Текст книги "История русской Церкви. Том 5"

Автор книги: Макарий Митрополит (Булгаков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Из числа грамот, пожалованных тогда нашими князьями митрополитам и епископам, известны ныне в печати только четыре, которые притом относятся все уже к XV в.: одна митрополиту Киприану, две митрополиту Фотию и одна митрополиту Исидору. Впрочем, известно еще содержание шести грамот (1303-1390), данных Рязанским владыкам местными князьями, но самые грамоты не изданы. А по содержанию они совершенно похожи на жалованные грамоты митрополитам и монастырям, которые мы сейчас будем рассматривать 51.

Грамота, данная в 1404 г. великим князем Василием Дмитриевичем митрополиту Киприану, составлена князем вместе с самим Киприаном по их обоюдному согласию и касается трех предметов: владений митрополита, церковных даней и белого духовенства 52. В первой части, самой обширной, сначала говорится о двух селах (Лухе и Сенеге), которые прежде были оспариваемы и даже несправедливо отнимаемы у митрополита и которые теперь князь признает за ним 53; потом упоминаются вообще "села митрополичи", тянувшие издавна, еще до Алексия митрополита и при нем, к митрополиту, наконец, села двух владимирских монастырей – Константиновского и Борисоглебского, непосредственно зависевших от митрополита. Жители всех этих сел а) освобождаются от разных податей и повинностей князю и обязуются нести то и другое для митрополита; б) освобождаются от суда княжеского или светского и подчиняются суду митрополита или назначенных им властей, а в монастырских селах суду игуменов. Но, освобождая от своих податей и повинностей митрополичьих людей и села, великий князь требовал, чтобы и они а) вносили ему дань по его оброчной грамоте в те годы, когда самому ему придется платить "выход", или подать, в Орду; б) участвовали в ямской повинности, поставляли подводы по старине в шестой день; в) не платили торговой пошлины (тамги) только тогда, как будут продавать свое, а платили ее, когда кто-либо из них будет торговать прикупом, и чтобы, г) наконец, когда князь начнет с кем воину, в ней участвовали и бояре, и слуги митрополичьи под воеводою митрополичьим, а под стягом самого великого князя. Равным образом, освобождая вообще митрополичьих людей от своего суда, князь, однако ж, присовокупил: а) в случае сместного суда, т.е. когда из двух тяжущихся один будет митрополичий человек, а другой – княжеский и их будут судить митрополичьи судьи вместе с княжескими, прибытки с суда делить пополам; б) если какой-либо человек великого князя ударит челом на игумена, или попа, или чернеца, а митрополита не случится тогда в великом княжении вследствие объезда митрополии, то судить их великому князю; в) если, наконец, кто ударит челом великому князю на митрополича наместника, или десятинника, или волостеля, то судить их самому великому князю. Таким образом, Василий Димитриевич московский несколько поограничил те права и льготы, какие предоставлялись ханскими ярлыками не только духовенству, но и церковным и митрополичьим людям, хотя эти ограничения были почти нечувствительны для самого митрополита и сделаны с его согласия. Во второй части грамоты относительно церковных даней постановлено: сборного для митрополита взимать с каждой церкви по шести алтын, да "заезда" при обозрении им епархии по три деньги, а больше того не брать ничего; десятиннику же, как сядет на десятину, взимать пошлины "за въездное, и за рожественное, и за петровское" по шести алтын, а больше не брать ничего 54; взимать сборное для митрополита о Рождестве Христово, а десятиннику свои пошлины – о Петрове дне. Соборные церкви по городам, которые не давали сборного при митрополитах Феогносте и Алексии, не должны давать и теперь. Это становление, судя уже по тому, как оно выражено, по всей вероятности, было вызвано какими-либо злоупотреблениями. Наконец, в последней части грамоты великий князь говорит: "Слуг моих и моих данных людей в диаконы и в попы митрополиту не ставить. А если какой попович, хотя бы он был записан в мою службу, захочет ставиться в попы или диаконы, ино ему вольно ставиться. Тот попович, который живет у отца и ест отцов хлеб, есть митрополич; а который отделился от отца, живет собою и ест свой хлеб, тот мой – великого князя". Такое разделение поповичей между ведомствами духовным и гражданским мы видели уже в ханских ярлыках. Остается заметить, что вся эта грамота, данная московским князем митрополиту, могла иметь полную силу только в областях великого княжения и простиралась лишь на те митрополичьи вотчины, которые находились в уездах Владимирском и Московском, но не могла простираться на вотчины митрополита, бывшие в пределах киевских или вообще юго-западных.

