Текст книги "Тайная тропа к Бори-Верт"

Автор книги: Мадлен Жиляр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава 2
Таверна или кафе?

Жан-Марк и Лоранс были не из тех столичных детей, про которых в книжках пишут, будто они знают природу только по газонам в парке. При жизни нормандских бабушки с дедушкой они почти все каникулы проводили на берегу Ла-Манша. И полюбили шум прибоя, изменчивый цвет и запах моря, водоросли из таинственных глубин, остающиеся на мелководье после прилива, и неумолчный шорох перекатываемой волнами гальки. Они колесили на велосипеде среди желтых полей пшеницы, овса и льна, спускались по долинам, резко обрывающимся у скалистого берега. Росли там и яблони – в Нормандии любят сидр, яблочное вино, – и Жан-Марк и Лоранс легко залезали на них по низко опущенным веткам.

Но то, что они увидели прекрасным июньским утром из окна автобуса, увозившего их из Авиньона, было совсем непривычно: тщательно обработанные огороды и сады среди моря пыльной первозданной природы.

Вот поля и ряды кипарисов, защищающие их от мистраля. Вот на грядках, накрытых пластмассовой пленкой, знаменитые воклюзские сетчатые дыни. Вот целые плантации сливовых деревьев, на которых красных плодов чуть ли не больше, чем зеленых листьев. Вот дома, утопающие в цветах. А вплотную к этим возделанным землям подступают горы. И везде: по обеим сторонам дороги, на равнине и по склонам гор – цветущий дрок взметает выше человеческого роста снопы золотых искр. На мгновение этот ослепительный фейерверк прекращается, чтобы чуть дальше вспыхнуть еще ярче.

Через приоткрытые окна в автобус проникал пряный, как перец, и сладкий, как мед, запах.

– Это пахнет дрок, – сказала соседка Лоранс, видя, как та удивленно принюхивается.

– Еще на прошлой неделе на вершине Ванту лежал снег, – заметил через некоторое время один из пассажиров, глядя в левое стекло.

Жан-Марк и Лоранс повернулись в ту сторону. Гора Ванту, высотой почти две тысячи метров, с вершины которой в хорошую погоду видны все Альпы до самых Пиреней, имеет странную форму. Обычная гора – это конус, или пирамида, или острый пик. Ну, а Ванту – огромный кит, с покрытым зеленью лбом и с плешью на затылке, выброшенный в самом центре Конта Венессен[1]1
  Конта Венессен – старинная область на юго-востоке Франции с центром в городе Авиньоне.


[Закрыть].

– Дождей выпало еще маловато, – сказал другой пассажир. – Надо, чтобы хорошенько полило, что толку от этих ливней с грозами – только земля твердеет, а вглубь ничего не проходит. То ли дело славный мелкий дождичек, как зарядит – так уж денька на два.

Жан-Марк и Лоранс сердито покосились на него. Нет уж, их вполне устраивало такое вот солнечное утро и зной, становившийся все сильнее.

Вскоре пассажир, мечтавший о дожде, показал им надпись на придорожном столбе:

ВОКЛЮЗСКИЙ ИСТОЧНИК – 12 км.

– Пара дождливых дней – и там будет на что посмотреть. Через эту дыру вытечет вся вода, которая впиталась в Воклюзское плато.

Ну, уж спасибо! Им вовсе не интересно, через какую дырку будет выливаться дождевая вода, а лучше всего, чтобы и вовсе дождей не было.

Вот и указатель с надписью «МАЗЕРБ». Вверх по склону карабкались домики цвета спелой пшеницы с высокими крышами. Весь поселок напоминал закругленную с двух сторон ракушку, а вокруг нее – гирлянды меловых скал и горные уступы с шапками густых зарослей.

Автобус остановился. Как, уже приехали? Значит, до самого поселка и вон до того разрушенного замка их не довезут? Нет, водитель достал из багажника чемоданы Жан-Марка и Лоранс и указал им на дорогу, обсаженную огромными кустами шиповника в цвету. В самом деле, у развилки она увидели косо прибитую табличку:

ГОСТИНИЦА И КАФЕ «БОРИ-ВЕРТ», 150 м.

