Текст книги "Дружба, зависть и любовь в 5 "В" "

Автор книги: Людмила Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Но он пришёл к ней, значит, верит, что именно она, Таня, сможет ему помочь. Она, взрослая девочка, высокая, смелая, сумеет найти выход. Игорь смотрит снизу вверх очень ясными, немного печальными рыжими глазами, смотрит с доверием и просьбой. И Таня начинает чувствовать себя сильной и смелой, способной на решительные поступки.

– Ты можешь рассказать, что ты натворил? За что тебя все ругают?

– Вот именно, что ни за что! – У Игоря очень честное и справедливое лицо. – Я ничего не сделал. Ко мне придираются все, я же тебе и говорю.

Да, это не так просто, договориться с Игорем Павликовым. Такие люди не выкладывают всё подряд.

Мимо идёт Максим. Он останавливается, прищуривается на Павликова и вдруг говорит:

– Павликов! Я тебя знаю.

– Меня все знают, – отвечает Игорь. – Делов-то.

– Послушай, это ты вчера на школьную крышу залез и там дурака валял? Ну ты даёшь!

– Не дурака валял, а снег сбрасывал! – возмущённо выкрикивает Игорь. – Не знаешь, а выступаешь.

– А по шее? – деловито спросил Максим.

– Максим, Максим! – Таня встаёт между ними. – Ты что?

– Ничего, – ворчит Максим. – Полезно было бы.

– Ещё чего! – Из-за Таниной спины кричит Павликов. – Не имеешь права!

В это время звенит звонок, Игорь кидается по коридору.

Таня догоняет его, кладёт руку на его колючую голову, ёжик оказывается совсем мягким. Некоторое время Таня идёт с ним рядом, и Павликов успокаивается.

– Ты и так человек, Игорь. Мы что-нибудь придумаем. Ты не расстраивайся, ладно?

– Я и не думаю расстраиваться. – Он мотнул головой упрямо и вместе с тем беспомощно.

– Ну вот и хорошо. У меня к тебе просьба, Игорь.

– Какая? – загораются жёлтые глаза. – Какая просьба-то?

– Трудная, наверное. Но ты постарайся. Хорошо?

– Ну, постараюсь.

– Знаешь, Игорь, не лазь ты больше на крышу. Ну его, этот снег, без тебя его сбросят.

Почему он смеётся? Хохочет и убегает. Вот и пойми его, маленького взъерошенного мальчика, Игоря Павликова.

Всё равно поймаю

В темноте Серёжа брёл почти на ощупь. От железных гаражей тянуло холодом. И тут Серёжа услышал знакомый голос:

– Стой! Кто идёт?

Он застыл на месте и от неожиданности ответил домашним голосом:

– Серёжа.

– Это Серёжка, – сказали в темноте. – Следит за нами, шпион подосланный. Мальчишки, наверное, подговорили.

А другой голос, тоже знакомый Серёже, добавил:

– Сейчас узнает, как выслеживать!

Откуда-то сверху протянулась рука и больно дёрнула Серёжку за ухо. Тут же кто-то сунул ему за шиворот ледышку. И шапку надвинул на глаза. А потом Серёже дали пинка, и он вылетел из тёмного угла на освещённую часть двора.

– Хулиганская банда! – крикнул Серёжа в темноту. А что ещё ему оставалось делать?

Пьяный мужчина всё ещё стоял у подъезда. Он опять погрозил Серёже пальцем.

– Не, парень, это не банда. Там девочки поют, слышишь?

Серёжа потирал горящее ухо, а тоненькие мечтательные голоса пели песенку про ручеёк и про улыбку.

Серёжа ничего не понимал. Ухо горело, на спине таяла ледышка. А главное, Звёздочка пропала.

Пьяный был разговорчивый.

– Они там уже несколько дней поют. Мы с Черепенниковым сядем у гаражей выпить-поговорить, а девочки наверху поют. Хорошие девочки, спокойные, не хулиганки нисколько.

Голоса в темноте звучали стройно и ласково: «А за окном стоит весна, весна по имени Светлана». Серёжа всё-таки крикнул в сторону гаражей:

– Всё равно поймаю!

Никто не откликнулся, и он пошёл домой. Вдруг, пока он бродит здесь и получает зазря тумаки, Звёздочка как-нибудь чудом появилась дома? Вдруг она ждёт его?

Когда надеяться не на что, начинаешь верить в чудеса.

Облака, похожие на аистов

А Таня? Таня меняется на глазах. Может быть, счастливые люди вообще особенные.

Таня вдруг услышала, что снежинки, которые летят ей навстречу, не шуршат, а звенят. Раньше шуршали, а теперь звенят. И этот звон можно слушать долго, стоя на одном месте и глядя в небо. А когда наконец спохватишься, что не годится стоять здесь посреди дороги так долго, а надо всё-таки идти, куда шла, то ты пойдёшь. Но шаги твои будут такими лёгкими, будто это уже не шаги, а полёт. И облака, оказывается, похожи на розовых аистов. Несутся вперёд аисты, крылья распахнуты, тоненькие ноги торчат назад, длинные шеи стрелкой вытянуты к солнцу. Куда вы, аисты? Далеко, далеко…

Идёт Таня по улице. И улица всё та же – овощной магазин, почта, детский сад с горкой и грибками. Только это уже совсем не та улица. Это особенная улица, и ведёт она в особенную, прекрасную, праздничную школу. А прохожие идут себе, спешат и не знают, отчего девочка идёт, будто летит над землёй. Вот остановилась, покружилась на одном месте, отбросив руку с портфелем – не то она портфель покрутила, не то он её своей тяжестью повернул. Потом улыбнулась чему-то и пошла своей дорогой. Сияют у неё глаза, звенят снежинки, а светофор конечно же кажется ей праздничной ёлкой.

А как же может быть иначе? Произошло потрясающее событие, великое и небывалое.

Мальчик, который ходил мимо неё и не замечал её, вдруг подошёл к ней и попросил тетрадку. Разве этого мало? А это ещё не всё. Он переписал упражнение из её тетради, а потом стукнул её по затылку. И это ещё не всё. Он ей рожу скорчил очень страшную и противную. Ей, а не кому-нибудь другому. Хотя вокруг было много девчонок и среди них главная красавица – Оля Савёлова.

Идёт Таня по улице, а в ней звучит музыка, и эта музыка слышна только Тане, и Таня улыбается своей музыке. А мысли приходят, похожие на песни. Вот сейчас я войду в класс и увижу его. Он прекрасен. Он бегает по партам или сидит с ногами на подоконнике и читает книгу про гиену. Или дерётся с кем-нибудь из мальчишек. Другие мальчишки дерутся противно: поднимают пыль, пыхтят и потеют. А он дерётся, как ястреб, – с гиком налетает на врага, сбивает его с ног и орёт победным голосом. Он похож на героя песни.

Вот такая теперь Таня. Любовь – это всегда серьёзно, сколько бы лет ни было тому, кто любит.

Таня стала другим человеком.

Может ли человек стать другим? Ведь совсем недавно мы выяснили с очень учёным психологом, что особенности характера даны человеку раз и навсегда. Или они всё-таки могут меняться?

А вдруг я ошибаюсь, когда считаю, что Таня так уж изменилась? А изменилось только её настроение? А характер один на всю жизнь и меняться не может?

Мне важно это понять до конца. И я прихожу к очень умному психологу. Надо спросить у неё, уж она-то знает.

Самый умный психолог с завязанным горлом сидит в уголке дивана, кашляет, говорит, что простуда – пустяк и завтра пройдёт.

А на стене двадцать или двадцать пять плюшевых медведей. Мишка в клетчатом переднике. Розовый мишка. Серенький, самый маленький, с близко посаженными глазами и самый большой из города Риги, его зовут Адам Янович. Все медведи как-то зацеплены за стенку и оттуда глядят.

Кто-то любит собирать марки, а кто-то значки или спичечные коробки. Эта очень учёная женщина, которая знает почти всё на свете, любит плюшевых медведей. Странно, правда? Но в общем-то это уж не наше дело…

Может ли человек стать другим?

Она сейчас ответит, она очень хорошо разбирается в таких вещах. Не зря же ездят к ней советоваться другие психологи, тоже очень умные учёные люди.