Обе грамоты того же великого князя митрополиту Фотию имеют предметом своим исключительно владения митрополита. В первой из них (1421) князь дозволяет Фотию купить деревню Яновльскую, с тем чтобы деревня эта, доселе тянувшая судом и всеми пошлинами к волости Тальше, тянула впредь судом и всеми пошлинами к митрополиту, кроме дани княжеской (вероятно, ордынской) и яма. Митрополиту дается вместе право перезывать в свою деревню для поселения сторонних людей, но не из той же волости и вообще не из великого княжения, а из иных княжений, и эти пришлые люди освобождаются со времени переселения на десять лет даже от дани князю и от яма, а по истечении десяти лет обязуются отбывать эту дань и ямскую повинность по силе. Во второй грамоте (1425) подобную привилегию дает князь митрополиту на два другие его села – Андреевское и Мартемьяновское: старожильцы, поселившиеся в этих селах освобождаются от всякой княжеской дани и повинности на пять лет, а те, кого перезовет к себе митрополит из иных княжений, но не из великого, на пятнадцать лет. Светские судьи не вмешиваются в тех селах ни во что, кроме душегубства; а ведает и судит те села митрополит или кому прикажет. В случае сместного суда в нем участвуют и митрополичьи, и светские судьи; но прав ли или виноват окажется митрополичий человек, с него ничего не берут судьи светские, а ведает его судья митрополичий. Только татя и разбойника оба судьи казнят совокупно. За нарушение этой грамоты князь угрожает своим наказанием и говорит, что он ее не изменит 55.

Грамота митрополиту Исидору, данная киевским князем Александром Владимировичем, касается киевских имений митрополита, и хотя сама относится уже к 1441 г., но указывает на порядок дел, существовавший издавна. Князь именно говорит, что дает по-старому святой Софии – церкви Божией – и митрополиту все, что издавна принадлежало митрополии, а также при Фотии митрополите, – все села и волости, с даньми и со всеми доходами, равно земли и воды, с бортами и со всеми пошлинами, с людьми и с озерами, которые издавна пожертвованы в церковь Божию на помин души великими благоверными князьями и княгинями, боярами и боярынями и другими именитыми людьми. Во все эти церковные вотчины, их доходы и пошлины не должны вступаться ни воеводы, ни тиуны князя, а все то держит и ведает митрополит Киевский, как держали из старины первые митрополиты. Только половину осмьничного (торговой пошлины, взимавшейся с цены товаров) давать митрополиту, а другую половину брать на князя. Также люди митрополичьи должны помогать в побор и в отбывании подвод, по старине. Да еще когда нужно будет делать город (вероятно, городскую ограду), то митрополичьи люди софийские заделывали бы свое место, которое делывали из старины. Кроме того, князь предоставил митрополиту пошлину – мыто конское у святых Флора и Лавра, вероятно церкви киевской. В случае отъезда митрополита всеми его имениями заведует его наместник. Когда случится суд сместный, то в митрополича человека, окажется ли он правым или виноватым, не вступается судья княжеский, а в человека княжеского – судья митрополичий; но пусть тот и другой ведают только своих в правде и в вине. За нарушение грамоты князь угрожает великим наказанием 56.

Жалованных грамот нашим монастырям сохранилось очень довольно (напечатано до 50). Большая часть из них относится к 1-й половине XV в. и едва одна четверть – к XIV в., преимущественно ко 2-й его половине; но в некоторых из этих последних утверждаются грамоты, данные еще в конце XIII и начале XIV столетия 57 . Все эти грамоты излагают права, предоставлявшиеся монастырям почти исключительно на их недвижимые имущества (о немногих других правах, излагавшихся в грамотах, сказано будет после) и часто, как по содержанию, так и по форме, весьма сходны между собою, равно и с подобными же грамотами митрополитам, только что нами рассмотренными. Различаются же грамоты тем, что в одних предоставлялось монастырям менее прав по отношению к их недвижимым имуществам, в других более или одни и те же права в одних излагаются короче, в других подробнее и обстоятельнее, а еще тем, что самые права в одних грамотах предоставлялись монастырями в меньшем размере, с значительными ограничениями, в других – в большем размере, в третьих – без всяких ограничений. Права эти были следующие:

