Текст книги "История русской Церкви. Том 5"

Автор книги: Макарий Митрополит (Булгаков)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

митрополит Макарий (Булгаков)

История русской Церкви

Том. V

Ред. Golden-Ship.ru2012

МИТРОПОЛИТ МАКАРИЙ

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ

КНИГА 3

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ В ПЕРИОД ПОСТЕПЕННОГО ПЕРЕХОДА ЕЕ К САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ (1240-1589)

ТОМ 5

СОСТОЯНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ ОТ МИТРОПОЛИТА КИРИЛЛА II ДО МИТРОПОЛИТА СВЯТОГО ИОНЫ, ИЛИ В ПЕРИОД МОНГОЛЬСКИЙ (1240-1448)

ИЗДАТЕЛЬСТВО СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ВАЛААМСКОГО МОНАСТЫРЯ МОСКВА 1994

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА V 2

ЦЕРКОВНОЕ ПРАВО 2

ГЛАВА VI 38

ДУХОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА 38

ГЛАВА VII 78

СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ 78

ГЛАВА VIII 83

ОТНОШЕНИЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ К ДРУГИМ ЦЕРКВАМ 83

ПРИЛОЖЕНИЯ К ТОМУ 5 110

1. СВИДЕТЕЛЬСТВА О СУЩЕСТВОВАНИИ У НАС СЛАВЯНСКОЙ КОРМЧЕЙ В ДОМОНГОЛЬСКИЙ ПЕРИОД 110

2. ПРАВИЛА МИТРОПОЛИТОВ ПЕТРА И ФОТИЯ О ВДОВЫХ СВЯЩЕННИКАХ 110

3. ДВЕ ПАТРИАРШИЕ ГРАМОТЫ 1393 г. К НОВГОРОДЦАМ ПО СЛУЧАЮ СПОРОВ ИХ С МИТРОПОЛИТОМ О МЕСЯЧНОМ СУДЕ 111

4. О СОЧИНЕНИЯХ МИТРОПОЛИТА КИЕВСКОГО КИРИЛЛА II 114

5. СКАЗАНИЕ ОТЦА АНДРЕЯ О МУЧЕНИЧЕСКОЙ КОНЧИНЕ МИХАИЛА, КНЯЗЯ ЧЕРНИГОВСКОГО, И БОЯРИНА ЕГО ФЕОДОРА 123

6. ОТРЫВОК ИЗ ПОУЧЕНИЯ СВЯТОГО ПЕТРА МИТРОПОЛИТА 124

7. ПОУЧЕНИЕ ВЛАДЫКИ САРАНСКОГО МАТФИЯ 125

8. ДРЕВНИЕ СПИСКИ ЭТОГО ПОУЧЕНИЯ, И МОЖЕТ ЛИ ОНО БЫТЬ ПРИЗНАНО ЗА СОЧИНЕНИЕ МИТРОПОЛИТА КИРИЛЛА I 126

9. О ПОСЛАНИИ ПРОТИВ СТРИГОЛЬНИКОВ, ПРИПИСЫВАЕМОМ ЦАРЬГРАДСКОМУ ПАТРИАРХУ АНТОНИЮ 127

10. ОБЗОР СОЧИНЕНИЙ МИТРОПОЛИТА ГРИГОРИЯ САМВЛАКА 128

11. ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МОСКОВСКОМУ ВАСИЛИЮ ДИМИТРИЕВИЧУ (около 1393 г.) 145

12. ГРАМОТА ЦАРЕГРАДСКОГО ПАТРИАРХА К МИТРОПОЛИТУ КИЕВСКОМУ О ПОСОБИИ (1397) 147

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ, ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЫМ МАКАРИЕМ В 4-5 ТОМАХ "ИСТОРИИ РУССКОЙ ЦЕРКВИ" 148

РУКОПИСИ 148

ПЕЧАТНЫЕ ИЗДАНИЯ 151

ПОКРОВ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ НАД РОССИЕЙ 158

СВЯТАЯ РУСЬ 161

ЕПАРХИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (кон. Х – сер. XV в.) 168

АРХИЕРЕИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ (1240-1448) 170

МОНАСТЫРИ, ОСНОВАННЫЕ НА РУСИ в 1240-1448 гг. 174

ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИСТОРИИ (1240-1448) 181

ГЛАВА V

ЦЕРКОВНОЕ ПРАВО

I

Новые обстоятельства, в которые поставлена была Церковь Русская порабощением России монголами; новые, а частою и прежние, но только усилившиеся, недостатки и беспорядки в церковном благочинии и нравственности духовенства вследствие этого порабощения и обстоятельств; новые потребности и вопросы, естественно обнаружившиеся и возникавшие с дальнейшим движением церковной и государственной жизни в нашем отечестве все это вместе имело весьма ощутительное влияние на судьбу наших церковных законов в период монгольский.

Первая по времени и самая важная по существу дела перемена коснулась основного законоположения Церкви, обнимающего правила святых апостолов, святых Соборов, Вселенских и Поместных, и святых отцов, изложенные в Кормчей книге. Митрополит Кирилл II, не раз странствуя по России для обозрения своей обширной паствы, видел повсюду не одни только следы опустошения, произведенного монголами, но и многие, как сам выразился в речи на Владимирском Соборе (1274), нестроения, многие "несогласия и грубости" в церквах, происходившие частию от неразумных обычаев, частию от нерадения пастырей и непосещения епископами своих епархий, частию от "неразумных" (непонятных) церковных правил: "Помрачени бо бяху прежь сего, – говорил святитель, – облаком мудрости еллинскаго языка". Считая последнее обстоятельство особенно важным и думая, как можно видеть из той же речи, что самое нашествие монголов на Россию было наказанием Божиим за пренебрежение церковных правил, первосвятитель обратился письменно к деспоту Болгарии Иакову Святиславу и просил его прислать в Россию славянский список означенных правил. Святислав с полным сочувствием отозвался на просьбу, и по его приказанию три писца, судя по приписке или заметке одного из них – Иоанна Драгослава, в пятьдесят дней переписали всю книгу правил в 1270 г. Препровождая ее к нашему митрополиту и называя ее Зонарою, конечно по имени одного из толкователей церковных правил, Святислав, между прочим, писал, что эта Зонара в каждом христианском царстве должна быть одна на Соборе, что к ней ничего не надобно прибавлять и что потому он испросил ее у самого патриарха, "препустил" (перевел или переписал?) и посылает на помин души своей и своих родителей. Кирилл II, когда получил желанную книгу и познакомился с нею, свидетельствовал на Владимирском Соборе, что церковные правила, прежде неразумные для русских как помраченные облаком мудрости греческого языка, "ныне облисташа, рекше истолкованы быша, и благодатию Божиею ясно сияют, неведения тьму отгоняюще и все просвещающе светом разумным" 1.

