Текст книги "Не хочу быть героем"

Автор книги: Людмила Ударцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Не хочу быть героем

Часть первая

Дивьи люди

Вместо предисловия:

Нет лучшего способа похудеть, чем попасть в сакральный мир.

Автор

Глава 1

Из глубокого ступора меня вывел тихий голос,

– Очнитесь, – призыв голоса продолжали руки, две слабые ладони на плече в неудачной попытке потрясти моё стокилограммовое тело.

– Сделайте что-нибудь! – требование к кому-то третьему.

– Что я могу? – второй голос обозначил присутствие мужчины, недалеко от меня.

– Он жив? – то же приятное, женское сопрано.

– Откуда мне знать. Я же не врач, – голос мужчины звучал громче, он ткнул меня пятернёй в тоже плечо.

Пора прийти в себя, пока оба не проявили ещё больший энтузиазм.

– Я… сам врач, – выдохнули мои лёгкие, и я удивился слабости своего ответа. Как же такое могло произойти со мной? В голове всплывали образы: свет фар грузовой машины на встречной полосе движения, поворот руля вправо, последняя попытка избежать столкновения и появление белого жесткого тела подушки безопасности. Всё ещё глядя в задумчивости перед собой, я ощупал своё лицо. Глаза снова закрылись, но сознание прояснилось.

Слегка переместив плечи на спинке автомобильного сидения, я проверил, насколько мне досталось: спина не пострадала, руки, ноги тоже – голова и шея посылали болезненные сигналы. Проверил на чувствительность пальцы – в норме, ощупал лицо. Больше нет причин отвергать случившееся – я попал в аварию, первую в моей ответственной и продуманной на несколько лет вперёд жизни.

Желудок замутило, как только разум воспринял эту неожиданную новость. Я открыл один глаз. Руль закрыт отслужившей своё оболочкой подушки, дорога перекрыта налетевшим на меня грузовиком, и совсем близко слева силуэт…«светловолосого ангела».

Новая попытка присмотреться, уже двумя глазами, подтвердила присутствие девушки с длинными светло-русыми волосами. Она  разглядывала меня, совсем близко, просунув голову и руку сквозь открытое окно моей машины, она начала тормошить моё плечо, словно молила кого-то о помощи. – «Помочь? Кому?» – Я посмотрел на неё в упор. Она замолчала. Её зелёноглазое с тонкими чертами лицо осветилось мимолётной улыбкой, которая мгновенно погасла за тревожным взглядом. Я, не равнодушный к женской красоте, не мог не отметить, что кожа девушки с безупречным как после солярия загаром, идеально ровная, точно из-под рук мастера– косметолога. Только две мокрые дорожки оставленные слезами, доказывали полное отсутствие «штукатурки».

– «Чего так переживает? Меня оплакивает что ли?» – Захотел я узнать, почему-то, – «Ну, что за чушь!» – Вместо этого спросил:

– Это ты мою машину остановить пыталась?

– Да, – она сначала виновато сжалась, потом выпрямилась, вытащив голову из кабины, и пояснила: – Я предупредить хотела.

– О чём?

– О том, что ехать дальше опасно.

– Об этом в «Новостях» по «Первому Каналу» передали?

Она отрицательно, как-то неуверенно, покачала головой, не доверяя скорее себе, чем моим колким словам, потом попробовала объясниться, также с осторожностью подбирая слова,

– Я видела… кровь на вашем лице и... чувствовала смерть.

Ну, всё проясняется! Не у меня одного возможно сотрясение мозга. Однако в душе, я осознавал, что появление девушки в несуразном, длинном платье, заставило меня сбавить скорость, и хоть я и не ответил остановкой на её появление и вычурные махи руками, однако грузовик встретил на минимальной скорости, что и спасло мне жизнь.

– Ты откуда здесь взялась? – Девушка в синем сарафане, в семь часов утра на трассе где до ближайшей деревни почти десять километров не самое частое явление. Уже промчавшись мимо, я подумал, что зря не остановился: на «ночную бабочку» она не походила даже издалека. Как всегда мои мысли «шли вразвалочку», гармонично сочетаясь с циничным восприятием мира и заплывшим жирком туловищем, так, что подумал, – «Зря!» – и только.

– Моя семья в Марьинке живёт, вёрст пять вниз по реке.

Если её ответ и привлёк моё внимание несоответствующим возрасту измерением расстояния или деревенской наивностью, которой была пропитана она вся, даже говор, то мужик – «не врач», как ошалелый ёжик, ловил каждое слово, очарованный юной красавицей.

– Вы с родителями проживаете? – спросил он, привлекая внимание своим любезным обращением и сдабривая голос заботливыми нотками.

Девушка начала рассказывать про свою семью, я тем временем открыл дверь машины и, немного потеснив собеседников, отошел от них на несколько шагов.

– «Может, следуёт, для начала хитрого виновника ДТП отчитать? Стоит себе и делает вид, что он тут ни при чём, вежливо поддерживая беседу. Но куда спешить, успею», – думал я, а тем временем их голоса за спиной стихли.

Мужик пошел к своему КаМАЗу, подмявшему под себя правую сторону  моего Нисана до самой кабины. Он несколько раз охнул, выражая отношение к несправедливости жизни, кивнул на мой вопрос, его ли грузовик и тоже замолчал, обдумывая возникшие последствия.

Я продолжал обход вокруг разбитой машины, нарочно не замечая, что девушка, в тщетной попытке меня окликнуть или просто не решаясь это сделать, следовала за мной молчаливой тенью.

Только обойдя свой автомобиль, я перехватил умоляющий взгляд на её пылающем румянцем лице. Молчание затягивалось, и я как рыцарь поспешил на выручку «даме».

– Сказать, что-то хочешь? Говори не стесняйся.

– Я попросить должна, – она замялась, просьба явно давалась ей с трудом, – Мне нужна… ваша помощь... очень нужна.

Облегчать её задачу и дальше я не собирался. Чем я мог ей помочь, без машины, с бесполезным в этом районе мобильным телефоном в руках. Может, деньги нужны?

– Вы можете всё исправить. Точнее только Вы. Я вижу сны. Они объясняют моё присутствие здесь.

– Так, – во мне не осознанно, встрепенулась профессиональная сторона, – и какие сны ты видишь?

– Мы в беде. Чёрная опасность приближается, окружает со всех сторон. Мы не видим её, она растворилась среди нас. Ваш облик и лицо, оно появилось, как надежда противостоять великому злу.

– Твои родители… ты рассказывала им о своих видениях? – приступил я к сбору информации для анамнеза.

– Я боюсь их тревожить. Они не понимают знаков.

Прекрасный облик девушки, вызвал во мне приступ жалости – такая красивая и с диагнозом! Что это? Навязчивые идеи? Паранойя или шизофрения?

– Мне пора идти. – Она смотрела с надеждой на понимание, – Обещайте прийти на Поляну сегодня ночью.

«Ох, не следует её отпускать! Она может быть сама себе опасна», – твердило во мне то, что всеми принято называть совестью. Но я давно понял, что из-за гипертрофированности данной стороны своей личности можно набить много шишек, поэтому по привычке реагировал очень сдержанно.

Я сделал шаг – она отступила. Тогда, я продолжил спрашивать, демонстрируя искреннюю заинтересованность,

– Я обещаю, – солгал я, не моргнув, – только скажи, зачем?

– Вы нас всех спасёте, – девушка обрадовалась, но не доверяла это точно, снова отступила на несколько шагов, не убегала, но и не позволила приблизиться. – Разбейте шатёр, на Поляне в ночь Ивана и Мары. – Девушка показала рукой на левую сторону от дороги и продолжила: – Я знаю, вы наш спаситель.

Она развернулась и теперь удалялась от нас легкими быстрыми шагами.

– Стой! Тебе помощь нужна!

– Конечно! И Вы мне её окажете. – Пропела двинутая прекрасным, чистым голосом, стремительно удаляясь, и, уже на краю поляны добавила: – Не волнуйтесь, со мной всё будет в порядке.

– Куда она? – спросил шофёр.

– Тебе, то что? – я скорее рявкнул, чем спросил.

– Настоящая русская красавица!

– Ты-то, дед, куда?

– А что я? Хотел в свидетели её взять.

– Расслабься, показания её всё равно, что лепет ребёнка, не от мира сего твоя красавица!

«Про видеорегистратор, говорить, пока не стоит. Кто знает, какие там тараканы в дядькину голову заползут на фоне стресса», – подумал я, а вслух добавил:

– Иди, придумывай, почему за рулём уснул. Нормы не соблюдаешь?

После бегства его «свидетеля» речь камазиста стала совсем «фольклорной». Склоняя два расхожих матерных слова, он рассказал примерно следующее: «Чего выдумывать, ИП мы с КаМАЗом, сам на себя и работаю. Какие там нормы, если таможню почти неделю проходил, а груз ещё вчера ждали».

Когда-то в моей студенческой, общажной жизни, обилие ругательств было нормой, но те годы давно остались в прошлом, сменились несколькими странами и культурами, поэтому меня коробило от явного пренебрежения литературными словами. – «Мог же с девчонкой поговорить прилично, чего так, сходу меняться?» – Не сказав ни слова, я отвернулся от водилы, но слышал брань ещё долго, удаляясь от места аварии по направлению к городу. Только на ходу, я продолжал размышлять в сомнениях: «Зачем, я ухожу от машины? Последствия удара головой? Может потому, что дед-матершинник нравился мне ещё меньше, чем дед-дамский угодник? Нет. При стрессе нужно ходить, чтобы снять нагрузку с нервной системы». Очередная мысль возникла из-за самообмана, будто я подходил к своему здоровью как человек образованный и ответственный. За исключением спорта, который я давно заменил исключительно сексом, я казался себе сторонником здорового образа жизни, далеко не фанатиком, конечно. На самом деле, я ел, что хотел, выпивал – по случаю. С годами моя жизнь впитала множество пороков, за исключением табака и наркотиков, а от полезного остались разве что длительные прогулки. Не такие долгие, как та, что предстояла мне в тот день, когда, преодолевая новый поворот, я тщетно надеялся увидеть признаки деревни или поймать сигнал связи. И так, я шагал, всё дальше и дальше удаляясь от своей машины.

Шел я уже долго, пот пропитал рубашку, палящее летнее солнце нещадно топило мой жир с самого утра. Связи на мобильном так и не появилось.

К моему разочарованию наручные часы, кроме цифры, напомнившей о приближении дневного пекла, теперь показали ещё и капли влаги от пота под стеклом. «А ещё качество гарантировала за мои пятнадцать тысяч. Сука!», – помянул я улыбчивую ассистентку модного салона.

Дед-дальнобойщик остался в двух часах пути к Югу.

– «Пора вернуться», – уступил я усталости и головной боли, признавая бесполезность попытки дойти до населённого пункта или до границы покрытия сигнала сотовой связи.

На обратном пути, меня ждал, тот же дядька на злосчастном грузовике. Он остановился, я забрался в кабину и предложил:

– Давай на твоей колымаге в город смотаемся? Что толку ждать – лучше самим поехать.

– Как скажешь. Кто его знает, что лучше-то? – за «колымагу» старик явно обиделся, – Мне всё равно ни каких страховых выплат как виновнику не светит, так, что тебе и карты в руки. Ушел – ни слова не сказал! – Пожаловался мне же водитель. После того, как устроился за баранкой своего грузовика, он ворчал на пару с заведённым мотором, словно последнее прибавляло ему уверенности.

– Решил до посёлка дойти, да силёнок не хватило.

– Город примерно в тридцати километрах, так? – Уточнил камазист, и предложил: – съездим, сообщим страховщикам и ГИБДД, а потом ты с ними вернёшься. Свои данные я инспектору оставлю. Вот, только если твою машину какие-нибудь мародеры раздербанят? – предположил он и замолчал, ожидая, что я отвечу. Поддерживать разговор совершенно не хотелось. Человек в отпуске, в деревню к матери отдохнуть приехал, а его КаМАЗом. Ну, кому бы понравилось?