1. Право владеть недвижимыми имуществами и, в частности, землями, ненаселенными и населенными. Оно выражалось а) в тех грамотах, в которых князья разрешали монастырям покупать земли и принимать от жертвователей, а также покупать людей для заселения своих земель 58, и – б) в тех грамотах, где князья заявляли, что сами дарят тому или другому монастырю разные угодья: луга, острова, озера, реки с рыбными и бобровыми ловлями или пустоши и села с хлебом, скотом, нивами и прочее, или даже села и деревни с людьми, в них живущими 59. Это же право естественно предполагалось и во всех других жалованных грамотах монастырям на их недвижимые имущества.

2. Право приглашать людей на свои земли для заселения их. Известно, что в то время наши поселяне, или свободные крестьяне, могли ежегодно "о Юрьеве дни о осеннем" переходить с одного места на другое, от одного землевладельца к другому; оттого села населенные делались иногда пустошами, а пустоши населялись. В грамотах предоставлялось монастырям перезывать на свои земли и в свои села как прежних жителей, – "тутошних старожильцев", если они еще прежде куда-либо переселились, так и людей новых, "пришлых" из чужих мест. Впрочем, относительно этих пришлых во всех грамотах делалось ограничение: каждый князь непременно требовал, чтобы монастыри перезывали к себе людей только из иных княжений – "из зарубежья", а отнюдь не из княжения самого князя, не из его вотчины, и за нарушение последнего условия некоторые князья угрожали даже строгим наказанием 60.

3. Право пользоваться оброками и вообще повинностями от своих поселян и доходами с своих владений. В некоторых грамотах князья прямо говорят, что отдают монастырям свои села со всеми пошлинами и доходами, какие прежде сами получали с тех сел. Так, в грамоте рязанского князя Олега (1356-1387) Ольгову монастырю сказано: "Дал есмь св. Богородицы дому Арестовское село с винами и с поличным, и с резанькою с шестьюдесять, и со всеми пошлинами". В грамоте нижегородской княгини Марии Спасо-Евфимиеву монастырю (1425) сказано: "Дала есми свое село Омуцкое св. Спасу в дом так, как было при моем князи и при мне, и с судом, и с татьбою, и с поличным, и с тамгою, и со всеми пошлинами". Еще яснее то же выражено в грамоте (1443) Мстиславского князя Юрия Симеоновича Онуфриевскому монастырю, где князь пишет, что отец его и сам он "подавали люди к тому монастырю с пашнями и сеножатями, и данники с данью медовою, и с бортными землями, и с серебряною данию, с бобровыми гоны, и со всими приходы, што к тым землям и пашням прислушает верно", и вслед за тем установляет: "Тые дани, и дачи, и пошлины имать на них, людех монастырских, архимандриту онофреевскому" 61. Впрочем, само собою разумеется, что если князья дарили монастырям недвижимые имущества и сами монастыри иногда покупали себе земли и людей, то не с иною целию, как с одною, чтобы пользоваться от этих земель и людей какими-либо выгодами и прибытками. А так как князья редко дарили монастырям земли вместе и людей с определенными уже оброками и повинностями, большею же частию дарили только земли, на которые сами монастыри должны были перезывать свободных людей, то в княжеских грамотах повинности монастырских поселян по отношению к монастырям вовсе не определялись. Эти повинности, по всей вероятности, определялись по взаимному соглашению и уговору монастырей и самих поселян при первоначальном переселении последних на монастырские земли и потому в разных монастырях и монастырских вотчинах могли быть неодинаковы. В чем состояли такого рода повинности монастырских поселян можем заключать из одной только грамоты, в которой об этом говорится. Когда крестьяне Константиновского митрополичьего монастыря пожаловались митрополиту Киприану на нового своего игумена, что он наряжает их "не по пошлине", тогда Киприан велел спросить прежнего игумена, который случился в Москве, и этот последний дал следующее показание: "При моем игуменстве так было в святом Констянтине: болшим людем из монастырских сел церковь наряжати, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, и гумнов жеребей весь рольи орать взгоном, и сеяти, и пожати, и свезти, сено косити десятинами и в двор ввезти, ез бити, и вешней, и зимней, сады оплетать, на невод ходити, пруды прудить, на бобры им в осенине пойти, а истоки им забивати; а на Велик день и на Петров день приходят к игумену, что у кого в руках; а пешеходцем из сел к празднику рожь молотити и хлебы печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотити; а лен дасть игумен в села, и они прядут, сежи и дели неводные наряжают; а дают из сел все люди на праздник яловицу (но одинова ми, господине, добили челом, а не в пошлину, треми бараны, и яз их пожаловал за яловицу, занеже ми была не надобе яловица, а по пошлине по старой всегды ходит яловица на праздник); а в которое село приедет игумен в братшину, и сыпцы дают по зобне овса конем игуменовым". Владимирские бояре подтвердили справедливость этого показания, и Киприан заповедал "христианом монастырским ходить по прежней пошлине" 62. Подобные же оброки и повинности могли отбывать поселяне и в вотчинах других монастырей. Во всяком случае надобно думать, что повинности монастырских поселян были вообще легче казенных или общественных повинностей, какие несли они прежде: под этим только условием они и могли соглашаться покидать прежние свои жилища и переходить на монастырские земли.