Как понимать это свидетельство? Взяв во внимание, что слово толковать весьма часто употреблялось в значении переводить, и сопоставляя выражения митрополита относительно церковных правил, что прежде они были помрачены для русских облаком греческого языка и потому оставались неразумными, или непонятными, а теперь ясно сияют светом разумным и прогоняют тьму неведения, мы думаем, что здесь речь именно о переводе правил на славянский язык или о том, что прежде они были известны в России на греческом языке, а теперь сделались известными и на славянском. В таком смысле свидетельство митрополита может показаться несогласным с другими свидетельствами древности, указывающими на существование у нас славянского перевода церковных правил и в прежние времена. Но эти последние свидетельства не довольно решительны и тверды, и лучшие из них, или наиболее достоверные, ведут только к мысли, что некоторые церковные правила действительно известны были тогда у нас на славянском языке и употреблялись в некоторых местах, а отнюдь не дают права заключать, чтобы у нас существовали тогда все церковные правила по-славянски или чтобы они находились во всеобщем церковном употреблении 2. Напротив, естественнее думать, что так как почти все наши митрополиты в период домонгольский и многие из епископов были греки, то они и сами пользовались греческим текстом правил, и оставляли его в церковном употреблении, не запрещая, впрочем, желающим пользоваться и славянским переводом. Митрополит Кирилл II мог даже не знать о существовании и употреблении в России этого перевода правил или, если и знал, то не был убежден в исправности его и не счел благонадежным на него положиться, потому и решился вытребовать себе славянский список церковных правил из Болгарии, который снят был с другого списка, испрошенного непосредственно от самого Цареградского патриарха. Впрочем, можно понимать выражение "истолкованы быша" в рассматриваемом нами свидетельстве и буквально и видеть в словах митрополита ту мысль, что церковные правила прежде были невразумительны для русских по несовершенству славянского перевода, который был затемнен множеством эллинизмов, и еще потому, что не имели толкований, а теперь приобретены в новом славянском переводе и с толкованиями, отчего ярко сияют и прогоняют тьму неведения, хотя, признаемся, эта тьма неведения невольно заставляет предполагать не одну только невразумительность церковных правил для русских в прежнее время, а совершенную их неизвестность или недоступность для разумения. Можно, говорим, понимать рассматриваемое свидетельство и в таком смысле, по крайней мере сообразно с историческими обстоятельствами. Ибо, если и употреблялся по местам в России славянский перевод церковных правил еще в XI и XII вв., то без толкований, которые в самой Греции явились не прежде второй половины XII столетия из-под рук известных юристов – Зонары, Аристина и Вальсамона. А митрополит Кирилл II действительно получил из Болгарии славянский перевод правил с толкованиями под именем Зонары. Во всяком случае, в первом ли или последнем смысле мы будем понимать свидетельство Кирилла II, мы должны согласиться, что он первый ввел в России славянскую Кормчую во всеобщее церковное употребление, первый приобрел для русских славянскую Кормчую с толкованиями.

Подлинный список Кормчей, присланный митрополиту Кириллу из Болгарии, не дошел до нас. Но сохранились два списка XIII в., оба с толкованиями, писанные вскоре по смерти Кирилла, и в одном из них не без основания можно видеть точную копию с присланного из Болгарии. Предварительно, однако ж, познакомимся с самими этими списками. Первый называется Рязанским, или Иосифовским, потому что был написан для Рязанского епископа Иосифа в 1284 г. В списке содержатся правила церковные сокращенные, как они изложены у Аристина, но по местам между ними встречаются и правила полные по изложению Зонары; равно содержатся и толкования Аристиновы, а по местам между ними Зонаровы. Другой список писан, по догадкам, в 1282 г. или несомненно между 1280-1294 гг. и называется Софийским по имени Софийского новгородского собора, в котором первоначально хранился. Тут – правила все по изложению только Зонары, одни полные, другие неполные или нецельные, т.е. не вполне, лишь по частям списанные, но сокращенных правил вовсе нет, а толкования те же самые, какие и в Рязанском списке. Таким образом, оба списка заключают в себе правила и толкования смешанные: первый – правила сокращенные и отчасти полные, второй – правила полные и отчасти неполные или нецельные, оба толкования Аристиновы и по местам Зонаровы. Следовательно, списки различны между собою только по изложению правил и сходны по толкованиям. Различны они еще по самому переводу правил, который в Софийском списке гораздо древнее, чем в Рязанском, и сходны по переводу толкований, который в обоих списках буквально тот же. Наконец, последнее сходство между списками можно находить в том, что перевод, помещенный в каждом из них, сделан не в России, а в Болгарии или вообще у южных славян, судя по некоторым словам, встречающимся в этих переводах, южнославянским, которые в России не употреблялись; последнее различие – в том, что в Рязанском списке помещены только статьи, переведенные с греческого, и нет статей русских, а в Софийском – к греческим статьям присоединены и русские, как-то: послание митрополита Иоанна к Иакову черноризцу, ответы Нифонта Новгородского на вопросы Кирика, церковный устав Владимиров и др. 3

