Текст книги "Следующие. Книга первая"

Автор книги: Любовь Братенёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 3

Павел с Кирой вышли из палаты и отправились к лифту. Первый раз за полгода Кира покидала больницу со смешанными чувствами радости и страха.

– Как ты думаешь? – Кира прижалась к Павлу, боязнь потерять мать никак не покидала её. – С мамой всё будет хорошо?

– Кирочка, радость моя, всё будет просто замечательно, – уверенно ответил парень, поцеловав девушку в лоб.

А когда они зашли в лифт, и дверь за ними со скрипом закрылась, Павел сказал:

– А вообще… Почему будет? Всё и так уже хорошо. Лидия Семёновна пришла в себя и чувствует себя просто прекрасно. А что может быть ещё лучше? – он посмотрел ей в глаза и весело добавил. – Теперь мы с тобой сможем пожениться.

Девушка посмотрела на него с радостью, счастье переполнило её сердце, которое чуть не выпрыгнуло из груди.

– Ты мне что, предложение делаешь?!

– Ну… Конечно, я не так тебе хотел предложение сделать… – расстроился Павел от своей несдержанности, ведь дома лежало кольцо для невесты и ждало своего часа. – Прости, я и не думал, что сделаю тебе предложение в лифте и этим лишу тебя романтики, сюрприза. Да и кольцо дома… – разочарованно пробормотал он.

– Ну что ты! – Кира взвизгнула от счастья и ещё больше прильнула к любимому. – Я согласна! И это – самое романтичное предложение! Правильно: в лифте – это и есть романтика! – засмеялась она. – Господи, как хорошо! Мама очнулась, и я скоро смогу быть с тобой рядом навсегда!

Девушка обвила своими тонкими изящными руками шею Павла, и они замерли в долгом страстном поцелуе.

– О-о-о, хочу такое испытывать каждый день, – засмеялся Павел и влюблено прошептал. – С утра и до самого вечера, а потом – ещё с вечера и до самого утра.

Следующий поцелуй был более нежным и романтичным. Им так не хотелось отрываться друг от друга, но тут они услышали детский голосок:

– Мама, а здесь тётя с дядей целуются, – закричал какой-то мальчуган своей маме, показывая пальчиком на влюблённых, которые были видны всем присутствующим в открывшейся двери лифта..

Павел обнял Киру, и они вышли в фойе под улыбки медперсонала и больных. Покидая больницу, Павел ещё сильнее обнял девушку и прошептал на ушко:

– Вот влипли, – и засмеялся. – Но мне понравилось. Повторим?

– Мама, а они опять целуются, – услышали они голос того же ребёнка.

– Пойдём, сынок, – ответила ему мама. – Они просто сильно любят друг друга.

Малыш шёл за своей мамой и всё время оборачивался на влюблённых, чем вызвал у них смущение. Обнявшись, они отправились на парковку.

– Павлуша, – дёрнув за рукав любимого, девушка решила вернуться к разговору в больнице. – А о каком голосе говорил Артюхов?

– Ох, солнышко… – вздохнул Павел. – Если бы я знал… Я это и хотел бы узнать у твоей мамы. А ты знаешь… – он приостановился, вспоминая своё посещение в больнице водителя. – Когда Артюхов это слово произнёс, он так сильно разволновался. Начал что-то неразборчиво кричать, махать руками, чуть оборудование не уронил. В общем, меня выгнали из палаты и разговоры с ним надолго запретили. Да и выглядит он в самом деле намного хуже Лидии Семёновны, раз в десять. Мама твоя как будто и не была в коме, а тот еле языком шевелит. Ох… – он поцеловал невесту в макушку. – Чувствует моё сердце, что эта история не закончится так быстро, несмотря на то, что два самых главных героя вышли из комы.

– Да, странно всё это… – согласилась девушка. – Особенно то, что они пришли в себя в одно время.

Тут они подошли к новенькому чёрному «Вольво».

Павел помог сесть своей спутнице и, любуюсь своим новым автомобилем, собрался открыть уже дверь, как почувствовал холод и услышал мужской странный голос возле самого уха: «Ты здесь – чужой».

Павел резко обернулся, и хотя рядом никого не было – холод не исчезал. Этот холод стал проникать в его тело леденящим покалыванием. Павел поёжился. На улице стояла непомерная жара, ему же стало ещё холоднее. Что-то жуткое и тяжёлое повисло над ним.

Павлу стало не по себе, он быстро забрался в машину и ещё раз оглянулся.

– Что с тобой? – увидев бледное лицо любимого, Кира забеспокоилась. – Ты что, кого-то увидел?

– А ты кого-нибудь видела рядом со мной сейчас?