– Конечно, человек может измениться. В каждом из нас есть что-то неизменное, как бы почва. А есть в нас то, что меняется – вырастает на этой почве. Что происходит с Таней? Изменилось её поведение, она стала держаться свободнее, увереннее. А характер остался прежним – манера сомневаться в себе и перепроверять себя. Страх быть непонятой. Это всё в ней есть. Но теперь она на этом меньше сосредоточена. А главное, появилась уверенность: я нужна кому-то, значит, я не хуже других. Она стала оценивать себя выше, чем раньше. И знаете, надо благодарить не только Максима, а ещё одного человека. Может быть, он даже более серьёзную роль играет в этих переменах.

Я тоже об этом думала. Речь идёт об Игоре Павликове. Да, да, о маленьком важном Игорьке, который вошёл в Танину жизнь, доверился ей, она его опекает, она ему необходима. А это делает человека твёрже, сильнее и лучше. И к себе Таня относится с уважением.

– Посмотрите, что получилось, – продолжает психолог. – При низкой оценке себя возникает робость, неуверенность. Что – я? Подумаешь – я. У Оли Савёловой, например, самооценка очень высокая, Оля – девочка уверенная, ей легко справляться с жизнью. У Оксаны самооценка ниже и уверенности поменьше, но она пристроилась около сильной Оли. А вот Серёжа – тоже не очень уверенный в себе мальчик. Но ему повезло – у него есть верный друг, Володя. Вдвоём им легче быть в равновесии. А Таня? Сейчас у неё счастливое состояние. Как говорят психологи, она испытывает сильные положительные эмоции, и её тревоги, страх, напряжение – отошли, отступили. Радость защищает человека.

Как хорошо это сказано – радость защищает человека. Научный термин? Или поэтический образ? Иногда это сливается в одно. Стройная, чёткая мысль может быть красивой и тонкой, как стихи, как рисунок художника, как строка прекрасной прозы.

Радость защищает человека.

Учёная женщина молчит, смотрит на своих медведей. Они таращат глаза-бусинки на неё. А когда я на них гляжу, то – на меня. Они плюшевые мишки, им всё равно, на кого смотреть.

Значит, душевный строй человека складывается из отдельных чёрточек. Я представляю себе это в виде рисунка. Каким он будет, зависит от того, как сложится у человека жизнь. И у каждого этот рисунок свой, потому что и жизнь у каждого своя, ни на чью другую жизнь не похожая. Радость своя, и горе своё, и тревоги свои, и мечты свои. Хорошо ещё, что люди умеют понимать друг друга, сочувствовать, дружить. А то сидели бы каждый со своим, отдельным. Что тогда было бы? Подумать и то страшно.

Секретное совещание начнётся в три

Оля Савёлова сказала Оксане:

– Сегодня в три в штабе будет секретное совещание.

Оксана сказала Ларисе:

– Сегодня в три приходи в штаб.

– Зачем?

– Как зачем? Будет секретное совещание. И Людке скажи, что в три.

На всех переменах девчонки шепчутся. Штаб, тайна, секретное совещание.

Оля, Лариса, Оксана, Людка ходят с таинственным видом. Остальные девочки показывают, что нисколько не завидуют, тоже секретничают о чём-то своём – разве у них нет своих тайн? Подумаешь – штаб. А мальчишки? Мальчишки несутся мимо и не обращают на девчонок никакого внимания. Как до штаба не обращали, так и сейчас не обращают. Неужели им в самом деле не интересно? Штаб же всё-таки, секретный и тайный. А может быть, не такой уж секретный?

– Оксана, – громко, на весь класс, говорит Оля, – а ты никому не разболтала нашу тайну?

При слове «тайна» любой человек встрепенётся. Но никто из мальчишек не встрепенулся. Максим учит стихотворение, бубнит себе под нос и даже не слышит Олю.

– Я? – Оксана всплёскивает руками. – Ну что ты, Оля. Я никогда никаких тайн не разбалтываю. Это другие могут сделать. – Оксана выразительно косится на Таню.

Таня сидит за своей партой, она никому не говорила про штаб. Но она слышит разговор девочек, и ей становится стыдно. Почему? Она же абсолютно ни в чём не виновата. А вот так – у кого есть совесть, тому бывает стыдно не только за себя, а и за других.

– Знаем мы этих тихеньких, – нараспев говорит Оля, – исподтишка что хочешь могут сделать.

Потом Оксана берёт Олю под ручку, и они выходят из класса.

– А у самой ноги тощие, как палки, – фыркает Оксана, проходя мимо Таниной парты.