Обратимся теперь к решению вопроса, какой же из этих двух списков можно признать копиею с первоначального, присланного митрополиту Кириллу. Нет сомнения, что сам митрополит Кирилл пользовался тем именно списком, какой получил из Болгарии. И что же? В той самой речи, или соборном деянии, в начале которой митрополит так ясно засвидетельствовал на Владимирском Соборе о достоинстве своего списка церковных правил, вскоре за тем приводится второе правило Халкидонского Собора. В каком виде и переводе? В том точно виде сокращенном (т.е. по Аристину) и в том буквально переводе, как оно читается в Рязанском списке, а отнюдь не в том виде и не в том переводе, какой находится в списке Софийском 4. Этого мало. Рязанский список переписан был в 1284 г. в Рязани со списка, присланного по просьбе Рязанского епископа Иосифа из Киева от митрополита Максима. Трудно поверить, чтобы спустя четыре года по смерти митрополита Кирилла при Киевской кафедре существовал уже какой-либо другой список церковных правил, а не тот, который так недавно добыт из Болгарии, тем более что митрополит Максим как грек лично не имел никакой нужды ни отменять прежнего списка славянской Кормчей, ни вводить нового. Но – что особенно важно – рязанские переписчики поместили в своем списке от себя известие: при ком, когда и как совершен их труд, – и в этом известии они, очевидно, воспользовались не только мыслями, но даже выражениями из письма болгарского деспота Святослава к митрополиту нашему Кириллу II и из приписки, или заметки, Драгослава, одного из переписчиков Книги церковных правил, присланной из Болгарии этому митрополиту 5. Явный знак, что список, доставленный из Киева в Рязань для снятия копии, был именно Кирилловский и содержал в себе помянутые и письмо Святислава к Кириллу, и заметку Драгослава, иначе как могли узнать о том и о другой рязанские переписчики и с чего бы вздумали подражать им? Между тем в Софийском списке Кормчей вовсе нет ни этого письма болгарского деспота к нашему митрополиту, ни приписки Драгослава, ни даже какого-либо подражания им. Кроме того, известно из последующих списков славянской Кормчей, что приписка, или заметка, Драгослава помещена им именно после предисловия к правилам Карфагенского Собора: рязанские переписчики в этом самом месте оставили пробел, не решившись, может быть, переписать заметки Драгославовой потому, что уже воспользовались ею прежде от собственного лица в своем известии, с некоторыми только переменами 6. Таким образом, нам кажется, есть достаточные основания признавать копиею с Кирилловского списка Рязанский, а не Софийский 7. Скажут ли, что деспот болгарский Святислав назвал Книгу правил, отправленную к митрополиту Кириллу, Зонарою, а в Рязанском списке содержатся преимущественно и правила, как они изложены у Аристина, и толкования Аристиновы? Но содержатся также, хотя в меньшем количестве, правила и толкования по изложению Зонары. Следовательно, не в точном смысле Святислав мог назвать и такой список Зонарою по имени одного из толкователей, а не обоих, может быть потому, что имя Зонары более было известно и более уважалось. С другой же стороны, ведь и в Софийском списке толкования преимущественно Аристиновы, а не Зонаровы. Укажут ли на то, что в некоторых позднейших копиях с Софийского списка встречаются и письмо Святислава к митрополиту Кириллу, и приписка Драгослава? Но эти копии не суть только копии, а с разными прибавлениями, и если имеют в себе означенные письмо и приписку, то заимствовали их, конечно, не из Софийского списка, где их нет, а из другого источника 8. Между тем письмо это и приписка находятся и в копиях с Рязанского списка, а – главное, – как мы видели, самый-то Рязанский список списан с такого, где они, несомненно, находились 9.

Если мы согласимся признать Рязанский список копиею с первоначального, Кирилловского, то сам собою решится вопрос и о происхождении находящейся в этом списке смешанной редакции правил и толкований. Очевидно, она произошла не в России и даже не в Болгарии, вопреки мнению некоторых, а в самой Греции, так как, по свидетельству деспота Святислава, он испросил от самого патриарха Цареградского прототип того списка, который послал нашему митрополиту Кириллу. Пусть ныне в известных греческих списках Кормчей не находят такой смешанной редакции правил и толкований, но отсюда не следует, чтобы она не существовала у греков в XIII и даже в последующие столетия 10. Что же сказать о происхождении Софийского списка и другой смешанной редакции правил и толкований, какую он представляет? Нам кажется вероятною догадка, что правила в Софийском списке, полные и частию неполные или нецельные, суть те самые, какие по местам употреблялись в России еще прежде митрополита Кирилла, и потом к ним только приписаны готовые толкования из списка, полученного Кириллом. Ибо, как мы уже замечали, правила Софийского списка по переводу южнославянскому гораздо древнее правил списка Кирилловского, или, что то же, Рязанского, а толкования в обоих списках буквально сходны; между тем, судя по памятникам, у нас прежде митрополита Кирилла действительно употреблялись правила полные 11. Или, быть может, эти толкования нового перевода присоединены к полным правилам древнейшего южнославянского перевода в самой Болгарии, и список их в таком виде прислан был в Россию, например в Новгород, и послужил прототипом для списка Софийского и других подобных. Соответственно тому, какую примем мы догадку, первую или последнюю, редакции Софийского списка можно будет приписать происхождение или русское, или болгарское, по крайней мере в том смысле, что соединение здесь толкований, преимущественно Аристиновых, с правилами по Зонару совершено или в России, или в Болгарии, хотя относительно сочетания в этом списке самих правил, цельных и нецельных, кем и когда оно сделано, в России ли, или в Болгарии, или даже в Греции, мы ничего сказать не можем.

Впрочем, справедливы или не совсем справедливы изложенные нами мысли о старейших списках нашей Кормчей, Рязанском и Софийском, за достоверные можно признать следующие положения. Первое: время митрополита Кирилла составляет эпоху в истории церковного законоведения в России. Кроме того что он первый принял в Россию славянскую Кормчую с толкованиями, которые прежде у нас были неизвестны, и предложил ее для употребления всей Церкви, а не частных только лиц, он своим примером, а может быть и особым распоряжением, возбудил других к списыванию славянской Кормчей и содействовал распространению ее в нашем отечестве. Недаром он сам свидетельствовал на Владимирском Соборе, спустя не более четырех лет со времени получения из Болгарии книги церковных правил, что эти правила, благодатию Божиею, уже ярко сияют в России, прогоняя тьму неведения и все просвещая светом разумным, – одного своего списка, конечно, тут не мог разуметь первосвятитель. С его времени славянскую Кормчую у нас списывали не только епископы, например Новгородский и Рязанский, судя по уцелевшим их спискам, но и князья, например волынский Владимир Василькович, для которого переписана была она в 1286 г., а может быть, и другие лица. По крайней мере, с последней четверти XIII в. в продолжение двух столетий мы можем насчитать более десяти списков Кормчей, писанных в России и доселе сохранившихся или известных в позднейших копиях 12. И замечательно, что, списывая Кормчую, наши епископы предназначали ее не для себя только, но и для своих священников и для мирян. В заметке, или предисловии, к Рязанскому списку, сказано, что епископ Иосиф списал Книгу правил "на уведение разуму и на просвещение верным и послушающим", а в предисловии к списку Софийскому замечено, что архиепископ Климент положил свою Кормчую "в церкви святые София на почитание священиком и на послушание крестьяном" 13. Другое положение: оба старейшие списка нашей Кормчей, Рязанский и Софийский, или, вернее, те, с которых они списаны, послужили прототипами для всех последующих списков, какие употреблялись у нас не только в XIII-XV столетиях, но до самого издания печатной Кормчей (1650), по крайней мере, насколько дело расследовано учеными. Отсюда разделение этих списков на две фамилии: Рязанскую, или Иосифовскую, и Софийскую. Так, к Рязанской фамилии принадлежат: один из Синодальных списков XIII-XIV вв., один из списков Лаптевских XV в. и до десяти списков XVI столетия 14. К Софийской фамилии принадлежал список Волынский 1286 г., писанный для тамошнего князя Владимира Васильковича и имевший некоторые отличия от списка Софийского Новгородского (откуда естественно заключить, что первый 15 списан был не с последнего, а существовал еще прежде того и другого особый прототип для всех списков этой фамилии); принадлежат также списки XV в. – Браиловский, или Строгановский, и второй – Лаптевский и более десяти списков XVI-XVII столетий 16. Надобно, впрочем, заметить вообще, что, судя по описаниям списков как Рязанской, так и Софийской фамилии, переписчики их не ограничивались одним копированием их прототипов, а позволяли себе разные отступления, иногда переставляли статьи, иногда исключали, иногда переносили из одной редакции в другую, иногда присовокупляли новые статьи греческого и русского происхождения, отчего русские статьи встречаются в поздних списках и Рязанской фамилии, а не Софийской только. Следует также заметить, что есть списки Кормчей XIII-XIV вв., не обследованные учеными и потому неизвестно к какой фамилии принадлежащие 17.

