Текст книги "Последний рассвет одиночества"

Автор книги: Людмила Ситникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 12

Виктор зашел в комнату дочери с заискивающей улыбкой на губах.

– Папка! – Оксана бросилась к отцу. – Я тебя ждала, хочу кое о чем попросить.

– И у меня к тебе разговор. Кто начнет первым?

– Давай я. – Ксюша усадила отца на кровать и, косясь на дверь, будто боясь, что та в любой момент откроется и в спальне появится разгневанная бабушка, зашептала: – Пап, мы с бабушкой были сегодня в магазине. Она накупила себе несколько кофт, а мне… – девочка сморщила нос, – страшное платье.

– Показывай.

– Фу! – Оксана кивнула в сторону кресла. – Вон оно, смотреть не на что. Я ее просила купить другое, но она начала кричать, что в таких нарядах мне ходить рано. Папка, а то платье было такое клевое. Совсем как у Инги. Ну почему ей родители разрешают ходить в красивых вещах, а я должна одеваться в шмотки, которые мне выбирает бабка?

Отрешенно глядя на раскрасневшееся лицо дочери, Леонтьев пообещал:

– Намек понят. Завтра Олег отвезет вас с Милой в магазин, купишь все, что пожелаешь.

Ксюша дотронулась до мочки уха.

– Почему обязательно ехать с Милой? Меня может отвезти Олег, а выбирать вещи я буду самостоятельно.

– Нет, такой вариант меня не устраивает.

– Ну, папка…

Виктор прервал дочь вопросом:

– Ксюш, тебе нравится Мила?

– Не очень. Скорее нет, чем да.

– На то есть веская причина?

– Не знаю, она странная и хочет всем угодить.

– Разве это плохо?

– Почему ты про нее спросил?

Виктор лег на спину.

– Мы уже давно живем одни… без мамы. Ты у меня взрослая, значит, я могу говорить с тобой откровенно. Дочь, вы с Ниной два самых дорогих для меня человечка.

– А бабушка?

– Она тоже. Но жизнь так устроена, что мужчине необходимо присутствие женщины. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, папка. – У Ксюши расширились зрачки.

Сжавшись в комок, она искренне желала, чтобы отец как можно скорее завершил начатый разговор и ушел. Она боялась, боялась слов, которые неминуемо слетят с губ родителя.

– Мне кажется, – продолжал Леонтьев, – вернее, я в этом уверен: на моем пути появилась подходящая женщина.

– Кто? Кто она? – Оксана начала задыхаться. – Ты говоришь про няньку? Нянька – та женщина?

– Да. Мы с Милой любим друг друга и в скором времени собираемся пожениться.

В спальне воцарилась тишина. Виктор пристально смотрел, как Оксана заламывает пальцы. По ее лицу было трудно догадаться, какого рода мысли витают в ее головке.

– Нет, папка, нет, – выдохнула девочка. – Не надо, прошу тебя, не надо жениться на Милке. Не бросай меня, папка. Я тоже тебя люблю. Больше, чем она.

– Глупенькая, я вас не бросаю, мы по-прежнему будем вместе, только теперь в нашей семье появится мама.

– Не хочу! Не хочу новую маму! Она мне не нужна! Моя мама умерла – и другой не будет!

Леонтьев взял дочь за руку, но Ксения, вывернувшись, бросилась вон из комнаты.

– Ксюша! Не убегай! Остановись!

Оксана закрылась в кабинете и просидела там два часа кряду. Когда она появилась в гостиной, обеспокоенный Леонтьев метнулся навстречу дочери.

– Если ты женишься на этой, я тебя больше не люблю. Ты не мой папка. – Переступая через две ступеньки, Оксана скрылась на площадке второго этажа.

Следующей «счастливицей», с которой поспешил поделиться новостью Леонтьев, оказалась Алла Леонидовна. В отличие от внучки Алла, услышав известие, не стала закатывать истерик. Вместо этого она сложила руки на груди и громко расхохоталась.

– Витя, ты выбрал не самый подходящий момент для шуток. Я не расположена к веселью.

– Я не шучу, мама. Мы с Милой подаем заявление.