4. Право тарханное, освобождавшее монастырских поселян и владения от оброков и повинностей казенных или княжеских 63. Вольные крестьяне, жившие на государственных землях, обыкновенно тянули тогда своими повинностями к ближайшему городу или волости и вносили подати княжеским наместникам, волостелям, тиунам и другим чиновникам. Эти подати и повинности, от которых освобождались монастырские крестьяне, были весьма многочисленны и разнообразны, судя по некоторым тарханным грамотам. Вот что говорил, например, звенигородский князь Юрий Дмитриевич в своей грамоте Савво-Сторожевскому монастырю (1404) о монастырских землях и людях в Рузском уезде: "Которыи люди имуть жити на тех землях монастырских, и тем людем не надобе моя дань, ни ям, ни подводы, ни мыт, ни тамга, ни писчея белка, ни осмьничий, ни костки, ни явка, ни иная которая пошлина, ни города не делают, ни двора моего не ставят, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, тако ж ни к сотцкому, ни к дворскому, ни к десятскому, с тяглыми людми не тянут ни в которые проторы и в размет, ни в иныи в которыи пошлины. А наместницы мои звенигородцкии, и волостели звенигородцкии, и рузскии мои наместники, и волостели мои рузскии, и их тиуни, на тех хрестьянех на монастырских кормов своих не емлют, ни всылают к ним ни по что, а праветщики и доводщики поборов не берут, ни въежщают" 64. Тогда как в одних грамотах монастырские люди и имущества освобождались вообще от казенных податей и повинностей, другими грамотами освобождались они от каких-либо частных пошлин и повинностей: запрещалось, например, брать пошлины с монастырских старцев и бельцов, посылаемых на ватагу или на иную какую-либо службу; с монастырских возов и людей, отправляемых с товарами 65; за клеймение лошадей, покупаемых и продаваемых монастырскими крестьянами, для его позволялось иногда монастырям иметь свое клеймо или пятно 66; или повелевалось, чтобы княжеские наместники, воеводы и другие ездоки не ездили мимо монастыря и через монастырское село "непошлою дорогою", чтобы не останавливались близ монастыря, не ставились у монастырских крестьян, не брали с них проездных кормов и никаких поборов 67. Впрочем, по отношению к тарханному праву, предоставлявшемуся монастырям с их вотчинами, жалованные грамоты князей довольно различны между собою.

а) В одних грамотах все крестьяне, как жившие уже на монастырских землях, так и имевшие на них поселиться, освобождались от всех казенных податей или навсегда, или бессрочно. Таковы вообще грамоты XIV в., за исключением одной, доселе сохранившиеся 68. Таковы же немногие и из грамот XV в., и преимущественно те, которые давали князья, когда сами от себя жертвовали монастырю людей и села 69. В этом случае, очевидно, тарханные грамоты наших князей были совершенно сходны с ярлыками ханскими, освобождавшими церковных людей от всех вообще оброков.

