Текст книги "Колыбель моя"

Автор книги: Любовь Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Мать с тетей Марусей ездили на работу в соседний хутор, лущили кукурузу. Приносили домой кукурузные зерна, варили кашу. Иечка устроилась на работу на молокозавод – говорили, что оттуда не забирают в Германию. Появились новые подруги, друзья. Иечка уже хорошо говорила по-украински. Вечерами хохлушки пели задушевные песни, и она с удовольствием подпевала. С тех пор полюбила она украинские мелодии на всю жизнь.

Однажды воскресным утром появились в их доме чужие люди. Иечка испугалась, может, опять из сельуправы за ней? Оказалось, это сваты. Приметил приезжую певунью самый завидный жених Котель-вы – тракторист, сбежавший из армии. Услышала об этом Иечка – ну смеяться: милый, мне жених-то нужен, чтоб орденов во всю грудь! А у тебя что?

А из сельуправы действительно вскоре пришли. Соседи спрятали Иечку в подвале. Чиновник ругался, грозил, что всю семью отправит в лагерь. Что делать? Обидно быть отправленной в Германию, когда бои шли уже рядом, под Харьковом. В одно прекрасное утро загремела канонада поблизости. Немцы спешно грузились в машины, минировали мост. Вскоре начался бой. Село несколько раз переходило из рук в руки. И наконец, фашисты были выбиты из Котельвы. Но не все. Досужая и всезамечающая Иечка знала, что в одной хате прячется диверсионная группа – человек десять вооруженных немецких солдат. Тайком от матери разыскала она командира подразделения, освобождавшего Котельву, сообщила ему. Группу взяли, а смелая девушка получила благодарность от командования.

Наконец на улицах села воцарилась русская речь. Было лето сорок третьего. Шло активное наступление советских войск. До Победы было еще далеко. Но для Иечки она была уже несомненна, она была у нее в душе. Иечка ликовала – пусть впереди еще голод, трудности, пусть надо восстанавливать разбитый Сталинград. Главное то, что туда можно вернуться, что впереди мирная счастливая жизнь. И пусть она всегда будет такой!

…Миновали годы, десятилетия. Недавно на встрече ветеранов один пожилой усатый хохол затянул свою любимую «Нш яка мкячна». Неожиданно песню подхватила седовласая женщина с озорными молодыми глазами. Получился замечательный дуэт, им аплодировали, просили еще спеть.

– Так мы с вами земляки? – спросил хохол.

– Нет, я сталинградка.

– А откуда же знаете украинские песни?

– Да так, приходилось бывать…

Очи черные
Рассказ

Поезд, бесконечно длинный, уставший, поджидал своих пассажиров. Надпись «Сталинград – Брест» красноречиво намекала, что до конечной станции нужно трястись в вагоне долгих три дня и три ночи. Но это обстоятельство нисколько не смущало семилетнюю Милку, которая была дочерью человека с погонами майора и потому успела привыкнуть к жизни на колесах. Вот и теперь она отучилась в первом классе только один месяц, и нужно было ехать к месту нового назначения папы – в Польшу. Она радовалась тому, что целых три дня, и даже дольше, не надо будет спасаться от клякс и видеть в тетрадях эти противные красные тройки.

Милка шла по перрону первой, отыскивая нужный вагон. Ранец с книжками нисколько не мешал ей, тем более авоська с заветной шкатулкой. Эту старинную расписную коробку-шкатулку бабушка называла «ателье», потому что в ней Милка хранила трех маленьких пупсиков в сшитой ею самой одежке, а также цветные лоскуты, нитки, иголки, ножницы. За Милкой следовал папа с двумя объемистыми чемоданами.

Самая драгоценная ноша была у мамы – годовалая Лариска, которой пока было все равно, куда ехать и зачем. Мама, тонкая и красивая, в модном крепдешиновом платье и туфлях на высоком каблуке, с трудом скрывала досаду – только получили квартиру и более-менее обосновались в большом городе, и вот нужно все бросать и опять куда-то ехать…

Был последний день сентября 1956 года.

Вагон составляли в основном офицеры с семьями. Милка видела, как папа останавливался, здоровался с кем-то, улыбался. Все рассаживались, устраивались. Поезд наконец тронулся. Милке не терпелось выглянуть из купе, чтобы разведать обстановку. Но мама сказала строго:

– Людмила, лучше подумай, как будешь исправлять тройки в новой польской школе.

Милка на секунду задумалась, но тут же решила, что эти неприятные мысли надо оставить на потом. Тихонько приоткрыв дверь, она выглянула в коридор. И вдруг увидела, что из соседнего купе на нее смотрят черные-пречерные любопытные и озорные глазищи. Некоторое время они рассматривали друг друга. На голове незнакомой девчонки двумя смешными баранками лежали тоненькие косички. Атласные ленты никак не хотели держаться в них, и волосы задорными колечками выбивались по всей голове.

«Ага, глаза у меня, конечно, не черные, а какие-то там серые, но зато косы толще и красивее», – быстренько оценила практичная Милка.

Знакомство состоялось, и уже через несколько минут Милка рассказывала родителям, что в купе по соседству едет девочка Галя. Папа ее офицер, а маму зовут тетя Марина. И есть у них еще одна маленькая девочка и – что самое потрясающее! – зовут ее тоже Лариса. И едут они тоже до Бреста, а затем в Польшу, в город Свинтошев.

Новая подружка Милки, как выяснилось, была озорницей и артисткой, каких свет не видывал. Она уже знала всех пассажиров, из карманов у нее торчали конфеты, яблоки, подаренные «очаровательной девочке». Галя уже успела проверить, всамделишная ли борода у деда, ехавшего в последнем купе. Она умудрилась даже встать на руки и сделать несколько шагов по коридору вагона. Коровы на лугу провожали поезд печальными глазами, а Галя в ответ делала такую же грустную физиономию и мычала… Милка была в восторге, она никогда так не хохотала.

