Текст книги "За круглым оконцем
Повесть"

Автор книги: Маина Боборико

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Маина Боборико
ЗА КРУГЛЫМ ОКОНЦЕМ
Повесть

Новый учитель

– Ребята, сегодня зоологии не будет!

Серый портфель Васьки Калошкина, просвистев над макушками, шмякнулся об угол последней парты.

Калошкин всегда приходил в класс с какой-нибудь новостью. Один раз он даже заявил, что видел на школьном огороде диковинное сооружение, похожее на космический корабль. Правда, впоследствии оно оказалось обыкновенной сеялкой, подаренной школе пригородным совхозом. Поэтому Васькины слова у ребят восторга не вызвали.

Вера Шутько продолжала зубрить зоологию, раскачиваясь взад-вперед, будто где-то внутри у нее работал маленький, но сильный моторчик.

Алеся Траулько, ее задушевная подруга, «перекатывала» с чьей-то тетрадки арифметику. Она, как всегда, не успела решить домашнюю задачку, но зато голову ее украшал бант непонятного цвета и каждая кудряшка была уложена так старательно, словно Алеся целое утро провела в парикмахерской.

Возле окна Игорь Бородич, зубрила и бессменный староста шестого «Б», и Коля Быховский, левый нападающий сборной школы, обсуждали вчерашний футбольный матч между городской командой «Металлист» и армейской «Сокол».

Калошкин озадаченно почесал затылок.

– Вы что, оглохли, что ли? Зоологии, говорю, не будет.

– А ты не кричи. – Быховский ловко, одним пальцем, поправил съехавшие на нос очки, словно прикнопил их к переносице. – Человек кричит от бессилия или от слабости характера. Понял?

– Понял. – Васька обиженно направился к своей парте. – А зоологии все равно не будет, – упрямо добавил он, втискиваясь за парту.

– А? Что? – вскочила Вера. Книжка, как по команде, захлопнулась и слетела на пол. – Зоологии не будет? Неужто Ксения Антоновна заболела? Вот здорово! Что ни час, то новость.

– На пенсию она уходит, вот что. – Ваське наконец удалось запихнуть свой раздутый, словно объевшийся чем-то вкусным, портфель, в парту.

– Ура! Гуляй, детина, – твоя година! – Вера запрыгала на месте, вскидывая вверх маленькие розовые ладошки.

– Знаешь… – Быховский двумя пальцами поднял с пола «Зоологию», сдул с нее невидимые пылинки и положил на край парты.

– Чего?! – Шутько задиристо, по-мальчишески, выставила вперед плечо.

– Пословицы, говорю, знаешь. А радоваться-то чему? Нечему радоваться.

– Да как это «нечему»? Если есть в мешке, то будет и в горшке. Сегодня вместо пяти уроков – четыре. В четверг – тоже. Красотище! – Вера тоненько закудахтала и, подхватив рукой краешек подола, закружилась по классу, чуть не сбив с ног вошедшего Севу Бубликова.

– Трам-трам-трам-там-там…

– Трам-трам-трам-там-там…

Она смешно подпрыгивала, поднимаясь на цыпочки и вытягивая и без того длинную утиную шею.

– Псих. – Сева боком обошел развеселившуюся Веру. – Чего это она, ребята, а? По лотерейному выиграла?

Но Вера вдруг остановилась и, испуганно ойкнув, кинулась к своей парте.

В шестой «Б» вошли директор Федор Осипович и незнакомый мужчина в сером костюме и черных певучих ботинках. Он смущенно покашливал, будто извинялся за что-то, и поглядывал на ребят светлыми веселыми глазами.

– Садитесь, – сказал Федор Осипович. – Я хочу познакомить вас, ребята, с новым учителем. Павел Павлович будет вести у вас зоологию вместо Ксении Антоновны.

Вера наконец решила, что пора закрыть открывшийся от неожиданности и удивления рот, и, послюнив палец, быстро отыскала в учебнике нужную страницу.

– Бу-бу-бу-бу… – торопливо забормотала она, перелистывая книгу. – Учиться – всегда пригодится.

– Брось, – хладнокровно шепнул Сева, развалившись на парте. – Перед смертью не надышишься.

Вера уставилась на Севу обрадованно и удивленно.

– Как ты сказал? – И, выхватив из-под стопки учебников тетрадку, переспросила: – Перед смертью – что?

…О том, что Вера Шутько «больна» пословицами, знала вся школа. Вера их выпытывала даже у случайных знакомых. К Восьмому марта сосед по парте, известный вам Сева, переписал ей на открытку три пословицы. Вера визжала от восторга, будто Сева подарил ей живого медвежонка или картинг, на котором при желании можно обогнать любой автобус.

Случилась с нею такая беда после похода за фольклором. Правда, в этот поход она ходила не одна. И Сева Бубликов ходил, и Васька Калошкин, и Быховский. Да что там перечислять – весь класс ходил. Ну и что? Записали пару десятков пословиц и поговорок в тетрадочку, несколько красивых старинных песен и отдали Ирине Ивановне, учительнице русского языка и литературы. Отдали – и забыли. А Вера?..

– Это дело всей моей жизни, – говорит. – Буду ученым по пословицам.

И теперь даже родную бабушку заставляет рассчитываться пословицами за каждую принесенную из магазина булку или бутылку молока.

Вот какая эта Вера Шутько.

Вам, конечно, интересно знать, чем знаменит Сева Бубликов, который сидит с нею за одной партой? Во-первых, у него такой чуб, что может позавидовать любой десятиклассник, а во-вторых, он терпеть не может зоологии. Откровенно говоря, Сева не очень крепко дружит и еще с кое-какими предметами.

– Зачем ее учить? – тряхнув чубом, говорит Сева. – Это только для Быховского наука, да еще для Верки. Зевают, аж скулы трещат, а зубрят. Подумаешь – паучки-бабочки…

Ксения Антоновна жалела Севу и ставила ему тройки. Один вопрос задаст, другой, третий… Гоняла, пока что-нибудь не расскажет. Теперь пришел новый учитель. И, хоть Сева храбрится перед Верой, на самом деле ему совсем не весело.

Лягушки-квакушки

Тоненько скрипнув, закрылась дверь за директором, и ребята остались с Пал Палычем – так все они стали называть между собой нового учителя.

Он уже не покашливал смущенно, будто извиняясь за что-то. Глаза поверх очков смотрели пристально и не-много насмешливо. Они будто просвечивали насквозь каждого, кто сидел в этом классе: ну-ка, голубчик, покажи, что ты за человек?

– Ну, дорогие мои друзья, кто из вас не готов отвечать? – выждав длинную паузу, сказал учитель.

Ребята притихли. Можно было услышать, как шелестят страницы и как тяжело вздыхает на последней парте Коля Быховский. Тот самый Коля, который всю жизнь завидовал спортивной славе Льва Яшина.

– Все готовы к уроку? Что ж, прекрасно.

Длинный Пал Палычев нос склонился над журналом и забороздил по колонке фамилий.

– Бородич… Быховский… Бубликов… Гм, Бубликов, – ласково повторил он. – Давайте-ка я с вами познакомлюсь. Расскажите нам, Бубликов, в чем сходство и различие в строении головного мозга лягушки и рыбы?

Сева тяжело поднялся из-за парты. Трудно было оторваться от скамейки. Она притягивала к себе как магнит. Сева почувствовал, что веснушки у него на носу стали морковными и мысли запрыгали в голове, как пылинки в солнечном луче, растянувшемся от подоконника до двери.

– Головной мозг лягушки… – запинаясь, начал он, – головной мозг лягушки… Ага, вспомнил! Он выше.

В классе послышалось хихиканье.

– Выше головы?

Ехидный голос Веры Шутько окончательно лишил Севу дара речи. Он переступил с правой ноги на левую, тяжело вздохнул и уныло закончил:

– В общем, он выше…

Ребята засмеялись. И самое обидное, что громче всех хохотал Васька Калошкин.