б) В других грамотах и монастырские крестьяне обязывались взносить князю какую-либо дань, отбывать какую-либо повинность, хотя незначительную. Ярославский князь Василий Давидович (? 1345), освобождая людей Спасского монастыря от всех податей, определил, однако ж, чтобы они давали ему "на год два рубли". Углицкий князь Андрей Владимирович положил (1414), чтобы с одного села Троицкого Сергиева монастыря взносим был оброк княжескому сотнику "по три четверти" два раза в год, на Юрьев день, весенний и осенний. Другой князь углицкий Димитрий Юрьевич (1434-1447) поставлял в обязательство тому же монастырю, чтобы с его сел и деревень, находившихся в Углицком княжении, доставлялся ежегодный оброк в княжескую казну "по три рубли" на Рождество Христово, и еще, чтобы монастырские крестьяне участвовали вместе с другими в том деле, "коли учнут город рубити" 70. В большей же части своих жалованных грамот князья выговаривали себе с монастырских крестьян только одну "дань", предназначавшуюся в Орду, и это выражали так: "А коли придет моя дань князя великаго, и архимандрит (в друг. – игумен) за них (монастырских людей) сам платит мою дань по силе (в друг. – по силам)"; или: "Придет к нам коли из Орды посол силен, а не мочно будет его опровадити, ино тогды архимандрит с тех сирот пособит в ту тяготу, с половника даст по десятку кунами"; или еще: "А придет моя дань великого князя неминучая, и игуменья сама сберет дань с тых людей да пришлет к моей казне" 71. Очень вероятно, что некоторые князья обязывали еще монастырских крестьян отбывать ямскую повинность 72. О других каких-либо оброках князю, кроме нами исчисленных, в тогдашних грамотах монастырям не упоминается.

в) Впрочем, и от этих немногих повинностей для князя освобождались монастырские люди, когда они вновь селились на монастырских землях или монастырских селах, хотя освобождались только на определенный срок. Срок назначался различный и обыкновенно один для тутошних старожильцев, которые вновь возвращались на свои прежние места или в села, когда-то ими покинутые, а другой для людей, пришлых из иных мест и княжений и для людей, купленных монастырем. Для старожильцев срок бывал в два, три года, редко в пять лет: для людей пришлых и купленных большею частию простирался на десять лет и только в одной грамоте – на двадцать, а в двух – на три года 73. По окончании же положенного срока и вновь поселившиеся на монастырских землях крестьяне должны были нести тот же оброк князю, какой несли прежние монастырские люди, издавна жившие на тех землях. Князья выражали это: "А как отсидят те люди пришлые урочные лета, и они потянут в дань с монастырскими людьми по силам"; или: "Отсидят его (монастыря) люди урочные лета, и они потянут в мою дань по силе" 74. В двух только грамотах пришлые, с самого своего переселения в монастырские села, обязывались участвовать в небольшом оброке князю наравне с прежними монастырскими людьми старожильцами 75.