– Ты хорошо подумал, прежде чем ставить крест на своей жизни? Не спорю, тебе нужна женщина, но Людмила… Извини, мне смешно. Кто она такая? Воспитательница? Виктор, раскрой глаза, Алимова не нашего круга, она простушка.

– Не припомню, чтобы в нашей родословной были особы голубых кровей. С каких пор ты причислила нас к высшему обществу? Забыла, как лет десять-пятнадцать назад мы жили в обычной блочной многоэтажке, абсолютно ничем не выделяясь из толпы?

– То было раньше, и я не собираюсь окунаться в воспоминания.

– Короче, я поставил тебя в известность.

– Ты поставил меня перед фактом! – взвилась Алла. – А это, мой дорогой, разные вещи.

– В любом случае теперь ты в курсе.

– Но я против этого брака! Я не дам согласия.

– Мам, мне твое благословение не нужно, я не мальчик. Давай не будем ссориться. Постарайся понять, мне нравится Милка, и я горы сверну, но добьюсь ее.

– Она польстилась на твои деньги!

– Милка – моя судьба.

– Судьба? Витя, ты молодой, красивый мужчина. Оглянись вокруг, посмотри, сколько девушек. Поверь мне, любая из них почтет за честь, если ты предложишь ей свою кандидатуру в качестве мужа. Выбирай лучшую. Не губи себя.

– Мне нет дела до других девушек, у меня есть моя – Милка.

– А дети? Подумал, как твой бред воспримет Оксана?

– Мы уже разговаривали.

– Ты с ума сошел! Уже?! Когда? Как она отреагировала?

– Почти как и ты.

– Вот! Что и требовалось доказать. Ксюшка никогда не примет Алимову, а после всего случившегося возненавидит ее лютой ненавистью. Ты совершаешь большую ошибку, Витя. Смотри, как бы не пришлось выбирать между дочерью и пассией. Девчонки успели лишиться матери, хочешь лишить их отца?

Леонтьев вышел в коридор:

– Спокойной ночи, мама.

– Спокойной? Да я сейчас умру от сердечного приступа.

– И еще. – Виктор понизил голос до шепота. – Я отлично знаю твой характер. Поэтому прошу, не стоит плести интриги, и ради всего святого, не старайся насолить Миле.

* * *

Для Людмилы настали поистине тяжелые дни. Ощущая себя персоной нон грата в особняке Леонтьева, она изо всех сил старалась не пасть духом и по возможности не показываться на глаза матери Виктора.

Общение с Оксаной, которое и раньше нельзя было назвать идеальным, окончательно сошло на нет.

Теперь Алимова проводила время исключительно со счастливой Ниночкой. Даже за обедом они сидели в столовой вдвоем. Алла с Оксаной наотрез отказывались находиться с «нахалкой» в одном помещении.

Виктор был не в силах переубедить мать. Доказывать Алле, что Людмила совсем не меркантильная особа, охотящаяся за состояние Леонтьева, было делом гиблым. В один из разговоров с сыном Леонтьева заявила:

– Ты попался, попался в ее ловко расставленные сети. Она тебя охмурила, а теперь обхаживает Нинку.

– Мы с тобой неоднократно говорили на эту тему. Я не собираюсь толочь воду в ступе.

– Сынок, – Алла Леонидовна дотронулась до затылка, – опомнись. Не делай глупостей, хотя бы раз в жизни прислушайся к моим словам. Я ведь желаю тебе добра.

– Добра? А что в твоем понимании есть добро, мама?

– Хочу, чтобы мой сын был счастлив и ему не пришлось в будущем горько жалеть о содеянном.

– Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что раньше позволял тебе вмешиваться в мою жизнь. Вспомни наш брак с Татьяной. Ты же постоянно влезала в наши отношения. Давала советы, учила, как правильно жить, что делать и чего не делать.

– Я действовала из благих побуждений.

– Не уверен. Так же как не уверен сейчас в твоей искренности. Я взрослый человек, вдовец, у меня две дочери. Неужели ты считаешь, что я буду жить твоим умом?

– Не искажай мои слова, – злилась Алла. Теперь она приложила руку к груди. – Ох, сердце в последнее время пошаливает. И головные боли донимают.

– Если у тебя проблемы со здоровьем, я могу устроить тебя в клинику.

Не ожидавшая услышать подобного, Леонтьева замерла:

– Что? А ну, повтори.

– Прекрати разыгрывать спектакль. Болит сердце – ложись в больницу. На меня твои уловки не действуют. Нравится тебе или нет, Милка станет моей женой. И лучше тебе смириться с этим, в противном случае…

– Интересно, что же будет в противном случае?

– В городе у нас есть трехкомнатная квартира, возможно, тебе там будет намного лучше.

Алла выдвинула последний и, как ей казалось, самый веский аргумент:

– А Оксана? Меня ни в грош не ставишь, подумай о дочери. Она убита горем.

– Не драматизируй. Оксана придет в норму раньше, чем ты думаешь.

Алла Леонидовна выбежала из кабинета. Упоминание о московской трешке пришлось ей не по душе.

С Людмилой она обходилась куда более жестко, чем с сыном. Если женщины случайно сталкивались в коридоре или гостиной, Алла зло шипела:

– Ты разрушаешь нашу семью. Тебе это с рук не сойдет, за все придется заплатить: и за слезы Оксаночки, и за мои нервы.

Как правило, после подобных столкновений Алимова бежала в детскую, обнимала Ниночку и начинала плакать.

– Мама Люся, кто тебя обидел? – спрашивала кроха. – Бабушка?

Алимова целовала Нину в макушку и с нарочитой веселостью в голосе отвечала:

– Все в порядке, Нинок, я не плачу. Просто соринка в глаз попала.

В августе Виктор сообщил Людмиле о предстоящей поездке в Питер.

– Ты как-то обмолвилась, что тебе нравится этот город. Так давай рванем туда на пару дней.

– А работа?

– Работа не пострадает. В пятницу сядем в самолет, а в воскресенье вечером уже будем дома.

Сказано – сделано. Виктор забронировал номер в гостинице, возлагая большие надежды на романтическое путешествие в город на Неве.

В пятницу вечером из окна такси Людмила любовалась питерскими достопримечательностями, загорелась желанием завтра же посетить Эрмитаж.

«Какой Эрмитаж, Людка? – взревел внутренний голос. – У вас всего два дня, и вы обязаны посвятить это время друг другу. Только ты и Виктор. Никаких экскурсий и походов по Невскому».

– О чем задумалась?

– Да так… о вечном. – Людмила припала к Леонтьеву, ощутила небывалый прилив энергии.

Как же все-таки хорошо, когда рядом сидит любимый человек. Как замечательно, что можно прижаться к его плечу, почувствовать его силу.

Гостиничный номер люкс привел Алимову в полный восторг.

– Вить, как здесь красиво!

Люда села на широкую двуспальную кровать, провела рукой по атласному покрывалу.

– Ты еще не видела местный ресторанчик. Сейчас примем душ и нанесем визит.

– Звучит заманчиво.

После второго бокала красного вина Люда заговорила об Оксане:

– Ксюша замкнулась в себе. Вчера целый день просидела в комнате, отказалась от еды. Алла Леонидовна даже хотела вызвать врача.

– У Оксаны все в порядке и с настроением, и с аппетитом. Перед сном я к ней заходил. Угадай, чем она занималась?

– Опять плакала?

– Смотрела по DVD ужастик и уплетала эклеры.

– Алла Леонидовна сказала…

– Милка, мы же договорились посвятить два дня романтике. Не вспоминай мать, не думай об Оксане.

– Ты не прав. Я постоянно думаю о девочках.

– А о нас?

– О нас тоже, но на первом месте – Оксана.

– После свадьбы вы поладите, возможно, не сразу, но рано или поздно сумеете найти общий язык.

– Нет. Я уже говорила, свадьбы не будет до тех пор, пока Ксения не даст на нее согласия.

Виктор отодвинул бокал.

– Это глупо.

– Иначе я не согласна.

– А если Ксюха будет артачиться несколько лет? Предлагаешь жить во грехе? – Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными.

– В таком случае… придется расстаться.

Леонтьев закашлял:

– Быстро скажи, что ты пошутила. Не желаю даже слушать подобные речи.

