Текст книги "Способен на все"
Автор книги: Люси Монро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Что до Клер, то она вообще не представляла, что такое возможно. Ни в мечтах, ни наяву.
– Ты невероятный любовник, Бретт.
– Ты мне льстишь, сахарок. Это в тебе таится столько сексуальной энергии, что хватило бы на нужды целого города.
Бретт думает, что ее страсти хватит на целый город?
– Ты считаешь меня нимфоманкой?
Бретт засмеялся. Клер хмуро посмотрела на него. Она не находила в этом ничего смешного.
– Ты шутишь? – спросил Бретт с задорным блеском в глазах.
– Нет. Почему я не могу быть нимфоманкой? – спросила Клер, чувствуя себя обиженной.
– А ты хочешь ею быть?
– Нет.
– Тогда не переживай. С этой стороны тебе ничто не угрожает.
– Как ты можешь это утверждать после вчерашнего вечера?
– Тебе двадцать восемь лет, и до вчерашнего дня у тебя было всего два любовника, и те в старших классах школы. Нимфоманки так себя не ведут.
– Возможно, я подобна алкоголику, который не понимает, что он алкоголик, пока не выпьет первую рюмку спиртного. А несколькими годами позже умирает от цирроза печени.
Клер вполне могла представить, что вскоре у нее возникнет зависимость от ласк Бретта и без секса с ним она не сможет жить. Ей такая перспектива не нравилась. Ей не хотелось прожить жизнь, пребывая в сексуальной зависимости от мужчины, который сердцем прикипел к своей погибшей возлюбленной.
Бретт покачал головой и снова захохотал.
– Не бойся, ты не умрешь от того, что тебе нравится заниматься со мной сексом.
– Вчера вечером я подумала, что меня инфаркт хватит.
– Но этого не случилось.
Нет. Наоборот, она уснула. Клер вынуждена была признать, что на поверку все было не так опасно.
– Ну, – недовольно поджав губы, сказала она, – по твоим словам получается, что я не такая, как другие женщины.
– Другие – не такие.
– Разве это не делает меня извращенной?
– Нет. Это делает тебя уникальной. Особенной. У тебя действительно нет ненормальных желаний, но ты так отзывчива, что меня трясет, когда я к тебе прикасаюсь. Честно говоря, сахарок, ты настоящая мечта, героиня фантазий любого парня.
Не может быть, чтобы он действительно так думал.
– Но я не Елена.
Бретт несколько минут молчал, и в выражении его лица не было и следа прежнего озорства. Потом он вздохнул.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я не ищу другую Елену.
О да, она ему верила. Когда ты знаешь вкус совершенства, ты не ждешь, что тебя во второй раз ударит та же молния.
– Это не важно.
– Нет, важно. Иначе ты бы не поднимала этот вопрос. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала, ладно?
– Хорошо. – А разве у нее был выбор? Она имела глупость поднять эту тему, но если Бретт начнет в подробностях объяснять ей, в чем именно она отличается от Елены и насколько хуже ее, она просто расплачется. А это уже совсем никуда не годится.
– Я не трачу время на то, чтобы сравнивать тебя с ней, Клер. Ты – это ты. Я не хочу, чтобы ты стала кем-то другим, и ты можешь вполне верить мне, когда я говорю, что не встречал еще женщину более отзывчивую или более подходящую мне в сексуальном плане.
Она, Клер, была более чувственна, чем его потерянная любовь?
– Никогда?
– Никогда. Ты просто послала меня в нокаут своей страстностью.
Теперь настал ее черед рассмеяться.
– Да уж, верю.
Что-то она не помнит, чтобы он лежал в нокауте, когда выворачивал ее наизнанку своими ласками в джакузи.
– Ты мне не веришь? Я ни разу не забывал про кондом, даже когда был глупым подростком. Но ты заставила меня забыться, словно мне снарядом крышу снесло.
Он ни разу не забывал про кондом? Ни разу?
– Елена принимала таблетки?
– Нет.
– Неужели?
