Текст книги "Мужчина высшей пробы"
Автор книги: Людмила Леонидова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Бабушка Татьяна, встретив бледную, осунувшуюся внучку на пороге дома, всплеснула руками:
– Все ведь в порядке, детка? Что с тобой? На тебе лица нет! Жив, поправится. На свадьбе танцевать скоро станем!
– Не будет никакой свадьбы. – Оля бросилась в родные объятия. – Мы поссорились.
Слезы сами по себе вновь катятся из глаз.
– Когда это вы успели? – Обнимая внучку, бабушка вытерла салфеткой ее глаза.
– Успели. За ним и за ребятами военные самолет прислали. Я с ними вместе летела. У-у... – зарыдала Оля.
– И что, в самолете поссорились? – улыбнулась бабушка, стараясь успокоить любимицу.
– И в самолете, и до самолета, какая разница! – наконец остановившись, в сердцах бросила Оля. – Ну что ты так на меня смотришь? Есть причины.
– Конечно-конечно, причины для ссор найдутся всегда. Простить его надо, деточка, он столько пережил. По телевидению показывали. Настоящий герой!
– Конечно, герой! Для него все важно. Все, понимаешь, кроме меня!
Татьяна укоризненно смотрит на Олю.
– Ведь его же никто не просил возвращаться к ребятам? Хоть бы мне слово сказал! Хоть словечко! Каково мне было в загсе, когда все гости собрались, и цветы кругом, и машины ждут, а я ничегошеньки не знаю... Обо мне он подумал? – Гордо вскинув голову, Оля посмотрела на бабушку горящим взглядом: – Знаю, что ты меня осуждаешь: «Эгоистка, ребята его поддержки ждали, правильно поступил». А я – это так, второстепенно?
– Что-то ты не так говоришь, – покачала головой Татьяна. – Он жизнью своей рисковал ради детей.
– Чужих, а своего потерял! – Признание вырвалось у Оли само по себе.
– Оля, ты ребенка ждала? – огорченно всплеснула руками бабушка. Внучка молча опустила голову. – Не сказала! – сокрушенно вздохнула бабушка.
– Сама еще не знала, – буркнула Оля. – Теперь ты понимаешь, что я права?
– Тебе так важно быть правой? – покачала головой Татьяна.
Оля не отозвалась.
– А может, важнее быть любимой?
Внучка вновь разрыдалась.
Она оплакивала ребенка, который мог бы появиться на свет, пережитый страх за Кирилла, несостоявшуюся красивую свадьбу – мечту каждой девушки, свадьбу, которая не повторится никогда, все то, что сделало ее брошенной... брошенной ради какой-то более высокой цели. Плечи тряслись, никакие слова утешения, казалось, не могли помочь в эту минуту.
– Помнишь, я сказала тебе, что он другой. – Бабушка погладила ее по голове. – Поэтому, если любишь, ты должна принимать его таким, какой есть.
– Не буду-у! – плакала Оля.
– Ты сейчас перед очень важным решением – если расстанетесь, он не вернется!
– Ну и пусть!
– Не пожалеешь?
Оля не отзывалась.
– Любимая должна уметь прощать.
– А ты бы простила?
Татьяна тяжело вздохнула.
– Бабушка, ну подумай, если бы не я, а он ждал меня в загсе, разве бы я так могла поступить с ним? – Оля не могла остановить слез.
Ей было жаль себя, своего потерянного ребенка и свои неосуществленные мечты.
– Мужчины устроены не так, как мы. Они другие, понимаешь? – Теперь Татьяна трясла внучку за плечи. – Перестань! Ты же сама сказала про него...
– Что, что я про него сказала?
– «Мужчина высшей пробы»! Помнишь?
– Ну и что? Я не напрашивалась! Он сам меня выбрал, – продолжала всхлипывать Оля.
– Раз выбрал, то терпи!
– Не буду!
– Не повторяй моих ошибок, детка!
– Твоих? – Глаза внучки широко раскрылись.
– Да, – горько покачала головой Татьяна.
– Ты никогда мне ни о чем таком не рассказывала!
Бабушка в семье всегда была примером всего-всего.
