Текст книги "Гонка на выживание"

Автор книги: М. Ерник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ты сюда пришла зачем? Заниматься благотворительностью! – продолжал он разнос жены. – Так вот ты ею и занимайся!

– Хорошо, милый, как скажешь.

Фальшиво-елейный голосок Сайкиной должен был наводить мужа на нехорошие мысли, но не наводил.

– И сними эту мини-юбку!

– Сниму, милый. Всё сниму.

Громкий разговор о снятии мини-юбки отвлёк Грека от мысли о швейцарском хронометре. Покинув санузел, он присоединился к заметно поредевшему окружению Сайкина. Появление нового слушателя напомнило мэру о его высшем предназначении и добавило вдохновения:

– Вы что, господа, думаете, я не знаю, как меня в народе величают? Знаю! Душегубом! И я не стесняюсь этого.

Сайкин сделал решительный жест рукой и указательным пальцем показал себе под ноги.

– Да, я душегуб! Я вынужден быть душегубом. Я просто обязан быть душегубом, чтобы выполнить хотя бы малую толику тех грандиозных замыслов, которые мы наметили с Кулагиным.

Сайкин внимательно осмотрел присутствующих, желая удостовериться, все ли осознали масштабы их с губернатором грандиозных замыслов. Затем он бросил косой взгляд в глубину коридора, где в укромных местах тихо, словно мышки, должны были сидеть и слышать каждое его слово медицинские работники.

– И я буду душегубом! Я думаю, Бог меня простит, – фамильярно махнул он рукой куда-то вверх. – И каждый из вас обязан себе уяснить, что я не пощажу никого, кто будет не то что халатно, а даже просто без должного рвения выполнять порученную вам работу.

Сайкин сделал паузу и покачал головой, очевидно представляя себе, как он поступит с теми, кто без должного рвения будет выполнять порученную ему работу. Картина, скорее всего, представлялась страшной, отчего лицо его скривилось, и он продолжил:

– Я вас не пугаю, но вы меня знаете. Не советую никому из вас испытывать моё терпение. Потому что при оказанном мне доверии народа я не имею права оставаться простым человеком. Я обязан стать душегубом по профессии.

Он поднял глаза вверх, словно ожидая оттуда подтверждения его слов. Сверху подтверждения не последовало, но тем не менее Сайкин воодушевился и уже с полной уверенностью в голосе подтвердил своё определение:

– Да! Душегуб – это моя профессия!

Для большей убедительности Сайкин опустил голову и исподлобья хмурым взглядом пригвоздил к стене коридора каждого из присутствующих. Короткий взгляд в глубину коридора был сделан просто так, для уверенности, что Сайкина слышат все, даже те, кого он в эту минуту не видит. Но этот короткий взгляд заставил мэра оцепенеть от ужаса.

Из дальнего тупика коридора со стороны боковой лестницы в их направлении приближались два силуэта. Силуэты вполне можно было принять за человеческие, если бы они не имели странные размытые контуры. Силуэт повыше плыл медленно и плавно. Силуэт пониже, напротив, вздрагивал и пульсировал, словно неисправная лампа дневного света или, точнее сказать, дневной тени. Но наибольший ужас вызывала холодно-белая звезда, испускающая пронзительный луч из промежутка между силуэтами. Именно эта звезда приковывала внимание и заставляла любого взглянувшего на неё оцепенеть едва ли не до состояния гипноза.

Из сопровождения Сайкина только Штык остался стоять неподвижно. Его невыразительное лицо по-прежнему ничего не выражало. Силуэты находились прямо перед ним, и, вполне возможно, он заметил их раньше, а возможно, просто застыл от ужаса. Но ни движением, ни словом, ни даже взглядом Штык никак этого не обнаруживал. Грек, заинтригованный неожиданной реакцией Сайкина, выглядывал из-за него, как из укрытия, стараясь осмыслить происходящее. Зинаида Кузьминична тоже обернулась в направлении взгляда своего мужа. Но её собственный взгляд не выражал ничего, кроме удивления.

