Текст книги "Следующие. Книга первая"

Автор книги: Любовь Братенёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 7

– Привет, мамочка! – услышала я радостный голос Киры. – У тебя всё в порядке?

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Просто я же вижу, что ты чем-то сильно расстроена.

– Домой хочу.

– Это я уже поняла по твоему печальному виду. Волосы растрёпаны, глаза красные, взгляд потухший. Ты что, опять долго в интернете зависала? Сегодня сама на себя не похожа.

Я подошла к зеркалу и обомлела – точное описание.

– У психиатра была сегодня?

– А что, по мне не видно? – съехидничала я.

– Ну, мам… – Кира выкладывала фрукты на тумбочку. – Я же переживаю за тебя. И что тебе сказали?

– Психически здорова я или нет?

– Ну, мам… – опять проговорила дочь, не найдя другого ответа.

– Сказали, что всё в порядке. Жить буду. Кровать мне в психушке ещё не освободили, так что выпускают на свободу.

– Мамочка, ты прости меня, это я настояла на этом враче, – она обняла меня. – Знаешь, как я испугалась тогда! У тебя такой взгляд был!

Она не стала уточнять, в какой именно день это произошло, но я и так понимала, что происшедшие во мне перемены сильно её пугали. Да что скрывать – и меня тоже.

– Ничего, мама – прорвёмся.

– Прорвёмся, доченька, конечно прорвёмся, – подтвердила я.

Когда мы сталкивались с Кирой с какими-либо трудностями, мы всегда так говорили. Это было что-то вроде семейного девиза. И он нам придавал сил. Но это было раньше, сегодня наш девиз меня только расстроил. Как здесь прорвёшься?

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я поинтересовалась:

– Как день провели?

Дочка тут же преобразилась, подалась вперёд, глаза засияли.

– Ой, мамочка, я такая счастливая… – она присела ко мне на кровать и, как в детстве, положила мне голову на колени. – Даже боюсь сглазить, как мне хорошо.

Я гладила дочку по голове, нежно теребя её волосы и слушая её рассказ о сказочно-чудесном дне: об обеде в кафе, который плавно перешёл в романтический ужин, о прогулке по ночному городу…

Полнейшая романтика влюблённых…

– И когда вы планируете свадьбу? – спросила я.

– На сентябрь.

– Почто так надолго её отложили?

– А что, замечательный месяц. Бабье лето же будет, значит – тепло. Да и в старину свадьбы играли осенью, после сбора урожая, чтобы семья была крепкой и долгой. А я хочу с ним прожить всю оставшуюся жизнь.

– Да, убедительно. Но свадьба ваша – вам и решать.

– Да, – девушка села и взяла меня за руку. – Это самое главное. Мы решили, что свадьба будет, но мы не хотим пышных церемоний.

Я мечтательно представила дочь в белоснежном платье, которое обтягивало её тонкую талию. Красивая, нежная, прямо очаровашка…

– Мама, – прервала мои мечты дочь. – Ты, наверное, уже и платье выбрала для меня в своих мечтах? – смеясь, спросила дочь.

– Ну да, а что тут такого? Ты – единственное моё сокровище, и я очень хочу, чтобы всё было на высшем уровне.

– Мы не хотим пышную свадьбу и не хотим много гостей.

– Как так?

– Мы проведём вечер в кругу самых-самых близких нам людей. Мы посчитали, что их будет не больше двадцати. Да, мама, мы уже этот вопрос обговорили.

От возмущения я встала с кровати, в горле пересохло, душа протестовала.

– Как так? Ты у меня – единственная дочь, и я что, не могу тебя по-человечески выдать замуж?

– Мамочка, я так и знала, что ты будешь против нашего решения. Но это – моя свадьба. Мы хотим расписаться и улететь в свадебное путешествие, вот только мы ещё не решили куда. Я хочу в Париж, а Павел – в Италию, но чтобы мы не выбрали, мы летим – и всё тут.

– А-а-а, всё с вами ясно… – разочарованная этой новостью, я, принялась воздействовать на неё другими способами. – Растишь вот так дочь, растишь, а в ответ вот такая благодарность, – и тут мне показалось, что на зеркале появились буквы.