Правды, мужественности, смелости и, конечно же, женской доброты. Хрупкая, ничем не примечательная в молодости, она сумела гордо, с достоинством встретить старость. Строго одетая, всегда ухоженная, она являлась для Оли эталоном женственности. Однако прошлая ее жизнь, до Олиного рождения, оставалась тайной за семью печатями. И если честно, то не очень-то занимала внучку, поглощенную своими проблемами, казавшимися такими важными по сравнению со всем остальным.
Молодость жестока! Она не интересуется ни прожитой жизнью, ни опытом, ни болью даже очень близких людей, которые рядом с ней, под одной крышей, до той поры, пока сама не столкнется с несчастьем, горем, пока не придет час.
– Не рассказывала? – переспросила Татьяна. – Тогда еще не пришел час. – Бабушка посмотрела в бездонно-синие глаза внучки. Глаза, которые так напоминали ее молодость, глаза ее мужа, красивого, страстного любовника, друга, которого она не смогла, не сумела и не захотела простить. Жалела ли она об этом?
– А сейчас уже час пришел? – наивно спросила Оля.
– Получается, что пришел. – Татьяна помолчала. – Твой дедушка был таким же, как Кирилл.
– Самым лучшим?
– Мужчиной высшей пробы! – улыбнулась Татьяна. – Познакомились мы с ним в последние дни войны. Я – шестнадцатилетняя медсестра, он – человек-легенда, славный хирург. Любовь с первого взгляда.
– Ты никогда не говорила!
– Не говорила, – вновь вздохнула Татьяна.
Фотография дедушки, как себя помнила Оля, стояла на прикроватной тумбочке у постели бабушки.
– Дед у нас красавец мужчина, многие, наверное, на него заглядывались, от соперниц отбоя не было? – Оля вытерла слезы и показала на портрет, чем-то напоминавший ей себя.
– Ты права, – закивала головой бабушка. – У меня оказалось столько соперниц! Ты даже и представить не можешь! Спросишь кто? Первая – его профессия. Приходилось с ней делиться. Других по пальцам не сосчитать: долг, честь, порядочность – в общем, целый гарем, в котором я – старшая жена.
В свадебное путешествие, о котором мы так долго мечтали, отправились по морю. Расписались и сразу после загса на теплоход. – Воспоминания омрачили лицо пожилой женщины.
– Бабушка, только не рассказывай, как ваш корабль наткнулся на рифы, а дедушка, бросив тебя, принялся всех спасать.
– Нет. У нас совсем другая история приключилась. И после нее вся наша жизнь пошла под откос. А впрочем, лучше ты прочти сама.
Тяжело вздохнув, Татьяна вышла из комнаты. Вернувшись, протянула внучке потрепанную клеенчатую тетрадку, перевязанную тесьмой.
– Что это? – забыв на время о себе, спросила Ольга.
– Ты совсем взрослая, хочу, чтобы ты обо всем узнала. Это мой дневник. Он очень-очень личный. Ты понимаешь? Я писала его, когда мне было столько же лет, сколько тебе. Его никто и никогда не читал.
– Ой, ба, – Оля, словно обжегшись, отдернула руку, – может, не надо!
– Надо. Вижу, что пора пришла! Он поможет тебе принять решение. Думаю, что ты не повторишь моих ошибок!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Оля не могла оторваться от дневника:
«...Алешенька, мой милый, самый, самый дорогой человек!
Наконец-то настал этот день! Моей радости нет границ. Сегодня мы идем с тобой в загс, а завтра начнется наше свадебное путешествие. Билеты на теплоход давно заказаны. Едем поездом до Одессы, а дальше море!
О поездке стали мечтать, как только познакомились. Кругом война, кровь, а мы...
Выходя на воздух между операциями, старались беседовать о чем-нибудь приятном, чтобы отвлечься. Алеша, уважаемый всеми полковник медслужбы, вокруг солидные люди, врачи, прошедшие всю войну, и я среди них – шестнадцатилетняя девчонка, брошенная на подмогу после курсов.
Покуривая, он шутил со всеми, невзирая на ранги. Изредка я чувствовала на себе его взгляд. Ему льстило, что я, широко раскрыв глаза, не дыша, внимала его словам. Он очень уставал и рассказывал, что в те редкие минуты, когда удавалось соснуть, ему снятся чайки. Как он стоит на корме корабля, а они кричат и вьются, словно указывая путь судну.
