Текст книги "Путешествие на восток"

Автор книги: Любовь Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть II

Глава 1

Джу закинул ногу на ногу и раскрыл подборку ночных новостей, с которыми ему по обязанностям положено было ознакомиться.

– Когда мы нормально жить начнем? – поинтересовался у своего коллеги Аглара младший дознаватель Шан. Из экономии они с Агларом снимали одну на двоих квартиру. – Какие-нибудь деньги остались после вчерашнего?

– Э… – Аглар кашлянул и почесал в затылке. – Не знаю.

Шан погрозил Аглару пальцем.

– Не верю, господин Аглар! – заявил он мерзким голосом, которым вел допросы.

– Не знаю, – повторил Аглар. – Не ори, и так башка трещит. И куда ты, кстати, вчера подевался, когда ночь настала?

Шан наморщил лоб.

– Какая ночь? Середина вечерней стражи всего-то. И никуда я не девался. Я на камушке сидел и винцо попивал.

– Темно – значит, ночь. Мошенник. Ты еще спрашиваешь меня, где деньги. Кто вчера был пьянее: я или ты?

– Господин Аглар, первоначально деньги были в вашем кармане.

– Ну так их нет там сейчас. Спокойнее тебе от этого стало?

Шан призадумался.

– Увы, – сказал он. – Брошу пить. Но не сегодня. Джу, дружочек, окажи последнюю услугу страждущему сослуживцу. Одолжи до аванса два медячка. А лучше пять.

Джу поднял голову от листков с новостями.

– Так мне же еще не платили ничего, – попробовал отказаться он.

– Эх, всему тебя учить надо. Мараш мне в долг не дает. Принципиально. А если ты спросишь – тебе даст. Только не говори, что для меня.

– Вылетишь ты со службы, – мрачно изрек Аглар. – Посмотри: вот я на работе не пью. Хотя, видит Небо, мне не легче твоего.

– Так у тебя и родственников нет в Управлении.

– У Чибя родственники были, и что? Гуляет по улице за пьянство и строптивый характер.

Джу аккуратно сложил листочки в конторку и пошел, куда ему велели – к старшему секретарю префектуры Кармарашу занимать два медяка. Вышел за дверь, так, чтоб Шан его не видел, вынул денежку из собственного кармана, посмотрел на нее и задумался о жизни. Шана он начал слегка презирать, едва лишь увидел. Шан был ищейка, каких мало, с собачьим нюхом и с устроенной специально для сыскной работы головой, но жил он неправильно: пил не по средствам.

Начальство на службе пока не объявлялось – ни префекта (как здесь говорили, «со свитой»), ни инспекторов, ни интенданта. В Столичном управлении, как слышал Джу краем уха, с утра было назначено большое совещание. Что-то там случится, или случилось. Но Джу волновался по этому поводу мало, ему хватало забот. Осведомитель сообщал, что на старых складах при суконной фабрике по ночам происходит какое-то шевеление, подкопан забор, и двое человек видели неподалеку от того района некого мерзавца по кличке Помогай, за поимку которого назначено вознаграждение. Промышлять охотой на знаменитых преступников, будучи в стажерах, рассчитывать, конечно, нельзя. Если награда достанется, ее положит в карман либо его наставник Аглар, либо старший инспектор участка, либо даже сам префект. Но от благодарности начальства зависит, два месяца Джу ходить в стажерах или год.

Джу решил быть добрым сегодня. За вчерашний день в его личной жизни случилось несколько серьезных событий. Соседская дочка, когда он немного покрепче, чем обычно, притиснул ее к плетню в огороде, со словами «то, что ты хочешь – это не любовь», – укусила Джу за палец, – а ведь представлялась такой сговорчивой. Потом Джу пошел с Агларом в храм к Неспящим, и, пока Аглар гостил в ризнице, принимая у слуг Единого какую-то жалобу и прилагающееся к ней вознаграждение, Джу успел выслушать целую проповедь о возвращении к человеку добра, которое тот творит.

От этого на Джу нахлынули воспоминания детства. Мысль о том, что прежде, чем что-то получить, нужно что-то отдать, засела у него в голове. «Может быть, потому мне не очень везет, что я никому не помогаю, – думал Джу. – Если разобраться, я отношусь к каждому человеку так, будто он пустое место. Наверное, это нехорошо. Попробую смотреть на людей иначе. За что я презираю Шана? Ведь Шан, в сущности, несчастный человек. Пьет не потому, что у него есть деньги, а потому, что не может остановиться, и без вина ему плохо. Дойду-ка я до лавки и принесу ему кувшинчик. Может быть, и мне кто-то окажет нежданную услугу…»

Подобным образом размышляя, Джу вышел из здания префектуры, наискосок пересек площадь и спустился в подвальчик, где Шан обычно закупался дешевым вином.

Когда Джу возвращался обратно, у коновязи уже стояла курьерская лошадь, ее он издали узнал по чепраку.

С кувшином необходимо было идти в обход Мараша. Шану еще простили бы явление через парадный вход с сосудом вина в обнимку. Стажеру Джуджелару пришлось пробираться через задние ворота и казармы. На вопрос привратника: «Чего несешь?» – Джу кратко отвечал «известно, чего», и был пропущен без дополнительных выяснений. Поди узнай, кому кувшин предназначается, может, самому префекту. Да и не по чину солдатам интересоваться. Раз свой человек несет, значит, нужно так. А вот Мараш из принципа сунул бы нос в кувшинчик – и завернул бы Джу обратно, подав, куда полагается, соответствующее донесение.

В проходную комнату для младших чинов поднабрался народ: помощники инспекторов со второго этажа, секретари, сыскные старшины. Даже кислая физиономия Мараша маячила в дверях напротив.

Бумагу, привезенную курьером, вслух читал Аглар:

– «Господин посол неизвестно какой – тут не сказано – державы прибывает к нам сегодня примерно во вторую пополуденную стражу. Это важное политическое событие для нашей страны. Нельзя оставить без внимания… так… Это я уже где-то видел раньше. Ага, вот. Корабль „Звезда Морей“. Войску Порядка и Справедливости Портового округа предписывается обеспечить порядок и спокойствие в порту, поименованному войску Приречного округа – следить за порядком на территории округа по пути следования посольства в усадьбу Большой Улей и вокруг поименованной усадьбы…»

– В соглядатаях стоять, – сказал Шан. – Не-на-ви-жу. Городская стража им, спрашивается, на что? Нашли службу эскорта…

– Почему ненавидишь? – отвлекся от приказа Аглар.

– Бестолковое занятие, – объяснил Шан и пощелкал в воздухе пальцами. – Азарта нет.

– Да брось ты. Вот я, например, отношусь к этому так: где еще, кроме соглядатайского поста, я увидел бы живого кира Энигора лично? Ведь через четыре дня он помер…

– А ты больше ни на кого другого не пробовал так смотреть? – поинтересовался Шан.

– Тьфу на тебя, – сказал Аглар.

Мараш, убедившись, что приказная часть прочитана, молча закрыл дверь с той стороны.

Джу боком прошел вдоль стены к Шану и достал из-за спины кувшинчик.

– Ой, сохрани тебя Небо, Джу! – обрадовался Шан. – Моя благодарность не знает границ!

– У вас есть для меня поручения, господин Аглар? – спросил Джу.

Аглар скосил глаза на кувшинчик, с затычки которого Шан уже соскребал ножом акцизную печать.

– Спустись в архив и найди дело по прошлому аресту Архата по прозвищу Помогай. Если там есть выписки из предыдущих дел, захвати их тоже, – распорядился дознаватель, не глядя на Джу, и выложил на стол ключи и копию предписания заняться им с Джу проверкой доноса об Архате и суконных складах.

– Угу, – кивнул Джу, сгребая связку и листок.

– Не «угу», а «так точно», – поднял на Джу бесцветные глаза Аглар. – Если вздумал выслуживаться, соблюдай все правила без исключений. Я панибратство не ценю.

Джу стерпел шпильку, хотя его намерение быть добрым слегка поколебалось. Исправляться в ответе он не стал, но поклонился и, поигрывая ключами, отправился в архив.

Джу думалось, он уже в достаточной степени готов к встрече с подлинной историей своей жизни.

Он спустился в подвальный этаж префектуры, предъявил хранителю свой значок, бумажку и Агларовы ключи, на проволочное кольцо вместе с которыми был нацеплен жетон допуска, и вскоре двойная железная дверь архива со слабым скрипом затворилась за ним. Хранителю не было до его поисков никакого дела – на столик в своем закутке он выставлял неположенный на рабочем месте завтрак: пирог и чайник, которые спрятал в ноги при звуке приближающихся шагов.

В архиве было холодно и пахло пылью. Джу направился прямиком в дальний угол, к тому стеллажу, где находилось известное ему дело № 213.

Лет пятнадцать назад городская стража Столицы претерпела разделение на три части: собственно городскую стражу, обеспечивающую порядок на улицах, уголовную полицию – войско Порядка и Справедливости – и тайный сыск, занимающийся розыском политических преступлений. Архивные материалы тоже оказались поделены натрое. Большие громоздкие свитки, на которых прежде велись дела, были размечены постранично, разрезаны и сшиты под обычные книжные переплеты. А так как на уголовные дела редко выделялась тонкая и ровная бумага хорошего качества, большинство этих книг имело весьма внушительный объем. Впрочем, к делу № 213 это имело мало отношения. Оно было едва в четверть от толщины среднего архивного дела тех лет.

Чуть не оторвав корешок, Джу высвободил его с верхней полки, занятой плотно стоящими пухлыми томами, сдул сверху мелкую труху и протер твердый переплет рукавом. Заглянул под обложку – картотечный номер с первого раза запомнился ему верно. Дело было то самое. Оно относилось к разряду недоказанных, и гриф «закрыто» был желтого цвета – все обвинения сняты за невозможностью что-либо проверить и в точности прояснить обстоятельства.

Некоторое время Джу стоял с книгой в руках, сомневаясь, а так ли необходимо ему знать, что там внутри. Потом хмыкнул на собственные малодушные мысли и передвинулся поближе к окошку.

Помещение хранилища не было рассчитано на чтение и работу с материалами. Стеллажи стояли тесно; слабый свет из похожих на бойницы окон рассеивался меж них и позволял разобрать только проставленный красной краской номер на корешках переплетов и указатели алфавитных отделов; приткнуть тяжеленный том, попадись в руки именно такой, тоже было не на что.

Джу поставил ногу на нижнюю полку одного из стеллажей и примостил дело № 213 на коленку. Ощущение тайны слегка холодило душу. У Джу имелся вкус к распутыванию загадок. Жаль только, что на этот раз тайна была не из приятных. Джу потер кончик носа, чесавшийся от архивной пыли, и перевернул первую страницу.

И тут же чуть не выругался вслух. Его худшие опасения подтвердились – сразу и все.

Идя в архив, Джу рассуждал так: если государь Аджаннар действительно причастен к смерти его родителей, упоминаний о нем в деле не найдется даже между строчек, и более того – все материалы, что Джу увидит, могут оказаться слепой пустышкой от первой страницы до последней.

В деле, которое Джу открыл, отсутствовало начало. Неизвестно, с какого листа начиналась производство, но откровенно с полуслова. Вместо списка следователей, свидетелей и судей, положенного в предваряющей главе, лежал допрос некого кузнеца, слышавшего ночью шум возле собственной кузни. Выходить и наводить порядок он побоялся, так как думал, что это пьяные заблудились в темноте и по ошибке забрели к нему во двор. Приречье семнадцать лет назад было неспокойным и неблагополучным районом. Утром кузнец обнаружил, что замок на кузне цел и из имущества ничего не пропало; двор, однако, был весь истоптан посторонними людьми.

Джу быстро просмотрел десятка два листов, но опрошенные на них соседи даже и шума той ночью не слышали. Один показывал, что с вечера лаяла собака, другой нянчился с больным ребенком и плевать хотел, что там происходит на улице, третий был мертвецки пьян и ночевал в сарае при кабаке. Порядка среди листов дела не было, номера страниц не проставлены. Среди допросов ни с того ни с сего вдруг вклинивалась часть медицинского заключения, и будто бы не отсюда взятое свидетельство из пожарной части о чьем-то сгоревшем доме на противоположном Приречью краю Столицы – в респектабельном районе Вальялар…

Совершенно ясно для Джу стало, что подлинник родительского дела подвергся фальсификации. Кому это надо – красть начало от уголовного производства в ведомстве, где за архивами строго следят и где беды страшнее пыли документам грозить не должны? А путать листы дела или же так вести допросы, что в записях потом черт ногу сломит, – кому выгодно?.. Ну, в общем-то, ясно, кому.

Хотя, с другой стороны, подписи свидетелей, там, где они были, смотрелись по-настоящему. Отличались почерки и чернила. Бумага тоже вся была разносортная. К тому же, когда дело еще хранилось свитком, его умудрились подмочить. На листах были разводы от сырости: темные пятна – где больше, где меньше.

Все это в совокупности являлось одной большой уликой против того человека, в вине которого Джу начал убеждаться лично.

Джу положил родительское дело на высокий подоконник и вернулся в алфавитный отдел, чтобы разыскать Архата Помогая. Тут на полках стояло новье. Переплетики не тяжелые, не кожаные, а картонные, с пометками цветным лаком; бумага гладкая, без волдырей и опилок, и даже стиль письма в протоколах другой. А ведь всего ничего прошло с тех пор: одна его, Джу, маленькая жизнь.

Он вытащил три папки по Архату и поймал себя на том, что обращается с документами злобно, чего они никак не заслуживают. Это же не люди. Да и добрым быть он разве передумал уже? Он ведь только попробовал, и сразу получил результат – вот, в одиночку хозяйничает в архиве… Три следующие папки Джу снял с полок бережно, почти ласково. Архат был личностью с богатой биографией. Только в одиночку привлекался раз двенадцать, не говоря уже про соучастие и множественные свидетельские показания по чужим грехам.

Собрав историю похождений Архата в приличную по размерам стопку, Джу вернулся к своему подоконнику и вытащил из-за голенища нож. Он решился на воровство. Раз кто-то уже похитил начало следственных протоколов, чего ему, Джу, стесняться? Дело № 213 он извлек из переплета, подрезав скреплявшие страницы шелковые нитки. Часть вынутых листов он рассовал в неоконченные, а посему пока не сшитые дела Архата, часть спрятал у себя под одеждой. Жесткий переплет на деревянных планках встал обратно на верхнюю полку так хорошо, будто был наполнен первоклассными сведениями на тяжелой и скверной бумаге.

Едва Джу закончил, как заскрипела дверь и в помещение архива заглянул хранитель.

– Чего копаешься-то? – спросил он. – Помочь искать?

– Спасибо, я нашел, я только не могу решить, надо мне все это нести наверх, или хватит части, – откликнулся Джу. – Что-то очень много получается.

– Много – не мало, – поучительно произнес хранитель. – На чью карточку записывать – твою или Аглара?

– Аглара, наверное. Мне пока за раскрываемость не платят.

– Тогда снесешь ему бланк на подпись.

Стараясь не хрустеть при каждом шаге засунутой под кафтан бумагой, Джу вышел из лабиринта стеллажей и понес добычу на регистрацию. Идеи, как незаметно вынести документы за пределы префектуры уже роились у него в голове. Если бы Джу поймали, за преступное деяние подобного рода его вполне можно было бы обвинить в государственной измене. Но это его мало волновало. Он твердо решил провести собственное расследование и установить справедливость.

Загадка убийства кира Энигора оставалась нераскрытой. Тайну своего нанимателя Верзила надежно укрыл на дне Рабежского канала. Осмотр трупа выявил несколько повреждений колото-резаного характера, но получил ли их убийца до того, как отправился вслед за киром Энигором, или после, где-нибудь в шлюзах Запрудного, осталось неясным. Конвоировавшие преступника солдаты Первой префектуры в один голос утверждали, что несчастье с задержанным случилось в буквальном смысле под шумок – в тот момент, когда их группа столкнулась на мосту с большой компанией курсантов Военной академии, которые вели с собой гулящих девиц и орали песни на пять улиц. Охранники вместе с конвоируемым вынуждены были отступить к перилам моста, а потом якобы пытались удержать задержанного, но не сумели.

По собственной воле Верзила нырнул в канал или у него не было выбора, и если первое, то как надеялся выплыть со связанными за спиной руками, – тоже оставалось тайной.

Можно было устроить розыск среди сотрудников Первой префектуры и в Военной академии, учинить допросы с пристрастием и выбить из кого-нибудь признание в пособничестве, похожее на правду. Но такая правда не удовлетворила бы государя. На вакантное место Первого министра требовалось срочно назначить человека. При этом новый министр ни в коем случае не должен был оказаться виновником убийства министра предыдущего. И не в следственных бумагах, а на деле.

Хозяин дома, где Верзила скрывался после совершения преступления, клялся и божился, что с убийцей ни в родственных, ни в приятельских отношениях никогда не состоял, а комнату на чердаке сдал в пользование лишь потому, что ему заплатили хорошие деньги. О преступлениях против государя и государства и совершающих их людях он задумываться не привык, поэтому в поведении нового жильца ничего подозрительного не заметил.

Попался Верзила лишь оттого, что оперативные службы сработали четко и по завершении блокады Монетного сохранялась полная уверенность: преступник остров не покидал. А обнаружить человека на небольшом островке много проще, чем охотиться за ним по всей огромной Столице и ее окрестностям. Сыскная работа была проделана филигранно. Преступника схватили. Но то, что с ним случилось в следующую половину стражи, хотя и было досадно, на самом деле вряд ли сильно изменило его судьбу: сумей Верзила отсидеться эти несколько дней и не попасть в руки правосудия, он, скорее всего, не пережил бы благодарности заказчика за выполненную работу.

И, вроде, все сложилось в пользу неизвестного зложелателя кира Энигора. Следы заметены удачно; несмотря на небольшую оплошность, тайну удалось сохранить. Не рассчитано оказалось лишь одно: в Столице жил человек, неплохо знавший Халиса Верзилу и бывший в курсе многих его злоключений после того, как Верзилу освободили от службы в наемном войске Валахада.

Перед Валахадом Верзила провинился тем, что предал интересы его войска: вернул долг человеку, тоже спасшему однажды его жизнь. От предложения ходатайства перед Валахадом Верзила тогда отказался, на государственную службу не пошел, быть может рассудив, что, единожды прославившись как предатель, высоко по служебной лестнице не взберется. Он стал наниматься в охрану торговых караванов, следовавших в Белые Земли, но несколько раз в году обязательно возвращался в Столицу, чтобы хорошо потратить заработок. Лет через десять такой жизни в одном из походов Верзилу серьезно ранили, он отказался от путешествий и устроился вышибалой в кабак. Вероятно, он нашел себе в Столице и другую выгодную работу: убивать на заказ за деньги. Всего лишь вероятно – потому, что до случая с киром Энигором он не давал повода заподозрить себя в двойной жизни. Но к непрофессионалу или новичку в таком щепетильном деле вряд ли обратились бы люди, желающие избавиться от Первого министра государства.

Человеком, знакомым с Верзилой, был сыщик Иль.

Там, где одна случайность сработала преступникам на руку, другая должна была оказаться во вред.

Сыщику Илю снова пора было приниматься за работу, а его всерьез отвлекали другие важные дела. Поэтому расследование и топталось на месте.

Дин мог бы спросить себя: был ли кир Ариксар Волк хоть раз доволен тем, что он, советник Дин, делает. Кажется, никогда. Ни тебе спасибо, ни полслова одобрения. Как будто западню чует. Впрочем, Волк принимал его советы. Уже хорошо.

На доске с «Королевским войском» Дин переставил золотую колесницу на два поля наискосок. Это значило, что Волк уехал в Эгироссу. Принц Ша, кстати, тоже. В том, что принц увидится там со своей возлюбленной, Дин не видел ничего плохого. Другое не нравилось ему: в окружении принца появились какие-то новые люди, личные дела которых оказались Дину недоступны. После смерти кира Энигора секретности в государственных делах прибавилось, и с эти приходилось мириться. Дин прикинул в уме, сколько денег нужно будет потратить на взятки, чтобы преодолеть новый заслон недоверия, и не пришел от расчетов в восторг.

Впрочем, в «Королевском войске» ответный ход остался за армией зеленых. Но отвечать им нужно было не только на поездку Волка. Угроза назрела на другой стороне доски. Первосвященник золотых мешал нефритовым солдатам зеленых перестроиться в боевой порядок.

Пользуясь тем, что познакомился с эргром Инаем, Дин решил проконсультироваться у него на интересующую его тему – о колдовстве.

– Я, конечно, человек несведущий, – обмолвился господин Дин, явившись как-то утром в монастырь Неспящих, где эргр Инай временно гостил. (Разумеется, совершенно случайно они встретились в храме.) – Но, говорят, можно нанести вред кому-либо весьма простым способом: колдовством, воткнув в одежду заговоренную булавку.

Инай сделал знак сопровождавшему его служке отойти подальше, чтоб не подслушивал разговор. Они с Дином бок о бок вышли из громадного монастырского храма и направились к фонтану с целебной водой, который открывали для народа по праздникам.

– Люди часто говорят глупости, господин Дин, – промолвил Инай. – Вы же не верите в то, что у государя волшебный глаз, а оракул Сатуана охраняет пес о двух головах и шести ногах? Весьма наивно с вашей стороны было бы полагать, что, заговорив булавку, вы нанесете кому-то серьезный вред. Все мы в руках Единого, и все свершается по воле Его. Ведовство противоестественно и незаконно. Вам следует раскаяться в подобных мыслях и впредь гнать их от себя как грех.

– Вы неверно меня поняли, эргр Инай. Я не собираюсь творить наговоры, я опасаюсь, что кто-то мог сделать это против меня. Может быть, вы не знаете, но у меня очень болен сын. Можно ли заказать вашему монастырю службу, чтобы оборониться от сглаза и злых наговоров?

– Конечно, можно и даже нужно – целебной силе Тань. Я с радостью помолюсь за вас и вашего сына, если вам так будет спокойнее. Скажите только имена моему келейнику, – эргр показал на топтавшегося в отдалении служку, – он запишет, и, как приедем в Эгироссу, я немедленно отслужу.

Тут господин Дин чрезвычайно умилился духом, упал на колени и ухватил Иная за край платья. Горячо воскликнув: «Благодарю вас, эргр Инай!» – господин советник от переполнявших его чувств, кажется, даже разок стукнулся лбом о брусчатку двора, рассуждая про себя, что давненько ему не приходилось разыгрывать дурака.

Эргр Инай привык к подобным изъявлениям благодарности, и потому совершенно равнодушно отнесся к тому, что в замшевую кисточку на его сапоге Дин незаметно воткнул специально созданную для подобного употребления двуусую булавку. Попав на ткань, дерево или иной нетвердый материал, хитрая булавка становилась совершенно незаметной и впивалась намертво, не поддаваясь выковыриванию ни зубочисткой, ни щеткой, ни иглой, ни кончиком стила. Извлечь ее обратно можно было только человеческой рукой.

Что ни говори эргр Инай, а было у Дина чувство, что двуусая булавка, оставленная в Большом Улье государем – штучка непростая и непустячная. «Посмотрим теперь, кто сильнее, – думал господин Дин, покидая монастырь, – Инай или колдуны, в которых мы не верим. Узнать, бывает ли колдовство на свете, в самом деле было бы любопытно…»

Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что, после расставания с господином Дином, эргр Инай ощупал край подола там, где за него хватался советник. Булавок он не нашел и поэтому принял Дина за того, кем тот хотел казаться: за суеверного невежду.