Текст книги "Беспризорщина"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Павел Иванович прошел мимо нее в гостиную ссутулившись и разом постарев. Сумка так и осталась лежать на полу в коридоре. Ленке стало его жаль. Она шагнула в комнату следом. Отец стоял у окна, сцепив руки под грудью. Он не повернул головы, лишь попросил:

– Не осуждай меня, доча…

Ленка сделала два шага и остановилась:

– Пап, а как же мама? Неужели ты забыл ее?

Он обернулся. В глазах стояла боль, когда Павел Иванович заговорил:

– Не забыл. Иры нет, а ведь я еще не стар…

Дочь воскликнула:

– Ну неужели ты не мог найти кого-то постарше?!

Отец вздохнул:

– Наверное, нет… Я люблю Люсю. Понимаю, что эта любовь аморальна и выглядит в твоих глазах преступной, но иногда так бывает…

– Ты женишься на ней, когда она школу закончит, да?

Он грустно улыбнулся:

– Думаю, что к тому времени ее любовь иссякнет. Ведь я старею…

Ленка задумалась на мгновение, а затем выпалила:

– Тогда встречайся, я мешать не стану. Если хочешь, даже уходить могу из дома, чтоб вам не шарахаться от всех…

Павел Иванович, пряча глаза, кивнул:

– С шести до восьми по вечерам…

Уже на следующий день Ленка вечером выскользнула из дома. В лифте навернулись слезы и вспыхнуло в душе отвращение к тому, что вскоре должно произойти в их квартире. Но она одернула себя и прошептала, выходя из подъезда:

– А может это скоро пройдет… Я же сама согласилась уйти и не мешать…

Игорь Востряков продолжал настойчиво добиваться расположения Савиной. За успешное окончание школы его отец, крупный банкир, подарил сыну машину – серебристую красавицу «Вольво». И теперь он раскатывал на ней всюду. Игорь легко поступил в институт финансов. Его карманы были постоянно набиты деньгами. Папаша страшно гордился успехами сына и ничего для него не жалел. Вокруг парня постоянно вились многочисленные друзья-подружки, а он простаивал днями у подъезда Люськи. Девчонки уговаривали его пойти в ресторан, а он отмахивался и посылал их подальше.

Несколько раз, приходя к подруге, Ленка замечала стоявший у подъезда автомобиль. Игорь чаще всего сидел на капоте или околачивался рядом, от нечего делать пиная поребрики, обдирая листву с кустарников и поглядывая на Люськины окна.

Востряков преградил путь Ленке, встав на пути, когда та спешила к подружке. Сцапал за руку, останавливая. Она даже немного испугалась, настолько решительно выглядело лицо парня. Покрутила головой – не позвать ли на помощь – и заметила, что внутри шикарной тачки сидят еще трое ребят, но сквозь затемненные стекла не смогла разобрать, кто. Востряков какое-то время разглядывал ее личико. Усмехнувшись от испуганного выражения в золотисто-чайного цвета глазах, спросил:

– Ты к Люське? Скажи, пусть выйдет. Поговорить надо…

Ленка пришла в себя. Выдернула руку и дерзко ответила:

– А еще что сказать? Сколько тебе говорить – не хочет она с тобой встречаться!

Игорь вновь усмехнулся капризно-вишневым ртом:

– Не хочет – захочет! Целый год не могу ее трахнуть…

Горбунова опустила голову, покраснев:

– Она что, шлюха с улицы? Трахай других, у тебя их хоть отбавляй!

Ленка развернулась и рванула к подъезду. Игорь крикнул вслед:

– Если не выйдет сейчас, пусть вообще на улицу не выходит! Все равно она моей будет!

Девчонка вбежала на пятый этаж по лестнице. Дверь квартиры Савиных тут же отворилась. На пороге стояла Люська. Схватив подружку за руку, втащила к себе в комнату. Обернулась, закрыв дверь и привалившись к ней спиной:

– Я все видела! Что он сказал?

Ленка передала слова Вострякова из слова в слово. Спросила:

– Пойдешь?

Савина отрицательно покачала головой:

– И не подумаю! Надоел он мне. Проходу не дает…

Подружки болтали обо всем на свете, время от времени подходя к окну и осторожно выглядывая сквозь занавески: «Вольво» упрямо стояло возле подъезда около получаса, затем исчезло. Девчонки успокоились. Ольга Николаевна прервала их болтовню, заглянув в комнату дочери:

– Люся, сходи в магазин. Молоко закончилось и хлеба мало. Скоро папа с работы придет и будем ужинать…

Люська кивнула и мигом переоделась. Девчонки выскочили на улицу и до магазина шли вместе, не замечая, что за ними следят два парня. Савина зашла в магазин и один из преследователей, коренастый, в джинсах и голубой рубашке, подошел к киоску с сигаретами, поглядывая сквозь стеклянную витрину на девушку. Горбунова отправилась домой. Она не заметила, что следом приклеился молодой парень в светлой тенниске и серых шортах до колен…

Павла Ивановича Горбунова избили поздно вечером, за неделю до первого сентября. Он возвращался домой, проводив Люську после очередного свидания. Она часто задерживалась у них по вечерам. Ее родители ни о чем не догадывались и спокойно относились к поздним возвращениям дочери. Ленка теперь тоже относилась к происходящему спокойно. Уходила по вечерам в кино или просто гуляла по городу, если не было дождя. Потом втроем пили чай с конфетами и печеньем, смотрели телевизор или ходили в кино на последний сеанс в кино.

На Горбунова напали в подъезде собственного дома. Пять черных теней выросли словно из ниоткуда, едва он прикрыл дверь. Учитель не успел отскочить, как страшный удар по голове бросил его на заплеванный бетонный пол. Его били ногами по почкам, по голове и в грудь. Никто не вышел на шум, не поинтересовался, что происходит и не помог. Павел Иванович не пытался обороняться. Лежал, сжавшись в ком, прикрывая левой здоровой рукой голову и подтянув колени к груди, от каждого удара вздрагивал всем телом и глухо стонал. Бить вдруг перестали. Над ним склонилось лицо Игоря Вострякова. Парень сгреб учителя за волосы и приподнял разбитое лицо. Визгливо прокричал:

– Что, допрыгался, пенек старый? Кому вякнешь, гад, из-под земли достану! Запомни, сука, Люська малолетка и тебя посадят! Она моя! Понял? Понял, да? Понял, козел?

Игорь резко приподнял голову за волосы чуть выше, а затем отпустил. Павел Иванович ударился лицом в пол. Раздался хруст и из носа потекло ручьем. Игорь распрямился. Отвел ногу в сторону и со всей силы заехал своему бывшему учителю остроносым модным башмаком под ребра. Тот глухо охнул и потерял сознание. Он не видел и не слышал, как пятерка уходила, вполголоса переговариваясь и «наградив» его новыми пинками. Все оглянулись от двери на распростертое на бетоне тело, сплюнули на пол подъезда и вышли.

Горбунов очнулся примерно через полчаса. Долго кашлял, перевернувшись на бок и отхаркиваясь соленой кровью со сгустками. Все тело ломило. Не было казалось ни единой клеточки в теле, которая не молила бы об избавлении от мук. Мужчина со стоном перевернулся на грудь и пополз вверх по лестнице, оставляя за собой кровавый след. Он не стал звать на помощь. Несколько раз замирал на ступеньках, отдыхая. Сквозь кровавые пузыри, хрипел:

– Я умру… Я виноват… Эти пятеро правы…

Возле двери квартиры он сумел, уцепившись за перила, встать на ноги и тут же рухнул. Стук тела о бетонную плиту донесся до Ленки. Она, ожидавшая прихода отца, распахнула входную дверь и тут же кинулась к распростертому на площадке телу:

– Папа, что с тобой? Папочка…

Он прохрипел, глядя на нее сквозь заплывшие веки:

– Не звони в милицию… Пока не надо… Я сам виноват…

Снова потерял сознание. Ленка втащила его в квартиру таском и закрыла дверь. Торопливо набрала номер «скорой помощи». Назвала адрес. Пока врачи не приехали, сидела и ревела возле Павла Ивановича, упав на колени. Она не знала, что делать и как ему помочь. Врачи приехали минут через десять. Докторша и санитар не стали переносить тело в комнату. Быстро распороли окровавленную одежду прямо в коридоре и стащили ее, отбросив в сторону. Павел Иванович лежал на полу в одних трусах и носках. Врач бегло осмотрела избитое тело, на котором не было живого места: сплошная кровь, кровоподтеки, ссадины и уже проступившие синяки. Спросила:

– Кто так зверски избил твоего отца и за что? Где твоя мама?

Ленка, забившаяся между шкафом и тумбочкой в коридоре и все это время молчаливо наблюдавшая за действиями медиков, ответила сквозь всхлипы:

– Не знаю. Я его у двери нашла. А мама умерла два года назад…

Врач встала. Посмотрела на девчонку с жалостью и сказала:

– Твоего отца в больницу надо. Срочно!

Дюжий санитар бегом кинулся из квартиры и через минуту приволок носилки. Избитое тело прикрыли простыней. Вместе со щуплым водителем снесли бессознательного учителя вниз и загрузили в скорую. Ленка упросила докторшу взять ее с собой. Торопливо накинула на себя ветровку. Заперла замок и бегом спустилась по лестнице. «Скорая» с воем понеслась по ночному городу. Всю дорогу дочь просидела на коленках возле отца, держа его за руку и шепча:

– Папа, папочка, хоть ты меня не покидай! Выживи, пожалуйста…

Докторша, смотрела на нее и вздыхала. За двадцать минут пути она дважды пыталась привести Горбунова в чувство уколами и примочками, но все оказалось напрасно.

В приемном покое Павла Ивановича быстро погрузили на кровать-каталку и увезли куда-то наверх, оставив Ленку одну. Она села на кушетку у стены, не сводя глаз с белой двери. В этом огромном коридоре она сама себе показалась маленькой. Откуда-то доносились невнятные голоса и металлическое звяканье. Девочка тихо заплакала, прижав кулаки к губам.

Минут через пять из двери слева выглянула та самая докторша со скорой и позвала ее:

– Девочка, иди сюда. Я тебя чаем напою, а то ты вся дрожишь…

Ленка устало встала. В комнате отдыха, кроме уже знакомой врачихи и санитара, находилось еще две медсестры. Они тут же принялись ухаживать за ней. Подсунули кусок торта, налили чай. Не чувствуя вкуса, Ленка выпила пару чашек. Невпопад отвечала на вопросы и тут же извинялась. Медики переглядывались. Докторша заставила ее выпить какое-то лекарство и Горбунова немного пришла в себя.

Где-то через час, по вызову врача со «скорой», прибыл наряд милиции из трех человек. Ленка не смогла ничем помочь им. Тихо сказала:

– Я ничего не знаю. Отца я нашла у двери избитым.

Ее попросили описать все, что она видела, на бумаге. Горбунова справилась с этим за пять минут. Подвинула листок молодому лейтенанту. Тот попросил поставить подпись. Забрал показания и уехал, оставив в приемном покое одного из своих людей. Сержант вскоре спокойно спал сидя в коридоре на кушетке.

Медсестры, после отъезда милиции, уговорили Ленку тоже лечь отдохнуть в комнате отдыха. Принесли одеяло и подушку. Пожилая медсестра ласково подоткнула одеяло и погладила ее по голове. Девчонка вскоре заснула тревожным сном, подтянув коленки к подбородку. Хирург спустился лишь к утру. Устало посмотрел на Горбунову и проснувшегося милиционера. Сообщил:

– У Павла Ивановича Горбунова сломаны четыре нижних ребра, правая рука, левая нога и переносица, трещина на височной кости, множественные ранения и ушибы по всему телу. Некоторые рваные раны пришлось зашивать. На данный момент состояние его крайне тяжелое. Поговорить с ним в ближайшие два-три дня вы навряд ли сможете – он без сознания…

Усталая Ленка вернулась домой утром. Ее подвез к подъезду на служебном УАЗике тот самый сержант, что оставался в больнице вместе с ней. Когда она собиралась выскочить из машины, остановил, взявшись за предплечье. Горбунова обернулась и он протянул ей бумажку с номером телефона:

– Лена, если угрозы какие будут или что-то насторожит, позвони мне. Не стесняйся.

Девчонка кивнула. Она вошла в квартиру. На полу в коридоре виднелись следы крови. Изодранная окровавленная одежда отца так и валялась в углу прихожей. Ленка посмотрела на часы: восемь утра. Взглянула на телефон. Звонить не стоило – Савины уходили на работу в половине девятого. Сбросив кроссовки, проверила карманы у испорченной одежды, выгребя все, что там было. Свернув тряпки в ком, унесла в кухню и бросила в мусорное ведро. Прошла в ванную комнату. Намочила тряпку и старательно протерла коридор. Прополоскав тряпку, помылась в душе и вновь посмотрела на часы: без четверти девять. Устало плюхнулась на банкетку возле тумбочки с телефоном и позвонила Люсе. Рассказала о случившемся. Попросила:

– Люсь, собирайся! Мы вместе сейчас к папе съездим. Со мной тебя пропустят…

Ей казалось, что все будет, как в хорошем кино: подруга бросится в больницу, упадет перед кроватью любимого на колени и останется с ним навсегда. Савина заплакала в трубку:

– Я боюсь смотреть! Я не могу прийти, не могу!

Ленка крикнула в трубку:

– Ты что? У вас же любовь! Ты нужна ему сейчас!

Люська взвизгнула:

– Какая любовь! Ты с ума сошла! Просто был трах!

Ленка растерянно пролепетала:

– Но ты же сама говорила, что жить без папы не можешь…

Подруга проорала яростно:

– Дурочка малолетняя! Мне просто хотелось научиться всему этому…

Горбунова долго молчала, не в силах поверить в предательство. Люська тоже притихла на другом конце провода. Наконец Ленка спросила:

– Значит, ты никогда больше не придешь?

Савина тихо ответила:

– Я боюсь… Мне Игорь звонил… Наверное, никогда… Передай Павлу, что все было ошибкой, ладно? И признание мое и то, что на шее у него первая повисла – все ошибка!

Люська повесила трубку, а Ленка еще долго сидела, прижав ее к уху и слушая гудки…

Учитель, очнувшись, ни слова не сказал милиции о тех, кто его бил. Писать он не мог и заявление от его лица писала дочь. «Неустановленные лица», бившие Горбунова, не были найдены. Уже через месяц врачи сообщили Ленке:

– У вашего отца из-за побоев произошла мышечная атрофия в ногах. В общем, ходить он не сможет…

Ленка разрывалась между школой и больницей. Торопливо ела и бежала с учебниками в больницу. Переворачивала отца и мыла его, словно маленького. Растирала руки и ноги. Одна из медсестер научила ее азам массажа и Ленка старалась. Никакой брезгливости и смущения от голого мужского тела не чувствовала. Делала уроки, склонившись над тумбочкой и часто поднимая голову, чтобы взглянуть на отца. Павел Иванович стеснялся своей беспомощности и каждый день просил у нее прощения:

– Прости меня, Леночка… Прости… Все из-за моей дурости…

Выписали Горбунова в конце октября. Скорая помощь привезла его к подъезду. Два здоровых мужика-санитара помогли Ленке поднять инвалидную коляску с отцом в их квартиру. Ноги отнялись окончательно. В ноябре у Павла Ивановича случился инсульт. В результате стали плохо командовать руки и Горбунов перестал говорить. Вместо речи вырывалось мычание. Дочь возила коляску по квартире, кормила отца с ложечки. Договаривалась с соседями и даже спускалась с ним гулять. Бывший физкультурник превратился в развалину. Только глаза все еще «жили» на лице учителя и из них часто катились слезы.

Пенсии по инвалидности, что выделило государство, катастрофически не хватало. Лекарства стоили бешеных денег. Таясь от всех, Ленка выходила ранним утром или поздно вечером на улицу и подбирала бутылки из-под пива. Собирала жестянки. По совету одной из соседок, договорилась с продавщицами из ближайшей овощной палатки и теперь забирала по вечерам подгнившие овощи и фрукты. Дома тщательно промывала, вырезала и чистила принесенное. Павел Иванович сидел в коляске рядом. Смотрел на ее ловкие ручки и плакал.

Бывшую подружку Ленка видела в школе каждый день, но они больше не разговаривали. Игорь Востряков каждый день подъезжал к школе и дожидался Люську. Она, смеясь, бежала ему навстречу. Никого не стесняясь, висла на шее, протягивая губы для поцелуя. Несколько раз Ленка сталкивалась с Игорем, тот сразу отворачивался, а она сжималась от страха и торопливо уходила. Девчонка знала, кто виновен в инвалидности отца. Однажды, когда рядом никого не было, Савина подошла к Горбуновой и сунула в руку пачку денег:

– Возьми. Фруктов купишь ему…

Ленка попыталась отпихнуть деньги:

– Не надо!

Люська оглянулась по сторонам:

– Не выделывайся! Игорь говорит, чтоб Павел сидел молча и не высовывался. За меня ему срок намотают: развращение, принуждение к сожительству…

Ленка в ярости подскочила к бывшей подружке:

– И ты подтвердишь?!

Савина неожиданно заплакала:

– Я боюсь… Я всех теперь боюсь…

Где-то стукнула дверь и Люська со всех ног кинулась в сторону буфета. Ленка посмотрела на деньги, а потом решительно засунула их в кармашек сумки, где лежали рецепты на лекарства для отца…

Вскоре после того, как Павла Ивановича парализовало, в квартире Горбуновых появились его сестра Анна и ее муж Валентин Лешковы. Родственники переехали из Мурома и тут же прописались в их квартире, не слушая племянницу и мотивируя приезд помощью по уходу за инвалидом. Никто из «благодетелей» от государства не поинтересовался, а кто такие эти Лешковы? Никто не спросил Ленку, а нужна ли ей помощь? Ведь справлялась же она три месяца! Жизнь у Лены и Павла Ивановича с приездом родственничков круто переменилась. Теперь ни о каком выздоровлении и покое не было и речи.

Дядька сильно пил и ни на одной работе больше недели не задерживался. Анна, из-за язвы желудка, не работала и все семейство перебивалось скудными заработками Валентина, да пенсией инвалида. Лешков не пропивал только то, что удавалось выудить тетке у него из кармана, пока пьяный муж спал. Каждый вечер в квартире происходили скандалы со слезами и драками. Павел Иванович ничего сделать не мог, как и Ленка. На лекарства денег не было, а Валентин орал каждый вечер:

– Дармоеды! Нахлебники!

Кидался с кулаками на жену и бил ее на глазах учителя. Ужас в глазах инвалида распалял его еще больше. Тот мычал от страха и старался выкатить непослушными руками коляску в другую комнату, а пьяница смеялся вслед каркающим смехом.

Однажды Ленка наткнулась в кармане ветровки на телефон сержанта и решилась позвонить. Когда трубку взяли, неуверенно произнесла:

– Здравствуйте, мне бы поговорить с Николаем Евгеньевичем…

Женский голос спросил:

– Кто его спрашивает?

Горбунова сбивчиво принялась объяснять. Она и сама чувствовала, что все звучит путано, но женщина видимо поняла. Тихо всхлипнула в трубку:

– Коля погиб две недели назад…

Ленка извинилась и положила трубку…

Павел Иванович больше не питался в кухне. Дочь забирала тарелку с едой и уходила в свою комнату, где теперь жил ее отец. Запиралась, чтоб не зашел Лешков. Кормила с ложечки, спокойно и не торопя. Ласково уговаривала:

– Доесть надо, папочка…

Ленка старалась не пропускать школу и училась по-прежнему неплохо, но с каждым днем учиться становилось труднее. Одноклассники начали насмехаться над ее заношенными вещами. Девочки шушукались и хихикали, поглядывая на бывшую подружку. Из некоторых вещей Ленка выросла, но продолжала носить за неимением лучшего. Кисти рук выглядывали из коротких рукавов куртки. Тетка Анна надвязала их, пришив манжеты. Брюки пришлось наставить. Лишь единицы из всего класса продолжали относиться к Горбуновой, как и раньше. Ленка готова была носить вещи матери, но дядька за какой-то месяц успел пропить почти все.

Учителя все видели и большая часть знала трудное положение ученицы. Некоторые приносили в школу вещи своих выросших детей и после уроков, таясь, протягивали Ленке. Та, краснея и бледнея от унижения, благодарила и несла отданное домой.

Прошло полгода. Вновь наступило лето. Теперь Ленка в открытую ходила и собирала бутылки, жестянки из-под напитков, искала цветные металлы. Забирала гнилье во всех овощных палатках своего квартала. Тетка Анна старательно перерабатывала принесенное и семейство по крайней мере не умирало с голода.

Лена сильно изменилась. Ругалась с бомжами, которые промышляли бутылочно-баночным бизнесом в квартале. Она больше не уступала им найденную тару. Сдавала собранное за день на приемных пунктах. Скапливала деньги, чтобы устроить отца в хорошую больницу и подлечить. Тетка Анна знала о ее планах. Когда мужа не было, тихо плакала, жалея племянницу и брата.

Павел Иванович в последнее время совсем сдал. Он почти перестал есть и медленно угасал. Ленка купила лекарства и теперь делала уколы отцу, выпаивала таблетки и порошки, стараясь поддержать его силы. Старательно прятала шприцы и коробочки, чтоб дядька не увидел. Иначе последовал бы закономерный вопрос: а откуда деньги? Валентин Лешков родственником-инвалидом интересовался лишь в день его пенсии.

В тот вечер Анна и Ленка перебирали принесенные овощи на кухне. Анна промывала, Ленка резала или натирала на терке. Дядька отсутствовал и дочь привезла в кухню отца. Рассказывала, сколько денег она выручила за сданную тару. Пообещала купить на следующий день мороженого для них троих. Павел Иванович улыбнулся и довольно замычал – он любил мороженое.

Стукнула входная дверь и все трое притихли. Пьяный Валентин ворвался к ним с руганью:

– Анька, дай денег! Я знаю, что это ты у меня их вытащила. Отдай, сука, по-хорошему, пока я вас всех не поубивал…

Уже не сознавая, что делает, со всей силы заехал Павлу Ивановичу кулаком в грудь:

– Подыхай побыстрей! Я твою коляску продам…

Коляска покачнулась и покатилась назад, уткнувшись в стол. Горбунова сильно тряхнуло. Голова мотнулась. Ленка от страха забилась в щель между мойкой и холодильником. Тетка кинулась вперед и закрыла собой брата:

– Зенки залил! Ты что делаешь? Не тронь инвалида! – Оттолкнула супруга костлявыми руками. Быстро развернула коляску и толкнула к двери: – Уезжай, Паша! Уезжай, ради Христа! Ведь убьет ирод пьяный!

Кулак мужа опустился ей на лицо и женщина отлетела к туалету. Из носа потекла кровь. Горбунов попытался крутить колеса инвалидной коляски непослушными руками. Коляска заелозила вправо-влево и в этот миг Павел Иванович получил страшный пинок под сиденье. Не удержавшись, учитель вылетел и ударился головой в дверную ручку. Словно мешок, брякнулся на пол, взмахнув напоследок руками. Он не пошевелился ни разу, а Валентин стоял и тупо глядел на неподвижное тело. Ленка увидела, как кровь начала расплываться по линолеуму вокруг отцовской головы. Страх пропал. Она вскочила и кинулась на дядьку, сжав кулаки. Со всей силы ударила в грудь:

– Не смей отца бить! Это ты дармоед и пьянчуга! Мотай в свой Муром долбаный!

Сильный удар дядькиного кулака отбросил ее к инвалидной коляске. Ленка упала, больно стукнувшись затылком в стену, а пьяница погрозил ей сжатым кулачищем:

– И ты туда же, потаскуха! Убью!

Шагнул к девчонке. Анна, склонившаяся над братом, горестно вскрикнула, глядя на мужа:

– Валька, да ведь ты убил Пашу-то! Он мертвый!

Ленка повернула голову на крик тетки. Та, схватившись окровавленными руками за голову, глухо завыла. Девчонка посмотрела на тело отца, затем перевела взгляд на дядьку. Лешков остановился и икнул, сказав:

– Да хрен с ним! Туда и дорога…

Девчонка медленно встала, не сводя глаз с пьяной рожи. Посмотрела по сторонам, а затем сгребла большой кухонный нож из мойки. Посмотрела на дядьку, пьяно покачивающегося перед ней и не думая, всадила оружие мужику в живот снизу вверх. Тот хрюкнул, хватаясь за рану в левом боку, а потом медленно осел на пол, глядя на нее и хрипя:

– Сука…

Свалил со стола пустую тарелку. Осколки разлетелись по всей кухне. Анна застыла возле брата, не сводя глаза с племянницы. Она даже плакать перестала, настолько ошеломило ее бесстрастное лицо девчонки. Ленка выдернула нож. Посмотрела на лезвие, по которому текла красная влага, обнажая пятнами серебристый металл и швырнула его в сторону. Посмотрела на окровавленную руку. Схватив какую-то тряпку, попыталась стереть липкую влагу. Дядька хрипел на полу, дергаясь в конвульсиях. Его глаза закатывались и снова открывались. Дыхание с хрипом вырывалось из ощеренного рта. Опомнившаяся жена кинулась к нему, крикнув Ленке:

– Что же ты наделала, сумасшедшая! Скорую вызывай!

Девчонка, словно не слыша, неторопливо помыла руки под краном. Затем склонилась над отцом, положив голову ему на грудь: сердце молчало. Глаза Павла Ивановича оставались открытыми и она закрыла их ладонью. Поцеловала холодеющую щеку, прижавшись лицом к его лицу. Несколько слезинок проползли по щекам. Ленка встала. Посмотрела на плачущую у тела мужа тетку. Валентин уже не дергался. Он был мертв.

Горбунова ушла в свою комнату и достала из-за батареи скопленные деньги. Вытащила из шкафа школьный рюкзачок. Кинула в него немного одежды, фотографии родителей, собственный паспорт и свидетельство о рождении. Одела на себя теплый свитер и накинула ветровку. Вновь вышла на кухню. Положила деньги на стол:

– Теть Ань, это на похороны отца. Положи его рядом с мамой. Своего пьяницу хорони хоть в полиэтилене. Я ухожу. Квартира твоя…

Забрала из хлебницы оставшуюся четвертушку черного хлеба. Заглянув в холодильник прихватила пару ломтиков от яблока. Решительно направилась к двери. Анна кинулась за ней:

– Куда ты на ночь глядя, Леночка? Что мне-то делать?

Ленка обернулась:

– Звони в милицию. Говори, как есть. А я не пропаду… – Уже выйдя из квартиры, предупредила, сверкнув глазами: – Про деньги помни. Я их отцу собирала на больницу…

Дверь начала закрываться и она услышала жалобное:

– Ты приходи. Все же не чужие, я тебя спрячу от милиции…

Ленка отрицательно покачала головой, хотя и знала, что тетка ее не видит. Во так Горбунова оказалась на улице…

Стараясь не выходить на освещенные места, чтоб не попасться на глаза никому, она уходила все дальше и дальше от знакомого с детства двора и всего того, что связывало ее с прошлым. Дневная усталость начала сказываться около одиннадцати вечера. Горбунова почувствовала, что надо остановиться и отдохнуть. С трудом перелезла через встретившийся на пути забор и очутилась на территории автотранспортного предприятия. Она поняла это по стоящим в ряд автобусам, троллейбусам, маршруткам и машинам. Темнели здания гаражей, мастерских и ангаров. Некоторые были освещены. Оттуда доносились голоса людей, треск сварки, визг пилы по металлу и шум моторов. Работа кипела, не смотря на поздний час.

Походив немного и потолкав дверцы, Ленка обнаружила не запертую дверь автобуса. Забилась внутрь, инстинктивно закрыв створки и горько заплакала на заднем сиденье, подсунув под голову рюкзачок. Перед глазами стояло мертвое лицо отца. Так она и заснула, в слезах. От ночной свежести сжалась в комок, стиснув руки на груди.

Ленку разбудили мужские голоса. Они приближались. На дворе стоял белый день, хотя было еще очень рано. Солнце только показалось из-за горизонта. Девчонка торопливо сгребла рюкзачок за лямки и, не одевая его, выскользнула наружу сквозь щель в двери. Пригибаясь и испуганно оборачиваясь, побежала в сторону забора. Сзади услышала чей-то удивленный возглас:

– Глянь, девка! По автобусам шарилась! Опять что-нибудь свинтили! Стой, паразитка!

Она припустила со всех ног, слыша топот за спиной. Несколько раз поворачивала за гаражи, стремясь оторваться от преследователей. Бежать к забору не имело смысла. Перелезть через него быстро Лена не надеялась и все же свернула к серой стене. Бежала по росистой траве вдоль серого монолита, залитого солнцем и молила бога, чтоб еще кто-нибудь не вышел навстречу. Преследователей не было слышно.

Девчонка внимательно поглядывала по сторонам, особенно в просветах между огромными гаражами и автомастерскими. Старые кроссовки промокли и неприятно холодили ноги. Джинсы тоже были мокрыми выше колен и липли к телу. Она несколько раз спотыкалась о невидимые в траве железки и едва не падала. Чувствовала боль в ногах от ударов, но продолжала бежать, потирая коленки на ходу.

Наконец наткнулась на то, что искала: одна из плит не плотно прилегала к земле и вполне можно было пролезть, что Ленка и сделала незамедлительно. Оказавшись за территорией автотранспортного предприятия, остановилась, чтобы передохнуть. В горле стояла сухость и она несколько раз сглотнула. Захотелось пить. Огляделась со слабой надеждой, что вода поблизости найдется. Обнаружила в траве несколько бутылок из-под пива и прихватила с собой, сунув в рюкзак. Побродила еще немного. Подняла очередную бутылку, собираясь забить ее в рюкзак. Сбоку раздался хриплый голос:

– А ты что здесь делаешь? Это моя территория и бутылки, значит, мои…

Ленка резко обернулась. За спиной, в каком-то десятке метров, стоял небритый мужик лет пятидесяти с испитым лицом и фонарем под глазом. Грязная драная одежда выдавала в нем бомжа. Правая рука мужика пряталась за спиной. Ленка никак не могла понять откуда взялся этот тип и старательно огляделась. Он хмыкнул, разглядев симпатичное испуганное лицо с круглыми от страха глазами:

– Бутылки отдавай и мотай отсюда, шалава! – Подумав, добавил: – Пока я добрый…

Горбунова, обнаружив, что он один, осмелела и дерзко возразила:

– И не подумаю. Я их нашла!

Рожу мужика перекосило от злости. Он шагнул к Ленке, резко выбросив правую руку с зажатой палкой вперед:

– А я говорю, отдашь!

Девчонка отскочила назад. Развернулась и кинулась бежать. Бомж бросился за ней, но вскоре отстал, крича вслед ругательства и угрозы. Пробежав по инерции метров двести и свернув в какую-то улочку, Ленка остановилась. Теперь стало ясно, что каждый квадрат в городе поделен между бомжами и ей придется отвоевывать территорию для себя. В желудке заурчало. Она зашла в один из дворов. Устроившись на детских качелях, достала черный хлеб, четвертушки яблок и принялась жадно есть. Старательно собирала крошки с куртки. Пожалела, что не захватила из квартиры хотя бы бутылку с водой.

Подметавшая двор рыжая здоровенная дворничиха несколько раз подозрительно посмотрела в сторону девчонки. Когда Ленка покончила с едой, она направилась к ней, держа метлу обоими руками. Хмуро глядя в лицо подростка, потребовала:

– Поела – уходи! Нечего тебе здесь делать. Привадились по дворам шастать, да в лифтах гадить…

Ленка продолжала сидеть, устало сказала:

– Тетя, я посижу и уйду.

Дворничиха шагнула к ней и замахнулась метлой:

– Убирайся! После таких, как ты, одни неприятности. Уходи, пока милицию не вызвала!

Девчонка подхватила рюкзачок и ушла. Уже заворачивая за угол, оглянулась. Дворничиха стояла и смотрела ей вслед. Крикнула:

– Катись-катись, не оглядывайся! Только появись еще в моем дворе! Мигом в колонии очутишься!

На душе стало тяжело. Ленка вышла на улицу и остановилась возле проезжей части. Покрутила головой, решая, куда пойти. Немного подумала и решила отправиться к ближайшему железнодорожному вокзалу. По дороге, у остановок, нашла еще несколько бутылок. Наткнувшись на палатку по приему тары, сдала найденное. Подсчитав деньги, вздохнула. Их могло хватить на хлеб, но не хватило бы на воду. Во рту между тем пересохло. Пить хотелось просто невыносимо.

Мимо проехала поливальная машина, принеся с собой свежесть. Горбунова жадно смотрела на сверкающие струи. После них от асфальта поползли вверх сизоватые струйки пара. Солнце пригревало. Время двигалось к девяти утра.

Проходя мимо овощного павильона, через открытую заднюю дверь Ленка увидела, как женщина моет яблоко под краном. Отбросив страх, она попросила: