Текст книги "Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя…"
Автор книги: М. Климова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Маргарита Климова
Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя…
Пролог
Алёна
Вы когда-нибудь видели встречу Деда Мороза и Санта Клауса? А когда они оба потрясающе красивые, с выточенной мускулатурой, как чистокровные верховые жеребцы, прошедшие галопом с десяток кругов, с хищной грацией, как дикие тигры, вышедшие на охоту и пробежавшие за жертвой полсотни километров? А когда они оба в трусах и вытворяют чёрте что под музыку, находясь в одном мгновении от того, чтобы лишиться и этих небольших, красных тряпочек, скрывающих самое интересное? Не видели?
А вот я сижу на диване, подсвеченная со спины мигающей гирляндой на ёлке, ошарашенно пялюсь на горе-стриптизёров, один из которых залихватски трясёт белой бородой до пупа, совсем не отвлекая от хозяйства, обтянутого тугими плавками, а другой подёргивает ягодичными мышцами, демонстрируя пластичную работу бёдрами и резвое туда-сюда.
Ярик подмигивает мне, пожирает серыми глазами и медленно оттягивает резинку трусов спереди, выполняя подачу ко мне. Я так же медленно мотаю головой из стороны в сторону и жмурюсь. Ну, не готова я увидеть его добро, или зло, смущающее меня, достаточно о нём подумать.
Глаза заставляет открыть звонкий хлопок, и я жалею, что сделала это. Картина, где Ник охаживает свою филейную часть рукой, шлёпая себя в такт энергичной музыки, будет сниться мне долго. Спасибо, что не снял трусы, пощадив хоть чуть-чуть мои нервы. Нет. С задницей у него всё отлично. Подкачено, подобранно, лишено лишних волос, но Яр последует его примеру, а две подкаченные задницы, не обезображенные растительностью, слишком много для меня одной.
Юлька на моём месте исходила бы сейчас слюнями, тянула руки и щупала дёргающиеся прелести, а я кусаю внутреннюю часть щеки, закатываю глаза и думаю, как могла вляпаться в такое. А ведь всё так хорошо начиналось…
Отвлекусь от красных труселей, мелькающих перед лицом и расскажу немного о себе. Я, Алёна Ворохова, для родных и близких Алька. Да, да. Та самая Алька, у которой «железные яйца», как говорит мой придурочный брат Вадька, и которую потянет не каждый мужик, как объясняет наш Макс, когда его дальние родственники и друзья стараются сосватать мне своих сыночков и племянничков. Яиц, конечно, нет, а вот всё, что к ним прилагается – в избытке.
– Как у такой красивой, милой девочки, такой грязный язычок и мерзкий характер? – любит повторять баба Вера, слушая мои перепалки с родными.
– Ну что ты Вера Павловна наговариваешь. Хорошая у нас девчонка, боевая, весёлая. Муж булки побоится расслабить, – встаёт на мою защиту батя, как всегда, не сдерживаясь в выражениях.
В чём-то права бабушка, в чём-то прав Макс. Я, действительно, боевая, весёлая, с ядовитым языком, поэтому парни предпочитают со мной дружить, а не петь серенады под окнами. Да и кто им даст их петь, когда к моим окнам не подберешься, так как после нескольких покушений на маму с сестрой наш дом стал крепостью с высоким забором, увитым колючей проволокой под напряжением, а территорию патрулируют бойцы в обнимку со злыми собаками, признающими только нас и этих самых бойцов.
Среди охраны есть пара приличных ребят, но их чугунные яйца враз становятся хрустальными, стоит Максу или Ларри, особенно Ларри, задержать на них взгляд. Исходя из всего этого, чувствовала я себя этакой русской девицей, сидящей в тереме у окна и теребящей от тоски длинную косу.
Но так было полгода назад, а сейчас я мучаю жопу на слишком мягком диване, слушаю уже вторую дорожку, зарубежных хитов, посматриваю на настенные часы, отбивающие секундной стрелкой свой собственный ритм, и понимаю, что нужно выбрать из этих двух задниц… тьфу… парней в красных колпаках, обтягивающих трусах и с мишурой на широких плечах.
А это уже полный папандос. На одной чаше весов старый, привычный, ставший родным за много лет Дед Мороз, то есть Ярик, а на другой модное дуновение запада, свежее дыхание закордонной жизни, хоть и так крепко вросшей в нашу семью благодаря Максу и Джейку, задорно улыбающийся Санта Клаус, который Ник.