– Дед, а ты много народу, видишь? Полдня ни одной машины, рыбака или грибника. Необычно это как-то?! – Жалея себя, я не удержался от очередной едкой интонации в голосе и сразу подумал с осуждением: «Чего сейчас взъелся-то?»

Ехали мы уже третий час, но никаких признаков города, посёлка или просто присутствия человека так и не обнаружилось. Это сильно подрывало мою веру в благоприятный исход предприятия, и раздражало неимоверно. Видимо водитель чувствовал что-то подобное,

– Какого лешего, где люди-то? – Он продлил речь витиеватой бранью, не понижая бал своего матерного красноречия, – Я ведь не первый раз по сто третьей магистрали езжу, мы с десяток посёлков за два часа должны были проехать, не говоря уже о том, что город  не заметить, невозможно было бы.

– Я тоже здесь только вчера туда и обратно проезжал, – во мне проснулось сочувствие, ведь по натуре я не злой, как говориться, просто память хорошая. Может и пресная у меня натура, совсем не выдающаяся, по словам женщин, но и тут думаю, от обиды было сказано, не так всё запущено. Я не относил себя к людям заурядным, имел завидную историю успешного учёного – трудоголика. Школа с золотой медалью, красный диплом и семь лет работы в лаборатории не прошли даром. В обмен на перспективное кресло, я выполнял работу, как говориться и за себя и за того парня «с лохматой лапой». А как иначе выйти на нужных людей, поддержку спонсоров и заработать рекомендации и достойные суммы денег. Я старался не мучиться тем, как мои руководители вертели делами: закупали готовые препараты в Китае, раскладывали и анализировали компоненты, обогащали микроэлементами и витаминами и запускали производство «Антигеронд», а проще – таблетки против старости. Они стали новым брендом. А почему нет? Съел таблетку и чувствуешь, что стал как будто моложе.

Когда я начал вникать в детали, компания в которой я работал, уже избаловала меня солидным заработком и квартирой с видом на берега Рейна. В качестве компенсации моя совесть стала тешиться ежегодным отпуском на Родине, всё больше забываясь в случайных связях и параллельных с работой исследованиях, в которые я действительно верил.

 Много лет моим девизом служили слова: «Выдержка и самодисциплина». Но видимо всему есть предел. Моё терпение лопнуло, когда гранд на разработку вакцины быстро выпал в карманы нескольких компаньонов. А я? Меня командировали за сходной контрабандой в Китай. Такое никому не расскажешь. Ни родным, ни случайному попутчику.

– Мать у меня в Алексеевке дом купила, – я вспомнил, как она радовалась моему возвращению, водителю же рассказал, что вчера с ней в городе бытовую технику выбирали, а микроволновку забыли купить. – Маму хотел порадовать и привычку жить с комфортом, вот и поехал, чтобы им обоим угодить и матери и тяге к современным удобствам.

– Ты не местный тоже получаешься?

– Родился и вырос на Урале. В Екатеринбурге университет закончил, два года в Московской клинике стажировался, потом с фармацевтической фирмой сотрудничать начал, в Европе много лет прожил, несколько дней назад вернулся.

– Что заграницей не остался?

– Не люблю ограничений, – ответил я неопределённо. Мои мысли трудно воплощались в слова. Правда оставалась глубоко внутри меня. Я проглотил комок правды и, словно проталкивая её ещё дальше, продолжил, после небольшой паузы, – Мешают мне любые рамки. Порядок в городах у них прекрасный, – Я замолчал вспоминая вырванные куски штукатурки, обломки мебели и клубы пыли после взрыва в лаборатории. Причина до сих пор не установлена. Спецы сработали оперативно, но к счастью никто не пострадал, три дня поработали строители и работу возобновили в обновлённом цехе. – В Германии, например, – продолжил я вслух – идеальная чистота. Во Франции, поражает энергетика, кажется, даже воздух вокруг людей быстрее перемещается, но и роскошь и порядок для меня лишь гипертрофированные, давящие нормы, от которых люди вокруг сами становятся ограниченными. Я убедился, что неимоверно скучаю по русским просторам, терпимости наших людей,  уникальности природы.