Я медленно, стараясь не привлекать внимания дочери, подошла к объекту моего интереса. Чем ближе я подходила – тем отчётливее видела надпись – «Дочь вместо тебя». Буквы были красного цвета, и они, нарушая все законы физики, начали растекаться по гладкой поверхности зеркала – от центра к краям.

Я потрогала эту жидкость – кровь.

А в центре зеркала начало образовываться чёрное пятно. Чем ближе к краю растекалось кровяное месиво, тем больше становилось оно.

Я не сразу поняла, что это не пятно, а лицо. Огромные глаза смотрели на меня не моргая и с такой злобой, что жуткий холод пробежал по моему телу. На руках поднялись волосы. Когда это лицо стало нормальных размеров, на нём появилась злорадная усмешка, и я услышала голос:

– Как тебе моё предложение?

– Что я тебе сделала? Что? Зачем ты меня мучаешь?

Сильный удар по лицу. Ещё один удар, который привёл меня в чувства.

Щека горела, а дочь трясла меня за плечи и плакала.

– Господи, прошу, помоги! – взмолилась дочь. – Я больше не могу этого видеть!

Я отрешённо посмотрела по сторонам, не понимая, где нахожусь. Сознание медленно возвращалось, и я со страхом посмотрела на зеркало. Но ни красного растекающегося пятна, ни лица там не было.

Опять я напугала дочь. И всё же – что со мной не так?

– Доченька, прости меня. Мне, наверное, всё же нужна помощь психиатра. Что-то я себя неважно чувствую.

На крики Киры в палату вбежала Настя, оценив сложившуюся ситуацию, но не понимая причины шума, она подошла ко мне.

– Что, зуб болит? – показывая на красную щёку, сочувственно проговорила она.

– Нет, это меня в чувства приводили, – сняв халатик, я залезла под одеяло и проговорила. – Я хочу спать. Можно мне остаться одной?

Девушки молча удалились, а я…

Обессиленная, я легла, но мне не спалось. Эта надпись и страшный торг совсем вывели меня из равновесия.

Дочь вместо меня…

Куда я влезла, в какие разборки?

И всё же мне не очень хотелось верить в моё психическое расстройство.

– Доктор, Иван Сергеевич, ну поймите меня… – услышала я за дверью плачущий женский голос.

– Милочка, я вам всё уже объяснил.

– Иван Сергеевич, миленький, я очень вас прошу, – голос перешёл уже в рыдающий. – Я могу и в коридоре спать, и помогать во всём вам буду, если надо, то полы мыть буду и всю остальную работу выполню.

– Ну не могу я, не мо-гу, – твердил доктор.

Дверь открылась, и в комнату зашёл рассерженный Иван Сергеевич со словами:

– Не больница, а бог знает что!

Вместе с ним зашла женщина, в которой я узнала больную Крымчанову, её глаза, распухшие от слёз, умоляюще смотрели на доктора, никого больше не замечая.

– Я не могу, все сроки вышли. Мне больных некуда класть. Понимаете вы это или нет?

– Доктор! – женщина билась в истерике. – Два дня, всего два дня!

Тут доктор наконец-то обратил внимание на меня и, оглядев с ног до головы, сердито пробурчал:

– А с вами-то что? Какое на вас несчастье свалилось?

Но мне не хотелось говорить о себе, поэтому я в свой черёд, посмотрев на плачущую женщину, поинтересовалась:

– Что тут происходит? И почему вы допускаете, чтобы больные вас о чём-то умоляли?

– Я же и говорю – бог знает что! – доктор присел, протёр очки, и устало проговорил, глядя мне в глаза. – Вот вы домой проситесь, а эта особа… – он указал на Крымчанову. – Уходить отсюда не хочет. Просит ещё два дня.

– И что не так?

– А я не могу, и так её держал здесь не по её заболеванию. Понимаете, больше не могу. И всё тут, – он взял мою руку и померил пульс. – Как себя чувствуете?

– Прекрасно, а когда меня выпишут?

– Ну вот… – развёл он руки. – А я о чём! Одну не выгонишь, другую не удержишь.

– И-и-и?

– Ладно, завтра на МРТ сходите, а там, скорее всего – домой, – он пошёл на выход, взял Крымчанову за руку, которая, тихо всхлипывая, продолжала стоять возле двери. – Пошли, родная.

Оставшись одна, я возликовала: «Ура, завтра домой! Да, схожу на томографию, но не думаю, что у меня какие-либо отклонения есть в моём головном мозге…», – я была в этом просто уверена.

Это подняло мне настроение и, устроившись поудобнее на кровати, я сразу же заснула.

– Помоги, помоги! – разбудил меня крик.

Я подскочила. Сердце бешено колотилось. В палате было темно. Посмотрев на часы, которые показывали два часа ночи, я вздохнула. Всего лишь сон. Какой-то лёгкий холодок пробежал у меня по спине. Поёжившись, я почувствовала чьё-то присутствие за дверью.

Осторожно ступая босыми ногами по прохладному полу, я подкралась к двери, не решаясь сразу её открыть. Так я постояла немного, прислушиваясь, но потом решительно открыла её.

Картина была не из приятных. Хоть мне и рассказывали об этом, но когда видишь такое собственными глазами…

Крымчанова стояла лицом ко мне с закрытыми глазами. Руки скрещенные на груди, голова чуть наклонена. Женщина стояла не шевелясь. За её спиной я увидела Настю, которая, покрутив у виска и показав на стоявшую больную, так же жестом дала понять, что всё нормально. Чтобы я не беспокоилась.

Прикрыв тихонько дверь, я решительно закрыла её на ключ. Попытки снова заснуть не имели успеха. Сна не было. Стоявшая за дверью женщина, смущала меня.

Кто она? Что ей надо от меня или моей палаты?

А главное – с добром она ко мне или со злом?

Боже, опять одни вопросы…

И тут меня осенило, что я давно не вижу своего Ангела-хранителя.

Когда наконец-то забрезжил рассвет, я облегчённо вздохнула. Открыв занавески, увидела, как появился первый солнечный лучик, как будто поприветствовав меня, и тут же исчез за облаком.

– И тебе привет! – улыбаясь ему, проговорила я, переводя взгляд на территорию медгородка.

Во дворе никого ещё не было, город спал. Вокруг царили тишина и спокойствие. Даже птиц не было слышно.

«Мёртвая тишина…», – подумала я.

И в этот момент я опять почувствовала холод – он леденящими тысячными иголками вонзился в мою кожу. Озноб пробежал по моему телу, и я быстро прошмыгнула мимо зеркала. Прошлая надпись на нём не давала мне покоя.

Я залезла под одеяло, но согреться не смогла. Зубы начали отбивать чечётку. То ли от стука зубов, то ли от того, что укрылась одеялом с головой, но я не сразу услышала, как в дверь легонько, но настойчиво стучали.

Мне стоило не мало сил, чтобы вылезти из под одеяла. Меня продолжало трясти. Недолго думая, я закуталась в простынь, как в кокон, и пошла открывать дверь, гадая, кого могло принести в мои покои в столь неурочный час.

Открыв дверь, я округлила глаза – передо мной стояла та же ненормальная зомбированная женщина, Крымчанова, но уже с открытыми глазами.

Она улыбнулась и тихо проговорила:

– Доброе утро, можно войти?

«Вот так просто в пять утра? Ко мне что, так всегда можно зайти в гости?», – бурча про себя, подумала я, но говорить ничего не стала, просто отошла в сторону, пропуская её вовнутрь.

– Вы простудились? – спросила женщина.

– Знобит что-то… – ответила я, но на самом деле мне стало уже даже жарко.

Стягивая простыню с себя, я предложила ей сесть.

Женщина осмотрела палату. Её серые глаза были печальны.

– Уютно, – тихо проговорила гостья. – Вчера я этого не заметила.

Она присела. Было видно, что она не знает с чего начать, чтобы озвучить причину столь раннего прихода ко мне.

Я её не торопила, понимая, что это – не визит вежливости, а крик о помощи.

Я согрела чайник, налила нам кофе, а подавая ей стакан, только сейчас обратила внимание, насколько она красивая женщина. Даже находясь длительное время в больнице, она не утратила своей природной красоты. Её светло-русые волосы были аккуратно расчёсаны и мягко ложились на плечи. Огромные серые глаза хоть и были печальны, но в них было столько доброты, что мне захотелось просто подойти и обнять её, как самого дорого гостя.