Спасибо, что рядом с ними не трётся Йоулупукки или Мош Крэчун. Такие танцы с бубнами, или бубенцами моя тонкая, ранимая душа не выдержала бы.
Глава 1
Алёна
Яр появился у нас, когда мне было двенадцать. Он с сестрёнками попал в детский дом после смерти родителей, и мама с Максом не смогли позволить их разъединить, решив усыновить. Янка с Марьяной быстро привязались к новым родителям, а Яр, поначалу, подпустил только меня, ходя за мной хвостом и контролируя каждый шаг.
Ох. Как меня это злило. Я что, зря отращивала яйца? Да я Алабая научилась заламывать в девять лет после того, как пару раз просидела на столе, наблюдая, как Тыква жрёт отнятую у меня курицу. Да у меня зелёный пояс по Айкидо, на который пришлось записаться, чтобы иметь возможность протащить когда-нибудь по полу восьмидесятикилограммовую тушу старшего брата, который всю жизнь задирал и подкалывал меня.
Я бесилась, когда Яр планомерно избавлялся от всех моих воздыхателях, а потом смирилась. Какой же это воздыхатель, если он ссыт отстаивать своё влечение к девчонке. Мы стали неразлучны, как Кай и Герда, только в сказке они были брат с сестрой, а вот меня стали обуревать совсем не сестринские чувства. Яр не замечал моих томных взглядов, стал постоянно называть меня сестрёнкой, концентрируя внимание на этом противном слове, а я каждую ночь куталась в одеяло и вспоминала каждое его касание ко мне, каждый взгляд и каждое слово, переворачивая его отношение в удобную для меня сторону.
В шестнадцать я была выброшена в реальность из своих фантазий. Ярика отправили в армию. Как считала мама – мужчина, не научившийся красить газон и делать квадратные сугробы, не способен с полной ответственностью взять заботу о семье. Каждая единица, живущая в нашем доме и имеющая яйца между ног, обязана была отдать долг родине. Такой участи удалось избежать только мне, в силу ненастоящих яиц, племянникам, в силу возраста, Максу, тоже по причине возраста, и Джейку со смягчающими обстоятельствами – сильно ударился головой.
После отъезда Ярослава, я проревела три дня. Меня выдернули из яркой, красочной жизни и оставили в серости, где нет его голоса, его касаний, его противного «сестрёнка».
– Аль, ну прекращай хандрить. Яр ушёл всего на год. Время пролетит быстро, – успокаивала мама, обещая, что год, это совсем чуть-чуть.
Это чуть-чуть переросло в шесть лет. Ярик побыл дома после службы всего два дня, а затем улетел в Америку постигать азы экономики и финансов, а я осталась здесь, снова без него. Он приезжал два раза в год, но всё время проводил в компании Макса, стажируясь и набираясь опыта.
Моя первая любовь потихоньку истаяла, и для закрепления результата я даже лишилась девственности с Назаром, третьекурсником и просто весёлым парнем. Приятных воспоминаний сей акт не оставил, кроме разве его стонов от сломанной руки. Этот урод предложил отсосать у него после акта совокупления, а на мой отказ выругался и назвал меня бревном с нафталиновой целкой. Тогда я первый раз нарушила закон Айкидо о ненападение, хотя вру. Первый был с Тыквой за право самостоятельно есть свою курицу.
С Назариком мы пришли к взаимовыгодному соглашению. Он держит в секрете наш контакт, а я забываю о его вое и унизительной колено локтевой позе, при которой на щеке образовалась приличная ссадина.
Вот так я входила во взрослую жизнь, учась на хирурга, увеличивая объём яиц и забывая свою нежную влюблённость к Ярику. За все эти годы чувства полностью испарились, репутация ледяной принцессы бежала впереди меня, отпугивая претендентов и желающих растопить сердце, в моё пользование отдали квартирку недалеко от института, и нужно было испортить такую идиллию.
