Текст книги "Аня из Зеленых Мезонинов"
Автор книги: Люси Монтгомери
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 11
Впечатления Ани от воскресной школы
– Ну как? Тебе они нравятся? – спросила Марилла.
Аня стояла в комнате в мезонине, серьезно глядя на три новых платья, разложенных на кровати. Одно было из полосатого полотна табачного цвета. Материал выглядел так практично, что прошлым летом Марилла соблазнилась и купила его у разносчика. Другое было из сатина в черную и белую клеточку, который она купила зимой на дешевой распродаже; и еще одно – из жесткого ситца некрасивого голубого оттенка, который она купила на прошлой неделе в магазине в Кармоди.
Марилла сшила их сама, все три одинаково – прямая юбка, прямой лиф и рукава, такие же прямые, как лиф и юбка, и к тому же до невозможности узкие.
– Я буду воображать, что они мне нравятся, – сказала Аня спокойно.
– Я не хочу, чтобы ты это воображала, – возразила Марилла обиженно. – Я вижу, что платья тебе не нравятся! Но почему? Ведь они аккуратно сшиты, чистые, новые!
– Да.
– Тогда почему они тебе не нравятся?
– Они… они некрасивые, – сказала Аня неохотно.
– Некрасивые! – фыркнула Марилла. – Я не ломала себе голову над тем, чтобы придумывать тебе красивые платья. Я не собираюсь тешить твое тщеславие, Аня, прямо тебе говорю. Эти платья хорошие, скромные, практичные, без всяких там рюшей и оборок, и их тебе вполне хватит на это лето. Коричневое и голубое будешь носить в школу, когда начнутся занятия, а клетчатое – в церковь и воскресную школу. Надеюсь, ты будешь аккуратна и постараешься их не рвать и не пачкать. И мне кажется, что тебе следовало бы быть благодарной за то, что ты получила такие платья вместо своего старого, из которого давно выросла.
– О, я очень благодарна, – запротестовала Аня. – Но я была бы гораздо благодарнее, если бы… если бы вы сделали хоть одно из них с буфами на рукавах. Рукава с буфами – это сейчас так модно. Я испытала бы такую дрожь наслаждения, Марилла, если бы только надела платье с буфами на рукавах.
– Ничего, обойдешься и без дрожи. У меня было не так много ткани, чтобы шить рукава с буфами. И вообще я считаю эту моду просто смешной. Я предпочитаю рукава простые и скромные.
– Но я охотнее согласилась бы выглядеть такой же смешной, как все, чем оставаться единственной простой и скромной, – настаивала Аня огорченно.
– Да уж вижу!.. Повесь платья аккуратно в шкаф, а потом сядь и приготовь урок для воскресной школы. Я взяла для тебя учебник у мистера Белла. Завтра пойдешь в воскресную школу, – сказала Марилла и исчезла внизу, уязвленная до глубины души.
Аня заломила руки и остановила взгляд на платьях.
– Я так надеялась, что одно будет белое и с буфами на рукавах, – прошептала она безутешно. – Я даже молилась об этом, хотя и не очень верила в успех. Я так и думала, что у Бога не найдется времени, чтобы заняться платьем бедной сироты. Я знала, что все зависит только от Мариллы. К счастью, я могу вообразить, что одно из них из снежно-белого муслина с прелестными кружевными оборками, а на рукавах по три буфа.
На следующее утро предчувствие сильной мигрени помешало Марилле самой отвести Аню в воскресную школу.
– По дороге в церковь зайди за миссис Линд, – сказала она Ане. – Она отведет тебя в нужный класс. И не забывай вести себя как следует. Останься послушать проповедь и попроси миссис Линд указать тебе нашу скамью в церкви. Вот цент на денежное пожертвование. Не разглядывай прихожан и не вертись на скамье. Когда вернешься, расскажешь мне, о чем говорилось в проповеди.
