Текст книги "Любовница (СИ)"

Автор книги: Людмила Кантемирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Было и третье правило: не врать. Это было самым трудным. Нет, они не обманывали друг друга, но…иногда говорили не все. Из лучших побуждений… Чтобы не расстраивать… Не портить и так не частые встречи…

Собственно и вся их совместная жизнь – это ложь… окружающим. Правдой была только их любовь.

Вот это третье правило она и нарушила, причем сознательно.

Сегодня нужно все сказать, и будь что будет…

Андрей

Что с ней происходит? Этот вопрос тревожил его весь прошедший месяц. Она постоянно напряжена, не смотрит прямо, отводит взгляд, и глаза виноватые…Разлюбила? Устала так жить? Полюбила другого и боится сказать? Ах, Катя, Катенька! Понимаю я как непросто тебе…Такой честной, порядочной, воспитанной на высоких идеалах…и вдруг – любовница…Слово-то какое…К тебе совсем не подходит…Ты заслуживаешь лучшего. Кира могла быть любовницей, а ты нет. Ты должна была быть женой…матерью…А получилось наоборот. И виноват в этом только я. Я принял твою жертву. Приспособился к такой жизни. Для меня она вполне приемлема, а для тебя, видимо, нет…

Что ж, надо решать…Сегодня нужно обязательно поговорить…И будь что будет…

&

Андрей должен был вот-вот приехать, а у нее ничего не готово – все валится из рук.

Он зашел как обычно с улыбкой, но опять наткнулся на ее тревожный взгляд, и тоже помрачнел.

– Кать, скажи мне, что случилось? Что с тобой происходит в последнее время?

Она все никак не могла собраться с духом и начать разговор.

– Кать, не молчи…Нам пора поговорить…Тебе самой станет легче…

– Андрей…Андрюша…я…я обманула тебя, …я…

– У тебя кто-то есть? Ты меня разлюбила?

Спросил, и с замиранием сердца ждал ответа. Страх сковал душу. Не мог посмотреть ей в глаза, боялся увидеть там свой приговор.

Казалось, что прошла вечность, пока она ответила.

– Что ты…как ты мог подумать такое…

И жизнь вернулась. Звуки ожили. Сердце забилось ровно. Страх отпустил…на сегодня. Она моя. Все будет как раньше. В первое мгновение он даже забыл, почему они начали этот разговор, но только на секунду, и тут же вновь встревожился.

– Тогда что, Кать?

– Я хочу родить ребенка! – выпалила она, и тут же испуганно замолчала.

Такой поворот стал для него неожиданным. Он не был готов к нему, потому что все его опасения связывались только с возможным соперником, а ребенок…

– Катя, мы обязательно подумаем над этим …позже…когда…

– Я не хочу позже! Нельзя откладывать жизнь на будущее. Я хочу жить сейчас, сегодня, а не позже…не когда-нибудь потом…И разговоры ни к чему. Я уже беременна…

– Этого не может быть, я…

– Ты не виноват. Это я…

– Как же так получилось? Случайно?

– Нет, не случайно. Я хотела этого. Я решила…

– Ты решила? Одна? А мое мнение в расчет не принимается, я правильно понял?

– Андрей…Я не права, я знаю, но я так решила…

– Ты решила! А меня значит, просто использовала? Втемную! А ты подумала, каково мне будет, когда мой ребенок будет расти не под моей фамилией! И как он будет называть меня? Дядей? Или мои встречи с ним в твои планы не входят? Что ты молчишь?!

– Я знала…ты будешь против…поэтому …

Вспышка гнева угасла в нем также быстро, как началась. Он снял очки, устало потер глаза, и сказал нарочито спокойно.

– Я не могу сегодня остаться. Родители приехали, семейный ужин на даче. И вышел, даже не оглянувшись.

«Вот и все. Не обнял…не поцеловал…не сказал, что позвонит…Он не вернется. Он больше не придет. Совсем не придет… – и слезы потекли по щекам…по трясущимся губам. Хлынули потоком на подушку, которую она прижала к лицу, которую обнимала вместо того, кого хотела видеть рядом с собой больше всего. Но его не было. Он не такой, как она… Он не простил обмана…

Всю неделю Катя жила как в тумане. Механически выполняла любимую раньше работу и постоянно ждала звонка. С телефоном не расставалась даже ночью. Но он не позвонил.