Васька откидывался на спинку скамейки и хватался за живот, будто у него начались колики. Рыжий хо-холок на его голове предательски целился в потолок, несмотря на то, что хозяин этой головы целую ночь проспал в мамином платке.

– Ой-ей… – тихонько постанывал Васька, – ой-ей… – И вихрастая макушка покачивалась в такт причитаниям.

Сева зло глянул на Калошкина. В эту минуту он ненавидел его. Кто-кто, а ведь Васька-то знал, что вчера Севе ну никак невозможно было заниматься уроками, не говоря уже о зоологии, потому что весь вечер он переделывал обыкновенный будильник в шахматные часы.

Пал Палыч терпеливо ждал, а Сева уже пятый раз обводил карандашом сучок на парте. Голова стала такой тяжелой, что ее нельзя было установить прямо. Она то упиралась подбородком в пуговицы рубашки, то запрокидывалась вверх, и тогда Сева мог увидеть за окном дерущихся котов на крыше детского сада.

– Плохо, Бубликов. Вам что, трудно дается зоология? – в голосе Пал Палыча послышалось сочувствие.

– Д-д-д-да нет. Не очень…

Сева опять переступил с ноги на ногу и вдруг со страхом почувствовал, что ему нестерпимо хочется зевнуть.

– Вы проходите сейчас один из интереснейших и важнейших разделов науки, – словно откуда-то издалека долетал до него голос Пал Палыча, но Сева уже ничего не слышал.

Потому что на крыше детсада продолжался бой. Серый кот, распушив дымчатый хвост, бил своего врага лапой по морде, нервно отдергивая ее после каждого удара. Черный только крутил головой, а потом, подпрыгнув, как мячик, вскочил серому на спину, куснул за ухо и взлетел на трубу.

«Влип, – подумалось Севе. – Сейчас двойку вкатит».

– Ну что ж, давайте дневник и садитесь, – как бы в подтверждение своим мыслям услышал он.

Учитель вздохнул так, словно двойку нужно было ставить себе, а не Севе, и достал авторучку. – Давайте послушаем Калошкина. Что вы можете сказать по этому вопросу?

Пал Палыч согнулся над столом и стал похож на вопросительный знак.

Васька вскочил из-за парты. Ему тут же расхотелось смеяться. Дело в том, что вчера над будильником он «колдовал» вместе с Севой.

– Я… я… – заныл Васька, – не выучил про лягушек. У меня дедушка… то есть бабушка заболела.

– Вот как? – прищурился Пал Палыч. – И чем же она заболела?

– Корь у нее. Точно, корь… А может, коклюш?..

Пал Палыч разогнулся и подошел к окну, хоть Сева мог поклясться, что в эту самую минуту в стекло не только не стучался никто, но даже не царапнулся ни разу. Котов на крыше тоже не было, лишь за низеньким зеленым забором валялась забытая кем-то кукла.

– Та-а-ак… Очень грустно, Калошкин. Можете сесть.

Пал Палыч повернулся к классу.

– Этот материал я спрошу у вас на следующем уроке. А сейчас придется, видимо, рассказать вам о земноводных, которых вы почему-то не очень любите.

Он побарабанил пальцами по столу и вдруг усмехнулся.

– Знаете ли вы, что в природе существует лягушка-бык, которую промышляют удочками или сетями?

– Ух ты, – не удержался Быховский. Лицо его вытянулось как баклажан, а глаза стали похожи на две коричневые пуговицы.

– Весом лягушка-бык достигает шестисот граммов, живет в Северной Америке, – продолжал Пал Палыч. – Но это еще не все. Самой крупной в мире лягушкой считается жаба-ага. Вес ее доходит до килограмма. На Гавайских островах одно время этот вид земноводных использовали для охраны сахарных плантаций от вредных насекомых. Сторожа отлично справлялись со своими обязанностями.