Аня отправилась в путь, облаченная в черно-белое сатиновое платье, которое хоть и было вполне приличной длины и не могло вызвать никаких обвинений в скупости, тем не менее умудрялось своим фасоном замечательно подчеркнуть каждый угол и выступ на ее худенькой фигурке. Новая блестящая морская шляпа, маленькая и плоская, своей простотой весьма разочаровала Аню, которая втайне грезила о лентах и цветах. Последнее упущение было, впрочем, исправлено еще до того, как Аня вышла на большую дорогу. Столкнувшись на полпути с золотистым великолепием волнуемых ветром лютиков и цветущих кустов шиповника, Аня быстро и не скупясь украсила свою шляпу тяжелым венком. Как бы ни расценили достигнутый результат другие, Аня была им удовлетворена и весело шагала по дороге, очень гордо подняв свою рыжую голову с этим розово-желтым украшением.
Миссис Линд она не застала дома; оказалось, что почтенная дама уже ушла. Ничуть не обескураженная, Аня продолжила свой путь. На крыльце церкви она оказалась в толпе маленьких девочек, более или менее нарядных, в белом, розовом и голубом. Все они с любопытством таращили глаза на появившуюся среди них незнакомку с необыкновенным украшением на голове. Маленькие жительницы Авонлеи уже слышали странные истории об Ане: миссис Линд рассказывала о ее ужасном характере, а Джерри Буот, батрак из Зеленых Мезонинов, сообщил, что она все время разговаривает сама с собой или с цветами и деревьями, как сумасшедшая. Они смотрели на нее и перешептывались, прикрываясь своими учебниками. Никто даже не попытался по-дружески обратиться к ней ни в церкви, ни позднее в классе мисс Роджерсон, в котором оказалась Аня.
Мисс Роджерсон была особа среднего возраста, преподававшая в воскресной школе уже двадцать лет. Ее метод обучения заключался в том, что она задавала вопрос из учебника и бросала суровый взгляд поверх книжки на ту девочку, которая должна была ответить на него. Очень часто она устремляла взгляд на Аню, которая благодаря стараниям Мариллы отвечала быстро и правильно; неизвестно только, много ли она понимала из этих вопросов и ответов.
Мисс Роджерсон ей не понравилась, и к тому же она чувствовала себя очень несчастной: у всех остальных девочек в классе были рукава с буфами. И Аня чувствовала, что не стоит и жить, если нет буфов на рукавах.
– Ну, как тебе понравилась воскресная школа? – пожелала узнать Марилла, когда Аня вернулась домой. Анин венок увял, и она выбросила его по дороге, так что Марилла еще несколько дней пребывала в блаженном неведении относительно этого удивительного украшения.
– Мне она ни капельки не понравилась. Отвратительная.
– Аня! – воскликнула Марилла с упреком.
Аня с тяжелым вздохом опустилась на кресло-качалку, поцеловала один из листьев Милочки и помахала рукой цветущей фуксии.
– Им, наверное, было одиноко без меня, – объяснила она. – Ну вот, теперь о воскресной школе. Я все сделала, как вы мне велели. Миссис Линд уже не было дома, и я пошла одна. Я вошла в церковь вместе с толпой других девочек, села в углу на скамье у окна и там сидела, пока была общая часть перед занятиями. Мистер Белл читал ужасно длинную молитву. Он, наверное, страшно бы мне надоел, если бы я не сидела у окна. Но окно выходило прямо на Озеро Сверкающих Вод, так что я просто глядела на воду и воображала всякие чудесные вещи.
– Ты не должна была так себя вести! Нужно было слушать мистера Белла.
– Но он обращался не ко мне, – возразила Аня. – Он обращался к Богу и, кажется, сам не слишком интересовался тем, что говорит. Я думаю, он, наверное, считал, что Бог слишком далеко, чтобы из всего этого что-нибудь вышло… Я, впрочем, сама сказала коротенькую молитву. Там был длинный ряд белых берез, склонившихся к озеру, сквозь них светило солнце, и лучи пронзали воду глубоко-глубоко. О, Марилла, это было как чудный сон! Меня охватила дрожь восторга, и я просто повторила два или три раза подряд: "Благодарю Тебя за это, Господи".
