Текст книги "У каждого свой путь. Книга четвертая"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Любовь Рябикина
У каждого свой путь. Книга четвертая

Глава 1

Палата выглядела по-другому. Не было кровати с кушеткой и маленького столика с двумя табуретками. Прежним остался лишь компьютер. Капустин вовсю ругался с двумя телевизионщиками, которые хотели сдвинуть его в сторону. Парень встал грудью и попросту не подпускал нагловатых операторов к аппаратуре. Появление Марины и генерала обрадовало Игната. Он попросил:

– Марина Ивановна, может, хоть вы им скажете, что компьютер трогать нельзя? Они грозятся его вообще выбросить. Им, видите ли, места мало!

Операторы обернулись. Один кинулся к камере, но генерал остановил:

– Не сметь!

Женщина спокойно произнесла:

– Компьютер не трогать. Где стоял, там и будет стоять. Ясно? Иначе будет снимать только один из вас, раз аппаратура не помещается. Нам еще работать на нем. Мой секретарь вам объяснил все, надо было слушать. Вопрос исчерпан.

Один из телевизионщиков, бородатый с изрядным брюшком, попробовал спорить, но она так взглянула на него, что мужик осекся. Что-то проворчав про себя, он обернулся к телекамере и принялся настраивать ее. Марина огляделась и вздохнула. На полу расстелили ковер. У стены поставили большой стол, накрытый малиновой бархатной скатертью, и два мягких стула с высокими спинками. На столе, по углам, свисали традесканции в красивых горшках. На стене висел портрет Президента. Степанова взглянула генералу в глаза, и он понял. Положив папку и телефоны на стол, снял портрет и забил его за столик с компьютером. Операторы на мгновение потеряли дар речи, а затем возмутились:

– Положено так! Президент всегда за спиной депутата находился. Мы специально привезли…

Женщина положила крест посреди стола и, не обратив никакого внимания на реплики телевизионщиков, спросила Бредина:

– Евгений Владиславович, вы достали то, что я просила?

Он моргнул в ответ. Расстегнул китель и достал из-под него пробитое, изодранное знамя 131-ой майкопской бригады, дравшейся и не побежденной у железнодорожного вокзала Грозного. Игнат кинулся к нему на помощь. Генерал и прапорщик приклеили боевое знамя к стене прозрачным скотчем. Марина повернулась к телевизионщикам:

– У меня за спиной будет висеть это знамя. Президента за моей спиной не будет! Я вообще не люблю, когда у меня за спиной стоят те, кому я не верю.

Операторы молчали. Такое на их памяти происходило впервые. К тому же жесткие и даже грубые слова женщины отметали все уговоры. Мужики переглянулись. Бородатый долго разглядывал странный крест на столе, затем попросил:

– Вы не могли бы поднять его, я бы хотел снять. Такого я не встречал…

Бредин сурово сказал:

– И не встретите! Он создан теми, кто воюет под Бамутом в Чечне и прислан, как благословение Марине от друзей.

Генерал посмотрел на часы. Времени было половина одиннадцатого. Степанова взяла в руки радиотелефон и посмотрела на Бредина. На лице застыло колебание – позвонить или нет. Тот чуть улыбнулся, поняв ее взгляд, и направился к двери. Она шагнула за ним, приняв решение. Зашли в ординаторскую, где перед телевизором собрались врачи. Марина извинилась:

– Я позвоню из вашей комнаты? А то там пресса уши развесила…

Хирург встал:

– Нам выйти, Марина Ивановна?

Женщина улыбнулась:

– Оставайтесь. Здесь секретного ничего нет.

Генерал сам набрал код и номер. Ответил далекий голос:

– Бамут на проводе. Кто говорит?

Бредин торопливо сунул трубку в руки Марины, и она ответила:

– Марина Степанова.

Голос радостно вскрикнул:

– Вам наш подарок передали? Я за полковниками рядового отправлю!

Раздался приглушенный шум. Марина сказала в трубку:

– Передали. Огромное спасибо за веру в меня. Ивана видела. Он нормально выглядит. Поправится. Всем привет передавай. Будет возможность, приеду.

Трубку явно выхватили, так как до нее донесся голос Огарева:

– Марина, ждем! Все сидят в палатках. Даже чеченцы притихли. Для часовых громкоговорители установили. Вацлав бежит! Удачи!

Тут же трубку перехватил Андриевич:

– Маринка, мужики в пути. Потребуется, всем отрядом прибудем. Мы верим в тебя! Покажи им, Искандер, что значит Армия!

Тут же ворвался голос Кости:

– Родная, как ты? Мои архаровцы на «Акацию» радио повесили, твоего выступления ждут. Один мастеровой паренек движок подтащил и теперь в палатке телевизор работает. Я тебя даже увидеть смогу. Тебя здесь моей женой считают. Подарок сделали…

От родного голоса горло перехватило, и она сглотнула, прежде чем смогла вновь заговорить:

– Все нормально, Костя! Смотри телевизор. Особенно на стену за спиной. Целую. Береги себя. Генерал привет передает.

Она отключила трубку. Бредин тихо спросил:

– Страшно, Марин?

– Было, пока Иван этот крест мне не передал. Сейчас я готова драться.

– А мне страшно, что я тебя в такую историю втянул. Не учел, что ты всегда до конца идешь…

Она легонько тронула генерала за рукав и усмехнулась, хотя глаза смотрели мрачно:

– Жень, Бог не выдаст, свинья не съест! Поздно сокрушаться. Пошли?

Медики за все это время не произнесли ни слова. Сидели у телевизора и прислушивались. Военные шагнули к двери, но встала со стула пожилая нянечка и дрожащим голосом сказала:

– Иди, я благословлю тебя, дочка…

Марина обернулась уже от двери и вернулась. Встала на колени и наклонила голову. Нянечка сняла с шеи простенький крестик на капроновой ниточке и одела на нее. Перекрестила трижды со словами:

– Да поможет тебе Господь в правом деле, да убережет он тебя от врагов лютых. Иди, доченька, я за тебя молиться буду.

Она встала. Поцеловала старую женщину и поклонилась ей:

– Спасибо. Огромное спасибо!

Марина твердой походкой направилась к двери, по дороге заправляя крестик под куртку и тельник. Теперь она знала, с чего начнет работу.

Ее родители в этот момент, вместе с детьми, сидели перед телевизором и ждали. Старый директор отменил занятия в школе в этот день. Ребятишки радовались выходному, но… вместе с родителями притихли у телевизоров, хотя солнечная теплая погода располагала к прогулкам. Солнце заглядывало в окна домов. Легкий теплый ветерок чуть покачивал ветки березы с набухавшими почками у дома Ушаковых.

Деревня словно вымерла. Ни единого человека не было на деревенской улице. Трое спецназовцев, сидели вместе с Ушаковыми и ждали начала конференции. В доме стояла такая мертвая тишина, что если бы не тяжелое дыхание Ивана Николаевича, который волновался, можно было подумать, что в комнате пусто. Ни в одной из газет не появилось еще ни предвыборной программы Марины, ни ее позиции и принадлежности к какой-либо партии. Сегодня все должно было решиться.

В палате оказалось полно народу и им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Генерал шел немного боком, прикрывая телом и руками Марину, чтоб ненароком ее не толкнули в перетянутую бинтами грудь. Мгновенно сработало несколько вспышек, которые слегка ослепили вошедших. Это фоторепортеры не теряли времени даром.

На столе появился роскошный веник из разных цветов, зато крест исчез. Степанова уставилась на суетившегося бородатого оператора и спокойно шлепнула рукой по столу. По тому самому месту, где лежал до их ухода солдатский подарок. Телевизионщик сжал губы и нехотя принес крест от компьютера, куда переложил его, считая слишком вызывающим. Марина положила крест посреди стола, а Бредин переставил мешающий обзору букет на подоконник. До эфира оставалось три минуты.

Перед тремя телекамерами от разных каналов появились три молодые красотки-тележурналистки. На камерах засветились красненькие огоньки, операторы принялись за дело. Первая ведущая, в синем костюме с короткой юбкой, бойко затараторила:

– Мы ведем прямой репортаж из палаты госпиталя Бурденко, где на данный момент лечится после ранения кандидат в депутаты Государственной Думы от Российской Армии Марина Ивановна Степанова. Она появилась на политическом горизонте совсем недавно, до сегодняшнего дня упорно не желая общаться с журналистами. Что это было: попытка казаться таинственной или хитрый ход? Сегодня мы узнаем об этом…

Вторая, рыжеволосая и коротко остриженная, заливалась соловьем:

– Прошедшая Афганистан и воевавшая в Чечне, легендарный Искандер наконец-то вышла из тени! Ее выбирает Российская Армия. Уже известно, что она не принадлежит ни к одной партии…

Третья, с серьезным лицом, вещала трагическим голосом:

– …Итак, сегодня кандидат в депутаты Марина Ивановна Степанова отвечает на вопросы прессы. Рядом находится ее непосредственный начальник генерал-полковник разведуправления Бредин Евгений Владиславович.

Все это время Степанова и Бредин переглядывались и время от времени ухмылялись про себя. Происходящее со стороны выглядело весьма забавно. Теперь обоими овладело полное спокойствие. Даже генерал чувствовал себя, как удав на отдыхе. Тележурналистки отскочили в стороны и камеры уставились непосредственно на Марину и генерал-полковника. Степанова скрестила руки на столе и заговорила, глядя перед собой:

– Журналистка с первого канала сама ответила на собственный вопрос, сказав, что я лечусь после ранения. Ее обвинения меня в хитрости и таинственности после этого заявления выглядят, по меньшей мере, смешно. Да, я была ранена.

Оператор слева с огромными очками на худом лице, задал вопрос:

– Телеканал НТВ. Марина Ивановна, а что, российская армия настолько оскудела офицерами, что они выбрали женщину своим кандидатом?

Бредин вмешался:

– Разрешите мне ответить на ваш ядовитый вопрос. В армии есть немало достойных офицеров, но мы выбрали именно Марину. В последнее время у прессы и телевидения появилась тенденция обливать нашу армию грязью и обвинять ее во всех смертных грехах. Не было практически ни одного интервью с офицерами, которое вы не преподнесли бы читателям в искаженном свете. Послужной список Марины Степановой сделал бы честь любому из мужчин. Она знает армию не понаслышке и ей известны все ее нужды. К тому же она женщина, она мать, она хозяйка. И мы считаем ее достойным кандидатом в Государственную Думу.

Вперед вышел симпатичный молодой журналист. Сверкнув темными глазами, уставился на награды на груди женщины:

– Марина Ивановна, почему вы решились уйти в политику? Ведь вы предпочитаете воевать, опровергая мнение, что женщина и война не совместимы.

Генерал хмыкнул. Степанова поняла подоплеку вопроса и улыбнулась:

– Хотите сказать, что я привыкла думать оружием? Пресса видимо читать и анализировать не умеет. Прочтите мой послужной список еще раз и повнимательнее. Если не думать, на войне долго не проживешь. Думать чаще всего приходилось непосредственно на поле боя, когда времени размышлять долго нет. Войны всегда развязываются политиками, а расхлебывают их амбиции солдаты и офицеры российской армии. Расхлебывают собственными жизнями и кровью. В политику я не рвалась, но кто-то должен говорить правду об армии.

Тот же журналист криво улыбнулся:

– Какую правду, что вы этим хотите сказать? Снова речи о бездомных офицерах и их голодающих детях?

Марина жестко взглянула в глаза репортера и четко произнесла:

– И о них тоже. Не дай Бог увидеть собственного ребенка с голодными глазами, спрашивающего: «Мама, а обед скоро?». И жену, которая подсчитывает куски хлеба на тарелке. Мужики видели! Но речь пойдет не об этом… Армия в Чечне изнемогает от глупых приказов. Политики вершат солдатские судьбы, ни разу не побывав на местах. Чтобы набить кошелек, они продают солдатские жизни. Сколько побед было вырвано из рук военных? Эти ни к чему не приводящие переговоры, моратории, которые обязаны выполнять только российские военные! Многие забыли очень мудрую пословицу: когда говорят пушки – политики молчат. Развяжите военным руки, оставьте право для принятия решений тем, кто воюет и кого этому учили. Война закончится значительно быстрее и жертв будет меньше. Хватит оглядываться на США и блок НАТО. Мы – Россия! Так почему мы должны считаться с янки, когда они не считаются ни с кем?

Полная дама с микрофоном сразу же высказалась:

– Если следовать вашим советам и развязать армии руки, в Чечне не останется ни одного живого чеченца.

– Армия воюет не с чеченцами, а с бандитами! У бандитов нет национальности. И что бы вы не думали и не говорили – ни одни солдат не поднимет руку на ребенка! Сколько чеченских мальчишек подбегали к блокпостам и швыряли гранаты? Раненые, умирающие парни не стреляли! Хотя я, мать, не осудила бы их за это. Почему вы, журналисты, не пишете и не снимаете российских военных, когда они делятся хлебом с чеченцами? Когда у полевых кухонь выстраиваются очереди чеченских женщин с кастрюльками в руках и солдаты, голодные мальчишки, сами отдают свои скудные пайки чеченским детям? Какое вы имеете право писать и снимать все столь однобоко? Вы же поставлены для того, чтобы правду показывать! Вы, необдуманными словами, создали из армии образ оккупанта, вторгшегося в Чечню. Кто вас ангажирует, кто дает заведомо ложные сведения? Вы спросите людей в Краснодарском и Ставропольском краях, что они думают по поводу ввода российских войск…

Из толпы до ее ушей донеслась реплика:

– Марина Ивановна, не стоит создавать из армии этакий миф о непорочной деве…

Степанова принялась разглядывать журналистов, выискивая глазами того, кто сказал эту фразу. Так и не поняв, кто говорил, она резко бросила в толпу:

– Кто это сказал? Я бы хотела взглянуть в лицо этого правдолюбца…

Из рядов журналистов выбрался толстенький человечек с огромным микрофоном с надписью «Свободная газета». Камеры жадно снимали. Бредин заметил, как бородатый едва не сбил с ног стоящую рядом журналистку, силясь снять все «поближе». Марина, не скрывая презрения, заговорила:

– А-а-а, понятно! Могла бы догадаться. Так, как вы втаптываете армию, никто не может! Интересно, кто платит? Чеченские боевики? Публикуя заведомо высосанные из пальца репортажи, зарабатываете дешевую популярность. Ваши измышления порой напоминают страшилку из мультфильма…

Человечек взвился:

– Это оскорбление! Я бы попросил…

Степанова мрачно глядя на человечка, резко сказала:

– Я бы попросила вас выйти вон! Ваша газета в армии не котируется! Одни репортажи о зверствах российских военнослужащих чего стоят! Солдатские матери с испитыми лицами и наспех замазанными синяками. Надо быть круглым идиотом, чтобы поверить в то, что они плели! Чеченки, якобы видевшие, как солдаты насиловали девочек и оказавшиеся, при ближнем рассмотрении, обычными преступницами, выпущенными бандитами Дудаева из тюрьмы. Это публиковала ваша газета!

Человечек резво рванул к двери, стремясь побыстрее скрыться с глаз кинокамер. Он что-то ворчал о суде и оскорблениях. Бородатый оператор громко смеялся ему вслед и задал следующий вопрос, едва дверь захлопнулась:

– Марина Ивановна, а вы не боитесь, что таким образом общаясь с журналистами, наживете множество врагов?

Женщина твердо ответила, глядя оператору в глаза:

– Нет. Не боюсь. Кому дорога честь России поймет, что мне дорога честь Армии и не обидится! Сколько можно унижать? Ни один американский военный не перенес того, что переносят наши мужики в той же Чечне. У янки трак от танка развалился – он ремонтную бригаду ждет, а наш – кувалду в руки и вперед! С такой армией можно побеждать, но и позаботиться о ней не мешает. Зарплата военных в России – курам на смех. Дворник в городе больше получает…

Вперед вылезла длинноносая девица в очках:

– Ну не скажите! В Чечне офицеры получают…

Марина перебила:

– За благополучие своих семей они жизни ставят на кон! Да, они получают боевые, но давайте разберемся! Что в случае гибели мужей получают жены офицеров? Единовременное пособие и вдовий платок. Вас бы это устроило? Почему офицер в России не может получить столько, чтобы хватало на житье? Ведь они жизнью рискуют! У большинства мужиков зарплата идет на оплату снимаемой квартиры. Они отправляют деньги из Чечни родным и близким. А если жена не работает? Например, ребенка ждет? Политики ратуют на словах за здоровье нации, за процветание России, так почему тогда тот же Полено, дарит бандиту Басаеву миллион долларов? Прекрасно зная, что собой представляет Шамиль. Почему? Не честнее ли было перечислить деньги униженной голодающей армии?

Наступила тишина. Обычно бойкие журналисты замолчали, начали переглядываться. Этот кандидат явно не собиралась смягчать свою речь. Камеры следили за ними и за сидевшими за столом. Бородатый оператор показал Марине поднятый кверху большой палец и женщина улыбнулась. Оглядела притихшую толпу и заговорила снова:

– Вы поглядите вокруг, до чего доведен народ! Пенсии не платят, зарплату задерживают, цены растут. Как грибы после дождя появляются разные фирмы, конторы, банки. И каждая со своим обещанием! На улицах появились нищие с протянутой рукой! Чаще всего это старые люди. Они что, не заработали за свою жизнь на достойную пенсию? Теперь взгляните на наших политиков и депутатов: выходят из шикарных машин, отдыхают за рубежом, имеют коттеджи, виллы на морях, особняки и квартиры, паи в компаниях. На какие деньги? На зарплату? Не смешите! Радетели за народ, борцы за правду, лезущие к власти по трупам и не гнушающиеся задавить ближнего…

Марина передохнула, оглядев присутствующих:

– Если ты депутат, будь добр, не отрываться от народа. Ведь ты не лучше тех, кто тебя избрал. Отдыхай, как все. В течение года копи на отпуск. Если купил машину – дай отчет, а на какие такие деньги ты ее приобрел? Пора проверить, на какие деньги куплены дачи и виллы у депутатов! Не в крови ли они тех пацанов, что сложили свои головы в Грозном, Бамуте, Ведено или Афганистане? Только депутат, живущий с народом, поймет его нужды. Поймет, что на ту пенсию, которая по их меркам считается минимальной, не прожить и недели.

Пожилой журналист, стоящий прямо перед столом, вздохнул:

– Марина Ивановна, вы извините, но это из области фантастики…

Степанова твердо ответила:

– Ничуть! Если Президент захочет начать расследования по фактам, знаете, сколько украденных денег обнаружится? Их и на пенсии, и на армию, и на жилье, и на питание солдат, и на медикаменты с оборудованием вот в такие госпиталя хватит! Вопрос только один, а захочет ли Президент заниматься этим? У нас в армии давно бытует мнение, что он сам в этом погряз.

Молчание длилось больше минуты. Затем один из операторов не смело задал следующий вопрос:

– Марина Ивановна, если станете депутатом, с чего вы начнете?

– Я буду бороться за армию! Я сделаю все, чтобы вывести на чистую воду тех политиков, кто отдавал глупые приказы в 92-ом, когда армию заставили уйти из Чечни и оставить чеченцам оружие. Почему в 94-ом из-за дурости и амбиций кинули на штурм Грозного неукомплектованную армию, а потом играючи обвинили ее в бездарности и недееспособности? Пора спросить политиков за пролитую кровь российских военных при штурме предгорий Кавказа, когда армия побеждала, но ее заставили отступить, потому что кто-то еще не достаточно заработал на крови солдат. За моей спиной находится знамя 131-ой майкопской бригады, попавшей в окружение и мужественно оборонявшейся от превосходящих сил дудаевцев. Есть и моя крошечная заслуга в том, что они вырвались из окружения. Но за кровь погибших кто-то должен ответить! Тот, кто даже не позаботился снабдить подробными картами Грозного войска, зато кинул их в пекло.

– Марина Ивановна, не боитесь, что депутатам не понравятся ваши слова?

Это был снова тот же бородатый. Он с одобрением смотрел на нее. Глаза под очками блестели. Весь его вид говорил о том, что он полностью с ней согласен. Марина улыбнулась мужику:

– Мне с ними не целоваться!

Хохотали все, кроме Марины и Бредина. Журналисты наконец-то стряхнули с себя оцепенение, вызванное резкими словами в адрес самого Президента. Генерал наклонился к ней и сказал в ухо:

– Тебе этого выступления не простят.

Она шепотом ответила:

– Плевать я хотела на то, простят меня или не простят! Я хочу, чтобы армия жила, а не прозябала.

Когда шум немного утих, она продолжила:

– Я не скрываю, что став депутатом, стану драться с теми, кто довел армию до положения нищего с протянутой рукой. Наша армия достойна преклонения, а не унижения. Пока мальчишки поступают в военные училища, армия будет жить! И я сделаю все, чтобы слова «офицер» и «солдат российской армии» вновь зазвучали гордо. Есть в армии мужчины, и их большинство, которым дорога офицерская честь. Им горько и обидно слышать о себе гадости, которые льются с экрана, из радиоприемника, с газетных страниц. Но они не покинули позиций от обиды, они продолжают драться с бандитами, стараясь не допускать их на территорию России…

Капустин, через журналистов, передал ей стакан воды, увидев, как женщина облизнула пересохшие губы. Прапорщик недовольно смотрел на толпу прессы, искренне жалея Степанову и понимая, что говорить из-за ранения ей трудно. Марина отпила половину и протянула стакан генералу. Бредин, автоматически допил воду, не обратив внимания, что все сняли на пленку. Бородатый рассмеялся:

– Марина Ивановна, это принято в армии, делиться с ближним даже глотком воды?

Бредин и Степанова переглянулись. Генерал не сразу понял, о чем идет речь. Марина тихо и твердо сказала:

– Принято. В том же Афганистане… В горах воду найти трудно. Литровую флягу порой делили на два взвода. Каждому по глотку и не было такого, чтобы кто-то лишний глоток сделал. Некоторые вообще отказывались в пользу раненых. И в Чечне так же…

Бородатый оператор вплотную приблизил камеру к наградам Марины, снимая их крупным планом:

– Марина Ивановна, у вас столько наград! Полученные за Афганистан, за Чечню… Ордена, медали… Грудь, словно в кольчуге! Не обидно иметь всего-навсего погоны старшины? Неужели начальство не может вам присвоить хотя бы звание младшего лейтенанта за ваши заслуги?

Марина откровенно растерялась от такого вопроса. Она посмотрела на генерала, затем на толпу и почесала затылок. Так она делала всегда, когда затруднялась ответить. Бредин усмехнулся, глядя на этот знакомый жест и ответил за нее:

– Эта старшина в бою за пояс заткнет любого штабного генерала. Я не стыжусь признаться, но в январе, во время жестокого боя, Марина командовала мной, как рядовым и я подчинялся. Она автоматически уже знала, что делать, а я еще только обдумывал сложившуюся ситуацию. Марина не из тех, кто гонится за погонами и наградами. Она и эти-то регалии всего второй раз в жизни надела и то не охотно. Мне уговаривать пришлось. Вон, ее секретарь стоит, он подтвердит…

Генерал указал в угол комнаты, где стоял Игнат Капустин и все камеры мигом нацелились на покрасневшего, смутившегося прапорщика. Степанова, пока никто не наблюдал за ней, наклонилась к уху Бредина и шепнула:

– Спасибо, Евгений Владиславович, выручили…

Обвела глазами жадные лица журналистов, вновь уставившихся на нее. Встала и взяла в руки тяжелый крест. Замелькали вспышки камер. Подняла солдатский подарок вверх:

– У меня в руках крест, подарок моих друзей и соратников по Чечне. Они передали его через раненого парня, находящегося в одной из палат. Он спаян из гильз и осколков, на каждом нацарапана фамилия или имя погибшего в Чечне. Сегодня я поклялась на нем возле постели раненого друга, что буду бороться с продажностью политиков. Сейчас, перед лицом всех тех, кто меня видит и слышит, кто прочитает завтра репортажи, клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно, лишь бы дело двигалось. Клянусь бороться за честь армии и сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить тяжелую участь военнослужащих!

Впервые посмотрела в глазок камеры бородатого и слабо улыбнулась:

– Костя, я люблю тебя! Возвращайся!

Оператор удивленно смотрел на эту детскую улыбку. Бредин встал:

– Конференция окончена. Прошу извинить. Марина Ивановна после ранения и много говорить ей нельзя.

Ведущие телеканалов объявили об окончании конференции. Операторы выключили камеры. Кто-то из журналистов открыл дверь, в палате было душно. Из коридора послышались рукоплескания и чей-то очень знакомый восторженный крик:

– Браво, Марина!

Степанова устало поглядела на генерал-полковника:

– Вы этого ждали от меня? Или разочарованы?

Бредин тяжело вздохнул:

– Ты сделала для первого раза больше, чем я думал. Теперь, уверен, армия проголосует за тебя полным составом. Ты швырнула вызов самому Президенту… Вот это меня страшит. Почему папку не открывала? Солиднее было бы…

Она протянула папку генералу и устало улыбнулась. Евгений Владиславович, уже догадываясь, расстегнул кнопку и открыл лист – он был чистым. Другие листы тоже не имели на себе информации. Маринка тихо сказала:

– У меня все в сердце было записано…

Бородатый оператор подошел и протянул ей визитку:

– Я верю в вас. Будут трудности, позвоните. У меня немало друзей среди независимых журналистов. Жаль, что они не захотели приехать. Думали, очередной любитель власти. Я обязательно покажу им пленку. Хотя, они наверняка смотрели! Спасибо, Марина Ивановна. Удачи вам. До свидания товарищ генерал-полковник!

Еще несколько журналистов протянули ей визитки:

– Если будете устраивать конференции или интервью, пригласите, пожалуйста, и нас. Нам теперь небезынтересно, что у вас получится. Мы с удовольствием станем освещать эти события.

Переговариваясь между собой, пресса торопливо удалилась, на ходу застегивая пальто и куртки. Журналисты спешили в издательства, что бы пустить материалы на первые полосы своих изданий. Операторы застегивали чехлы на камерах. Надели куртки и тоже ушли. Уставшая Марина прислонилась плечом к стене и, не мигая, смотрела в глаза генерала. Тот, точно так же, смотрел ей в глаза. И ей и ему отступать было некуда. Зазвонил радиотелефон. Генерал вздрогнул. Взял трубку и тут же протянул Марине. Голос Огарева восторженно крикнул:

– Слушай!

В трубке отчетливо раздался гул множества голосов, а затем прозвучал отчетливый крик:

– Молодец, Искандер! Так им!

Огарев снова закричал:

– Слышала? Изо всех палаток народ высыпал. Обнимаются, как в День Победы! Молодец!

Трубку выхватил Костя:

– Марина! Я слышал твои последние слова! Я тоже очень люблю тебя! Меня все поздравляют, словно это я, а не ты выступала. Будь осторожна. Целую.

Маринка не успела положить трубку на стол, как она снова зазвенела. Голос на ломаном русском произнес:

– Радуешься и поздравления принимаешь? Мы тебе тоже подарок преподнесем, Искандер…

Марина взглядом указала генералу на мобильник и тот понял. Быстро набрал номер, отвернувшись в сторону. Коротко сказал пару слов. Дождался ответа и снова что-то коротко произнес. Затем отошел в противоположный угол и вновь позвонил. Отключился, тревожно глядя на Марину. Степанова спокойно спросила, уже догадавшись, что кто-то прикидывается чеченцем. Ей ли было не знать, как по-настоящему звучит акцент:

– Кто «мы»? Надо же знать дарителей! Чтобы потом отблагодарить достойно. Ведь у вас на Востоке так принято. Я права?

Голос хмыкнул:

– Права. Но тебе не понравится наш подарок.

– Ничего. Я даже на те подарки, что мне не нравятся, достойные подношения делаю. Ты ведь слышал обо мне, верно? И знаешь, на что я способна.

Голос на другом конце провод дрогнул, явно ухмыляясь:

– Верно. Но что ты сможешь сделать, находясь в Москве, связанная депутатским мандатом?

У генерала зазвонил мобильник. Он послушал сообщение и кивнул Марине. Подошел и прошептал что-то в ухо. Женщина усмехнулась:

– Не сомневайтесь, многое могу сделать. Например, устроить пару неприятных минут, а потом десяток лет в тюрьме.

Расслышала шум и удивленные восклицания. Затем голос Огарева произнес в трубку:

– Попался стукач! Спасибо, Марина. Очень вовремя. Никак не могли выследить. Все же прокололся. Уж так ему хотелось тебе праздник испортить! Терпения не хватило дождаться тишины…

Марина отключила трубку. Устало направилась к двери. В груди болело, но она пересилила себя и постаралась не показать этой боли:

– Я схожу к Ивану. Обещала…

Бредин махнул рукой:

– Мы с Капустиным на телефонах побудем. Сейчас шквал будет! Тамару сюда отправь, а то, смотрю, загляделась она там на молоденьких солдатиков. Еще приглядит кого, не дай Бог…

Марина улыбнулась генеральской шутке и вышла из палаты. В коридоре, к великому изумлению, стояли «ходячие» раненые и медики. Они так и не разошлись, ожидая выхода Степановой. Едва женщина возникла в проеме, к ней устремились все. Окружили, разглядывая, словно диковинку. Хирург громко сказал:

– Не ожидал, что вы так прямо и не прикрыто говорить начнете. Горькую правду в лицо самому Президенту швырнули. Вызов кинули депутатам и правительству. Тяжелый вы себе путь выбрали.

Она пожала плечами:

– Я никогда не искала легких троп даже в Афгане. Чем труднее путь, тем крепче становишься и тем больше вероятности живой остаться. Закалка у меня есть, только бы вот рана зажила…

Мужчина осторожно положил руку ей на плечо и слегка пожал:

– Это мы залечим. Зажило бы быстрее, если бы вы спокойно себя вели, а вам неймется спокойно жить. Времени не хватает, понимаю…

Степанова спросила:

– Я могу снова к Ивану пройти?

– Идите.

Но пройти не удалось. Слева возникла фигура Салманова, а справа протиснулся Виталис. Появление биолога в госпитале удивило Марину. Руслана выписали месяц назад. Сержант молча протянул ей руку, а биолог спросил:

– Когда поправитесь, вы ко мне в гости заедете?

Она встала посреди толпы, изумленно уставившись на мужчину:

– Руслан, ты чего это выкать начал? Вроде на «ты» перешли!

Он заметно смутился:

– Вы станете депутатом, а я что, я простой биолог…

Степанова взвыла от злости:

– О, Господи! Вечно заморочки возникают с этими интеллигентами! Может тебя стукнуть разок, чтоб в себя пришел? Мы с тобой в бою побывали, трупы изображали! Вместе через огонь прыгали и стонов от тебя, раненого, я не слышала. Терпел и не ныл от страха, так что заткнись со своим нытьем и не выводи меня. Ты для меня Руслан, а я для тебя Марина. Понял, ботаник?

Он почесал лоб и улыбнулся:

– Понял, Марина. Так, что – приедешь ко мне в гости?

Она улыбнулась:

– Почему бы и нет? Я еще твои кинжалы не метала в косяки, а мне так хотелось! И в Ботаническом саду надо все повнимательнее рассмотреть. Тогда ведь не удалось. Подаришь парочку гиацинтов?

Салманов кивнул. Толпой двинулись по коридору. Раненые заглядывали сбоку, чтобы увидеть награды, позвякивающие на груди женщины. Удивленно переговаривались между собой. Она вошла в палату Мешкова с эскортом. Лицо Ивана медленно повернулось, и парень улыбнулся, собрав на эту улыбку оставшиеся силы. Она подошла и присела рядом на стул, подвинутый кем-то из ребят:

– Все слышал? Ты мной доволен? Всыпала, как ты просил.

Наклонилась пониже, чтоб услышать его ответ. Мешков тихо прошептал:

– Марина, сегодня ты заставила армию поверить, что правда все же существует, и ты станешь голосом Армии. Я верю, что ты станешь депутатом. Хотя многим зажравшимся хомякам, наверняка, это не понравится. Я поправлюсь, забирай в охрану…