Текст книги "Диверсия"

Автор книги: Людмила Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Васильева Людмила
Диверсия

ЛЮДМИЛА ВАСИЛЬЕВА

ДИВЕРСИЯ

Научно-фантастическая повесть

Печатается с сокращениями

ТУННЕЛЬ В ПРОШЛОЕ

Он стоял неподвижно, взгляд его остановился на Владиславе. Человек был смугл и худощав. Темные, необычайно выразительные глаза смотрели строго. В нем были серьезность, благородство и какое-то царственное спокойствие. Лицо, еще совсем юное, поражало совершенством, одухотворенностью. Темные прямые волосы спускались на плечи, голова была непокрытой, а из одежд лишь короткая полосатая юбочка.

– Я узнаю, – пораженный Владислав сделал несколько шагов навстречу незнакомцу, – это тот, кого мы назвали фараоном Тутанхамоном?

– Да. Но только успокойтесь, я вижу, вы взволнованы. Он не воскрес, конечно. Это лишь точное воспроизведение его внешности по сохранившимся останкам... это как бы туннель в прошлое. И это не единственный способ.

– Но глаза, они живут, видят.. Это невероятно.

– Вы можете подойти поближе и кое в чем убедиться. Как видите, его сложение, лицо, череп – более" совершенны, чем у многих наших современников. А значит, и развитие было не ниже нашего. Я не имею в виду технический прогресс, это в человеческой жизни далеко не главное.

Не думайте, что нам удалось воспроизвести только его внешность. Натура, характер, темперамент теперь тоже в какой-то степени известны.

Владислав рассматривал Тутанхамона, испытывая нечто похожее на суеверный страх. Он не осмелился прикоснуться к нему -тело фараона казалось таким живым.

Нежин был доволен произведенным на Владислава впечатлением. Он неторопливым движением погладил бороду:

– Считалось, что этот фараон ничем себя не прославил, разве только тем, что был правителем Египта. И был прекрасен... Вы видите, каков он.

Сохранившиеся фрески хоть и имеют некоторое сходство с ним, но слишком условны, стилизованы. Но историкам прежде не удалось угадать, какую незаурядную личность потерял тогда Египет Давайте еще кое-что посмотрим.

Пространство раздвинулось, в глубине – необыкновенный сад, деревья и кустарники в форме геометрических фигур, башен и пирамид. Тутанхамон прошел аллеей, сел на скамью, развернул свиток и стал, поглядывая в него, чертить на прямоугольнике, засыпанном песком, какие-то формулы. Затем встал, отдал распоряжение невидимому слуге, и через несколько секунд явилась группа военачальников.

И вдруг заговорил Тутанхамон. Владислав подумал, что это "голос за сценой", но нет – говорил фараон, едва слышны были еще и птичье щебетание, и шум воды, падающей в фонтане. Голос фараона приятный, но выражение его лица, жесты, обращение к подчиненным – во всем – мужественный повелитель.

После короткой речи фараона военачальники с поклонами удалились.

Немного погодя Тутанхамон тоже скрылся в глубине сада.

– Что это? Поставлено театром? Что он говорил?

– Разбирал ошибку одного из военачальников. Этот эпизод нам удалось вызвать из прошлого. Пока это очень сложный процесс. Так, нам удалось узнать – несмотря на свою короткую жизнь, Тутанхамон создал трактат о дипломатии, который свидетельствует о его незаурядном уме государственного мыслителя. Он ведь был отравлен, это удалось установить только теперь.

– Но почему, Назим, вы храните все в тайне? Ради кого и чего вы это делаете? Ведь это дает фантастические возможности для науки, для развития человечества.

– Всему свое время, мой друг... Всему... Поспешное обнародование многих открытий принесло немало бед человечеству... Каста египетских жрецов состояла из умных и мудрых людей, она хранила в тайне многие чудесные знания и использовала их разумно. Но кого бы вы хотели увидеть еще?

– Солнечного фараона, если это возможно.

Появился высокий, болезненного вида человек. Прямой, довольно широкий нос, крупный, красиво очерченный рот, лоб высокий, заметно сдавленный в висках, выступающие правильные полукружья надбровных дуг.