– А мать значит, в деревне живёт? – мужик и правда спрашивал с неподдельным интересом. Наверное, мне повезло, в кабине своего КаМАЗа дед оказался тем собеседником, при встрече с которым можно было выговориться на годы вперёд.

– Сестра старшая уговорила. Я совсем забросил родных, маму и младшую сестрёнку тоже. Часто приезжать не мог. Маме одной трудно было с подростком справляться, после смерти отца она сильно сдала. Решила поближе к старшей дочери перебраться. Та после школы сразу за строителя-дорожника выскочила, он её в эту глухомань лет десять назад перевёз. Детей троих родили. Живут небогато, но дружно, матери помогать успевают.

– У меня дочка в Воронеже живёт. Бизнес у неё. Я, наоборот, ей помочь стараюсь. Одинокая она, всё на себе тянет. Внуку-балбесу уже двадцать, а он ни о чём не переживает. Школу закончил – она его за большие деньги в институт, а толку-то. И года не проучился – отчислили. Болтается так, на мамкиной шее.

– Это от излишнего благополучия случается с молодёжью.

Но вместо ожидаемого согласия на общепринятый в нашем обществе факт, дед завернул двухэтажным матом и вжал в пол по тормозам.

– Твою ж мать, – последовала моя реакция вслед за дедовой. Мы оба уставились на помятый, серебристый Нисан и, преодолевая резь в глазах от отраженного света полированного металла, были не в состоянии оторваться от невероятного видения.

– Что за хрень? – Задал я свой дежурный вопрос. Отрепетированный за много лет он, совсем не требовал осмысления.

Дед в ответ опять сказал матом, о том, что про «хрень», знает в иносказательном значении, но в дедовом лексиконе эта часть мужского тела была в ответе за всё, – По кругу, получается, ехали?

Мы вылезли из кабины грузовика и подошли вплотную к легковушке.

– Выходит, что так.

Водила почесал затылок, недоверчиво пнул шину иномарки и уставился на меня с полным недоумением:

– Дальше что будем делать?

– Понятия не имею. Связи на телефоне, за весь путь ни одного деления не появлялось. По времени этот круг занял три часа…

– Получается, проехали чуть больше трёхсот километров, – ухватил мою мысль дед. – Проверим предположение и повторим?

Я лишь удрученно кивнул в ответ: «Что даст нам эта проверка? Твердую уверенность, что мы попали на единственную в мире шуточную дорогу-карусель для взрослых, где ездишь по кругу и не знаешь, где ты вообще находишься?»

Разговаривать больше не хотелось, за всё время поездки, питая тайные надежды на возможность вырваться из круга, я почти не отрывал глаз от экранов двух телефонов, но лишь убедился, что мы два абонента, которые находились вне зоны действия сети.

Не опасаясь встречного движения, мы сделали второй круг за два часа двадцать пять минут и словно по расписанию перед нами, слева, возник мой автомобиль.

– Может, в другую строну, нужно поехать?

– А солярки у нас на новый круг хватит?

– Нет, пора остановиться, пешком ты до своей машины не пойдёшь. Топлива на сотню километров, может меньше.

– А ведь девчонка про деревню говорила. Как там её, Марьинка?

– Не слыхал про такую, – засомневался дед и полез в бардачок. – На карте ни Маринки, ни Марьинки нет, – добавил он через несколько минут, потраченных на изучение надписей. – Мы должны быть вот здесь, – он подсунул карту мне и  ткнул пальцем на рисунок, тонкой линии трассы. Множество пустых кружков с обеих сторон от дороги обещали населённые пункты, а красная жирная точка прямо по курсу обозначила не существующий на нашем замкнутом пути город.

– Сидеть я не собираюсь. Пойду в ту сторону, куда двинутая девчонка пошла.

