Текст книги "Тайная тропа к Бори-Верт"

Автор книги: Мадлен Жиляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

И как будто только теперь услышав вопрос Лоранс, Рено ответил:

– Да… второй раз… Вы, верно, знаете, что в 1944 году здесь, на плато, скрывались партизаны. Вам рассказывали об этом. И еще о том, что связными были мы с Антуаном, потому что отец не мог уходить из гостиницы, не привлекая внимания. А нас никто не подозревал, и мы всегда были начеку, чуть что – груз в кусты, а сами делаем вид, будто играем в мушкетеров или стреляем из рогатки по воронам. Но, может, вам неинтересно все это слушать? То, что я собираюсь сейчас рассказать, я еще никому никогда не рассказывал.

– Рассказывай, рассказывай! – закричали Жан-Марк и Лоранс, так что по бори прокатилось звонкое эхо. И Рено продолжал:

– После высадки союзников в Нормандии немцы стали перебрасывать оккупационные войска из южной зоны на север, для подкрепления отступавшей там армии. Партизанским группам был передан из штаба приказ соединиться с армией Сопротивления, которая должна была задержать этот немецкий резерв. И вот мы с Антуаном тем же вечером – откладывать до ночи было нельзя – отправились сообщить приказ семерке из Бори-Верт, да, их было семь человек. Нас нагрузили, как ослов, продовольствием и боеприпасами, тайно переданными для них отцу.

Лоранс видела, как блестят глаза Жан-Марка. А Трюшки спали и не слышали того, о чем отец еще никогда никому не рассказывал. Здесь, где они сейчас сидят, на тех же камнях, под тем же древним куполом, жили семеро борцов за свободу.

– Дело срочное, И надо было идти по короткому пути, через карниз. Я проходил там часто, а Антуан – только однажды, и у него тогда закружилась голова и его вырвало – с тобой, Лоранс, чуть не случилось то же самое, – в общем, он вспоминал об этом переходе с ужасом. Ну, я прошел, оборачиваюсь – Антуана нет. Зову его тихонько. Молчание. Черт возьми! Я не на шутку испугался. Вдруг он упал? Иду назад. И вот вижу, сидит Антуан на земле, бледный, как полотно, с убитым видом, и твердит: «Не могу, не могу!» Я его уговаривал, упрашивал, понукал. Но он не может, в все тут. Делать нечего, пришлось идти длинным путем, вдоль Изу.

– А ты не мог пойти один? – спросил Жан-Марк.

– Одному мне было не дотащить всего, что мы несли, надо было обязательно вдвоем. Всю дорогу я ругал Антуана, но что толку. Наконец мы пришли, передали оружие и продукты, сообщили приказ и видели, как в сумерках вся семерка осторожно двинулась вниз по противоположному, восточному склону плато. Мы вернулись домой. Антуан все время молчал. А потом…

Рено остановился, пригладил волосы.

– Потом было много разных событий. Умерла мама, ваша бабушка. Она еще успела порадоваться высадке наших войск, освобождению Парижа. Ну, а о партизанах мы узнали много позже. Они наткнулись на немцев, и из семерых уцелели только двое… Конечно, нельзя утверждать, что если бы они вышли на час раньше, то ничего бы не произошло. Но Антуан решил, что это случилось по его вине.

– То есть из-за того, – прошептала Лоранс, – что он не захотел пройти…

– Не смог пройти! – горячо возразил Жан-Марк, и по его тону Лоранс поняла, что ему и самому было очень страшно на карнизе.

– …не смог пройти по карнизу и вы передали приказ на час позже?

Отец кивнул.

– Да, и это сознание своей вины, да еще смерть мамы – а он был ее любимцем – его сломили. Если бы не Эстер, не знаю, как бы он выкарабкался. Эстер помогла нам всем троим: Лидии, Антуану и мне. Но Антуана так и преследуют неудачи, может быть, оттого, что он потерял веру в себя. Ему не занимать ни ума, ни способностей, но, за что бы он ни взялся, ничего ему не удается. Женился неудачно, жена оказалась настоящей ведьмой; разбил прекрасный виноградник – и как раз в тот год на фрукты не было никакого спроса. Открыл гостиницу – и, пожалуйста, его сбивает машина. Да в довершение всех бед Лидия присылает к нему «бабулю» Трюшассье!