– Я умираю, – вдруг спокойно проговорила она, видимо, решив, что длинные объяснения сейчас ни к чему.

От этого заявления я чуть чашку с кофе не вылила на себя. Сколько было силы воли и стойкости у этой женщины, которая всё ещё боролась за свою жизнь.

– Мне помочь можете только вы, – объяснила гостья.

– Я? – она не переставала меня удивлять. – Но как? Вам что, нужен какой-нибудь мой орган?

Женщина улыбнулась.

– Ну что вы, таких жертв мне от вас не нужно. Всё намного проще.

Я была в недоумении. За эти несколько дней я всего насмотрелась, но такое услышать не ожидала. Я с удивлением посмотрела на неё, но больше высказывать каких-либо предположений не стала.

– Вы, наверное, уже слышали, что я лежу не в своём отделении… – продолжила свои объяснения Крымчанова. – Моё называется – онкологическое. Да, у меня онкология третьей стадии. Врачи сделали всё, что возможно. Всё бесполезно. Заболевание прогрессирует, – она дотронулась рукой до волос, и они стали сползать, открывая редкие поредевшие от химиотерапии собственные волосы. Радующие глаз волосы оказались париком. – Мне дали от силы месяц, ну, может – два.

Она опять провела рукой уже по собственным волосам, и не малая часть их осталась у неё в пальцах.

– Даже и стричь уже нечего.

Я совсем растерялась, не зная, как себя вести с этой несчастной женщиной. Ведь среди моих знакомых, к счастью, не было никого с таким страшным диагнозом.

– Простите, но я не пойму, в чём может заключаться моя помощь? – растеряно спросила я.

– Я вам сейчас всё объясню… – торопясь, проговорила она. – Только не сочтите меня сумасшедшей.

Это чувство мне было знакомо, и я промолчала.

А женщина собралась с духом и поведала мне свою историю.

ГЛАВА 8

– Где-то ещё года два назад у меня было всё: и любимый мужчина, и любимая работа. Видите ли, я замужем раньше никогда не была. Вернее, как говорится, была замужем за своей работой. Да обычное дело – сначала хотела сделать карьеру, и это у меня получилось. Теперь я директор своего собственного предприятия. И меня всё устраивало. Нет, нет, не подумайте, что у меня совсем не было мужчин. Были, но на роль мужа как-то никто не подходил. И вот однажды на одной из конференций я встретила его…

От воспоминаний о прошлом её глаза засияли. Она как будто вернулась в то время и заново проживала эти минуты счастья, рядом с любимым человеком.

– Мы столкнулись в буфете, – она засмеялась. – Представляете, не поделили пирожное. Да, да, пирожное. Когда дошла очередь до нас, мы попросили десерт, а пирожное осталось одно. Представляете выражение наших лиц? Но естественно, как истинный джентльмен, он отдал его мне. Правда, тогда я попросила нож и поделила это пирожное на две части… Так мы стали двумя половинками одного целого… Нет, он не был директором или меценатом каким-нибудь. Но он был Мужчиной, с большой буквы этого слова! Как вы понимаете, случайным в этой жизни ничего не бывает. Это была судьба! Мы долго в этот день нашего знакомства гуляли по городу. У нас оказалось много общего, – тут она усмехнулась. – Не только пирожное. О, это были дни счастья и великой любви! Но мы жили в разных городах. Поэтому через пару дней мы разъехались по своим домам. И я поняла, что уже сильно начала скучать по нему. Мне стало одиноко. Да, именно в тот момент я осознала, что одинока в своей жизни. Поэтому очень ждала его звонка, но он не звонил. Он был женат, и этим было всё сказано. Разрушать семью я не собиралась. Но и без него мне было тоскливо. Так, сгорая от любви к нему, я начала чахнуть. И чтобы как-то выровнять ситуацию, опять ушла вся в работу. Бесконечные поставки, продажи и прочее… Прошёл месяц, и когда в один из обычных вечеров он оказался на пороге моей квартиры, я просто не поверила своим глазам. Я была в полной растерянности, ведь адрес своего проживания я ему не говорила, оставила только номер телефона. Это потом я узнала всю его историю… Володя, так зовут моего любимого, вернее – звали… – со слезами на глазах проговорила она. – Так вот, он тогда напросился с другом на эту конференцию, чтобы уехать из дома и обдумать всю создавшуюся семейную ситуацию. А там было всё очень сложно. Как таковой семьи и не было. Так, видимость, оболочка. У жены давно был другой мужчина на стороне. А жили вместе из-за сына. Не хотелось травмировать его психику. Но сын вырос, а разойтись не хватало сил. А наша встреча ускорила события, поставив точку в их отношениях… Он тогда потерял мой номер телефона, что я написала ему на салфетке в кафе. Тогда Володя обратился к другу, который через организаторов конференции узнал мои координаты, и таким образом он оказался рядом со мной, сообщив, что ушёл от жены, и что не может без меня жить… Боже, мы жили целый год, душа в душу. А потом…