Ага, значит «Ве» – это «Верт», «зеленая». А вот и сама гостиница: двухэтажный дом с асфальтированной террасой под навесом из вьющегося винограда. Круглые столики, металлические стулья и кадки с цветущими олеандрами. Но может быть, все-таки здесь какая-то ошибка? Ведь на большом коленкоровом полотнище, красующемся над окнами первого этажа, красными буквами написано:

ТАВЕРНА «СТАРЫЙ ЗАМОК»

ЗАКУСКИ – ЛЕНЧИ – БАНКЕТЫ

Таверна? Но дорога упиралась прямо в нее. Дальше только кусты и высокая серебристая трава. Жан-Марк пожал плечами и, решительно шагнув вперед, раздвинул занавес из нанизанных деревянных шариков, висевших в дверях.

– Это от мух, – сказала Лоранс, гремя шариками. – Воздух пропускает, а мух нет.

Они оказались в затемненной комнате, где приятно пахло спелыми фруктами. Наметанный глаз Жан-Марка приметил за деревянной стойкой начищенные до блеска рукоятки автоматической кофеварки. А Лоранс сразу углядела величественного черного кота, разлегшегося на стойке рядом со старинным телефонным аппаратом. Насторожив уши, котище изучал вошедших. Его огромные черные зрачки были окружены светящимися желтыми кружками.

Рядом с котом стояла, облокотившись на стойку, седая женщина. А из глубины зала доносился еще чей-то голос: там за одним из накрытых клеенкой столиков сидела другая женщина и что-то говорила. Постепенно глаза привыкли к темноте, и они смогли различить на этом столике большой кусок масла, глиняный горшок и блюдо клубники. Вот что так чудесно пахло!

– Место этой твари не на стойке, а в погребе, мышей должна ловить. И не спорьте, Эстер: когда вот такая скотина прыгает на столы, посетителям это не нравится. И вид у нее наглый. Нет, я поговорю с Антуаном.

Женщина за стойкой погладила кота по спине. Он учтиво пригнул голову.

– А вот и ваши внуки, мадам Трюшассье, – сказала она.

Жан-Марк и Лоранс стояли рядом со своими чемоданами, и у обоих в голове проносились одни и те же мысли. Женщина за стойкой – та самая Эстер, у которой погибли все родные. Лоранс понравилось, что она приласкала кота, а та, другая, пришлась ей не по душе: видно, что она ничего не смыслит в животных. Это и есть мадам Трюшассье, свекровь тети Лидии.

Продолжая жевать хлеб с маслом и медом и даже головы не повернув в сторону Жан-Марка и Лоранс, мадам Трюшассье уточнила:

– Это не мои внуки, а сын и дочь невестки Антуана. Здравствуйте, – прибавила она несколько запоздало.

Покончив с бутербродом, она вытерла пальцы и протянула через стол сухонькую руку. Лоранс и Жан-Марк молча пожали ее. Эстер вышла из-за стойки.

– Вы, наверно, не успели позавтракать в Авиньоне, с поезда прямо на автобус. Садитесь вот сюда, на скамейку.

И она вышла через открытую дверь в глубине зала. За дверью виднелась гигантская плита. Жан-Марк и Лоранс, все еще не произнеся ни слова, разглядывали мадам Трюшассье. Она вытянула под столиком тонкие ноги в домашних туфлях с помпонами. Вязаная пелеринка дополняла утренний туалет. Но, как ни странно, в этот ранний час на ней была похожая на блестящую черную каску шляпа, надвинутая до самых бровей и украшенная двумя торчащими веточками, подрагивавшими при каждом движении.

«Могла бы и не возмущаться, что нас за ее внуков приняли, – подумала Лоранс. – мне такой бабушки и даром не надо!»

Когда Эстер взяла масло, чтобы переставить его на столик Лоранс и Жан-Марка, им показалось, что мадам Трюшассье вцепится в него обеими руками. Но нет. Она просто встала и, сказав, что идет проведать «бедного больного», направилась к винтовой лестнице в углу зала и пошла по ней наверх.

Эстер принесла кофе с молоком в кастрюльке. Наверное, сварила его на плите. «Зачем же тогда кофеварка?» – удивился про себя Жан-Марк. Вдруг со стойки прямо на спинку их скамейки прыгнул черный котище. Он деликатно обнюхал волосы Лоранс и через плечо спрыгнул ей на колени. Там он свернулся клубком, уткнув мордочку в лапы. Лоранс боялась пошевельнуться.

– Признала друга, – сказала, улыбаясь, Эстер.