Однажды он спросил меня, видела ли я море.
– Нет, никогда не видела, – краснея, прошептала я. Для меня была такая честь, что он просто заговорил со мной.
– Приглашаю совершить со мной путешествие, как только кончится война, – словно в шутку сказал он.
Прошло несколько лет после того, как мы встретились впервые. Он в качестве консультанта был приглашен в больницу, где я ассистировала хирургу. Нас будто специально развела судьба, а потом свела вновь.
Узнав меня, он очень обрадовался и сказал, что пробовал меня искать. Мне было так приятно это слышать. Кто я и кто он?
– Мое приглашение остается в силе, тем более что ты так повзрослела и... стала еще красивее, – как прежде, во время короткого перерыва между операциями сказал он.
– Спасибо, – не поднимая глаз, тихо отозвалась я. Мне было страшно посмотреть ему в глаза. После войны он стал для меня еще более солидным и недосягаемым.
Я чувствовала, что если посмотрю на него, то потом влюблюсь без оглядки и не смогу без него жить.
Он ничего не понял и спросил еще раз:
– Так ты согласна?
– На что?
– Вместе со мной смотреть на море? – засмеялся он.
У него был низкий красивый голос и очень заразительный смех. Обладая сильной волей, он умел увлекать людей.
Алексей Рогов, знаменитый на всю страну хирург, – мой жених! Лешенька увлек меня так, что я без оглядки влюбилась и открыла ему нараспашку всю себя. Доверившись ему, я научилась смотреть на мир его глазами, я полюбила то, что было дорого ему. Море, о котором он мечтал, стало сниться и мне тоже.
Впервые увидев море, я даже вскрикнула от эмоций. Оно было синее-синее, как глаза Леши, и такое же бескрайнее, как моя любовь к нему. Оно не кончалось. Любовь ведь тоже не должна никогда кончаться. Она вечна!
В первый день мы не уходили с палубы. Мы стояли на корме, как в его сне, и белые чайки летали над нами. А ночью наш сон продолжался. Я стала бояться своего счастья. Его было так много. Казалось, ничто не сможет омрачить его, потому что оно огромное, как море.
Нам было так хорошо. Мы бегали, как дети, смеялись, целовались, несмотря на то что он был много старше меня. Все любовались нами.
А потом мы с Лешенькой открывали бал на верхней палубе корабля.
Первый вальс под духовой оркестр. Я в светлом крепдешиновом платье, в туфельках на каблучке – в моем свадебном наряде. Вокруг луна, море. Жизнь превращалась в сказку. И я воображала себя принцессой, нет, королевой бала! Шампанское, выпитое за ужином, кружило голову. Потом музыканты играли и танго, и фокстрот, и меня после Лешеньки бросились приглашать все свободные кавалеры, даже выстроилась очередь! Мы с ним всех заразили безудержным весельем, все любовались нами – красивой и самой счастливой парой.
Танцы затянулись до самой ночи. В какой-то момент Лешенька исчез из моего поля зрения. Кто-то из кавалеров довел меня до того места, где только что стоял мой муж, и в шутку поинтересовался, куда это он исчез.
– Сейчас вернется, – беззаботно отозвалась я.
Но Алеша не вернулся. Я пошла его искать, сначала в каюту, потом по всему кораблю.
«Может быть, в бильярдной?» – подумала я. Он был заядлым любителем погонять шары. Но и там я не нашла его тоже. Вернулась на танцы, чтобы поделиться своей тревогой с капитаном. Но ни его, ни его помощников, полчаса назад принимавших участие в общем веселье, на палубе не было.
Я нашла старшего дежурного офицера и попросила его помочь мне. Тогда только выяснилось, что совсем недавно, пока я развлекалась под звуки оркестра, мой муж сошел с корабля.
– Как? Почему? Что случилось?
– Не волнуйтесь, – стал успокаивать меня дежурный офицер, – иностранному встречному судну, следующему из Марселя, понадобилась срочная помощь опытного хирурга. У них случилось ЧП – человек упал за борт. Кажется, ребенок. Мы получили радиограмму. Позже я узнала, что требовалась срочная операция. Их судовой врач не мог справиться.