– Не вслух, надеюсь, – сказала Марилла встревоженно.
– О нет, совсем тихонько… Ну вот, мистер Белл наконец кончил, и мне велели идти в класс мисс Роджерсон. Там было еще девять девочек. У всех были рукава с буфами. Я попыталась вообразить, что и у меня такие же, но ничего не вышло, Почему? Было так легко вообразить, что они с буфами, когда я была одна у себя в комнате, но это оказалось ужасно трудно там, где у всех остальных были настоящие буфы…
– Ты не должна была думать о своих рукавах в воскресной школе. Нужно было внимательно слушать урок, Надеюсь, ты его хорошо знала.
– О да. Я отвечала на множество вопросов. Мисс Роджерсон так много спрашивала. Я думаю, это было несправедливо, что она одна спрашивала. Мне тоже о многом хотелось ее спросить, но я не стала, потому что она не показалась мне родственной душой. Потом все остальные девочки декламировали переложения из Библии в стихах. И она спросила, знаю ли я что-нибудь. Я ответила, что нет, но что если она хочет, то я могла бы продекламировать "Верный пес на могиле хозяина"; это из хрестоматии для третьего класса. Это не совсем религиозное стихотворение, но вполне могло бы им быть, такое оно печальное и меланхолическое. Она сказала, что это не подойдет, и велела мне выучить переложение номер девятнадцать к следующему воскресенью. Я потом прочитала его в церкви. Просто великолепно! Там есть две строчки, которые вызвали во мне особый трепет:
Битвы взалкавших сынов сей земли
Сонмы врагов устрашить не смогли.
Я не знаю, что значит «взалкавших» и «сонмы», но звучит так величественно. Жаль, что нужно ждать следующего воскресенья, чтобы это продекламировать. Но я буду повторять эти стихи всю неделю. После урока я попросила мисс Роджерсон – потому что миссис Линд была далеко – указать мне вашу скамью в церкви. Я сидела так смирно, как только могла, а текст для проповеди был из Апокалипсиса, третья глава, стих второй и третий. Это был очень длинный текст. Если бы я была священником, я бы выбирала короткие и ясные. И проповедь была ужасно длинная. Я думаю, священнику пришлось сделать ее длинной, чтобы она соответствовала тексту. Я думаю, ему самому было ни капельки не интересно. Все его несчастье, похоже, в том, что у него не хватает воображения. Я его почти не слушала и позволила моим мыслям течь как хотят. И думала я о самых удивительных вещах.
Марилла беспомощно сознавала, что все сказанное заслуживает сурового осуждения, но ей мешал тот неопровержимый факт, что многие из высказанных Аней мнений, особенно о проповедях священника и молитвах мистера Белла, были ее, Мариллы, собственными мыслями, которые она хранила в глубине души многие годы, но никогда не позволяла себе высказать вслух. Ей показалось, что эти тайные, никогда не произносимые критические мысли неожиданно приобрели зримую и полную обвинения форму в образе этой заброшенной и неприметной частицы человечества, которая так смело выражала свое мнение.
Глава 12
Торжественная клятва и перспективы
Только в следующую пятницу Марилла узнала о шляпе, украшенной венком цветов. Она вернулась домой от миссис Линд и потребовала у Ани объяснений.
– Аня, миссис Рейчел рассказала мне, что в прошлое воскресенье ты была в церкви с каким-то смешным венком из лютиков и диких розочек на шляпе. Что за глупости! Ну, должно быть, и вид у тебя был!
– О, я знаю, мне не идет розовое и желтое, – начала было Аня.
– Не идет! Что за вздор! Сажать цветы на шляпу, какого бы цвета они ни были, просто смешно! Ты самый несносный ребенок на свете!
– Не понимаю, почему носить цветы на шляпе смешнее, чем прикалывать к платью? – возразила Аня. – У многих девочек были букетики, приколотые к платью. Какая разница?