Владислав жадно всматривался в лицо "солнечного" фараона. Он пытался найти разгадку его необычайной жизни в чертах его лица, в выражении глаз.

Заметно выступающий подбородок и пристальный взгляд явно говорили о сильном, волевом характере. Эхнатон мог бы сойти за современного человека европейской расы. Он не был темнокожим, как Тутанхамон, а коротко остриженные волнистые волосы были темно-русыми.

– Мне не верится, что он жил так давно... И почему в какие-то мгновения жизни мы жаждем слиться с теми, ушедшими? И так страдаем от невозможности этого. Расскажите мне о нем.

– Замечу, что, изучая натуры властелинов, я не встретил среди них носителей христианских добродетелей. Они имели здравый взгляд на вещи: врагов предпочитали уничтожать, а не играть с ними в затяжную игру, ныне называемую дипломатией. Впрочем, и это тоже у них было...

Все, что мешало их власти, они сметали. Не думайте, что этот фараон был иным. Может быть, он был бы и добрым и мягким – не будь фараоном... Человек он был чувственный и вспыльчивый. Мы видим его в трудное для него время.

Пока Нежин и Владислав говорили, Эхнатон прошел к бассейну. Он был задумчив. Маленький черноволосый мальчик с венком на голове нерешительно приблизился к нему. Он держал белого голубя. Фараон не сразу заметил его и, лишь когда малыш подошел к нему совсем близко, очнулся, положил руку на голову мальчика. Мальчуган просиял и протянул ему голубя. Эхнатон снял с его лапки кольцо, достал записку и прочитал. Улыбка лишь на миг смягчила его грусть.

– Но вот же, видно, что он мягкий человек...

– Это такая минута, по ней нельзя составлять мнение о характере. Вспыхнул верхний свет, фараон исчез.

Владислав, потрясенный и опечаленный, как-то нерешительно обратился к Нежину:

– Мне так не хочется расставаться с ним, словно я знал его при жизни.

– Вы слишком впечатлительны... Я теперь пришел к выводу, что люди обязательно повторяются в каких-то определенных поколениях, хотя это вступает в некоторое противоречие с законами генетики, как мы их до сих пор принимали. Видимо, здесь что-то не удалось уловить, какую-то периодичность. Так что все в конце концов повторяется... Я уже имею многие материалы, и исторические, и современные, о двойниках, – это невероятно интересно. Настанет время, и вы увидите своего двойника...

– А сейчас можно? (О своем двойнике Владислав решил не говорить.)

– Пока нет. Я еще не сформулировал, не обобщил выводы. Этот аспект лишь часть будущей теории. Ведь почти уже доказано – теперешняя цивилизация не первая на Земле. Многое как бы перекинуто в нынешнее наше существование. И повторение образов людей -часть разгадки передачи из того далека знаний, догадок, повторений.

– А вы, Назим, нашли где-нибудь в далеких веках своего двойника?

– Пока нет, но надеюсь, что найду. Двойники иногда появляются в одно время, об этом свидетельствуют и историки. Не так уж редко это происходит. Возможно, что и у вас есть двойник. Попробую его поискать.

– Простите, Назим, сейчас мне трудно говорить об отвлеченных предметах, я весь под впечатлением увиденного. Трудно поверить, что это не театр.

– Никакого театра. Строго научные эксперименты. Кого бы вы хотели увидеть еще?

– Мне близок и дорог образ царицы Нефертити. Я читал о том, что люди, узнав о ее существовании тысячелетия спустя, проникались к ней симпатией. Покажите ее, если это возможно.

Из полумрака вышла женщина. Легкий наклон головы, тонкая рука касается тяжелого ожерелья. Где же в ней царственное величие? К тому же она небольшого роста, и для властительницы слишком скромен, ее вид. Нефертити приподняла голову. Глаза ее, прозрачные, зеленоватые, словно заглядывают в душу. Слабая гибкая фигура и узковатые покатые плечи – все видится совершенным, а стройная шея несет гордую прекрасную голову. Нефертити прошла в дальний угол зала с колоннами из блестящего черного камня к огромным каменным вазам, опустилась на колени, подняв руки. Она молилась. Голова склонялась все ниже и ниже.