– Вить, я не встану на пути Оксаны. Мне не улыбается перспектива выступать в роли злой мачехи. Ты сам говорил, мы должны стать настоящей, сплоченной семьей. А это произойдет лишь в том случае, когда каждый, повторяю, каждый из нас, включая Ксюшу, начнет испытывать потребность в сплочении. В настоящий момент девочка злится на весь белый свет, и я искренне надеюсь, что сумею доказать ей свою любовь. В противном случае… извини, но я не умею ходить по головам.

Леонтьев клятвенно пообещал по приезде домой еще раз переговорить с дочерью.

– Постараюсь достучаться до ее разума. Оксанка обязательно поймет, что с нашим браком она обретает не мачеху, а любящую мать.

У Людмилы увлажнились глаза.

* * *

Виктор осыпал лицо и шею любимой сладкими поцелуями. Они стояли в гостиной, а Людмиле уже не терпелось оказаться в спальне, на широкой кровати, в крепких объятиях своего принца.

Ощущая вкус губ Виктора, его настойчивый язык у себя во рту, Люда буквально билась в предвкушении всепоглощающего акта любви. По телу пробежала волна блаженства, заставила ее обхватить Виктора за сильные мускулистые плечи, всецело отдаться его безграничной власти над ней.

Не отрываясь от ее губ, Виктор поднял Милу на руки и отнес в спальню.

Ее сердце стучало от разливающейся по дрожащему телу истомы.

Сегодня… сейчас… в эту самую секунду для нее не существовало никого на свете. Никого, кроме желанного, любимого, вожделенного мужчины.

Мир замер, перевернулся, рухнул – от поцелуев Виктора она сходила с ума. А главное, она видела – он тоже находится на вершине блаженства, он тоже каждой клеточкой своего тела желает раствориться в ней… соединиться и стать одним целым.

Виктор осторожно расстегнул «молнию» на черном платье, и оно легкой волной скользнуло на пол. Он опустился на колени, прильнув губами к плоскому животу Людмилы.

Затем, скользя губами все ниже, Виктор ловким движением стянул с нее трусики.

– Милка, ты моя… моя.

– Твоя.

Высвободив ее груди из плена, Леонтьев поочередно касался языком набухших сосков.

Людмила закрыла глаза. Искусный язык любовника, ощущение сексуального трепета, постепенно охватывающее и забирающее ее в свои заманчиво-сладостные сети, заставляли Люду постанывать от нахлынувшего нескончаемого удовольствия.

Рванув на Викторе рубашку с такой силой, что практически все пуговицы попадали на ковер, Люда увидела обнаженный мужской торс и как завороженная рассматривала ровные кубики на животе.

Пара движений – и джинсы Виктора уже покоились в метре от платья Людмилы.

И вот они оба обнажены, стоят друг против друга, такие беззащитные и в то же время могущественно-возвышенные надо всем мирским.

Взгляды говорят на понятном им одним языке нежности. Жар и жгучее желание, исходящее от тел двух влюбленных, создают ореол сексуальной энергетики. Они кожей чувствуют желание, наслаждаются им – скоро их плоть сольется воедино.

По наэлектризованному воздуху спальни витает аромат любви, он проникает в каждую пору разгоряченных тел, распаляя и раскаляя нервные окончания, подталкивая мужчину и женщину к самому прекрасному, самому вожделенному и тайному действу. Действу, чье имя известно с сотворения мира, действу всесильному, обжигающе-пылкому, мучительно-приятному – любви!

И для Людмилы и для Виктора эта близость являлась новой ступенькой высокой лестницы, ведущей к воссоединению душ.

Люда лежала на кровати, ощущала приятное прикосновение шелковых простыней и теплых ладоней Виктора. Его дыхание обжигало шею, полные страсти глаза искрились желанием.

Полуоткрытый рот Люды ждал неистового поцелуя, поцелуя, от которого кружится голова, замирает сердце, а по телу пробегает дрожь.

Виктор касался ее упругих грудей, затем его ладонь прошлась по бедрам. Наслаждение, получаемое от близости с любимым человеком, заставило Людмилу извиваться. С влажных губ слетали негромкие стоны…

Движения Виктора становились настойчивее – приближался момент неземного блаженства…

Глава 13

В четверг седьмого сентября Людмила проснулась раньше обычного. Несмотря на ранний час, спать совершенно не хотелось. В обычные дни, когда Алимова пробуждалась от сновидений до сигнала будильника, она натягивала одеяло до подбородка и продолжала лежать с закрытыми глазами.

