришлось, значит, отдыхать и ждать, когда бок болеть перестанет.

И вот, сидел я в нашем штабе, курил – дай-ка, кстати, твою вкусную, лаконец – и думал, чем бы мне пока заняться, чтобы не особенно себя утруждать и притом со скуки не сдохнуть. Сижу, значит, никого не трогаю, и вдруг причаливает ко мне Виви. У нас на станции техобслуживания этот самый Виви ошивался – довольно древний уже старикан и вроде как с головушкой не в ладах. Забавный тип, никому не мешал, умом, говорили, ушёл после того, как башкой обо что-то тяпнулся в деле, а до этого, опять же, по слухам, тот ещё был охотник. Ну, его никто и не гонял от себя. Сами знаете: калеку гонять всё равно, что "караул" в космосе оставить без ответа. Примета плохая.

И вот подходит этот Виви ко мне и присаживается за мой стол.

– Ну чего, – говорит, – ас звёздных трасс, фигнёй страдаешь, как я погляжу?

– Почему, – говорю, – сразу "фигнёй"? Отдыхаю я, ранен.

– Эх, – говорит, – вырождаются охотнички! В моё время и словей-то таких не знали: "отдыха-аю"! Пижон, – говорит, – ты занюханный! По-твоему, сто грамм синтетики – это тебе прямо-таки смертельное ранение? Бедняжечка!

– Ну и что, – говорю, – скажи на милость, ты ко мне пристал? Тебе что, делать нечего? Иди, – говорю, – товарищ, своей дорогой, нечего мне мозги канифолить. Что хочу – то и делаю, советов у тебя не спрашивал.

А он этак гаденько хихикает и говорит:

– Я вот ищу дельного человечка для одной миссии, да только, похоже, не там ищу. Не стая, – говорит, – а толпа старых баб. Ни на ком глаз не задерживается.

Мне смешно стало – сил нет. Дельного человечка он ищет. Угу.

– А что, – говорю, – ты, Виви, свою стаю собрать хочешь? Галактику, что ли, завоёвывать собрался?

– Дурак, – говорит, – ты, Снайк, а закидываешься. Мне, может, помирать пора, да жаль, что такое дело без пользы пропадёт. И потом – если бы ты знал, о чём я толкую, не покатил бы на старого аса, перед которым сам ещё – сопляк и салажонок.

– Ой, – говорю, – убил! Дело у него! Ты, Виви, сегодня, случаем, вместо микстурки от бессонницы керосину не хлебнул?

А он прищуривается, придвигается ко мне вплотную и свистит в самое ухо:

– А про пирит ты, пижон, когда-нибудь слыхал? Так вот, мне, чтоб ты знал, точно известно, где его брали те, кто пошустрее. Самое, что ни на есть, старое корыто превращали в такую машину, что усохнуть – а делов-то на грош!

– Ну да, – говорю. – Конечно. Трепись больше. Сказки это всё.

А он весь скривился на сторону и цедит сквозь зубы:

– Раз сказки, то вот же и не видать тебе лоции как своих ушей! Все вы тут, шибко грамотные, меня норовите идиотом выставить, а маршрут на той лоции, между прочим, сам Даргон отмечал. Слыхал про такого когда-нибудь?

– Че-го?! – говорю.

Интересненько. Про Даргона мне ещё мамуля в детстве рассказывала, бывало. Да про него все, наверное, слышали – звездолёт у него, действительно, был хорош, да и сам он был не плох, если помните. И вот сказал, значит, это Виви, а сам встал и попёрся к выходу, нос в потолок – я, мол, ему никто, ничто и звать никак. И, до кучи, смотреть на меня противно.

Первая мысль была – пусть катится колбаской, чего на сумасшедших внимание обращать. Но вторая – интересно всё-таки.

– Да ладно тебе! – кричу, – кончай выкаблучиваться! Я ж не со зла, а так. Не дорубил просто. Покажи лоцию?

– Ну-ну, – говорит. – Прощаю на первый раз.

Ух, и доволен же он был, поганец такой!