Женщина не смогла сдерживать свои эмоции и расплакалась. Огромные слёзы текли по её щекам, не давая ей произнести больше ни одного слова.

Я обняла её – что тут скажешь?..

Дав выплакаться, предложила ей воды. И прежде чем продолжить свой рассказ, она достала из кармана своего халата потрёпанную фотографию. Отдавая снимок мне, извинилась:

– Я это фото постоянно с собой ношу, вот у неё вид и попортился немножко. Никак не могу с ним расстаться. Ему здесь чуть больше сорока.

С фотографии на меня смотрел мужчина, абсолютно седой, и из-за этого ему можно было дать намного больше лет. Единственно, что всё же сразу выделялось на фото – это блеск его жизнерадостных глаз.

– Вы хорошо вместе смотритесь… – сказала я.

– К сожалению – смотрелись… – Прожив год, он стал сильно худеть. И когда сдали его анализы в больницу, то были в шоке – онкология. Да, как и у меня. Мы боролись до последнего. Но ничего не помогало. Володя… – моя гостья запнулась. – Мне до сих пор тяжело произносить его имя… А самое страшное – я не могу даже на его могилку прийти, чтобы посидеть, поговорить с ним.

– Почему?

– Сын забрал тело и увёз в свой город. А мне запретил даже приближаться к месту захоронения. Он обвинил меня в смерти отца. Он так и не принял развод родителей и встал на сторону матери. Но ведь в чём-то он и прав… Если бы не я, то он, может быть, ещё жил бы, наверное… – она опять горько вздохнула. – Но я его любила. Пусть год, но он жил, а не существовал, как все годы рядом со своей женой.

Женщина убрала фото обратно в карман. Слёзы текли по её щекам, она даже и вытирать их больше не стала.

– И вот через полгода, как не стало Володи, я узнала и о своём диагнозе. Вроде не инфекционное заболевание, а заболели оба.

– Вы простите, но как вас зовут?

– Ох, я даже и не представилась. Лиза. Елизавета Крымчанова.

– Лиза, но я всё равно не могу понять, чем я могу помочь в исцелении вашего недуга?

– А на этом моя история ещё не закончилась… Узнав о диагнозе, я впала в уныние. Знаете, было двоякое состояние… Ведь моя душа умерла вместе с ним. А с таким диагнозом я могла ускорить нашу встречу там, на том свете. Поэтому я решила, что пусть будет как будет. Сейчас или потом – всё рано там буду. Так лучше сейчас. Да, именно думая о нём, о моём Володеньке, я смирилась со своей судьбой и решила больше не бороться за эти часы, минуты, а может – и годы. Вот именно в этот момент он стал ко мне приходить во снах. Я стала видеть его каждую ночь. Я не могла дождаться, когда закончится этот бесконечный день, и начнётся темнота, куда приходит мой любимый. Поначалу он во сне меня ругал, хотя я не слышала его слов, понимаете, это как в немом кино – картинка есть, а звука нет. Но по его мимике и жестам я понимала, что он сердится… И вот однажды он решил прийти в последний раз, видимо, понимая, что от его приходов мои страдания только увеличиваются. В том сне, в последнем сне, – уточнила она. – Он твердил одно и то же имя.

Тут Лиза замолчала, как будто понимая, что от того, как она произнесёт ЭТО имя – зависит её судьба. Поверю я ей или нет.

