Текст книги "Кролик на последней станции(СИ)"

Автор книги: M Nemo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Руки Киры порхали над приборами. Глаза были обращены в плещущие перед ней изображения сменяющих одна другую голограмм. Лёгкий толчок прошёлся и по его собственному телу. Кролик заставил себя остаться на месте и только уши его задрожали – но уж никак не от личных переживаний – просто мир кругом в одном концентрированном пространстве зашёлся в Готовности. Женщина была у предела и на миг ему показалось, что он тоже.

Тот Мир стал на один шаг ближе.

– Фаза Три, – услышал он командный голос Киры и начал приближаться к ней. Оказался совсем рядом и уже отсюда наблюдал за происходящим.

– Второй замок активирован.

Женщине не нужно было давать команд, она и так всё знала. Её тело стало полупрозрачным, глаза налились чем-то, что кролик уже не мог понять. Он продолжал смотреть на это лицо, с каждым мигом теряющее всё, что было ему понятно или что он мог понять когда-то. Оно становилось Другим.

На миг ему показалось, что он видит цвета, невиданные им прежде и чувствует Нечто, прежде не!..

– Шестой замок активирован.

Как?! Неужели прошло так много времени? И о чём сам он думал на протяжении всех этих мгновений? И тут он обернулся к Кире, и, не смотря на происходящее, та оставалась всё такой же земной, хоть и слишком быстрой в данную минуту.

Кролик только и успел увидеть, как пошли мутной пеленой врата, на миг ему стало иначе, на миг он поверил во что-то, о чём тут же забыл, а потом она – Уходящая – шагнула вперёд и исчезла.

На миг кролик увидел нечто в этой молочной пелене, нечто прекрасное и чуждое. Такое чужое, что у него всё скрутило внутри не от восторга и не от ужаса – от чего-то, что не умещалось в категориях этого мира. Там было оно, хрустальное по своей чистоте, но не радуга, светящееся, но не свет. Не умещающееся в его атомах, отрицающее волны его музыки и законы, породившие этот пласт реальности.

Не радуга, не призма, вопияло его сознание, сжатое в одну критическую массу для того, чтобы уместить в это маленькое тельце. Ставшее вдруг ещё большим и готовое бросить всё ради Другого.

ДРУГОГО. Это пронзило его насквозь и кролик заскочил между ног Киры и оттуда слушал её голос, земной, до унылости ровный. Она отдавала последние команды и завершала процедуру перехода на другой уровень существования.

От той женщины не осталось ничего, в последний миг она уже была не собой.

ДРУГОЕ.

Никто не замечал его, лишь под конец, когда всё было кончено, Друзья обменялись с Кирой парой предложений и кролик услышал, как она беспристрастно, без предубеждения и похвалы описывает процесс его функционирования на Маяке в качестве помощника смотрителя.

Отчёт звучал сухо и до тошноты верно. Кролик, чуть пошатываясь, пошёл вниз, в свою коробку. Он знал что и в какой последовательности сейчас делает Кира. И слышал как перед сном она остановилась перед входом в его закуток, но не стала подходить ближе, и сам он молчал.

Тогда смотрительница прошла мимо, двадцать минут на новое умывание, ещё одно – вся процедура отхода ко сну была нарушена. Двадцать минут на взгляд за окном – где на своё место вернулись звёзды старого мира.

Великий и могучий синтезатор на службе у халата

в разнообразную клетку

Утром она заварила кофе и позволила себе лишние пять минут провести в постели. После каждого удачно проведённого Перехода Кира чувствовала приятное удовлетворение и была рада, если за окном при этом ещё ярко светило солнце.

Одевшись и умывшись, она оглянулась на коробку с кроликом. Его серый бугорок с неким укором возвышался под одеяльцем. Она уже давно заметила, что тот предпочитает повторять людские привычки – вот как например с одеялом. А ещё умудрился раздобыть себе крохотную подушку, утащив её, Киры, старую игольницу.

Несмотря на шум, что смотрительница издавала на кухне, кролик продолжал свою маленькую забастовку. Хотя Кира и понимала прекрасно, что он уже давно проснулся. На самом деле она никогда не спешила поднимать его с кровати, ей нравились эти одинокие утренние часы, когда она привычно была предоставлена сама себе.