5. Право суда над своими монастырскимилюдьми и неподсудимости этих последних судам гражданским. В первом отношении жалованные грамоты монастырям совершенно согласны между собою и обыкновенно выражаются: "А ведает свои люди игумен (или архимандрит) сам во всех делех и судит сам во всем или кому прикажет" 76. В последнем отношении, т.е. в отношении неподсудимости монастырских людей гражданским властям, грамоты разнятся между собою. В одних, впрочем очень немногих, говорится вообще, что монастырские люди не подлежат гражданским судам во всех своих делах, а потому князь повелевает: "Волостели мои и их тиуны не всылают к тем людям ни по что, ни судят их ни в чем, и доводчики их поборов не берут, а судит свои люди игумен сам или кому прикажет" 77. В других грамотах подчиняются и люди монастырские в некоторых своих делах судам гражданским, и мы читаем слова того или другого князя: "А наместницы мои, и волостели, и тиуны тех людей не судят ни в чем, опричь душегубства", или: "Опроче одного душегубства" 78, или: "Оприче душегубства и разбоя с поличным" 79, или еще: "Опроче татбы, и разбоя, и душегубства" 80. Есть, наконец, грамоты, которые даже в татьбе, иногда в татьбе и разбое, иногда вместе и в душегубстве предоставляли монастырских людей не гражданской, а одной монастырской власти, если только эти преступления совершались между самими монастырскими людьми и не выходили из их круга. В таких грамотах писалось: "Учинится татба меж их сирот монастырских, а то ведает игумен или его приказщик". Или: "А в разбое и в татбе их бояря мои не судят". И еще: "А будет в тех людех монастырских татба с поличным, или разбой, или душегубство, и игуменья судит те люди сама…" "А что ея учинет или разбой, или душегубство, или татба, который суд ино будет межи монастырских людей, судит их и дворян дает монастырский тивун один, а нашим судьям не надобе ничто" 81. Кроме того, в большей части жалованных грамот говорится о сместном суде, который назначался, когда монастырские люди имели дело с людьми не монастырскими, а городскими или волостными. Этот суд производили вместе судьи монастырский и гражданский, а исполнение приговора над каждым из тяжущихся предоставлялось только тому из судей, кому был подчинен тот или другой: "А будет суд сместной моим людем с монастырскими людми, и наместницы мои или их тиуни с игуменом или его приказщиком, судят: и будет прав или виноват волостной человек, ино ведают его наместницы или их тиуни в правде и в вине, а игумен или его приказщик не вступается; а будет прав или виноват монастырьский человек, ино ведает игумен или его приказник и в правде, и в вине, а наместницы мои и их тиуни не вступаются в монастырьскаго человека, ни в праваго, ни в виноватаго" 82. Надобно заметить, что освобождение монастырских крестьян от светского суда и подчинение их суду своих игуменов и архимандритов было выгодно и для крестьян, и для монастырей. Первые, как видно из самих жалованных грамот, вместе с тем освобождались от неприятных наездов в их села светских чиновников и судей, от кормов для них и от разных с их стороны обременительных поборов и притеснений. А монастыри пользовались судебными пошлинами с своих подсудимых по тогдашним законам, и это служило одним из источников для монастырских доходов.

Кроме разных прав на недвижимые имущества и вотчины, ненаселенные и населенные, князья давали иногда монастырям и некоторые другие права и льготы. В одной грамоте (после 1420 г.) пожалована была Лаврашевскому монастырю десятина из села Туреца, находившегося в Новгородско-Литовском округе; в другой – монастырю Ольгову предоставлены были князем мытные и побережные (бравшиеся с судов, пристававших к берегу) пошлины, собиравшиеся в Рязани 83. В двух грамотах Отрочу монастырю вместе с монастырями, к нему приписными, освобождались от всех казенных податей и гражданского суда не только монастырские крестьяне, но еще прежде сами монашествующие: архимандрит, игумены, священноиноки и все прочие черноризцы и послушники, что в других грамотах, конечно, предполагалось необходимо, но не выражалось прямо 84. Наконец, в двух грамотах, данных в Литовском крае монастырям полоцкому Предтеченскому (ок. 1399 г.) и мстиславскому Онуфриевскому (1443), монастыри эти освобождались от всяких пошлин и от подсудимости не только светским властям, но и епархиальному своему архиерею и митрополиту; а онуфриевского архимандрита даже в духовных делах князь хотел судить сам вместе со владыкою. Оба эти монастыря были княжеские 85.

Все жалованные грамоты наших князей как святителям, так и монастырям, без всякого сомнения, имели полную силу: князья давали грамоты только на те земли и вотчины, какие находились в их владениях и куда простиралась их княжеская власть. Сами князья, конечно, могли изменять и отменять свои грамоты; но в предотвращение и этого они часто связывали себя собственным словом и наперед заявляли в грамотах, что ту или другую из них не изменят никогда 86. По смерти князей преемники их могли также нарушать их жалованные грамоты, и потому монастыри старались испрашивать подтверждения прежним грамотам у новых князей 87. А пока сами были живы, князья прямо угрожали всем за нарушение своих грамот наказанием и иногда определенным денежным штрафом 88.