Капитан объявил по радио. Конечно, мой любимый тут же отозвался. А я не слышала. Не почувствовала, как наше судно на самом малом ходу подошло к встречному, как спустили шлюпки и Алексей покинул корабль.
Я осталась одна. Наша мечта оборвалась!
Позже, когда я сошла в ближайшем порту, прочла в газетах о подвиге советского хирурга, спасшего французскую девочку, выпавшую за борт иностранного лайнера, следовавшего из Марселя.
«Будет жить!» – называлась одна статья. Другая – «Мы не потеряли ее!».
Зато я потеряла Лешеньку, можно сказать, в море. Сойдя на берег в Ялте, я, в горечи и обиде, прервала круиз и вернулась в Москву. Разбитой и подавленной. Конечно же, он – знаменитый, прославленный хирург – совершил самоотверженный поступок. Он молодец! Но пожертвовал он не только собой, но и мной, забыв про обещанное свадебное путешествие, которого мы столько ждали.
– Я по-другому не мог, – позже сказал он мне.
Я знала, что он не мог. Только как же я? Подумал ли он обо мне в тот момент?
После свадебного путешествия наша жизнь с Алексеем пошла наперекосяк. Я так же, как всегда, ходила на работу, слушала завистливый шепоток подруг о том, как мне повезло с мужем, но... больше не сходила с ума от прикосновения его рук, от его взгляда, и если бы могла, то ушла бы от него навсегда. Мне казалось, что после его героического поступка наша жизнь рухнула. Но так сложилась судьба, что я оказалась беременной, а потому связанной с ним. Он очень хотел ребенка, и, конечно же, сына. Но родилась дочь.
В заботах о Зинаиде, так мы назвали малышку, промелькнули несколько лет жизни, которые стерли обиды молодости, но моя беззаветная, безбрежная, как море, наивная любовь к Лешеньке не вернулась. Я уважала его, ценила многие качества в нем, но что-то оборвалось в душе, я все время ждала подвоха, была напряжена. Он ничего не понимал. До чего же разная психика у мужчин и женщин!
У Алексея, несмотря на возраст, до войны семьи не было, соответственно и детей тоже. Поэтому Зиночка стала желанным ребенком, которому он отдавал много сил и времени. Все свое свободное время. Его было так немного! Он водил ее в зоопарк, в кино, катал на лодке, он научил ее всему, что умел сам.
После истории на теплоходе, побаиваясь разочарования, я не поддавалась его уговорам о семейном отдыхе. Теперь я была готова к тому, что в любое время он может поступиться мной. Я продолжала жить с опаской и с оглядкой!
Он не понимал меня, конечно же, замечая, что я изменилась к нему, а оттого еще сильнее любил дочь. Она отвечала взаимностью. Все, кто видел их вместе, говорили: «Зиночка – папина дочка, не мамина». Я была согласна.
Он продолжал заниматься работой так много, что даже не заметил, как Зина окончила институт, как любовь к точным наукам сформировала ее характер. Она стала взрослой, чуть черствоватой, педантичной, не в меня. Однако она изменилась, когда неожиданно к ней пришла любовь. Это было для него шоком.
Вот она только-только пошла в первый класс. Не успел оглянуться – выпускной звонок. Дочь еще совсем юная и, на тебе – уже кандидат физических наук, да еще собралась замуж! Алексей, как все отцы, ревновал ее к избраннику по имени Сергей. Ему даже было страшно подумать, что кто-то, кроме него, может завладеть ее сердцем.
Мне нравился выбор Зинаиды. Это был достойный молодой человек, простой, открытый и решительный. Жаль, что ее избранник так же, как мой Алексей, не принадлежал себе. Возможно, до меня стало доходить: предназначение женщины – терпеть и ждать. Сергея после окончания военного училища отправили в Афганистан. Советский офицер, он должен был исполнять свой интернациональный долг. Алексей был этому рад. Возможно, Зиночка вновь станет папиной дочкой?
Сергей пропал без вести. О том, что Зиночка ждет ребенка, мы с Алексеем узнали слишком поздно. Брак они не зарегистрировали.
– Как же мы проморгали? – сокрушался Алексей. – Не объяснили девочке? А она как же так опрометчиво поступила? Ведь мы с тобой поцеловались только после загса...