К вечеру, когда обе Лариски уже спали, их родители, умостившись вокруг маленького вагонного столика, наливали в бокалы шампанское за знакомство, и разговорам не было конца. Милка и Галя, предоставленные самим себе, устав веселиться, склонились над шкатулкой с пупсиками. Русая и темная головки соприкасались, но тогда они еще не знали, что волею судьбы не просто подружатся, а сроднятся надолго, на всю оставшуюся жизнь.

В Бресте было много суеты: бутерброды в придорожном ресторане, хлопоты с документами, утомительные часы в зале ожидания. Наконец семьи офицеров погрузились в другой состав – польский, и от границы началась дорога по чужой, таинственной и на первый взгляд не очень приветливой стране. Поезд то мчался мимо огромных вязов, которые, словно нахмурившись, угрюмо вопрошали: кто вы? зачем пожаловали? То нырял в стройные ряды вековых сосен – равнодушных и молчаливых. Как-то сразу наступила осень – назойливый дождик ехидными струйками стекал по вагонным стеклам. Яркий, залитый солнцем Сталинград представлялся нереальным, далеким.

Милкин сарафан давно лежал на дне чемодана. Галя, словно повзрослевшая, в теплом свитере, молча стояла у окна. Привычные чертики куда-то делись из ее темно-карих глаз.

– Где же мы будем жить в этом самом Свинтошеве? – в сотый раз спрашивала Милка папу.

– В каком-нибудь доме, в квартире, – терпеливо объяснял он.

– А Самохваловы? – не унималась Милка.

– Да и они где-нибудь поблизости. Городок-то маленькой.

Свинтошев действительно совсем не соответствовал Милкиному представлению о городе. В нем не было широких улиц, трамваев, асфальта и потока людей. Несколько кривых мощеных улочек, собираясь в пучок, образовывали перекресток. Редкая лошадь с повозкой да военные «газики» составляли весь его транспорт. Местных жителей днем почти не было видно. К вечеру же они устремлялись вверх по главной улице к небольшому деревенскому костелу. Остроконечный старинный храм был самым высоким зданием в городке. Прочие же домишки, в большинстве двухэтажные, с приподнятыми черепичными крышами, аккуратно беленные, были похожи один на другой и являли собой типичные примеры провинциальной, домовитой и симпатичной европейской архитектуры. А с высоты птичьего полета Свинтошев, утопавший в лесу на склоне огромного холма, вероятно, и вовсе не был виден.

Семьи Милки и Гали поселились в одном доме. Маленький дворик и старый-престарый сад окружали дом. На клумбе перед входом отцветали последние хризантемы. Было холодно. Тяжелые тучи с утра до вечера сеяли дождь на крыши домов, на отполированные камни мостовой, на покосившуюся скамейку.

Милкина мама, которой было привычно начинать жизнь заново в самых неожиданных местах, обладала удивительным талантом мгновенно наводить уют. В детской комнате были вымыты окна, на стенах заиграли солнечные обои, а видавший виды стол со следами от утюга и кругами от сковородок был накрыт скатертью, переехал к окну и превратился в стол письменный. В окно заглядывала и стучала веткой старая яблоня. Напротив через открытую дверь было видно, как на кухне весело трещали в печке дрова, варился борщ.

День начинался радостно. Схватив ранец, Милка скатывалась по деревянной лестнице, а во дворе уже ждала Галя в смешном капюшоне, из-под которого неизменно смеялись черные в мохнатых ресницах глаза.

Школа была недалеко, вниз по улице, в лесу, в таком же небольшом домишке. В единственном первом классе вместе с новенькими было двенадцать человек. Учительница позволила Милке и Гале сесть за одну парту, но смогла вытерпеть эту парочку весьма недолго. На следующий же день Галя оказалась за самой первой партой, пред неотрывным учительским взором. Но и здесь она ухитрялась веселить класс. «Олень, отвези меня в Лапландию», – читал мальчик у доски. В этот момент неугомонная Галя продевала пальцы в смешные колечки своих косичек, оттопыривала их – получались оленьи рога. Класс смеялся.

В Свинтошеве все было в лесу – просто сам город был лесом. Огромные шуршащие разноцветные ворохи кленовых листьев устилали дорогу от школы до дома. Одноклассник Андрей, рыжий, веснушчатый и озорной, как-то принес в класс в кульке из старой газеты странную малину – крупную, черную, с лиловым оттенком. Но на вкус эта ягода оказалась совсем не малиной. Приехавшие с юга Милка с Галей не знали, что здесь, в лесах Свинтошева, кроме грибов, черники, голубики, брусники, было изобилие крупной сочной ягоды, которая называлась ежевикой. Непроходимые заросли колючих кустов манили к себе. После уроков, побросав портфели, весь первый класс устремлялся в лес. Не замечая царапин, Милка и Галя азартно запихивали в рот пригоршни сочной ягоды. Домой приходили с лиловыми щеками и языком. Галя каждый раз делала страшную рожицу, пугая свою флегматичную сестренку. В воскресенье ходили по ежевику всей компанией в дальний лес. А вечером на плите в большой кастрюле уже варилось ароматное ежевичное варенье.

В непогожие дни девочки не расставались с утра до вечера. Сидя у окна, глядели на дождь. Милка неизменно шила платья для кукол. Гале же на это терпения не хватало, и она начинала сочинять всякие невероятные истории и сказки – про храбрых королевичей, которые и в воде не тонут, и в огне не горят.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Колыбель моя"