Закрыв лицо руками, она замерла в этой позе. Царица не произнесла ни слова, а Владислав жаждал услышать ее голос, он забыл, что присутствует при удивительном воспроизведении давно ушедшего момента жизни, далекого загадочного государства. Он едва не заговорил с царицей. Нежин опустил руку на плечо Владислава:

– Понимаю вас... Теперь я привык, а раньше проводил здесь долгие часы.

– Я не могу назвать видимое мной сейчас просто изображением. Это переворот в осознании мной мира, жизни, прошлого и будущего. Я сейчас другой -не тот, что еще недавно шел сюда с вами. Теперь я буду тосковать, не видя этой чудо-женщины, буду страдать в разлуке с ней..

– Видите ли, я знал, что произойдет как бы раздвоение сознания.

Мы изучаем сейчас это явление, задача сложна, пока мы добились немногого. Появилась гипотеза, что человек может одновременно жить в нескольких временных периодах, причем с присущим сознанием и одного, и другого, и третьего времени. Предельное число этих временных ощущений, понятий и мировоззрений нам пока установить не удалось. А Нефертити... Если ваша душа так тянется к ней: я подарю вам ее объемное изображение, вы будете видеть ее в любое время так же, как здесь.

– Благодарю вас!

– Но только с одним условием...

– Заранее согласен его выполнить...

– Хорошо.. посмотрим еще.

Под ослепительным солнцем широкая улица с величественными дворцами. Толпы людей стараются укрыться в тени зданий. Движется процессия: впереди всадники на черных скакунах, под огромными опахалами. Слышны приветственные крики толпы. Темнокожие великаны несут роскошные носилки в них юная девушка. Тяжелый головной убор, массивные ожерелья и браслеты кажутся непосильной ношей для нее.

Лицо густо покрыто гримом. За носилками следует многочисленная свита. Девушку вносят под своды дворца. Среди высоченных стен и массивных колонн ее фигурка кажется кукольной. В глубине дворца медленно раскрываются двери, и в сопровождении жрецов входит юный Эхнатон.

Девушка спускается с носилок, Эхнатон подходит к ней, берет за руку.

Они смотрят в глаза друг другу и забывают об окружающих, обо всем на свете – они одни в мире. И, наверно, все приближенные понимают это, и оттого такая тишина.

Зал, где находятся Нежин и Владислав, заволакивает колеблющийся туман, но он рассеивается, и они видят, как Нефертити в легком одеянии, полная радости, танцует перед Эхнатоном. Кажется, она движется без малейших усилий, так естественны движения-она сама музыка, молодость, гармония. Кончается танец, Эхнатон обнимает ее бережно, и так замирают они, безмерно счастливые и прекрасные.

И опять колеблющийся туман скрывает их... А за этим уже совсем другое: исхудавшая, увядающая Нефертити с погасшим взглядом полулежит на ложе. Жрец подносит ей кубок, видимо, с лечебным снадобьем, но она движением руки отстраняет его. Жрец удаляется. Она одна. Смотрит на свои руки, снимает с них перстни, кладет руки на грудь и закрывает глаза, должно быть, надеясь хоть во сне обрести покой.

Потрясенный увиденным, Владислав молчит Не нужны слова. В нем все еще та жизнь, из которой он нетсочет сейчас уйти.

Владиславу хотелось в рисунках частично передать видения в "покоях фараонов", сделать хотя бы несколько набросков Нефертити. Но странно, как он ни старался, все вспоминалось туманно, расплывчато, отрывочно.

В какие-то мгновения образы становились более четкими; он сейчас передаст их на пластильне. Но изображение Нефертити получилось банальным, опошленным миллионами повторений. А образы Тутанхамона и Эхнатона отдалились, словно он видел их очень давно и смутно. Владислава это расстроило, от утреннего радостного настроения не осталось и следа.