Ярослав вернулся в Россию, и не один. Когда они вошли в дом, у меня отвалилась челюсть. Здоровый, как медведь Яр в стильном прикиде, подчёркивающем длительную работу в спортзале. В его глазах расплавилась сталь, говорящая, что к нам вернулся не мальчик, покинувший шесть лет родные стены. Перед нами стоял мужчина, пожирающий с хищной грацией кислород. Всё бы ничего. Одного альфа-самца мои яйца выдержат, но второй экземпляр, не менее внушительный Яра, жадно впился в меня густой зеленью, от чего вся моя твёрдость, отращиваемая годами, потекла, громко капая на пол.
– Ник, – представляется зеленоглазый красавчик, отбрасывая выверенным движением чёрную прядь со лба. – Друг Яра.
– Вы задержались, – чуть не наступает на мою челюсть Макс. – Мы ждали вас две недели назад.
– Если бы я знал, что у Яра такая красавица сестра бросил бы все дела и прилетел ещё пару лет назад, – на приличном русском с небольшим акцентом орудует Ник.
– Забудь, бро. Эту красотку тебе не потянуть. У неё уже в четырнадцать колокольчики побольше твоих были, – бьёт Яр Ника по спине и протягивает ко мне руки, заключая в объятия. – Всё хорошеешь, принцесса. Я скучал по тебе, сестрёнка.
– И я по тебе, братик, – обнимаю его в ответ.
Макс оценивающе рассматривает Ника, потом меня, хмыкает и чему-то улыбается.
– Дашунь, милая. Кажется, в строю американских придурков прибыло. Надо дождаться заморозков и проверить.
– Типун тебе на язык, любимый, – ехидно улыбается мама. – Я Дарья, главная стерва в этом сумасшедшем доме.
И вот как после этих слов сохранить самообладание и не скатиться до уровня Маринки, щебечущей вокруг Джейка? Её твёрдое нет каждый раз перетекает в нежное да, стоит только Джейку применить весь свой мужской арсенал. Родив вторую пару близнецов, она кричала: больше никогда, а сейчас ласково поглаживает круглый живот, мечтательно придумывая имена, сочетающие с отчеством Джейкович.
– Давайте за стол, – включает командира мама. – Всё остынет, пока вы тискаетесь.
За столом Ник садиться напротив и не спускает с меня взгляда, а я заставляю себя медленно пережёвывать мясо с овощами, мысленно отращивая железные остатки былой гордости.
Глава 2
Алёна
Мощные биты рушат барабанные перепонки, цепляются в грудину, пробираются под кожу и стекаются вниз, заполняя дребезжащей вибрацией бренное тело. Цветные всполохи вспарывают темноту, ударяясь о стены, спотыкаясь о дёргающуюся в такт массу, вычленяя лица, перекошенные экстазом.
– Предлагаю ознакомиться с ночной жизнью Москвы, – поделился желанием Ник, пережив ужин в окружении нашей семьи. – Четвёртый раз здесь, а в злачных местах ни разу не был.
Я, может, ледяная принцесса, краса – руса коса, сидящая в башне под охраной, но пай девочкой никогда не была. Пропустить пару коктейлей, потрясти крепкой задницей, заблудиться в дыму кальяна – Алька всегда «за», лишь бы компания была приличная.
Яр с Ником сошли за приличную компанию, по мнению мамы и Макса, поэтому я иду по узкому проходу между столами и диванчиками, повиливаю бёдрами под модный микс диджея и с завистью смотрю на разогретые сумасшествием тела, извивающиеся на танцполе. Для таких свободных движений мне нужен допинг с содержанием хотя бы девяти градусов.
– Тампико, – делаю заказ официантке, оценивающе сканирующей моих парней. Они, конечно, не мои, но пришли-то со мной. Замечаю, как Яр подмигивает ей, и в груди начинает скрести противное чувство. Как будто в желудке урчит от голода, и в тоже время давит от переполненности. Переела, наверное, маминых пирожков.
Парни заказывают напитки покрепче, различную закусь, кальян и концентрируют своё внимание на мне, разглядывая, как провинившуюся школьницу.
– Не рано ли тебе, сестрёнка, употреблять алкоголь? – ехидно спрашивает Яр, подаваясь вперёд и облокачиваясь на локти. Так, обычно, начинает ездить по мозгам Макс, занимая давящую позицию и по-отцовски тыкая мордой в дерьмо.
– Мне двадцать два, братик. Могу официально пить, курить и трахаться, – зеркалю его позу и ехидство. С удовольствием замечаю, как дёргаются от злости желваки и темнеют глаза. – Тебя долго не было. Сестрёнка выросла.