Запах кофе разносился по всему маяку. Она не стала уходить на веранду и осталась с чашкой на кухне. Скоро бугорок зашевелился и оттуда показался принюхивающийся нос.

– А мне? – вопросил кролик из своего уголка. – Обо мне ты хоть позаботилась?

По утрам у кролика появилась привычка что-то у неё требовать, то горячий кофе, то проверить, не воспалилось ли у него ушко. Его настойчивый голосок так и преследовал её, никогда ничего не спрашивая по делу.

Однако сегодня всё было иначе, после вопроса про кофе кролик умудрился засыпать её вопросами касательно Перехода. Объяснения заняли добрых два часа, и вот уже вся еда остыла, и пришлось разогревать её по новой. Они сделали себе ещё кофе, для тела человека и для тела кролика и так и сидели над чашками.

– Там не будет кофе, знаешь, – сказал кролик.

– И что? – прозвучало в ответ от смотрительницы. – Там будет что-то другое.

– Но не кофе, – он упорствовал, хотя было очевидно, что не так уж и любит этот напиток.

Когда они занялись отправкой ботов в ежедневный полёт над фьордами, он сказал:

– И искусства там не будет.

– Там будет Другое, – в который раз с расстановкой выговорила Кира. В самом деле, что он заладил как перепуганный ребёнок? – К тому же тебя никто не заставляет отправляться Туда прямо сейчас. – Веско добавила она. – Когда ты будешь готов, ты сам захочешь Уйти.

– А до тех пор изволь дёргать пушистыми лапками и грызть морковку дважды в день? – голос его выражал целую гамму чувств. – Я ведь себе спокойно жил, никого не трогал. Мне уже даже столь пугающие вас гнусности творить было не над кем, все Ушли. Но нет, Центру обязательно нужно выловить каждого и каждого заставить достигнуть этого вашего Уровня Перехода.

– Речь не только о тебе, – сказала Кира.

– Да ну, это тебя засунули в тело кролика и заставили проводить весь день на четвереньках?

– Мы не можем Уйти окончательно, оставив здесь хоть кого-то.

– Ну да, ну да. Ладно, признаюсь, я вёл себя не так уж и тихо, как рассказывал. Но это всё равно не даёт никому права делать меня лучше.

– А ты правда не хочешь стать лучше? – спросила Кира и прямо посмотрела на кролика. В былые времена иные люди остерегались глядеть ему вот так запросто в глаза, а сейчас, кого он смутит этим своим нынешним видом?

– А ты правда хочешь Уйти? – ответил тот вопросом на вопрос.

Кира некоторое время молчала, его реакция показалась ей надуманной.

– Конечно, – сказала наконец она.

– Да ладно? И так просто расстанешься со своей любимой машиной, со всеми её механизмами и шестерёнками? И с тем символическим механическим сердцем, что ты сплела над главными генераторами? Всё это ты отставишь ради того что будет Там? Ты уверенна, что тебе милее то Другое того, что есть у тебя здесь и сейчас? Что ты не захочешь и дальше заниматься своим Маяком? Может, ты так долго была одна, что скоро Центр увидит в тебе желание остаться и превратить во фламинго, скажем, или в твоём случае – в пеликана. И будешь тут курлыкать вместе со мной в зверином обличье, пока не осознаешь все свои несовершенства и не возжелаешь лучшего.

– Я не... – Кира не позволила сбить себя с толку. – Ты говоришь ерунду! – Решительно отрезала она и поднялась из-за стола. – Конечно я хочу Уйти, ведь там ждёт меня Так Много, а здесь уже всё исчерпано.

– Говорил человек, который всю жизнь протянул один на Маяке...

– ... Но пока у меня есть дела, – важно продолжала Кира, – а ты меня отвлекаешь. Кстати же, собирайся, вчера ты хорошо справился со своей задачей при Переходе, как для первого раза. Пойдём, я покажу тебе острова.

При этих словах кролик удивлённо выпучил глаза.