Решила рассказать обо всем родителям: лучше сейчас, чем потом, когда они сами заметят. Так с ходу, без подготовки и вылепила.

– Пап, мам, я жду ребенка!

Они онемели. Растерянно смотрели на нее. Не верили. Не понимали.

Мать зажала рот рукой. Отец схватился за сердце.

– Катенька…Как же так. – с укором произнесла мать, а пришедший в себя отец разразился криком.

– И это моя дочь! Да как ты могла! Как посмела! Опозорила нас!

– Катенька, а почему вы не поженитесь? Теперь…Раз уж…Надо … – Елена пыталась направить разговор в другое русло.

– Он женат, мама…

Лучше бы она этого не говорила! Новый поток обвинений обрушился на нее. Валерий Сергеевич уже не контролировал себя. Мир для него окончательно рухнул. Старый служака, привыкший жить по приказу, четко разделяя все явления на правильные и неправильные, он не понимал нынешней жизни. Развал армии, мизерная пенсия, невозможность найти приличную работу – все это давило на него тяжким грузом. И тут такое…Его надежда, которую оберегал от всего мира, лелеял, считал самой умной и красивой, самой лучшей дочерью, оказалась вовсе не такой. Обманывала их. Связалась с женатым мужиком. Беременна…без мужа…

И вся его боль, вся неудовлетворенность нынешней жизнью, непонимание нового поколения, живущего вольно, без приказа, без указания, когда и как поступать – все вылилось в те страшные, оскорбительные слова, произнесенные в адрес Кати.

– В подоле принесешь?! А как нам жить после этого? Как людям в глаза глядеть?

– Пап, я…

– Не называй меня так! Нет у меня дочери! Живи, как хочешь, но не в моем доме!

– Валер, ты что?…Катенька, куда ты?.. – суетилась между ними Елена.

Но Катя тоже была Пушкарева! Покидала в сумку попавшиеся на глаза вещи, и, не помня себя, выскочила из квартиры.

Елена.

«Скорая» уехала. Муж спал под действием успокоительных уколов, которых ему накололи в избытке. А она сидела, пригорюнившись, за кухонным столом и не решалась перейти в другую комнату: здесь было привычнее. Здесь она провела бОльшую часть своей нелегкой жизни. Поженились по любви, но, сколько сил, сколько терпения понадобилось, чтобы слепить семью, сделать ее уютной и теплой для всех ее членов. Как ласточка: перышко к перышку, веточку к веточке, лепила она свое гнездышко. Приглаживая неровности, стирая шероховатости. Терпела обиды, непонимание, гневливый характер мужа и замкнутость дочери. Всех накормить повкуснее, всех приласкать поласковее – никто ведь не любит, когда против шерстки гладят…

А ее кто приласкает? Кто выслушает? Кто поймет?

Муж привык по уставу жить, подчиняться вышестоящему начальству. А дома – он самый высший начальник. Все должны ему подчиняться, по его правилам жить. Она-то приспособилась: не перечит ему, потихоньку своего добивается, а Катенька другая, не в мать пошла. И то сказать, до сего времени не перечила отцу. Но и не делилась своими проблемами. В себе держала: знала, что не одобрят.

Я-то догадывалась. В Зималетто все началось. Влюбилась она. Такая счастливая ходила. И не ходила вовсе, а летала…В начальника влюбилась…Сто раз на день его поминала: Андрей Павлович то, Андрей Павлович это…И он к ней с уважением относился…На день рождения даже пришел поздравить…И в ресторан пригласил…До утра гуляли…Потом случилось что-то у них…Ушла она из компании. У Юлианы работать стала. Познакомилась с кем-то, опять счастливая бегала. Он,видно, не в Москве живет, а там, где филиал их. Там и встречались, наверное. Тото она так радостно в командировки ездила…А может…Как же я сразу не сообразила…К нему и ездила…Но он женат…сама сказала. Как же тогда?