Оцепенение мэра длилось несколько секунд, пока силуэты не достигли вестибюля и не окрасились лучами многочисленных ламп. Взору сайкинцев явились два старичка, с неприметным внешним видом, но одетые весьма странно. Холодно-белая звезда оказалась блестящим серебряным шаром на конце чёрной матовой трости. Ужаса она уже не наводила, но взгляды собравшихся неизменно приковывала.

– Это что такое? Кто пустил? – неуверенно проявил строгость Сайкин, не сводя глаз с трости.

– Ну что же. Дел здесь ещё много, но в целом довольно миленько, – заявил один из загадочных визитёров с чёрными растрёпанными волосами. – Думаю, посетители этого чудного дома проведут здесь лучшие дни своей жизни.

– Вы что, не видите, что мы здесь работаем? – с трудом оторвав взгляд от трости, повысил голос Сайкин.

– Вот, коллега, даже в эту позднюю пору люди здесь продолжают работать, – отозвался его спутник в тирольской шляпе. – Так что у меня нет никаких сомнений, что когда-нибудь присутствующие здесь уважаемые господа вдохнут в это сооружение жизнь, и оно станет любимым местом встречи горожан.

– Как памятник Пушкину в Москве, – добавил первый гость.

– Хорошее сравнение, – согласился владелец трости.

– Кто такие? – уже с угрозой в голосе повторил свой вопрос Сайкин. – Кто вас сюда звал?

– Мы? – поднял брови собеседник в тирольской шляпе. – Можете считать, что мы первые посетители этого заведения.

– Да, – подтвердил малыш. – А звали нас сюда вы, господин Сайкин, лично, и не только нас. Не далее, как полтора часа назад вы с трибуны приглашали всех, цитирую: «…с целью укрепления здоровья посетить новую больницу».

– Вот как, – начинал прозревать Сайкин. – Вы, наверное, представители какой-нибудь общественной организации. Прибыли на открытие.

– Совершенно верно! – подтвердил владелец шляпы.

– В таком случае прошу ваше приглашение.

Решив для себя, что имеет дело с выжившими из ума пенсионерами, Сайкин успокоился и стал снова прежним мэром – строгим, но доступным для народа.

– Приглашение? – несколько удивился пенсионер в шляпе. – Одну минуточку.

Перехватив трость за середину, он поднял её, придерживая полу своего необычного пиджака, и стал рыться во внутреннем кармане. Яркий, словно игла, луч света, исходивший от серебряного шара, пронизал мозг Сайкина. Как заворожённый смотрел он на это чудо, не имея сил отвести глаза.

– Вот, пожалуйста, – услышал Анатолий Фомич, как будто издалека.

– Что это? – с недоумением перевёл он взгляд на листок бумаги.

– Приглашение. Точнее факс, подписанный лично вами.

– Факс? – не мог прийти в себя Сайкин.

– Да. Там вы приглашаете нас на открытие вашей больницы.

– А-а-а, – протянул Сайкин.

Недоумевающий взгляд мэра всё ещё плавал в Бермудском треугольнике листка бумаги, странного пенсионера в тирольской шляпе и сверкающего шара.

– В таком случае добро пожаловать, – с трудом выдавил он из себя, возвращая листок.

Листок бумаги вновь оказался во внутреннем кармане пиджака, и трость опустилась вниз. Только после этого к Сайкину стали возвращаться признаки жизни.

– Итак, – заявил хозяин трости, – будем считать, что формальности улажены.

Возникла пауза, позволяющая всем осмыслить сказанное. Никто из присутствующих возвращаться к формальностям желания не изъявил.

– Тогда позвольте нам представиться. Я – господин Борке, а рядом со мной – граф Кордак.

– Граф? – недоверчиво переспросил Сайкин.

– Граф, – подтвердил Борке. – Пусть вас не смущает дорожный костюм графа. Да и сам его титул давайте будем рассматривать как некую историческую реликвию. Вы не возражаете, граф?

– Да, – согласился Кордак. – Мы с вами должны делать всё, чтобы стать ближе к народу. Не правда ли, господин Сайкин?

– Да-да, разумеется, – поспешил согласиться мэр.

– Граф Кордак – большой либерал, – сообщил господин Борке.