– Так это кошка? А как ее зовут? Сколько ей лет?

– Сколько лет, точно не знаю. Года два, не больше. Антуан подобрал ее совсем маленькой в лесу за хижиной.

– Но имя-то у нее есть?

Без имени никак не обойтись, не звать же: «Эй, кошка!» или «Эй, собака!». Это все равно что учитель в школе будет к вам обращаться: «Эй, ты, малыш из третьем ряда!» или «Вот ты, девочка, рядом!».

– Имя, конечно, есть, и даже не одно. Иногда я называю ее Совушкой, когда она делает большие глаза и прижимает уши. А вообще-то ее зовут Королева, Кошачья Королева, – объяснила Эстер. – Иду-иду! – закричала она вдруг совсем другим голосом, так что Лоранс вздрогнула от неожиданности.

Этот возглас относился к ранним посетителям, которые расположились на террасе и громко осведомлялись, есть ли тут кто-нибудь. Они заказали кофе с молоком и бутерброды.

Между тем Кошачья Королева удобно разлеглась, приподняла веки и, казалось, разглядывала Лоранс своими прозрачными глазами, зрачки ее сузились в тоненькую полоску под солнечным лучом, пробивавшимся через щель в ставнях. Она зевнула, широко, как крокодил, разинув великолепную розовую пасть с белыми клыками.

В это время вернулась мадам Трюшассье.

– Можете подняться к дяде, – сказала она. – Только тихо! Вообще все это очень необдуманно. И главное, не кричите!

«С чего бы нам вдруг кричать? – думал Жан-Марк, поднимаясь за нею по темной лестнице. – Что это ей в голову взбрело? И что именно необдуманно?»

На площадке мадам Трюшассье остановилась. Здесь, как и на лестнице, было темно. Только узкая полоска света проникала сквозь прикрытые ставни на окне. В полумраке виднелись какие-то шкафы и другая громоздкая мебель. Госпожа Трюшассье заглянула в полуотворенную дверь, и они услышали ее шепот:

– Я их впущу, но только на минутку.

Жан-Марк почувствовал, что Лоранс вдруг вцепилась в его руку, как делала, когда была совсем маленькой. Ему и самому стало не по себе. Так, держась за руки, они и вошли в комнату к дяде.

Сначала они увидели только большую деревянную кровать и множество пузырьков, коробочек и таблеток на столике. Окна и ставни здесь тоже были закрыты. Да что они тут все, как кроты, в потемках сидят! К тому же в комнате стоял неприятный запах, какой-то кислый и затхлый.

– Здравствуйте, – донесся голос из глубины кровати. – Сейчас зажгу свет, чтобы получше вас разглядеть.

Под потолком загорелась лампочка и осветила комнату. Дядя Антуан сидел среди вороха подушек, его лицо блестело от пота. И неудивительно: поверх пижамы на нем был надет и застегнут на все пуговицы коричневый вязаный жилет. А накрыт он был пузатой, похожей на дирижабль, периной в цветочек.

– Лоранс! Ну вылитая Катрин! Как поживает мама? А Жан-Марк уже совсем большой. Не очень устали в пути? О, я так рад, так рад! Надеюсь…

Но они так и не узнали, на что надеется дядя Антуан, – его перебила мадам Трюшассье:

– Не волнуйтесь, Антуан. Вам вредно столько разговаривать, особенно с утра. Дети сейчас пойдут вниз. А вы выпьете чудодейственную микстуру милейшего Совиньона.

И она замахала руками по направлению к двери, как будто прогоняла забравшихся в комнату кур. Жан-Марк и Лоранс попятились. Дядя замолчал, но продолжал глядеть на них широко раскрытыми голубыми глазами. Итак они снова очутились на лестнице, порядком озадаченные.

– Может, нам уехать обратно? – прошептала Лоранс. – Давай уедем, а, Жан-Марк!

Жан-Марку так хотелось сказать «да», взять чемоданы, дойти до большой дороги и дождаться первого автобуса, хотя бы пришлось ждать до завтра. Эта мадам Трюшассье определенно ненормальная. Да и этот странный больной не лучше: забился в постель, не смеет ей перечить, а смотрит так, будто умоляет о помощи, так что просто страшно становится!