Об этом поздно теперь думать. Теперь помочь ей надо. Ему ребенок не нужен, раз женатый. И от нас ушла. Где она сейчас? У нее и подруг нет. Разве что к Кольке пошла…Или к Нему поехала?..Так там жена…А на улице холодно, хоть и весна…Где ж ты, Катенька? Как мне найти тебя? Я не враг тебе, я все пойму, и прощу…Да и не осуждаю я тебя: что ж поделаешь, полюбила значит. Просто так ты не стала бы…ты не такая. А от любви куда денешься? Терпеть надо…

Печальные размышления прервал телефонный звонок.

– Катенька…

– Мам, вы не волнуйтесь. У меня есть где жить. И простите меня…

– Катенька, – она хотела еще о многом спросить и многое сказать, но трубку положили.

========== Глава 10. Возвращение. ==========

Глава 10. Возвращение.

Прошло две недели, как они расстались. В первый момент он был очень зол на нее – надо же, сама решила …с ним не посоветовалась…Но злость прошла, когда стал он анализировать их отношения: она же и тогда сама все решила, когда осталась с ним. Тогда он не злился, а радовался. Тогда ее решимость его устраивала, а теперь значит, не устраивает…Потому что она решила сделать что-то для себя в первую очередь. Поразмыслив так, он уже злился на себя за нечуткость, за эгоизм. Готов был вернуться и покаяться, но обстоятельства сложились не в его пользу: На дачном обеде выяснилось, что отец серьезно болен, и приехали они так внезапно, чтобы посоветоваться с сыном, что делать. Он повез отца в Штаты, в рекомендованную клинику, ждал результаты обследования, и только после получения обнадеживающих результатов, оставил его проходить курс лечения и вернулся в Москву.

Проезжая мимо их «гнездышка» (странно, что он оказался возле этого дома, ведь совсем не по пути!), увидел в окне свет, а ведь сегодня не их день, да и не звонил он…Больше не обманывая себя, бегом поднялся на этаж, открыл дверь…

Она лежала на диване в гостиной, свернувшись клубочком и укрывшись его махровым халатом. Книга лежала на полу: видимо она читала и уснула. Он взял книгу в руки, прочитал название: «Мать и дитя». Присел на краешек дивана и положил голову ей на грудь.

– Катя…Катенька…прости меня…

Она не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и, кажется, ни о чем не думала. Пробовала читать, но смысл прочитанного не улавливался: читала одно, а мысли были о другом. Все существо ее замерло, и не жило вовсе, а только ожидало. Чего? Конечно, его. Она все-таки надеялась, что он придет, хотя бы для того, чтобы объясниться. Каждый день, придя с работы, она готовила ужин – вдруг он придет!. Холодильник забит уже кастрюльками и сковородками. Сама-то она ничего не хочет, ест через силу, совсем немного, только потому, что ребенку это нужно. Если сказать честно, то и ребенок, которого она так хотела, и из-за которого все так случилось, радовал ее гораздо меньше. Кроме душевного раздрая навалилось физическое недомогание: кружилась голова, тошнило от всего: от запахов, от еды, от езды в транспорте…Глаза были постоянно на мокром месте…И некому было утешить, посочувствовать, помочь советом – она же ни с кем не могла поделиться, рассказать о своем состоянии. Ей так не хватало его, ее Андрюши…Андрея…

Глаза опять наполнились жгучей влагой. Она сильнее зажмурилась, и слезы проступили сквозь ресницы. Но что это? Тяжесть…давит на грудь…И совсем рядом кто-то позвал ее.

– Катя…Катенька…прости…

Катя открыла глаза и увидела совсем рядом его глаза, такие родные, такие любящие…

– Андрей…Мне так плохо без тебя…я ждала…

– Прости, я не мог…Меня не было в городе…Отец болен…я с ним…

– Я ждала…ты не позвонил…

– Я был далеко…я не мог…прости…Нет, я говорю неправду. Сначала я злился и не звонил, а потом действительно не мог…Как ты себя чувствуешь? Почему ты здесь? Сегодня не наш день…

– Я здесь живу…теперь…Мне очень плохо…Ты простишь меня? Я не хотела тебя использовать…так получилось…я хотела, но я не специально…я…

– Катюш, не оправдывайся. Ты заслуживаешь большего, чем имеешь…А я…я сам использовал тебя…давно…раньше…я должен признаться тебе…

– Ты про инструкцию? Как спасти рядового Жданова?