Поэтому женщина тихо добавила:

– Да… Ваше имя. Да, да, вы не ослышались! В тот же день я услышала об этой аварии. Я помню, что тогда была небольшая передача по телевизору о случившейся трагедии – ну тогда, на дороге – где все участники выжили. Но было странно то, что двое из них почему-то впали в кому. Я поняла, что это знак. Но не всё оказалась так просто… Вы были в коме, а мои дни были сочтены. Но Володенька в том сне мне сказал: «Сделай это ради меня…». Он не хотел меня принимать к себе… – она опять тяжело вздохнула. – На небеса. Хотя… Почему я решила, что попаду к нему на небеса? Может, попаду туда, – она показала на пол. – Попаду в ад, ведь я разрушила семью.

– Это не нам решать, где мы окажемся после смерти.

В палате повисла пауза, гостья потёрла мокрые глаза рукавом халата.

Я сидела и молчала, а Крымчанова через несколько секунд продолжила свой рассказ.

– Это так, конечно… – грустно согласилась гостья. – Но вот я и думаю, что, может, мы там с ним и не встретились бы даже совсем. Но это я сейчас осознаю, а тогда я просто хотела к нему, и всё тут. Но после того сна поняла: раз он не хочет, чтобы я к нему шла, а ради него жила, тогда я должна любыми способами быть рядом с вами. Я уже совсем, было, отчаялась, когда после очередной химиотерапии в автобусе услышала разговор двух женщин, которые говорила о какой-то старушке-повитухе. О её способностях видеть будущее, лечить, и всё остальное. Я не выдержала и спросила у них адрес этой чудо-спасительницы. Женщины с удовольствием поделились и адресом, и о том, как её быстрее найти. Я не стала откладывать встречу с ней надолго и на следующий день отправилась к старушке Дусе. В народе её называли Дунюшка. Ехать пришлось в деревню, хотя в деревню – это громко сказано. В богом забытое захолустье. Домов в этой деревушке было не более пятидесяти. Когда-то большой посёлок сейчас стоит с полуразрушенными строениями. На душе и так мрак, но когда видишь брошенные дома – совсем тоскливо становится. Ведь когда-то люди строили эти дома с надеждой на лучшее будущее, чтобы потом детям и внукам достались, а пришлось всё бросить и уехать. Но у Дунюшки дом был довольно-таки приличный, ухоженный. Без сайдинга и других новых прибамбасов, но очень уютный. Евроокна, но со ставнями и наличниками – разноцветными, с птичками резными, узорами. Сам дом выкрашен зелёной краской. Он – как небольшой оазис в этом заброшенном мире. Весь в цветах благоухает. Подходя к нему, начинаешь хотеть жить. Мне повезло тогда, народу никого не было. Оказывается, старушка приболела немного, поэтому никого не принимала. Я даже не догадалась спросить у тех женщин в автобусе номер телефона старушки, поэтому села на скамейку, не зная что и делать. Возвращаться обратно не было уже сил. Мне необходим был отдых. Да и обидно было ехать в такую даль, чтобы на скамейки у Дунюшки посидеть и вернуться ни с чем. Но тут из дома вышла женщина и пригласила меня вовнутрь. Знаете, в доме было уютненько и чистенько. Мебель старенькая, но видно было, что за ней хорошо ухаживали. Половички везде – и кругленькие, и длинные. Разные. Но меня удивил телевизор – он был плазменный, большой и в интерьер деревенского дома совсем не вписывался.

– Благодарный посетитель подарил, – услышала я голос старушки за своей спиной. – Ругала я его, – потом она хитро улыбнулась. – Но внукам на радость такая забава. А то в гости приезжают, им, видите ли, скучно здесь. Нет, чтобы радоваться чистому свежему воздуху, любоваться природой. Ан нет – им плазму подавай.

– Да, дети сейчас другие, они без интернета и телевизора и не могут уже, – поддержала разговор я.

Бабушка села за круглый стол и меня пригласила сесть напротив.

– Что стоишь, не зря говорят, что в ногах правды нет. Пожалей их, они тебе скоро хорошую службу окажут. Садись, родимая.