«Как хорошо, что у меня нормальные ноги», – думает Таня. А Максим высовывает ботинок в проход, и Оля спотыкается, чуть не падает.

– Ехидин ненавижу с детства, – громко объявляет Максим.

И почему-то всем понятно, что он сегодня Олю не цепляет, а заступается за Таню.

Вот такие дела происходят теперь в пятом «В».

На стене висит стенгазета. Яркими синими буквами написал Максим название «За учёбу». И заметки наклеены ровно и переписаны аккуратно и без ошибок. Ничем пятый «В» не хуже других. У них газеты «За учёбу», и у нас газета «За учёбу». Только Нина Алексеевна ходит невесёлая: то ли ребятами недовольна, то ли просто устала. Учительская жизнь очень нелёгкая, это каждый знает.

А в штабе собрались Оля, Лариса, Оксана и Людка.

Уселись на чистый деревянный пол. Сидят ждут, что скажет Оля. И Оля говорит:

– Девочки, слушайте, я скажу сейчас очень важную вещь. Только это тайна, очень строгая тайна.

Почему на лицах девчонок нет восторга? Смотрят равнодушно. Людка насмешливо – ну что ещё? Оксана подобострастно – только бы Олю не рассердить ничем. А Лариса украдкой на часы поглядывает: скоро ли отпустят. Как на уроке сидит, переменки ждёт. Не волнуют девчонок тайны. Ну ещё одна тайна, много их, всяких тайн, в последнее время. А какой интерес в тайнах, если никто не стремится их разгадать? Мальчишкам наплевать на эти тайны. А ведь их только ради мальчишек, похоже, затевают.

Скучным делом оказался этот штаб. Суетятся, моют полы – и что дальше? И ничего. Было одно занятное событие: забрёл однажды вечером Серёжка, кошку свою искал, надавали ему по шее – и всё. А дальше что? Ничего. Песни пели. А зачем их обязательно здесь петь? Песни петь в тепле лучше.

Так размышляла Лариса и видела, что Людка и даже Оксана думают о том же.

– Девочки! Слушайте! – У Оли волевой голос, Оля не даёт им расслабляться. Всё-таки Оля не зря командир, есть у неё способность держать других в руках. – Вы знаете, что в этой тетрадке? Спорим, на что хотите, ни одна из вас не догадается!

Оля трясёт перед ними голубой тетрадкой, свёрнутой в трубочку.

Ну что может быть в тетрадке? Ещё одна песенка? Лариса смотрит на тетрадку, и все девочки смотрят на тетрадку как загипнотизированные. Что там? Песенки переписаны? Ну что уж такого особенного может быть в Олиной тетрадке!

– Не знаете! Так вот! Я сочинила пьесу. Вчера! Села за стол и сочинила.

– Ну да! Олечка! – Оксана всплёскивает руками. – Настоящую пьесу? Какая ты молодец!

Людка шмыгает маленьким остреньким носиком.

– А что в ней, в твоей пьесе?

– Про что пьеса, – спрашивает Лариса, – и что мы будем с ней делать?

– Мы будем её здесь секретно репетировать! Неужели непонятно? А потом мы покажем её на Новый год. И все ахнут. Сами сочинили, сами отрепетировали. Представляете?

Оля всё-таки расшевелила их. Репетировать – это интересно. И все ахнут – это тоже заманчиво.

– Про что пьеса? – опять спрашивает настырная Людка. Оля раскрывает тетрадку и начинает читать:

– «Действие происходит во дворце». Представьте, девочки, что это дворец. – Оля обводит рукой круг, они осматривают дощатые стенки, косой потолок, сквозь щели просвечивает небо. – «За письменным столом сидит младшая дочь королевы – принцесса». Её буду играть я. – Оля села на пол, сделала плавный жест, потом полистала свою тетрадку. – «Опять эти противные уроки! Не хочу заниматься!» – Потом своим нормальным голосом Оля продолжает читать: – (Входит служанка.) Её будет играть Оксана. Служанка говорит: «Ваше высочество! Разрешите войти. Там бедная девочка просит, чтобы её пропустили во дворец, она хочет поговорить с вами, ваше высочество». Принцесса (гордо): «Пусть войдёт». (Входит бедная девочка.) Она скромно, но приятно одета. Её тоже буду играть я, это очень трудная роль. Бедная девочка говорит: «Ваше высочество принцесса! Я могла бы вам помочь, если вы этого хотите». Младшая принцесса (удивлённо): «В чём ты, бедная девочка, можешь помочь мне, младшей принцессе?» Бедная девочка: «По математике и по иностранному языку. Я учусь на круглые пятёрки, хотя я всего-навсего бедная девочка».