–Ты…знала?!. Ты все время знала?. Почему ты ничего не сказала?..

– Знала…Я прочитала ее раньше, чем ты…А говорить…Зачем было говорить, я все равно простила тебя…не смогла вычеркнуть из своей жизни…

– Катька…Какая же ты…

Обнялись и долго не разжимали рук. Она плакала радостными слезами прощения и обретения утраченного взаимопонимания. Он гладил ее по голове и не мог сказать ни слова: к горлу подступил комок невысказанной благодарности, непроявленной нежности, неоказанной заботы…

Когда оба немного успокоились, он спросил

– Кать, а почему ты не дома? – и тут же догадка обожгла сердце, – ты сказала родителям? А они…

– Отец не понял…сказал, что я ему больше не дочь…выгнал…

– Девочка моя…родная моя…как же ты…одна…Надо было подождать, я бы…

– Я думала, ты не вернешься…

– Ну что ты говоришь…как же я без тебя…что ты…Успокойся…Все будет хорошо! Теперь все будет хорошо, я обо всем позабочусь. Ты не должна волноваться. Ты теперь не одна…ты за него тоже отвечаешь…

Опять обнял ее, гладил, целовал, говорил какие-то слова, имеющие значение только для них двоих…

Она вдруг засмеялась и сказала , целуя его в щеку.

– Андрюш…Ты теперь всегда так будешь…

– Что? – не понял он.

– Ты всегда будешь так меня обнимать?

– Как?

Она показала на его руку, лежащую у нее на животе

– Ты постоянно возвращаешь руку туда…По волосам погладил, и руку туда…За плечи обнял, и опять туда…

– Правда? Я не заметил…

И тут же, засмеявшись, еще и поцеловал …

– А то он обижается, наверное. Маму целую, а его нет!

Среди ночи проснулись от…голода! Организм требовал возмещения потраченных душевных и физических сил. Катя вспомнила, что и сама не ела, и Андрея так и не покормила, и побежала разогревать еду.

– Андрей, ты что будешь есть? У меня щи сварены, котлеты, плов, отбивные…

– Кать, зачем столько?

– Я …каждый день готовила…ждала тебя…

Ели с аппетитом, и ее даже не тошнило, а потом говорили, говорили…до самого утра, до того момента, когда пора было идти на работу.

В этот день работа кипела в ее руках. Ему тоже все удавалось.

========== Глава 11.Счастье ==========

Глава 11.Счастье

Последующие месяцы иначе, чем счастье, она назвать не могла.

Андрей был такой внимательный, такой заботливый. Звонил по сто раз на дню, заезжал почти каждый день хоть на часок, или увозил ее на обед в ресторан, подальше от Зималетто и ее офиса, или…или в их гнездышко. У нее был плохой аппетит, и он закупал горы всевозможных продуктов: вдруг ей что-то приглянется, вызовет желание поесть.

– Андрюш, ты меня так балуешь…я же не маленькая…

– Ну, что ты, Кать…Разве так балуют…Если бы я мог…Я был бы рядом с тобой каждую минуту. Мы ходили бы в гости, в театр, в цирк…

– В цирк–то зачем?

– Беременная женщина должна испытывать радость, заботу и любовь…

Ты должна запомнить это время как самое счастливое…

«Если бы еще помириться с родителями», – подумала Катя…С матерью она иногда встречалась, на нейтральной территории, а отец оставался непреклонен. Это тяготило ее очень.

А еще она встретила на улице совершенно случайно Машу Тропинкину. Обе обрадовались встрече. Машка тут же начала расспрашивать о муже, о свадьбе, а, узнав, что ни того, ни другого нет, и не было, очень внимательно посмотрела на нее. И в глазах ее Катя увидела подозрение. Испугалась, что Машка заставит ее признаться или сама догадается: ей в таких делах нет равных, заспешила , сослалась на неотложные дела, и взяла с Тропинкиной клятву, что та не расскажет о ее положении в Зималетто, чем скорее всего усугубила подозрения.

А в целом жизнь казалась вполне удавшейся!