– Да? – улыбнувшись, спросила я.
– Кажется, – добавил он. – Или нет?
Я молчала.
– Ты такая была доверчивая, открытая. Мы любили друг друга.
– Очень, – сказала я. – И они, наверное, тоже? Разве это уж так важно, что у нее нет штампа?
– Для нее важно!
Зинаида, воспитанная таким отцом, как Алексей, даже не раздумывала, сохранять ли беременность. Решение она приняла сразу: «Буду матерью-одиночкой».
Родившуюся девочку назвали Ольгой, в честь матери Лешеньки, значит, прабабушки Ольги. Отчество пришлось дать дедушки – Алексеевна. Лешенька, по-моему, был очень этому рад. Внучка с пеленок была как две капли воды похожа на него, такая же синеглазая и обаятельная. Теперь он уже чуть больше времени проводил дома. Как-то стал тяжелее на подъем. Годы берут свое, а может быть, стала перевешивать ответственность за стольких женщин. Ведь нас теперь у него трое!
Опять пришло письмо из Франции.
Французская девочка, которую Алексей спас во время нашего свадебного путешествия, выросла, французы долечили ее, поставили на ноги. Алексей говорил, что ею занимались лучшие врачи из известного медицинского института. Он был этому очень рад. Дело его рук не пропало. Ведь могли запустить, на всю жизнь осталась бы инвалидом, прикованной к креслу! Но кажется, после тяжелой травмы ее личная жизнь не складывалась. Она часто писала нам благодарные письма с приглашением посетить их семью. Но пока эта мечта неосуществима. До Франции как до Луны! Даже на медицинский симпозиум за границу руководство клиники знаменитому хирургу Рогову выезжать не рекомендует.
Кажется, в нашей семье скоро произойдут важные события. Нашелся суженый Зиночки Сергей. Пришло письмо из госпиталя. Он лежал там с контузией и считался пропавшим без вести. Скоро он приедет в Москву и узнает о пополнении в семье. Вижу, что Зина переживает, не знает, как после такой разлуки он поступит. Сложатся ли их отношения? Ведь Олечке уже пошел третий год.
Теперь живем все вместе: мы с Алексеем, Зина, Сергей и Олечка. Зина с Сергеем все время на работе. Я много времени провожу с Олечкой. Она моя вторая жизнь. Даже Зину я любила меньше. Она была отцовой дочкой.
Алексей, спасший стольких людей, сейчас тяжело болен. И к сожалению, как это случается в жизни, не может найти врача, который бы ему помог.
Я ухаживаю за ним и отдаю все силы.
– С болезнью будем сражаться до конца, – сказал он. И сражался. Вел себя молодцом.
Признался, что не жалел меня раньше, как должен был. И если бы начать все сначала, то не поступил бы так. Я верю, что жалел бы больше. Только знаю, что если бы пришлось повторить жизнь, он бы прожил ее точно так же.
Такие мужчины, как Лешенька, рождаются один на тысячу. Когда он умер, я поняла, что получила его в качестве приза как мужа, спутника жизни, верного и доброго, самого лучшего человека на свете и заодно королевский титул – стать его любимой.
Почему я поняла это так поздно?»
На этом месте в тетрадку была вложена старинная, неплохо сохранившаяся открытка, раскрашенная в пастельные тона.
На скамейке женщина, сложившая для поцелуя губы бантиком, с откинутой назад головой. Над ней склонился красавчик в смокинге, узких панталонах и штиблетах. И одежда, и макияж – тени, густо наложенные вокруг глубоко посаженных глаз влюбленной, – свидетельствовали о далекой моде ушедшего века. Надпись внутри сердечка в углу открытки гласила: «Люби меня, как я тебя».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Люби меня, – шептала кому-то во сне Оля.
– Дочь, вставай, пора!
Отец, заглянувший утром в комнату к Оле, увидел ее сладко спящей в обнимку со старой клеенчатой тетрадкой. Свет включенной настольной лампы утонул в солнечных лучах нового дня.
На полу валялась выпавшая из тетрадки открытка.
– Ой, – проснулась Оля, – я, кажется, опоздала на урок.
Она бросила взгляд на тетрадь и, вспомнив, что заснула, так и не дочитав ее до конца, аккуратно положила в ящик.