Все вы, наверно, читали сказку о лягушке-путешественнице. Помните, как она мечтала научиться летать? Оказывается, в Азии водятся ее подруги, которые и впрямь летают, как птицы. Это большие животные с удлиненными пальцами, соединенными широкой перепонкой. Когда такие лягушки перескакивают с дерева на дерево, – а они, как птицы, живут на деревьях, – то растопыривают пальцы так, что перепонки натягиваются, и можно, мягко планируя, пролетать довольно большие расстояния.

А как разнообразна расцветка лягушек! Пожалуй, это – единственные животные, которые могут соперничать расцветкой с тропическими птицами. Бывают лягушки красные, зеленые, золотистые, синие, желтые, черные – всех цветов радуги. Зачастую они украшены такими нарядными узорами, что их перерисовывают художники-декораторы.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал Игорь Бородич, но на него со всех сторон зашикали: помолчи, дай послушать!

Пал Палыч усмехнулся и медленно протер стекла очков.

– Посмотрели бы вы, как заботятся лягушки о своем потомстве! Есть древесные лягушки, которые делают гнезда. Они склеивают вместе два листка, а когда в такую «чашу» наберется вода, мечут туда икру. Другие свивают на верхушках деревьев гнездышки из пены. Получаются настоящие маленькие инкубаторы. Европейская жаба-повитуха наматывает икру на задние лапы и ходит так, пока икра не созреет, а жаба-пипа носит икринки в углублениях кожи на спине – в своеобразных маленьких карманчиках.

Все вы видели головастиков. Они сначала бывают маленькие, потом подрастают и превращаются в лягушек. А есть жаба – ее называют парадоксальная водяная жаба, – так у нее выводятся огромные, толщиной с куриное яйцо, головастики, а затем они не растут, а уменьшаются, пока не превращаются в обычных, среднего размера, лягушат.

В классе было тихо-тихо, словно Пал Палыч рассказывал не про лягушек, а про таинственных пиратов или разбойников древности. Только Калошкин вертелся на парте, ужасно радуясь, что двойку ему не поставили.

Наконец он не вытерпел:

– Пал Палыч, можно спросить? – Васькина рука взлетела к потолку, словно он выпустил на волю птицу. – А есть лягушки меньше наших? Ну, совсем малюсенькие? А то все большие, большие…

Пал Палыч заложил руки за спину, молча прошелся по классу.

– Есть и такие. На Кубе в 1910 году найдена карликовая лягушка филлобатус. Она смогла бы поместиться на кончике твоего мизинца.

Васька посмотрел на свой мизинец, с которого круглый год не успевают смываться чернила, и, вздохнув, сел на место.

– Какие маленькие! – умилилась Вера. – Как божьи коровки, наверно.

– Сама ты божья коровка, – не удержался Сева.

– Пал Палыч! – взвилась Шутько над партой. – А Бубликов обзывается!

Бей, барабан, бей!

…Звонок с урока не раз выручал Севу из трудных положений. Так случилось и теперь. Он сунул под мышку свой старенький портфель и пошел из класса, делая такие огромные шаги, что голенастые ноги готовы были выпрыгнуть из коротких брючек.

Игорь зачитал фамилии двоечников и пригласил их сесть на стулья, поставленные на самом видном месте.

Севе не хотелось туда идти, но Васька Калошкин подтолкнул его:

– Иди, Бубликов, иди…

И какое ему дело? Сидел бы уж себе… Друг, называется! Эх, если бы не на сборе, – дал бы он этому Ваське!

Изобразив на лице разудалую улыбку, Сева пробрался вперед и сел на самый краешек стула. Теперь можно было посмотреть на своих соседей.

Справа сидел мальчишка в клетчатой рубашке. Вихор, как гребень динозавра, поднимался у него над головой.

Мальчишку знала вся школа. Это был знаменитый Толька Жук. Из-за него на перила лестницы прибили маленькие деревянные столбики, как в детском саду, потому что ходить по ступенькам, как все, Толька не любил. Один раз он так лихо промчался по перилам, что вышиб стекло в окне второго этажа.

