Текст книги "Двуликий адмирал"

Автор книги: Людмила Черная

Соавторы: Даниил Мельников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Последние дни

Итак мы подошли к концу…

Мы видели Канариса на заре его карьеры, когда он, не брезгуя ничем, пробивался к власти, к ее тайным пружинам, скрытым от глаз столь презираемых им простых смертных. Затем мы видели его на «вершине славы», в те страшные военные годы, когда он плел интриги в масштабе многих стран, когда щупальца абвера легли на карту мира, когда хитроумный адмирал с помощью созданного им аппарата вертел политиками и правителями порабощенной Европы и, сидя в своем кабинете в Берлине, разыгрывал бесчисленные шахматные партии, пешками в которых были каудильо, премьеры, маршалы…

Теперь нам осталось описать последний акт.

Канариса убили нацисты, те самые нацисты, с которыми он связал свою жизнь и слугой которых был.

По иронии судьбы, эпилог его жизни разыгрался в концлагере, созданном, как и все другие нацистские концлагеря, для истребления «неполноценных личностей», людей с «нечистой кровью», антифашистов и коммунистов, с которыми весь свой век боролся Канарис.

Итак, концлагерь Флоссенбюрг… Ряды деревянных бараков и одноэтажное каменное здание. Сорок камер, длинный коридор. В первые годы войны в камеры сажали узников, которые «нарушали лагерный режим», а потом, в 1944—1945 годах, – особо важных преступников; камеры служили карцерами, и путь из них был только один: через коридор во двор, в «контору» концлагеря, а оттуда вновь на лагерный двор – место казни. Звеня кандалами, проходили узники по длинному коридору. В конторе приговоренных к смерти раздевали догола. Последнее унижение, последняя попытка втоптать в грязь все то, что Канарис всегда сбрасывал со счетов, – человеческую душу, человеческое достоинство. И последняя дань тому, перед чем он так преклонялся, – силе, безотказно действующему аппарату, расчетливости… Одежда узников переходила в склады фашистского государства целехонькая и в меру чистая, не загрязненная ни кровью, ни предсмертным потом приговоренных… Эсэсовцы выводили раздетого догола узника во двор. И здесь его либо ставили на колени лицом к свинцовой квадратной пластине, укрепленной в глухой каменной стене, и убивали выстрелом в затылок, либо вешали на одном из шести железных крюков, вбитых в ту же стену.

О последних днях Канариса мы имеем более или менее подробные сведения.

Адмирала посадили в камеру 22, а в камере под номером 21 сидел бывший начальник датской военной разведки обер-лейтенант Ганс Матизен Лундинг, которому удалось спастись благодаря спешной эвакуации лагеря через несколько дней после казни Канариса. Правда, Лундинг не был знаком с Канарисом лично, но он сразу узнал его, так как видел начальника абвера в Копенгагене.

В те дни во Флоссенбюрге находились также бывший начальник фашистского генштаба Гальдер и Шлабрендорф – активный участник заговора 20 июля. Показания этих трех людей, особенно Лундинга, который перестукивался с Канарисом, позволяют воссоздать картину гибели адмирала.

Гальдер выступал свидетелем на процессе эсэсовца Хуппенкотена в Мюнхене в 1951 году, того самого «мясника» Хуппенкотена, подручного Кальтенбруннера, который вел последние, самые жестокие допросы Канариса, а потом отправил его на смерть.

В день казни Канариса Гальдера перевели в Дахау, но он подробно рассказал о том, как вообще проходила процедура казни во Флоссенбюрге, а из показаний Лундинга известно, что таким же образом казнили и Канариса. «В толстых дубовых дверях камер, – рассказывал Гальдер, – были щели, и через них можно было иногда по утрам видеть, как бесшумно скользят голые фигуры людей к углу двора, где совершались казни. После этого был слышен стук подбитых гвоздями сапог эсэсовцев и сквозь щели было видно, как эсэсовцы проносили носилки с трупами».

Шлабрендорф, также выступавший на процессе Хуппенкотена в качестве свидетеля, рассказал, что в день смерти Канариса, гуляя по двору (особо важным узникам во Флоссенбюрге полагалась получасовая прогулка), он заговорил со своим стражником, и тот сказал: «Маленького адмирала сегодня утром повесили; его несколько раз вздергивали и потом снова опускали. Он был такой живучий». Шлабрендорф понял, что речь могла идти только о Вильгельме Канарисе.

Гораздо подробнее показания Лундинга, который общался с Канарисом со дня прибытия адмирала во Флоссенбюрг в феврале 1945 года до его казни 9 апреля 1945 года. Канарис поразил Лундинга своей цепкостью и волей к жизни. По словам датского обер-лейтенанта, он не был ни безучастным, ни сломленным физически.

Почему же Канарис, казавшийся апатичным, почти полубезумным задолго до своего ареста, сравнительно легко переносил заключение во Флоссенбюрге, которому предшествовали долгие месяцы допросов на Принц-Альбрехтштрассе?

Лундинг дает нам на это ответ: Канарис был почти уверен, что ему удастся пережить крушение рейха, которое приближалось с каждым днем (Канариса казнили ровно за месяц до безоговорочной капитуляции Германии). Еще в гестапо, несмотря на строжайшую изоляцию, узники общались между собой: заключенных водили в общее бомбоубежище; к ним поэтому просачивалась кое-какая информация. Да и в концлагере Флоссенбюрг в последние месяцы перед концом войны узники не были полностью оторваны от внешнего мира. Изрядно напуганные конвоиры смотрели на многое сквозь пальцы. Немудрено, что Канарис имел достаточно сведений, чтобы понять: час фашистской Германии фактически уже пробил.

Даже во Флоссенбюрге адмирал не изменил своей тактике: был предельно осторожен и скрытен… Лундингу удалось передать Канарису записку. В ответной записке бывший начальник абвера уверял, что его арест – «результат ошибок и недоразумений», ибо те «преступления, в которых его обвиняют, он никогда не совершал». Перестукиваясь с Лундингом, Канарис беспрестанно уверял, что в руках у гестапо нет «никаких убедительных улик против него».

Во второй половине марта в лагерь Флоссенбюрг прибыл сам Кальтенбруннер. В этот день состоялся последний разговор двух старых врагов и соперников. Тот же Лундинг рассказал, что через щель двери он видел, как громадный, массивный Кальтенбруннер и маленький, щуплый Канарис ходили взад и вперед по лагерному двору. Время от времени Кальтенбруннер угрожающе размахивал своими ручищами убийцы, а Канарис отвечал на это вкрадчивыми осторожными жестами. О чем разговаривал Кальтенбруннер с Канарисом, так и осталось неизвестным… Хотел ли Кальтенбруннер все же добиться под конец каких-то признаний от бывшего шефа разведки? Или он на свой страх и риск пытался договориться с Канарисом, рассчитывая на его влияние и связи?

Этого мы не знаем. Но как бы то ни было, после отъезда Кальтенбруннера из концлагеря положение Канариса заметно ухудшилось, а 6 или 7 апреля, когда из Берлина во Флоссенбюрг прибыл Хуппенкотен в сопровождении одного из своих оруженосцев, Штарвицки, Канарис понял, что его часы сочтены. Хуппенкотен начал избивать Канариса на допросах. В ночь с 8 на 9 апреля, перестукиваясь с Лундингом, адмирал сообщил: «Думаю, что это конец».

Из всех процитированных выше свидетельских показаний явствует, что главари гестапо расправились с Канарисом не как с «особо важным преступником» из своей шайки, т. е. без соблюдения внешних формальностей (суд, пусть инсценированный, следствие и т. д.), а так, как они расправлялись со своими врагами, не имевшими чинов и званий. Вздернули на крюк – и концы в воду…

Это можно было бы объяснить давним соперничеством между Кальтенбруннером и Канарисом, Гиммлером и Канарисом, эсэсовцами и абвером, давней ненавистью, заскорузлой завистью.

Однако дело обстояло куда сложней. Гестаповцы ни в коем случае не могли допустить, чтобы Канарис пережил фашистский строй, конец которого приближался с неумолимой быстротой. Они боялись разоблачений адмирала, его международных связей.

В сборнике документов «Донесения Кальтенбруннера Борману и Гитлеру» подробно цитируются показания барона Каульбарса, личного друга Канариса. Ссылаясь на свой разговор с неким доверенным лицом шведского атташе, который имел место в связи с ожидавшейся отставкой Канариса с поста начальника абвера, Каульбарс передает «точку зрения заграничных кругов» на этот факт. По словам Каульбарса, ему было сообщено следующее:

«Известие об отставке адмирала явилось бы сигналам для заграницы прервать какие бы то ни было отношения с Германией. Канарис – один из тех немногих лиц, с которыми иностранные державы еще согласились бы вести переговоры и сотрудничать».

И далее:

«С отставкой адмирала отпадают все возможности какого бы то ни было соглашения в том случае, если Германия сочла бы нужным пойти на переговоры с вражескими державами о заключении приемлемого для обеих сторон мира».

По всей видимости, сообщая эти сведения, Каульбарс хотел помочь Канарису, спасти его из гестаповской ловушки. Ему, так же как самому Канарису, казалось, что связи с реакцией на Западе могут спасти адмирала.

Каульбарс и сам Канарис рассматривали факт «приемлемости» бывшего начальника абвера для реакционных кругов Англии и США, его многообразные международные связи как важный шанс для сговора с гитлеровской верхушкой. В обмен на жизнь Канарис мог обещать Гиммлеру и Кальтенбруннеру «походатайствовать» за них перед своими друзьями за границей.

Однако Кальтенбруннер прокомментировал показания Каульбарса нижеследующим образом: «Благодаря высказываниям Каульбарса становится ясным, как Канарис оценивался в рамках всего заговора».

Из этих комментариев видно, что даже Кальтенбруннер разгадал замыслы Канариса и его приятелей. Игра Канариса была ему, очевидно, ясна. Но, как показывают дальнейшие события и сама казнь Канариса, тот козырь, на который так рассчитывал начальник абвера, обернулся против него. Более того, он прямой дорогой привел его к роковой стене во Флоссенбюрге. Именно потому, что Канарис был приемлемой фигурой для некоторых деятелей США и Англии, он стал совершенно неприемлем для главарей фашистской империи накануне ее падения.

Известно, что «без пяти минут двенадцать», как любили выражаться гитлеровцы, даже Гиммлер пытался договориться с англо-американскими реакционными кругами. Известно, что эсэсовцы и гестаповцы накануне разгрома бежали поближе к западным границам рейха, надеясь, что их «подберут» там английские и американские милитаристы. И Гиммлер и все его сотрудники спали и видели, как бы сговориться с реакционными кругами Англии и США о совместной борьбе против Советского Союза, «мирового коммунизма» и всех сил прогресса. Разумеется, они понимали, что Канарис имел возможности опередить их и спеться с англо-американской реакцией за их спиной, а главное, за их счет. Ведь он уже давно готовил для себя пути отступления, давно заигрывал с Западом. К тому же там у него были могущественные друзья – каудильо был с ним тесно связан, Бадольо он негласно помогал, с Даллесом всегда мог сговориться… Да и аппарат абвера… Что стоит адмиралу после падения нацистского режима переловить с помощью этого аппарата фашистских карателей, от Гиммлера и Кальтенбруннера до более мелких их приспешников типа Хуппенкотена (которому, кстати сказать, удалось избежать суда до 1951 года), и явиться пред «светлые очи» западных покровителей в роли этакого антинациста? Что стоит ему сделать карьеру на костях своих более грубых, более откровенных и менее дальновидных соучастников по преступлениям?

Фашистский адмирал перехитрил самого себя, запутался в собственных интригах и комбинациях. Однако возникновение легенды о Канарисе – факт вполне закономерный.

Бесславная жизнь и деятельность двуликого адмирала приукрашивается сейчас всеми средствами и способами именно потому, что среди нескольких десятков людей, разделявших фактически власть с Гитлером, Канарис был одной из самых приемлемых фигур для реакционных милитаристских кругов Запада, наиболее гибким и ловким немецким фашистом, который ставил сразу на несколько лошадок, всегда имел запасные выходы и в случае надобности мог с легкостью переменить хозяина, принять новую присягу, подписаться под иной программой, оставаясь верным делу своей жизни – антикоммунизму.

Заключение

Абвер оказался порождением более живучим, чем его шеф. Более живучими оказались также принципы тотального шпионажа, которые проповедовал Канарис. Они пережили и самого адмирала и фашистскую империю. Эти принципы взяли на вооружение новые авантюристы и любители агрессии, выступившие на мировую арену после крушения гитлеровской империи.

Адмирал в последние годы войны готовил пути к отступлению не только для себя, но и для абвера как института и как орудия империализма, которое может выступать под разными флагами. Он даже подобрал себе преемника.

Имя его – Рейнгард Гелен.

В середине 1942 года в бывшем имении Воронино, близ города Винницы, на оккупированной фашистами территории Советского Союза, состоялась встреча между Канарисом и Геленом, во время которой адмирал, по существу, сделал его своим главным наследником.

Рейнгард Гелен был тогда полковником (впоследствии дослужился до звания генерал-лейтенанта). Он руководил отделом «Иностранные армии – Восток» в верховном командовании сухопутной армией. Отделы «Иностранные армии» выполняли оперативные задания, связанные с получением разведывательных данных непосредственно на фронте и с работой по разложению войск противника. Опекал их абвер.

В середине 1942 года, когда положение Канариса впервые пошатнулось, он задумал превратить отдел под руководством Гелена в своего рода запасную позицию абвера. Адмирал решил наделить этот отдел функциями, которые выполнял до сих пор только абвер. Отдел Гелена должен был заняться всеми видами разведывательной работы: политическим, экономическим и военным шпионажем, саботажем и диверсиями, «психологической» войной (пропагандой). Для этого была предпринята далеко идущая перестройка отдела. Он превратился в «маленький абвер».

Договоренность, достигнутая между Канарисом и Геленом в 1942 году, получила в литературе название «концепция Воронино». Коротко говоря, суть ее заключалась в следующем.

Во-первых, фашистская разведка делилась, по существу, на две параллельные «взаимозаменяемые» ветви. Но если абвер отвечал перед Гитлером и командованием вермахта, то отдел Гелена – только перед генеральным штабом. Таким образом, была создана чисто военная организация, не находившаяся под непосредственным контролем Гитлера и вместе с тем способная выполнять функции абвера в том виде, в каком их понимал Канарис.

Во-вторых, отдел Гелена сконцентрировал усилия на ведении борьбы против Советского Союза и его Вооруженных Сил. Иными словами, он приобрел характер сугубо антикоммунистической организации.

Отдел Гелена создал свой архив и принял часть архива абвера, касающегося агентуры в Восточной Европе и опыта операций, проведенных на советской территории.

Канарис явно готовился к сепаратному сговору с Западом, и отдел Гелена должен был облегчить ему этот маневр.

Смысл «концепции Воронино» полностью раскрылся лишь после крушения фашистской империи. Гелен явился в штаб американских вооруженных сил и был принят там с распростертыми объятиями. Он предоставил в распоряжение американцев буквально тонны «секретных государственных дел»; все архивы, досье, относившиеся к работе абвера на Востоке.

Материал оказался настолько ценным, что его тут же на самолетах (вместе с Геленом) вывезли в Вашингтон. Там работа Гелена была оценена соответствующим образом: он был назначен главой шпионской организации, своего рода американского филиала абвера.

«Организация Гелена» оставалась в ведении американских властей с 1945 по 1955 год. А когда после Парижских соглашений 1954 года ремилитаризация Западной Германии была легализована, Вашингтон передал новый абвер в руки западногерманских милитаристов. С 1956 года ведомство Гелена стало именоваться федеральной службой информации.

Под крылышком Пентагона аппарат Гелена превратился в разветвленную шпионскую организацию. С 1945 по 1955 год он получил от американцев субсидии в размере 150 миллионов марок. За последующие восемь лет (1956—1963 годы) бюджет его вырос более чем в два раза – он составил 340 миллионов марок. На 1965 год бюджет федеральной службы информации определен в 68 миллионов марок – в три раза больше, чем сумма, ассигнованная в 1956 году.

Аппарат раздулся до гигантских размеров. В нем насчитывается около 5 тысяч служащих (т. е. значительно больше, чем в аппарате абвера накануне второй мировой войны). Число его агентов определяется некоторыми источниками в 17 тысяч человек.

Резиденция Гелена находится в Пуллахе, близ Мюнхена. Здесь размещена генеральная дирекция – «мозг» западногерманской разведки. Построение федеральной службы информации в общем соответствует структуре абвера. Генеральные представительства заменили бывшие местные органы абвера – ACT, а заграничные резидентуры – бывшие опорные пункты абвера в иностранных государствах – КО.

Грязные дела организации Гелена стали известны в результате многочисленных процессов над ее агентами, а также из материалов пресс-конференций, состоявшихся в Берлине, Праге и Варшаве. Гелен остался верен традициям абвера. А его многочисленные агенты усвоили приемы диверсантов и саботажников из отдела-II Лахузена.

И это не случайно. В штате организации Гелена мы встречаем многих старых служащих абвера. Но вместе с тем федеральная служба информации собрала под свои знамена и старых конкурентов абвера – сотрудников СД. В аппарате Гелена состоялось «примирение» и «воссоединение» двух разведывательных служб гитлеровского рейха.

Для иллюстрации назовем некоторые фамилии бывших видных сотрудников Гиммлера и Кальтенбруннера, служащих ныне в организации Гелена:

бывший бригаденфюрер СД Альфред Сикс;

бывший штандартенфюрер СД Франц Виммер-Ламквет (известный ныне под именем Стефан Штурм);

бывший штурмбанфюрер СД доктор Эмиль Аугсбург (известный под именем Альгауса);

бывший штурмбанфюрер СД доктор Вильгельм Хетль (он же Вальтер Хаген)[10]10
  В. Хетль был начальником отдела Юго-Восточной Европы в управлении Шелленберга. Он выпустил в 1956 году мемуары под названием «Тайный фронт».


[Закрыть];

бывший штурмбанфюрер СС Фриц Шмидт (он же Фридрих Шютте);

бывший зондерфюрер СД Михаэль Ахметели (он же К. Михаель)[11]11
  Ахметели был одновременно доверенным лицом Кальтенбруннера и Канариса в Польше и в оккупированных районах Советского Союза.


[Закрыть].

Так в Западной Германии возродились традиции абвера и службы безопасности. «Концепция Воронино» дала свои плоды.

Однако дух фашистской разведки живет не только в организации Гелена.

В Бонне подвизается немало питомцев и учеников Канариса.

С Теодором Оберлендером мы уже знакомы – он был командиром батальонов «Нахтигаль» и «Бергман», творивших неслыханные зверства на территории Советского Союза.

В конце войны Оберлендер очутился в Праге. В марте 1945 года он стал руководителем «учебного лагеря», в котором обучались солдаты так называемой «армии Власова». Из их рядов он вербовал шпионов и диверсантов для абвера.

В мае 1945 года этот военный преступник сдался в плен американцам. Он был отправлен в лагерь для военнопленных в Англию. Вскоре Оберлендера выпустили, он вернулся в Западную Германию и начал вновь делать политическую карьеру.

Сначала он примкнул к так называемой «партии переселенцев и изгнанных», где вскоре обратил на себя внимание реваншистскими речами. На парламентских выборах 1953 года Оберлендера избрали в бундестаг. Аденауэр сделал его министром по делам переселенцев. В следующем году этот бывший командир карательных отрядов абвера и «специалист по Востоку» стал председателем «партии переселенцев». А еще через год, когда обнаружились разногласия между Аденауэром и большинством руководителей этой партии, переметнулся к Христианско-демократическому союзу.

В течение восьми лет (1953—1961 годы) Оберлендер оставался на посту министра, несмотря на то что общественность многих стран, в том числе и демократическая общественность Западной Германии, требовала его отставки, как бывшего нациста и военного преступника.

Программа Оберлендера была довольно четко охарактеризована западногерманской газетой «Франкфуртер рундшау» 2 октября 1959 года. Газета писала: «Он является последовательным сторонником идеи особой немецкой миссии в Восточной Европе. Будучи воинствующим антикоммунистом, Оберлендер выдвигает территориальные требования, направленные на восстановление восточных границ Германии».

29 апреля 1960 года верховный суд ГДР на основании неопровержимых данных, свидетельствующих о тяжелых преступлениях Оберлендера, приговорил его заочно к пожизненному тюремному заключению.

Но Оберлендер еще больше года оставался на посту министра. Однако после новых парламентских выборов, в 1961 году, Аденауэр не решился включить его снова в свой кабинет. Тем не менее он до сих пор остается видной политической фигурой в Бонне, продолжает выступать с реваншистскими поджигательскими речами и статьями.

Совершенно очевидно, что гелены, оберлендеры… и те, кто стоят за их спиной, не извлекли должных уроков из опыта второй мировой войны, когда концепции тотальной войны, тотального террора, тотального шпионажа потерпели сокрушительное поражение, а их создатели и апологеты, от Гитлера до Гиммлера, от Розенберга до Канариса, оказались полными и окончательными банкротами.

Судьба двуликого адмирала и его хозяев – предостережение всем нынешним агрессорам, всем тем, кто протаскивает под новыми этикетками старые фашистские теории и программы.