Существует мнение, доселе повторяемое нашими писателями без всякой поверки, будто после митрополита Кирилла митрополит Киприан также немало сделал для славянской Кормчей в нашем отечестве своим новым переводом церковных правил. Но это мнение крайне сомнительно: оно основывается единственно на свидетельстве двух наших книжных людей XVII в. – московского богоявленского игумена Илии и справщика Григория. В своих состязаниях с литовским протоиереем Лаврентием Зизанием по поводу его книги Катехизиса они не соглашались принять одного правила, которое Лаврентий приписывал Константинопольскому патриарху Никифору, и утверждали, что такого правила "у нас в греческих переводех нет в Никифоровых правилех", что "у вас (литовцев) оно нововведено, а мы новых вводов не приемлем". Когда же Лаврентий спросил: "Да откуда у вас взялись греческие правила?", Илия и Григорий отвечали: "Киприан, митрополит Киевский и всея Русии, егда прииде из Константина града на Русскую митрополию, и тогда с собою привез правильные книги христианскаго закона, греческаго языка правила и перевел на словенский язык, и Божиею милостию пребывают и доныне без всяких смутов и прикладов новых вводов; да многая книги греческаго языка есть у нас старых переводов, а ныне к нам которые книги входят печатные греческаго ж языка и будет сойдутся с старыми переводы, и мы их приемлем и любим, а будет что в них приложено ново, и мы тех не приемлем, хотя они и греческим языком тиснуты, потому что греки живут ныне в великих теснотах в неверных странах и печатати им по своему обычаю невозможно" 18. Здесь наши книжники допустили двоякую ошибку. Они выражают мысль, как будто только с митрополита Киприана к нам введены греческие правила в славянском переводе и будто перевод Киприанов есть самый древний в России, тогда как еще гораздо прежде, со времен митрополита Кирилла, правила постоянно употреблялись у нас в славянском переводе, судя по многочисленным спискам, не говорим о периоде древнейшем. Выражают также мысль, будто в их время, т.е. в 20-х гг. XVII столетия, греческие правила находились в церковном употреблении у нас в переводе Киприановом без всяких смутов и прикладов, между тем несомненно, что тогда если не исключительно, то преимущественно употреблялся или, по крайней мере, уважался в нашей Церкви перевод правил, существовавший со времен митрополита Кирилла, по редакции Рязанской, потому что когда чрез несколько лет духовные власти и книжники решились напечатать славянскую Кормчую, то напечатали ее именно по редакции Рязанской, отдав ей предпочтение пред всеми другими. Мало того, патриарх Никон свидетельствует, что хотя при печатании Кормчей собраны были многие списки ее, – "многая переводы сея святыя книги ко свидетельству", но оказалось, что все эти Кормчие "в толкованиях св. правил во всех переводех, яко друга друзей, вси согласуют" 19. Явный знак, что в числе собранных тогда списков находились только списки Рязанской и Софийской фамилии, содержащие в себе одни и те же толкования, буквально сходные, которые и вошли потом в печатную Кормчую, и что другого перевода Кормчей, по крайней мере с другими толкованиями, полными, по одному Зонару, тогда не употреблялось или не было известно в Русской Церкви. Все это невольно возбуждает недоверие к свидетелям о переводе церковных правил, будто бы сделанном митрополитом Киприаном, которые притом жили более двух столетий после Киприана, и располагает подозревать, не смешали ли они митрополита Киприана с митрополитом Кириллом, не приписывают ли первому того, что собственно принадлежит последнему, не называют ли Киприановым перевода, существовавшего в России со времен Кирилла и принятого потом за основание печатной Кормчей. Правда, в одной летописи говорится, что когда в 1547 г. митрополит Макарий спасался из Успенского собора по