– Ладно, – сказал он, – может ты и не такой сухарь, как я думал. – И тут же добавил:

– Только захвати с собой Пироженки.

Пироженки они захватили. Кролик сунул нос в корзину перед самым вылетом и долго смотрел на них с малопонятным выражением. Они не были сделаны в виде морковки и представляли собой два простых незамысловатых кекса. С видом уже более довольным он спрыгнул вниз и проследовал за Кирой к посадочной площадке. Небольшой округлый шаттл к тому времени ждал их, места там было всего на два человека. И пока колючий утренний ветер обдувал его со всех сторон, кролик наблюдал, как Кира забирается внутрь и переключает свои рычаги. Затем она поманила его рукой, и кролик скакнул два-три раза вперёд. Дверца заманчиво поднялась перед ним, и он шустро запрыгнул внутрь. Уселся поудобнее и подобрал лапы.

Двигатели заработали, но кролик понял это лишь по синим огням на приборной панели. Шаттл легко оторвался от платформы и мигом взял курс на восток. Кира лишь раз бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась, когда кролик прямо взглянул на неё. Она так часто делала, то смотрела прямо, чуть ли не с вызовом, то делала вид, что и не глядит вовсе. Кролик вздохнул и тут всё его внимание привлекли распростёршиеся под ними и впереди фьорды. Ох, до чего они были велики! И покрывавшая их трава казалась лишь тонким слоем краски, соскреби её, и оголишь вековечный камень.

– Здесь никого уже не было более четырёхсот лет, – пояснила на ходу Кира и скорректировала курс. Она предпочла не переключать шаттл на автопилот. Вот впереди выросла каменная громада и выступила вперёд резко обрывающимся выступом. Другие скалы, торчащие из глубины, утопали в её чёрных водах.

– Я не слышу ветер, – сказал кролик.

Шаттл ещё не сбавил скорость, и он только сейчас понял, что тот должен гудеть у него в ушах.

– Хочешь? – спросила Кира и потянулась вперёд, коснулась панели, а та послушно поддалась, и скоро уровень звукоизоляции снизился на двадцать пять процентов. Подумав ещё, Кира снизила его до тридцати и свист ветра, громовые завывание пенных волн и прочие звуки воли наполнили пространство кругом них своей особой песней. Она была древней и чистой, её не нарушали веками и впредь не нарушат, до самого конца мира.

Вот впереди раскинулась тесная гряда голых островов. Кролику подумалось, что в былые времена здесь жили морские птицы, вили себе гнёзда прямо в скалах, а их птенцов пожирали более страшные твари.

– Мы приземляемся? – спросил он.

Ответом ему послужил быстрый кивок.

Второй вопрос прозвучал уже на земле, когда он, вначале чуть пошевелив носом, спрыгнул на землю.

– Ты что, хочешь их съесть прямо здесь?

– А ты куда-то торопишься? – спросила у него Кира, хотя сама вечно возмущалась, что кролик повадился отвечать ей вопросом на вопрос.

Она протянула ему коробку с кексами, и он выбрал самый большой, да принялся его жевать, не забывая поглядывать по сторонам.

Кругом было пусто и безлюдно. Наверно, они первые... существа, ступившие на эти земли. Или же она, Кира, бывает здесь часто? С другой стороны, почему бы и нет, вон какое густое грозное море видится от обрыва и дальше. Закончив с первым кексом, кролик без приглашения деловито взял второй и откусил половину, оставив вторую гордо стоять на траве.

– Могло быть и вкуснее, – сказал он.

Кира фыркнула, иного она от него и не ожидала и тогда кролик, на которого подобно старому грубому другу налетел ветер, смягчился:

– В следующий раз я сам настрою синтезатор.

Ветер пробирался ему под самую шерсть и ерошил каждую волосинку, прямо как по коже гладил.

– Я раньше готовил,– сказал кролик и умолк.

Они оба смотрели вдаль и тогда, когда тишина уже стала лучше всего, раздалось:

– А что ты готовил?

