Текст книги "Мы-курги"
Автор книги: Людмила Шапошникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
5
У каждого курга есть ружье
Наступил пасмурный непогожий вечер. Ветер шумел в деревьях ближней рощи и где-то выла собака. Мелкий моросящий дождь уныло стучал по крыше дома Айяппы. Я уже привыкла к этому дождю, ветру и даже вытью собаки. Все это не тревожило мой слух. Но вдруг нечто чужеродное и неожиданное вторглось в привычные звуки вечера. Выстрел. Он разорвал шум ветра и дождя и заставил замолчать собаку. Его эхо прокатилось над рощей и дробно рассыпалось в ближних горах. Я посмотрела в окно, но ничего, кроме узкой траншеи и деревьев, не увидела.
– Мальчик, – сказал Айяппа.
– Убили? – холодея спросила я.
– Родился, – засмеялся Айяппа. – Мальчик родился у соседа. Вот он всех нас и оповещает.
– Но почему выстрелом? – поинтересовалась я.
– А как же иначе? – удивился Айяппа. – Ведь родился еще один воин.
– Какой же теперь воин? – в свою очередь удивилась я.
– Кург всегда воин, в какие бы времена он ни жил, – наставительно сказал Айяппа.
Он поднялся и, легко ступая по каменным плитам пола, исчез в дверном проеме. Через некоторое время он вновь появился, бережно неся в руках ружье. Ружье было старинное, с одним стволом. Айяппа нежно провел широкой ладонью по прикладу ружья, на котором был вырезан не то орнамент, не то какое-то изречение.
– У каждого курга есть ружье, – как-то по-особенному произнес он и снова погладил приклад. – Оно меня никогда не подводило.
– Но, мистер Айяппа, – пыталась возразить я, зачем вам, адвокату, ружье?
Айяппа распрямил плечи, поправил галстук…
– Мадам, – торжественно начал он, держа ружье двумя руками. – Я прежде всего кург, а потом адвокат. Он потряс ружьем, и это было похоже на какую-то странную клятву.
– Запомните это, – сказал он.
Но даже если бы я и не запомнила, в Курге мне все равно не дали бы этого забыть. Как не дают об; этом забыть ни одному мужчине.
С ружейным выстрелом кург приходит в жизнь, с выстрелом он из нее уходит. Только что родившемуся мальчику, чьи руки еще не умеют держать, кладут в колыбель лук и стрелу. С этого момента и до смерти он будет воином. Детские лук и стрела – символы посвящения в воины. Позже, когда руки юноши станут сильными, ему вручат ружье. Не обязательно новое. Ружье, которое принадлежало его деду, а возможно, и прадеду или отцу. Кем бы он ни стал и чем бы ни занимался, пока он остается кургом, у него будет ружье. Его выстрелами он оповестит о смерти отца, о рождении сына. Из него он будет стрелять во время праздника урожая, с ним пойдет на охоту. Но не все выстрелы будут безобидными. Иногда случается и другое…
* * *
…Вот уж третий день Белиаппа не вылезал из этого леса. Лес спускался к его деревне, а потом карабкался по горному склону. Из-за склона иногда доносился неясный шум. Там проходило шоссе, по которому катились машины. К вечеру шум затихал, к утру возобновлялся снова. В лесу было еще сыро от недавно прошедших дождей. Но днем солнце уже хорошо прогревало почву, и на пригорках, где деревья были реже и не было кустарника, земля высохла и стала твердой. Такие места годились для ночлега. Вторую ночь он ложился на мягкую траву, заворачивался в шерстяную купью и клал рядом ружье. Костра он не разводил. Это могло привлечь внимание, и тогда вся затея кончилась бы впустую. О его присутствии в этом лесу никто не должен догадываться. И это пока удавалось. О том, что Белиаппа появился в этих местах, не знали даже в доме предков. Не знал и адвокат, хозяин конторы, в которой Белиаппа работал клерком. В то утро он появился перед хозяином, как всегда, подтянутый, аккуратный. Темно-синий костюм ладно сидел на его стройной фигуре, ботинки были начищены.