Только вот… где взять денег на обратную дорогу? Мама дала только на открытки, марки и еще немного, чтобы было на что перекусить, если они раз-другой отправятся на прогулку. Дать больше она, особенно теперь, просто не могла. Ведь с 15 июля повысится плата за квартиру. Их старый квартал начал входить в моду, и цены росли.

Значит, уехать прямо сейчас никак нельзя. Придется сначала написать в Париж, все объяснить. Нельзя сказать, что отцовская родня приняла их с распростертыми объятьями. Жан-Марк представлял, как мама пожмет плечами: так, мол, она и знала. Все это он объяснил Лоранс, но она только всхлипывала. Тогда, потеряв терпение, он потянул ее к окну и рывком распахнул ставни.

– Ах!

Из раскрытого окна хлынули свет и тепло. Они облокотились о подоконник. Окно выходило в сад за гостиницей, там, между рядами кустов, источающих под лучами солнца горький аромат, были расставлены цветы в ящиках и глиняных горшках. Сад был обнесен низенькой стеной из белых камней, за ней высился большой кипарис, виднелся какой-то купол из таких же камней, а за деревьями с узловатыми ветвями и серебристо-сероватыми листьями пенился золотой дрок. Еще дальше – крутой подъем и, наконец, голые скалы. Если высунуться из окна побольше, то справа виден длинный синий хребет, совсем не похожий на Ванту. Да Ванту и не могла быть с этой стороны, если только Жан-Марк не совсем разучился ориентироваться.

Небо было безоблачным, и под ярким утренним солнцем все, даже густая темная зелень, блестело, словно отлитое из драгоценного металла.

– Давай-ка пока останемся, Лоранс, разберемся, что к чему, а там посмотрим.

Внизу Лоранс сказала уже спокойным тоном:

– А где же Принцесса? Что-то ее не видно.

У дверей кафе остановилась машина. Загремели шарики ширмы, и друг за другом, оживленно разговаривая, вошли один, двое… пятеро посетителей.

– Есть кто-нибудь? – крикнула одна из женщин, остановившись прямо напротив Жан-Марка и Лоранс.

– А мы, выходит, пустое место, – сказал Жан-Марк сестре.

– Иду-иду!

Вытирая руки фартуком, появилась Эстер. Но прежде чем заняться посетителями, она заговорила с Жан-Марком:

– Ну, как ты нашел дядю? Хорошо бы вы постарались его развеять. Доктор говорит, что у него уже все прошло, просто он очень мнителен… Да-да, сию минуту! – И она повернулась к господину с бакенбардами, точно с обложки журнала, благоухающему лосьоном после бритья. – Что вам угодно?

– Бочкового пива – дама хочет пить.

– Бочкового у нас нет. Хотите бутылочного?

– Какая дыра! – возмутилась страдающая от жажды дама. – Тогда стакан минеральной с черносмородиновым соком и со льдом.

– Для меня чашку крепкого кофе.

– Мне чай с лимоном.

– Стакан мятной воды, – распорядились три другие спутницы господина с бакенбардами. Себе он заказал чашку кофе покрепче, чтобы не уснуть за рулем.

Тем временем дама, заказавшая мятную воду, передумала: пусть ей тоже подадут кофе. Минерально-черносмородиновая дама заколебалась, не взять ли и ей кофе, но жажда победила, только лучше она возьмет молока с сиропом. И главное – со льдом.

С лестницы послышался голос мадам Трюшассье:

– Эстер, Эстер! Я слышу, кто-то пришел! Обслужите же! Господи, вот беда, и куда она запропастилась со своим котом! А кто открыл здесь окно? Вот беда, вот беда!

Эстер пожала плечами и понимающе переглянулась с Жан-Марком и Лоранс.

– Присядьте, вас сейчас обслужат, – предложила она суматошным посетителям. – Только вот льда не будет. Холодильник сломан, а автомат-охладитель установили только сегодня утром.

«Вот оно что, – подумал Жан-Марк, подойдя к стойке, где он увидел резервуар, из отверстий в крышке которого торчали горлышки бутылок. Он сосчитал их. – Это и есть девятизарядный автомат. Надо будет написать маме».

– Заварите в большом чайнике, – сказала дама, пожелавшая чаю, и добавила, повернувшись к соседке: – У них такая манера: запустят в крошечный чайник два пакетика, просто невозможно пить!

– Ох уж эти трактирщики! – вздохнула другая дама.