Он сообщил Назиму о своем отъезде. Но наступило завтра, и он решил "спокойно пожить здесь еще день..."

Случилось в один из дней, что Нежина попросили куда-то зайти, и Владислав остался один. Он рассматривал "вертушку" – аппарат, который показывал поэтапное производство раскопов и вносил объяснения о находках. На столе лежала какая-то пластина. На ней кнопки. Владислав тронул одну, раздалось едва слышное пощелкивание. Он прижал три, поставил пластину вертикально, направил пучок света на стену. На стене появилось изображение, Владислав даже испугался – на нем те две фигуры египетского стилизованного рисунка. Владислав тотчас же узнал его.

Даже пятно в левом углу... Да ведь это тот рисунок, который он видел у дяди Якова, еще при его жизни, а потом он куда-то пропал... Тогда он был еще маленький, но все же помнил, как дядя Яков рассказывал маме, что эта пластина с рисунком таит с себе необычайно интересные сведения и представляет огромную ценность.

Владислав не услышал, как вошел Нежин. Увидев изображение, он тотчас же отключил аппарат:

– Это вряд ли вам интересно..

– Наоборот. Представьте... этот рисунок... он мне хорошо знаком. У моего покойного дяди, Якова Покровского, был, я уверен, именно он. Но как он попал к вам? Совсем недавно он мне несколько раз почему-то вспоминался, причем так отчетливо.

– Может быть... может быть... А попал ко мне? Вероятнее всего, был опубликован где-то в печати. Так, один из тысячи...

– Но что он обозначает?

– Это что-то по подсчету годовых доходов одного из фараонов...

Вечером Владислав прошел в мастерскую, чтобы собрать этюды, приготовиться к отъезду. Он хотел здесь же набросать на пластину что-то нужное, чтобы не забыть. Но сейчас же забыл, что именно он собирался нарисовать. Он только знал, что это "что-то" ему нужно удержать в памяти, и видел он это нужное сегодня. Но что же это с ним? Боже, он же все, все забыл...

Утром Владислав проснулся, забыв о вчерашнем волнении. После завтрака они прошли с Нежиным в кабинет. Нежин подал Владиславу маленькую шкатулку:

– Это то, что вы хотели иметь.

Владислав поднял крышку. В прозрачном кристалле изображение Нефертити. Нежин показал, как нужно находить увеличение и "сход" изображения. Владислав бережно уложил "сувенир" в сумку. Затянулась неловкая пауза. Ее прервал Владислав:

– Я все хотел вас спросить, почему вы называетесь Назимом Нежиным, а не вашей настоящей фамилией Дадышо и именем Джоди?

– О, это грустная история. В молодости я любил русскую девушку, но она погибла, и в память о ней я взял вторую фамилию Нежин и имя Назим, так она меня называла. Мое имя Джоди ей не нравилось.

– Вы даете мне слово чести, что никто, кроме вас, этого изображения видеть не будет. Даже самые близкие люди. Но этот запрет до определенного времени. Вы уже дали слово...

СМУГЛАЯ ЖЕНЩИНА

О распространении "черного психоза", болезни неведомой до сих пор человечеству, говорили всюду. Страх сковал людей. Даже в салоне леди Маргарет Галь, хотя никто из круга ее приближенных не заболел, в торжественный праздничный вечер, такой увлекательный и блистательный, нашлись гости, которые, собравшись в круг, вели разговор о болезни.

Леди Маргарет, проходя с доктором Нежиным мимо собравшихся, вдруг остановилась и обратилась к Нежину:

– Господин Нежин, моим гостям и мне хотелось бы узнать ваше мнение об этой зловещей болезни.

– Что могу сказать я, если ни один ученый из руководства "Единства" не может на это ответить. И более того, именно из их числа заболели уже несколько человек, а причины заболевания до сих пор не известны.

Маргарет сочла нужным заметить:

– Мы забываем о Божественном разуме и могуществе. Пришло время молиться и вверять ему свои жизни.

После бала Маргарет пригласила Нежина, Трачитто и Мориса в свои менее обширные покои.