Если то, что он говорил, было правдой, а Клер не верила, что он мог сейчас ей лгать, то страсть, что они питали друг к другу, действительно была для него уникальной. Особенной, как он и сказал. Хотя сколько может продлиться страсть? Не столько, чтобы на ней можно было продержаться всю жизнь, в этом Клер была уверена. Но, с другой стороны, она не могла даже представить, что его прикосновение оставит ее равнодушной.
Была ли это похоть или любовь?
Они определенно составляли пару. Клер не верила в романтическую любовь, но отрицание ее существования не умаляло страха, что именно это чувство в ответе за то смятение, в котором она в настоящий момент пребывала. Бретт верил в любовь. Он не делал тайны из того, как сильно любил Елену, но он сказал Клер, что никогда не полюбит ее.
Итак, она не верила в любовь, но боялась, что все равно любит Бретта, а он верит в любовь, но не отвечает ей взаимностью. Что за кашу они заварили! И куда это их приведет? Куда это приведет ее, Клер?
У нее был выбор, как она полагала, разорвать отношения с Бреттом сейчас, дабы избежать возможной боли в будущем, или жить настоящим и начать переживать тогда, когда это будущее наступит. На самом деле выбирать было не из чего. Здесь и сейчас было слишком хорошо, чтобы отказаться от Бретта.
Не желая распространяться на эту тему, Клер сказала:
– Я слышала, ты говорил по телефону с Этаном. Бретт смерил ее пристальным взглядом и вновь уставился на дорогу.
– Он думает, что может напасть на след тех людей в черном, что были на похоронах. Сейчас этим уже занимаются мои знакомые в ФБР. Но у Этана свои каналы.
– Хорошие новости.
– Да. Буду надеяться, что моему оперативнику, что отвез Куини в Неваду, тоже повезет.
– Что он ищет?
– Коллинз получил инструкции составить список всех тех, кто мог видеться с Лестером за последний месяц до его смерти. Меня убедили в том, что частное лицо не стало бы ждать дольше, чтобы нейтрализовать угрозу, исходящую от Арвана. Он постарался бы избавиться от него как можно быстрее, раз уж старик стал всем выбалтывать свои тайны.
– Я уверена, что ты прав. Но ты действительно думаешь, что Куини помнит всех, кто виделся с Лестером в течение последнего месяца его жизни? Да и все ли она знает?
– Если верить вам обеим, Лестер был не из тех, кто много общался. Список этот не будет таким уж длинным, а мой оперативник умеет вытягивать информацию из самых глубоких тайников памяти.
– Вот даже как.
– Но он не ограничится Куини. Он также поговорит с другими людьми в Бельмонт-Мэноре, как с постояльцами, так и с сотрудниками. Кроме того, просмотрит журнал посещений, в которых оставляют записи и посетители, и медицинский персонал.
– А как насчет меня?
– Что насчет тебя?
– Я провела много времени с Лестером.
– Ты сидела с ним только по ночам. Ты сама говорила, что он редко общался с кем-то еще из твоей смены, даже когда ты не дежурила.
– Это так, но исключения были.
– Составь список, и мы сверим его с тем, что сделает Коллинз.
– Ладно. – Клер откинулась на спинку кресла и взяла с пола рюкзак. – Жаль, что не прихватила с собой ноутбук. Мне печатать нравится больше, чем писать.
– Бедняжка. Тебе нужна суперпортативная модель.
– Да, но она стоит денег, а мой бюджет и так трещит по швам – компьютер постоянно требует обновления. Тот ноутбук, что ты мне дал, на целое поколение новее моего старого. Я все еще не понимаю, как тебе удалось заставить страховую компанию Джозетты за него заплатить.
– Просто радуйся, что они заплатили.
– Я и радуюсь. – Клер сильно подозревала, что Бретт не стал требовать от них стопроцентной оплаты, а просто выплатил разницу.
Клер достала из рюкзака общую тетрадь и открыла ее. Это была тетрадь в черной обложке – для записи лекций по программированию. Бретт, наверное, посмеялся бы над ней, если бы она сказала ему, что покупает тетради в обложках разного цвета и ставит на них коды, соответствующие их назначению.