Потом Оля сказала:

– Все научитесь делать реверанс. Вот так. Во дворце без реверансов никак нельзя.

Оксану задело, что ей, лучшей Олиной подруге, не досталось ничего получше, чем роль служанки. Но Оксана не хочет, чтобы Оля заметила, что её лучшая подруга недовольна, и спрашивает заинтересованно:

– А что дальше было там, во дворце? Очень интересная пьеса, правда, девочки?

Пусть они все думают, что ей, Оксане, даже нравится быть служанкой в королевском дворце. Да, ваше высочество. Разрешите войти, ваше высочество? И реверанс. У Оксаны хорошо получится реверанс, плавно, изящно. Она ещё дома потренируется немного – лучше всех научится.

– А дальше я пока не сочинила, – отвечает Оля. – Но я скоро досочиняю пьесу до конца. Это очень просто. Я на музыку спешила, вот и не успела дописать. Лариса! Ты будешь играть старшую принцессу, мою сестру. Я – младшая принцесса, весёлая и красивая. А ты – старшая принцесса, некрасивая и ябеда.

Лариса молчит. Кому нравится быть некрасивой, да ещё ябедой? Но Лариса согласна. Всё-таки принцесса.

– А я? Я кого буду играть?

Люда встала с пола и требовательно повторяет:

– Я, я кем буду? Кого я буду играть?

Люда будет повторять до тех пор, пока ей не ответят.

– Ты будешь играть королеву. И перестань повторять одно и то же. Очень хорошая роль – королева, почти главная роль. И все тебя будут звать – ваше величество. И платье у тебя будет со шлейфом.

Недоверчивая Людка хочет выяснить всё до конца.

– Что такое – со шлейфом?

– Шлейф – это хвост, он волочится по полу, – невинным голоском говорит Оксана.

Она – служанка. А Людка, вовсе не самая близкая Олина подруга, – королева, ваше величество. Тоже ещё, величество нашлось – Людка. Росточек как у первоклассницы.

Но Людка уловила главное: величество – это королева, величественная, нарядная. А Оксана про хвост от зависти говорит. Такие вещи Людка легко понимает.

– Я согласна быть королевским величеством, – говорит Людка и шмыгает носиком.

Оксана спрашивает, подсаживаясь к Оле поближе:

– А когда ты, Оля, допишешь свою пьесу до конца?

– Завтра, наверное. Или послезавтра. По музыке много задают. Прямо ужас, ничего не успеваю.

Оксана учится вместе с Олей в музыкальной школе, по музыке задают не так уж много. Но Оля всегда любит отговариваться музыкой.

– Только смотрите, девочки, никому ни слова, – строго говорит Оля. – Всё отрепетируем, а потом возьмём и выступим на утреннике перед всем классом. А пока – никому. Особенно этой новенькой Таньке.

Они по очереди спускаются вниз, лестница скрипит и шатается. Лариса ворчит про себя: «Чтобы я ещё сюда полезла! Да никогда».

Уже внизу Оксана говорит, ни к кому не обращаясь, но поглядывает на Олю:

– Максим этой Таньке стукнул сегодня портфелем. Я видела, и Лариса видела. Правда, Лариса?

Лариса молчит, она не хочет участвовать в конфликтных ситуациях.

Оля говорит:

– Портфелем? Представляете, девочки, унижение какое – он её бьёт, а она улыбается. Дурочка прямо. Людка вдруг произносит:

– Он её не бьёт, он её цепляет.

Оля передёргивает плечами.

Оксана думает: теперь Людке не получить роль королевы. Да и какое, в самом деле, из Людки – величество! И повеличественнее Людки найдутся.

Кошка исчезнуть не может

Серёжа прибежал домой, но дома Звёздочки не было. Было пусто, тихо, тоскливо.

