Текст книги "Дневник романтической дурочки"
Автор книги: Любовь Шапиро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Господа, подождите, – встряла Валентина Сергеевна учительским тоном. – Надо все-таки выслушать Леру.
– Ну… говори быстрей, мы опаздываем, – торопил меня Костя.
Знаете, что такое подросток в шестнадцать лет, особенно если его загоняют в угол? Пять минут назад я чувствовала себя страшно виноватой и хотела как-нибудь загладить свою вину. А сейчас точно знала, что мне хочется развернуться и пойти собирать вещи. Однако под требовательными взглядами святого семейства это было непросто сделать.
– Вот принесла молоко и малину, – тихо сказала я. Резко поставила бидон на стол и туда же высыпала ягоды.
И тоскливо подумала: «Ну, сейчас начнется». Но, видимо, все очень торопились. Когда я молча и медленно пошла в дом, вслед услышала только слова Валентины Сергеевны:
– Лерочка, мы поехали. Ты все помнишь? Помажь царапины йодом.
Вздохнув и проглотив слезы, я пошла к малышам, в безответственности меня обвинить уж точно было нельзя. Дети сидели в кроватках и весело щебетали. Я умыла, покормила их и отправила в сад, где они радостно принялись играть в какую-то только им понятную игру Мой мозг лихорадочно работал. Что делать? Как вечером удрать? Костя с Таней, конечно, вернутся, но они точно меня не отпустят. Тогда я сбегу. Все равно они отправят меня завтра в Москву. Или нет? Ведь с детьми сидеть некому. Они не наняли няньку на лето, взяли меня вместо нее. Еще неизвестно, что будет. Хотя если Таня закусит удила, может заставить Костю сделать все, даже прыгнуть в костер. Ладно, надо дожить до вечера, приняла я мужественное решение.
Через полчаса ко мне пришли мои подружки. Ленка дулась на нас, так как наши утренние приключения прошли без ее участия. Олька загадочно улыбалась и молчала.
– Ну? – нетерпеливо теребила я ее.
– А что? Все в порядке.
– Ольга, перестань издеваться. Что твои сказали?
– Они были так рады, что я вернулась целая и невредимая! И мои рассказы были восприняты благожелательно. Все вечером собираются в гости.
– А я буду сидеть одна? И вы меня бросите? – чуть не плача спросила Лена.
– Ну я же не могу взять с собой весь поселок, – решила поизмываться над подружкой Олька.
– Может, Лена пойдет вместо меня, мне все равно не вырваться, – грустно сказала я.
– Пригласила же Руфа тебя, а не Лену…
– Оль, прекрати вести себя, как вдовствующая королева! – разозлилась я.
Девчонки остолбенели и туповато уставились на меня. Я же страшно гордилась, что вовремя вспомнила фразу из какого-то классического произведения.
– Это ты к чему? – обиделась Оля.
– К тому, что Руфа будет рада лишнему зрителю. А ты обнаглела от счастья, что тебя и не ругали, и пустили в гости.
– Ты просто завидуешь, что не можешь пойти.
– Я не завидую, потому что обязательно пойду.
– То есть? Твои же тебя убьют.
– Во-первых, не убьют, во-вторых, все равно они мною недовольны и отправят домой. Надоело бояться и угождать.
Моя недетская фраза удивила меня и сейчас, через 9 лет. Это и есть ключик к сегодняшнему дню. Я устало подняла глаза от написанных неразборчивым почерком страничек и посмотрела в глубь сада. Мне показалось, что там кто-то есть. Я осторожно, без шума, поднялась и двинулась в сторону калитки. Никого. Значит, еще не время.
Наш тогдашний увлекательный спор закончился удачно для всех. Вечером приехали Костя и Таня с приятелями, им было не до меня, поэтому я, уложив детей, сбежала, никого не предупредив. Нет, я оставила записку – я вспомнила. Ленку Ольга милостиво взяла с собой, и мы огромной компанией отправились на ту сторону. Нам было нервно-весело, как бойцам перед взятием крепости. Но перед домом Руфы все притихли и застыли. Первой очнулась Олькина бабушка:
– В конце концов это и мой дом тоже.
– А кто в этом сомневается! – раздалось из-за забора.
– А что ты не в доме?
– Тебя караулю. Я же знаю, что ты можешь взбрыкнуть. Вот и дежурю в кустах. Ну заходите.
Мы цепочкой стали продвигаться к дому. Вместо двери висел занавес, горели свечи. Представление начиналось. Не знаю, как остальные гости, а у меня внутри все замерло.
– Ну что стоите? Капельдинеров нет, билеты проверять не будут, все места бесплатные.
Мы принужденно засмеялись и вошли в дом. На какое-то время я оторвалась от остальной публики, потому что увидела Митю. «Я же догадывалась, что это его дом, я же…»
В животе у меня запорхали бабочки.
– Здравствуйте, девушка. Вот мы и встретились, – сказал он.
– А я не знала, что вы тоже здесь живете. Я пришла к Руфе.
– Понятно, все приходят к Руфе. Но в доме есть еще некоторое количество жильцов, вполне приятных людей. Пойдемте познакомлю.
– Митя, – услышали мы скрипучий настойчивый голос. – Оставь девочку в покое. Свои чары проверяй на ком-нибудь другом, это моя гостья, – капризно говорила хозяйка.
– Руфочка, кто ж посмеет отнять у тебя самое дорогое – твою публику. Я просто хочу помочь Лере плавно войти в наш необычный дом, – сказал мой герой с поклоном в сторону сначала бабушки, а затем меня.
– Я сама. Садитесь за стол, – решительно заявила Руфа.
Мы стали неловко рассаживаться, уступая друг другу места и одновременно мешая и наступая на ноги рядом стоящим. Но вскоре все разместились…
Руфа встала и начала свою речь:
– Слава Богу, вся семья за столом. Это нечасто бывает. Слава Богу, пришла моя экзальтированная и обидчивая сестра Эва. Слава Богу, у меня еще есть силы вас всех терпеть, а у вас хватает ума мне все прощать. Сегодня мы не будем выяснять отношения и говорить гадости и колкости. Эва, помолчи, я не закончила.
Мы все посмотрели на Эву, Олькину бабушку. Она пыталась что-то сказать, но после Руфиной реплики махнула рукой и демонстративно отвернулась.
– Я, между прочим, старшая сестра, и ты обязана меня уважать. Кроме того, кто не знает, я ее вырастила, – продолжала Руфа.
– Да. А потом предала! – в сердцах крикнула Эва.
– Подождите, – тихо, но настойчиво произнес молодой человек, которого я до сих пор не замечала. – Милые дамы, очень хочется провести с вами приятный вечер, но, судя по всему, у вас намечена драма, не переходящая в комедию. Поэтому я предлагаю выпить за те слова, которые бабуля уже успела произнести, а я пока вам поиграю.
– Кто это? – шепотом спросила я Ольгу.
– Даня. Старший внук Руфы. Ты заметила, что только он называет, ее бабушкой. Не знаю почему.
– А почему он командует? – возмутилась я, обидевшись за Митю, который молчал и почтительно внимал своей бабушке.
– Он режиссер, а Руфа – бывшая актриса. Актеры всегда побаиваются режиссеров, даже родственников.
Все выпили и стали, тихо переговариваясь по поводу вкусной еды, слушать музыку, которая лилась из правого угла веранды. Но напряжение никак не спадало.
– Ну хорошо, если вы так хотите выяснять отношения, будем выяснять, – не выдержала Руфа. – Кто начнет? Эва – ты.
– Я никогда не спорила с тобой, между прочим. Но ты меня обидела на всю жизнь, и я хотела просто понять – зачем.
– Что «зачем»? Зачем я переспала с Лариком 50 лет назад? Это все, что ты хотела узнать? Вовремя.
– Ты разрушила мои воспоминания и любовь.
Повисла гнетущая тишина.
– Я не думаю, – жестко сказал Даня, – что гостям стоит слушать ваши выяснения отношений, милые бабушки.
– А почему ты все время руководишь?
Митя резко встал.
– Мне очень интересно на это посмотреть. Разобраться. Мы члены семьи.
– Да. Я согласна, – встряла красивая тонкая дама, которая до сих пор молчала. – Ссора явно затянулась и если все выяснить, то мы помиримся и сможем продолжить ужин.
– Хорошо, будем разоблачать, – резко оборвал собственную маму Даня и сел.
Руфа закурила сигарету и начала повествование:
– Всего лишь 60 лет назад мы с сестрой остались одни. Мне 13, ей 9 лет. Наши родители всю жизнь шлялись по городам и весям, разыгрывая сценки из оперетт и делая цирковые номера. Они были неудачливые провинциальные артисты. Но все-таки с ними лучше, чем без них. Сначала умерла мама, и папа, как это пишут в классических романах, с горя запил. Нет, он даже не запил, он не бывал трезв никогда. В принципе, они были люди не злые, но безразличные. За годы, проведенные в бесконечных странствиях, они так устали, что на детей у них уже не было никаких сил. Единственное, чему они нас невольно научили – это петь и танцевать, немного показывать фокусы. К счастью, оказалось, что этого достаточно, чтобы не умереть с голоду. Моя младшая сестра, конечно, не помнит, как было трудно, потому что я себе дала слово, что голодать мы никогда не будем и страдать Эва тоже никогда не будет.
– Именно поэтому ты меня так уничтожила, да?
– Помолчи. Если дашь договорить, может быть, все поймешь. Я вас не утомила, мои дорогие? – оглядывая всех пристальным взглядом, спросила Руфа.
– Мама, может, и правда не стоит углубляться во все это, – мягко сказал Владимир Анатольевич, сын хозяйки.
– А вдруг это последняя возможность с вами поговорить? Вы же думаете, что бабка выжила из ума и, к сожалению, когда вы опомнитесь и захотите что-нибудь узнать, окажется поздно. У меня уже и сейчас редко возникает желание с вами общаться.
– Ну почему, – удивился Митя. – У нас есть особа, приближенная к императору. – И посмотрел в сторону брата.
«Видимо, они не дружат», – подумала я. Но до этого мне дела сейчас не было. Хотелось дослушать Руфу.
– Я, пожалуй, продолжу, – сказала Руфа. – Когда мы потеряли обоих родителей, на дворе во всю бушевала великая революция и стало понятно, что милости ждать не от кого. Те, кто пришел, будут все отнимать, а не давать. Я не любила долгие раздумья и быстро составила план действий. С нами во дворе жил мальчик, который оказался приблизительно в таком же положении. И мы втроем решили устраивать представления на базаре. Забыла сказать, что тогда мы обретались в Одессе. На Привозе было чрезвычайно многолюдно. Нам казалось, что если здесь покупают даже кандалы Котовского, то маленькие дети, которые исполняют очаровательные и трогательные номера, проймут черствые души продавцов и покупателей. Пока мы с Эвкой пели романсы, танцевали вальс и крутили сальто, Ларик бегал среди публики и показывал фокусы, заодно подворовывая из карманов.
– Ты еще заставляла его красть? Я ничего не знала, – в ужасе отпрянула от сестры Эва.
– А ты никогда ничего не хотела знать. Ты жила в вымышленном мире.
– Ничего подобного. Ты ведь у нас артистка, это ты перелетала из оперетки в оперу и наоборот.
– Но я играла на сцене, а в жизни я жила настоящими страстями, а не вымышленными, как ты.
Мы переводили глаза с одной спорщицы на другую. Я никогда не думала, что в жизни могут происходить такие сцены. Противницы казались очень искренними, и подумать, что все это лишь игра, было невозможно. Все ждали продолжения. Для членов семьи это было таким же откровением, как для меня и Лены. Оторваться от этого зрелища они тоже не могли. Нас вернул на землю Митин голос:
– Неужели за несколько десятков лет вы так и не выяснили отношения? И неужели сейчас все это может иметь хоть какое-то значение?
– Представь себе, дорогой внук, что для нас это важно. Кроме того, я не люблю недосказанностей. Хотя тебе это вряд ли понятно. Так я продолжу.
Все дружно закивали головами, хотя выражения лиц были разные. Сын Руфы сидел согнувшись и не поднимал глаз, как будто стыдился чего-то, жена его, задумчиво улыбаясь, взирала на все это с высоты балетного полета, семья Ольги была в недоумении. Пожалуй, только два человека пытались вникнуть в ситуацию и принимали в ней живейшее участие – внуки. Правда, проявляли они это по-разному. Даниил задумчиво и хмуро курил, а Митя веселился и подначивал старушек.
Руфа долго описывала перипетии их длинной и разнообразной жизни, пока не добралась до 1940 года. После многих лет странствий они с сестрой оказались в Латвии.
– Постоянной труппы там не было, но зато у прибалтов огромное количество местных праздников, в поселках и маленьких городках любят шумные свадьбы и дни рождения. Вот на них я и выступала, – продолжала рассказ хозяйка. – Моя младшая сестра училась, а я зарабатывала деньги. Но нам опять не повезло. Как только я подумала, что в одном тихом городке можно осесть и уже отсюда кататься по окрестностям, началась война. Я не меняю своих принципов, чего бы мне это ни стоило. Я продолжала упорно работать хоть при немцах, хоть при русских.
– Ты мне никогда не говорила, что тебе все равно. Зачем ты сейчас наговариваешь на себя, Руфочка. Я же помню, что ты очень волновалась и переживала.
– Я боялась, что нас угонят в Германию или заставят распахивать прибалтийские поля.
– Мама, постой, ты хочешь сказать, что тебе было безразлично, кто стоит у власти и какие идеалы эти люди защищают? – удивился Владимир Анатольевич.
– Мой дорогой сын, тебе уже довольно много лет. Ты прочел огромное количество умных книг. Неужели ты так и не понял, что главное свойство здорового живого человека – в любой ситуации, особенно опасной, искать выход из положения. Я его нашла. И вряд ли можно меня за это осуждать. А еще я хорошо знала, как обстоит дело с идеалами в сталинских лагерях. Туда сослали не одну мою приятельницу. А предавать я никого не предавала, если ты об этом. Я…
Руфе пришлось замолчать, так как в этот момент на веранде появился еще один гость, который и продолжил этот занимательный сюжет:
– Руфина, ты скромничаешь, ты же мне очень помогала. Забыла? – с улыбкой произнес вошедший.
– Перестань, Ларик, кому это теперь интересно?
– Напротив, именно это и важно. Остальное все чепуха. Я добавлю к твоему повествованию несколько слов. Мы не виделись много лет. И вдруг случайно встречаемся на улице этого маленького городка. Слава Богу, мы еще не так изменились, чтобы не узнать друг друга. Я попросил свою старую приятельницу пристроить меня на работу. Руфа не стала спрашивать, как я оказался в это время в этой части света, на чьей я стороне, и вообще, кто я теперь такой. Она просто помогла. Через несколько дней я уже работал фокусником в местном кабачке, где собирался весь гарнизон немецких офицеров.
– Ты забыл одну деталь, милый друг, – заметила Эва. – У нас с тобой была любовь.
– Это ты так считала, моя дорогая сестра, что у вас с Лариком были особые высокие отношения. Ты опять витала в облаках.
– Давайте будем справедливы. Мне было очень приятно внимание милой молодой и неопытной девушки, но ответить на ее чувство я не имел права, да и предложить мне ей тогда было нечего.
– А моя старшая сестра ничего не требовала? Поэтому с ней было легко? – кипятилась Эва.
– Почему не требовала? Она запретила мне портить тебе жизнь, Эвочка. Я свое слово сдержал.
– А в это время сама крутила с тобой роман? Замечательно.
– У нас не было никакого романа и не могло быть. Просто я помогала ему коротать вечера и… ночи. А ты, старая идиотка, все мечтаешь о высоком.
Не знаю, как остальные гости, а я подумала, что Эву либо хватит удар, либо она вцепится сестре в волосы. Но ничего не произошло.
– Я, пожалуй уж, закончу эту историю, – спокойно сказал гость. – Во время номеров, которые исполняла Руфа, я получал некоторую нужную информацию. Происходило это очень просто. За подвязку, которая держала чулки опереточной примадонны, гости клали деньги, среди купюр были и записки. Одна из таких бумажек предназначалась мне.
Все молча и восхищенно воззрились на старую даму; пытаясь представить ее в легкомысленном костюме опереточной дивы.
– А что ты, бабушка Эва, так всю жизнь и прожила, ничего не ведая? И когда же обнаружился этот безумный адюльтер, который тебя потряс? – задыхаясь от смеха, спросил Митя.
– Два года назад. Мы играли, как и все летние вечера, в карты, и вдруг выясняется, что я всю жизнь любила обманщика, – заламывая руки, прошептала Эва.
– Ну не знаю… Ты довольно скоро выскочила замуж и никогда не говорила о своей невообразимой страсти, – заметила сестра.
– Ты тоже многого не рассказывала.
– Я предлагаю на этом прекратить прения и перейти к художественной части, – взяв первые аккорды на рояле, произнес Даня…
Потом вечер пошел по накатанной колее. Руфа пела, Анна Николаевна танцевала с Митей. Эва играла на гитаре. А я мечтала. Вот это жизнь. Такая она должна быть, и такой я ее хочу прожить.
– О чем думаем? – услышала я голос Мити и покраснела. – Нравится?
– Очень, очень.
– Тоже хочешь стать артисткой, как все девочки?
– Нет, – честно призналась я.
– А я вот хочу. У меня по наследству хороший голос. Учусь в консерватории. Буду знаменитым. Точно знаю.
– Не сомневаюсь, – искренне сказала я.
– А ты кем собираешься стать?
– Не думала еще об этом. Мои близкие надеются, что я буду изучать языки.
– А, ну да. Поэтому ты ездишь в Москву на занятия. Вспомнил.
– Точно. Но я не горю этой перспективой, а другого ничего не умею.
– Что-нибудь уже пробовала?
– Нет. А что я могу? Рисовать не умею, петь тоже.
– Ну еще успеешь решить. Я пойду, меня мама зовет.
Я видела, что ему уже надоел этот разговор с малолеткой. Только хорошее воспитание заставило его уделить мне несколько минут. И на том спасибо. Я обернулась и увидела своих подружек, пристально смотрящих на меня.
– Влюбилась? – с издевкой спросила Олька.
– В кого? – сделав честные глаза, удивилась я.
– В Митьку. Я весь вечер на тебя смотрю. Ты глаз от него отвести не можешь. И Ленка тоже заметила.
– Ты вообще-то хоть что-нибудь слышала из происходящего сегодня? – вторила ей Лена.
– Слышала и видела. И напрасно вы меня доводите. Ведь сами были бы не прочь с ним пообщаться. Но он выбрал меня.
– Ничего подобного. Митька на всех проверяет свои чары, независимо от возраста и пола. А ты новенькая.
– А Ленка?
– Ленку он знает с пеленок. Ему уже неинтересно.
– Девочки, мне домой нужно, – неожиданно сказала я. – Меня дома ждут.
– Ты что, хочешь одна пойти? Уже поздно. Дождись нас.
– Нет. Мне не страшно. Пока.
Меня расстроило Ольгино высказывание по поводу Мити. И я решила просто смыться от их назойливых вопросов.
– Лера, постой. Я провожу тебя. Мне хочется пройтись. Устал от шума.
Рядом со мной шел Даня. Но я совершенно не знала, о чем с ним разговаривать. Он мне показался слишком серьезным, даже угрюмым.
– Ты здесь в первый раз?
– Да, мне очень понравилось.
– Руфа потрясающая. Ты к ней приходи, ей правда не хватает внимания. Мы в городе целыми днями. Или в своих комнатах. А она навязываться не хочет. Я, когда был маленьким, много историй от нее выслушал. Потому и решил стать режиссером. Сейчас мы уже не так часто проводим время вместе. Боюсь, что наша связь нарушилась. Я редко бываю на даче. Когда приезжаю, полно народу и нет времени поговорить. Возможно, я себя так оправдываю.
– Почему вы все это мне говорите? – удивилась я.
– Я не тебе, я, наверное, себе. Но ты все равно приходи к ней. Тебе будет полезно.
Мы дошли до ворот нашего поселка, и Даниил выразил надежду, что дальше я дойду сама.
– Безусловно. Можно было меня не провожать.
– В следующий раз и не пойду. Пока.
Наверное, надо было поблагодарить, но он мне так не понравился, что все вежливые слова вылетели из головы. Вот если бы он рассказал что-нибудь о своем брате, другое дело. Но мой спутник даже не обмолвился о Мите. Придется мне как-то самой удовлетворять свое любопытство. Я вдруг сообразила, что надо бы влезть домой через окно, чтобы никто не заметил моего позднего прихода. По-моему, я собиралась это сделать первый раз в жизни.
Девочка я была смирная, а главное, не спортивная. Да и не возникало необходимости пробираться тайком. К счастью, окно было приоткрыто. Несмотря на то что это грозило бессонной ночью из-за комаров, я обрадовалась. Уснуть все равно не удастся, пусть едят. Чем-то надо расплачиваться за удовольствие. Это была последняя здравая мысль длинного дня, следующее воспоминание – уже утреннее.
Я перелистала несколько страничек тетрадки, они содержали нелепые и наивные детские размышления, и дошла до дня, который я очень хорошо и сейчас помню.
15 августа. До конца лета осталось две недели, а до отъезда и того меньше. С одной стороны, и хорошо. Надоело до смерти, но в то же время – это конец моим приключениям.
Мне удалось всего несколько раз забежать к Руфе и то ненадолго, так как посвящать своих родственников в историю нового знакомства я не собиралась, а просто так, неизвестно куда, меня, естественно, не отпускали. Но сегодня повезло. Уехали все. Детей повезли к врачу на прививки, а В.С. укатила к подруге. Хотели и меня прихватить, но мне удалось убедить недоверчивых, но ответственных попечителей, что я буду заниматься. Для очистки совести я позанималась часик и понеслась на ту сторону. Запыхавшись, долетела до актерского поселка минут за десять и, только войдя на территорию, успокоилась, как будто добралась, наконец, до настоящего дома.
– Добрый день, – услышала я голос Иллариона Валентиновича. – Торопитесь?
– Нет… не очень. А что?
– Заходите. Хочу вас кое о чем попросить.
Мне было очень любопытно посетить его необычный, судя по Олькиным словам, дом, и в то же время я торопилась попасть к Руфе в надежде увидеть Митю. Хотя как раз в это время его, скорее всего, нет дома.
– Конечно. С удовольствием.
– Ну даже если и без удовольствия, все равно зайдите.
Наверное, все, что привлекало подружку в детстве, Ларик, как все здесь называли его, уже или выбросил, или попрятал. В комнате было чисто и голо. Только почему-то почти посредине помещения стоял пустой ящик из платяного шкафа, и очень громко работал приемник. Такой агрегат я никогда не видела. Я разочарованно оглядывалась по сторонам.
– Не нравится? – засмеялся хозяин. – Да, ни занавеса, ни костюмов театральных у меня нет. Собственно, у меня ничего нет.
– А ящик зачем стоит посредине?
– Чтобы не забывать.
Я удивленно подняла брови, но вопросы задавать не стала. Очень торопилась.
– Лера, не хочу вас задерживать. Вы в состоянии передать Руфине сверток, так чтобы никто не видел? Мне надо отлучиться на несколько дней, и я хочу, чтобы она сохранила эту вещь до моего приезда. Но остальных не обязательно посвящать. Я очень тороплюсь и не могу сделать это сам. Согласны?
– Конечно, – обрадовалась я столь скорому расставанию и простоте просьбы. – Я пойду? Можно?
– Да, спасибо.
Я почти вприпрыжку побежала к Руфе. Она дремала в своем кресле, было жалко и неудобно ее будить. Я наверняка не стала бы этого делать, но, к счастью, мне дали поручение, которое я просто обязана выполнить. Я тихонечко присела на ступеньки в ожидании пробуждения старушки. Никого больше не было. Наверное, Анна Николаевна пошла на базар, а мужчины в Москве. Вот с ними мне бы не было грустно, я бы не считала дни до отъезда – мечтала я о несбыточном.
– Чего ты ждешь? – проскрипели кресло и голос хозяйки одновременно.
– Вас. Я разбудила? Извините.
– Безусловно. Ты так громко вздыхаешь, что мертвый проснулся бы.
– Я принесла вам от Иллариона Валентиновича сверток с просьбой сохранить до его приезда. И никому не говорить.
– А что здесь? Ты знаешь?
Я отрицательно помотала головой.
– Неужели не заглянула? Я бы обязательно проковыряла дырочку.
– Нет, что вы! – возмутилась я.
– Ты первый раз была у Ларика? Он привел дом в порядок?
– Не знаю, я же впервые зашла. Но там очень чистенько и пустовато.
– Значит, убрал все, – задумчиво прошептала Руфа.
– Только какой-то пустой ящик стоит в центре комнаты. И радио орет, как ненормальное.
– Понятно. Ты девочка любознательная, буду тебе рассказывать. Может, когда-нибудь вспомнишь и напишешь или расскажешь кому-нибудь. Жалко, у нас в семье нет пока знаменитых имен и о нас не напишут. Мы так, невидимые труженики искусства. А историй много… Потерпишь?
– С удовольствием, – затрепетала я. Мне нравились рассказы старой актрисы. Я надеялась, что мы доберемся и до Митиной персоны, но понимала, что не скоро.
– Ты уже слышала, что мы с Лариком друзья с детства. Наши родители служили в одном театре, но мои были на второстепенных ролях, а его мать – примадонной. У нее вышел недолгий роман с офицером и в результате случился Ларик, который ей очень мешал. Бросить она его не могла, а заботиться тоже не особенно стремилась. В ее гримерке стоял огромный шкаф с костюмами. Она вытащила из нижнего ящика все побрякушки и укладывала, а потом и сажала туда своего малолетнего сына. Часто она забывала его покормить и вообще оставляла там на ночь, когда ее приглашали кавалеры пойти куда-нибудь после спектакля. В этой истории из провинциальной актерской жизни того времени нет ничего необычного. Но, конечно, все оставляет свои следы. Илларион вырос очень одиноким человеком. У него не было возможности научиться привязываться к кому-нибудь. Это, безусловно, повлияло на всю его жизнь. Он на войне был радистом, полгода просидел один где-то на Кавказском хребте. Другой бы с ума сошел, а он нет, привык к одиночеству.
– А почему вы не заглядываете в пакет? Вам не интересно?
– Но он не просил вскрывать. Слушай дальше. Когда мы встретились, я помогла ему освоиться в мирной жизни. Он же всегда с кем-то воевал. Знаешь, какая у него была первая просьба? Пойти в комиссионный магазин и купить самый дорогой и лучший радиоприемник. Деньги он привез. В отличие от других, пришедших с войны, которые тащили огромные тюки с картинами и другой негабаритной утварью, Ларик привез только альбом с марками. Но на эти бумажки можно прожить не одно десятилетие. А приемник он любит слушать больше, чем общаться с людьми. Привычка.
Истории Руфа рассказывала, конечно, потрясающие, но делала это сбивчиво и конспективно. Остальное, как она говорила, умный человек домыслит и поймет сам, а дураку все равно не объяснишь. Для девочки моего тогдашнего возраста все это осмыслить было сложно, но от этого становилось только интересней.
– Привет, дамы!
В комнату, радостно улыбаясь, вошел Митя.
– Вы о чем шепчетесь? Секреты?
– Да, это наше, женское, тебе будет не интересно. Ты один приехал?
– Нет, Данила и отец тоже прикатили. Только я на электричке, как простой смертный, а они на машине. Тебе меня жалко, Руфочка? – поцеловав бабушку и прижавшись к ее руке, жалобно спросил внук.
– Очень. Я сейчас поплачу над твоей горькой судьбой и пойду готовить обед. Или наоборот. Как ты хочешь?
– Руфа, от тебя не дождешься теплого слова. И умоляю, обойдись без выпечки. Мне же нельзя столько есть, я не влезу в костюмы.
– Ты еще капризничать будешь! Тоже мне, большой артист.
Ворча, она ушла на кухню, в комнате повисла тишина. Я боялась начать разговор, а мой визави и не стремился. Минут через пять, когда уже надо было или уходить, или что-то говорить, появился Данила, который кивнул мне и уселся за рояль. Чувствовала я себя сиротливо и глупо. Наверное, надо убираться.
– А что, Лера, ты с нами обедать останешься?
Митя, наконец, оторвался от журнала, который увлеченно листал.
– Не знаю.
– Сначала неплохо было бы пригласить девушку, – вынырнул из музыкального мира Данила.
– Хватит меня поучать! Сам знаю! – огрызнулся младший брат.
– Лера, тебе еще сколько лет учиться в школе? – не обращая внимания на выплеск брата, поинтересовался Данила.
– Еще год, а потом буду поступать, – вежливо ответила я.
– А куда собираешься?
– Это я уже выяснял, – заявил Митя. – Так что вы тут беседуйте, а я пойду подкрепляться.
– Он, наверное, обиделся… – робко начала я.
– Перебьется, капризуля наш.
– Зачем вы так? Просто ему неинтересно.
– А ему ничего, кроме себя, неинтересно. Если хочешь общаться с Митькой, то приготовься все время восхищаться и слушать его жизнеописание.
– Ну и что. Это очень увлекательно. Я с удовольствием буду слушать.
– Вот и чудненько. Тогда советую заделаться театральным критиком.
Вот так определилась моя профессия. Я не заметила иронии Данилы и была ему страшно благодарна за совет. Теперь можно общаться с Митей на конкретные темы. Только надо хорошо подготовиться. Весь год потрачу на походы в театр, консерваторию и чтение интересных книг про музыку и музыкантов. Спасибо мамочке – заставила меня учиться музыке. А я-то думала, мне это никогда не пригодится.
– Чему ты так радуешься? Тебе подарок сделали или в любви признались за то время, что я готовила еду? Накрывай на стол, я устала, – ворчала Руфа, усаживаясь в кресло.
– Да, сейчас. Вы знаете, Руфочка, я теперь знаю, чем стану заниматься после школы. Поступлю в театральный на отделение критики.
– Ну наконец кто-то напишет о нас. Только обо мне – в первую очередь. А то умру, так и не услышав о себе доброго слова. Тебе, надеюсь, ничего плохого еще не сделала и даже, по-моему, не успела сказать ни одной гадости.
– Нет, что вы.
Мне так хотелось побежать и рассказать эту новость Мите, но я боялась показаться навязчивой. Сейчас сам придет. За обедом похвастаюсь. Я вся трепетала от предвкушения торжественной минуты. Но все, сев за стол, стали молча есть. Как в такой тишине возникнешь со своими детскими радостями. Я промолчала. Еще успею.
Почему я думала, что Митю это должно обрадовать, не знаю. Не знала я и о том, что еще долго не смогу обрадовать его этим сообщением. Никто не представлял себе в тихие минуты обеденной трапезы, что это последний безмятежный день нашей жизни.
Обед прошел в ленивом молчании, мужчины удалились в свои апартаменты, а я стала помогать хозяйке убирать со стола.
– Конечно, все это могла сделать и моя невестка, но Анны никогда не бывает дома, когда надо возиться по хозяйству, – сердилась Руфа.
Я благоразумно не стала ничего спрашивать о взаимоотношениях невестки и свекрови. Под брюзжание отставной примадонны в очередной раз грезила наяву. Сейчас, пересматривая старые страницы о той жизни, удивляюсь бесконечно восхищенному взгляду, обращенному к моему божеству. В общем-то я не без иронии и достаточно скептически смотрела на окружающий мир. Тогда же, стоя на веранде и вытирая посуду, я думала о том, что этот в общем-то чужой дом кажется мне гораздо ближе и уютней моего собственного, в который скоро предстояло вернуться. Я хотела сохранить в памяти каждую деталь, стоящую, лежащую или ходящую, этого обворожительного пространства. И хотя прекрасно понимала, что в какой-то мере предаю бесконечные старания мамы, поделать с собой ничего не могла. Жаль, что появившееся мерцание новой жизни скоро исчезнет. Лето закончится, все разъедутся и забудут девочку, которая для Шабельских стала хоть и приятным, но всего лишь эпизодом в их яркой, разнообразной жизни. Я довела себя этими размышлениями до такого удрученного состояния, что слезы стали наворачиваться на глаза от безумной жалости к себе.
– Послушай, милая, ты, надеюсь, станешь меня навещать в Москве? Живу я с Данилой, но его же никогда нет. А это семейство приезжает ко мне только по выходным.
– Я с удовольствием, мне очень интересно с вами разговаривать.
– Ну это я уже поняла. Думаю, сейчас ты еще мало соображаешь, но со временем, когда выйдешь из своего цыплячьего состояния, будешь обращаться ко мне все чаще. Если, конечно, не умру или не сойду с ума. Заканчивай, ты мне очень помогла, теперь можно во что-нибудь поиграть. В карты умеешь?