Но сегодня – совершенно необъяснимым образом – сценарий изменился.

Людмила резко села и потянулась за халатом.

Проходя мимо спальни Нины, Алимова прислушалась. Тишина.

Из комнаты Оксаны также не доносилось ни звука.

В гостиной, возле ножки журнального столика, Люда увидела заколку Ниночки.

Сердце ушло в пятки. Каким образом заколка оказалась внизу, если вчера вечером, перед тем как расчесать кудри крохи, Люда лично положила ее на прикроватную тумбочку?

Метнувшись наверх, распахнула дверь в спальню.

Нины в комнате не было. Пять секунд спустя выяснилось: отсутствует и Оксана.

Не помня себя, Люда побежала к Леонтьеву.

Виктор собирался в офис, когда в дверях появилась встревоженная Людмила.

– Вить, девочки пропали.

– Как пропали?

– Их нет в комнатах, а в гостиной я нашла заколку Нины.

Выругавшись, Виктор выбежал в коридор. Не переставая причитать, Людмила бежала сзади.

– Ты осмотрела дом?

– Нет, сразу бросилась к тебе.

– Спустись на нулевой этаж, а я… – Он осекся. – Милка, входная дверь открыта.

Люда схватилась за голову.

На площадке второго этажа показалась Алла Леонидовна.

– Между прочим, некоторые еще спят, нельзя ли потише?

– Мама, Оксанка с Ниной ушли из дома.

– Как так? Почему ушли?

Уже через секунду Алла Леонидовна кричала:

– Это все из-за тебя! – Она была готова вцепиться Людмиле в волосы. – Добилась своего, теперь, наверное, рада без памяти?

– Мать, звони в милицию, – приказал Леонтьев.

– А ты куда?

– Далеко они уйти не могли. – Виктор выбежал на улицу.

Сообщив правоохранительным органам о пропаже детей, Алла продолжила исходить ядом:

– Мерзавка! По твоей вине мои внучки могут лишиться жизни. Ты их выжила из дома. Ты!

– Алла Леонидовна, прекратите меня обвинять. Моей вины в случившемся нет.

– Оксана была вынуждена пойти на крайние меры, она не желает сближаться с чужим человеком. Ты ей не нужна. Не нужна, понимаешь? Нам всем станет намного легче, если ты, наконец, уберешься восвояси.

– Куда они могли пойти? – Алимова ходила вокруг дивана, а в голове роились кошмарные мысли.

– Виктор боготворит дочерей. Любого, кто посмеет причинить им вред, сын сотрет в порошок. Моли Бога, чтобы с девчонками все было в полном порядке, в противном случае – тебе не жить.

– Замолчите! – Люда сорвалась на крик. – Надоело вас слушать! Вы тиранка, самая настоящая самовлюбленная тиранка.

– Да как ты смеешь, паршивка?!

– И… знаете что… я вас довольно-таки быстро раскусила. Вы из той категории людей, которые не умеют притворяться. Вы даже не в состоянии изобразить любовь к собственным внучкам. Они вам глубоко безразличны, так же как безразличен Виктор.

– Проститутка!

Людмила подбежала к Леонтьевой вплотную:

– Теперь вы показываете свое истинное лицо. Мне вас жалко, Алла Леонидовна, жалко.

И вдруг Людмила поняла, что теряет над собой контроль. Прекрасно осознавая, что необходимо остановиться, уйти от скандала с Аллой, она – вопреки воле – бросила:

– Если когда-нибудь Виктор станет моим мужем, первое условие, которое я ему поставлю, – ваш отъезд из коттеджа.

Обезумев, Алла с силой ударила Людмилу по щеке, потом схватила за волосы, повалила на пол.

От неожиданного нападения Людмила растерялась. Она даже не смогла оказать достойного отпора.

Из уст Аллы лились отборные ругательства вперемешку с проклятиями.

На улице послышался лязг тормозов. Леонтьева вскочила на ноги и бросилась к входной двери.

Люда продолжала сидеть, оперевшись о подлокотник кресла.

Зареванная Ниночка, минуя бабушку, подбежала к Алимовой.

– Мама Люся, прости меня. Я не хотела уходить, это все Оксанка. Она сказала, что папа нас больше не любит, и заставила меня пойти с ней.

В гостиной, держа за руку Ксюшу, появился Виктор. Хлопнув дверью, Леонтьев разразился гневной тирадой.

Ксения вжала голову в плечи и напоминала побитую собачонку.

– Сынок, где они были?

– Стояли на остановке, ожидали маршрутное такси.

– Прости, – лепетала Ксюша.

– Нет, не прощу. Я на многое закрывал глаза, баловал тебя нещадно. А теперь мое терпение лопнуло. Хватит! – Виктор тряхнул старшую дочь за плечи. – С сегодняшнего дня ты под домашним арестом. Покидать стены особняка разрешается только для посещения школы.

– Папа!

– Считаешь себя взрослой – учись отвечать за свои поступки. На цыпочках перед тобой никто ходить не будет, плясать под твою дудку – тоже. – С каждой секундой Виктор распалялся все больше. – А если будешь продолжать вести себя в том же духе, можешь смело собирать вещи и переезжать вместе с бабушкой в Москву.

Оксана ахнула. Алла Леонидовна опустилась в кресло.

– Виктор, ты не в себе! – Облизав кровоточащую губу, Людмила заслонила трясущуюся Ксюшу. – Я понимаю, ты перенервничал, как и все мы, но не до такой же степени.

– Я все сказал. – Леонтьев покинул гостиную.

– Оксана, не слушай его, папа погорячился. Ты никогда не уедешь из этого дома.

– Он меня выгоняет, – твердила девочка, – выгоняет.

– Он выгоняет нас двоих, – подливала масла в огонь Алла.

– Не подначивайте ее. – Алимова повела ребенка на второй этаж.

– Папка пошутил, ведь так?

– Конечно. В таком взвинченном состоянии чего только не скажешь. Я однажды ссорилась с сестрой, так мы столько всего друг другу наговорили. Когда человек злится, он не отдает отчета в словах и действиях.

– Я не хотела, чтобы он злился.

– А зачем ушла из дома?

– Мне надо побыть одной. Уходи.

Людмила бесшумно закрыла дверь.

Вечером понурый Виктор попытался обнять Милу, когда она выходила из кухни.

– Вить, не сейчас.

– Я говорил с Оксаной. По-моему, она не держит на меня зла.

– Советую впредь сдерживать эмоции и научиться себя контролировать.

– Не подаришь мне поцелуй?

– Пришел мой черед побеседовать с Ксюшей.

– Оставь ее, она смотрит телевизор.

– Тем лучше.

Как только Люда зашла в спальню, Оксана щелкнула пультом.

– Я не отниму у тебя много времени. – Алимова встала у окна. – Скажу только, что ради твоего спокойствия я готова пойти на жертвы.

Ксения выжидательно смотрела на няню.

– За шесть месяцев в моей жизни произошло много событий. Главное из них – любовь к твоему отцу. Я его полюбила, Ксюша. Полюбила и вас с Ниночкой.

– Так не бывает. За полгода полюбить невозможно.

– Когда вырастишь, ты меня поймешь.

– Я и сейчас не маленькая.

– Не будем спорить. – Людмила протянула Оксане календарик.

– Зачем он мне?

– Красной ручкой я обвела сегодняшнее число.

– Вижу, а для чего? И семнадцатое декабря тоже в кружке.

– Верно. Прошу у тебя всего сто дней. Сто дней, в течение которых моя судьба будет находиться в твоих руках. Если по истечении срока ты не захочешь, чтобы мы с твоим отцом были вместе… я уйду. Уйду насовсем – безвозвратно.

– А как же любовь? – Оксана бросила календарик на кровать.

– Любовь к Виктору будет жить в моем сердце вечно.

– Папка знает?

– Нет. Ему незачем знать о нашем соглашении. Ты ведь согласна дать мне шанс?

Ксюша ответила не раздумывая:

– Сто дней так сто дней.

– Спасибо.

Начался отсчет.

Говоря с Оксаной, Людмила ничуть не лукавила. Она действительно в случае отрицательного ответа Ксюши готова была добровольно проститься со своей любовью.

* * *

И вот парадокс – стоило Алимовой начать мысленно готовиться к очередному удару судьбы, как в ее взаимоотношениях с Ксенией наметился незначительный сдвиг.