Прибежав в школу, первым делом бросилась в кабинет директора, переполненная решимости. Она скажет ему, что не права, она понимает его, понимает, что по-другому он поступить не мог! Бабушка Татьяна права! Оля не будет повторять ее ошибок!
Ручка кабинета директора не поддавалась.
– Кирилл Петрович еще не приходил, – сообщил ей охранник.
Ни домашний, ни сотовый телефон Заломова не отвечал. Сердце бешено колотилось: куда он мог пропасть? Заболел? Может, вчера она его расстроила и рана открылась вновь?
Еле дождавшись конца своего урока, она помчалась к Кириллу домой. Однако на стук в дверь никто не отозвался.
Она решила позвонить в соседнюю дверь.
– Извините, не знаете, где Заломовы?
– Отцу Кирилла Петровича ночью стало плохо, – вышла на звонок соседка. – «Скорая» ночью приезжала, в больницу забрали.
– Кирилл Петрович уехал с ним?
– Нет. Дома с утра был. Наверное, на работу ушел.
Поблагодарив, Оля вновь вернулась в школу. Может, появился?
– Максим Скобцев пропал, уже слышали? – сообщил ей преподаватель математики. – Мать звонила.
– Наверное, он опять к бабушке сбежал, – устало отмахнулась Оля. – У него в доме не все благополучно.
– Нет, – покачал головой учитель, – в том-то и дело, что он к бабушке не приходил. Даже Кирилл Петрович в лицей звонил, интересовался им.
– Заломов звонил?
– Да. Я же говорю, он очень обеспокоен.
– Вы уверены, что он обеспокоен Максимом? – удивилась Оля.
Кирилл едва знал новенького. Она несколько раз рассказывала ему о мальчике, а точнее, о его мамаше и просила Кирилла встретиться с ней. Скобцева продолжала доставать всех преподавателей в школе. Даже школьному психологу пришлось несладко.
Кирилл Петрович только покачал головой, когда Оля красочно живописала родительницу.
– Прошу тебя, поговори с ней сам, – не раз обращалась она за помощью к Кириллу.
Оле казалось, что своим авторитетом он сможет укротить пыл рьяной мамаши. Он обещал, но как-то все было недосуг.
– А что представляет собой сам мальчик? – спросил о Максиме, когда Оля рассказала, что он не захотел или не смог написать сочинение.
– Умный, старательный, только замкнутый, – охарактеризовала она ученика.
В тех самых строчках из сказки Пушкина Кирилл разглядел боль ребенка, брошенного отцом.
– Мальчики особенно переживают предательство отца, – рассудил он.
– Отец их не бросал. Мадам Скобцева, будучи беременной, сама бросила его отца, а не наоборот, – возразила Оля. – Так что ребенка никто не предавал.
– Если мамаша такая, как ты ее описала, возможно, что она сыну попросту солгала.
– Нет, непохоже. Она очень самоуверенная особа, а потому не сомневается, что поступила правильно, расставшись с биологическим отцом Максима и утаив от него беременность. Вышла замуж и наградила любимого уже готовым ребенком, естественно, скрыв это.
– То есть отец Максима не знал, что у него будет ребенок?
– Ну конечно. Он долго отсутствовал, а она тем временем вышла замуж за другого.
– Интересная история.
– Да уж!
– Как-то я читал мировую статистику именно об этом. Примерно одиннадцать процентов женщин поступают таким образом. Кстати, женские особи и в природе не такие уж верные. Биологи считают, что в тридцати случаях самец выращивает не своих птенцов. Так что «лебединая песня», то есть поверье о лебедях, не совсем соответствует действительности. У обезьян этот процент доходит до пятнадцати.
– А я читала о мужском гене неверности, – обиделась за слабый пол Оля.
– Мужчина – завоеватель. Кого покоряет, с тем и любится, – возразил ей Кирилл.
– За это поплатился Чингисхан. Его во время секса заколола побежденная им тибетская королева. У него было пять жен и пятьсот любовниц!
– Ладно, – примирительно сказал Заломов. – Не будем спорить. Давай поговорим о мальчике.
– Согласна.
– С ребятами он тоже замкнутый? – о чем-то задумавшись, поинтересовался Кирилл.