Дискетку с лоцией я забрал у него. Охота была проверить, правда ли хотя бы, что это Даргонова рука. Я хотел у Змея спросить. Я тогда в стае Змея летал – стремноватый был тип, и на вид, и вообще, но умный и дошлый, как десять человек зараз. Адмирал божьей милостью – в бою с ним ни один компьютер не тягался, мозги у него круче любой машины работали и на порядок быстрее.

В чудной свой кораблик он никого не пускал: там у него для любого человека слишком тёпленько, как у них, у змеиной породы, на планете – сам блаженствует, а грешный антропоид и испечься может. И ещё он себе генератор жёсткого излучения завёл для полного кайфа. Так что вряд ли нашлись бы желающие угонять его несреднюю машину, чтобы самим пользоваться: себе дороже.

А вне своего корабля он, бедняга, всё время зяб и дремал – так мы ему устроили в штабе специальное место: поставили глубокое кресло с подогревом изнутри, а над ним приспособили кварцевую лампу локального действия. Любили Змея ребята – ну и жалели, что мерзнет, да и потом – по делу совсем не выгодно, что он тормозит с таким-то своим умищем. Ну, такое условие ему маленько облегчило жизнь – и сидел наш Змей теперь там целыми днями, и руководил оттуда же, в случае чего.

Когда я к нему подошёл, он голову поднял и уставился на меня своими глазищами.

Я ему изложил. Вообще-то эти, змеиная порода, глухие, по-человечески не слышат, только как-то хитро, по-своему, ушей у них и то нет, но Змей любил, чтоб люди ему словами излагали. Так ему легче мысль ухватить. А то он, бывало, всё жаловался, что люди сумбурно думают. Приходится в их мозги по макушку зарываться, чтобы понимать начать – запаришься, пока дойдёшь до сути.

Я рассказываю – а Змей грабку свою чешуйчатую протянул, взял дискетку и вертит-рассматривает.

– Ну что, – говорю, – похоже на правду, или как?

И он, как водится, свой ответ прямо внутрь головы впечатывает, но человеческим голосом.

– Виви летал с Даргоном. Это я знаю точно. Дискетка похожа на дискетки Даргона – оформлена так же, вот его личный значок – но что там внутри, я же не в курсе. Всё возможно. А насчёт пирита я не слыхал. Но звездолёт у Даргона был очень хороший.

– А если, – говорю, – мы с тобой просмотрим лоцию? Сможешь узнать тогда?

– Да, – отвечает. – Мне документы Даргона приходилось видеть. Почерк у него характерный.

Похоже, это дело здорово Змея зацепило, потому что он сполз со своего кресла и потащился по холоду в информационный центр проверять. А когда посмотрел, то выдал уж совершенно уверенно:

– И дискетка – его, Снайк, и лоция – его. Но про этот мир я ничего не слыхал.

– Хочешь посмотреть со мной? – говорю.

Морда лица у Змея неподвижная была, как у них у всех, но он как-то внутри себя умел улыбаться, когда хотел. И я почуял, что он улыбается.

– У меня тоже хороший звездолёт, Снайк.

У них, у змеиной породы, на это свои взгляды.

Я ведь тогда как рассуждал: что, в сущности, там может случиться такого, что мне, всему из себя орлу Простора, сильно повредит? Ничего там особенного нет. Судя по лоции – а Даргон, аккуратник, даже вид с орбиты туда загнал на всякий пожарный, чтоб, значит, было под руками – там и электричества-то не знают. Тёмная сторона не светится. Понятия не имею, как местные жители, если там кто-то живёт, конечно, используют свой хвалёный пирит. Печку им топят, может быть. Короче говоря, в сущности, делать там нечего. Раздобуду себе пирита и вернусь. Делов-то на пару месяцев. Вроде прогулки получается. Развлекалово.

Самоуверенный болван был, и говорить нечего.

Пока я свои крылышки готовил, Виви так вокруг меня и увивался. С ужасно серьёзным видом излагал, что знал.