– Сэр, – обратился он к хозяину, – мне надо уехать на пять дней.
Адвокат оторвался от папки с очередным делом и сквозь очки посмотрел на клерка.
– Почему так срочно? – недовольно спросил он.
В этом месяце дел было много, и адвокат не мог с ними управиться без расторопного клерка. Но клерк, всегда такой послушный и старательный, вдруг проявил странную и не свойственную ему настойчивость.
– Мне очень надо, – упрямо твердил он. – Сэр, мне очень надо…
Когда дверь за клерком закрылась, адвокат оторвался от дела и задумчиво посмотрел в окно. Что-то стало тревожить его. Ему захотелось вернуть клерка и отменить свое распоряжение. Но он отогнал от себя тревогу и вновь погрузился в работу.
Адвокат не был кургом. Он приехал в Меркару из Бангалура. Многое здесь было ему непонятно. И он, конечно, не поверил бы своим глазам, если бы увидел своего клерка, который прекрасно говорил по-английски и посещал клуб, в лесу и с ружьем в руках. Но клерк перестал существовать в эти дни – был только кург, воинственный и непримиримый, облеченный почетной для него и трудной миссией. На миссию оставалось еще два дня. Отпуск кончался, а он все еще выжидал. Рассчитал он правильно. Начинался сезон охоты. И тот человек обязательно должен появиться в лесу. «Тот человек» был учителем. Учитель принадлежал враждебной окке. Он был врагом.
Враг… Когда это началось? Белиаппа не мог точно сказать. Обе окки жили в одной и той же деревне. Но вражда тянулась уже второй век. Когда он был мальчиком, ему рассказали, как люди той окки убили его прадеда. За прадеда отомстил дед. Он слушал эти рассказы, как сказку. Все в них казалось ему выдуманным. Чего они не поделили? Говорят, лет сто назад был спор за землю. Вот тогда прадед и упал, обливаясь кровью, рядом с межевым столбом. Но сто лет назад это тоже нереальность. Белиаппа рос, а сказка превращалась в быль. Тридцать лет назад неизвестный убил его дядю. Белиаппы в то время еще не было на свете. Но скорбь семьи еще долгое время была живой и реальной. Он хорошо помнил белые вдовьи одежды тетки и ее печальные, чуть слышные шаги. Его наказали, когда он играл в школе с мальчишками из той окки. Но после школы был колледж. И он оказался вместе с одним из этих мальчишек. Они не уступали друг другу ни в чем. Дух тайного враждебного соперничества двигал обоими. Поэтому, наверное, они оба хорошо учились. Ни один не мог уступить другому. Поэтому они стали лучшими спортсменами колледжа. Каждый из них должен был быть победителем. Поэтому они полюбили одну девушку. Teперь он не хочет об этом вспоминать. Она стала женой того, другого. Когда отец умирал, он жестом подозвал Белиаппу. Почему именно его, никто не мог понять. Белиаппа не был старшим из братьев. Но воля умирающего – закон.
– Помни, – сказал отец, – твой дядя остался неотомщенным. Кто из них падет от твоей руки – не важно. Ты имеешь право выбора.
Это были последние слова отца. Тогда Белиаппе эти слова показались чудовищными. Но он не стал возражать. Старшим не возражают, умирающим – тем более. Но как он, выпускник колледжа, может убить человека? Его сознание с этим не могло смириться. Еще несколько лет он гнал от себя эту мысль. Потом стал об этом забывать. Но год назад во время церемонии кормления духов предков ему напомнили об этом: дух умершего отца, сказали ему, им недоволен.
Год потребовался Белиаппе, чтобы войти в кабинет хозяина и попросить пятидневный отпуск. Год потребовался, чтобы решить, кто станет в той окке обреченным, за чьей жизнью он начнет охоту. Им мог стать только тот, давний его соперник. Белиаппа утешал себя, что это не убийство, а акт священной мести. Он успокаивал себя тем, что в Курге и сейчас есть такие случаи, и он не один.