– Может и не двинутая она вовсе, – заступился за «свою» красавицу водитель. Понятно, почему я, до сих пор, не поинтересовался, как его зовут – это давало лишний повод относиться к нашей встрече как к чему-то мимолётному и незначительному, словно разговорился с попутчиком на несколько минут.

– Она за теми двумя соснами скрылась, – продолжил я, молча отвергая предположение деда, что это мы с ним вдвоём сошли с ума. – Пойду в том направлении, а ты здесь подожди.

– Нет, – выразил своё несогласие водила, – вместе пойдём, не люблю я этих фильмов, когда в трудной ситуации, вдруг говорят: «Давайте разделимся!».

– А если далеко идти придётся? – спросил я, намекая на его возраст, но он, лишь отмахнулся от меня как от надоедливой мухи, и продолжил сборы еще старательней, осматривая пожитки в спальнике машины.

Я последовал его примеру, достал из багажника свою дорожную сумку (одно преимущество от временного отсутствия постоянного дома: всё всегда при мне), сунул в неё телефон, регистратор, палатку, бутылку воды, потную футболку в обмен на чистую и, закрывая дверь машины на ключ, понял, что в сравнении с дедом я собрался налегке. Огромный рюкзак у его ног был наполнен до отказа и казался неподъёмным, но «дед» (теперь точно его так звать не стоит) закинул его за плечо и зашагал впереди меня, против ожидания, даже не сгибаясь под своей ношей.

Мы шли и шли, но никаких признаков деревни или тропинки не нашли. Девчонки и след простыл. Часы показывали начало седьмого вечера. Мне стало казаться, что мы снова ходим кругами. Водила же высказал предположение, что мы не найдём путь назад. Я его заверил, что делал насечки на деревьях. Его неуверенность тут же передалась мне. Я пошел назад, вернулся к последней берёзе с последней оставленной мной насечкой и, собираясь продемонстрировать свою сообразительность на деле, указал на ствол дерева. Однако, как мы не искали, насечки на нём не оказалось. Делать нечего, я признался, что я ошибся деревом. Ещё больше растерялся, когда и на ближайших к нам деревьях почему-то не нашлось следов, оставленных моим складным ножом.

– Заблудились?

– Ну, уж нет! – я указал на берёзу в соседстве с тремя лохматыми елями с южной стороны. – Ты за этот корень запнулся, помнишь? – начал я. – Матюкнулся, а я озираться по сторонам стал. Те сосны стоят отдельно в рядочек, и каждая нечетная ниже четной, а напротив них боярышник. Он нам всего два раза за всё время встретился. Темно ему в лесу, где хвойные деревья преобладают. А торчащий из земли корень, который ты не заметил, был не один, второй через метр от него, что не характерно для такой мягкой почвы.

– Кажись так. Я ведь тоже стараюсь дорогу запомнить, но тут всё вокруг как по плану посажено: ёлочка, берёзка, ёлочка, берёзка, сосенка. Час назад понял, что заблудился окончательно.

– А мне другая мысль покоя не даёт. Валежника здесь нет. Сколько идём, а ни одного упавшего дерева. Я могу понять, по наличию более тридцати процентов лиственных, что лес не такой уж старый. Но деревья обычно ломаются: от ветра, снега, молний наконец, даже от мороза если вода в стволе задержалась. А здесь, сплошь только сильные, идеально ровные деревья. У сосен ветки начинаются в метре от земли, словно росли в полном покое, даже зверьё их не трогало.

– Доставать меня начинают эти странности. Никогда не задумывался, как хочу, чтобы люди вокруг были, – признался мужик.

– Зовут тебя как? А то за всеми этими происшествиями и познакомиться за день не успели, – вспомнил я, наконец, о приличиях, делая ножом новую насечку на стволе.

– Сергей Павлович, можно просто Палыч – не из гордых, – вздохнул Палыч и протянул руку.

– Майкл. Будем знакомы, – ответил я рукопожатием.

– Во как. Не русский что ли?

– Да русский я. Михаил по паспорту. За пять лет по заграницам к Майклу привык, так легче там было представляться.

– Миша, а ты откуда про лес так много знаешь?