Даже Джозетта находила забавным эту привычку Клер все строго классифицировать, но Клер было все равно. Джозетта никогда не вредничала, она просто любила посмеяться, и что тут плохого, если Клер иногда давала ей повод?
Клер начала перелистывать страницы в поисках чистого листа. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы мозг осознал то, что она видит. Страницы тетради заполняли не ее записи по программированию, а записи совсем иные – имена, даты, адреса. И записывалось все мелкими печатными буквами – почерк был не ее.
Клер перестала листать тетрадь и принялась ее читать. Она покрылась липким холодным потом.
– Бретт!
– Да, сахарок?
– Ты сказал, что дневник Лестера мог бы помочь расследованию?
– Да.
– Ну, я думаю, он у нас есть.
– Что? – Бретт быстро взглянул на Клер и снова перевел взгляд на дорогу.
– Ты помнишь, как подумал, что Лестер мог спрятать свой дневник, а потом забыть куда?
– Ну.
– Так вот, он спрятал дневник. В моем рюкзаке.
– Это невозможно. Ты бы уже давно заметила.
– Нет, не заметила бы. Тетради в черной обложке – это мои тетради по программированию. Я закончила реферат еще до того, как на меня напали в доме Джозетты. Помнишь, ты по моей просьбе сдал его преподавателю и мне поставили зачет?
– Но ты сто раз после этого заглядывала в рюкзак. Клер объяснила про свою систему классификации тетрадей для занятий.
– Я просто не замечала ее, потому что она мне была не нужна.
– Я не могу в это поверить.
– И я не могу.
– Он был при тебе все эго время?
Клер кивнула.
– Тот мужчина в туалете в университете был прав, но откуда он мог об этом узнать?
– Ты сказала, что подумала, будто в той тетради должны были быть твои лекции по программированию. Не значит ли это, что твоя тетрадь с лекциями пропала?
Клер принялась судорожно рыться в рюкзаке. Второй тетради в черной обложке не было.
– Да, лекции пропали.
– Возможно, Лестер подменил тетради.
– Может, моя тетрадь спокойно лежит в отеле? Бретт пожал плечами.
– Все возможно, но тот, кто отправился на поиски дневника Арвана, нашел твою тетрадь вместо того, что искал, и поэтому отправился за тобой.
– Лестер не стал бы нарочно подвергать меня такому риску.
– Сладкая моя, его разум помутился, скорее всего он тут же забыл, что сделал.
– Но мы об этом никогда не узнаем.
– Это точно.
Сердце Клер болезненно сжалось. Получалось, Лестер намеренно использовал ее как прикрытие, чтобы скрыть свои тайны.
Бретт взял мобильник и стал звонить. Клер слушала вполуха. Из того, что она услышала, стало понятно, что Бретт звонил Коллинзу.
Клер принялась читать дневник. Рядом с некоторыми заданиями Лестер ставил коды, и Клер легко смогла их расшифровать. Часть заданий была от правительства, часть – с пометкой от частных лиц. Лестер работал не только в Штатах, но и путешествовал по всему миру.
Чем дальше Клер читала, тем горше ей становилось. Потом она вовсе перестала читать, а лишь пыталась примирить разум с тем, что все записи – не плод больного воображения. За ними стоят действительные события, чьи-то трагедии, чьи-то судьбы. Судьбы людей, существовавших в реальности.
Бретт закрыл телефон и положил его на панель.
– Коллинз сказал, что подготовит отчет к тому времени, как мы приедем в Портленд.
– Как быстро.
– Он работал, пока мы готовились к твоим экзаменам.
– Я отвлекала тебя от дел, да?
– Я доверяю Коллинзу. Он справляется не хуже меня, и потом, – Бретт подмигнул ей, – мне было приятно тебе помогать.
Клер попыталась улыбнуться, но попытка не удалась.
– Я рада, – только и сказала она.
– В чем дело, Клер?
– Ничего. Просто... – она замолчала, собираясь с мыслями и борясь со спазмами в животе, – до этого момента все казалось мне нереальным. Я имею в виду то, что Лестер был наемным убийцей. Но имена людей, которых он убивал, вот они – здесь.