Нет, девочка вовсе не бросалась на шею няньки и не целовала ту в обе щеки. Оксана вела себя по-прежнему – подчеркнуто отчужденно, но… Нежданно-негаданно ее холодное «Эй!» кануло в Лету. Она стала называть Людмилу по имени.

В конце октября Ксюша впервые присоединилась к Ниночке, когда та играла с Алимовой в настольную игру.

В ноябре Оксана подхватила ангину. Несколько дней ртутный столбик термометра упорно не желал опускаться ниже сорока градусов.

Людмила дежурила у кровати ребенка практически круглосуточно. Даже Ниночка, привыкшая, что Люся всегда находится при ней, начала капризничать:

– Ты теперь все время сидишь у Оксаны, мне скучно.

– Детка, она болеет, я должна за ней ухаживать, чтобы Ксюша быстрее выздоровела.

Когда с неба упали первые снежинки, Оксана попросила Алимову принести стакан морса.

Вернувшись в спальню, Люда застала Ксюшу стоящей у окна.

– Ты почему встала? Быстро ложись в кровать.

– Подожди, дай посмотреть на снег.

– Успеешь еще насмотреться – зима впереди. Давай-давай, ложись.

Нехотя подойдя к кровати, Оксана закашляла.

– Надоело болеть.

– Скоро поправишься. Температура спала. Теперь главное – больше пить и спать.

– Горло еще дерет и дышать трудно.

– Может, тебе почитать?

– Почитай.

Людмила включила ночник и, поудобнее устроившись у изголовья Ксюши, открыла книгу.

Вскоре Ксения задремала. Но стоило Алимовой встать, девочка быстро заговорила:

– Ты не закончила.

– Я думала, ты спишь.

– Нет, я слушала.

Чтение продолжилось.

В десять вечера на Оксану напала зевота.

– Засыпаю, – прошептала она, с благодарностью глядя на Людмилу.

– Свет оставить включенным?

– Как хочешь. А ты сама можешь идти, не надо сидеть в кресле.

– Я уложу Ниночку и сразу вернусь.

– Люда, мне нужна твоя помощь.

– Слушаю.

– Там, на полке, лежит твой календарик.

У Алимовой екнуло в груди.

– Возьми его.

Людмила выполнила указание.

– А теперь бери ручку и зачеркни сегодняшний день, – слабо молвила Оксана.

Люда посмотрела на оборотную сторону календаря и едва удержалась от вырывающегося из груди стона.

Все цифры до сегодняшнего дня были аккуратно перечеркнуты синими чернилами.

Выходит, Оксана ежедневно отсчитывает денечки ее пребывания в коттедже. Внезапно шальная мысль пронзила мозг: а вдруг она стала такой положительной вовсе не по собственной воле? Что, если Ксюша, заранее зная о неминуемом уходе Алимовой, решила скрасить последние недели няньки, демонстрируя хорошее поведение и покладистость?

«Нет. Я отказываюсь этому верить, – стучало в висках. – Все обстоит иначе».

Поставив жирный крест на цифре двадцать пять, Людмила вышла.

Призрачные надежды на положительный исход постепенно растворялись, уступая место знакомому чувству тревоги.

Виктор неустанно твердил о необходимости отнести заявление в ЗАГС.

– Милка, сколько можно тянуть?

– Еще не время.

– Я начинаю нервничать. Ты от меня ничего не скрываешь?

Люда обвила шею любимого и слегка коснулась губами его губ.

– Я тебя люблю.

– Так в чем проблема, откуда столько упорства? Я заметил, вы с Ксюхой нашли общий язык, все складывается хорошо.

– Наберись терпения. Оно нам всем необходимо.

– Мое терпение иссякает с каждой минутой. Не желаю терпеть, не желаю ждать. Хочу дать тебе свою фамилию и закричать во всеуслышание, что ты – моя законная жена!

– Я жду этого момента не меньше твоего, но не все так гладко.

– Дело в Оксане?

– В ней.

– Она смягчилась.

Отстранившись, Людмила тихо проговорила:

– Семнадцатого декабря дам окончательный ответ.

– Почему именно семнадцатого?

– Считай это моей прихотью.