Но сидя в засаде уже третий день, он все-таки не представлял себе, как это произойдет. Он не хотел думать об этом. Он знал, что надо только нажать курок. Ему казалось, что это просто. Очень просто. Но когда на лесной тропинке на четвертый день появился тот человек, Белиаппа понял, что это не просто. Тот человек шел легко, ничего не подозревая. Ружье было переброшено через его плечо, а впереди бежала собака. Палец Белиаппы, лежавший на курке, стал тяжелым и неподатливым. Он словно налился свинцом, и двинуть им не было сил. Палец стал неживым и вышел из подчинения. В это время собака забеспокоилась и устремилась к кустам, где лежал Белиаппа. Палец ожил и прогремел выстрел. Тот человек еще мгновение постоял на месте, как будто чему-то очень удивляясь, а потом рухнул…
В полицейском участке в Меркаре Белиаппа положил ружье на залитый чернилами стол дежурного и сам обо всем рассказал.
Окка на окку, зуб за зуб – принцип феодальной усобицы. Деревня на деревню, округ на округ. Кургские раджи раздували эту вражду и усобицу. Она ослабляла большие кланы и крепкие деревни. С ними, ослабленными, было легче справляться. Англичане потворствовали вражде и кровной мести. Им подходили больше разрозненные курги. Традиция освящала кровную месть. И до наших дней докатилась эта вражда, отзываясь эхом выстрелов в кургских лесах и косыми взглядами бывших «кровников» в английских клубах и светских салонах Меркары.
Адвокат Айяппа показал мне не только ружье. Он показал мне отверстие в каменной стене своего дома. В отверстие можно смотреть и увидеть узкую траншею-дорогу, ведущую к дому. В него можно вставить дуло винтовки или ружья. И оружие поразит без промаха любого, идущего по этой траншее.
– Но, мистер Айяппа, – удивляюсь я, – зачем вам это отверстие? Замажьте его. От него только сквозняк. Ведь времена сейчас другие.
– Другие, вы говорите? – парирует он. – Я что-то не очень это заметил. Ну, а если мой враг с оружием в руках вот по этой, дороге будет приближаться к моему дому, что прикажете делать? Вновь размазывать отверстие или выходить ему навстречу?
– Но какой враг? – не сразу понимаю я. – Кажется, пора завоеваний и набегов кончилась?
– Какой, какой… – недовольно ворчит Айяппа. Знаем какой, – и таинственно умолкает. Потом берет шомпол и прочищает отверстие в стене, освобождая его от скопившейся там пыли и паутины.
Вражда между двумя окками называлась «куду пи», вражда между деревнями или округами – «мара-дале». Но нет пока термина, определяющего вражду между индивидуальными семьями, принадлежащими одной окке, а она существует. И является порождением уже нового времени, новых экономических и социальных отношений. Брат на брата, сын на отца…
«Поле предков» неделимо. Этот символический участок всегда остается в распоряжении дома предков. Но остальная земельная собственность окки давно уже разделена между индивидуальными семьями. И земля нередко является яблоком раздора между братьями, отцами и сыновьями. Старинная воинственность курга теряет в этих раздорах свои благородные качества.
Но даже в Курге за ружье можно взяться не всегда. До конца сельскохозяйственного сезона существует табу на оружие. Во время войн и вражеских набегов кург неохотно отрывался от плуга и сохи. В мирные дни у оружия есть свое время. И это время наступает в сентябре. Праздник отмечается в каждом дом вне зависимости, кому он принадлежит. Простому; крестьянину, крупному плантатору или банкиру. Ибо у каждого курга есть оружие.