Тут Рено рассмеялся, но потом продолжал серьезным тоном:

– Я вам все это рассказал, чтобы объяснить: Антуан – не мнимый больной, надо понять его и помочь ему. И кроме того, мне самому надо было выговориться. В свое время я много упрекал его и ничего не сделал, чтобы избавить его от этого чувства вины…

* * *

Наверное, все они снова уснули. А когда Лоранс проснулась, она не могла двинуться, так у нее затекли ноги. Отец приподнял лежащего у нее на коленях Режинальда – только тогда она смогла размять свои «самые длинные в классе» ноги. Рено растер ей коленки.

– Спасибо, папа. Все уже в порядке.

Они вышли из хижины друг за другом. Стояло свежее после грозы утро. В разрыве между облаками проглянуло солнце и превратило все дождинки в сверкающие бриллианты. Кап-кап – стекали капли со сплошного лиственного ковра над хижиной, не зря же ее назвали Бори-Верт «зеленая хижина». С запада, со стороны скалы с карнизом и Изу, ее скрывали вечнозеленые дубы, выросшие на руинах другой хижины, поменьше, примыкавшей к Бори-Верт. Плющ и дикий виноград маскировали купол. На востоке, куда хижина была обращена входом, ложбина кончалась и начинался крутой склон, поросший густыми дебрями из невысоких скрюченных деревьев. А дальше раскинулось Воклюзское плато с его лесами, пропастями, тысячеметровыми вершинами – огромный безлюдный край, простирающийся до самых берегов реки Дюранс.

Все замерзли – плащи ведь не греют – и с удовольствием выпили бы горячего чаю, но в термосе было пусто. Остались сардины и колбаса из припасов Эммелины и Режинальда, но на них не нашлось охотников.

Спуск вдоль русла Изу, по которому несся поток мутной воды, был долгим, но обошелся без приключений. Наконец они увидели садовую ограду позади гостиницы.

– Ого! – изумленно воскликнул Жан-Марк.

Роскошный глиняный вазон, украшавший угол стены, валялся разбитый вдребезги на мокрой земле. Все цветы были растерзаны, и даже у несокрушимого кипариса обломалось несколько ветвей.

Из дома донеслись взволнованные голоса. Их заметили. Поднялась кутерьма. Ну и ночку провели оставшиеся в гостинице! Никто не спал, сидели при свечке. Электричество по всей округе отключилось, потому что буря повалила столбы. Сидели и перебирали все одни и те же страхи и надежды.

– Ангелочки мои! – повторяла тетя Лидия, наливая в стаканы горячее молоко.

А Эстер и мадам Трюшассье, не сговариваясь, спросили в один голос:

– Но почему же они все-таки сбежали, Рено?

Рено уже открыл рот, чтобы ответить, но остановился, посмотрел на Лоранс, на Жан-Марка и наконец сказал, удивленно разводя руками:

– Правда, почему… мы как-то не спрашивали, почему. Забыли, что ли.

И он рассмеялся.

– Да, – серьезно подтвердил Жан-Марк, – в самом деле.

– Да, – сказала и Лоранс, – мы говорили о другом.

Глава 9
Долгожданное письмо

На другой день Жан-Марк и Рено, стоя на лесенках, снимали вывеску «ТАВЕРНА „СТАРЫЙ ЗАМОК“».

Царствование мадам Трюшассье кончилось. Она заявила о своем отъезде: «В моей помощи нуждается сестра Эрманс».

А тетя Лидия взяла отпуск и осталась еще на несколько дней. Когда она перестала тревожиться за своих «ангелочков», оказалось, что она такая же милая и веселая, как все Абеллоны.

Режинальд всем прожужжал уши рассказами о своих подвигах; впрочем, после этого приключения на него стали смотреть, пожалуй, даже с некоторым уважением.

У Эммелины никак не проходил кашель, который она старательно демонстрировала. Мать пригласила к ней врача, и он заверил ее, что у девочки просто насморк и от этого першит в горле. Тетя Лидия снова повеселела. А Эммелина стала принимать солнечные ванны в саду, лежа в шезлонге, и ее часто навещал победитель велогонки в Альпинах Дидье.

В день отъезда семьи Трюшассье дядя Антуан сам взялся отвезти их в Авиньон к поезду. А Жан-Марк вызвался тащить чемоданы по лестницам подземного перехода на вокзале. Машина отъехала, и, пока она не скрылась за поворотом, провожавшие видели Режинальда – он приплюснул лицо к заднему стеклу и махал обеими руками. И неожиданно для самой себя Лоранс почувствовала, что в душе у нее словно образовалась какая-то пустота.

На обратном пути Жан-Марк спросил:

– Дядя Антуан, ты, наверно, рад, что снова сел за руль?

– Еще бы! Кажется, моим напастям все-таки приходит конец! – ответил дядя Антуан.

В Авиньоне он проворно лавировал среди наводнивших город по случаю фестиваля машин. Жан-Марк подумал, что вместе с болезнью, возможно, уйдут и мучительные воспоминания о коротком пути в Бори-Верт…

Уже выезжая из города, дядя Антуан вдруг остановил машину и сказал:

– Видишь, вон почтовый ящик. Сбегай-ка опусти вот это письмо. Хотел отправить его на вокзале, но забыл.

Жан-Марку показалось, что на скользнувшем в щель ящика конверте написано: «Мадам Катрин Абеллон». Он вернулся в машину, строя разные догадки.

– Знаешь, – сказал дядя Антуан через некоторое время, – очень жаль, что вы должны уезжать. У меня столько заказов на комнаты с пансионом. За лето можно было бы неплохо заработать. Ну, а без помощников нам не обойтись.

Жан-Марк только покачал головой.

* * *

Через два дня утром почтальон вручил Лоранс пачку писем и газет. Между прочим, она так и не рассталась со старой привычкой изучать почерки на конвертах. И вот, поскорее бросив почту на стол дяди Антуана, она с вытаращенными от удивления глазами помчалась к брату:

– Пришло письмо от мамы дяде Антуану!.. Но тебя, я вижу, это не удивило?

– Удивило, конечно, – ответил Жан-Марк, – хотя… по правде говоря, не очень.

Лоранс посмотрела на него недоверчиво и пошла заниматься своими делами.

* * *

За ужином Жан-Марк вдруг отложил вилку и задумчиво сказал:

– Мне сейчас пришло в голову, что я ни разу за все время не вспомнил о Совиньоне.

Когда смех, вызванный этим сообщением, утих, Рено объяснил:

– Разумеется. Никакого Совиньона и не было на свете. Это просто призрак.

– Хорош призрак, который любит приложиться к бутылочке и у которого дурно пахнет изо рта, – сказала Эстер.

– Все равно призрак. Кто может повторить хоть какие-нибудь его слова и жесты?

Никто не мог.

– Если так судить, – сказала Лоранс запальчиво, – то Эммелина тоже призрак.

– Ну, этот призрак хоть приятно выглядит. Это уже кое-что.

– И ты можешь повторить ее слова и жесты?

– Да нет, пожалуй. Могу только придумать. Зато ты, кажется, неплохо копировала и слова ее, и жесты.

– Хватит, хватит! Что было, то прошло, – вмешался Антуан.

Но Рено не унимался:

– Во всяком случае, кто уж точно не призрак, так это Режинальд. Этакий Робинзон. Ты не согласен, Жан-Марк?

Жан-Марк неопределенно хмыкнул.

– Да, – твердо сказала Лоранс, – я тоже так думаю.

– Ну, а что до мадам Трюшассье, то она и особенно ее шляпа незабываемы! Честное слово, мне даже не хватает ее трясущихся антенн.

– А я, – возразила Эстер, – прекрасно обхожусь без этой шляпы, летающей по всему дому.

И все дружно выразили пожелание, чтобы мадам Трюш подольше была занята борьбой со злокозненными родственниками у ложа сестры Эрманс и не заботилась больше о делах «Бори-Верт».

– А теперь я вам что-то скажу, – объявил Антуан. – Мы каждый день отказываем постояльцам, заказы на комнаты с пансионом так и сыплются со всех сторон. Если бы Жан-Марк и Лоранс остались, мы открыли бы гостиницу.

И он взглянул на племянников.

– Я должен ехать в лагерь, – прошептал Жан-Марк.

– А меня ждут в Вандее, – буркнула Лоранс.

– Ну и что? – удивился Рено. – Оставайтесь, да и все. Пошлите туда телеграмму: «Сожалеем. Приехать не сможем» – и все в порядке.

– Это несерьезно, – сказал Антуан. – Так не делается.

– Не говори глупостей, Рено, – поддержала его Эстер. – Жан-Марк и Лоранс связаны обещанием и не могут так просто отказаться.

Как раз этого им и хотелось больше всего – отказаться.

– Да и Катрин не понравится, – продолжала Эстер, – чтобы кто-то нарушал ее планы…

– В самом деле, этого она не любит, – сказал Рено необычным для него неприязненным тоном.

– Да послушайте же меня! – воскликнул Антуан. – Я как раз и собирался сказать, что сегодня утром получил письмо от Катрин.

– Интересно! – сказал Рено.

– Да, я писал ей и спрашивал, нельзя ли как-нибудь оставить ребят здесь. Потому что мне без них не обойтись. И она очень мило ответила, что видит, как мы прекрасно поладили, и постарается все устроить. Что касается лагеря, то тут никаких сложностей: мест на всех желающих не хватает, и Жан-Марку легко найдут замену. А вот с Лоранс, пишет она, дело труднее: ее подружка очень огорчится, ну, и так далее. Но мне пришла в голову одна мысль, и я позвонил в «Утиный Клюв»…

– Трубку сняла Гиена? – перебила его Лоранс.

– Гиена?.. По-моему, нет, мне ответили басом, но очень любезно.

– Значит, Мари-Роз! – сказал Жан-Марк.

– Не перебивайте, а то я все перепутаю. Так вот, я разговаривал с Катрин. Подруга Лоранс сейчас в Ардеше у своей бабушки. И я просил Катрин передать ее родителям, что мы приглашаем их дочь приехать сюда и встретим ее в Пон-Сент-Эспри. Будет еще одним помощником больше. Завтра же я начинаю принимать заказы на комнаты, а послезавтра мы вывесим табличку: «Свободных мест нет»!

– Дядя Антуан! – закричала Лоранс. – Это же потрясающая идея! Вот увидите, моя подружка Жюльетт очень хорошая. Ты гений, дядя Антуан!

Она вскочила и, опрокидывая стулья, бросилась его целовать.

– Что же, – сказал Рено, закуривая сигарету, – значит, все уладилось. И завтра я могу спокойно уехать.

– Завтра? – переспросила Эстер.

– Как, уже? – удивился Антуан.

– Да… понимаете… у меня дела… и еще я обещал помочь Лидии разобраться со страховкой, она в этом ничего не смыслит.

И он поднялся из-за стола.

– Поеду оставлю машину на здешней станции техобслуживания, пусть механик посмотрит, у нее что-то мотор барахлит, а завтра ехать. Вернусь пешком. Кто со мной?

Жан-Марк и Лоранс с озабоченным видом убирали со стола и как будто не слышали его слов.

* * *

На другое утро, когда Жан-Марк завтракал на кухне, Эстер сказала:

– За это лето ты наработаешься! А осенью перейдешь уже в предпоследний класс? Ты еще не знаешь, чем собираешься заняться после школы?

Жан-Марк пожал плечами:

– Не знаю… Вообще-то у меня неплохо идет математика. Может, буду инженером… Ничего особенного из меня не выйдет…

Лицо Эстер осветила ее чудесная улыбка:

– А надо обязательно быть особенным? – Ты же понимаешь, о чем я говорю: жить не просто так, скучно, глупо и без толку. Вот, например, папа: в моем возрасте он уже помогал партизанам. И показал, на что он способен. Конечно, тогда было другое время, не всегда же бывает война, но…

– Да, к счастью, не всегда.

Жан-Марк осекся. Как он мог такое ляпнуть! Ведь знает, что испытала Эстер во время войны…

– Ты говоришь, показал, на что способен? – мягко сказала она. – Ну, и на что же он оказался способен?

– Как? – опешил Жан-Марк.

– Очень просто. Из всех троих детей твой отец был самым одаренным, самым обаятельным. Смелый, отважный, да он и сейчас такой. Но что получилось из этих его прекрасных задатков? Он живет, как мотылек. Сегодня здесь, завтра там. Дела – только предлог, когда ему хочется уехать. Бумаги Лидии ждали полгода, могли бы подождать еще две-три недели. Но нет, ему не терпится улететь! Правда, надо отдать ему должное, когда нужно, он всегда готов прийти на помощь.

Жан-Марк опустил на стол свою чашку кофе.

– Эстер, как ты думаешь, если мама его позовет на помощь, он придет?