Это я теперь поняла, о какой службе шла речь. А тогда всё было не понятно… Я думала, что эта старушка прикоснётся ко мне, и моё заболевание исчезнет раз и навсегда. Да не тут-то было…

– Ну что ты смотришь так? – спросила старушка, но, не дожидаясь ответа, продолжила. – Молодец, что пришла. Самое главное – вовремя. Не опоздала ещё. Хотя надо было ещё раньше. Вроде душа в душу жили, а почему не поняла, что он тебе всё время твердил?

Я догадалась, что она про сны мне говорит, и мне даже стыдно стало немного. Ведь я и правда не понимала, что он мне хочет сказать.

– Вон, за тобой муженёк твой стоит и ругает тебя.

Я невольно обернулась.

– Да не дёргайся так, ты всё рано его не увидишь. А плохого он тебе ничего не сделает, – успокоила меня Дуняша.

– Да он во сне ко мне приходил и ругал меня…

– Знаю, а теперь помолчи…

Старушка замолчала, только пристально смотрела мне за спину и качала головой, будто кого-то слушала.

Я была тогда, как не в своей тарелке. Но боялась даже пошевелиться.

– Хорошо, теперь иди! – сказала она кому-то за моей спиной. – Ты помог, а теперь – уходи, нечего тебе делать в мире живых. Иди! – потом посмотрела на меня и сказала. – Пошли.

Мы пришли в небольшую комнату, где было много икон.

Посадила она меня в дверном проёме. Затем зажгла церковную свечу и поставила возле образов лик святых, потом взяла одну большую свечу и растопила её. Видимо, Дуня совершала какой-то только ей известный ритуал. Затем вылила растопленный воск в воду, которую держала у меня над головой, постоянно что-то шепча, а после сказала мне:

– Ну что, девонька моя. Разлучница у тебя есть, – глядя на остывший воск, проговорила она. – Твоему мужчине надо было ещё раньше уйти от неё, это она вас на тот свет отправляет. Где она взяла вашу совместную фотографию?

– Не знаю… – растеряно проговорила я.

– Так вот, над этим снимком она и поработала. Истыкала её так, что ни один орган не пропустила. На него злость сильнее была, поэтому он быстрее ушёл. А тебе месть покруче была. Разлучница специально затянула твою болезнь. Она хотела, чтобы ты помучилась, почувствовала одиночество, боль утраты близкого человека. А потом ты всё равно ушла бы за ним. Вот так, голубушка.

– Я поняла, бабушка, что вы о его жене говорите, но ведь у неё на тот момент был другой уже мужчина. Да и они были на стадии развода. Я не пойму: зачем же она его в могилу загнала?

– Стадия, не стадия… Да, он ей не нужен был. Но брошенной ей было ещё хуже. Вот если бы она бросила, то был бы другой разговор, а тут – её бросили. По самолюбию стукнуло. Я ничем тебе уже помочь не смогу. Больше ко мне не приезжай, – тут я сникла, но последующие слова Дуняши вселили в меня надежду. – Я не помогу, но поможет тебе другая женщина, я её сейчас видела…

– И она мне про вас и рассказала, что только вы, Лидия Семёновна, сможете меня избавить от этого недуга. Я понимаю, что вы в полной растерянности, но я тогда тоже не понимала, о чём говорит старушка, и задала ей вопрос…

– Но как она может мне помочь? – спросила я у Дуняши. – У меня уже – третья стадия, а она уже – полгода в коме. Она – не врач, не медиум какой. Как эта женщина может остановить то, что уже прогрессирует с бешеной силой да так, что даже врачи не смогли ничего сделать?

– А вот здесь и нужна твоя вера на исцеление. Не будешь верить – никто тебе не поможет. Тогда – жди своего часа.

– Бабушка, скажите, а когда я выздоровею, что с его женой будет?

– А тебе-то что? Не твоя это уже забота. А она и так уже наказана. Его смерть ей счастья и утешения не принесла. Она же сыну не говорит, что повинна в смерти его отца. Из-за этого у неё теперь душа уж как сильно болит. Это пострашнее любой физической боли.

– А когда я вылечусь?

– Что ты заладила – когда да когда. Тебе какая разница?! Такое не прощается. Ты же, наверное, знаешь о бумеранге, что всегда возвращается туда, откуда прилетел? То-то же… Разве можно смерти другому желать? Ты что, выздороветь не хочешь?