Итак, сентябрь. Окончена пахота, посажен рис. Свежая зелень рисовых полей нежится под лучами яркого солнца. Наступил перерыв в изнуряющем дождливом сезоне. В Курге ясно и тепло. Вот тогда и начинается знаменитый кургский «кейл подду» – праздник оружия и поклонения оружию. Дело это серьезное. Поэтому проводить праздник в любой день не рекомендуется. И хотя солнце должно в это время находиться в созвездии Девы, праздник этот чисто мужской. Выбрать правильный день для «кейл подду» сам кург, даже если он вождь деревни, не может. Поэтому вождь отправляется к «надежному советчику» – астрологу. Астролог тщательно сопоставляет расположение сентябрьских созвездий с созвездиями, под которыми родились мужчины деревни. Все эти звезды и созвездия должны дать некую производную среднюю, к таинственных глубинах которой и зашифрован искомый день. Утром этого дня мужчины окки направляются в канникомбре – комнату, где обитают духи предков. Оружие хранится там. Во-первых, это самое надежное место в доме предков. Во-вторых, после духов предков оружие – самый важный объект для поклонения. Объектов этих за многовековую историю воинственного Курга набралось в каждом доме изрядное количество. Здесь и старинные мечи, и изогнутые сабли времен Типу Султана, и раджпутские кинжалы, невесть какими путями попавшие в Кург, и мушкеты XVIII века, и винтовки времен первой мировой войны, и охотничьи ружья разных марок и фирм.
Форма одежды у мужчин в этот день парадная. Традиционная купья с неизменными одикатти и пичекатти. Головной платок или тюрбан. Весь арсенал доставляется в центральный зал, где мужская часть окки принимает участие в его чистке, полировке и, если надо, в починке. Божество в день праздника должно быть чистым – это ясно всем. После того как оружие приведено в порядок, его помещают вновь в канникомбре перед зажженной священной лампой. Затем кладут цветы и мажут оружие молитвенной пастой. Глава семьи читает молитву. В этой молитве он вспоминает о предках, кому когда-то принадлежали эти мечи, сабли и кинжалы. Он восхваляет крепость руки этих предков и просит у них того же для потомков. Это общий ритуал и общая молитва для всего оружия без всякого различия. Более частный момент наступает после легкого пира с вином и жареной свининой. В этом частном моменте явное предпочтение отдается огнестрельному оружию. Мужчины выстраиваются перед этим оружием, как солдаты перед арсеналом. Каждая винтовка, каждое ружье имеют здесь своего хозяина. Казалось бы, чего проще – бери свое ружье и уходи по своим воинственным делам. Но ритуал есть ритуал. И он должен соблюдаться. Право первым взять свое ружье имеет только старший мужчина. И это опять-таки не просто. Ружье он должен получить из рук главы семьи, взять его обеими руками и выслушать речь следующего содержания. Речь, кстати, относится ко всем мужчинам. «Если ты, – говорит глава, – встретишь тигра или кабана, сойди с их пути. Без нужды не наживай врага. Но если встретишь врага лицом к лицу, не сходи с его пути.
Помогай друзьям. Не вызывай недовольства раджи и не забывай бога». Речь эта традиционна и является своеобразным кодексом рыцарской чести. Раджи в Курге давно нет, но его все равно упоминают, иначе речь будет неполной.
После того как старший мужчина получил свое; ружье, остальные члены семьи могут взять свои.
С ружьями курги, вновь ставшие воинами, направляются за деревню в специальное место. Там начинаются мужские соревнования. Стрельба в цель, бег, прыжки, поднятие тяжести. Праздник завершается коллективной охотой. Здесь тоже свои правила. Тому, кто убил животное, достается его голова и нога. Остальное делится поровну между охотниками.
Праздник оружия знаменует начало охотничьего сезона. Но выстрелы в Курге гремят круглый год. Они очень разные, эти выстрелы. Одни несут счастье, другие – горе. Одни извещают о новой жизни, другие – о смерти.
6
Би Кей Манданна
– Разрешите представиться, – сказал он. – Би Кей Манданна.
И лихо щелкнул каблуками, как будто на нем были офицерские сапоги со шпорами, а не поношенные и стоптанные ботинки. И это английское «Би Кей» тоже не вязалось со старой выцветшей купьей, которая висела на его худой долговязой фигуре, как на вешалке. Сзади кто-то непочтительно хихикнул и издевательски повторил «Би Кей». Манданна обернулся и сделал выпад в сторону насмешника, как будто у него в руках был не потрепанный зонтик, а боевая сабля.