случаю страшного пожара, охватившего весь Московский Кремль, то взял с собою икону, писанную святителем Петром, и "книгу – Божественныя правила, юже Киприан митрополит из Царяграда принесл" 20. Но, кроме того, что здесь говорится о Книге правил, принесенной Киприаном, спустя уже около полутораста лет после него, говорится еще очень неопределенно: что содержала в себе эта Книга правил, греческий ли текст их или славянский перевод; был ли это новый перевод правил или прежний, употреблявшийся уже в России; если новый, то Киприаном ли он сделан или кем другим; приобретена ли была эта книга Киприаном в Константинополе уже готовая или им самим переписана. Известно, что митрополит Киприан не раз проживал в Константинополе и занимался там списыванием книг в Студийской обители. Там списал он в 1387 г. Лествицу с толкованиями, сохранившуюся доселе, по переводу, незадолго пред тем сделанному иноками Хиландарского монастыря, и принес ее в Россию 21. Там же мог списать он собственноручно и Книгу правил по переводу, уже существовавшему, и даже тому самому, какой употреблялся в России еще со времен митрополита Кирилла. И эта-то Книга правил, как принесенная из Константинополя митрополитом Киприаном, особенно если она была вместе его автографом, могла храниться с особенным уважением при кафедре Московских митрополитов в Успенском соборе. А наши грамотеи XVII в. без дальних справок могли автограф Киприана или даже книгу, им только принесенную из Греции, назвать уже его переводом, подобно тому как и в наше время некоторые признают Лествицу, только переписанную в Студийской обители, его собственным переводом 22. Подтверждением нашей догадки, что если и существовала Книга правил, принесенная Киприаном из Царяграда, то она заключала в себе не новый перевод их, а тот самый, может быть, с некоторыми только исправлениями, какой известен был у нас и прежде, или, по крайней мере, не представляла собою новой редакции церковных правил и толкований, не известной у нас прежде, могут служить следующие соображения. Преемник Киприана митрополит Фотий в известном послании против избрания Григория Самвлака приводит до 15 церковных правил с толкованиями, и эти толкования, почти все краткие, – Аристиновы, которые употреблялись у нас по обеим прежним редакциям – Рязанской и Софийской 23. Если действительно сделан был Киприаном новый перевод Кормчей и заключал в себе новую редакцию ее, например правила только полные с толкованиями одного Зонары или Вальсамона, и если перевод Киприанов в 1-й четверти XVII столетия находился еще в таком употреблении и уважении у нас, на какие указывают игумен Илия и справщик Григорий, то становится странным и непонятным, отчего духовные власти наши около половины того же столетия пренебрегли этим новым переводом, украшенным именем достоуважаемого святителя, и напечатали Кормчую по редакции Рязанской, существовавшей еще со времен митрополита Кирилла II. Но дело совершенно объяснится, когда предположим, что Книга правил, принесенная Киприаном из Константинополя, была только одним из списков этой самой Рязанской редакции и, может быть, даже принята была издателями печатной Кормчей за главное основание и пособие при ее издании 24. Считая несомненным существование особого перевода – Киприанова церковных правил, некоторые наши писатели старались даже указать тот или другой список этого перевода, но указывали без достаточных доказательств или вовсе без доказательств 25. Мы отнюдь не отвергаем, что со временем, когда внимательнее и подробнее будут обследованы все уцелевшие у нас списки славянской Кормчей, может быть, и подтвердится, что Киприаном точно была переведена Кормчая и особой редакции. А говорим только, что при настоящем положении дела признать за историческую истину существование этого перевода нет достаточных оснований.

Со времен митрополита Кирилла II предки наши имели возможность изучать церковные законы в полном их составе, как они изложены в Кормчих Рязанской и Софийской фамилии. Но, кроме того, для той же цели служили разные сборники, в которые вносились не все, а лишь некоторые узаконения церковные или вносились по частям, отрывками и без всякого определенного порядка и связи. Таков сборник XIII – XIV вв., писанный в России и заключающий в себе только правила по изложению патриарха Иоанна Схоластика в древнейшем славянском переводе, и притом не в порядке, а перемешанные с правилами и статьями другого перевода и позднейшего происхождения. Таковы оба сборника Никона Черногорца – Пандекты и Тактикон, довольно распространенные у нас в XIV-XV столетиях и наполненные множеством приводимых правил и узаконений по разным предметам церковной, особенно монашеской жизни. Наконец, таковы же доселе сохранившиеся сборники преподобного Кирилла Белоезерского под заглавиями: "От правил св. апостол и св. отец", или: "От Никонских правил (т.е. из Никона Черногорца)", и содержащие в себе отрывки и целые статьи самого разнообразного церковно-юридического содержания 26.

Само собою разумеется, что если предки наши списывали Кормчие в полном их составе или сборники церковных правил, то списывали не для одного изучения их, а преимущественно для практического употребления. Митрополит Кирилл, столько сделавший для распространения у нас славянской Кормчей, первый показал пример и приложения ее к современным потребностям русской жизни. Желая искоренить различные недостатки и злоупотребления в своей обширной митрополии, он созвал в 1274 г. Собор во Владимире и на Соборе постановил известные правила, в этих правилах он не только ссылается на древние каноны Церкви, но еще чаще приводит их целиком из славянской Кормчей. В 1382 г. Константинопольский патриарх Нил послал Суздальского архиепископа Дионисия, как "священных канонов известна хранителя", во Псков для вразумления стригольников, и когда здесь братия Снетогорского монастыря попросили Дионисия исправить беспорядки в их обители, то он, "възрев в Номоканон, во правила святых отец", дал монастырю уставную грамоту, в которой приводит два правила: одно – Пятого Вселенского Собора, другое святого Василия Великого. В 1385 г. жители Новгорода все, начиная с посадника до последних черных людей, дали присягу на вече, чтобы "не зватися к митрополиту, а судити (их) владыке Алексею в правду по Манакануну" 27. Митрополит Киприан в своей настольной грамоте Новгородскому архиепископу Иоанну ссылается на правила святых апостолов, предание святых Соборов и устав святых отцов; в своей грамоте псковичам, которою отменял грамоту Суздальского архиепископа Дионисия, замечает, что последний сделал то "не по закону и не по правилам"; наконец, в своей грамоте одной вдове, желавшей усыновить приемыша, говорит, что, "воззрев в Намаконун", нашел в нем правила касательно этого предмета, которые вслед за тем и приводит. Еще чаще пользовался в своих посланиях и грамотах древними канонами Церкви митрополит Фотий: он приводит в окружном послании против избрания митрополита Григория Самвлака 30 таких правил, в поучении псковскому духовенству – 10, в послании во Псков о стригольниках – 6. А в другом послании туда же, приведши буквально только два правила и указав еще пять, извиняется, что не успел отыскать и написать эти последние правила, и просит: "И вы, сынове, сами поищете в святых правилех тех правил, пишущих о том", – знак, что Кормчая книга употреблялась тогда и в Пскове 28.