Но Марилла не позволила оторвать себя от безопасного конкретного предмета и увлечь на ненадежную тропу абстрактных рассуждений.
– Ты не должна так мне отвечать, Аня. Было это очень глупо, и, пожалуйста, постарайся, чтобы впредь подобного не было. Миссис Рейчел говорит, что чуть в обморок не упала, когда увидела тебя в таком наряде. Сначала она не смогла добраться до тебя, чтобы велеть тебе снять этот глупый венок, а потом было уже поздно. Она говорит, что прихожане сочли это ужасным… Разумеется, все подумали, что это я совсем потеряла рассудок, раз позволяю тебе выходить в этаком виде.
– Ах, мне так жаль, – сказала Аня со слезами на глазах. – Я никак не предполагала, что вы будете возражать. Розочки и лютики такие милые и душистые; я считала, что они прелестно выглядят на моей шляпе. У многих девочек были искусственные цветы на шляпках. Боюсь, я буду для вас сущим наказанием. Может быть, вам лучше отослать меня обратно в приют? Это было бы ужасно. Не знаю, смогла бы я это пережить, скорее всего я заболела бы чахоткой, я ведь ужасно худая. Но уж лучше это, чем быть для вас сущим наказанием.
– Чепуха, – сказала Марилла, рассердившись сама на себя за то, что довела девочку до слез. – И разумеется, я не собираюсь отправлять тебя обратно в приют. Все, чего я хочу, это чтобы ты была как все девочки и не выставляла себя на посмешище. Ну, перестань плакать. У меня есть для тебя хорошая новость. Диана Барри сегодня вернулась домой. Я сейчас пойду к ним, чтобы попросить у миссис Барри выкройку юбки, и, если хочешь, можешь пойти со мной и познакомиться с Дианой.
Аня вскочила, сложив руки, слезы еще блестели у нее на щеках; полотенце, которое она подрубала, соскользнуло на пол.
– Ах, Марилла, мне страшно… теперь, когда эта минута пришла, мне по-настоящему страшно. Что, если я ей не понравлюсь? Это будет наитрагичнейшее разочарование в моей жизни.
– Ну-ну, нет причины так волноваться. И пожалуйста, не употребляй таких изощренных выражений, Это звучит смешно и неестественно в устах девочки. Я уверена, что ты понравишься Диане. Но главное для тебя – это отношение ее мамы. Если ты ей не понравишься, то не имеет значения, придешься ли ты по душе Диане. Если миссис Барри узнает, как ужасно ты вела себя по отношению к миссис Линд и о том, что ты ходила в церковь с лютиками на шляпе, то не знаю, что она о тебе подумает. Ты должна быть вежливой и воспитанной и избегать этих своих напыщенных речей. Господи Боже, да ребенок весь дрожит!
Аня действительно дрожала. Лицо ее было бледным и напряженным.
– Ах, Марилла, вы бы тоже волновались, если бы вам предстояло встретиться с девочкой, в которой вы надеетесь найти задушевную подругу и можете не понравиться ее маме, – говорила она, поспешно хватая свою шляпу.
Они направились в Садовый Склон кратчайшим путем – через ручей и потом вверх по поросшему елями склону. Марилла постучала в дверь кухни. Им открыла миссис Барри. Это была высокая черноглазая и черноволосая женщина с очень решительным выражением лица. Поговаривали, что она очень строго воспитывает своих детей.
– Как поживаете, Марилла? – сказала она сердечно. – Заходите. Это, наверное, девочка, которую вы взяли на воспитание?
– Да, это Аня Ширли, – сказала Марилла.
– Только не Анюта, – пробормотала Аня, которая, хоть дрожащая и возбужденная, никак не могла допустить недоразумения в таком важном вопросе.
Миссис Барри не расслышала или не поняла, она просто пожала Ане руку и сказала ласково:
– Как поживаешь?