– Со школы в основном. В Универе вступительный экзамен по биологии сдавал. Готовился основательно, – объяснял я, наспех полоснув по стволу ножом. – Всплывают школьные познания, но мне кажется, такие очевидные факты каждый знает. А вот что в этом лесу твориться… – и я замер не высказав своё наблюдение до конца, так как Палыч, уже, сам глаза таращил на ствол дерева, где свеже-вырезанная насечка прямо на наших глазах начала стягиваться по краям и через пару секунд вовсе исчезла не оставив рубца на коре.

– Я сейчас жалею, что я не баба, им хоть повизжать от страха положено, – мой новый знакомый, непривычно оставил ругательства и продолжал смотреть на меня с изумлением на лице. Я не спешил с выводами, для меня нет ничего более страшного, чем вещи, которые я не могу понять и объяснить, но паниковать себе я не позволил.

– Пойдём к машинам. Ну, его – этот лес.

– Да, лучше в кабине переночевать, – согласился я.

Но устроится на ночь под защитой метала не получилось, мы не только не нашли своих следов и насечек, но также не увидели никаких признаков дороги или грузовика. С наступлением сумерек, пришлось поставить две лёгкие палатки на краю поляны и, мечтать о костре, сидя рядом с импровизированным столом.

– Может, попробуем веток нарубить?

– Чем? Ножом?

– У меня топор есть, – мой товарищ по несчастью оказался очень запасливым человеком. В его рюкзаке, кроме спального мешка, топора, палатки, сухого пайка в виде пары консервов, печенья и булки хлеба нашлись две бутылки водки, за что я, его, просто зауважал,

– Палыч, значит ты вдовец? А почему второй раз не женился? – продолжал я беседу после того как оба утвердились в мыслях в том, что без сухой травы нам, в любом случае свежесрубленные ветки не поджечь.

– Нет уж, дудки! – ответил он, разливая остатки алкоголя из первой тары. – Эти женщины уже при знакомстве начинают выведывать, а что у тебя имеется. Запусти только в дом, и она быстро найдёт, чем поживиться. У них в моём возрасте, тоже дети имеются. Были у меня две милочки, и каждая считала, что я ей и её детям помогать должен только потому, что она старость со мной, дескать, собиралась встретить. Молодуху я не потяну, на кой ей жизнь старичьём портить, а те, что постарше свой норов уже не прячут. Так что лучше иметь несколько подружек по маршруту следования, чем сварливую бабу в доме. А ты ведь ещё молодой. Сколько тебе?

– Через полгода тридцатник.

– А не женат почему?

– Даже не знаю… Матери и родным привык говорить, что не встретил ещё ту единственную, а на самом деле столько их перебрал, что теперь все на одно лицо кажутся, а ещё я не уверен, что в добропорядочные мужья гожусь. Женюсь, а она мне через год как ты говоришь «обрыднет», как обычно, и что я этой женщине скажу: «Извини, меня от тебя воротит»? Это с подружками, как ты правильно заметил, легко. Ну, в крайнем случае, номер сим-карты сменил и все дела, а жена, потом дети… с моей работой, когда я по всему миру мотался… нет… ещё погожу лет пять, уж потом пусть хомут одевают.

– Лучше так, по-честному, – продолжил мою мысль Палыч, – чем как мой зятёк к молодой убёг и видали его, а Алёнке-дочке, заявил, мол – любовь. Знаем мы эту любовь, седина в бороду…

– …бес в ребро, – подхватил я его возмущение и продолжил, – спешат как голые в баню с этим замужеством, а потом разводы сплошные, – мы увлеклись обсуждением распущенности современной молодёжи и, прикончив вторую бутылку, ещё долго сидели в полумраке, поддерживая друг друга во всякой пришедшей в наши головы мысли,

– Вот… ты скажи… все бабы стервы… так? – настаивал мой многоопытный собеседник или скорее его хмель.

– Все, – согласился я и даже головой кивнул, хотя мы почти не видели друг друга в рассеянных бликах скрытой за облаками луны, – натура у них такая, а её не переделать,

– Вот и пусть на нас не рассчитывают! – предупредил Палыч всех упомянутых им сегодня женщин и, раскачиваясь, полез в свою палатку. Слабенький дедок оказался.