Глава 18
Клер держала в руках дневник киллера. На вид эта тетрадь была такой безобидной, такой будничной, и эта будничная безобидность находилась в таком кричащем противоречии с тем, что было внутри этой тетради, что у Клер кружилась голова.
– Он записывал имена людей, дававших ему работу, и причины, по которым его нанимали. Он был весьма скрупулезным в своих записях. Хотя, кто знает, что он при этом чувствовал? Холодная констатация фактов. Никаких сантиментов. Он был моим другом, и он убил всех тех, чьи имена записаны в эту тетрадь.
Клер терпела невыносимые муки. Как могла Куини спокойно читать этот дневник?
– Тебя колотит, – озабоченно сказал Бретт. – Хочешь, я остановлю машину?
У Клер сводило живот.
– Пожалуй.
Бретт заехал на стоянку и остановил машину в стороне от туалетов, возле столиков в тени деревьев. Клер открыл; дверь и, качаясь, вышла из машины. Ее тошнило, и она с трудом сдерживала позывы рвоты.
Она подошла к деревянному столу и опустилась на скамейку. В это летнее время они с Бреттом оказались не единственными, кто решил заехать сюда. Никто не обращал на них внимания. И Клер была этому только рада. Ей было неловко уже потому, что Бретт стал свидетелем ее слабости.
Клер потирала руки. Несмотря на теплое солнышко, et знобило. Она никак не могла взять в толк, как человек, которому она так хорошо относилась, мог убивать. Мысль о том, что от его руки погибли все, о ком имелась запись в этой тетради, была невыносима. Клер обхватила себя руками, словно стараясь загнать эмоции внутрь себя, словно боялась, что правда может взорвать ее и она развалится на кусочки.
Однажды Лестер сказал ей, что смотрел на свою работу как смотрит на свое ремесло солдат, только платят за это больше. Он просто вел войну за свою страну. Но воевать на войне и убивать по заказу – не одно и то же. Не может быть чтобы все перечисленные в этой книге люди представляли угрозу безопасности Америки и несли зло всему человечеству. Такого просто не могло быть...
И кто такой Лестер, чтобы решать, кого карать, а кого миловать? И кто такие те люди, что его нанимали, чтобы брать на себя ответственность за то, кому жить, а кому умереть?
Клер не могла смириться с той реальностью, какую открыл для нее дневник, потому что она продолжала любит! того старика, который вел его, продолжала скорбеть о его уходе.
Клер поняла, что плачет, только когда Бретт подошел и сел рядом. Он привлек ее к себе.
– Все в порядке, сахарок. Ты должна выплакаться. Мама всегда говорила, что Бог дает нам слезы, чтобы утолить боль.
Его сочувственные слова открыли шлюзы, и Клер зарыдала в его объятиях. Он обнимал ее, гладил, как маленькую, по волосам. Наконец Клер взяла себя в руки.
Он вытер ей лицо носовым платком.
– Сейчас ты в порядке?
Клер высморкалась и кивнула, хотя и не была уверена в том, что она действительно в порядке.
– Я не могу поверить, что Лестер убил всех этих людей. Мне он действительно был дорог, Бретт. Он был мне как родной человек.
– Девочка моя.
Бретт качал Клер, словно она и вправду была маленькой девочкой, и ей становилось легче, хотя она и понимала, что сама должна была справляться со своими эмоциями. Это – ее горе, и взваливать его на плечи Бретта было нечестно, но он как-то сумел разрушить те границы, за которые она до сих пор никого не пускала, и теперь все ее чувства были у него на виду.
– Как он мог так поступать?
– Его таким сделала война. Куини очень хорошо о нем сказала – война оставила шрамы в его душе и искалечила его совесть. Нельзя судить о жизни другого человека, меряя по себе.
– Я не хочу его судить. – Клер действительно не хотела судить Лестера, она просто хотела его понять, но едва ли у нее это когда-нибудь получится. – Мне больно от того, что я знаю о том, что он делал. Ему, должно быть, тоже было больно. Тебе лучше знать.