– Как вы считаете, друзья, удачно ли прошел вечер?

– Прекрасно! – Трачитто хлопнул в ладоши. – Вот бал, так бал.

– Вот, Назим, вам не угадать, какой сюрприз я приготовила. – Маргарет загадочно улыбнулась. – Решила принять ваше давнее приглашение. Буду у вас в Швейцарии на днях.

Нежин встал, по-восточному приложил руку к груди, склонился в поклоне:

– Наконец... Я немедленно отдам распоряжения... Кто прибудет с вами?

– Всего одна служанка... может быть, Морис согласится поехать со мной?

У ИСТОКОВ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Теперь Мария Яновна уже не сомневалась, что лишь болезнь "перекрыла" любовь Владислава к Анне. Эта девушка с милым, ровным характером действовала на Марию Яновну поистине благотворно. Анна оказалась неоценимой помощницей в уходе за больным– В ее руках все спорилось без суеты и нервозности.

Владислав мог работать лишь полулежа. Иногда он не замечал Анну, бывало, что принимал ее за мать. Но теперь это не причиняло ей той острой боли, как вначале.

Анна промывала кисти Владислава, часто поглядывая на него. Сегодня он был в заметном возбуждении, и она с нетерпением ждала прихода Григория Алексеевича.

– Оставьте меня одного и не беспокойте...

Владислав не бредил, он обращался к ней-они были одни в мастерской. Анна замешкалась, не зная, как поступить. Взгляд Владислава был вполне осмысленным – он смотрел на нее.

– Пожалуйста, оставьте меня...

Анна поспешно вышла, прикрыла дверь, но не решилась отойти – должен Прийти врач. Она услышала голос Владислава, и ей показалось, что он зовет ее. Войдя, Анна остановилась пораженная: Владислав держал какой-то прозрачный предмет, и в его луче, словно сотканная из светящегося тумана, но быстро принимая почти физическую материальность, появилась женщина.

Владислав заметил Анну: мгновенный взмах руки, изображение исчезло, но глаза Владислава выражали сильнейший испуг. Он мелко дрожал, дышал тяжело и прерывисто. И все-таки какое-то радостное чувство на миг осветило лицо, он шагнул навстречу Анне и восторженно, как когда-то, выдохнул:

– Аннушка, девочка моя,.. – Но тотчас же черты его исказились, губы посинели, он побледнел, выкрикнул в ужасе: -Как вы смели?! Я же запретил!.. Уходите!

Анна выбежала из мастерской почти в беспамятстве, хотела позвать Григория Алексеевича, но тотчас опомнилась и опустилась в кресло.

"Женщина, женщина... Зачем я так? Может быть, это для картины... Но почему испуг? Что за проблеск чувств ко мне и тут же злоба, грубость?"

Она, невзирая на запрет, вошла в мастерскую. Владислав лежал в кресле, запрокинув голову. Анна не увидела прозрачного предмета, кристалла, когда Владислав держал его, сверкали грани... Анна вызвала Яронских, сделала больному массаж головы и рук, ввела распылителем препарат.

Григорий понял – случилось что-то необычное.

– Что с ним?

– Я не поняла, – Анна уже овладела собой. – Нужно пригласить Марию Яновну и папу. – Она приготовила аппарат для записи.

Выслушав Анну, Юлий Семенович, как говорила иногда Анна, сразу "вышел из берегов":

– Чертовщина, мистика. Изображение неизвестной женщины... суть в том, как он его получает и почему держит в тайне. Думайте... думайте...

Но хоть кого-нибудь напомнила тебе эта женщина?

– Нет. Она восточного типа, смуглая... не современная, почти обнаженная... Но как прекрасна... – Голос Анны предательски задрожал, и Мария Яновна поспешила вмешаться:

– Уверена – тебе просто показалось, не успела разглядеть...

Яронских еще раз прослушал запись Анны.

– Этот проблеск чувств к Аннушке... Испуг, очевидно, вызван страхом, полагаю, внушенным больному. Нужно найти этот кристалл, хотя копаться в чужих вещах – занятие не из благородных. Подождем пока привлекать к поиску посторонних, попробуем сами...