«Скорее, ох уж эти клиенты!» – подумал Жан-Марк. Ему вдруг стало обидно за смешной маленький ресторанчик.

Между тем Эстер нерешительно взялась за ручку кофеварки. Жан-Марк вспомнил, что для них она варила кофе в кухне на плите. Может, она еще не умеет обращаться с машиной? И когда он тихонько сказал, что для него это дело привычное, Эстер не пришлось уговаривать. Вытащив одну бутылку из охладителя, она просто сказала:

– Хорошо бы, ты и чай приготовил. А когда справишься, закрой, пожалуйста, ставни на лестнице. Северян это всегда удивляет, но у нас приходится днем держать окна закрытыми из-за жары и мух. А на ночь я везде открываю настежь.

Вот когда пригодился приобретенный в «Утином Клюве» опыт! Только Жан-Марк наполнил фильтр молотым кофе, как в зал ворвалась дюжина ребят, веселых и разгоряченных, в шапочках с козырьками и полосатых футболках в обтяжку. Свои велосипеды они оставили снаружи, прислонив их к кадкам с олеандрами. Это молодежь из Мазерба тренировалась перед велогонкой юниоров через Люберон, тот самый синий хребет, не похожий на Ванту. Велосипедисты то и дело поглядывали в ту сторону, вспоминая опасные виражи и склоны под углом в 12 градусов на одной из горных дорог.

Посыпались заказы: пиво, мятную воду, лимонный сок, шоколад, кофе с молоком, черный кофе. Жан-Марк управлялся с кранами и ручками. Эстер разливала напитки, выжимала лимоны, вытирала стойку. Лоранс таскала подносы.

– Ложки! – шепнул Жан-Марк. – Мадам Эстер, где ложки?

Эстер обвела взглядом полки, на которых были расставлены бутылки, стаканы, ваза-пирамида с крутыми яйцами, сахарница… Ложек нигде не было.

– Наверное, это она их забрала, она хочет, чтобы Антуан заказал в Авиньоне другие, а эти на ее вкус недостаточно шикарны для «таверны». Красноречивым кивком в сторону лестницы Эстер пояснила, что имела в виду мадам Трюшассье.

– Почему «таверна»? Ведь это просто кафе? – спросила Лоранс, подойдя поближе.

– Конечно! Под этой надписью висит вывеска: «Кафе и гостиница Бори-Верт». А новая – выдумка Совиньона. На смех всему поселку!

– Теперь все ясно, – с облегчением сказала Лоранс.

А в зале появились еще и другие местные жители, на этот раз не юниоры-велосипедисты, а несколько старичков-пенсионеров.

– Зашли пропустить по стаканчику белого вина, – объяснила Эстер на ухо Жан-Марку.

Старички, все, как показалось Лоранс и Жан-Марку, на одно лицо, заговорили о засухе, а сами во все глаза глядели на парижан. Наконец один из них, кивнув на Жан-Марка и Лоранс, спросил:

– Это что же, детишки Лидии?

– Нет, – ответила Эстер, – это сын и дочь Рено.

– Ах, Рено… Ну-ну… – И старичка замолкли, словно обдумывая новость. Лоранс не слышала этого разговора. Она, наконец, отыскала ложки на дне ящика и с выражением глубокого презрения на лице обслуживала путешественника с четырьмя спутницами. Велосипедисты же ей, наоборот, понравились. И она им тоже. Капитан команды, высокий белокурый парень, поздравил Эстер с тем, что она обзавелась такой расторопной официанткой.

Жан-Марк как раз обдавал кипятком керамический горшок, прежде чем налить в него молоко, когда его взгляд упал на фабричную марку кофеварки:

ПРИНЦЕССА

Фабрика Барбюле. Тьер

Он был слишком занят, чтобы сразу же поделиться своим открытием с Лоранс, и пока только посмеялся про себя. Так вот она, таинственная знакомая Антуана Абеллона, особа королевской крови, которая отлично варит кофе. Что правда, то правда: эта машина еще совершеннее, чем кофеварка в «Утином Клюве».

Итак, и автомат и Принцесса – обе тайны исчезли.

Может быть, так же прояснится то непонятное и, пожалуй, даже зловещее, что окружало болезнь дяди Антуана.