– Такой расклад мне нравиться, – расплывается в улыбке Ник, жадно окидывая меня густой зеленью. – Готов двигаться по официальному плану.
– Чёрт! Я на что-то наступил! – восклицает Яр, наклоняясь под стол. – Ник, дружище. Кажется, это твоя губа. Закатай, пока не оттоптал.
Парни вцепляются друг в друга взглядами, в которых искрит соперничество, сродни извечного танца самцов за обладание территорией, и я очень надеюсь, что меня не причислили к этой территории. Их Киркпинар* прерывает любознательная девица с подносом, расставляет наш заказ, наклоняясь слишком низко по направлению к Нику и отклянчивая пятую точку в сторону Яра, практически задевая ягодичными мышцами по щеке.
Фууу. Отвратительная картина. Два мужика, сидящие по колено в своих слюнях. Передёргиваю плечами, сбрасывая с себя колючее оцепенение от увиденного, залпом проглатываю Тампико и встаю из-за стола.
– Повторите заказ, – бросаю, не глядя, в сторону официантки, готовой распластаться на полированной поверхности и развести ноги, а может не только ноги, и иду в сторону массовки с эйфорийными лицами.
Цитрусовые нотки, сдобренные градусами, растекаются по крови, расслабляют мышцы, делая их пластичными, отключая блокировку с мозга, позволяя не думать и насладиться неуёмными басами, пружинящими от пола. Отдаюсь им, общему безумию, неконтролируемым движениям. Закрываю глаза, погружаюсь в темноту и веду бёдрами, прочерчиваю кривые линии плечом, сливаюсь с музыкой.
– Классно двигаешься, красотка. Составить компанию?
Оборачиваюсь, наталкиваюсь на вполне симпатичного мажорчика, завсегдатая ночных тусовок и дешёвых подкатов. Брендовый свитер с глубокой горловиной, модные джинсы с дырявыми коленями, татуировка, ползущая по шее, кольцо в брови. Активно пользуется финансовой поддержкой семьи, смазливой внешностью, а красиво кадрить девчонок не научился. Хотя зачем? Девочки любят золотых мальчиков, а вот мои яйца не очень.
– Поищи другую компанию, красавчик. Меня сегодня свои парни выгуливают, – хлопаю его по плечу и иду к нашему столу. – Если не захлебнулись слюнями, – добавляю уже себе.
Удивительно, но мои телохранители целы, слюни подтёрты, посторонние жопы и сиськи перед носами не маячат, запас напитков пополнен.
– Ух, упарилась, – плюхаюсь на диван, хватаю свой коктейль и кайфую, всасывая ледяную свежесть. – Чего скучаем? Пошли бы в люди, показали мастер класс от вражеской Америки.
– А ты, я смотрю, уже показала тверк, – цедит Яр и прищуривает левый глаз. – На танцполе поскользнуться можно.
Ярослав всегда проявлял рьяную опеку, оберегая меня, но, во-первых, прошло шесть лет, во-вторых, мне не пятнадцать, в-третьих, в моём возрасте рожают, а он до сих пор включает няньку, выбешивая по-страшному.
– Пойду ещё потверкую, зануда.
С грохотом ставлю пустой стакан, одариваю Яра убийственной улыбкой и пританцовывая возвращаюсь в гущу событий. От злости движения резче, амплитуда шире, размах волос активнее. Кажется, на танцполе я одна, рассекаю задымлённое пространство, купаюсь в неоновых вспышках стробоскопов, касаюсь нервных, лазерных лучей.
Динамичный трек сменяется плавным звучанием, слёзно плавясь под звёздным потолком, успокаивая стонущим голосом, усмиряя ритм сердца. Растворяюсь, плыву, тщательно прорисовываю восьмёрку и вздрагиваю от смелых касанию, ведущих огненную дорожку по животу, приподнимающих край топа, захватывающих всё большую территорию.
– Показать тебе мастер класс от вражеской Америки? – лёгким акцентом вибрирует воздух, опаляя висок.
Расслабляюсь, принимая изгибы Ника, откидываю назад голову, упираясь затылком в плечо, позволяю вести, направлять, впитываю жар, нескрываемое желание. Он теснее прижимает к себе, вдавливает пах в мою задницу, продвигает руку под грудь, а я ловлю себя на том, что меня такая хватка заводит. Это не хилые объятия Назара, не его страх испортить причёску, здесь мужская мощь, попытка подавить, раскрошить мои призрачные яйца.
А потом открываю глаза и нарываюсь на почерневший взгляд, на плотно сжатую челюсть, на напряжённое тело, готовящееся к прыжку. Никогда не видела Яра в таком состояние. Никогда не видела, чтобы он так на меня смотрел.
* Киркпинар – турецкая борьба, в которой на поле сходятся здоровенные мужики, выкручивают друг другу яйца и суют пальцы в задницу. Нет, это не шутка или какой-то оборот речи – они реально используют такие приемы во время боя.
Отвратительные мужики рассказывают о весьма подозрительной и самой странной борьбе в мире, где важны не только выносливость и воля к победе, но и в прямом смысле стальные тестикулы.
Борцов натирают маслом и обязуют надевать шорты из шкуры буйвола – кисбет, который тоже натирался маслом. Весят эти шорты около 13 килограмм.
Поскольку забороть человека в масле – весьма нетривиальная задача, противники пытаются схватить оппонента не за штаны (они тоже скользкие), а за тесьму-ремень внутри них и за то, что в этих штанах имеется помимо этого. В правилах нет четких границ спортивного поведения, поэтому у каждого настоящего пехлевана должны быть железные тестикулы и анус, ведь именно за них его будет постоянно дергать соперник. Это не поощряется, но такой подход понятен – положить на лопатки подготовленного борца в масле как-то по-другому весьма трудно.
Глава 3
Ярослав
Я смотрю на её выгибающееся дугой тело, плавно реагирующее на музыкальную волну, вибрирующее в звуках томного голоса, и отвешиваю себе подзатыльник. Она твоя сестра, придурок, твоя младшая сестрёнка. Не по крови, нет, по документам. Если бы Макс с Дарьей оформили опекунство, было бы проще, но они усыновили нас, дали свою фамилию, приняли в семью, поэтому сестричка для меня под запретом.
Шесть лет я выкорчёвывал свою тягу к ней, бухал, курил травку, трахал баб. Казалось, что лечение пошло на пользу, что зависимость прошла острую фазу, что мне похер на Алёнку. Казалось. Ровно до того момента, как Ник не пристроился сзади и не наложил на неё свои лапы.
И, вроде, радоваться надо. Проверенный годами человек, нормальный парень, прошедший со мной плечо к плечу огонь и воду, дерущийся спина к спине, опустошивший не одну бутылку. Да что говорить. Последние пять лет мы делили всё, и камеру, когда разгромили бар, и косяк, прежде чем разгромить этот бар, и девку, выйдя из участка после проведённой там ночи. Весёлое было времечко.
Глядя на его горящий взгляд, направленный на Альку, веселье куда-то пропадает. Нарастает жажда отодрать друга от маленькой сестрёнки и переломать ему руки. А её фраза: «Мне двадцать два, братик. Могу официально пить, курить и трахаться». Она серьёзно?! Ладно пить, курить… но трахаться? Покажите мне этого бессмертного, который возьмёт на себя такой риск.
Лапа Ника ползёт под подобие топа, больше похожего на клочок тряпки, выводит адские круги, и кажется, ей это нравится. Алька откидывает ему на плечо голову, закрывает глаза, позволяет лапать себя дальше. Мои суставы в кулаках хрустят, зубы от давления превращаются в крошиво, сердце проламывает грудную клетку. Боль, злость и жажда крови.
Я так сильно впиваюсь взглядом, выжигаю в сестрёнке дыру, кричу на ментальном уровне «убери от неё руки» и сталкиваюсь с осоловелостью в голубых глазах. Разряд, прошивающий позвоночник, врезающийся в мозг, сжирающий все посторонние звуки. Есть только я, она и оглушающий стук насоса, качающего кровь.
Гул бьёт по ушам, сухость во рту дерёт наждаком, состояние приближено к выбросу адреналина во время гонок по ночному Лос-Анжелесу, но оно в разы сильнее, мощнее, удушливее. Воздуха катастрофически не хватает, накрывает волной, утягивает в прозрачную глубину, сводит с ума. Бежать. Бежать на край света, пока не переступил черту.
Аля отталкивается от Ника, разрывает контакт и теряется в толпе, а я, наконец, делаю глубокий вдох, возвращаю себя в этот зал. Звуки нарастают, обрушиваясь ударной стеной, зрение улавливает движение вокруг, сердце сбавляет обороты.
– У тебя сладкая сестрёнка. Пахнет одуряюще, – приводит окончательно в чувства Ник. – Аж яйца кипят.
– Ты бы поберёг свои яйца, бро, – рычу, демонстрируя оскал. – Это не девка, снятая на ночь, которой попользовался и выбросил. Это моя сестра.
– Да не собираюсь я её пользовать и выбрасывать, – поднимает руки в примирительном жесте. – Мне двадцать пять лет, родители задолбали нытьём о внуках, а Аля не только красавица, но и хорошая партия для завидного холостяка. Так что, бро, думаю, скоро с тобой породнимся.
– Уверен, что потянешь? – специально растягиваю слова, боясь показать свою ревность и заинтересованность.
– Потяну, если ты поможешь.
Удивлён. У нас с Ником всегда было здоровое соперничество. Кто первый долетит до финиша, кто лучше сдаст экзамен, кто больше заработает за неделю, кто быстрее совратит препода по философии, но он никогда не просил помощи. Приподнимаю бровь и заинтересованно смотрю на него. Неужели камикадзе? Рисковый – да, но радостно хватать лопату и с жадностью рыть себе могилу… Неужели сестрёнка так зацепила?
– Расскажи о ней. Какая она? Что любит? Чем занимается? Как заинтересовать? – на полном серьёзе интересуется Ник, а у меня подленько свербит внутри наговорить как можно больше гадостей, чтоб напугать, отвернуть, отогнать.
– Ты не смотри, что она такая мелкая и беззащитная, – начинаю притворять план в жизнь. Хотя Алька, есть Алька, и в моих словах нет не капли лжи. – Алёна всегда была пацаном в юбке. Чёрный пояс по Айкидо, так что сломать руку, или выбить кадык для неё не проблема. Увлекается экстримом, обманывая родителей о своём месте нахождении. Три года назад убедила Макса, что полетела с сокурсниками в Италию, а сама покоряла Адай-Хох. Если бы не фотки наших общих друзей и постоянное общение с ними, это осталось большим секретом и для меня.
– Шутишь? – глаза Ника вылезают из орбит.
– Нет, – мотаю головой. – А знаешь, сколько у неё таких секретов? Прыжки с парашютом, и совсем не детские девятьсот метров, гонки на мотоциклах, сплав на байдарках по горным рекам. Алька везде, где можно найти приключение на задницу. А какая она прекрасная актриса. Талант, прям, пропадает. Столько лет водить Максима с Дарьей за нос. То соревнования, то экскурсии, то походы с одноклассниками. И ведь так ладно врёт. В прошлом году пропахала сотню метров, упав с мотоцикла, кожу на боку содрала до кости, месяц не могла нормально вздохнуть, а при родителях выплясывала под хиты девяностых, скрепя зубами от боли. Они так и не догадались, что чуть не лишились дочери.
– А как у неё с парнями? Небось отбоя нет?
– Смеёшься? У неё такой размер яиц, что нормальному мужику стыдно становиться на её фоне. Аля друг, рубаха парень, крутая баба, свой пацан, но только не девушка. Смельчаки пытаются, но только до тех пор, пока не нащупаю лишние детали, а тех, кого эти амбиции не смутили, прощупывает Ларри да так, что мальчики сутся кипятком.
Мне приходится заткнуться, увидев на горизонте сестрёнку, идущую в нашу сторону. Щёки пылают, глаза горят, волосы развиваются, походка от бедра. Почти каждый мужик сворачивает шею, заряжаясь её ослепляющей аурой. Как меняется человек. Дома в меру прилежная девочка, строящая периодически мужчин, а стоит вырваться на свободу, превращается в огонь, выжигая своим пламенем кислород.
Смотрю на Ника, надеюсь увидеть досаду, сожаление, а лучше страх, но нет. Челюсть на коленях, слюни стекают по яйцам, зрачки затянули радужку, дыхание с драным шумом приподнимает грудь. Сука! Нарывается! Сам не понимает, на что меня хочет толкнуть! Не для него я оберегал сестрёнку четыре года. Не для его члена отгонял от неё всех парней. Не для этого сбежал на шесть лет, чтобы вернувшись, подарить Альку другу.