В кухне на полу стояло блюдечко, но некому было пить из него воду. Лежала серенькая мягкая подстилка, но никто не спал на ней, хотя от батареи шло тепло прямо на эту подстилку. Днём кошка любила спать в углу Серёжиного дивана, но сегодня её там не было. Вечером она любила сидеть на телевизоре, потому что он нагревался. Теперь на телевизоре стояла только мамина вазочка с лиловой розой, сделанной из капрона.

Пришла мама, взглянула на Серёжу, ничего не спросила. Молча посмотрела в комнату, на угол дивана, под батарею, на телевизор. И опять ничего не сказала. Серёже стало ещё хуже. Вообще-то он даже гордился тем, что его мама не болтает зря, а молчит и умеет всё сказать молча. У себя в овощном магазине мама тоже не очень-то разговаривает, покупателей много, а мама одна. И оказывается, что если покупатель немного подумает, то он и сам найдёт ответ, мог бы и не спрашивать продавщицу. Серёжа любил иногда стоять в стороне и смотреть, как мама взвешивает солёные огурцы или яблоки джонатан. Она ловко кидает яблоки на весы, ловко стряхивает их в раскрытую сумку. А разговаривать и не обязательно.

Но сегодня у Серёжи был не обычный день, а очень тяжёлый. И конечно, ему хотелось, чтобы мама хоть немного поговорила с ним, спросила о чём-нибудь, утешила. Но что поделаешь, если у мамы жёсткий характер.

Мама как-то сказала Серёже, что люди с мягкими характерами не работают в овощных магазинах. Наверное, так оно и есть. Маме виднее.

Ночью Серёжа вдруг услышал, что где-то рядом мяучит кошка. Проснулся сразу, а никак не поймёт: откуда он слышал мяуканье? Из-за окна? С лестницы? Прислушался – тихо в квартире, на улице, во всём городе тихо. Все спят, ни у кого не пропала Звёздочка. Где-то далеко проехала машина, и опять тихо.

Нигде не мяукала кошка. Это Серёже померещилось, потому что даже во сне он не переставал думать о Звёздочке и горевать, что она пропала.

Утром перед уходом на работу мама вытряхнула и убрала на антресоли серенькую подстилку. Совсем тоскливо смотрел на это Серёжа. Мама молчала, но как будто сказала: жили без кошки, проживём и дальше без кошки.

Ушла мама на работу, а Серёжа пошёл в школу. Потому что какая бы ни случилась беда, а учиться надо. Тем более ему очень нужно повидать Вовку.

Серёжа шёл по улице. Скрипели шаги на морозе, и получалось, что каждый шаг сопровождается весёлым, лёгким звуком. Как будто человеку хорошо и весело. Ему и было совсем недавно, ещё вчера утром, хорошо и весело.

А теперь ему очень плохо. Звёздочка, наверное, выскочила через приоткрытую дверь. Это могло случиться вчера, когда Серёжа бегал вниз к почтовому ящику за газетой. А он вернулся с газетой и не заметил, что кошки нет в квартире. Взял портфель и пошёл в школу. Вот как всё случилось.

Куда же она могла уйти? Если бы ей там было плохо, она бы вернулась. Звёздочка очень умная кошка и прекрасно знает, где её дом. Пришла же она к Серёже, неизвестно откуда, голодная и печальная. А теперь, значит, ушла к другим людям. Ну почему она это сделала? Наверное, ей там лучше. Иначе зачем бы она ушла? Никто не уходит по своей воле туда, где хуже. Говорят, что кошки легко меняют хозяев, что они не привязываются к людям. Было бы только сытно, тепло и спокойно – вот и всё, что ценит кошка. Серёжа не верит в это. Это выдумали те, кто сам не любит кошек и готов наговаривать на них напрасно. Не мог Серёжа представить себе, что его кошке, его Звёздочке, у каких-то чужих людей лучше, чем у него, не верил, что она забыла его. Этого не может быть. Серёжа любил свою кошку и верил, что она привязана к нему, Серёже, а не к тому, у кого еда вкуснее или диван мягче.

Правда, мама иногда пинала Звёздочку ногой. Но Серёжа старался на маму не обижаться. У мамы нервы. Да и Звёздочка не обижалась. Мама пнёт её тапком, кошка отойдёт в сторону и не лезет к маме, а держится ближе к Серёже. Вот и всё. На маму сердиться не надо. Она вчера ничего не сказала? Ну и что же? И так всё понятно – кошка сбежала, что же тут скажешь? Серёжа иногда думает, что работать продавщицей в овощном магазине трудно. Покупателям всё хочется спрашивать – мелкая картошка или крупная? Хорошего засола огурцы или нет? Будут завтра финики или не будет завтра фиников? Красный внутри арбуз или белый? Разве мама может отвечать на все эти вопросы? Она и не отвечает.