– Черт возьми, сплошные загадки... не могу отказаться от мысли, что в этом есть связь с болезнью, с ее возникновением... Эх, Анка, тебе бы повести себя иначе, похитрее...

Яронских пригласил Юлия Семеновича на проведение сеанса гипноза. Они отослали женщин из мастерской и остались с больным.

Владислав не замечал их присутствия. Когда он впал в дремотное состояние, Григорий погрузил его в гипнотический сон.

– Где вы храните прозрачный кристалл и почему пользуетесь им втайне? Кто дал вам его? Для чего?

Больной морщил лоб, дергался, но не отвечал.

– Назовите имя женщины, с которой познакомились в Швейцарии.

– Никакой женщины не знаю, все слуги у Нежина – мужчины.

– Почему вы не вызывали ни разу по видео ни мать, ни Анну?

– Не мог, не мог... не знаю... забыл... не хотел...

– Почему вы надолго задержались у Нежина?

– Не мог уехать... Что-то важное...

– Отвечайте, отвечайте, – Яронских говорил повелительно. – Напрягайте память, напрягайте... Вам Нежин или кто-то другой запретили помнить о событиях, полученных знаниях, встречах?

– Он..., Назим... не велел, взял слово, но что, я не могу, не знаю...

Больной сильно побледнел, страдание исказило лицо.

Григорий прекратил сеанс, погрузил больного в спокойный сон.

Таинственный кристалл Климанов и Яронских без особого труда обнаружили в маленьком тайнике письменного стола Владислава. Ни свойства, ни состав, ни строение кристалла не были им известны. Внешний осмотр ничего не дал прозрачный кристалл, в него вплавлена пластина с изображением Нефертити. Удалось выяснить лишь одно -такое изображение царицы неизвестно ни археологам, ни искусствоведам.

Кристалл в руках Яронских. Попытки получить объемное, увеличенное изображение царицы оказались безрезультатными. Пришлось смириться с тем, что без хозяина "игрушки" ничего не получится. Яронских вставил кристалл в черный футляр из упругого материала. Пытаясь закрыть странной формы крышку, наклонил его. И словно в столбе лунного света возник образ царицы, но тут же и исчез. Яронских нашел нужный угол наклона – изображение появилось снова. Оба исследователя смотрели на него как завороженные. Но вскоре Яронских ощутил признаки знакомого состояния; приступ тоски и слабость, точно как при воздействии картин Покровского. Созерцание прекрасной женщины таило опасность. Яронских поспешил убрать кристалл в тайник. Неприятное ощущение и слабость, казалось, растекались по телу. Они еще не вполне освободились от наваждения, когда проснулся Владислав. Он с трудом поднялся и направился к письменному столу, не замечая их, но не дошел – без сил опустился на пол. Мужчины уложили больного, оказали помощь. Яронских вызвал Анну.

Юлий Семенович еще чувствовал слабость, говорил, не сразу находя нужные слова.

– Срочно сообщите в центр, что кристалл и есть тот излучатель. Мы должны проследить и определить его влияние на Покровского. Отдайте распоряжение подготовить аппаратуру и вести наблюдение круглосуточно.

Прибыли сотрудники из Медицинского центра, их разместили недалеко от дома Покровского. Решили, что непосредственное наблюдение проведут Климанов и Яронских.

На четвертые сутки, в одиннадцать часов ночи, больной стал проявлять беспокойство, казался возбужденным, осматривался по сторонам, а затем как бы по чьему-то приказу встал и, словно сомнамбула, направился к тайнику. Достал кристалл, вызвал изображение Нефертити, заговорил:

– Я еще жив... ну, ответьте... жив? Или мне чудятся близкие, кажется, они посещают меня... и моя Анна... Но их нет... они там...

Взгляд больного несколько оживился, стал более осмысленным.

– А! Мои картины... посмотрю...

Он достал со стеллажа картины, посмотрел, перебрал рисунки. Бросил все в беспорядке, присел на стул, не сводя взгляда с изображения царицы.