– Нет, – пожала она плечами. – Кроме нас на парковке никого вроде бы не было. А я что-то пропустила? – уточнила спутница, видя нервозность Павла.

– Я так, на всякий случай спросил, – он ещё раз обернулся, и чтобы не волновать впечатлительную Киру, спокойно добавил. – Показалось. Поехали, пообедаем вместе.

– Я совсем даже и не против.

До самого кафе, где они любили бывать последнее время, Павел ехал молча.

Девушка тоже решила воспользоваться этой ситуацией и стала думать о том, как сейчас себя чувствует мама. Как долго будет спать, не одиноко ли ей будет в палате, что вкусненького принести завтра, чтобы порадовать её…

Потом её мысли перешли в собственные переживания. Кира так долго ждала, когда ей Павел сделает предложение выйти за него замуж, что уже перестала верить в своё счастье. Павел всегда стороной обходил любую тему, касающуюся свадьбы и создания семьи. И вот вроде бы дождалась, но появились сомнения в связи с тем, как он вёл себя в машине.

«Может, он просто оговорился из-за впечатлений, переполнявших его?», – невесело подумала девушка. – «Последние события хоть кого выведут из равновесия…».

А Павел никак не мог забыть поведение Артюхова в больнице. Ведь в это слово «голос» было столько эмоций вложено, что любой бы задумался. Страх, ужас, кошмар и ещё эта его истерика. А теперь Павел сам услышал чей-то голос и почувствовал ненадолго какой-то животный страх. Это совсем выбило его из колеи.

Он мотнул головой: «Заработался, надо отпуск брать, и ничего мерещиться не будет…», – подумал Павел и, тут же спохватившись, взглянул на свою любимую, которая грустно смотрела в окно.

– Солнышко, а как ты смотришь на то, чтобы после свадьбы отправиться в путешествие куда-нибудь?

Девушка от счастья снова вспыхнула, глаза засияли, чувства переполнили её, и она только и смогла кивнуть головой в знак согласия.

– Сколько тебя знаю, а такой красивой и счастливой вижу тебя впервые, – сказал Павел, а потом сообразив, что брякнул глупость, тут же попытался исправить ошибку. – Ну, я имел виду, что ты всегда красивая, а сейчас – особенно.

– Ой, что ты говоришь, любимый! Хотя… Сегодня много событий произошло хороших, грех было бы печалиться. Во-первых, мама пришла в себя. Во-вторых, не каждый день мне в лифте делают предложение, – Кира засмеялась.

Павел любовался ею. Он знал, что всё сделает, чтобы его любимая девушка всегда была такой же счастливой.

– Это – самый счастливый день в моей жизни, – продолжила Кира. – Ведь пока мама была в том состоянии, я не жила, а существовала. Дома без неё – пустота, в её комнату я даже боялась заходить. Так и продержала её с закрытой дверью. Хорошо, что хоть ты в моей жизни появился. Как бы я одна это всё пережила – не знаю.

Они подъехали к кафе со смешным названием «Компот». И без промедления отправились в здание. Это кафе они заприметили в первый же день, когда прогуливались по ночному городу. Небольшое снаружи здание в деревенском стиле – оно сразу завоевало их сердца домашней теплотой, вкусной едой и приветливым персоналом.

– Здравствуйте, приятно вас снова видеть, – сказал знакомый им уже официант. – Тем более – таких счастливых, – он посмотрел в зал. – И ваш столик как раз освободился.

– Спасибо.

– Проходите, присаживайтесь, я вам меню принесу.

Кира с Павлом прошли в угол зала. Когда в первый раз они вдвоём оказались в этом заведении, то обоюдно сразу выбрали место подальше от танцпола и орущих динамиков. Им приглянулось это уединённое место, где царил полумрак. Здесь было легко и уютно вдвоём.

Парнишка-официант лет двадцати двух изящно пропорхнул к барной стойке и вернулся к ним уже с меню. Он очень нравился будущим молодожёнам. Всегда улыбчивый, заводной, он мог пошутить, но соблюдал субординацию и был не по годам взрослым.

– Пожалуйста, – подавая меню, официант поинтересовался. – Вы сразу закажите или попозже подойти?

– Сегодня, браток, – ответил Павел. – Мы посмотрим. У нас особенный день, и поэтому меню наше должно быть особенным. Правда, милая?

Паренёк удалился, а влюблённые стали изучать меню, обсуждая блюда. Им хотелось сегодня отметить этот день особенным обедом.

Когда они закончили с выбором блюд, Павел поднял руку, и как по мановению волшебной палочки появился официант.

– Как это у вас получается – так быстро и незаметно оказываться возле нас? – засмеялась Кира.

Официант улыбнулся и спросил, не отвечая на вопрос:

– Что желаете? – он достал блокнот, ручку и замер в ожидании ответа.

– Понятно, – улыбаясь, проговорила девушка. – Свои тайны не выдаём.

– Дорогая, ну ты же не собираешься идти в официантки, поэтому тебе и их секреты никто не выдаст, – вмешался в диалог Павел.

– Меня и не возьмут, я неуклюжая и не гожусь для такой работы, – созналась девушка.

Все засмеялись.

А Кире этот день казался безумно волшебным. Она поудобнее расположилась в кресле и просто стала наблюдать за своим любимым, который в это время делал заказ.

– Прекрасный выбор. Но я бы ещё посоветовал вам форель, – официант поднёс пальцы ко рту и, отправив поцелуй непонятно кому, добавил. – Её шеф так готовит – пальчики оближите.

– Хм… – проговорил Павел, погладив живот. – А я, оказывается, такой голодный, что… Давайте и рыбу. Любимая, как ты на это смотришь? – обратился он к невесте, которая в знак согласия просто улыбнулась.

Официант исчез с заказом, а молодые стали обсуждать прошедшие полдня, которые были полные событий.

ГЛАВА 4

Утро было солнечным, и даже за плотно закрытой занавеской было понятно, что открой её сейчас – и поток тепла с солнечным зарядом энергетической силой ворвётся в палату, чтобы снести всё на своём пути.

– М-м-м, как хорошо… – сладко подтягиваясь в постели, пропела я. – Эй, солнышко, заходи ко мне!

Я смотрела на шторы в надежде, что они вот-вот и откроются сами. Но чуда не произошло, зато ко мне зашла медсестра с дежурными словами: «Доброе утро».

Она подошла к окну и открыла шторы. От ослепительно яркого света я прищурилась, а медсестра поинтересовалась:

– Как спалось? – но было очевидно, что ей неинтересен мой ответ, её кукольное личико даже не дрогнуло.

Девушка подошла к зеркалу, осмотрела себя со всех сторон, поправила халатик, обтягивающий её точёную фигурку, а убедившись, что выглядит безупречно, продолжила:

– Жалобы, просьбы есть? – опять спросила она, даже не поворачивая головы в мою сторону.

Спрятав под пилотку выбившийся локон смоляных волос, она улыбнулась сама себе, но заметив, что я наблюдаю за ней, сразу направилась к двери.

– Готовьтесь к обходу, – выходя, бросила она через плечо.

Когда за девушкой закрылась дверь, я невольно пожала плечами: «Да, уж, медсестреночка…», – подумала я. – «Ей бы – в мужскую палату…».

Не успела я ещё подумать об этой девчонке, как дверь снова открылась, и в палату теперь уже шумно ворвалась старшая медсестра. А так как женщина была ну уж очень большая, то она фактически заняла весь дверной проём.

– Сучка! – в бешенстве прорычала она.

У меня от такой наглости и удивления полезли брови вверх, я даже оцепенела сначала, но потом всё же тихо спросила:

– Кто? Я?

– О, господи, боже ты мой! Да что вы такое говорите! – уже спокойно ставя баночки для анализов мне на тумбочку, проговорила большая медсестра и твёрдо добавила. – Это я про Ритку.

Поняв, о ком идёт речь, я поддержала её:

– А-а-а… Тут я как бы… Наверное, с вами согласна.

– Вот я и говорю – сучка! Ходит важная такая, – она попыталась передразнить её походку, но после неудачной попытки махнула рукой и тихо прошептала. – Здесь её все ненавидят, – и серьёзно уточнила. – Ни мы, ни больные.

Я промолчала, не хотела за глаза обсуждать малознакомую девушку.

А медичка передохнула и, показывая по одному направлению, поинтересовалась:

– В туалет, надеюсь, ещё не успели сходить? – получив от меня отрицательный ответ, продолжила. – Замечательно. Вот, вам необходимо сдать общий анализ мочи, а ещё – кровь. Кровь и из пальчика, дорогуша, и из вены. А ещё – ЭТК, – увидев моё горестное выражение лица, она присела на краешке кровати. – Это – кардиограмма. – пояснила она. – Миленькая, всё обязательно надо пройти. Давайте для начала собирайте анализы – вот вам баночки, а потом – на кровь. Хорошо? После всего этого я вам объясню, куда ещё необходимо сходить.

Её слова меня немного успокоили, и я пошла в ванную комнату.

– Моя смена почти закончилась, – добавила мне вслед медсестра. – Но я провожу вас по всем остальным кабинетам.

Я улыбнулась ей, приятно было осознавать, что совершенно незнакомый человек так может заботиться о других. Всё же мир – не без добрых людей…

В ванной я в очередной раз увидела на своей голове хорошо уложенные волосы, но это почему-то больше не волновало меня.