Серёже становится жалко маму. Конечно, трудно ей передвигать ящики со свёклой, а пакеты с картошкой рвутся. Рассол от огурцов щиплет руки. Маме не до кошки, тоже надо понять.

Серёжа давно решил: когда вырастет и получит специальность, он заберёт маму из овощного магазина. Пусть она с утра намазывает свои руки душистым кремом и сидит в скверике.

– Эй, Серёжа! Я тебя ждал, а ты один ушёл! – Серёжу догоняет Вовка. – Ты чего один-то ушёл?

Вовкино румяное лицо ещё больше раскраснелось, пока он догонял Серёжу. А глаза у Вовки весёлые, такие радостные глаза, что Серёже начинает на секунду казаться, будто всё уладится, и ничего плохого не случилось, и всё ещё можно поправить.

– Серёж, ты чего такой? А?

– У меня, Вовка, несчастье. Кошка у меня пропала.

– Ну да! Совсем пропала или плохо искал?

– Нигде нет. – «Совсем» такое слово, которое очень не хочется произносить.

– Этого не может быть, – твёрдо говорит Вовка, – вместе поищем после школы. Договорились?

Серёжа, конечно, согласен. Откуда-то появляется маленький проблеск надежды. Вдруг и правда ещё найдётся Звёздочка? А тут ещё Вовка авторитетно добавляет:

– Кошка – не пар, исчезнуть она не может.

Серёже становится намного легче. Снег скрипит весело. Прохожие идут не хмурые. Трамвай блестит и несётся по проспекту. Серёжа идёт рядом с Вовкой и, не поворачивая головы, поглядывает на Вовку. Румяные щёки, торчит вихор из-под ушанки.

Вовка изо всех сил толкает Серёжу плечом. А Серёжа – его. Так, толкаясь и отлетая друг от друга, они подходят к школе.

Куда вести Генриетту?

Максим вёл по улицам свою Генриетту. Можно было не торопиться, мама думает, что он на фехтовании, а потом – в бассейне. Интересно, каким бы он стал смелым и ловким, если бы успевал ходить во все секции, куда записала его мама. Сражался на рапирах, плавал бы баттерфляем, стрелял лёжа и с колена. А ещё рисовал бы, лепил-ваял и пел в хоре мальчиков. Но для всего этого Максиму надо было бы разделиться на три или на четыре части, и чтобы каждая часть целыми днями бегала от Дома пионеров к спортшколе, потом – на станцию юннатов, в музыкальную школу. Максим не хотел делиться на четыре части, он хотел оставаться целым.

Генриетта семенила на своих удивительных ногах, пригибала голову низко к земле. Никто не обращал на них внимания. Прохожие, наверное, считали Генриетту дворнягой. Она всё-таки похожа на собаку с длинным туловищем и необычными ногами. Уши острые, шерсть лохматая. Не особенно красивая собака, не породистая. Не дог, не пудель, не эрдельтерьер. Ну и что? Разве всё дело в красоте, в породе? Любят тех, кого любят, а не обязательно породистых или красивых. Вот идёт мальчик и ведёт некрасивую дворнягу. А кому придёт в голову удивляться? Значит, такую собаку он завёл, дружит с ней, вот вывел погулять. И всё. Если бы Максиму мама разрешила завести дома собаку, он бы, наверное, захотел именно дворняжку. Они умные, верные и ничего из себя не воображают. Но мама сказала раз и навсегда: «Никаких собак».

Максим знает, почему она так категорически против собаки. С собакой надо гулять на улице, а его мама больше всего на свете боится улицы. Если Максим будет гулять по улице, мама просто сойдёт с ума.

Гиена идёт рядом, доверчиво прижимается своим лохматым боком к его ноге. Вот бы привести её домой. И жила бы себе в передней или у Максима под столом. Что же особенного? У других живут большие собаки, и даже огромные. Но, наверное, у тех людей мама не такая, как у Максима. Если мама не соглашается на собаку, то о гиене не может быть разговора.

Домой вести гиену нельзя. А куда можно? Есть ли во всём городе такое место, где обрадуются гиене Генриетте? Найдётся ли в большом городе, где живёт девять миллионов разных людей, такой человек, который скажет: «Ах, какая радость – к нам пришла гиена Генриетта! И мальчик Максим пришёл с ней! Какое волшебное счастье!» Нет такого человека во всей огромной Москве. Некуда вести гиену.

Когда Максим решил вывести Генриетту на свободу, он об этом не думал. Не каждый раз человек умеет продумать свои действия на несколько ходов вперёд. Максиму казалось, выведу её из клетки – вот и будет гиена на свободе. Теперь они шли по вечерней улице. Свобода была, а ночевать было негде. И есть гиене было нечего. И что делать с ней дальше, совершенно непонятно.

Они вошли во двор. Уютно светились окна. Веяло от этого света постоянством, покоем. У всех есть своё жильё. Там тепло, светло. А здесь темнота и холодина.

Максим втянул голову в воротник куртки.

Они прошли весь двор и очутились в углу, в тёмном месте, где пахло бензином, краской.

– Теперь поняла? – тихо спросил Максим. – Ты на свободе. Надо только сидеть тихо, и всё. Никто тебя не тронет.

Он огляделся. Вокруг были холодные стены, крыши, запертые гаражи. Какая-то замызганная деревянная лестница.

И вдруг знакомый голос сказал:

– И принцесса стала лучше учиться. Ваше величество, неужели вы не можете систематически проверять уроки у вашей младшей дочери?

Максим застыл на месте. Это был голос Ольки. Он доносился откуда-то сверху. Откуда Олька появилась над гаражами? Он задрал голову. Деревянная будка. Чуть мерцает свет в круглом окошке. Вот это дела!

Максим притаился в темноте. Заунывный голос произнёс:

– И никогда не открою тайну врагам-мальчишкам. Как бы ни просили. Клянусь.

А следом несколько голосов повторили без энтузиазма:

– Клянусь.

Так вот в чём дело. Значит, все их таинственные разговоры – это не просто разговоры. Там, за круглым окошком, девчачий штаб. Это прекрасно. Это то, что надо. Вот повезло так повезло.

Максим привязал Генриетту к какой-то железке, а сам стал тихо подниматься по скрипучей лесенке. Он влез на крышу и стоял там, заглядывал в круглое окошко. А в штабе Оксанка делала реверансы перед Олькой и называла её «ваше высочество». Олька орала дурным голосом:

– Не буду делать уроки! Не хочу больше заниматься! Я дочь королевы!

Людка-шпингалетина стояла по стойке «смирно» и писклявым голоском произносила:

– Придётся отрубить ей голову! Если ты получишь ещё одну двойку, я велю отрубить тебе голову.

Это она пугала Ольку. Это для таких глупостей, для реверансов и принцесс они сделали штаб. Шляпки-тряпки. Девчонки есть девчонки.

Внизу завозилась гиена.

– Тихо, Гена, – шептал Максим, – я сейчас спущусь.

Он слез вниз, погладил Генриетту, она немного успокоилась. Наверное, она озябла. Он решил ждать. Наверное, девчонки скоро уйдут – уже, наверное, десятый час.

Оля произнесла громким противным каким-то дамским голосом:

– Эта бедная девочка так прекрасно знает всю дворцовую жизнь, что дворец мог бы её удочерить.

А Людка-шпингалетина отвечает важно:

– Я как королева согласна её удочерить. Теперь у меня будет три дочери – принцесса Оля, принцесса Лариска и принцесса бедная девочка.

Максим ёжится от презрения. Пьесу, что ли, репетируют? Не могли пьесу найти подходящую для штаба. Про подвиги, про разведчиков – мало ли хороших пьес. А эти только и знают кривляться.

Генриетта рвётся с поводка и тихо скулит. Ей надоело сидеть на привязи. Наверное, она совсем не такой представляла себе свободу.

Максим гладит её по жёсткой спине. А вдруг девчонки ещё долго будут торчать там? Мало ли сколько им ещё захочется кричать про величество и высочество и про какую-то бедную девочку, провались она совсем.

«Вот ещё навязались на мою голову», – думает про них Максим. Он забыл в эту минуту, что не его это чердак, а их, девчонок. Там, наверное, тепло, сухо.