Сейчас, по прошествии трех месяцев, Андрей и представить уже не мог, что злился на Катю, сомневался в необходимости рождения ребенка. Теперь мысли его постоянно возвращались к нему, его сыну (уже было известно, что родится мальчик). Частенько сидя в президентском кресле, он отвлекался от текущих дел, и видел себя с сыном на руках, или ведущим его за руку, или…Во всех возрастах представлял сына, разве что не женатым…

Все чаще Жданов задумывался о том, как устроить так, чтобы скрасить Катино одиночество. Пока она еще ходит на работу, встречается с людьми, но вот-вот пойдет в декретный отпуск, и что тогда? Сидеть целыми днями дома, ждать его появления? Она даже гулять не ходит, боится встретить знакомых: и своих, а еще больше – его…

Помог как всегда Малиновский. Не голова у него, а кипящий котел идей. Засиделись они как-то в офисе, планы продаж утрясали.

– Слушай, Палыч! Тут Лондонские партнеры звонили. И не раз. Обеспокоены они, что Павел болеет, от дел отошел. Ездить в Москву у них охоты нет. Как бы не потерять нам их. Может…послать кого …Пусть там поработает…месяца два-три…

– Ты кого предлагаешь?

– А ты?

– Ромка…Малина!..Ну, ты молодец! Завтра же поговорю с Кирой.

– Не надо! Ты не говори. Идея должна не от тебя исходить. Иначе Кира заподозрит…

– Тогда ты…

– И мне нельзя…Надо, чтобы оттуда, из Лондона…

Андрей надолго задумался. Потом хлопнул рукой по столу

– Ну, что же! Другого выхода нет. Я поговорю с мамой.

– Маргарита в курсе?..

– Нет, то есть не совсем…Но она поймет…и поможет…

Уверенность Андрея основывалась на давнем разговоре с матерью.

Это произошло примерно через год или полтора после его женитьбы. Они с Кирой гостили у родителей несколько дней. А потом неожиданно приехала Маргарита, позвонила и назначила встречу в его старой квартире – она всегда там останавливалась, приезжая в Москву, но в первый день обычно бывала у них с Кирой. Андрей сразу почувствовал неладное: встречается с ним, в тайне от Киры…

Маргарита была очень обеспокоена и не скрывала этого.

– Андрей…Кира сказала мне,…что у вас две спальни,…что ты…Андрюш, ты действительно болен, или…

В первый момент он растерялся: что говорить матери? Что для нее важнее: его здоровье или его неверность жене? Решил, что здоровье, ведь она мать…

– Мам, я совершенно здоров…

– А как же…Тогда что же…

– Мамуль, ты только правильно пойми меня. У меня есть любимая женщина, с которой я счастлив, и на которой мечтал жениться…

– Почему же не женился? И зачем женился на Кире?

– А ты разве не знаешь? Отец ничего не говорил тебе?

– Нет…ничего…Андрей! Ты должен мне все рассказать!

После его рассказа – просто констатация фактов, без подробностей и имен, она обняла его как в детстве, прижала голову к своей груди и заплакала.

– Андрюшенька…сыночек…как же так…как же ты…как ты все это терпишь?!.

– Ничего, мама…Скоро уже выйдет срок давности…Я узнавал…еще три года…Ты отцу не говори, что знаешь…У него сердце…

– А у тебя сердца нет? Ты же его надорвешь…

– Я выдержу, мам…я постараюсь…Уменя есть помощница, – и он улыбнулся, вспомнив о Кате.

И это не ускользнуло от внимания матери.

С тех пор Маргарита совсем по-другому относилась к ним с Кирой: редко приглашала в гости, при встречах не донимала разговорами о внуках, не поощряла сетований Киры на его занятость и невнимание к жене.

Поэтому Жданов и был уверен, что мать поможет ему.

Все устроилось как нельзя лучше. Просьбу приехать и помочь высказал Павел Олегович, и Кира с легкостью согласилась. Она любила бывать у них, и предстоящие три месяца в теплой, дружественной обстановке радовали ее.

Незадолго до ее отъезда у Жданова произошел разговор с Малиновским, который был для него совершенно неожиданным и внес сумятицу в его чувства.

– Андрюха…я что сказать хотел…Может, я тоже в Лондон поеду?..С Кирой…

– Зачем?

– Ну, понимаешь, – он замялся, даже засмущался, что было совершенно несвойственно для него, – я…может там …она…

И вдруг выпалил.

– Я хочу быть с ней!

– Ты что…Ты…

– Да, Палыч…Такая вот штука…Она всегда мне нравилась. Если бы она не была твоей невестой…Та ночь в Праге…, – он даже переменился в лице, взгляд его затуманился, – для меня она была самой счастливой…

– А она? Она хочет, чтобы ты поехал с ней?

– Не уверен…

Для Жданова все это было так неожиданно. Тогда, в больнице, когда Кира призналась…Он готов был придушить Романа…А теперь…

– Слушай, Ромка…Ты понимаешь…я же один остаюсь…Но если Кира …В общем, если у вас что-то…то я против не буду. Ты поговори с ней, а потом решим.

Роман в Лондон не поехал…пока. Кира сказала, что ей надо побыть одной. Подумать. Но возможность работать вместе ей понравилась.

Катя предложила неплохой выход из положения: во-первых, порекомендовала принять на работу Зорькина Он отличный экономист, но сможет заменить хоть Киру, хоть Романа. Ну, а если у Киры и Романа сладится, то и она может вернуться в компанию, со временем, конечно.

&

Если предыдущие месяцы Катерина называла счастливыми, то теперь…Теперешнему положению она и названия не знала: что может быть счастливее счастья? Они были вместе. Как настоящая семья. С самого утра она начинала думать о том, как Андрей вернется с работы. Убирала квартиру, готовила ужин, смотрела «женские» передачи по телевизору. Теперь это не было для нее обременительно, более того, ей это нравилось. А еще она покупала детские вещички и тайком (нельзя же заранее!) перебирала их.

А вечером…Андрей приходил не поздно, она кормила его, а сама сидела напротив и смотрела на него. Он с таким аппетитом поглощал ее нехитрые кушанья, что часто и у нее появлялось желание поесть, и она просила дать ей кусочек…или ложечку…Он радовался необыкновенно, и кормил ее со своей тарелки, стараясь успеть скормить побольше.

После ужина отправлялись на прогулку. Пешком ей было уже трудно ходить: она сильно отекала к концу дня, ноги не влезали ни в какую обувь, а завязать шнурки мешал живот. Чаще всего он отвозил ее за город. День был еще длинный, и они успевали пару часов побыть на природе. Особенно нравилась им одна довольно большая поляна: не ровная, а холмистая, поросшая луговой травой. На поляне росло несколько дубов. Других деревьев и кустарников не было, но дубы были настолько мощные и раскидистые, что давали достаточно тени даже в полдень – днем они бывали здесь в выходные.

Андрей приносил из багажника раскладное кресло, усаживал в него Катерину, а сам устраивался у ее ног, укладывал голову ей на колени, так, чтобы можно было слушать, как бьется внутри сердце его сына. Катя много раз предлагала купить еще одно кресло, но ему приятнее было сидеть так.

Он проявлял особенный интерес к тому, что происходило внутри нее. Еще при малом сроке все пытался «учувствовать» шевеление ребенка. Она в такие мгновения замирала, переставала дышать, и он тотчас начинал ощупывать ее живот, спрашивая взволнованно:

– Где? Кать, где?

Но…увы! Он не успевал ухватить момент и очень расстраивался. Пока однажды, лежа как всегда, прижавшись к животу щекой, вдруг не вскочил с радостным возгласом.

– Он меня пнул! Кать! Он меня пяткой! Точно, футболист будет! – и тут же растерянно продолжил, – Кать…тебе же больно, наверное?.

– Терпимо, – улыбнулась она, радуясь, что он, наконец, почувствовал то, чего так хотел.

Природа действовала умиротворяюще. Катя смотрела на заходящее за горизонт солнце, уже по осеннему не жаркое, но ласково греющее не только тело, но и душу. Слушала щебет неизвестных ей птах, стук падающих на землю зрелых желудей. Пальцы ее перебирали густые, темные, с кое-где пробивающейся сединой, волосы Андрея. А он отдыхал от трудового дня. Иногда даже засыпал. В такие моменты она старалась не шевелиться, чтобы не потревожить. Дать возможность отойти от забот.