– Нет. И девочки его обожают. Даже Катерина положила на него глаз. Впервые оторвавшись от тебя.
Это было своеобразное мщение за упрек в адрес женщин.
– Катерина?
Чувствуя, что Оля безосновательно ревнует его к девочке, Заломов не поддерживал тему о Кате, даже в шутку.
Теперь, когда Максим так некстати исчез и его разыскивает не только мать, но и Кирилл, Оля подумала о Кате.
«Может быть, Катя подбила его на что-то и они вместе?..»
Но Катя оказалась в классе.
Несмотря на видимое перемирие между ними, она продолжала недолюбливать молодую учительницу. На вопрос, где Максим, Катя ответила, что не знает.
– Вчера вечером был дома, я разговаривала с ним по мобильному, – глядя на Олю исподлобья, выдавила она.
– Он ничем не был взволнован?
– Был.
– Чем? – насторожилась Оля.
– Наверное, переживал за нас, – нехотя продолжила девочка. – После показа по телевидению и рассказа, как нас захватили. Я ведь вместе с ребятами и с Кириллом Петровичем стала теперь знаменита, – совсем по-детски похвасталась Катя.
– Он не говорил, что заболел или что не придет на занятия?
– Нет.
– Может, жалел, что не поехал с вами?
– Ага! С такой матерью, как его, пожалеешь! – огрызнулась Катя и, не желая больше продолжать беседу, буркнула: – Это все? Допрос окончен? Могу идти?
– Я тебя не просто из любопытства спрашиваю. Понимаешь, он пропал, и его разыскивают все: и родные, и даже Кирилл Петрович, – пришлось признаться Оле.
Катя как-то странно хмыкнула.
– Ты что-то знаешь? Скажи. – Не выдержав, Оля схватила девочку за плечи и тряхнула.
– Пустите, больно!
– Катя, ты должна мне сказать.
– Ничего я вам не должна.
– Если с ним что-то случится...
– Максим сказал, что вокруг одно предательство, и спрашивал, могу ли я его предать тоже, – неохотно сообщила Катя.
– А ты? – обдумывая, что бы это могло значить, спросила Оля.
– Я ответила, что все предают меня. Например, вы. – Дерзкий тон Кати выводил из себя. Но Оля сдержалась.
– Говоришь загадками, что-то ты скрываешь!
– Как умею.
– Не хочешь со мной разговаривать?
– Не хочу! Что вы как следователь в кино, подробности вам подавай.
– Подробности не обязательны, просто расскажи, что знаешь. Желательно правду.
Катя сверкнула на Олю своими зелеными, как у кошки, глазами и злорадно спросила:
– Вы уверены, что хотели бы ее услышать?
В предчувствии неприятностей Оля похолодела, но, взяв себя в руки, выговорила:
– Да.
Чеканя каждое слово, Катя произнесла:
– Он наконец узнал от матери, кто его отец.
– И кто?
– Кирилл Петрович Заломов!
– Что-о?
– То, что слышали. – Катя торжествовала. – Мать Максима увидела нас на экране, когда Кирилл Петрович давал интервью корреспондентам после штурма. Увидела и узнала в нем своего первого возлюбленного, которого не дождалась из армии. Весь лицей эту историю знал, что его невеста бросила, крутого нашла. Только, кто была невеста, не знали! Так ею Скобцева оказалась, а Максим – сын Кирилла Петровича. Кстати, она красивая и в большом прикиде. – Девочка с презрением взглянула на Олину блузку. – Некоторым до нее никогда не дотянуться! Скобцев – фамилия ее первого мужа. А второго, не представляете, какая! – Но, увидев, что Оля от волнения почти ее не слушает, добавила: – Он еще круче, чем первый. Его Кирилл Петрович знает. Отчим звонил, когда Макса нужно было в наш лицей записать.
«Он мне никогда об этом не говорил», – отметила про себя Оля.
– А сама Скобцева до показа по телевидению с нашим директором ни разу не встречалась, да и фамилию, говорит, не знала. Ей, типа, ни к чему. А если б даже и слышала, она так собой занята, что все остальное не важно. Наверное, и не вспомнила бы фамилию своего несостоявшегося жениха! – триумфально закончила Катя.
Оля рассыпалась на куски. Жестокость девочки ее добила.