Я немного постоял, глядя, как облака плывут по тёмной панораме неба и, последовав примеру Палыча, улёгся спать прямо на брезентовое дно палатки, положив дорожную сумку под голову. Почти сразу вернулись мысли о неприятностях пережитого дня, но я, как и несколько часов раньше, отодвинул их решение до утра и уснул.

Разбудило меня чувство дискомфорта от непривычной постели. Ещё до того, как проснуться окончательно, я понял, что опять происходит что-то необычное.

Я услышал протяжное пение. Пели «а капелла». Язык был  мне вообще непонятен. Я лежал и перебирал диалекты, не заметил как поддался простому ритму и наслаждался его звучанием. Многоголосье делилось на чёткие партии, можно было различить и мужские и женские голоса. Я не сразу осознал, что именно затёкшие мышцы спины помогли сбросить оковы проникновенного пения и медленно возвратили меня к действительности. За несколько часов сна на твердом полу мне стало казаться, что я чувствую каждый камень, находящийся подо мной. Но почему-то встать желания не возникло. И я лежал и слушал, вместо того, чтобы посмотреть, что происходит снаружи палатки, я предпочёл поверить, что песня мне снится. Отвлекала только жесткая постель. Сквозь сон закралась мысль, от подозрения, что я могу ощущать камни даже под землёй – ну, не может квадратный метр поверхности под моей спиной вмещать столько камней!

Боль в мышцах полностью прогнала оцепенение вызванное пением. – «Изнежила меня Европа – ничего не скажешь!» – Присев, я выглянул из палатки. Ночью ветер унёс все тучи, и ясная луна озаряла лес и траву серым светом. Пение раздавалось где-то рядом, однако перед собой я видел только поле – большое поле, бескрайнее.

«Игра теней в предрассветной мгле», – пришла мне в голову поэтическая строчка. Вечером мы ставили свои палатки на поляне размером меньше двадцати метров, а по всему периметру нас окружали деревья.

Тело требовало размяться. Я выбрался наружу, распрямил плечи, намеревался начать с поворотов туловища – влево, вправо, и тут заметил, нечто непонятное. Наши палатки были не единственные на этой залитой лунным светом поляне. Большие, средние, круглые и квадратные палатки, похожие на шатры как из реквизита киностудий, были установлены менее чем в трёх шагах друг от друга за нашими маленькими одноместками и по бокам от них, а сама поляна стала как будто значительно больше. Я бы подумал, что спьяну показалось и, прикрыл рот, чтобы не разбудить товарища, но странная иллюзия не проходила, кроме того в неё добавились новые персонажи – люди в длинных одеждах, похоже женщины. Их было не меньше сотни. Целая процессия в сопровождении высоких фигур с факелами с обеих её сторон приближалась к нам, исполняя какую-то мелодию похожую на церковное пение. Не доходя до края поляны, факелоносцы останавливались друг за другом, продолжая слаженное исполнение длинной, торжественной песни. Женские голоса смолкли, их строй рассыпался по поляне маленькими светлыми точками. Они двигались как яхты подгоняемые ветром. Некоторые, наталкиваясь друг на друга, бродили боковым шагом вдоль края поляны, словно вдоль непреодолимой стены, другие успели подойти к шатрам и вот уже самые шустрые из них скрылись за матерчатыми стенками.

Совсем рядом со мной прошла высокая женщина с длинными чёрными волосами. Я не мог разглядеть её лица, но мне стало жутковато, так как показалось, что эти женщины были лишены чего-то. Точно! С расстояния меньше пяти метров я не увидел глаз. Вот, одна из них вытянула руку в попытке ориентироваться на ощупь, но приближалась очень быстро, как будто ей и не нужно видеть. Могло ли её вести что-то вслепую? Возможно, иначе как объяснить то, что сделав ещё несколько шагов, она, не задев босыми ступнями ни одной натянутой верёвки от двух палаток, прошла мимо меня.