Хотелось, чтобы так продолжалось долго…всю жизнь…

Она старалась не думать, что все это временно, что три месяца пройдут, вернется Кира, и все будет по старому

«Об этом я подумаю завтра, – говорила она себе, как героиня «Унесенных ветром», – а сейчас я буду наслаждаться тем, что есть сегодня».

Катя была благодарна Андрею за этот «островок счастья». Понимала, как непросто ему все это устраивать для нее, и не раз говорила ему об этом. На что он обычно отвечал с горькой усмешкой.

– Катюш, ты недооцениваешь себя. Разве такое маленькое счастье для тебя? Ты заслуживаешь большего. Я так мало могу для тебя сделать…

– Ты не прав. Мое счастье большое…Очень большое!

– И какое же, – смеялся он,– покажи!

– Ну,…Килограмм восемьдесят, наверное, – смеялась она тоже, и обнимала его.

После прогулки пили чай, вернее он пил чай, а она ела фрукты – ей нельзя было употреблять много жидкости, и он укладывал ее спать. Ложился с ней рядом, нежно гладил, рассказывал что-нибудь смешное из жизни Зималетто, обязательно говорил, какая она красавица, и какого прекрасного сына она родит. Она слушала его голос, не вникая в слова, не уличая его в их, мягко говоря, необъективности – она же смотрит в зеркало, и засыпала: успокоенная, отдохнувшая душой, счастливая…

А он садился работать. Если он уходил из офиса засветло, это вовсе не означало, что работы стало меньше. То, что он делал раньше до позднего вечера, никуда не исчезло. Приходилось дорабатывать дома.

========== Глава 12. Смерть и рождение. ==========

Глава 12. Смерть и рождение.

В доме Пушкаревых поселилась тягостная атмосфера. Вся их жизнь всегда была связана с ней, с Катенькой. Без нее было пусто и холодно. Они всегда считали, что живут дружно, душа в душу, что до сих пор любят друг друга.

А оказалось, что это была любовь к дочери. Дочь была центром их семьи. Вокруг нее все вращалось. Они были спутниками на ее орбите.

Забота о ней, переживания за нее, радость за ее успехи – ее жизнь была и их жизнью. Когда она ушла, стало очевидно, что своей собственной жизни у них нет. Их отношения между собой проходили через нее, а без нее и их не стало – оборвались. Пропал интерес к жизни. Елена уже не так часто и без особой охоты пекла пироги, и другие блюда, так любимые раньше, готовила реже – много ли им двоим надо. Вязание тоже было заброшено – кого радовать новыми беретами и шарфиками?

Валерию Сергеевичу было еще тяжелее: он сам лишил их радости общения с дочерью, не смог принять ее такой, какая она есть. И до сих пор не может.

Елена хоть и не часто, но встречается с ней, а он не может: через идеалы свои

не может переступить…

Он мог бы еще поработать, не старый, но где ее взять, работу, человеку в возрасте…У женщин есть домашние дела, а он к ним никогда отношения не имел. На то существует жена, тем более не работающая…

Все чаще встречался он с бывшими однополчанами. Не просто так, а за кружкой пива, за рюмкой…

Елена замечала отлучки мужа, знала, чем он с товарищами веселит душу, но за долгую совместную жизнь она так устала оберегать его, следить за его давлением, не давать ему выпить лишнюю рюмку…И Катенькин уход она простить ему не могла…

Ее-то никто не оберегал, не спрашивал, от чего душа болит, да и другие болезни…Разве у нее их не было? Просто к врачам ходила редко: больничный лист не нужен, полежит, перетерпит, вроде бы и не болеет совсем.

Так и жили.

В тот день она приболела. Да и думы о дочери не давали покоя: как она? Срок приближается. А она одна, никого рядом…У него семья…Он не с ней…Знала она про это, потому и пришла к ним, рассказала…А они что сделали? Вместо помощи…вместо понимания…Отец горячий…У него взгляды старорежимные…не гибкий он…А она-то чем лучше? Сколько раз дочь-то видела? Надо было узнать, где живет. да зайти, посмотреть…Одного взгляда хватило бы, чтобы понять, что и как…Вот и думай теперь, гадай…

Позвонить что ли? Так она сама звонит…И сегодня звонила уже…Что надоедать-то…

К Валере опять друзья наведались. Поехал с ними рыбачить. Знает она, эти рыбалки: баня да выпивка. А у него давление. Надо было не пускать…Да сам не маленький, который десяток уж разменял, а все…

Его привезли на следующий день . Он был без сознания. «Скорая» не довезла его до больницы…

&

Совещание было нервное. Великий Милко капризничал. Закатывал истерики одну за другой, а без его согласия они не могли запустить в производство новую коллекцию. У Жданова нервы были на пределе. Он еле сдерживал себя, и готов был выгнать этого притворщика и любителя играть на публику. Малиновский постоянно одергивал его, просил потерпеть: не в первый раз, скоро выдохнется, подпишет нужные документы, и все закончится.