– Извольте замолкнуть! – громко и торжественно сказал он.
– Би Кей! – снова дразняще повторили, но уже и другой стороне.
– Вы мне за это ответите! – возвысил голос Манданна и подкрутил щегольские усы, украшавшие его длинноносую физиономию.
В ответ засмеялись.
– Мадам! – вновь повернулся он ко мне. – Не обращайте внимания. Это просто невоспитанные люди.
Так я познакомилась с Би Кей Манданной на свадьбе в Меркаре. Пожалуй, из всех собравшихся он был самой величественной фигурой. И эта фигура, резко отличавшаяся от остальных, сразу низводила этих остальных на уровень ничем не примечательных обывателей.
Манданна с достоинством нес свое тощее тело сквозь толпу родственников, он с кем-то сниходительно раскланивался, кому-то посылал великодушные полуулыбки. Но было в его поведении какое-то странное несоответствие. Сначала я не поняла, в чем дело. И только некоторое время спустя догадалась. Приветствовал и улыбался только Манданна. Остальные этого или не делали или буркали что-то в ответ. Манданна был похож на актера, разыгрывавшего сцену с воображаемыми собеседниками.
– Кто такой Би Кей Манданна? – спросила я подвернувшегося мне под руку мистера Понаппу.
– Би Кей Манданна? Чем он вас мог заинтересовать? – удивился он. – Би Кей Манданна – неудачник. Нестоящий человек, – и пренебрежительно махнул рукой.
И это пренебрежение весь вечер окружало Манданну плотной непробиваемой стеной. Но Манданна, казалось, не обращал на него внимания. Он вел свою роль по каким-то четко выработанным, но одному только ему известным правилам.
Весь вечер я наблюдала за Манданной, стараясь понять законы его игры. Он принадлежал к числу родственников жениха, и именно среди них время от времени возникала его высокая и нескладная фигура. Но и там он, казалось, был чем-то чужеродным. Родственники жениха уже изрядно выпили и плохо помнили слова, которые надо было говорить жениховой стороне во время главной церемонии. Знал их только Манданна, но его никто не слушал, и слова Манданны тонули в шуме, смехе и бессвязных фразах, которые изрекали другие. Однако это его не огорчало, и он продолжал делать свое дело серьезно, не обращая внимания на насмешки. И когда по правилам церемонии было спрошено согласие родственников жениха на брак, те были слишком оживлены и не услышали вопроса. Но понимая, что наступил важный момент, они на мгновение замолчали. И в этой относительной тишине раздался голос Манданны.
– Да, да, конечно, – сказал он с достоинством.
В толпе родственников наступило краткое замешательство, потом кто-то крикнул:
– Эй, Манданна, тебя не спрашивают!
Но Манданна не удостоил обидчика ответом, отошел в сторону и, казалось, утратил интерес ко всему происходившему.
Свадьба кончилась поздно вечером. Начался дождь, и его шум смешался с урчанием автомобилей, в которых уезжали гости. Ко мне подошел доктор Бопайя и предложил подвезти. Но я отказалась, сославшись на то, что идти мне недалеко. Когда свадебный зал совсем опустел, я вышла на улицу. Дождь лил прямыми сильными струями, было темно, и только там, где стоял уличный фонарь, смутно и расплывчато светилось желтое пятно. И в тусклом свете этого пятна я увидела одинокую фигуру человека. Я подошла ближе и узнала Би Кей Манданну. Но его фигура потеряла молодцеватость, плечи обвисли, а спина была зябко согнута. Передо мной стоял старик, которому было не менее шестидесяти. Потом я узнала, что не ошиблась. Он был очень одинок, этот старик, чем-то озабочен, и резкие морщины усталости лежали на его лице. Игра кончилась, и теперь не было никакого несоответствия между этим старым кургом и дождливым промозглым миром, окружавшим его. Я стояла поодаль, и Манданна меня не замечал. Он сосредоточенно думал о чем-то своем.