– Да-да, знаю – должен работать, работать... видения, одни видения.., устал...

Больной пошатнулся, кристалл выпал из рук, исчезло изображение царицы. Климанов и Яронских все это время находились в мастерской, скрытые ширмой. Действие излучателя быстро сказалось на их самочувствии.

Владислав потерял сознание. Яронских приставил аппарат "отключения" к его затылку. Теперь Владислав будет жить во сне... теперь можно...

ЖИЛ ТАКОЙ ПРОФЕССОР СЕДОВ...

Эта загадочная история несколько лет волновала ученых, но в конце концов, как и многое на свете, забылась. Некоторые пришли к мысли, что в основе своей это выдумка. Но они были не правы. Один из немногих друзей Седова и после смерти ученого продолжал утверждать, что в этой истории нет и капли вымысла.

Прожив несколько лет в странах Африки, Седов дольше всего находился в Египте. Он был, что называется, ученый-универсал: психолог, археолог, историк, врач и, помимо этих, имел еще немало других специальностей. В научной работе ему помогало знание многих, в том числе древних, языков, а в письменности Египта он разбирался словно в отечественном букваре. Он не любил сенсаций, не публиковал свои труды скороспелыми, они должны были, по его мнению, прежде чем "увидеть свет", "отлежаться", "обрасти" убедительными аргументами.

Седов был человек не только серьезный, но даже в какой-то степени и нелюдимый. Всю силу страсти, привязанности, верности он отдавал науке и презирал "выскочек" От науки, болтунов и людей "поверхностных". Он был порой резок, непримирим к ним, отчего имел немало врагов. О своих открытиях он помалкивал до той поры, пока его, как он выражался, "не припекало". По воспоминаниям друга, Седов после возвращения из Египта засел в "домашней лаборатории". Научные учреждения – академия и институты оказывали ему всяческую поддержку. Самая бурная научная деятельность Седова началась, пожалуй, с момента его знакомства с Яковом Покровским, дядей Владислава Покровского. Встретились они в Египте. Некоторое время работали вместе, но ничего не публиковали и, более того, свои изыскания держали в тайне. Затем они расстались; друзья не очень уверенно предполагали, что размолвка произошла из-за немого, о чем в то время Седов упомянул лишь мельком, не вдаваясь в подробности.

Когда Яков Покровский умер, Седов ездил к его родным, и друзья помнят, что, возвратившись оттуда, он однажды показал им рисунок, найденный в Египте. На нем изображения двух человек и рядом множество знаков. Показав рисунок, он спрятал его в сейф.

– Вот только теперь мне, может быть, удастся развязать этот хитросплетенный узел, а ключ к этому -в рисунке. Но сначала как следует продумаю, не принесут ли эти знания вред человечеству. Да-да, посмотрю и подумаю хорошенько, стоит ли отдавать все это в руки не всегда разумных людей...

Несколько лет Седов работал со своим немым помощником; друзья не знали, над чем они трудятся. Лишь однажды разговор зашел о стихийности действий массы людей, о влиянии отдельной личности на события. Разгорелся спор, приводились примеры, опровержения. Седов слушал, больше помалкивал и только потом сказал:

– Все ваши разговоры – детские рассуждения. Вот древние психической энергией могли управлять...

Прошло полгода после этой встречи с друзьями, как Седова обнаружили мертвым в его лаборатории. Медицинская экспертиза дала, заключение, что он умер во время сердечного приступа – болел уже давно.

Смерть не была насильственной.

Не могли найти немого помощника Седого, он исчез бесследно. Исчезли все труды Седова, ни одной страницы его записей, даже черновика завалящего не осталось. Казалось загадкой, что при современных возможностях расследования не могли найти немого помощника и труды Седова.