– Даргон, – говорит, – наземную карту не составлял. На словах рассказывал. Свой этот мир называл – "Мангра". Говорил, бывало, что всё там совершенно ненормальное: и устройство ненормальное, и физические законы ненормальные, а уж жители, те такие ненормальные, что по всей Галактике ничего более сумасшедшего днём с фонарём не сыщешь.

– Погоди, – говорю. – Чего-чего? То есть, как это: ненормальные физические законы? Яблоки, что ли, с деревьев вверх падают? Или это камень у них там жидкий, а вода твёрдая?

– А понятия не имею, – говорит. И хихикает. – За что купил, за то и продаю. Сам-то я не видел, где мне видеть. Я, понимаешь, только слышал. А это вроде как не одно и то же.

Я только башкой потряс, чтобы повытряхивать лишнее.

– Ну ладно, – говорю. – А что ещё твой Даргон насочинял? Жители там есть? Разумные?

– Полно, – отвечает. – Надоедят ещё.

– Гуманоиды? – спрашиваю.

– У-тю-тю! – говорит. Издевается, плесень. – Разные есть.

– То есть? – говорю. – Разные – это как? Туда что, инопланетяне какие-нибудь переселялись?

– Да нет, – говорит. – Зачем же, к примеру, инопланетяне? Самые что ни на есть доморощенные. И кстати: Даргон, бывало, говорил, что на звездолёте туда лучше не приземляться. Лучше взять авиетку, – а то они там всё воруют, сволочи.

– В смысле? – говорю, а сам уже чуток шалею. – Вот эти самые неандертальцы, которые электрической лампочки в глаза не видели, воруют звездолёты?! А Даргон, он как был, в себе?

– Ну, – говорит. – Дай, господи, нам с тобой быть настолько в себе. И он рассказывал, что там чему угодно умеют приделать ноги. Так что, имей в виду, деточка.

–Дык, – говорю, – поимею.

Вот такой у нас вышел разговор.

А Мангра эта самая от Мейны чёрт знает как далека, но поскольку для пространственных прыжков это ровно ничего не значит, тем более что Даргон рассчитал, где начинать прыжок, а где закончить – так мне на это расстояние было начхать.

У меня и в голове не было, что мне может понадобиться помощь и всякое такое дело. Я был вооружённый до зубов и крутой до невозможности. И я туда отправился.

***

Пока я туда добирался, на Мейне, может быть, месяцев пять прошло, а по звездолётному кривому времени – меньше недели.

Мир этот, Мангра, с орбиты в натуре хорошо выглядел, прямо не хуже чем в записи: такой он был голубой и зелёный и сверкал себе на чёрном космическом фоне, как аквамариновая бусина в подарочной коробке на бархате. Отличался, в общем, от большинства планет, с которыми нам профессионально приходится дело иметь.

Ну, я звездолёт оставил на орбите, уж постарался принять меры, чтобы он никуда не делся, а сам взял авиетку. Была у меня такая, знаете, маленькая, удобная авиеточка лавийская, четырёхместная, с гравитационными двигателями. И я спустился на поверхность планеты, туда, где мне показалось тепло и зелено.

Выглядело это место, я скажу, просто здорово. Вроде как в тех самых мифах про Рай, Эдем, Валгаллу или ещё какой приятный уголок, куда попадают праведные души, когда тело, что до них относилось, кони двинет. Я, признаться, думал, что попасть в подобный край мне ни при жизни, ни после смерти не светит – так что приятно удивился.

Там рос такой лес, как парк. Солнышко – жёлтый карлик очаровательной светимости – сияет в небесах с глянцевой открыточки, тучки ватные плывут. Внизу, у больших деревьев, такой рисунок на коре, будто кто специально вырезал, и листья широкие и лакированные, самого качественного тёмно-зелёного цвета, удобные, как тот фирменный зонтик. Тенисто. Между листьями – цветики, видом вроде фонариков, даже чуточку светятся, белые, как молочный крем, и пахнут совершенно так же.

Под деревьями травка растёт, мяконькая, коврик ковриком, а на ней, кое-где – для красоты, надо думать – сложены замшелые валуны: из трещин пробиваются вьюнки с розовыми цветами и листиками сердечком. Воздух съедобный и вкусный, о скафандре думать неохота, а ветерок такой, будто его часами настраивали для создания того самого комфорта. И птички поют во всех мыслимых диапазонах, и даже возникает мысль, что всё прочее им подпевает.

И я от вида всей этой прелести ошалел, вроде мартышки в концертном зале, а от запахов и восьмидесяти процентов кислорода в здешней атмосфере просто зашатался, как обкурившийся. Чувствую, что морда сама по себе расплывается в улыбочку – жизнь, мол, прекрасна и удивительна. Сомнительное местечко. Как говорил, бывало, мой первый шкипер, слишком красивенько – будь осторожен.

И точно: вдруг слышу – человек смеётся. Где-то у меня над головой. Первая мысль, натурально, что это просто похожий звук, но, с другой стороны, уж больно выразительный смешок. И я начинаю всматриваться.

Их там обрисовалось человек восемь-десять. Они сидели на деревьях и высовывали из ветвей свои личики. И я их про себя обозвал мангровскими эльфятами, потому что имелось выраженное сходство, на мой взгляд. Читал я в детстве сказочки – ну вот один в один явление.

В веночках из цветочков на златых кудрях. А кудри плавно колышутся в воздухе, как в воде. В каких-то блестящих побрякушках на запястьях и шейках, и на глаз – так золото и бриллианты. А на этих детках выглядит ни капельки не шикарно – меркнет от их собственной неземной красы, надо полагать. И рубашечки из чего-то мягкого и шёлкового тоже выглядят рогожкой рядом с их собственными нежными рожицами. Рожицы высокого класса. Розовые и гладенькие, и на каждом личике – веснушки ростом с горошину, самого яркого золотого цвета. А глазки огромные, синенькие и ясные. И чертовски умненькие. И хитрые.

Короче говоря, представьте себе очень ушлых ангелочков, которые вас из листвы разглядывают и хихикают.

И одна девочка, хорошенькая, как ваш любимый эротический сон, только гораздо приличнее, свешивается пониже и говорит:

– О великий воин! Мы видели, как ты спустился с небес на нашу ничтожную землю, и теперь интересуемся узнать: божество ты или смертный?

А голосок у неё, как флейта. И выдаёт она эту тираду на церемониальном языке моей далекой родины – а дешифратор у меня выключен и не нужен ни зачем. И у меня отвисает нижняя челюсть, да так, что ушибает пальцы нижних конечностей, и я решительно не могу сообразить, что на такую изысканную речь ответить.

В это время мальчик с другого дерева – примерно такое же существо, если не всматриваться в детали, тоже в цветочках и фенечках, говорит – не как флейта, но как скрипка, положим:

– Недостойное создание, не смей обижать сына великих небес, обращаясь к нему своими грешными устами! Ты что, не видишь, что он погружён в раздумья, несчастная?!

И, между прочим, это тоже – на отличном йтэн, лучше, чем я сам говорю. Я-то светского этикета не знаю, папашка пират был, мамуля – маркитантка, у кого обучаться...

А остальные как прыснут – серебряными иголками в уши:

– Ах, как ты божественно прекрасен, сын небес!

– Что красота – как ты возвышенно мудр!

– О, сколь могучи твои железные крылья!

– Прости нам нашу неслыханную дерзость – мы умираем от ужаса!

И тут до меня дошло: эти хорошенькие сволочи просто надо мной издеваются.

Им, мерзавцам таким, на самом деле не только не страшно, но даже не удивительно. Никакой я им не сын неба – просто болван, который впёрся в их владения и таращится, отвесив хлебальник – людей никогда не видел.

– Да ладно уже, – говорю тогда, – развлекаться-то! Человек тут первый раз, а вы уже и лезете с вашими насмешками! Ни стыда, – говорю, – ни совести...

Это им ужасно понравилось, они прямо закатились там у себя на деревьях.

А та первая девочка отсмеялась и говорит:

– Ну и зачем же ты, воин звёзд, посетил нашу землю?

– Вашу Мангру? – спрашиваю.

– Нет, – говорит. – Наш Поющий Лес.

– Честно? – говорю. – Случайно. Я тут ищу кое-что, ну и приземлился в вашем лесу наугад.

Они вроде бы заинтересовались даже больше, чем я мог рассчитывать.

– Что ж ты ищешь? – спрашивает один в голубых шелках.

– Ну, как вам сказать, – говорю. – Вроде как такую вещь, которая двигает машины.

А они как давай корчить брезгливые гримаски!

– Машины? Это такие грубые, тяжёлые и вонючие?

– Какая бяка! Фу! И зачем это, спрашивается, их куда-то двигать?

– И ты вот это ищешь у нас? А ты, оказывается, нехороший, небесный воин...

– А что, – спрашиваю, – собственно, в машинах плохого?

А та первая девочка сморщила носик и говорит:

– А что хорошего? Неестественно, гадко и грязно.

– А как же, – говорю, – железные крылья? Ведь круто же, а?

Вот тут они по-настоящему развеселились. Все их прежние хихиксы просто в счёт не идут. Они повизгивали, и стонали, и вытирали слёзки, а когда вдосталь наразвлекались, спустились вниз со своих деревьев.

Красивое было зрелище и странное. Вроде перышек, если их бросить с высоты: медленно так спланировали, только волосы волной разлетелись и рубашечки раздулись, как парашютики. И на землю не встали, а вроде как дотянулись до неё кончиками пальцев – у всех босые ножки, зуб даю, лучшие ножки в нашей части галактики. Совсем игрушечки.

В общем, сущее кино. Но нарисовать-то, дело ясное, что угодно можно – а тут всё наяву! И я ещё подумал: сколько ж весит такая лапусечка? Положим, рост у них не богатырский – но всё-таки? Ведь живое же тело!

А они тем временем окружили мою авиетку и комментируют:

– Как внушительно! Почти божественно!

– Н-да-с, совершенная техника...

– Удивительно просто: неужели такая ко-онструкция – и вдруг летает?!

– А давайте её сталкивать! Со скалы, например? Бабах!

– Хватит уже! – говорю. – Давайте вас сталкивать! Вы ведь сами сверху вниз летаете!

А они – хи-хи-хи – и врассыпную! Как связка воздушных шариков с гелием внутри, если верёвочка лопнет. И до меня дошло, что не весят они абсолютно ничего.

Я одного, что подвернулся, в лиловых цветах, поймал за ножку. Крохотная тёплая ножка – и тянет вверх, как тот самый шарик на ниточке, легонько, но ощутимо. А владелец как брыкнётся!

– Свободу летающему люду! – кричит. – Помогите, охотятся!

Похоже, они дружно решили, что развлекалово продолжается.

Я всех их девочек переподнимал – будь у меня такая подруга, на руках бы её всю жизнь носил, честное слово! Одно удовольствие. Они свой вес меняют, как захотят – и когда им летать не надо, делаются, как маленькие птахи. Будто одну одёжку в руках держишь. Что они с законом тяготения вытворяют – я так и не понял. Я их серьёзно спрашиваю, а они издеваются в своём стиле:

– Бабочек едим.

– Не слушай её, всё по-другому: берёшь ветер, только несильный, обвязываешь шарфиком...

– Всё враньё, слушай меня: тут самое главное – ни о чём не думать. От мыслей голова перевешивает...

– Слушайте, трепачи, – говорю, – скажите лучше, где вы так насобачились говорить по-нашему?

– Мы, – хохочут, – дорогуша, вообще всё знаем!

– И как только, – говорю, – у вас головы не перевешивают? Ну ладно. Если всё знаете, тогда где взять пирит?

– А это минерал? Тогда под землёй. А если под землёй – значит, в подземельях ищи. Пусть тебе хозяева подземелий сами покажут.

– А где, – спрашиваю, – те подземелья?

– Вот сейчас и выкопаем, – говорят. – Только бы ты улыбался.

Поди получи от них серьёзную информацию!