– Еду! – прозвучало отстранённое. А потом кролик заговорил быстро-быстро:

– Всякое, на самом деле. Внизу ещё осталось достаточно синтезаторов вечных моделей и запаса вещества в домах хватало. Иногда, конечно, я забредал в места, где всего уже не было давно и тогда приходилось ориентироваться на месте. Скажем, находить тут кое-что, кое-что там и соединять, раз у меня вышел зелёный омлет со вкусом арбуза, а раз пупырчатые колбаски.

– А вкус у них какой был? – спросила Кира

– Асфальта и немного крови.

Кролик обернулся к ней и поглядел так с прищуром.

– Ты тут, наверняка, ни разу ни в чём себе не отказывала.

– Ты бы тоже себе ни в чём не отказывал, если бы не прятался по пустошам, – прозвучало уверенное. – На очищенных территориях уже давно никого нет, последние люди в Центрах, ожидают своего часа Перехода. Либо же час Перехода ожидает их.

– Узнаю формулировки Друзей.

Смотрительница промолчала. Да и кролик не приложил никаких дальнейших усилий, чтобы её подразнить. Отчего-то всё стало другим, небо было слишком большим, а море – глубоким и этот дружелюбный холод, что ерошил его от лап до ушей.

– Руки, – не спросил, не то приказал он.

Кира опустила взгляд вниз.

– А что?– вопросил тот с эдаким невинным выражением лица. – Это у тебя защитный костюм, вон курточка какая с нашивками центра и на молнии, старинная, я, к слову, всегда любил винтаж. Штанишки коричневые, ботиночки серые, а носочки под ними...

Тут уж Кира сдалась, вроде бы нехотя присела и протянула к нему руки. Приглашать дважды кролика не понадобилось.

– Может хоть куртку расстегнёшь, человеческое тепло, знаешь ли.

Однако тут уж она прищурилась и пришлось довольствоваться чем есть.

– У меня тоже были ботиночки и носочки, знаешь ли, – снова проворчал кролик, хотя сам уже успел пригреться и угнездиться у неё в руках, так что и уши опустил. Её торчащие из перчаток пальцы удобно обхватили его, не давая свалиться вниз. – И курточка, только потяжелее твоей, совсем старинная. И вместо вот таких вот значков всяких прихлебателей и прочей информации, там был рисунок на спине.

Она молчала, но побеждённая его назойливым молчанием, вынуждена была спросить:

– И что же там было нарисовано?

– Рога и дорога, и роза. Они всё забрали перед трансформацией, даже ещё раньше. Обрядили в свою серую робу.

– Это восстанавливающая "кожа", она устраняет физические недостатки и справляется с лёгкими внутренними повреждениями. Тело перед трансформацией должно пребывать в лучшей форме.

– Ага, даже мой след от битого стекла со спины свели и бровь, так их мать, зарастили. Я уже не говорю про зубы.

– И что же тебе сделали такого с зубами.

– Мой сколотый зуб, он был мой и им было восхитительно кусаться.

Но тогда Кира сказала:

– Кого же ты им кусал?

Кролик примолк.

– Да уже давно никого. А вот тебе бы он понравился, кстати, ты любишь, когда тебя кусают?

При этих словах Кира разжала руки, и кролик полетел на землю. Однако ловко приземлился на все четыре лапы и выглядел при этом не сильно огорчённым. Дальние скальные вершины осветились розовато-золотым светом и пригнулась к земле невысокая трава, уже теряющая раннюю серость. Мир облекался в пёстрые краски. Однако от этого остров не стал ни более радостным, не показался он им и строже обычного. Здесь властвовала пустота и величие нетронутой природы, а кроме этого, лишь шум далёких волн да вышние завихрения нарушали царящий кругом покой.

– Некому будет восторгаться всем этим, – промолвил кролик другим голосом и пошёл обратно к кексам, он вспомнил о припасенном смотрительницей термосе с чёрным чаем. – Некому будет считать, что небо золотое, а вот это всё – великое. И оно перестанет существовать.

– Материя просуществует ещё шесть миллионов лет, – начала Кира и параллельно помогла ему с термосом.

– Я не о том, – сказал кролик. – Золотого неба не будет и великих вод. Я не буду вредным, а ты – сухарём. Будет... наверно ничего не будет.

– Будет другое.

– Я так и знал, что ты это скажешь! Все вы говорите одно и то же. Что рано или поздно не уйти не получится, что в этой форме и с этой энергетической массой мы уже переросли себя. Своего последнего человека я укусил, когда он начал распаляться о бабочках и коконах. Хотя и не в моих правилах пускать в пространственные объяснения – но подумай вот о чём. Почему всё это пошло именно таким образом, что все мы стали лучше? Ведь у нас было столько возможностей.

– У нас могло и не быть выбора, – предположила Кира и никто бы не смог сказать, думала ли она над этим бессонными ночами или повторяла слова Центра.

– Так ты веришь в эту единую теорию развития всего? – устало переспросил кролик, будто разговаривал с умственно отсталой. – Эх, постарайся ты хотя бы быть красивее, ведь есть же для этого Оболочки...

– Знаешь, почему ты кролик, а я человек? – вдруг сказала Кира. – Я не бью тебя в ответ.

Кролик умолк и закатил глаза.

– От этой морали мне тошно, а вот кексы у тебя ничего, хотя в следующую нашу поездку с синтезатором всё же управлюсь я. Я умею делать такие лимонные кексы, что ты мне ещё в любви признаваться будешь, но я, конечно, откажу, потому что не хочу рушить нашу чудесную дружбу.

Пришла очередь Киры закатывать глаза.

Кролик покосился на шаттл, Кира покосилась на шаттл. И оба остались на месте, кругом уж совсем позолотилось, ветер перестал срывать траву с камней и швырять её в море. Звонкая рябь чистого простора раскатилась до горизонта властной рукой.

Здесь бы кричать птицам, но этого уже давно не было. И не будет больше никогда. Сущее уйдёт, станет не-сущим. Будущее и прошлое смешаются или же просто потеряют значение. А она сейчас думает об этом? А думает ли вообще?

– Пойдём, – тогда сказала Кира с таким видом, что кролик мигом попрыгал следом. Уж он успел понять, что та если уж за что берётся, то делает всё в лучшем виде.

И сейчас, ведя его куда-то, наверняка там будет...

И они увидели водопады, больше, чем они сами и одновременно меньше. На такое короткое время кролик забыл и о своих лапах, и об ушах. Кира снова взяла его на руки вышла к самому крутому выступу.

Водопады пели, а они молчали, но на самом деле, пели вместе с ними. А потом кролик и смотрительница вернулись на Маяк, и каждый отправился по своим делам. Но ближе к вечеру Кира увидела, что тот первым делом занялся синтезатором. Она ждала лимонных кексов, а на выходе он провозился два с половиной часа, чтобы соорудить себе полосатый халат и тапочки, только для задних лап. Ходить ему в этом всём было неудобно, но кролик не сдавался.

Она не стала ничего говорить вслух, а он напустил на себя слишком гордый вид и пытался ходить как человек.

Через несколько дней халат куда-то пропал и о нём больше никто не вспоминал, хотя помнили все.

Таинственный жест лапой

С того самого дня дела пошли престраннейшим образом. Хотя Кира – по здравом размышлении – и могла лишь порадоваться произошедшим с кроликом переменам: тот вдруг начал интересоваться работой Маяка. От скуки ли, либо желая к ней подольститься – но он проявлял на удивление восторженный интерес ко всему, что помогало осуществлять Переход на ту сторону.

За впечатляющий промежуток времени он справился с теоретической частью вопроса и скоро перешёл на практическое его воплощение. Кире пришлось в срочном порядке перенастраивать систему реагирования Маяка, чтобы ему было удобнее с ней управляться. Периодически кролик натыкался на прочие системы, доступ к которым был ему запрещён и то возмущался вслух, то, напряжённо пыхтя, переключался на другие задачи.

И радостно шевелил ушами каждый раз, когда делал что-то правильно. Кире полагалось усиленно его хвалить, в противном случае кролик преследовал её до самой кровати и всё выпытывал:

– Ну так как же, как?!

Однажды тихой звёздной ночью он пропал. Это случилось ещё вечером. Не было кролика перед его нелюбимым телескопом, в который он меж тем раз на раз, да и поглядывал. Не пришёл он и на кухню, чтобы привычно нарушить установленный режим и самолично просинтезировать еду на редкость обычного вида. (Кира всегда ждала от него каких-нибудь чудачеств).

В этот раз у её кровати царили тишина и порядок. Никто не сидел внизу, не торчал ушами над одеялом и не прожигал взглядом сумрак верхнего яруса Маяка. Сейчас там было пусто.

Вздохнув с облегчением, Кира перевернулась на другой бок и блаженно закрыла глаза. Открыла. Легла на спину и выругалась про себя.

После чего встала с кровати и сунула ноги в ботинки. В Маяке было на удивление тихо. Она уже привыкла, что её обычный покой вечно нарушается какими-то звуками, хрустом и почвакиванием и вечным стуком лап тут и там.

Он ведь никак не мог сидеть в тишине! Ему вечно нужно что-то трогать и пробовать, будто бы ей специально назло!

Но сейчас было тихо и эта тишина, чем дальше – тем больше заползала в унутро. Первым делом Кира проверила кухню и некоторое время так и стояла там перед синтезатором – кролика на месте не оказалось, она почесала лопатку и двинулась дальше. Не оказалось его и в кубе с водой, который тот себе организовал и любил там плавать, после оставляя мокрые следы по всему Маяку. Не было его и на нижних генераторах, где при отключении глушащего поля поднимался страшный шум и они приходились вибрировать да подрагивать, а кролик – растянувшись пластом – лишь делал умильную морду.

Он отыскался в небольшом отсеке, там привычно нескромный взгляд его сменился на сосредоточенный и напряжённый. Кролик методично жал лапами на плоские квадратные кнопки и следом подавался вперёд, сверял индикаторы подачи сигнала и возобновлял работу со старой панелью. Морда его выражала крайнее нетерпение и скорую неспособность выдержать муку. Но тут всё свершилось, и Кира увидела самое завершение его многочасового труда.

– Да-да и да! – выкрикнул кролик и в блаженстве откинулся назад, и только потом почувствовал присутствие кого-то другого. С деловитым видом он обернулся и с чувством произнёс:

– Я сделал глупость.

Кира молчала и по видимому, поступила верно, потому что кролик продолжил.

– Ты ведь знаешь, что под Маяком находятся старые системы коммуникации, их оставили ещё со времён монорельсовых поездов. Так вот, туннели фонили, я обнаружил этот звук, когда диагностировал общую систему приёма сигнала. Она лежала у тебя в архиве за ненадобностью, ну я и решил её проверить, так, на всякий случай. И обнаружил писк, (даже сам спустился в скалы к рельсам), такой тихий и слабый. Эти древние динамики жутко кряхтят и всё время к ним нужно прислушиваться, ать его! Да не смотри на меня так, я в курсе, что "не имел права туда спускаться, уважаемый!", но ничего же не случилось?! В общем, главное-то в чём? Оно даже пищит не всегда, только если задать вопрос, ну знаешь, как в этих гуманистических системах коммуникации, когда даже первый поперечный сортир с тобой разговаривал и все кидались давать всему имена. Клозет Рузвельт или там механическая улитка для причёсок Алевтина, или бутерброд Федот...

– Ладно, я тебя поняла.

Кира прошла в рубку и стала над кроликом, но не как обычно указующим перстом. Нечто заговорческое появилось кругом от них. А может, ей слишком хотелось спать, да к тому же снова зачесалась лопатка.

– И вот я ей говорю... мои голосом, "чо дела да как?", а она так мерзенько, "хрррр". И не дай бог лишний раз пройтись туда-сюда, принимается ведь заново свистеть себе и посвистывать. Мне всё казалось, что оживут старые монорельсы и погонятся за мной по тёмным туннелям. И я решил дело это исправить.

– Эта система не оживает, если туда не заходить. Потому туннели и были запечатаны, – сказала Кира.

Кролик поглядел на неё снизу вверх и крутанулся на своём кресле.

– Это да, безусловно.