Сбор проходил как всегда, но Севе почему-то казалось, что все смотрят только на него, особенно девчонка с синими бантами, она, кажется, из седьмого класса.

– Пора взяться за ум! – горячо говорил Игорь. – Все вместе вы успели нахватать пятнадцать двоек! Позорите пионерскую организацию.

– А может, у меня способностей нет? – пробурчал Жук. – Учу, учу, а оно не учится. Я, может, вчера уснул за уроками…

– А ты спроси у него, Игорь, когда он за уроки сел! – выскочила Алеська. – Он до одиннадцати возле речки с мальчишками костры жег. Наш дом на берегу – сама видела.

Жук обернулся и показал Алеське кулак, но она была не из пугливых.

– И еще грозится! – крикнула Алеська. – Вообще правильно говорят – шестому «А» не везет на мальчишек. Что ни мальчишка – двоечник. А еще о радиоэлектронике рассуждают!

– А у меня по физике двоек нет, – не выдержал Сева. – У меня только по зоологии. Ну, и еще по пению тройка с минусом. Захочу – за один день всю зоологию выучу. Подумаешь, важность какая!

– Ребята! – вскочил Коля Быховский. – Да у нас в классе, оказывается, гений пропадает! А мы и не знали!

Ребята зашумели, засмеялись. Игорь постучал карандашом по столу:

– Потише можно? Ты, Колька, не выскакивай, а руку подними, если выступить хочешь. Пусть сейчас они сами скажут, когда двойки свои исправлять думают.

Сева оглянулся.

Зал смотрел на него сотней глаз и ждал. И учителя, которые сидели на задней скамейке, словно второгодники, тоже ждали.

– Да исправим мы двойки. Подумаешь… – пробормотал он.

– Прошу слова, – поднял руку Быховский. – Ребята, не верьте Бубликову, и все! Вспомните: во второй четверти он обещал исправить двойки? Обещал. В первой – тоже обещал. А исправил? Нет, не исправил, а новых нахватал. Он нарочно так делает.

– Да не нарочно он! – вскипела Вера. – Он просто такой… неорганизованный очень. Надо, например, уроки учить, а он планер делает. Или еще что-нибудь. Все мы знаем народную пословицу: «Делу – время, потехе – час», и Сева ее знает. Но только он ее не выполняет, вот в чем беда.

– Беда! Беда! – проворчал Сева. – Тараторишь, как сорока. Может, мне эта зоология ни к чему? Может, я в Антарктиде буду работать, когда вырасту, а там, кроме голых льдов, ничего и нету. Никакой такой зоологии…

В зале опять зашумели.

– Тише, ребята! – Пал Палыч поднял руку. Все это время он незаметно сидел возле окна. – Вы мечтаете об Антарктиде? Так это же замечательно! Хорошо, если человек мечтает о дальних странах, о путешествиях и открытиях. Но насчет Антарктиды вы ошиблись, Бубликов. Там не только льды и трескучие морозы, там тоже есть жизнь в самых разных формах. И в каждой экспедиции вы найдете ученых, которые эту жизнь изучают. Без знаний в Антарктиде, увы, делать нечего.

– Он даже не знает, чем лягушка отличается от рыбы! – раздался чей-то насмешливый голос. Сева мог бы поклясться, что это был голос Алеськи Траулько. А в зале опять смеялись, будто эту несчастную зоологию все остальные знают на одни пятерки.

«Ладно, ладно, – мрачно подумал Сева. – Смейтесь… Посмотрим, как вы посмеетесь, когда я к следующему уроку всех этих земноводных, до последнего головастика, выучу. Вы у меня посмеетесь…»

Сбор дал две недели на исправление – последний срок. А потом… О том, что будет потом, не хотелось даже думать.

Барабаны пробили отбой.