– Я здорова телом, хотя дух мой в явном смятении; спасибо, мэм, – сказала Аня серьезно и, обратясь к Марилле, добавила громким шепотом: – Ведь в этом не было никакой напыщенности, правда, Марилла?
Диана сидела на диване и читала книжку, которую сразу отложила, когда вошли гости. Это была очень хорошенькая девочка, с такими же черными, как у матери, глазами и волосами, с розовыми щечками и веселым выражением лица, которое она унаследовала от отца.
– Вот моя Диана, – сказала миссис Барри. – Диана, можешь взять Аню в сад и показать ей свои цветы. Это будет тебе полезней, чем портить глаза над книжкой… Она слишком много читает, – продолжила она, обращаясь к Марилле, когда девочки вышли из комнаты, – и я не могу ничего поделать, потому что отец поддерживает ее и поощряет. Вечно она торчит над книжкой! Я рада, что у нее появится подружка… может быть, будет побольше времени проводить на свежем воздухе.
В это время в саду, освещенном ласковыми лучами заходящего солнца, льющимися с запада через темные старые ели, стояли Аня и Диана, застенчиво разглядывая друг друга поверх клумбы великолепных тигровых лилий.
Сад Барри был настоящим густым и тенистым лесом цветов, которые в любой другой не столь торжественный и решающий момент привели бы в восторг Анино сердце. Его окружали огромные старые ивы и высокие ели, под которыми пышно разрослись тенелюбивые цветы. Аккуратнейшие дорожки, расходящиеся под прямыми углами и тщательно обложенные с обеих сторон морскими раковинами, пересекали его во всех направлениях, словно влажные красные ленты, а на клумбах было настоящее буйство красок старомодных цветов. Здесь были розовые маргаритки и огромные великолепные темно-красные пионы; благоуханные белые нарциссы и колючие шотландские розы с удивительно сладким запахом; розовые, белые и голубые водосборы и лиловые колокольчики; купы кустарниковой полыни, канареечника и мяты; пурпурные анютины глазки, желтые нарциссы и множество пахучего белого клевера с его нежными, ароматными, пушистыми цветами; алый шалфей, выстреливающий своими огненными пиками поверх белых пелларгоний. Это был сад, где хотелось задержаться даже солнечным лучам, где жужжали пчелы, а ветерки, поддавшись его очарованию, слонялись без дела, мурлыкали и шелестели.
– О, Диана, – сказала наконец Аня, сжимая руки и понизив голос почти до шепота, – как ты думаешь… о, как ты думаешь, ты можешь полюбить меня хоть чуть-чуть… настолько, чтобы стать моей задушевной подругой?
Диана засмеялась. Диана всегда смеялась, прежде чем заговорить.
– Думаю, что да, – сказала она искренне. – Я ужасно рада, что ты будешь жить в Зеленых Мезонинах. Это замечательно, что теперь есть с кем поиграть. Здесь по соседству нет никакой девочки, с которой можно бы было поиграть, а моя сестра слишком маленькая.
– Ты поклянешься быть моей подругой навеки? – горячо спросила Аня.
Диана, казалось, была возмущена.
– Это ужасно нехорошо – клясться, – сказала она укоризненно.
– Нет-нет, моя клятва не такая! Есть два вида клятв, понимаешь!
– Я слышала только об одном, – сказала Диана с сомнением.
– Нет, есть совсем другой. В нем нет ничего нехорошего. Просто торжественное обещание.
– Ну, тогда другое дело, – согласилась Диана с облегчением. – А как ты это делаешь?
– Мы должны взяться за руки… вот так, – сказала Аня серьезно. – Правда, это нужно сделать над бегущей водой, но мы можем вообразить, что эта дорожка и есть бегущая вода… Я скажу клятву первая. Я торжественно клянусь быть верной моей задушевной подруге Диане Барри, пока солнце и луна существуют. Теперь ты скажи, только вставь мое имя.