Далее он то ли похвалил её, то ли усомнился в её добропорядочности. А затем добавил:

– Но раз уж так получилось, оную неточностью я решил устранить. Всего-то и нужно было, решил я, поковыряться в настройках старых блоков. И это моё решение, уж скажу начистоту, оказалось ошибочным! Да-да, и я могу признавать свою неправоту. Какой ведь главный принцип ремонта? Если оно работает, хоть и со сбоями, не трогай его! Вот он наиглавнейший принцип выживания на воле!

Сказанное "на воле" Кира решила оставить без внимания. А кролик продолжал рассказывать:

– И я полез настраивать одно, вылезло другое, схватился за другое, тут тебе и третье дало маху. Вот ты знала, как нужно было запрограммировать ботов оставленного поколения, чтобы они физически заменили пару динамиков, а для этого нужно исправить баг в их операционке, а для этого взломать ещё один архив и вытащить из него поддерживающие программы? А потом сидеть здесь и вручную настраивать процесс диагностики всех туннелей, потому что фон, как оказалось, передаётся на дополнительные системы оповещения – поэтому мне и казалось, что поезда оживают. А потом один бот не выдержал нагрузки и рухнул замертво, и это ничего! В самом деле! Он мне совсем не мешал, но он лежал там, в туннеле, и тоже начал фонить, и нужно было утилизировать и его. А даже эти чертовы старые машины не соглашаются просто что-то разрушить или сбросить в яму, не-е-ет! Что вы! Им обязательно нужно получить подтверждение на "полезную" утилизацию. Я думал, они там возьмутся за руки и споют заупокойную. Под конец мне понадобилось восемь часов для того, чтобы избавиться от этого бага. И теперь оно не пищит! Кстати, антибликовое окно перед площадкой Ухода я тоже настроил.

Закончив так, он откинулся на спинку кресла и выпростал впереди себя задние лапы.

– Как ты узнал код доступа в нижние отсеки? – поинтересовалась меж делом Кира.

– А, это, – отмахнулся кролик, – если тебя спрашивать во сне, ты что угодно расскажешь.

Тут уж стало так тихо, что впору было давать всему кругом имена. Однако вместо того, чтобы возмутиться, Кира подошла к приборной панели и склонилась над ней. Её взлохмаченные после кровати волосы чуть не упали кролику на нос, но он остался гордо сидеть на месте.

– Ты применил принцип рассинхронной группировки, – задумчиво протянула она, – и устранил течь вот здесь.

– Все эти пути коммуникации под океаном, – как бы между прочим сказал кролик, – само собой, нужно следить, чтобы не капало. Там ведь тоже такой противный монотонный звук, я всё время представлял его, пока не спал. А ты спала, и даже его не представляла! Вот поэтому ты так сладко дрыхнешь каждую ночь. Ох уж эти люди с отсутствующим воображением.

Однако прозвучало последнее не обидно, либо уже Кира так привыкла к его выходкам, что просто щёлкнула кролика по правому уху и пролистала ещё несколько отчётов о его многочасовой работе.

– Только зачем? – вдруг спросила она. – Ты просто мог отключить всё это.

– Но так Маяк работает лучше, – замешкался кролик.

– Но зачем ТЕБЕ это? – всё не унималась Кира.

– Теперь здесь нигде не пищит. И вообще, разве ты сама не готова вопить от удовольствия каждый раз, когда здесь всё происходит идеально? Перфекционисты, мир победивших перфекционистов. – Он отвернулся в сторону. – На самом деле мне всё равно. – Кролик сделал таинственный жест лапой и соскочил с кресла. – Ладно, пойдём, ты должна меня хорошо накормить.

– Или не должна, – он уже уходил в темноту коридора. – Я ведь самостоятельный кроль, в конце-то концов.

И всё же он задержался там, где его и видно не было. Ничего не поделаешь, Кира потушила свет и отправилась следом.

– Хорошая работа, – сказала на ходу она. – Я давно хотела с этим разобраться, да всё руки не доходили.

– Вот то-то же, – кролик казался довольным. – Вот что значит мужчина в доме.

К счастью, он не видел выражения её лица.

Принцип Дитриха

– Да подожди ты, тут нужна шестая блокировка, а не пятая, – ему удалось отпихнуть её от бота, хотя это была скорее уступка со стороны Киры.

– Не нужна здесь шестая блокировка, его не нужно апгрейдить, этого не требуется для заданного функционала, – возразила Кира.

– Требуется не требуется, а можно сделать лучше.

– Ты говоришь как перфекционист, – сказала она.

Кролик пнул её лапой.

– Но ведь можно же! – заканючил он. – С такими мощностями мы могли бы построить свою собственную тёмную башню и править с неё миром! Что, не смотри на меня так?! Все эти технологии, да ты одна вправе каждый день есть шоколадный торт и наряжаться в восхитительный костюм, с вырезом, а не просто так. (Я тебе, кстати, на голографе оставил изображение оного, ты приглядись, так, на всякий случай. Если поднять чуток лиф и прижать талию... Ладно-ладно!). Я по сути говорить буду. Столько же всего реально сделать, а сделанное усовершенствовать. Мы бы с тобой прошлись по планете как ураганные смерчи, и взгрохотали бы небеса, и ревел мир, выдернутый из своей сладостной дрёмы! Мы бы убили покой, возвели свой дворец и не отказывали себе ни в чём! Ты бы чесала моё толстое брюшко...

– У тебя не толстое брюшко.

– К тому времени было бы толстым, – кролик деликатно провёл лапой по стальному боку бота и эдак кокетливо повернул морду, будто бы под таким ракурсом смотрелся лучше. – А мы сидим тут и решаем, как лучше настроить сборщика ракушек. Говорю тебе, ставь шестую, и тогда он тебе меньше мусора притаскивать будет. В этой программе определённо не хватает настроек сказочности. Пускай спустится на дно океана, добудет самую редкую раковину, невозможную, с жемчужиной!

– Этого не требуется, – спокойно сказала Кира и клацнула маленький переключатель на правую сторону.

Кролик сразу же клацнул на левую.

– Ты всегда думаешь только о себе? – спросила Кира.

– Мой мир эгоцентричен. Всё крутится вокруг этих восхитительных кроличьих ушей. К тому же, как говорил Дитрих, если ты можешь сделать себе лучше – делай. Это вы нацелились на какое-то общее глобальное благо.

– Не самый лучший пример для подражания! – заметила на это Кира.

– А я никому и не подражаю, – прозвучал ответ, – это я устанавливаю примеры.

Переключатель перешёл в положение "вправо".

Через три дня бот вернулся весь в побитом виде и изрядно увешанный посторонними веществами. Он притащил к кровати Киры раковину с жемчужиной. Кто-то всё же в последний момент перевёл переключатель "влево".

– И не благодари, – кролик к тому времени уже делал кофе.

Вид у него при этом был картинно равнодушный.

– Видишь, можно получить лучше здесь и сейчас, если разрешить себе захотеть.

– Гедонизм – не моя сильная сторона.

– Как и длинные ноги, но ничего. Ведь с трансформатором тоже можно поколдовать. Тебе ноги, мне – всё остальное.

Видя взгляд Киры, ему пришлось пояснить:

– Меня в прежнем обличье. Давай снова сделаем из меня человека и покутим напоследок перед гибелью мира.

– Мир не умирает, просто мы уходим.

Он ещё поглядел на неё, поглядел и сделался скучным на вид.

– Я от тебя другого и не ожидал.

Добравшийся до дома бот развалился не восстанавливаемой лужицей.

– А вот Дитрих бы согласился, – сказал кролик напоследок.

Дни шл и за днями

Дни шли за днями и Маяк, не знавший ни старости, ни древности, продолжал возвышаться посреди небольшого острова ровными боками. И хотя кролик своими глазами уже видел Переход, второй такой случай представился ему никак не скоро. Прошёл ещё месяц, а может и больше, прежде чем всё повторилось. Поначалу он ревностно следил за временем, но здесь оно перестало существовать. Дни проходили одинаковой чередой и, в конце концов, это перестало его смущать. Было нечто завораживающее в их ровной поступи.