– Вероятно, ты права.
– Тогда почему он это делал? Он несколько десятков лет был киллером!
– Я не знаю, моя сладкая. Но он жил той жизнью, которой считал нужным жить. – Бретт вздохнул и погладил Клер по спине. Он, конечно, все понимал лучше, чем она. – Лестер отказался заводить семью, детей, порвал со своими близкими ради того, чтобы выполнять свою работу. Он должен был верить в свое дело. Иначе не смог бы жить.
– Да.
– Его выбор отличается от нашего, но это не делает его чудовищем. Он не был хладнокровным убийцей, человеком без чести и совести, у него просто были в жизни иные принципы.
– Он был хорошим человеком. Действительно хорошим, – убежденно повторила Клер. Ее симпатия к старику не стала меньше из-за того, что она получила наглядное свидетельство его жизненного выбора.
– Да, он был хорошим человеком, и он любил тебя. Куини так говорила.
– Да.
Бретт усадил Клер в машину, но когда она хотела взять в руки тетрадь, он, покачав головой, отложил тетрадь на заднее сиденье.
– Составь список тех людей, с кем за последний месяц мог видеться Лестер. Сконцентрируйся на этом.
Клер с радостью принялась за работу. Что угодно, лишь бы перед глазами не стояли эти имена, аккуратно занесенные в тетрадь.
Бретт вел машину и, анализируя реакцию Клер на увиденный воочию дневник киллера, думал о том, каким образом это отразится на их отношениях.
Внезапное осознание того, что Лестер на самом деле был тем самым убийцей Арваном, буквально раздавило Клер. Она не понимала, как он мог стать киллером, почему не бросил эту работу ради другой.
А. как насчет его, Хотвайера, прошлого? Сможет ли Клер принять и понять его выбор? Или, однажды осознав реальность того, кем он был, почувствует такую же опустошенность? Прошлое Хотвайера было далеко не безупречным. Он хотя и не убивал ради денег, но тоже вынужден был применять оружие, защищая себя или других. Сможет ли Клер это понять и принять?
Хотвайер никогда не стыдился того, что был солдатом, и когда работал на правительство, и когда был контрактником. Он верил в то, что совершает правое дело, когда служил рейнджером, и, служа по контракту, оставался верен выработанной в ранней юности системе ценностей. Он использовал свое мастерство, чтобы защищать, спасать... и разить врага.
Кое-кто, оглядываясь на прошлое Хотвайера, мог обвинить его в жестокости, но он делал лишь то, что должен был делать в данный конкретный момент времени. И он не любил оглядываться назад.
Его путь не был точной копией жизненного пути Лестера, но их дороги проходили рядом, это точно. Хотвайер помнил, как они с Клер спорили по поводу того, является ли насилие адекватным решением в кризисной ситуации или нет. Она сказала, что не считает себя пацифисткой, но если Клер ею и не была, то была чертовски близка пацифистам по духу.
Впервые Хотвайер задумался о том, не является ли ее отказ выйти за него замуж следствием неприятия его прошлого. Тогда у ее отказа было бы логичное объяснение, но Хотвайеру от этого легче не стало. Он был достаточно уверен в себе, чтобы знать, что справится с эмоциональными вспышками Клер, но как он сможет убедить ее в том, что прошлое не сделало из него чудовище?
Его удручала перспектива убеждать ее в том, что и его жизненный выбор имеет право на существование. Он и так чуть ли не всю жизнь безуспешно пытался убедить членов своей семьи в адекватности выбора карьеры, и он всегда чувствовал, что именно его выбор обусловил тот факт, что теперь между ним и его родными стояла стена.
Хотвайер не хотел, чтобы такая стена выросла между ним и Клер.
Бретт был на удивление молчалив и подавлен всю дорогу.
Клер никогда не умела легко заводить друзей. По крайней мере с того времени, как умер ее отец. Она плохо сходилась с людьми, была недоверчивой. Она всегда считала, что, подпуская к себе кого-то слишком близко, рискует потерять такими трудами обретенное душевное равновесие. Она лучше других знала, как легко можно потерять людей, которые, как тебе казалось, будут присутствовать в твоей жизни постоянно.
Она пустила Куини и Лестера в свое сердце, а потом Джозетту, с которой делилась больше, чем с кем бы то ни было еще, не считая Бретта. Она не понимала, как была одинока, пока не подружилась с Джозеттой. Это правда. Время, проведенное с Куини и Лестером, всегда ограничивалось рабочими часами, но дружба с Джозеттой перевернула всю жизнь Клер. Теперь она не могла мириться с одиночеством. Она больше не хотела быть одна.
Клер хотела большего, чем просто физической близости с Бреттом, она хотела дружбы с ним. Хотела пугающе сильно, потому что это желание делало ее беззащитной перед лицом возможного расставания с Бреттом. Если он уйдет от нее, ей будет очень больно. И не важно, как она назовет то чувство, что испытывала к нему. Хотела бы она просто взять и отключить эмоции, как это было во время последних лет жизни мамы, но за последние годы она разучилась это делать.
Бретт вставил карточку в щель замка, и они зашли в номер. Клер задержалась в прихожей: потянулась, разминая затекшие после почти двухчасового пребывания в машине мышцы. Бретт тихо выругался.
– В чем дело?
– Номер обыскивали, пока нас не было. – Он уставился на книгу, лежавшую возле компьютера.
– Что-то пропало?
– Вроде нет. Если только они не лучше меня разбираются в компьютерах, им едва ли удалось взломать пароль.
– Это хорошо. – Клер было неприятно от сознания того, что в ее жизнь кто-то вторгается, и еще неприятнее было думать, что кто-то чужой копался в ее файлах.
Бретт включил компьютер.
– Если сбросить со счетов вероятность того, что частное лицо имеет доступ к программам обучения хакеров, то мы имеем дело с людьми в черном.
– Когда мы их найдем, я все скажу им, что думаю о них.
– И я тоже, черт побери. – От мрачной угрозы Хотвайера Клер передернуло.
– Ты все еще считаешь, что они не имеют отношения к нападению на меня?
– Мне трудно вообразить, чтобы агент нашего правительства стал бы душить тебя подушкой.
– И ты говоришь это после того, как видел книгу Арвана?
Бретт словно надел маску на лицо.
– Да, говорю.
Клер отвернулась. Она восприняла его ответ как отказ продолжить разговор.
– Мой список на последней странице лиловой тетради. Это на случай, если ты захочешь сравнить его с тем, что составил Коллинз.
– Куда ты пошла?
– Пойду в спальню, посмотрю телевизор. – Клер не спешила уходить. Она ждала, что Хотвайер попросит ее помочь ему со списком.
– Хорошо.
Клер кивнула и ушла в соседнюю комнату. Лежа на животе, она смотрела программу о дизайне квартир, когда в спальню вошел мрачный Хотвайер. Клер перекатилась на спину и села.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Хочешь поесть?
– А что, уже пришло время обеда? – Клер посмотрела на часы. Она провела в спальне больше часа. – Пожалуй, я бы что-нибудь съела.
– Хочешь сама заказать или доверишь мне сделать заказ? Клер пожала плечами.
– Я тебе доверяю.
– В самом деле?
Она растерянно наморщила лоб.
– Да.
– Я просматривал дневник Арвана.
Клер заметила, что Хотвайер употребляет кличку Лестера, когда говорит о его работе. Ей показалось, что это правильно. По ее представлениям, Лестер и в самом деле сочетал в себе двух разных людей, вел две разные жизни.
– Нашел что-нибудь?
– Я еще не могу сказать ничего определенного насчет нашего дела. Я просматриваю дневник и заношу в базу данных информацию, чтобы потом сверить с отчетом Коллинза. Но я обнаружил кое-что, что может тебя заинтересовать.
– Что именно?
– Арван брался не за всякую работу. На самом деле он был весьма разборчив. Он отказывался убивать, если считал, что нет достаточных доказательств того, что его объект представляет опасность для страны или других людей.
– Как насчет частных заказов? – не удержавшись, спросила Клер.
– Их было не так много, но он брался только за такие дела, когда возмездие представлялось ему справедливым.
– Например?
– Например, в случае с мужчиной, который до смерти забил жену и избивал детей. Отец убитой женщины нанял Арвана, чтобы тот убрал садиста. Знаешь, в пятидесятые годы насилием в семье никто серьезно не занимался, и такие дела редко доходили до суда. Отец этой женщины не увидел иного выхода, чтобы защитить от насилия своих внуков, и Арван согласился.
Клер должна была бы почувствовать облегчение, но она его не чувствовала. Она не принимала концепцию самосуда и все же не хотела осуждать деда, желающего защитить внуков от насильника отца.
Глаза Клер наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы Бретт не увидел ее слез.
– Ты прав. Так мне стало намного лучше.
– Если тебе это помогло, почему ты на меня не смотришь?
Клер пожала плечами и торопливо вытерла глаза.
– Так, ничего. Я просто смотрю шоу.
– И то, что показывают по телевизору, кажется тебе более важным, чем то, что я рассказал о Лестере?
– Ты хотел сказать – об Арване.
– Это один и тот же человек. Ее теория трещала по швам.
– Нуда, но...
Бретт присел рядом и повернул Клер к себе.
– Почему ты плачешь?
– Я чувствую облегчение. Я не должна его чувствовать, но чувствую.
Бретт покачал головой.
– Я никогда тебя не пойму. Или пойму? Клер пожала плечами.
– Наверное, не поймешь. Не думаю, что наши мозги работают одинаково.
– Это тебя раздражает? – спросил он с нажимом в голосе.
– Не слишком. Джозетта говорила, что мужчины и женщины в принципе думают по-разному.
– И ты считаешь, что дело только в этом?
– Да. – Она не понимала, к чему он клонит, но интуитивно чувствовала, что Бретт пытается выяснить что-то важное для себя. – Бретт, чего ты хочешь?
Глаза его затуманились. Мгновенно.
– Тебя. Я всегда хочу тебя.
В тот момент, когда он накрыл ее рот своим, Клер успела подумать, что странный взгляд Бретта говорил о другом, не страсть говорила в нем в тот момент, но Клер не замедлила откликнуться на его ласку. Поцелуй горячил ей кровь, и Клер была не прочь превратиться в пламя.
Потом они заказали ленч и в ожидании заказа приняли душ. Бретт то и дело ронял мыло, а потом искал его, и его губы и руки умудрялись ласкать каждый дюйм ее тела в процессе поиска.
Клер стояла, прислонившись к стене душевой, тяжело дыша после оргазма, когда в дверь постучали. Принесли ленч. Бретт наскоро вытерся и, обмотав полотенце вокруг бедер, пошел открывать.
Клер закончила принимать душ, надела топ и шорты и вышла в комнату.
Одобрительный присвист Бретта при ее появлении вызвал у Клер улыбку. И чувственную дрожь по всему телу. Бретт раскладывал еду, завернувшись в полотенце, и Клер тоже присвистнула от восхищения. Они принялись дурачиться, и потом, когда все же принялись за еду, Клер подумала, что Бретт проявил сообразительность, заказав холодный ленч, потому что горячая еда все равно бы остыла.
После обеда Клер позвонила профессору, который пользовался тем же одеколоном, что и тип, напавший на нее в университете. Как только она выяснила название одеколона, Бретт предложил съездить в центр и купить флакон, чтобы понять, о каком запахе идет речь.
Понюхав одеколон и придя к заключению, что запах слишком женственный, Бретт убрал флакон в сумку.
По возвращении в отель Клер сравнила свой список с тем, что прислал по электронной почте Коллинз, а Бретт закончил вводить имена из дневника Арвана в базу данных.
Телефон зазвонил в тот момент, когда Клер сохраняла последние изменения отчета Коллинза со своим списком. На самом деле добавились только две фамилии, и Клер подумала, что они ничего не дадут. Один был врач, который работал с Лестером с первого дня, как тот попал в Бельмонт-Мэнор, второй – руководитель небольшой политической группы, члены которой приезжали в Бельмонт-Мэнор с неофициальной проверкой за пару недель до печального события. Тогда была не ее смена, но Куини рассказала ей о визите.
– Кто это был? – с улыбкой спросила Клер, когда Бретт повесил трубку.
– Этан. Он выяснил имена тех агентов, что были на похоронах. Оба работают на одно влиятельное лицо с лапой в Вашингтоне.
– И кто эта шишка?
– Раймонд Артур. Этан решил проверить его послужной список. Он бывший военный с сомнительной репутацией.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не замечен в излишней щепетильности в делах. Он проповедует принцип Макиавелли о том, что цель оправдывает средства. И я не удивлюсь, если значительная часть заказов для Арвана шла от него.
– Ты думаешь, это он мог заказать Лестера? Бретт был мрачен.
– Возможно. Похоже, Артур имел прямое отношение к секретным операциям периода «холодной войны».
– И что мы будем по этому поводу делать?
– Мы собираемся нанести ему визит, когда прибудем на восточный берег, и еще организуем встречу с этими двумя агентами. Один из них среднего роста с серыми глазами.
– Как тот, что хотел придушить меня подушкой?
– Да. Если они замешаны в деле, то им придется серьезно за это поплатиться на следующих выборах.
Клер увидела перед собой совсем другого Бретта. Перед ней был воин, вышедший на тропу войны. Воин решительный и беспощадный.
Ей почти стало жаль этих правительственных агентов.
* * *
Новенький джип отъехал от маленького муниципального аэропорта, куда Бретт посадил свой самолет. С каждой оставшейся позади милей Клер волновалась все больше.
Родители Бретта жили примерно в полутора часах езды на юго-запад от Саванны, на окраине маленького городка, названного в честь одного из предков Бретта. Клер даже представить себе не могла, каково это – расти в городе, отцом-основателем которого был твой предок? Бретт не был конформистом, и Клер могла только догадываться о том, как туго ему приходилось. Он не много рассказывал о своей семье. Все, что ей на самом деле было о них известно, это то, что все они добились многого в жизни, и то, что Бретт их любил.
При мысли о скорой предстоящей встрече с его семьей у Клер внутренности сводило от страха. Совершенно неадекватная реакция, и Клер умом понимала, что реагирует неправильно, – незачем ей так волноваться. Она не собиралась входить в эту семью, и даже налаживать с ними хорошие отношения ей было не обязательно. В конце концов, они с Бреттом не могли называться настоящей парой. Поскольку не были парой в общепринятом смысле. С тех пор как они уехали из Линкольн-Сити, Бретт больше ни разу не заговорил с ней о браке.
«Раз эта встреча первая и последняя, – думала Клер, – то и мнение, которое составят о ней члены его семьи, ей безразлично». Но наделе это было не так. Клер беспрестанно поправляла белую тенниску и джинсы цвета хаки, впервые искренне пожалев о скудости своего гардероба, в котором не нашлось места для настоящих приличных вещей.
Бретт молчал. Куда только делась его обычная непринужденность?
Чем ближе они приближались к дому, тем мрачнее он становился. Может, Бретт стыдится ее?
– Знаешь, я могу остановиться в отеле. Ник чему мне торчать на дне рождения твоей мамы.
Бретт резко мотнул головой, словно Клер отвлекла его от глубоких раздумий.
– Что?
– Преступники не узнают, где я. Я могу остановиться в отеле.
– Ты будешь жить в доме, – сказал Бретт и снова погрузился в себя.
Клер смотрела в окно на зеленые просторы. Проехали еще одну милю.
– Еще далеко?
Как раз в этот момент Бретт свернул с шоссе на дорогу, по обеим сторонам которой росли высокие ухоженные деревья.
– Совсем близко.
Когда он остановил автомобиль перед громадным белым особняком, сердце Клер подскочило и бешено забилось.
– Твои родители живут здесь? – спросила она в ужасе.
– Да.
– Ты здесь вырос?
– Да. – Бретт вышел из джипа и обошел его спереди, чтобы открыть ей дверь, но Клер и не думала выходить. Бретт нахмурился. – Это всего лишь дом, Клер.