В этот момент в конференцзал зашла Тропинкина, а за ней влетела Клочкова, громогласно взывая к нему:

– Андрей! Я не виновата! Я не пускала! Я говорила…

Жданов больше не мог этого вынести и заорал в бешенстве

– Выйдите! Обе выйдите!

Виктории тут же и след простыл, а Тропинкина стояла. Только губы сжала и подбородок вздернула.

– Мария! Я сказал…

Она перебила его (тоже небывалый случай!)

– Андрей Павлович! Возьмите трубку в кабинете!

– Что? У нас совещание! Выйдите! Я не привык повторять!

Но она не сдвинулась с места.

– Андрей Павлович! Вы меня уволите, я знаю…Но… возьмите трубку!

В ее голосе , в ее позе было что-то, что заставило его пройти в кабинет и взять телефон. Это была Катя. Она никогда не звонила через секретаря. Но его сотовый был выключен: он сам ввел правило, отключать мобильники на собраниях.

– Андрей…Папа умер…

– Катя…держи себя в руках.…Я сейчас буду.…Я уже выезжаю…

В этот момент он думал только об одном: быстрее оказаться рядом с ней. Все остальное потом. Остальное подождет. Успеть к ней. Вдруг…

На ходу одеваясь, отдавал распоряжения.

– Роман, возьми у Виктории список дел на сегодня, закончи без меня…

– О работе не беспокойся. Все сделаем как надо.

– Совещание закончим завтра, если у Милко возражения, то…

– Я все подписал. Я сам проконтролирую раскрой, об этом не думай даже…Милко тоже понимает…

Роман вышел проводить его до лифта.

– Палыч, что случилось-то?

– Катин отец умер, а у нее уже вот-вот срок подходит. Боюсь, как бы раньше не родила. Я к ней, а ты поезжай туда, помоги с организацией похорон. У них в Москве родных нет. Я бы сам, но Катя…

– Я все сделаю. Ты сам будешь на церемонии?

– Обязательно. Она же у нас работала, так что…объяснимо…Я думаю, и подруги ее пойдут…

Катя сидела в кресле, в какой-то странной позе и обеими руками держала живот.

– Андрей! Вызывай «Скорую»! Воды отошли…

– Я сам тебя отвезу…Ты идти можешь? Давай я на руках…

– Андрей, тебе нельзя в больницу…Как ты объяснишь…

– Кать, о чем ты думаешь…

– Он…из-за меня…я виновата…

– Это неправда…Прошло столько времени…Ты сейчас думай о ребенке…нельзя навредить ему…

Все это он говорил, осторожно ведя ее к машине.

Малиновский организовал похороны по высшему классу: подключил военкомат, через него разыскали сослуживцев. И Катины друзья пришли. Так что были и речи, и красная подушечка с медалями – все как положено.

Только Кати не было. Накануне ночью она родила мальчика. Роды были преждевременными, она сильно намучалась, и о ее присутствии не могло быть и речи. Женсоветчицы перешептывались, искали ее глазами, а потом Тропинкина подошла к Жданову и спросила прямо:

– Катя родила?

И он, почему-то не удивился ни тому, что она спросила, ни тому, что спросила у него, и ответил также прямо:

– Да, сегодня ночью. Мальчика.

Смерть Валерия Сергеевича свела на нет ожидаемую радость от рождения ребенка, но естественным образом вернула ей близость матери. Катю выписали как раз на девятый день после похорон, поэтому поминки устраивать не стали. Елена Александровна утром съездила в Церковь, поставила свечки: кому за здравие, кому за упокой, а после обеда они со Ждановым встретились в роддоме.