ПОХИЩЕНИЕ

Катя приподнялась на кушетке. "Значит, меня похитили..." Она осмотрелась. Комната просторная, с высокими потолками с лепниной. Много растений. Слева на стене, рядом со старинным массивным шкафом, большой гобелен со сценкой в духе семнадцатого века: на лугу хоровод девушек, в тени под деревом собака, с ней играет юноша, рядом девушки плетут венки. Цвета розовые, золотистые, зеленые. В углу комнаты высокое трехстворчатое зеркало с туалетным столиком – такое теперь увидишь лишь в музее. Много книг, явно старинных: толстые фолианты в кожаных переплетах со стершейся местами позолотой. Сверху, на полках, вперемежку с книгами, скульптурные группы из фарфора, выдержанные в стиле всей обстановки.

Катя привычно всунула босые ноги в легкие домашние туфли. Ее платье и белье висели на видном месте. Но пижама на ней чужая. Ее внимание привлекли картины: Ватто, Фрагонар, Буше. Она двигалась по комнате нарочито замедленно, не сомневаясь, что кто-то наблюдает за ней, глядя на экран. "Пусть поломают голову... небось думали, что я брошусь к окну или стану рваться в дверь и призывать на помощь..."

К окну она подошла. Увидела пышные кроны деревьев, клумбы с цветами и пепельно-голубое небо. Обстановка самая мирная. Настораживала лишь тишина -в небе не видно воздухолетов. "Не в темницу же я брошена в разорванных лохмотьях. Вполне в духе времени – плен с полным комфортом, в этих старомодных уютных покоях". Но как произошло все это? Ни одного воспоминания... Последнее, что запечатлелось, – ее разговор со школьником. Они стояли у ее картины "Дом в океане", и мальчик рассказывал, как они с отцом были в океаническом городке неподалеку от Владивостока. "Дальше ничего, ни проблеска... Нужно думать, как вести себя теперь... Хочется выпить чая..."

Катя прошла в кухню. Создавалось впечатление, что за домом следит добросовестная хозяйка – чистота, в продуктах недостатка нет. "Нужно поесть, не будут же они меня немедленно травить, раз водворили сюда".

Она приготовила завтрак, выбрав овощной салат, яйцо и немного сметаны. Заварила чай. Позавтракала на кухне, прошла в комнату, открыла шкаф. В нем несколько платьев и еще кое-что из одежды. Прикинув, Катя решила, что все соответствует ее размерам. Включила видеообозреватель, осмотрела прилегающие к дому места. Люди не появлялись. Она спустилась с верхнего этажа, прошла верандой В сад. Был приятный день, солнце, словно полуприкрытое легкой завесой, посылало мягкий ровный свет. Несмотря на безветрие, жары не было. Катя решила сразу же определить границы своего заключения – в том, что они были, она не сомневалась. Дорожка, присыпанная красноватым песком, привела ее к поляне с ветвистым старым дубом. Она смело пересекла ее и очутилась перед полосой подрезанного декоративного кустарника. Но стоило ей приблизиться к нему, как тело закололо, словно в него вонзились тысячи иголок, а ноги перестали повиноваться. "Здесь и есть граница, дальше не двинешься. Где же я примерно нахожусь? Кипарисы, дом увит виноградом, уединенная вилла, тайна, тайна..." Катя прошла к дубу, села на скамью под ним и стала ждать. Чего? Должен же появиться кто-то, кто запрятал ее сюда. Так она сидела, будто бы спокойная, вертела в руках травинку с видом вполне независимым, но внутренне была скована возможной встречей с неизвестной опасностью.

Вспомнились события прошедших дней. Выставка заинтересовала зрителей, вызвала много отзывов в прессе и видео. Похитители дали ей время на это, явно рассчитав, что ее исчезновение во время выставки будет слишком сенсационным. Но и ждать долго они, видимо, почему-то не могли. И как только экспозиция была свернута и картины упакованы, ее срочно украли. В тот день мальчик, сын служащей выставочного зала, попросил ее побеседовать со школьниками – его приятелями. И вот... она здесь.

Человек, по-видимому, точно знал, где ее найти. Он шел к ней не оглядываясь, неторопливо, спокойно. Подойдя, доброжелательно улыбнулся, словно был с ней давно знаком и именно здесь она назначила ему свидание. Протянул руку. Своей руки Катя не подала. Он укоризненно покачал головой, заговорил по-русски почти без акцента: