Текст книги "Колыбель моя"

Автор книги: Любовь Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Прописаны в 8-й воздушной

С этой энергичной миловидной женщиной мы познакомились на встрече авиаторов в Музее-панораме «Сталинградская битва». Нина Ивановна искала своих однополчан, с которыми по традиции каждый год встречалась здесь в этот день. Искала – и не находила… Что ж, все больше отдаляются от нас события Великой Отечественной войны и Сталинградской битвы – события, участники и очевидцы которых, увы, уходят безвозвратно…

Но нам повезло. Нина Ивановна Антонова все видела своими глазами, все пережила лично, о многом смогла рассказать. Ее военная дорога от Волги до Праги была связана с героической 8-й воздушной армией, а точнее – с так называемой ИАС, то есть инженерно-авиационной службой при штабе. К ней ежедневно приходили зашифрованные секретные сведения о состоянии подразделений и исправности самолетов. Каждый день приходилось оплакивать тех, кто не вернулся из боя. О роли авиаторов в Сталинградской битве и последующих сражениях Великой Отечественной Нина Ивановна знает не из книг, а из собственных воспоминаний.

Встреча ветеранов 8-й воздушной армии

День рождения 8-й воздушной – 11 июня 1942 года, когда ВВС Юго-Западного фронта и части резерва Ставки Верховного Главнокомандования были объединены в одну армию, под одним командованием для более эффективного управления ими. Командующим армией был назначен генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин. Кодировщице Нине несколько раз довелось видеть его – молодого, мужественного, красивого. О Тимофее Хрюкине на фронте ходили легенды. Выпускник известной в стране Луганской школы военных пилотов, он добровольно участвовал в боевых действиях в Испании, затем командовал бомбардировочной авиагруппой в войне Китая против японских милитаристов. К началу Великой Отечественной он был уже опытным военачальником, Героем Советского Союза.

Справа налево: член военного совета 62-й армии генерал-лейтенант К. А. Гуров, командующий 8-й ВА генерал-лейтенант авиации Т. Т. Хрюкин, порученец Н. С. Хрущева С. Н. Ганочка. 1943

Через месяц, 12 июля 1942 года, 8-я воздушная вошла в состав только что созданного Сталинградского фронта. К этому времени начали появляться самолеты нового типа, и армию пополнило несколько истребительных, бомбардировочных, штурмовых полков, укомплектованных этими машинами. К началу боевых действий на Сталинградском направлении в армии было 430–450 самолетов. Но авиация противника насчитывала 1200 современных мощных машин – практически вся фашистская авиация в этом районе боевых действий сражалась против одной 8-й воздушной армии.

Несколько позже Сталин обратился с посланием к Черчиллю, в котором говорилось, что положение в районе Сталинграда изменилось к худшему с первых чисел сентября. У немцев оказались большие резервы авиации, которые они сосредоточили в районе Сталинграда и добились двойного превосходства в воздухе. И советское руководство могло бы временно отказаться от некоторых видов помощи при условии, что будет усилена помощь истребительной авиацией. Такая помощь была бы более эффективной, это улучшило бы положение на фронте.

Тогда Нина, конечно, ничего этого не знала. Впереди еще было горячее лето сорок второго, а ее судьба привела в армию только в октябре. События последних месяцев ее жизни развивались столь стремительно, что она и сама не могла поверить в их реальность. Она, сталинградка, в сороковом году окончила техникум и отправилась по распределению на Черное море, в Анапу. Райский уголок – строгая мама далеко, изобилие винограда, фруктов, каждый вечер танцы, где много молодежи, моряков. И вдруг известие – война! Это случилось так неожиданно, внезапно! Она срочно засобиралась в Сталинград, где оставались мама и два младших брата. Не тут-то было! Оказалось, что железная дорога уже забита составами с военными грузами. Ей удалось добраться до города много позже, лишь в апреле 1942 года. Шли работы по сооружению оборонительной линии, практически все население от мала до велика копало траншеи. Направили туда и Нину.

Мать работала на тракторном заводе, эвакуироваться ей не разрешалось. 23 августа семья была в городе. Нина хорошо помнит, как жители немногочисленных многоэтажных домов почему-то прятались от бомб в подъездах, под лестницами. В их подъезд прямым попаданием угодила бомба. Но не взорвалась. Нина Ивановна говорила об этом дне так: «Кто пережил 23 августа 1942 года в Сталинграде, кто видел, как смешались земля и небо, тот знает, что такое ад».

Матери, наконец, дали эваколист. Город уже был полностью разрушен, Волгу бомбила фашистская авиация. Переправа на левый берег была связана со смертельным риском, но и оставаться в городе было невозможно. В одну ночь матери удалось пристроить Нину и одного из сыновей на маленький катер с ранеными. Сама же с другим сыном она смогла переправиться лишь через трое суток, к небывалой радости уже отчаявшихся детей.

Путь беженцев лежал в Барнаул. Удалось добраться до Ленинского района Сталинградской области, до небольшого села Колобовка, где пришлось задержаться, потому что железнодорожные станции бомбили. Оказывается, именно здесь в те дни дислоцировался штаб 8-й воздушной армии, еще до недавнего времени находившийся в Сталинграде. Отдельные части базировались на аэродромах Бекетовка и Пичуга. Но после того как немцы вышли к Волге, части армии перебазировались в Заволжье и оттуда наносили удары по противнику.

В Колобовке, где остановились беженцы, произошла некая случайность, круто переменившая судьбу Нины. Однажды во двор в поисках квартиры зашли два офицера. Один из них обратил внимание на девушку, в лохмотьях беженки трудно было разглядеть ее красоту, но лицо – юное, милое, открытое – привлекло его. Наверное, это была любовь с первого взгляда, как ни странно, даже в войну случалось такое. Перебросился он с Ниночкой несколькими словами, потом еще забежал на пару минут. Наконец, пришел к матери и сказал: «Отправляйтесь с сыновьями в Барнаул, а Нина поедет со мной защищать Родину». Василий Антонов служил инженером в штабе 8-й воздушной армии, туда же была принята и Нина. Так и прошли они всю войну вместе. Поженились только в 1946 году, вскоре родилась дочь, затем сын. Это было счастливое время – война осталась позади, а впереди были годы надежд и мира.

Жизнь отпустила Василию Алексеевичу небольшой срок – сказались годы военного лихолетья. Детей Нина Ивановна поднимала одна. Через какие трудности пришлось пройти, как и многим женщинам послевоенной поры, ведомо только ей. Работала много, меньше всего думая о себе, задаваясь одной целью – воспитать сына и дочь достойными людьми. Это у нее получилось. Казалось бы, чего еще желать женщине? Но судьбе было угодно, чтобы военные годы и конкретно 8-я воздушная армия не остались в ее жизни лишь воспоминанием.

После Сталинградской битвы армия участвовала в освобождении Донбасса, Северной Таврии, Крыма, Закарпатья, южных районов Польши, Чехословакии. В мирные годы было о чем вспомнить ветеранам, которые переписывались, часто собирались на встречи, дружили. Одна такая встреча в 1976 году состоялась в Волгограде. Со всего Советского Союза съехались на Волгу, в места былых боев летчики 8-й воздушной. Среди них был и Константин Тимченко, с которым у Нины Ивановны сложились особые отношения. Несколько лет переписки, и, наконец, оба поняли, что врозь жить не могут. Константин Кондратьевич переехал в Волгоград. Двадцать пять лет, которые они прожили вместе, Нина Ивановна вспоминала, как сказку. Путешествия по разным уголкам страны, встречи с однополчанами, участие в Парадах Победы в Москве. Хранится в семейном альбоме особенно памятная фотография, сделанная в день 40-летия Победы. Рядом с ветеранами – деятели культуры, совсем еще молодые Лев Лещенко, Владимир Винокур, Алла Пугачева, Валентина Толкунова, Борис Брунов, другие. А сколько было бесконечных семейных вечеров, воспоминаний! Боевой путь мужа Нина Ивановна изучила как свой собственный.

Надевая парадную форму с орденами и медалями, Константин Кондратьевич всякий раз сокрушался: как же так, я, военный летчик, во время боевых действий не сбил ни одного фашистского аса, не сбросил на врага ни одной бомбы! На самом деле объяснение есть. Летал пилот Тимченко на знаменитом ПО-2, нежно именуемом в народе «кукурузником». Причем самолет этот он вместе со своим штурманом купил на собственные сбережения по так называемым офицерским аттестатам.

В дни Сталинградской битвы он выполнял роль партизанского связного. В Заволжье действовали немногочисленные отряды, которыми командовал штаб партизанского движения. По заданию штаба в отряды доставляли радистов, перебрасывали различные грузы – боеприпасы, взрывчатку, продукты. Обратным рейсом летчик забирал раненых. Летали в основном ночью. Место посадки партизаны обозначали кострами. Однажды фашисты решили поймать связного. Константин Кондратьевич рассказывал:

– Как немцы узнали конфигурацию партизанских костров, до сих пор не понимаю. Приняв их костры за партизанские, я пошел на посадку. Самолет уже коснулся колесами земли, когда я увидел мчавшуюся ко мне овчарку. Поняв свою ошибку, я стал поднимать машину в воздух. Но специально тренированная собака успела уцепиться зубами за крыло, и пришлось усердно поработать, чтобы сбросить ее. Немецкие автоматчики расстреливали самолет с земли, но мне все-таки удалось уйти.

Случались у «небесного тихохода» и встречи с боевыми фашистскими самолетами. Казалось бы, в такой ситуации остаться в живых и сохранить машину было невозможно. Однажды два «мессершмитта» расстреляли его – самолет загорелся. Фашисты решили, что судьба русского летчика решена, и улетели. Но он все-таки посадил горящий самолет. Партизаны помогли быстро потушить его, заделали пробоины в бензобаке, и «кукурузник» смог добраться до своего аэродрома.

После разгрома фашистов под Сталинградом Константин Тимченко продолжал воевать в составе 8-й воздушной армии – был партизанским связным на Северном Кавказе, участвовал в освобождении Ростовской области, Украины и Белоруссии. Но там уже летал на штурмовике Ил-2.

Опытный летчик не оставил службу и после войны. На Украине испытывал новые машины, командовал эскадрильей Ил-12. Довелось ему летать на Новую Землю. Возил военных на полярные станции Северного полюса. Сажал самолет на лед Берингова пролива, на камни острова Шмидта.

Только в годы войны совершил летчик Тимченко 894 боевых вылета. Два ордена Красной Звезды, два Красного Знамени, орден Отечественной войны и орден Мужества, множество медалей – такова оценка его подвига.

Награды находили Константина Кондратьевича и Нину Ивановну и после войны. Форум «Общественное признание» в 2002 году наградил обоих ветеранов знаками лауреатов.

Н. И. Антонова, кроме ордена Отечественной войны II степени и многих медалей, удостоена еще одной оригинальной награды. Немецкая миротворческая организация вручила ей серебряную медаль «Мадонна Сталинграда», отлитую специально, в единственном экземпляре. Нина Ивановна, конечно, ценила и эту медаль, и другие свои награды, но более всего гордилась медалью «За оборону Сталинграда», за которой, по ее словам, «боль и слезы наших матерей».

…В школе № 4 Тракторозаводского района есть маленький музей, а в нем диорама, выполненная художниками известной студии Грекова. На диораме запечатлен подвиг летчиков 8-й воздушной армии. На здании волгоградской школы-интерната № 1 установлена мемориальная доска – здесь летом 1942 года размещался штаб этой армии. Еще недавно частыми гостями в молодежных коллективах были ветераны-летчики. С годами это происходит все реже – к сожалению, уходят участники Великой Отечественной. Но не уходит память. Память, которая запечатлена в книгах, фильмах, семейных архивах, мемориальных знаках. Именем 8-й воздушной армии названы улицы в Волгограде и Севастополе. В названиях улиц увековечены имена летчиков В. Землянского, Амет-хан Султана, П. Дымченко. Долгие годы служит в водах Атлантики рыболовецкий траулер «Тимофей Хрюкин», приписанный к морскому порту Калининграда. В Москве на доме, где жил генерал, есть мемориальная доска, а на Новодевичьем кладбище, где он похоронен, установлен мраморный бюст героя работы скульптора Вучетича. Забыть такое невозможно. Да и не забывается.

Из породы сталинградцев

Что это за порода такая? Наверное, те, кто любит Волгу да степные просторы? Или те, чьи предки ходили еще по пыльным улочкам Царицына? А может, это другие люди, из поколения сороковых? Те, кто не побоялся ступить на обожженную войной землю и посвятить свою жизнь сотворению нового города? Кто, вопреки неверию скептиков, видел этот город в мечтах через десятилетия и кто действительно сотворил его не для себя – для будущих поколений. Наш герой – из этой породы.

Одним из корифеев градостроения многие десятилетия называли Георгия Николаевича Сысоева. Между тем эту фамилию нечасто встретишь в путеводителях по Волгограду и красочных проспектах. Упоминаются имена архитекторов – авторов проектов тех или иных сооружений, названия строительных организаций, которые дали жизнь новым зданиям. И мало кто задумывается, что между архитектором, создавшим на бумаге облик этого здания, и строителями всех мастей стоит инженер-конструктор. Именно он решает, какие материалы и конструкции потребуются, как они смогут соединиться в единое целое, чтобы фантазия проектировщика нашла реальное воплощение, чтобы здание было экономичным и простояло долго. Часто деятельность архитектора и конструктора сливается в единый творческий процесс. Они оба становятся соавторами градостроительной идеи.

Г. Н. Сысоев

Как и многих других, судьба привела Георгия Николаевича в Сталинград случайно. Просто была война, была битва на Волге, после которой имя города приобрело мировую известность. Считалось делом чести и долга принять участие в восстановлении такого города.

А вообще-то ни в детстве, ни в ранней юности он не мечтал и не собирался строить дома. Годам к десяти, будучи учеником начальной школы, уже хорошо понимал одно: нужно бежать из деревни, несмотря на то, что здесь родился и провел детство, – слишком уж тяжело было жить возле земли. Село называлось Вторая Березовка и находилось оно в самом центре России, на Тамбовщине, недалеко от железной дороги Москва – Камышин. Рассказывают, что когда-то местный помещик проиграл в карты половину села, так и получилось из одной Березовки две – Первая и Вторая. Вскоре после революции было здесь около трехсот дворов, мельница, начальная школа. Село украшала церковь. Когда же через много лет, в 1967 году, Георгий Николаевич приезжал на родину хоронить отца, он поразился тому, как обнищала, обескровела Березовка, и тому, что учился в ее школе один-единственный ученик.

В крестьянской семье Сысоевых было пятеро детей. Сознательное детство Георгия – Ёрки, как называл его отец, – совпало с началом коллективизации. Мужики не верили в успех общего хозяйствования, не понимали, как можно жить, вести хозяйство, отдав свою собственность кому-то. «По продразверстке, – вспоминал Георгий Николаевич, – хлеб отбирали буквально весь и насильно. В моей памяти остался случай: выхожу в сени, а там отец на коленях перед людьми в форме умоляет не забирать последний мешок зерна. Я закричал: «Папа, встань!» Те, правда, ушли, мешок оставили».

Отец Георгия никак не хотел вступать в колхоз, долго сопротивлялся, мужественно сносил судьбу так называемого подкулачника. Но позже, когда детей отказались принимать в ШКМ – школу колхозной молодежи, ему все-таки пришлось сдаться.

Все, чем печально или счастливо знаменита история нашего Отечества, прошло по жизни этого человека. В 1934 году, окончив школу, он отправился в Москву. Конкретного плана не было, но некое всеобщее настроение подъема, жажда открытий не обошли и его. В те годы вообще был своеобразный ренессанс образования. Тысячи мальчишек, романтиков первого советского десятилетия, двинулись в столицу, чтобы учиться, приобретать современные, самые привлекательные специальности. После недолгих раздумий Георгий поступил в техникум железнодорожного строительства им. Андреева. С большой теплотой вспоминал он эти годы и своих преподавателей – в большинстве представителей интеллигенции прошлого века. Но все больше тревожные, непонятные явления жизни проникали и в стены техникума. В декабре 1934 года по радио прозвучало сообщение: «Вражеская сила убила нашего дорогого, любимого Сергея Мироновича Кирова». Комсомольцы собрали митинг, с гневом клеймили позором врагов. Вчерашние деревенские мальчишки, да и более зрелые люди, от души верили, что социалистическому процветанию действительно мешает какая-то враждебная сила.

Однако постепенно начинали задумываться, задавать себе вопросы, не получая на них ответов. «Помню один урок политэкономии, – рассказывал Георгий Николаевич. – Было это в 1936 году. Урок вела преподавательница этакого сталинского типа – полногрудая дама, облаченная в мышиного цвета китель. Речь шла примерно о том, что «жить стало хорошо и весело, а когда на душе весело, то и работа спорится». В это время один парень, известный в группе шутник и шалопай, передал другому записку. Преподавательница ее перехватила и прочитала вслух: «Не жизнь – зараза». Все рассмеялись, не подозревая, что в тот же день поздно вечером нашего шутника заберут из общежития… С тех пор о нем никто больше не слышал».

Вскоре в техникуме обнаружилась некая организация, которую сразу же квалифицировали как профашистскую. Называлась она ОЛВИЗ. Оказалось, что это «Общество любителей выпить и закусить». Несколько этих «любителей» тоже забрали. Вот такие шутки.

Шел 1938 год. По Москве распространялись слухи о каких-то шпионских заговорах. Начались аресты, и все верили, что сажают действительно врагов народа, которым «так и надо». Но все же страх сковывал душу. Никто не был уверен в своем завтрашнем дне. К счастью, в том году Георгий окончил техникум, став специалистом по геодезическим изысканиям. Работа по специальности предполагала отнюдь не столичную жизнь. Так и получилось.

Первым его направлением от «Мостранспроекта» стала станция Плесецкая, где предполагалось строить железную дорогу через тайгу. Там работала партия геодезистов, которым нужно было определить, где прокладывать пути.

Георгий первый раз увидел северные леса. Необыкновенной красоты река Онега и сама тайга поразили его. Это были величественные, нетронутые места, куда, казалось, не доходили привычные ощущения страха и тревоги. Но очень скоро он понял, что это не так.

Заканчивалось лето тридцать восьмого. Однажды у геодезистов кончились продукты. Ближайшее же село Карелово – за много километров. Кого отправить за продуктами? Начальник партии решил, что лучше всего послать Сысоева – он новенький, молодой и проку от него пока немного. Георгий взял ружье, план местности и отправился, не думая, что это обычное путешествие на всю жизнь останется в памяти. В августе в тайге такое разноцветье, просто хоромы, праздник красоты. Шел голодным, боялся потерять из вида зарубки на деревьях, по которым только и можно было ориентироваться. Бывалые люди знают, что заблудиться в тайге, где на многие километры – ни души, гораздо проще, чем самостоятельно найти путь. Вдруг совсем близко заметил глухаря, решил подкрасться и подстрелить его. И действительно, подстрелил. Но, оглянувшись, увидел, что зарубок нет… Стал искать, кружась по одним и тем же местам. Прошло несколько часов, он почувствовал себя потерянным и беспомощным. В изнеможении прислонился к сосне. Взглянул – на ней желанная зарубка! Словно какая-то сила, посмеявшись, сжалилась над ним.

Через несколько километров пути ботинки Георгия окончательно порвались, и дальше пришлось идти босиком. Наконец весь изодранный, голодный добрался он до небольшого поселения, постучался в крайний домишко. Выглянула бабка.

– Иди себе, родимый, нам ведь не велено вас привечать!

– Кого нас?

– Да ссыльных-то!

Георгий понял: действительно, кругом лагеря, и бабка приняла его за беглого. Но крынку молока принесла, хотя в дом не пустила. Даже в далекой тайге людей не миновало это унизительное чувство собственной ничтожности, вины перед кем-то.

Один лагерь политзаключенных находился недалеко от тех мест, где вели изыскания железнодорожники. И несколько заключенных работали с ними, под неизменным наблюдением охранника. В лагере содержались все вместе: и уголовники-рецидивисты, и «враги народа» – бывшие врачи, ученые, артисты. Нормы выработки были едины для всех, а от их выполнения зависело питание. Конечно, интеллигенты, не приспособленные к тяжелому физическому труду, норму не выполняли. Соответственно кормили их ужасно, они слабели и очень скоро умирали. Независимо от времени года жили заключенные в огромных палатках, отапливаемых буржуйками. Георгий знал некоторых из них и не мог понять, как же эти люди оказались «врагами». И сколько же их там перебывало!

Дорогу впоследствии построили, она действует и сейчас…

За последние предвоенные годы Георгий успел поработать в белорусских болотах и в Западной Украине, где строились железнодорожные развязки и двухколейки.

В начале 1941 года его направили в Брест. Там, в шестидесяти километрах от города, нужно было проводить изыскания тоже для прокладки вторых путей.

Работы велись очень близко от действующей железной дороги и от границы. Георгий видел, что из Германии шли составы с углем, а от нас в Германию – с пшеницей. На той стороне Буга скапливались немецкие войска, а в Брест день и ночь подвозились орудия, пушки, танки. Сомнений не было, что идет подготовка к войне, но никто не думал, что она начнется так быстро и внезапно. 20 июня, перед выходными, Георгий попросил начальника строительства отпустить его в Москву. Тот не разрешил: мол, из Москвы пока вернешься, да еще опоздаешь, а нужно быстрее прокладывать дорогу. Георгий не послушался, уехал. А через сутки, в воскресенье 22-го, услышал по радио выступление Молотова: вероломное нападение фашистской Германии на нашу страну… бомбят наши города, Брест… Вскочил как ужаленный: «самоволка» спасла его от смерти.

Оказаться на фронте Георгию было не суждено. Правда, однажды его включили в состав отряда добровольцев, но отправить на передовую не успели – вышел другой приказ, по которому всех железнодорожников нужно было использовать в тылу. Ведь и в тылу, как известно, многое делалось для победы, а строительство и восстановление железных дорог трудно было переоценить. Георгия направили в Джамбул, где нужно было быстро, очень быстро прокладывать новую дорогу. «Дали мне участок в десять километров, – вспоминал он, – и рабочих из местного населения. Но руководить казахами оказалось ужасно трудно. Бывало, разожгут самовар прямо в степи, сидят, пьют чай целыми днями. Приказы не действуют. Начинаю убеждать: что же вы сидите, ведь война, надо быстрее дорогу строить! А они: ай, начальник, война далеко…»

Лишь после победы Сысоева вызвали в Москву. Только что вышло известное постановление правительства о восстановлении Сталинграда, ставшее поворотным моментом в судьбе целого поколения новых сталинградцев. Он решил рискнуть и поехал в этот самый незнакомый и очень известный Сталинград. Это было накануне нового, 1946 года…

Зима. Стужа. Ночь. Разрушенный вокзал занесен снегом. В стоящих на путях вагонах ночуют люди. И для него один из таких вагонов стал первым пристанищем в Сталинграде. Наутро пошел искать отдел строительства. Его и других приехавших направили в Зацарицынский район. Там было несколько не совсем разрушенных зданий, в том числе дом консервщика. «Мы поселились, – рассказывал Георгий Николаевич, – в одной комнате, отопления нет, дров тоже. Б. А. Серенко, который распоряжался этим поселением, дал нам записку, с которой можно было пойти и попросить несколько поленьев дров. Приходим мы на улицу Крымскую, в один из недавно построенных финских домиков. Сидит человек небольшого роста с погонами майора. Представился: Масляев Вадим Ефимович. Так мы с ним первый раз встретились и познакомились, чтобы потом стать соратниками и друзьями… А дров он нам действительно дал».

В истерзанный город возвращались жители – кто из-за Волги, кто из бывшей оккупации, а кто и из Германии. В числе других молодых сталинградцев была угнана на работу в рейх и будущая жена Георгия, вернувшаяся в родной город, к могиле матери лишь в сорок шестом году. Вскоре они познакомились. Супруги Сысоевы вырастили сына и дочь.

Здание Госбанка на пр. Ленина

Сегодня жизнь этого поколения сталинградцев и самого города для истории абсолютно едины. И Георгий Николаевич, вспоминая прожитые годы, всегда делил их как бы на два периода: то, что было до Сталинграда, и то, что происходило с ним, его семьей, друзьями, сослуживцами и знакомыми здесь. Потому что в Сталинграде у них началась совсем новая, вторая жизнь. Бытовые неудобства, тяжелейший труд окупались радостью творчества и возможностью видеть результаты своего труда наглядно, ощущать их.

Обустраивался центр города. В паре с архитектором Е. И. Обуховым Георгий Николаевич разрабатывал проект здания Госбанка. Ныне это одно из красивейших зданий Волгограда – внушительное сооружение классического стиля, решенное в виде крупной, на высоту четырех этажей аркады и расположенное в уютном курдонере на углу проспекта Ленина и улицы Комсомольской. Его только-только успели построить, как началась пресловутая кампания борьбы с «излишествами в архитектуре». «Прошло областное совещание по этому поводу, – вспоминал Г. Н. Сысоев, – критиковали колонны на здании Госбанка, высказывались намерения убрать их, сломать. Но, слава богу, хватило ума все же оставить здание в прежнем виде». Действительно, слава богу! Потому что сегодня никто не сомневается в том, что постройки первого послевоенного десятилетия, не столь многочисленные в Волгограде, как раз и являются украшением города.

Любопытна история строительства здания гостиницы «Волгоград», которое сначала решили восстанавливать на сохранившихся фундаментах. По словам Георгия Николаевича, «автор проекта А. В. Куровский, интереснейший человек, трудяга, переделывал чертежи много раз. Нарисует – сотрет, опять нарисует… По этому поводу один из архитекторов сочинил такую шутку:

 
И гостиница у нас
Трется шкуркой тыщу раз,
Неизвестно никому,
Когда придет конец сему.
 

Но потом, когда убрали мусор и докопались до подвала, выяснилось, что стены его разрушены, из них буквально вываливаются кирпичи, то есть использовать их невозможно. А проект уже сделан под эти стены. Пришлось их разрушать, а проект переделывать».

Со многими известными архитекторами нашего города довелось близко сотрудничать Георгию Николаевичу Сысоеву. Незабываемые годы связывали его, например, с Е. И. Левитаном, в содружестве с которым строились здания партшколы, ныне Волгоградского медицинского университета, главпочтамта и ресторана «Маяк».

Интересно, что конструкции для каждой стройки приходилось создавать индивидуально. Здания этих лет в Волгограде в основном кирпичные с деревянными перекрытиями. Строительной индустрии как таковой практически не было. К концу пятидесятых годов крупнопанельное домостроение постепенно стало вытеснять кирпичное. Строились заводы железобетонных изделий, на комбинате силикатных материалов (КССМ) началось производство крупноблочных и крупнопанельных конструкций. Строительство приобрело совершенно другой характер. Изменилась и деятельность архитекторов, конструкторов.

Судьба тесно связала Г. Н. Сысоева с упомянутым комбинатом. В паре с архитектором Г. Ф. Борисенко из силикатных конструкций он разрабатывал серии малометражных квартир в так называемых хрущевках. К ним предъявлялись очень жесткие требования по площади комнат, коридоров, вспомогательных помещений. У архитекторов практически не было никакого простора для фантазии. Но эти дома за довольно короткое время помогли продвинуть решение жилищной проблемы в городе. За эту работу Г. Н. Сысоев был удостоен звания «Заслуженный архитектор РСФСР».

Есть и другие здания в городе, которые хранят воплощение его творческой мысли. Огромный жилой дом на улице Пархоменко, именуемый в народе «китайской стеной», был облицован плиткой, которую придумал и разработал Г. Н. Сысоев. С тех пор КССМ начал выпускать эту плитку, она хорошо выглядела, была прочна и экономична. Но как и у всякого мастера, были у него проекты, так и оставшиеся на бумаге. Например, серия зданий из силикатных блоков с облицовкой, когда дом получается сразу с отделанной наружной поверхностью.

У каждого сооружения, разработанного архитектором и конструктором, своя история. И часто она, как подводное течение, скрыта от глаз людей. Взять, к примеру, строительство Музея-панорамы «Сталинградская битва». Все знают, что это музей, видели само полотно и, наверное, восхищались им. И мало кто задумывался, как же проектировалось и строилось это необычное и сложное сооружение. Георгий Николаевич знает об этом не понаслышке. Когда было решено вынести панораму с Мамаева кургана на берег Волги, предлагались несколько проектов самого здания. Был утвержден, как известно, проект В. Е. Масляева – весьма смелый, совершенно несоотносимый с возможностями местной стройиндустрии. Как воплотить его в жизнь? В раздумьях над этим вопросом немало бессонных ночей провели сам автор проекта и его соратник, инженер-конструктор Г. Н. Сысоев. Все конструкции изготавливались индивидуально на месте. Но сложнее всего оказалось придумать, на что же установить само круглое основание здания. Было найдено весьма остроумное решение: изготовить четыре огромных металлических шара, которые смогли сделать умельцы с завода «Баррикады». Вот на этих-то шарах и стоит сама «банка». Кстати, за участие в возведении этого здания Г. Н. Сысоева наградили медалью ВДНХ.

…Георгий Николаевич любил вспоминать отдельные эпизоды своей жизни. В начале шестидесятых годов он, уже будучи главным инженером Гражданпроекта, возвращался однажды из Москвы домой. «Поезд остановился, – рассказывал он, – вижу на здании вокзала надпись «…град». А через несколько дней «по просьбе трудящихся» наш город стал называться Волгоград».

Пожалуй, не столь важно, как он называется, этот град у Волги. Главное, что он хранит тепло сердец влюбленных в него людей. Тех самых, из породы сталинградцев.