Глава 3
Первые дни в Мазербе

Дорогая мамочка! – так начиналось письмо Лоранс. – В первой открытке мы тебе не стали сообщать, что, будь у нас деньги, мы на следующий же день вернулись бы домой. Но не хотелось тебя беспокоить, и вообще мы сами так сюда просились, что было обидно отступать. Жан-Марк подробно описал тебе этот первый день, о котором мы до сих пор вспоминаем с ужасом.

Теперь все уладилось. Ну, не то чтобы совсем все. Ведь дядя Антуан по-прежнему не встает. Лечит его какой-то странный тип, тот самый архитектор, о котором он писал в письме. Такой бледный, с кривым ртом. Он вовсе не врач, но уверяет, будто знает какие-то лечебные травы и сам их собирает. А это неправда: как-то раз я его застала, когда он вытряхивал из аптечных пакетиков за стойкой мяту, липовый цвет, вербену и что-то еще и готовил из них черную микстуру.

О Кошачьей Королеве я тебе уже писала. Она просто великолепна. Спит она у меня на постели, и Эстер нисколько не ревнует. Я заметила, что когда у Королевы сужаются зрачки, то глаза вокруг них становятся зелеными и прозрачными, как вода в ванне. А когда зрачки расширяются и делаются круглыми и черными, то вокруг них загораются золотые кружки. Таких красивых глаз я в жизни ни у кого не видала! И еще она умница: сама открывает все двери и всегда точно знает, что лежит в холодильнике. У нее длинные лапы с круглыми подушечками на концах. Прыгает с пола на стул, со стула на стол, со стола на стойку, как белка с дерева на дерево.

Сидишь иногда, лущишь горошек – я помогаю на кухне вместе со служанкой, ее зовут Сидони и она всегда молчит, как рыба, – так вот, сидишь, лущишь горошек на кухне или, например, болтаешь вечером с друзьями (я тут познакомилась с хорошими ребятами), и вдруг тебе на спину обрушивается что-то тяжеленное – это Королева изъявляет свою любовь. А потом укладывается на плечах, как меховой воротник. Жарко, конечно, но зато здорово, правда?

Эстер я очень люблю. Она разрешила нам звать ее по имени и на «ты». А вот кого терпеть не могу, так это мадам Хрюш, то есть Трюш, то есть Трюшассье, это мы ее так сокращенно зовем. Не нравится мне ни как она носится с дядей Антуаном, как будто кто-то его у нее украдет, ни как шепчется с этим микстурщиком, которого зовет «милейшим Совиньоном». Нас она ни во что не ставит. Однажды я слышала, как она говорила своему «любезному Совиньону», что мы всего-навсего дети невестки Антуана. Как тебе это кривится? А ее собственные внуки – это «сын и дочь родной сестры Антуана». Я так разозлилась, что чуть не вмешалась и не спросила у нее, разве наш папа не родной брат Антуана?

Жан-Марка она тоже раздражает, особенно когда усаживается за стойкой и принимается «угощать» всех подряд. И вид у нее дурацкий: вязаные пелеринки и эта вечная шляпа. Она ее нацепляет с утра, а может, и на ночь не снимает. И видела бы ты, какая шляпа! Как шлем марсианина. Жан-Марк окрестил ее НЛО, и правда, вот уж настоящий Неопознанный Летающий Объект, летающая тарелка!

А вчера она, ехидно глядя на нас, объявила: «Я вызвала своих!» Надо понимать, что она имела в виду детей тети Лидии – Эммелину и Режинальда.

Я и забыла, что у нас есть двоюродные брат и сестра, которых так чудно зовут. А знаешь почему? Кажется, когда-то в молодости тете Лидии очень понравился один роман, где так звали героев. Ничего себе причина, чтобы наградить бедных детей такими именами! Как говорит Жан-Марк, что же, когда у меня будут дети, мне их называть Тентен и Астерикс?[2]2
  Тентен и Астерикс – героя популярных детских комиксов.


[Закрыть]

Честно тебе признаюсь, что я порвала свои джинсы, зацепилась за сломанное крыло велосипеда – и какой дурак его оставил, не мог, что ли, совсем снять, как все делают! Эстер дала мне кусочек материала для заплатки, и он очень хорошо подходит: желтая заплатка чудесно смотрится на голубом фоне. А пришивала я сама, можешь радоваться!