– Она его никогда не позовет. Твоя мать сама помогает другим и не любит быть слабой.

– Но кто виноват, что они разошлись? С тех пор как бедная Лоранс увидела, какой он веселый и добрый с нами, она просто не знает, что подумать. Но и маму обвинять тоже не хочет.

– А почему, – возразила Эстер, – почему непременно кто-то из них двоих должен быть виноват? Они оба ошиблись друг в друге, вот и все. И не смогли жить вместе. Я прекрасно понимаю твою маму. С таким бродягой, как Рено, несладко.

– А я-то думал… – растерянно сказал Жан-Марк, – ты его так любишь…

– Дурачок! Можно любить человека и знать его недостатки, одно не мешает другому! О, слышишь, Жан-Марк, зовут с террасы. Иду-иду!

Уходя из кухни, Жан-Марк слышал, как Эстер сказала:

– Что, малыш, пора ехать?

И по тому, как ласково звучал ее голос, было легко догадаться, что она говорит с Рено.

* * *

Вот и скрылся из вида старенький «пежо». Они еще слышали, как загудел мотор на спуске, и все. Поднятая машиной пыль медленно оседала на кусты шиповника. Аромат цветов смешивался с лившимся с неба благодатным теплом.

А перед тем как уехать. Рено высунулся из дверцы машины, крикнул: «Поцелуйте от меня маму!» – и помахал рукой на прощание. Они молча смотрели ему вслед.

– Знаешь, – сказал наконец Жан-Марк, – если бы это было в книжке…

– Можешь не продолжать, – мрачно отозвалась Лоранс, – если бы это было в книжке, мы бы взяли ЕГО за ручку, отвезли в Париж, и ОНИ бы помирились.

– И мы все вчетвером стали бы жить-поживать, добра наживать, – закончил Жан-Марк. – Жаль только, что так бывает только в книжке, а не в жизни.

– В жизни все ужасно! – воскликнула Лоранс. – Неужели так всегда и будет?

Из дома вышла Кошачья Королева и осторожно осмотрела дорогу. Убедившись, что на ней нет ни собак, ни велосипедистов, ни машин, она проскользнула между кустами шиповника и принялась тереться о ногу Лоранс.

Лоранс взяла ее на руки и стала почесывать ей шейку под густыми бакенбардами, приговаривая ласковые слова. В ответ Королева издала короткое благосклонное мяуканье.

– Разве ты недовольна, что мы вообще с ним встретились? – сказал Жан-Марк. – Мало тебе той ночи, когда он рассказывал нам про войну, про дядю Антуана? Ведь он еще никому об этом не говорил.

– Ну, – сказала Лоранс, – это еще неизвестно, говорил или нет. Может, он Эммелине и Режинальду тоже все рассказывал.

– Да неужели ты думаешь, Трюшки не раструбили бы это на всех углах? Плохо же ты их знаешь. Нет, он никому не говорил, только нам, потому что… мы это мы. И та ночь в Бори-Верт была не в книжке, а в жизни.

– Так трудно во всем этом разобраться, – вздохнула Лоранс.

– А вдруг, – прибавил Жан-Марк, – если дядя Антуан попросит маму еще разок, она приедет в августе. Ей здесь, наверное, понравится. И может, хотя бы ради того, чтобы не видеть больше Гиену, она решит… Тогда рано или поздно ОНИ встретятся… Понимаешь, если бы ОНИ просто стали друзьями, было бы уже не так плохо.

На кончиках опущенных ресниц Лоранс заблестели слезы. Руки у нее были заняты кошкой, и ей пришлось вытереть глаза о гладкую бархатную головку Королевы, та снова мяукнула.

– Лоранс, – позвала Эстер, – надо приготовить комнаты, сегодня приедут трое постояльцев. Поможешь нам с Сидони?

Эстер стояла на пороге. Когда Лоранс подошла, она потрепала ее по щеке и улыбнулась Жан-Марку.

За ее спиной раскачивались и постукивали шарики занавеса. На втором этаже одно за другим распахнулись окна, хлопнули ставни, и по дому разлилась жара. Внизу дядя Антуан распечатывал кипу писем. Жан-Марк выпустил струйку пара из Принцессы.

На дороге перед гостиницей почти одновременно остановились два мотоцикла и автомобиль.

– «Бори-Верт»… – прочитал кто-то. – Выглядит недурно. Зайдем?