Диана повторила «клятву», рассмеявшись в ее начале и конце. Потом она сказала:
– Ты странная девочка, Аня. Я уже слышала, что ты странная. Но мне кажется, что я буду тебя очень любить.
Когда Марилла и Аня отправились домой, Диана проводила их до самого мостика через ручей. Девочки шли обнявшись. У ручья они расстались, несколько раз пообещав друг другу провести вместе завтрашний день.
– Ну как, нашла ты в Диане родственную душу? – спросила Марилла, когда они уже шли через свой сад.
– О да! – вздохнула Аня блаженно, не замечая насмешки в словах Мариллы. – О, Марилла, в эту минуту я – самая счастливая девочка на острове Принца Эдуарда. И уверяю, я прочитаю сегодня молитву с огромным удовольствием. Завтра мы с Дианой собираемся построить домик для игры в березовой роще мистера Уильяма Белла. Можно мне взять разбитую фарфоровую чашку, которая лежит в сарае? У Дианы день рождения в феврале, а у меня в марте. Вам не кажется, что это очень необычное стечение обстоятельств? Диана даст мне почитать книжку. Она говорит, что книжка просто замечательная и ужасно захватывающая. Она мне покажет место в лесу, где растут маленькие лилии. Вам не кажется, что у Дианы очень выразительные глаза? Я хотела бы, чтобы у меня были выразительные глаза. Диана научит меня песенке "Нелли в орешнике" и даст мне картинку, чтобы повесить в моей комнате. Это совершенно прелестная картинка, – говорит Диана, – прекрасная дама в голубом шелковом платье. Ей дал эту картинку торговец швейными машинами. Жаль, что у меня нет ничего, чтобы подарить Диане. Я на дюйм выше, чем Диана, но она гораздо толще. Она говорит, что хотела бы быть худой, потому что это гораздо изящнее, но я боюсь, она так сказала, только чтобы меня утешить. А еще мы собираемся пойти к морю собирать ракушки. Мы договорились, что назовем источник возле бревенчатого мостика Ключом Дриад. Правда, изысканно? Я однажды читала рассказ об источнике, который так назывался. Мне кажется, дриада – это что-то вроде взрослой феи.
– Да-а… Единственное, на что я надеюсь, это что ты не заговоришь Диану насмерть, – сказала Марилла. – Но, составляя свои планы, Аня, ты должна помнить, что нельзя играть с утра до вечера. У тебя будут обязанности, и они должны стоять на первом месте.
Чаша Аниного счастья уже была полна, но Мэтью ее переполнил. Он только что вернулся домой из магазина в Кармоди. Смущенно вытянув из кармана маленький кулечек, он вручил его Ане, примирительно взглянув на Мариллу.
– Ты говорила, что любишь шоколадные конфеты. Вот, я привез для тебя, – сказал он.
– Хм, – фыркнула Марилла, – испортишь ей зубы и желудок. Ну-ну, детка, не смотри так печально. Можешь съесть их, раз уж Мэтью съездил и привез. Он поступил бы лучше, если бы привез тебе мятных леденцов. Они полезнее. И не съедай все сразу, а то заболеешь.
– О, нет-нет, – сказала Аня горячо. – Я съем сегодня вечером только одну. И можно мне отдать половину конфет Диане? Остальные будут для меня в два раза слаще, если я подарю половину ей. Восхитительно, что у меня есть что-то, что я могу ей подарить.
– Нужно сказать в похвалу Ане, – заметила Марилла, когда девочка ушла к себе в мезонин, – она не жадная. Я рада, потому что терпеть не могу жадности в ребенке. Боже мой, всего три недели, как она у нас, а мне кажется, будто она была здесь всегда. Я просто не могу представить дом без нее. Ну-ну, Мэтью, не делай мины: я, мол, тебе говорил. Это и у женщины неприятно, и уж совсем невыносимо у мужчины. Я открыто готова признать: я рада, что согласилась оставить у нас этого ребенка, и она мне все больше нравится, но не надо мне это постоянно подчеркивать, Мэтью.