– Демократ! – поправил его граф.

– Вы весьма смелый человек, граф! – выразил своё восхищение Борке. – Но вернёмся к делу…

– Точнее – к телу и к душе, – перебил своего спутника Кордак. – Мы с господином Борке представляем здесь Всемирную лигу души и тела.

– Надеюсь, нам нет необходимости рассказывать вам о столь известной организации? – перехватил инициативу Борке.

– Нет, ну что вы! – чуть ли не обиделся Сайкин.

– Это хорошо! – выразил своё удовлетворение Борке. – Потому что в нашу лигу входит такое количество медицинских организаций, что одно их перечисление заняло бы несколько часов.

– Включая ваш Минздрав, – добавил Кордак.

– Да, – подтвердил Борке. – Именно оттуда мы и получили известие о ваших достижениях.

– И решили лично убедиться в ваших успехах, – поддержал его граф.

– Очень приятно! – расплылся в улыбке Сайкин.

Он раскрыл свои объятия, словно приглашая в них обоих собеседников, но те туда не торопились.

– Очень приятно! – повторил мэр, улыбаясь так, что не было сомнений, что ему действительно очень приятно.

Продолжением объятий Сайкина стал широкий жест рукой в сторону освещённого вестибюля.

– Откуда вы к нам прибыли?

Вопросительный взгляд его метался между Борке и Кордаком.

– Прямо с автостанции, – подсказал Кордак.

– Мы к вам прибыли из Лондона, – уточнил Борке. – Там сейчас находится наша штаб-квартира. А с автостанции – прямо сюда.

– Позвольте поинтересоваться, где вы оставили свои вещи?

По интонации голоса, повороту головы и наклону корпуса можно было заподозрить, что в роду Сайкиных попадались лакеи. Но ни Борке, ни Кордак, казалось, этого не замечали.

– Мы с графом привыкли по Европе путешествовать налегке, – ответил за двоих Борке.

– Да, – согласился граф. – И меньше опасений, что чемодан сопрут.

– Очень разумно, очень разумно, – поддержал их Сайкин. – Мне тоже не раз приходилось путешествовать по Европе, поэтому я вас очень хорошо понимаю.

Он остановился посредине вестибюля и задумчиво поднял глаза в потолок.

– В таком случае, – начал он нараспев, – сделаем так, сейчас я дам команду, чтобы вам подготовили апартаменты в Элитном доме, а пока их подготовят, я приглашаю вас на нашу базу отдыха.

– Куда? – переспросил Кордак.

– А-а-а, – улыбнулся Сайкин. – В наш пансионат. Кстати, там завтра состоится небольшой банкет в честь сегодняшнего мероприятия. Там вы сможете встретиться с нашим знаменитым губернатором. Вы с ним знакомы?

– Нет, – опередил Кордак Борке. – Пока это – наша мечта.

– Прекрасно! – оценил мечту приезжих Сайкин. – Тогда я прямо сейчас распоряжусь, чтобы вас доставили на базу… в пансионат.

– Очень хорошо, – согласился Борке. – Но, прежде чем мы расстанемся, один вопрос… тет-а-тет.

– Ага, – сообразил Сайкин и повернулся к своему сопровождению. – Господа! Всем спасибо! На сегодня всё. Продолжим нашу работу завтра.

Господа, не менее Сайкина заинтригованные гостями, медленно и неохотно покидали вестибюль.

– Скажите, господин Сайкин, – обратился к нему Борке, когда тени сопровождающих на матовом стекле дверей по одной исчезли во дворе больницы. – Мы стали невольными слушателями ваших рассуждений о природе душегуба. На эту тему у нас с графом было несколько интересных дискуссий. Хотелось бы вкратце услышать и ваше мнение.

– Я вам скажу так! – лицо Сайкина сделалось умным. – Демократия – это хорошо. Это ладно. Но бывают в жизни места, когда надо придавить. Тут надо быть душегубом, вы меня понимаете?

Собеседники слушали мэра внимательно и не перебивали.

– Народ у нас какой? Он ведь своей пользы не разумеет! И к рассуждениям особо не привык. С ним надо по-простому. Если у нас все вопросы решать методами демократии, всё встанет колом и навеки. Вы меня понимаете?

На этот раз Сайкин замолчал, требуя понимания.

– Именно так! – поддержал его Борке. – Именно так мы с графом и рассуждали. Благодарю вас. Ваше мнение нам было очень интересно.

– Итак, господа, – продолжал Сайкин, уже покидая вестибюль, – сейчас я пришлю за вами свою служебную машину, а пока попрощаюсь. Увидимся завтра в пансионате.

Мэр хотел протянуть собеседникам руку, но вовремя одумался и просто сделал прощальный жест, удаляясь в сторону своей свиты.

– Что скажете, граф? – нарушил тишину Борке, когда фигура Сайкина возглавила своё окружение и направилась к стоянке машин.

– Крайне, крайне любопытно, – в состоянии задумчивости произнёс Кордак. – Как вы думаете, насчёт душегуба – это он серьёзно?

– Более чем!

– А по виду не скажешь…

– Ген душегуба, уважаемый граф, есть в каждом младенце, но не каждому младенцу суждено им стать. Здесь, увы, большую роль играет природа личности и природа общества. Я пригласил вас сюда именно потому, что здесь всё это сочетается идеально. Позволю себе повториться, но я уверен, что в душе господин Сайкин убийца.

– И кого же, по-вашему, он может убить? – искренне недоумевал Кордак.

– Ну, возьмём, к примеру, губернатора. Мне показалось, что при всей идиллии их отношений между ними возникли глубокие противоречия.

– Не потому ли, что и сам губернатор такой же душегуб?

– Даже больше! – усмехнулся Борке. – Вспомните его генеральское прошлое. Но стоит ли ограничивать свой интерес этими персонами? Вы посмотрите на жену господина Сайкина.

– О да! Тут я возражать не стану. Женщина страстная, с характером и не остановится ни перед чем, – едва ли не с вожделением выдохнул Кордак.

– Или господин Грек?

– Вы думаете, он тоже?

– Подпольный частник ещё со времени советской власти, переживший не одного из своих конкурентов.

– Убийственный аргумент, – согласился Кордак.

– Ну а господин Кокошин?

– А что господин Кокошин?

– Смею напомнить вам, граф, что на совести господина Кокошина по меньшей мере два покойника – ни в чём не повинных пациента, доверивших ему свою жизнь.

– Коротко и убедительно, – не удержался от лукавой улыбки Кордак. – Впечатление такое, что мы попали на конкурс душегубов.

– Простите, граф, но конкурс может быть у эквилибристов, вокалистов или просто у красавиц. Конкурс душегубов есть не что иное, как гонка на выживание.

– Стипль-чез?

– Что же, пожалуй, стипль-чез. Это мне нравится. А на какую дистанцию?

– На дистанцию в одну неделю! – с удовлетворением потёр руки Кордак. – А победителю – приз!

– Какой?

– Приз в гонке душегубов может быть только один – жизнь! – ехидно улыбнулся Кордак.

– Жизнь – хороший приз, – согласился Борке. – За этот приз стоит побороться. Когда же старт?

– Старт, я думаю, мы дадим завтра. А пока пусть господа душегубы отдохнут перед забегом.

Крупные капли дождя забарабанили о крышу вестибюля и козырёк перед входом в больницу. Это означало, что угроза, таящаяся в ненасытной чёрной туче, не была ложной. Под покровом ночи она окончательно захватила власть и без лишних церемоний стала утверждать свои права. Быстро, как по команде, прекратила туча все торжества на площади и за несколько минут разогнала по домам жителей Мухоморов. Даже лишённые коммунальных проблем бездомные животные предпочли видеть над своей головой что-нибудь надёжнее, чем это бесформенное небесное чудовище. Словно декорация к невиданному здесь до этих пор зрелищу – гонке душегубов, туча заполнила всё пространство между домами и накрыла город волной дождя. Город опустел в невольном страхе стать местом проведения ужасного стипль-чеза – скачек по пересечённой местности в изнурительной гонке на выживание, наградой за победу, в которой станет жизнь одного из её участников.

– Мне кажется, граф, я вижу наше авто, – послышался сквозь шум воды голос господина Борке. – Прошу вас.

Пришельцы шагнули в темноту, и через мгновение их фигуры растворились в декорациях дождя. А спустя ещё мгновение погасла в ладони господина Борке холодная белая звезда.

Глава 3. Провинциальная скромность

Субботнее утро погрузило Мухоморы в непробиваемый туман. Грязно-серая масса заполнила окрестности, превратив всё живое в смутные ореолы теней. Одиночка малыш-микроавтобус барахтался в этой жиже, словно божья коровка в придорожной канаве. Свет фар протыкал студень тумана не более чем на десять метров и растворялся в нём без остатка. Звук сигнала и вовсе, казалось, не распространялся дальше капота и сваливался куда-то вниз, под колёса. Но за рулём автомобиля сидел Грек. Этот человек всегда хорошо знал свою цель и все пути её достижения. А потому малыш-микроавтобус чувствовал себя в надёжных руках. Медленно, но уверенно, он двигался к месту с оптимистичным названием пансионат «Красные зори».

Когда-то «Красные зори» были пионерским лагерем на берегу удивительной по красоте реки с не менее удивительным названием Девка. В более поздние времена, когда наконец выяснилось, что красный галстук на шее и пионерская линейка по утрам – это насилие в отношении неокрепших детских душ, а слово «лагерь» мурашками пробегало по спине любого демократа, дети в «Красных зорях» исчезли. Но жизнь там не пропала. Сначала это место облюбовали бродячие собаки. Позже к ним присоединились лица без определённого места жительства, прозванные почему-то «кинологами». А ещё позже, когда «Красные зори» стали местом стихийного движения мухоморовчан назад к природе, «кинологи» закрепились там основательно, обретя статус священных хранителей очага. Не столь важно, что очаг этот находился в мангале, а платой священнослужителям была водка. Важно было то, что хранители очага берегли место, где новые и новые поколения городских жителей совершали стихийный культ приобщения к первозданному естеству.

Местная власть некоторое время со стороны наблюдала за языческими склонностями своих сограждан. Наблюдения перерастали в тревогу, а тревога в уверенность, что с бывшим пионерским лагерем следует что-то делать. Так в один прекрасный момент «Красные зори» превратились в городскую базу отдыха. Священные хранители очага были с позором изгнаны, а их место заняли крепкие ребята с мутными глазами и формой частного охранного предприятия. Территория лагеря была обнесена колючей проволокой, чтобы предотвратить любое несанкционированное вторжение, а над основательно укреплёнными воротами появилась табличка, извещавшая о том, что вход на базу отдыха – платный.

Горожане платить деньги за собственный отдых и тем более за общение с матушкой-природой почему-то не пожелали. «Красные зори» вновь опустели, но вновь ненадолго. Окончательно их судьбу решил визит мэра, после которого там закипела работа и спустя короткое время появились диковинные сооружения. Первым из них стал небольшой пятиэтажный домик, прозванный «директорским». Он имел несколько номеров со всеми удобствами, банкетный зал с кухней, сауну и даже небольшую бильярдную на два стола. К директорскому домику присоединилось несколько двухэтажных коттеджей, каждый на два номера на двух уровнях. Из старых корпусов остался только один – в дальнем углу территории, предназначенный исключительно для обслуживающего персонала и расположенный таким образом, чтобы максимально оградить отдыхающих от встреч с прислугой.

Полной перепланировке была подвергнута территория базы отдыха и особенно её пляж. Здесь появились мощённые плиткой дорожки, душевые кабинки, удобные места отдыха и даже бассейн с фонтаном и с коваными подобиями каких-то древнегреческих богов. Разумеется, любой желающий имел возможность за плату отдохнуть в этом чудесном месте. Но цена за отдых почему-то вызывала у неблагодарных мухоморовчан уныние и выплёскивалась в очередное неудовольствие заботой администрации. А пока горожане решали для себя извечный русский вопрос: платить или не платить, финансовое положение базы отдыха спасал мэр, устраивая там торжества, банкеты, приёмы гостей и тому подобное.

Субботним вечером четырнадцатого октября, когда солнце, надёжно спрятанное туманом, уже должно было клониться к закату, «Красные зори» в очередной раз готовились стать центром празднества, устроенного администрацией по поводу открытия городской больницы. Состав приглашённых и их расположение за праздничным столом в точности соответствовали распределению мест на «отстойнике», за исключением двух новых гостей. Графу Кордаку и господину Борке были приготовлены почётные места по левую руку от госпожи Сайкиной. Впрочем, гостей сейчас этот вопрос не беспокоил. Они прогуливались по берегу реки, любуясь местными пейзажами.

А полюбоваться было чем. Вытекая из тумана, Девка делала изгиб и разливалась перед гостями просторной зеркальной гладью, постепенно растворяясь в тёмном тоннеле, образованном галереей из плакучих ив по обе стороны реки.

– Прекрасно, прекрасно, – оценивал увиденное Кордак.

– Вам нравится, граф? – задал вопрос Борке, не отрывая взгляд от воды.

– Прекрасное место для оргии, – отозвался граф молниеносно. – Представляете, какой свальный грех здесь можно учинить?

– Вы, как всегда, недалеки от истины. Представьте себе, что во времена существования здесь пионерского лагеря именно это место было облюбовано юными последователями марксизма для купания в обнажённом виде.

– Что, обоих полов?

– В том то и дело, что нет! Грешили этим только девицы. Возможно, это от удивительного названия реки, а возможно – наоборот? Как вы думаете, что манило их сюда?

Борке обвёл окрестности взглядом, словно пытаясь определить, что именно заставляло юных пионерок изменять своему долгу и моральному облику строителя коммунизма.

– Здесь место русалочье, – совершенно буднично и без тени эмоций констатировал граф. – Мужчинам здесь после заката следует держаться от воды подальше.

– Вы опять правы. Мужчины приближались к реке не ближе прибрежных кустов. Тем не менее это было любимым местом вечернего отдыха мужской половины Мухоморов, и не только юной её части. Не скажу определённо насчёт свального греха, а изнасилования в этом месте случались.

Борке вновь обвёл взглядом соблазнительные изгибы реки и добавил:

– И мне кажется, память о тех событиях ещё не утонула в водах Девки.

Со стороны главных ворот послышался звук автомобильного сигнала. Он означал, что малыш-микроавтобус достиг конечной цели своего рискованного путешествия.

– Не хотите ли, граф, – оживился Борке, – немного отдохнуть перед предстоящим балом?

– Пожалуй, – согласился Кордак. – Тем более что подготовка к нему в самом разгаре. Не будем мешать хозяевам.

Компаньоны двинулись к своему коттеджу и вступили на центральную аллею как раз в тот момент, когда на ней же из соседнего домика появилась госпожа Сайкина.

– Зинаида Кузьминична, очень приятно, – опередил всех господин Борке и склонился в изящном полупоклоне, изображающем поцелуй руки.

– Рада вас видеть, господа, в нашей скромной провинциальной обители, – ответила Зинаида Кузьминична, проявляя чудеса великосветского этикета. Это не осталось не замеченным господином Борке, и он повторно склонился над рукой Сайкиной.

– Мадам, – поддержал своего спутника граф, – вы сегодня ещё более обворожительны, чем вчера.

Мадам оценила комплимент и приятно улыбнулась графу. Выражение лица Кордака меж тем свидетельствовало, что граф отнюдь не лицемерил. Прищур его глаз говорил о том, что Кордак действительно заинтригован и изучал взглядом Сайкину с чувством большим, чем простое любопытство.

– Мы с графом находимся под большим впечатлением от вашего пансионата, – продолжил Борке, давая возможность Кордаку рассмотреть Сайкину. – Наверно, я был бы не вполне искренним, если бы стал утверждать, что не встречал архитектуру или ландшафт, подобный вашему. Но нас с графом впечатлила та удивительная гармония, с которой ваш пансионат слился с природой реки.

– Да, – ещё более приятно улыбнулась Сайкина. – Пришлось приложить немало усилий, чтобы обустроить этот уголок природы так, как он того заслуживает. Вы бы видели, что здесь было до начала строительства.

– Мы с графом были бы весьма польщены, уважаемая Зинаида Кузьминична, если бы получили приглашение на бал в ваше собственное имение.

Произнося фразу, Борке подчёркнуто сделал ударение на слове «собственное».

– Всецело поддерживаю, – несколько неожиданно подхватил разговор Кордак. – Мне кажется, только в собственном имении вы бы смогли дать полный простор своей фантазии и как гостеприимной хозяйки, и как женщины.

Лицо Сайкиной ещё продолжало хранить приятную улыбку, но глаза приобрели оттенок задумчивости. Было заметно, что слова Кордака проникли ей в душу.

– Было бы очень приятно, – продолжил Борке, – если бы вдали от столичной суеты вы возродили старинную традицию русской аристократии – бал в дворянском поместье.

Сайкина скользнула задумчивым взглядом по фигуре господина Борке и ответила, несколько помедлив:

– Возможно, вы и правы, господа. Возможно, пришло время возвращения к истокам и возрождения забытых традиций.

– Но не будем мешать госпоже Сайкиной, – подхватил Кордак своего спутника под руку. – У вас ещё столько хлопот. А мы с господином Борке решили немного отдохнуть.

– Приятного отдыха, господа, – обольстительно улыбнулась Зинаида Кузьминична, покидая место встречи.

Грациозной походкой, в туфлях на высоких каблуках, которые не вполне соответствовали месту и времени, Сайкина направилась к главным воротам пансионата.

– Итак, господин Борке, – хлопнул в ладоши Кордак, когда дверь в домик за ними закрылась, – насколько я понимаю, старт скачкам дан! Ваше предложение о собственном поместье было неслучайно?

– Да, – согласился Борке, усаживаясь в кресло. – Уверен, что ничего большего, чем огород за чертой города, у Сайкиных никогда не было. Поместье – это не замок, но желание что-то получить – хороший удар хлыстом. Полагаю, что и слова о русской аристократии запали в сердце госпожи Сайкиной.

С некоторым возбуждением Кордак тоже схватил стул, но развернул его и уселся, облокотившись руками о спинку.

– Удар хлыстом, говорите? Нет, это больше. Это гораздо больше! – повторял он, пронзая взглядом угол комнаты. – А вы заметили, как изменился взгляд госпожи Сайкиной?

– Взгляд? Нет, граф. Сказать правду, я больше доверяю интонациям голоса.

– Напрасно! – в возбуждении воскликнул Кордак. – Это был не взгляд! Это бездна! Это – море желаний! Её желания могли бы не то что горы свернуть – коммунизм построить! Что за женщина! Она безусловный фаворит наших гонок.

– Не будьте столь поспешны, граф. Мы ещё не встречались с остальными участниками гонок, а потому делать ставки несколько преждевременно.

– Преждевременно! – подскочил Кордак. – Что может сравниться с Матильдой моей?! Что может сравниться с этой бездной желаний? Кто вообще может состязаться с женщиной, находящейся во власти Эрота?

Кордак сделал круг по комнате и уселся на стул в той же позе.

– Эрота? – удивлённо поднял брови Борке. – Вы полагаете?

– Поверьте старому знатоку женских душ. Затуманенный взгляд, лёгкое пальто на голое тело, высокие каблуки на лесных тропинках.

– Так вот что означали ваши слова о просторе фантазий в собственном имении.

– Именно! А вы знаете, у меня предчувствие, что для госпожи Сайкиной это место – нечто большее, чем просто место для отдыха.

– Вы полагаете?

Борке выпрямился, оторвавшись от спинки кресла.

– Здесь у неё творческая лаборатория. Здесь она воплощает свои фантазии в жизнь. Я вам больше скажу. У меня предчувствие, что именно в эти минуты Зинаида Кузьминична замышляет некое действо.

– Что же…

Борке несколько помедлил и потянулся за тростью.

– Что же, посмотрим.

Он поставил трость перед собой. Серебряный шар вспыхнул, отражая в себе серое безликое небо за окном, устремлённые в небо сосны, спрятанные под соснами островерхие домики и букашки человеческих фигур, ползущих по центральной аллее. Но острый взгляд мог рассмотреть в отражении, что букашками человеческих фигур были Сайкина, следующий за ней в почтительном полушаге Грек и плетущиеся следом пятеро молодых парней – пассажиров малыша-микроавтобуса. По жестикуляции и повороту головы Грека можно было понять, что с Сайкиной у него происходит напряжённый разговор:

– Туман какой! Ползли, как улитки. Чуть-чуть задержались.

– Чуть-чуть? – холодно заметила Сайкина, не поворачивая к Греку голову. – А где старые?

– Трое в отъезде, а остальные с прошлого раза не оправились.

– Смотри, Грек, головой отвечаешь, – посоветовала Сайкина ледяным голосом.

– Да не волнуйся, Зина. Мальчики проверенные, не подведут.

Сайкина лично открыла дверь в соседний коттедж, лично пропустила каждого из пяти парней и каждого оценила с ног до головы. Впрочем, выше груди взгляд её не поднимался. Дверь захлопнулась, и шторы на окнах сдвинулись.

– Итак, малыши, – прозвучал в полумраке голос Сайкиной. – Кто желает поработать, становитесь здесь.

Она указала место посредине комнаты напротив кресла. Все пятеро парней растянулись нестройной шеренгой на указанном месте.

– Отлично, – оценила их готовность Сайкина. – Задание первое. Там на кухне на столе вы найдёте мешочек риса.

Сайкина небрежно махнула рукой в сторону кухни.

– Его следует пересыпать в банку. Банка стоит на втором этаже в спальне. Не торопитесь! – осадила она парней, заметив их порыв тут же устремиться на кухню. – Носить будете горстями. По одной горсти зараз.

Она снова с удовольствием осмотрела парней.

– А чтобы работа не показалась вам слишком лёгкой, работать будете раздетыми по пояс.

Сайкина замолчала, но на этот раз парни терпеливо ждали.

– Чего ждём? – обратилась она к ним.

В рядах парней возникло оживление, но Сайкина быстро его пресекла:

– Нет, нет! Я сказала – раздетыми по пояс, но не сверху… а снизу!

Оживление сменилось растерянностью, но в конце концов эту прихоть хозяйки парни исполнили.

– Отлично! – оценила первый результат Сайкина.

Грациозным движением она сбросила с себя лёгкое пальто и уселась в кресло. Точнее следовало бы сказать – не уселась, а развалилась, забросив одну ногу на подлокотник. Кордак оказался прав. Исполняя волю мужа, Сайкина сняла с себя всё, даже непристойные колготки. Сейчас на ней осталось только тонкое итальянское бельё, которое, впрочем, терялось на её пышном теле, как итальянский сапог потерялся бы на просторах России. Увиденное произвело на парней впечатление, и это сразу стало заметно.

– Отлично! – подтвердила свои наблюдения Сайкина.

Она потянулась за кресло, и в руках её появились ивовые розги.

– А это, – Сайкина со свистом рассекла воздух, – для тех, кто будет плохо работать. Теперь – за дело!

Работа закипела. Парни носились по лестнице как жеребцы, потряхивая своими достоинствами. Минут через пятнадцать кое-кто из них лишился остатков одежды и на их спинах красовались отчётливые красные следы. От возбуждения сидеть Сайкина уже не могла. Как цирковой дрессировщик, она ходила между снующих парней, помахивая розгами. В воздухе время от времени слышался свист её оружия. Но в тот момент, когда мешочек с рисом казался уже почти пустым, в дверь коттеджа кто-то тихо постучал.

– Зинаида Кузьминична, – раздался снаружи вкрадчивый голос Грека.

– Что нужно? – скорее прошипела, чем спросила Сайкина.

– Зинаида Кузьминична, надо сворачиваться. Там приехал Кулагин и Штык. Штык, по-моему, идёт сюда.

После секундной паузы прозвучал ответ Сайкиной:

– Сейчас буду.

Ещё минута понадобилась ей, чтобы привести себя в порядок, и на пороге коттеджа появилась прежняя Сайкина. Только яркий румянец на щеках выдавал её излишнее возбуждение.