– Мистер Манданна! – окликнула я его.
Старик резко повернулся, увидел меня, и с ним произошло чудесное и мгновенное превращение. Плечи распрямились, а на лице появилась галантная улыбка. Актер вновь вошел в свою роль.
– Мадам! – воскликнул он. – Я вас ждал. Я вас провожу. Женщине одной нельзя ходить ночью. Это понимает каждый настоящий мужчина. Но не те! – И он ткнул своим зонтиком в сторону дороги, по которой уехали автомобили.
Мы зашлепали по лужам, и Би Кей Манданна, прижимая острый с заплаткой локоть к намокшему боку, держал надо мной дырявый зонт. Манданна говорил что-то галантно-рыцарское, а я думала о «тех», у которых не нашлось места в их лимузинах для продрогшего старика, и еще о том, что странная игра была придумана Манданной для «тех» же, чтобы чем-то защитить себя от их пренебрежения, сытости и равнодушия. Но потом я обнаружила, что в своей последней мысли я ошиблась. Манданна ничего не придумал. Он был таким. И наверное, не смог бы быть иным. Он был носителем того галантного духа великодушия и тонкого чувства чести, о которых справедливо писал в своей книге о кургах Б.Д.Ганапати.
Дом предков Манданны был расположен в двадцати милях от Меркары и принадлежал вполне зажиточной окке. В дни его детства и юности все члены окки жили в этом доме и никто, казалось, не помышлял об отъезде. Окка была большая и сильная и в сверстниках у Манданны не было недостатка. Пожалуй, он ничем особенным не отличался от этих сверстников. Только был добрее других, а обостренное чувство справедливости нередко ставило его в затруднительное положение.
– Опять Манданна подрался, – говорила старая бабка. – Все хочет, чтобы было справедливо. Теперь ходит весь в синяках.
Но бабушка почему-то выделяла Манданну среди остальных и жалела его больше других внуков. Ему она рассказывала семейные предания, называла имена павших предков. От нее он узнал удивительные истории о настоящей дружбе и подлых предательствах. По ночам Манданне снились эти герои – высокие, красивые и сильные. Ему очень хотелось на них походить. Но сам Манданна был долговяз и нескладен! Его фигура вызывала насмешки сверстников. Бабушка утешала Манданну;
– Вот вырастешь, станешь красивым и сильным. Никто не посмеет над тобой смеяться.
Манданна вырос, но ни красивым, ни сильным не стал, ни тем более ловким.
На зеленой лужайке за деревней каждый праздник происходили спортивные соревнования мужчин и юношей. Манданна самым оригинальным образом ознаменовал свое появление на традиционной спортплощадке. Когда все бежали, он не заметил в траве веревки, к которой была привязана коза. Зацепившись ногой за эту веревку, он несколько шагов еще протащил за собой и веревку, и отчаянно блеявшую козу. В тот момент, когда Манданна, взмахнув длинным руками, уже терял равновесие, рассвирепевшая коза настигла его и прицельным ударом, попавшим бегуну пониже спины, свалила в траву. Остальные бежать, уже не могли. Они ослабели от смеха. Но Манданна поднялся, с достоинством оглядел смеющихся и гордо покинул лужайку. Это рассмешило остальных еще больше. И их смех стоял в его ушах всю дорогу до дома предков.
В этом доме Манданне по-прежнему снились герои, и он мечтал сделать что-нибудь такое, что заставит говорить о нем с почтением и уважением. Случай, не замедлил представиться. Во время праздника «кейл подду» отец сказал ему, что он может принять участие в коллективной охоте. Он был молод, и эта охота была его первой. Он обязательно убьет оленя. Тогда все забудут об этой злосчастной козе. Но разве он мог предположить, что его судьба сделает во время охоты такой предательский виток. Манданна вместо оленя подстрелил корову. Корова мирно паслась в лесу. Но Манданне так хотелось убить оленя, что коровьи рога он принял за оленьи. Может быть, ему помешала излишняя мечтательность. Он выстрелил. На выстрел сбежались остальные охотники. Охоту пришлось прекратить.