Растолкав выходящих, Сева одним из первых выскочил на улицу, чтобы избавиться от надоевшей Веры, которая никак не могла успокоиться и кричала ему вслед через головы ребят:

– Погоди, Севка! Погоди! Ты ведь сам знаешь: хлеб-соль ешь, а правду в глаза режь!

Но Севе не хотелось ни хлеба, ни соли, ни Вериной правды.

Придя домой, он забросил под стол портфель и, никому ничего не сказав, убежал в кино смотреть «Новые приключения неуловимых».

Вот уже в восьмой раз вместе с Данькой и Цыганком – отважными героями фильма – стрелял Сева в бандитов и уходил из-под самого носа врага. Эх, если бы ему быть у них пятым! Не раскаялись бы, что взяли Севу в отряд.

Жаль, мало фильм идет. Всего полтора часа. Вот если бы часов десять! А то – не успел свет погаснуть, а уже пора домой. Уроки учить. Эту самую… зоологию.

Только открыл Сева квартиру, понял: что-то случилось. Мама даже не посмотрела в его сторону, пронося из кухни горку блинов к ужину. Сева заметил, что глаза у нее заплаканы. Отец листал его, Севин, дневник.

– Слушай, сын, давай поговорим серьезно.

Мама расставляла на столе тарелки, продолжая не замечать Севу.

– Позор! Двойки по зоологии, по алгебре, даже по рисованию. Кошмар какой-то – двойка по рисованию! С ума сойти! Тебе что учиться трудно? В чем дело? Можешь ты мне объяснить?

– А он вчера будильник починял. Наш старый. Це-е-елый день починял. Вот, одни колесики остались… – пропел Андрейка, младший Севин брат, и выволок на середину комнаты то, что еще вчера называлось будильником.

Котенок будто только и ждал этого, притаившись под кроватью. Он прыгнул, и будущие Севины шахматные часы разлетелись по всей комнате.

– Об этих часах мы еще поговорим! – грозно сказал отец.

И началось…

Отец утверждал, что, если Сева не возьмется за ум, он вырастет неучем, которому даже метлу дворника не доверят, не говоря уже о штурвале самолета. Сева уже не раз слышал и о метле, и о штурвале, поэтому молча прошел к столу и открыл учебник.

– Кроме лягушек у нас встречаются и другие земноводные, – прочел Сева вслух вялым голосом. Со страниц книги пялились на него лягушки и головастики с длинными хвостами среди красивых озерных растений.

– Так какие меры прикажешь к тебе применять, лоботряс несчастный? – продолжал отец.

– Очень широко распространены жабы. Их легко отличить по грубой коже… По грубой коже… – промямлил Сева, искоса поглядывая на отца.

«И кто во всем виноват? – грустно думал он. – Ну, конечно же, Пал Палыч! Небось, Ксения Антоновна ни одной двойки не поставила. А этот – сразу… Ну, зачем ему, Севе Бубликову, знать: есть у червяка кровь или нету? Зачем изучать лягушек и каких-то там жаб, и прыгающих, и летающих, если на них даже смотреть противно? А ведь какие-то чудаки охотятся за ними по всему свету, по болотам лазают… Ах, как интересно!

Поскорей бы школу закончить! Пока ты в школе, все могут тобой командовать: и учителя, и совет дружины, и родители. И все знают, чем ты должен интересоваться, а чем – нет. Один ты не знаешь.

И если тебе, вместо того чтобы зубрить зоологию, хочется заняться каким-то настоящим делом, так и жди неприятностей. Ну, ничего, он им докажет!»

Что придется «доказывать», Сева пока не придумал. Он только чувствовал: что-то обязательно переменится в его жизни.

А события шли своим чередом – ни быстрее, ни медленнее. На соседней улице заселяли новый дом, и Севе было видно через окно, как суетились будущие жильцы возле подъездов, словно муравьи в муравейнике.

Солнце, празднуя новоселье, дарило каждому окну по веселой вечерней заре, которая разбивалась о стекла и сыпалась розовыми искрами и на проезжающие трамваи, и на Севино плохое настроение.