Мамочка, нельзя ли прислать мне мои закрытые туфли? Вообще-то здесь жарко и я ношу босоножки, но кататься на велосипеде и ходить по камням во время прогулок к Воклюзскому источнику было бы удобнее в туфлях. Пришли, пожалуйста, поскорее…

А вот что писал Жан-Марк:

Дорогая мама!

Пожалуйста, не беспокойся, Лоранс тут живется прекрасно: у нее есть кошка и она подружилась со славной компанией. Колесит с ними по всему Воклюзскому плато на старом дядином велике. Правда, она и в работе помогает: обслуживает клиентов, чистит овощи и т. д.

Я тебе уже писал, что берега Роны разочаровали меня, еще когда мы ехали в поезде, – какие-то цементные заводы, фабрики и видимо-невидимо сборных домиков, выкрашенных в грязно-желтый или тошнотворно-розовый цвет. И за всем этим совсем не видны прекрасные кипарисы, окаймляющие поля. Я понимаю, конечно, что и заводы, и дома для рабочих необходимы. Но неужели нельзя расположить их не так беспорядочно, сделать из хорошего материала и покрасить в приличный цвет?

Совсем другое дело, когда заезжаешь вглубь – просто чудеса! Не буду утомлять тебя описаниями, скажу только, что здесь, в Воклюзе, мне ужасно нравится!

Да, знаешь, оказывается, Бори-Верт на самом деле спрятана где-то в горах, в непроходимой чаще. Одна такая хижина стоит прямо за кафе, еще несколько видно с чердака, где я устроил свою штаб-квартиру. А вообще только в окрестностях Мазерба их 350 штук, а по всему департаменту – видимо-невидимо. Помнишь, какие они? Круглые, как улей, с крышей-куполом или иногда продолговатые. В таком случае говорят, что они обтекаемой формы, как корпус корабля, – это мне объяснил воспитатель из местного летнего лагеря, который тоже интересуется бори. У некоторых крыша не сходится с гребнем, а выложена сверху длинными плитами. Стены и купола у всех сложены из плоских камней и без всякого цемента и фундамента, прямо на земле. Говорят, что бори относятся к доисторическим временам, что их строили бывшие кочевники, впервые осевшие здесь и начавшие обрабатывать землю. Когда люди наткнулись на эти камни, они, наверное, сказали (только вот на каком языке, хотел бы я знать?): «А что, если сделать из них дома? Это ведь лучше, чем пещеры». Другие считают, что бори были построены не раньше семнадцатого или восемнадцатого века. Но это меня не устраивает!

Во всяком случае, из старых хроник точно известно, что они служили пристанищем самым разным беженцам: жертвам религиозных гонений, сторонникам Конвента после падения Робеспьера. А во время последней войны – и партизанам тоже. Представь себе…

Однажды Эстер рассказала ему: «Когда твой отец был мальчишкой, они вместе с Антуаном снабжали всем необходимым партизан, маленький отряд, скрывавшийся в одной бори. Рено назвал ее Бори-Верт, то есть зеленая бори, он сам и нашел ее, блуждая по горам. Больше никто о ее существовании не знал. После воины твой дед назвал свое кафе в ее честь».

Но, подумав, Жан-Марк не стал пересказывать этого в письме: каждый раз, когда заговаривали о Рено Абеллоне, у мамы делалось каменное лицо. И он закончил так:

Представь себе, Эстер происходит из еврейского рода, который жил в Воклюзе еще с пятнадцатого века! Тут много старинных синагог. Дядя Антуан говорит, что в здешних местах никогда не было расизма, все были равноправными гражданами и каждый мог спокойно жить по своим обычаям. А потом пришли нацисты и при последней облаве схватили всю семью Эстер. Какое несчастье! Сама она чудом спаслась. И вообще, по-моему, она замечательная.

В другом письме Жан-Марк писал:

Дела в кафе идут потихоньку на лад. Дядя Антуан еще раньше нанял на лето повара и официанта, но, когда он попал в аварию, они уволились. Правда, Эстер и сама отлично готовит, но одной ей со всем не справиться. Я все время вспоминаю «Утиный Клюв». Правда, заказы здесь выкрикивают не через окошко раздачи, его нет, а прямо в открытую дверь кухни: «Один эскалоп, один!», «Две поджарки, две!», «Три яйца по-бургундски, три!».

Эстер, Сидони, Лоранс и я – мы делаем все, что можем, чтобы поддержать работу кафе до дядиного выздоровления. А почтенная мадам НЛО только рассуждает, ест, крутится под ногами и во все суется. У нее явно мания величия, и она каждый день сокрушается по поводу того, что напитки у нас не подают на войлочных кружочках с клеймом «Таверна „Старый замок“» (так она в своем воображении величает кафе). Я ведь писал тебе о вывеске на фасаде. По целым дням ока разглагольствует с Совиньоном, типом, который выдает себя за архитектора, но несет такую чушь об архитектуре Прованса, что в это трудно поверить. Он болтался в здешних местах, а дядя Антуан приютил его и хотел, чтобы он спроектировал ему пристройку. Совиньон и мадам Трюш с умным видом копаются в чертежах. А кончается все каким-нибудь многозначительным изречением, вроде: «Нужны капиталы» или «Антуан должен взять ссуду». Меня это ужасно злит. Насколько мне известно, «Бори-Верт» принадлежит не им. Как бы я хотел уговорить дядю Антуана показаться врачу. Эта его мрачность и апатия ненормальны.

Лоранс выдумала целую историю, будто мадам Трюш и этот самый Совиньон сговорились поддерживать дядю Антуана в таком состоянии и подмешивают в его микстуры яду. Начиталась детективов! А по-моему, наша НЛО соскучилась дома без всяких дел и забот, а теперь страшно довольна тем, что стала здесь важной персоной, и хотели бы всем заправлять. Депрессия дяди Антуана ей в этом на руку, вот она ничего и не делает, чтобы изменить положение.

Мы с Лоранс пытаемся переключить его мысли на что-нибудь, не относящееся к болезни, но это трудно.

Скоро, кажется, приедут дети тети Лидии. Надеюсь, они не похожи на свою бабушку. Особенно она невыносима по воскресеньям. Ведь в воскресенье у нас всегда полно народу, надо накормить проезжающих, то есть автотуристов, которые направляются к Ванту или Люберону – кафе как раз на полдороге между этими горами.

* * *

В воскресенье мадам Трюшассье с утра пребывала в полной боевой готовности. Сменив свои тапочки с помпонами на тесные туфли-лодочки, она для начала проверяла, в порядке ли вывеска, превращавшая скромное кафе в модную «таверну». А затем принималась обозревать горизонт.

Как только вдали показывалась машина, мадам Трюшассье выступала на дорогу. И если машина останавливалась, а не разворачивалась назад, обнаружив, что заехала в тупик, она бросалась в атаку, с выражением выкрикивая блюда меню. При этом веточки на ее шляпе подпрыгивали.

Жан-Марк сгорал со стыда, глядя на нее. Он вспомнил, с каким независимым видом мама шутила с посетителями, а если они того заслуживали, решительно ставила их на место. Гиена, конечно, ругала ее за это. Мадам Хрюш такая же подлиза, как Гиена. Только еще глупее! Правда, она не так скупа, во всяком случае распоряжаясь чужим добром. Она любила потчевать завсегдатаев дядиным легким белым вином, заявляя: «Я угощаю, друзья!»

Эти нелепые выходки страшно веселили Лоранс. За нею на кухню выбегала Эстер, и там Жан-Марк заставал их обеих, согнувшихся на табуретках и давящихся от смеха. Сидони невозмутимо смотрела на них. «Давно уж я так не смеялась, – говорила Эстер, вытирая слезы. – Последний раз, наверное, когда тут был твой отец».

Но по воскресеньям мадам Трюшассье забывала о местных посетителях, для нее существовали только «проезжающие». Владельцев роскошных автомобилей она желала непременно обслуживать сама, хотя путала все заказы. А разная мелюзга, вроде молодых семей с детьми, простых туристов и т. п., поручалась Лоранс и Жан-Марку. Если поднимался ветер – лето выдалось не особенно погожим, – мадам Трюшассье приговаривала, удерживая свою шляпу на голове двумя руками: «Какой бодрящий ветерок!» А Лоранс обходила столики и закрепляла булавками улетающие скатерти. Когда же «ветерок» переходил в настоящий мистраль, клиентам приходилось перебираться с террасы в зал, а над олеандрами взметались клубы пыли, летели меню и салфетки. Мадам Трюшассье суетилась и давала бестолковые указания, а Кошачья Королева, поддавшись общей панике, носилась взад и вперед по залу, задрав распушенный, как у белки, хвост.