– Неудачник! – сердито бросил ему тогда отец.
С тех пор это слово прочно приклеилось к его имени. Но это слово было не из его мира, населенного благородными героями и где он сам был героем. Оно пришло из мира реальности, в непостижимое противоречие с которой он уже входил тогда. А дальше было еще хуже. Манданну не послали в колледж. Всех братьев послали, а его нет.
– Тратить деньги на неудачника – пустое занятие, – сказали на семейном совете. – Пусть остается дома и помогает на поле. Если у него есть голова, пробьется и со школьным образованием.
Так Манданна остался в доме предков. Братья приезжали на каникулы, рассказывали о далеких городах Бангалуре и Мадрасе. Что-то в этих рассказах не нравилось Манданне, но он не мог понять что. Братья покровительственно хлопали его по плечу и что-то сомнительное и недосказанное было в их репликах по его адресу и адресу других людей, которых он знал.
Манданна работал на поле вместе с батраками, которых нанимали на сезон. И хотя он был для них хозяином, батраки не очень-то слушали его.
Девушку, которую любил Манданна, выдали за другого – за двоюродного брата Манданны. Манданна долго ничего не подозревал. Девушка, кажется, платила ему взаимностью. Но все-таки Манданне стало известно, что кузен претендует на его невесту.
– Послушай, – сказал он кузену, – ты же знаешь, она моя невеста.
– Ну и что? – ответил тот, не сразу поняв, к чему клонит Манданна.
– Ты же знаешь, – разъяснил Манданна, – в Курге до сих пор жив дух рыцарства. А рыцари не должны предавать друг друга.
– Конечно, – ответил кузен, – рыцари не должны предавать друг друга.
– Значит, договорились? – обрадовался Манданна. – Вот моя рука.
Рукопожатие кузена было вялым. Он не ожидал, что его насмешку Манданна примет за что-то серьезное. Но и уверять его в обратном не стал. Манданна был горяч, и кузен с детства помнил его тяжелые кулаки. Но через неделю была объявлена свадьба. Манданна бросился к кузену, но того дома не оказалось. Кузен предпочел это время провести в другом месте. Тогда он побежал к девушке.
– Поздно, – сказала та.
– Но я люблю тебя, – его голос от волнения сел и стал хриплым. – Я верил брату. Он обещал не делать этого.
– Обещал… – усмехнулась девушка. – Чего стоят обещания?
– Обещания курга стоят многого, – торжественно изрек Манданна. – Послушай, – горячо зашептал он. Все это ведь можно еще исправить. Я украду тебя. Я достану коня и с оружием в руках пробьюсь сквозь строй врагов. Я увезу тебя в горы.
– На что мы там будем жить, вояка? – дрожащим голосом выкрикнула она.
На ее глазах выступили злые слезы.
– Прости, – прошептал Манданна. – Я не знал, что ты такая…
– Какая такая? – вновь закричала она. – Все такие! Один ты не такой!
«Один ты не такой» – эти слова еще долго звучали в его ушах.
Братья один за другим кончали колледжи и женились.
– Ну, а ты о чем думаешь? – спрашивали они его. – Долго еще будешь ходить в холостяках?
– Я – воин, – гордо отвечал Манданна. – Женщины меня не интересуют.
Братья смеялись.
– Он – воин! Посмотрите на этого воина!
Но Манданна гордо удалялся, оставляя за братьями поле битвы, которую считал недостойной себя. А потом между братьями разгорелась иная битва, когда делили земельную собственность умершего отца. Их было трое, Манданна был четвертым. На каждого из них пришлось не более двадцати акров земли. Это немного, но прожить можно. Братья уже не жили в доме предков, у них были свои дома. Им повезло в жизни. Но земля была нужна и им. Сначала они пытались решить этот вопрос между собой. Но кроме ссор и вспышек озлобления это ничего не давало. Тогда они придумали другое. Целую неделю они жили в доме, и никто не смеялся над Манданной. Более того, они начали ставить его в пример своим подрастающим сыновьям.
– Смотрите, – говорили они, – как благороден ваш дядя. Как он умеет себя держать, хоть и не учился в английском колледже. Вот пример истинного и бескорыстного кургского рыцаря.
Манданна растроганно улыбался племянникам и смущенно подкручивал черные усы. Походка его стала еще тверже, а осанка горделивей.
Наступил звездный час его торжества. Наконец даже братья его признали. Они восстановили его веру в этот странный мир. Но неделя прошла, и действительность обрела свой реальный смысл.
– Манданна, – сказал ему старший, – зачем тебе земля?
– Как зачем? – спросил ничего не подозревавший Манданна. – У каждого курга должна быть земля.
– У каждого – это верно, – подтвердил брат. – Но тебе-то она зачем? Ты же мужчина, воин, рыцарь. Не то, что мы. Обросли семьями, обзавелись детьми. Всех надо кормить.
Его долго уговаривали отказаться от участка. Манданной владели противоречивые чувства. Он знал, что участок даст ему независимость, как дал многим другим. Но в то же время он целую неделю был гордостью дома. Теперь ему предоставили выбор: оставаться этой гордостью или утратить такое звание.
«Во имя чего утратить? – размышлял он. – Из-за паршивого участка? На котором я провозился так долго, не имея возможности проявить свои истинные качества?»
На столе появился французский коньяк, и вино ударило ему в голову. Теперь он точно знал, что нет положения выше, чем быть гордостью дома предков. Он подписал отказ от участка, не подозревая о том, что стал отныне в глазах этих людей посмешищем. В тот вечер, довольный своим выбором, он палил из ружья, утверждая перед всем миром галантное великодушие своего духа и рыцарственное бескорыстие сделки. Эти же выстрелы возвещали реальному миру начало его беспросветной нищеты и бедности. Но тогда он об этом не думал. Старший брат, прислушиваясь к беспорядочной стрельбе, раздраженно сказал остальным:
– Пойдите и уймите этого глупца. Иначе он ненароком перестреляет всех кур.
В ту ночь Манданна видел удивительные сны. Смелые рыцари и герои с мечами неслись на конях. Они защищали честь своих кланов и Курга. Их мужественные лица озаряла добрая улыбка, когда они поворачивали их к Манданне. Они звали его с собой, горячий конь нетерпеливо бил копытом у порога дома предков.
Но праздник духа у Манданны кончился очень быстро. Поле предков не могло прокормить всех оставшихся в доме. Все чаще за его спиной звучала слово «неудачник». Потом ему просто предложили подыскать себе занятие. «Гордость семьи» была выдворена из дома и помещена в адвокатскую контору в Меркаре в качестве клерка. Там уже знали о рыцарских подвигах Манданны, и даже мальчишка-слуга непочтительно хихикнул при виде его долговязой фигуры в поношенной купье.
Сам адвокат, уступивший настойчивым просьбам его дяди, отнесся к нему настороженно. От такого можно ожидать чего угодно. И не ошибся. Неожиданности не заставили себя ждать.
Просматривая дела в серых толстых папках, Манданна натолкнулся на странное и сомнительное дело. Оно было несправедливым от начала до конца. В нем шла речь о вдове, у которой родственники отсудили последний клочок земли. Адвокат защищал родственников и помог им выиграть дело. Манданна не понимал, как это можно было сделать. Он долго над этим размышлял, а потом предстал перед адвокатом.
– Сэр, – сказал он, – это дело надо пересмотреть.
– Какое дело? – не понял адвокат.
– О вдове и ее родственниках, – и протянул адвокату серую папку.
Тот спокойно взял папку и стал ее листать. Но по мере того как до него доходил смысл слов Манданны лысина адвоката начала краснеть и глаза зло суживаться. Наконец он швырнул папку на стол и поднял эти сузившиеся глаза на Манданну.
– Ты с ума сошел? – прошипел адвокат. – Дело которое я выиграл, пересматривать?
– Конечно, – твердо ответил Манданна. – Оно не справедливое. Вдова должна получить свою землю.