Какими побуждениями и соображениями водились наши князья, когда жаловали духовенству, в особенности монастырям, свои грамоты на недвижимые имущества? Прежде всего, разумеется, тут действовало чувство религиозное: любовь к вере, уважение к пастырям Церкви, и особенно к инокам, надежда на их молитвы и ходатайство пред Богом. Князья часто начинают свои грамоты словами: "Се аз пожаловал есмь (такой-то монастырь) Бога деля и святаго деля Юрья"; или: "Святыя деля Троицы"; или: "Святаго деля Спаса и святаго деля Благовещенья"; или: "Святыя деля Богородицы…" "Пречистыя ради милости и честнаго Ея Рождества" и подобное 89. В других грамотах князья говорят, что пожаловали свои села и грамоты какому-либо монастырю "своего ради спасенья… на память преставльшимся" родственникам и "за въздоровие еще пребывающим в житии"; или выражаются, что дали монастырю "по душе своей, на поминок своих родителей и всему своему роду" 90. В то же время князья не могли не сознавать, что надобно же как-нибудь обеспечить содержание и благосостояние духовенства и монастырей, тем более что некоторые монастыри основывали сами князья или их предки, другие основывались, по крайней мере, с их согласия, в их владениях, а к тому ж лица духовные, иерархи и настоятели монастырей часто обращались к князьям с просьбою пособить им и оградить их прежние имения. И вот князья жаловали святителям и монастырям иногда разные угодия и вотчины с грамотами на то и другое, а гораздо чаще одни грамоты на те имущества, какие они уже имели, и даже на те, какие могли иметь со временем и приобресть собственными средствами или от жертвователей. И во всех этих грамотах говорилось, что святителям и монастырям предоставляется право пользоваться доходами и оброками с своих вотчин и поселян, равно судебными пошлинами с последних. Но кроме духовенства, и в частности монастырей, которым жалованные грамоты приносили непосредственную пользу, указывая и обеспечивая им средства для содержания, грамоты не могли не сопровождаться и действительно сопровождались выгодными последствиями для самих князей, и это понять было так легко и, по всей вероятности, входило в расчеты князей. Когда князья точно приносили от себя жертву монастырям и что-либо теряли? Только тогда, когда они жаловали монастырям не одни грамоты, но вместе и собственные села с людьми и со всеми оброками, какими прежде пользовались сами. Но такие случаи были весьма редки 91. Обыкновенно князья давали монастырям грамоты на земли ненаселенные, которые иногда сами и жертвовали. В этих случаях князья не теряли почти ничего, потому что при малочисленности тогдашнего народонаселения и обширности свободных, никем не занятых земель, многие земли не приносили княжеской казне никакого дохода. Нередко князья жаловали монастырям грамоты на земли, которые были приобретены самими монастырями или подарены им другими лицами: тут уже князья ровно ничего не теряли. А всего чаще и почти всеми своими грамотами князья предоставляли святителям и монастырям только право перезывать на свои пустоши и в свои села людей сторонних, и непременно из чужих княжений: тут князья не только ничего не теряли, а решительно приобретали. Каждый князь, таким образом, приобретал себе новых подданных и, очевидно, даром; чрез них совершалась колонизация его края, увеличивалось народонаселение в его княжестве и нередко населялись и начинали обрабатываться пустыни, прежде совершенно глухие и не приносившие казне никакой выгоды. И если эти пришлые люди на первых порах освобождались князем от всех его податей и оброков, то на известный только срок. А по окончании срока и они, наряду с прочими монастырскими людьми, обязывались нести для князя некоторые повинности, хотя и немногие. Наконец, жалованные грамоты, чего также не могли не видеть князья, которые они давали святителям и монастырям, были полезны и для церковных людей или крестьян. Не говорим уже, что оброки этих людей владыкам и монастырям могли быть легче, нежели какие отбывали казенные поселяне, важно одно то обстоятельство, что владычные и монастырские крестьяне, как нами было замечено и прежде, под охраною льготных грамот, были независимы от многочисленных гражданских властей и чиновников и свободны от их частых наездов, поборов и неизбежных притеснений, ибо тогдашние власти и чины взамен жалованья от казны должны были сами собирать себе кормы с подвластных им лиц и народа. А как церковные люди, находясь в то же время под защитою ханских ярлыков, были свободны и от наездов ханских чиновников и вообще от притеснений со стороны татар, то состояние этих людей было, без сомнения, гораздо лучше, нежели всех прочих русских поселян.

Нет основания предполагать, будто все наши монастыри в монгольский период имели жалованные грамоты от князей на недвижимые имущества. Монастырей этих мы можем насчитать более 180, а грамот – едва около 50, и в числе их по две, по три и более, данных одному и тому же монастырю 92. Правда, грамоты многих других монастырей могли не дойти до нас, но это не дает нам права утверждать, что такие грамоты действительно существовали и были у всех монастырей. Вероятнее, что жалованные грамоты удостаивались получать только монастыри, почему-либо близкие князьям, находившиеся в их стольных городах и преимущественно известные по святости своих основателей и настоятелей, каковы: Троицкий Сергиев, Кириллов Белоезерский и подобные. Неосновательно также было бы думать, будто имения наших тогдашних монастырей были обширны, многолюдны и приносили им большие, даже огромные доходы. В грамотах предоставлялось монастырям перезывать к себе людей, но многие ли действительно к ним переходили и у них селились – неизвестно; предоставлялось владеть угодиями, землями и населенными вотчинами; но велики ли были эти земли, велико ли в них народонаселение – мы почти не знаем 93. Может быть, всех доходов, какие получали монастыри с своих крестьян и недвижимых имуществ, едва доставало на содержание монашествующей братии, нередко многочисленной, на поддержание монастырских зданий и храмов. И мы знаем из житий некоторых подвижников того времени, что даже в таких монастырях, как Сергия Радонежского и Кирилла Белоезерского братия, по крайней мере при жизни их, иногда нуждались в самом необходимом 94. Что ж сказать о других обителях? Нет спора, что впоследствии, по свержении ига монгольского вотчины наших монастырей постепенно умножались и увеличивались и некоторые монастыри достигли значительного богатства, но у нас речь собственно о периоде монгольском. Наконец, немало погрешил бы и тот, кто вздумал бы ставить в укор нашим тогдашним иерархам и монастырям, что они хлопотали о вотчинах и о жалованных грамотах на вотчины. Были и тогда лица в духовенстве, которые хорошо понимали, что такие хлопоты не совсем приличны духовному и особенно монашескому званию. Но что же было делать, когда других средств для содержания себя не представлялось? Известен ответ митрополита Киприана игумену Афанасию, вопросившему его об этом предмете. "Владеть инокам селами и людьми, – писал святитель, – не предано святыми отцами. Как можно отрекшемуся однажды от мира и всего мирского снова связывать себя мирскими делами, снова созидать, что разрушил, как говорит апостол, и таким образом быть преступником своих обетов? Древние святые отцы не стяжавали ни сел, ни богатства, как, например, святой Пахомий, святой Феодосии, общежития начальник, святой Герасим и многие другие святые отцы в Палестине, в горе Синайской, в Раифе и в Святой горе, которую и сам я видел. Но уже впоследствии, когда прежний порядок мало-помалу ослабел, монастыри и скиты начали владеть селами и стяжаниями. Это требует большого внимания и осторожности. Ты меня спрашивал, что тебе делать с селом, которое дал князь в монастырь? Вот мой ответ и совет: если ты с своею братиею уповаешь на Бога и доныне Бог вас пропитывает без села, да и впредь пропитает, то для чего связывать себя мирскими попечениями и вместо того, чтобы помнить о Боге и служить Ему единому, вспоминать о селах и мирских делах? Обрати внимание и на то: доколе инок свободен от всех забот мирских, он в мире со всеми мирянами, все его любят, все ему отдают честь. Когда же обяжется попечением о селах и других мирских делах, тогда откроется нужда ходить и к князьям, и к другим начальникам, посещать судебные места, защищать обижаемых, ссориться и невольно унижаться пред всяким, только чтобы не выдать своих в обиду, предпринимать великие труды и оставлять свое правило. А что еще страшнее: когда иноки начнут владеть селами и производить суд над мужчинами и женщинами, часто к ним ходить и за них хлопотать, тогда чем они будут различаться от мирян? Инокам входить в общение с женщинами и творить с ними беседы опасно. Но если бы можно было, хорошо было бы устроить так: пусть будет село близ монастыря, но инокам никогда в нем не бывать, а отдать его в заведование какому-нибудь богобоязненному мирянину, и ему заботиться о всех делах, с тем чтоб он доставлял в монастырь все готовое, жито и другие потребности. Ибо вредно инокам владеть селами и часто ходить в них" 95. Давать денежное жалованье владыкам и монастырям князья не хотели и, может быть, считали для себя трудным и даже невозможным; а наделять их участками земли и иногда населенными вотчинами находили легким для себя и необременительным. И, видя в вотчинах главнейший, если не единственный, источник для своего содержания, владыки и монастыри неизбежно должны были отстаивать их, приобретать вновь и охранять княжескими грамотами.