– Хочу.

– Вот и думай о себе. Тебе надо только к этой женщине попасть. Рядышком с ней находиться.

– Но как я это сделаю? Ведь она – в коме, значит – в её палату не попасть.

– Ну, так вот и подумай об этом. Ты должна на протяжении месяца быть от неё не дальше пяти метров, хотя бы в течение трёх-четырёх часов в сутки. Эта женщина сейчас испускает от себя что-то вроде лечащих лучей, они именно тебе и нужны.

– Поняла, бабушка. Спасибо вам большое.

– Иди с Богом, – напутствовала меня пожилая женщина.

– Выйдя от неё, я поняла, что хочу жить, – продолжила Лиза. – Пока ехала – придумала план. А так как я всё-таки была директором, то у меня и связи были. Вот я ими и воспользовалась, чтобы попасть на ваш этаж. Здесь я прожила почти месяц, но бабушка, сказала, чтобы нужно обязательно ПОЛНЫЙ месяц пробыть рядом. А меня выписывают. Понимаете, я ещё не всё назначенное время провела рядом с вами. Палаты полупустые, а меня выписывают, – она растеряно развела руками. – Да я ведь вообще никому здесь не мешаю. Возле двери вашей стояла только ночами, чтобы не привлекать особого внимания. Я понимаю, что со стороны это выглядело полным сумасшествием. Но как к вам быть ближе по-другому – я не знала. Я не могла про это рассказать никому, а тем более – доктору. Он меня бы на смех поднял и сразу же выгнал бы из больницы.

Закончив свой рассказ, моя гостья посмотрела на меня с такой надеждой, что у меня сердце ёкнуло. Теперь, конечно, мне были понятны её ночные стояния возле моей двери, и поэтому, убедившись, что она мне не враг, я решила подержать её:

– Лиза, ну если я могу вам помочь – это нужно сделать. Я помогу вам выздороветь. В общем, так: за палату заплачено, значит, я попрошу принести сюда уж если не кровать, то хотя бы раскладушку. И последние дни вы будете рядом со мной. И не надо будет мучить свои ноги, стоя возле двери.

Тут у Лизы потекли слёзы – слёзы надежды на будущее.

– Дай бог вам вечного здоровья, – сказала она.

– За здоровье – спасибо конечно… – с благодарностью проговорила я, но всё же с сомнением ответила. – Вот когда помогу – тогда и скажете спасибо.

Я всё же была не совсем уверена в своих таких уж исцеляющих способностях, но человеку, который цепляется за жизнь, такого говорить не стоило…

В дверях появился Иван Сергеевич – видимо, он дежурил этой ночью. Увидев плачущую Лизу, он пришёл в ярость:

– Да что же это такое?! Вы что тут делаете? Прямо с утра собирайте свои вещи, документы на выписку уже готовы.

– Она здесь лежит, со мной, – твёрдо проговорила я.

– Не понял? – оторопел доктор от моей наглости.

Тут я сбавила тон и попросила оставить Лизу в моей палате. Да, я не успела подготовить речь – доктор очень неожиданно появился у меня в палате – но говорить о том, что я лечу Лизу какими-то своими лучами, я конечно же не стала. Я сумбурно стала объяснять Ивану Сергеевичу и то, что за мою палату полностью заплачено, и то, что эта женщина благотворно на меня действует, и то, что её присутствие способствует моему выздоровлению, и то…

Толком ничего не поняв, доктор всё-таки согласился на то, что утром сюда принесут раскладушку, но предупредил, что питаться Лизе тоже придётся со мной, потому как, подготовив к выписке, её автоматически сняли с питания.

Но для меня это не было проблемой – дочка забила холодильник продуктами так, что создавалось впечатление: я здесь останусь жить навечно.

Видимо, доктор покинул мою палату с лёгким сердцем, так как ему тоже было жалко эту больную. Да, у неё страшный диагноз, но оставить Крымчанову у себя в отделении он на самом деле больше не мог. И поэтому в душе даже обрадовался переезду пациентки не домой, а к той, возле которой фактически дневала и ночевала больная. Вернее – ночестояла.