Проделав быстро утренние процедуры, чтобы не заставлять Капитолину Семёновну долго ждать, мы отправились по другим кабинетам, где она везде провела меня без очереди.

Медсестра оказалась – несмотря на свои габариты – человеком общительным и радушным. Люди, которых мы встречали в коридорах и кабинетах, встречали её с искренней дружелюбностью, все при разговоре улыбались и сообщали свои «важные новости». Женщина в ответ была словоохотлива, но немного резковата.

– У меня дома – только кот, с которым я могу поговорить, – пояснила мне спутница, когда мы ехали на лифте вниз, чтобы сделать кардиограмму. – А здесь – люди, все со своими судьбами, историями. Здесь – жизнь, – она вздохнула. – А дома – только кот.

Больше она о себе говорить не стала, а я не из тех, кто выведывает чужие тайны.

– Капитолина Семёновна, а как вашего кота зовут? – спросила я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– Да, кстати, имя у меня сложное, поэтому можно – просто Капа. А кот – Рыжик. Очень люблю рыжих котов, – она улыбнулась, вспомнив своего проказника, но о своём питомце ничего больше говорить не стала, видимо, о нём можно было рассказывать бесконечно.

– Капа, а почему вы все Маргариту невзлюбили? Я же правильно понимаю, что не из-за её же внешности?

– Да причём тут её красота. У нас порой такие красавицы лежат. О-го-го! – при этих словах она приподняла указательный палец, подчёркивая значимость сказанного. – И никто на них косо не смотрит. А Ритку не за что любить. Ну да, она смазливая, но свою красоту она перечёркивает своим снобизмом, вернее – она пытается выглядеть человеком из высшего общества, старается блистать эрудицией, интеллектуальностью, изысканным вкусом, но это всё – показуха. Внутри у неё только гниль одна. Пустышка, одним словом.

– Понятно.

– А что красота? У нас вот Настя – тоже красивая девушка… А вы бы видели нашу Юленьку из травматологии. Ох, красавица! У неё и поклонников много. А у этой – никого, хоть и ставит из себя. Вот только понять не могу, что она здесь у нас делает? – удивляясь, проговорила Капитолина. – Ведь в медицине – ноль. Как её могли взять к нам? Это для всех нас остаётся большим вопросом.

Так мы обошли все кабинеты, и к обеду я снова оказалась в своей палате.

– Боже, – я так обрадовалась своей кровати, что тут же забралась в неё, счастливо вытягивая уставшие ноги.

– Это что ещё такое? – невозмутимым тоном проговорила Капитолина Семёновна, но тут же улыбнулась и добавила. – Устала, бедная, ну полежи. Я хотела сказать, что в столовую уже идти нужно, а вы – в кровать. Ну ладно, лежите, отдыхайте, а я распоряжусь, чтобы обед в палату принесли.

Я пыталась возразить, но моя спутница уже не нуждалась в моём мнении.

– Лежите, – сказала она и, уходя, добавила. – Вы не обращайте внимания на мой тон. Просто привычка уже так разговаривать. Если мои девчата почувствуют слабину с моей стороны, то я не только баночки для анализов сама всем разносить буду, но и… – тут Капа махнула рукой и не стала говорить, что ещё страшнее для неё будет помимо этих баночек. – С медсёстрами по-другому нельзя!

«Да, на Маргариту это, наверное, не действует…», – подумала я, вспомнив красивую медсестру.

Видимо, девушка на самом деле была совсем не предназначена для работы в больнице. Больше я Маргариту в этот день не видела и совсем о ней забыла. Обед мне принесла совсем другая девушка. Вежливая, спокойная. Пожелав мне приятного аппетита, она тут же удалилась.

Я была приятно удивлена вкусным обедом, в который входило: щи, пюре с жареной рыбой и компот. Всё это я съела с большим удовольствием, ведь завтрака у меня сегодня не было.

После сытного обеда я не стал себя мучить мыслями о смысле жизни, а взбив дохлую больничную подушку, легла и сразу заснула.

– Тихо, она ещё спит, – услышала я сквозь сон.

Я хотела открыть глаза, но сон не отпускал меня из своих объятий.

И я опять впала в забытьё, где была в этот момент на огромной поляне с розами. Они были всех цветов радуги, благоухая неземными ароматами. Я шла от одного куста к другому, наслаждаясь этими запахами.

Блаженство! Красота!

Душа пела от счастья, видя и ощущая всю эту природную красоту…

Но тут вдруг набежала чёрная туча, которая быстро разрасталась, как бы стараясь заполнить всё пространство, и я отчётливо услышала тот самый голос: «Твоё время подходит. Ты – моя!».

Эти слова сопровождал жуткий клокочущий смех – смех самой смерти, и я даже уловила запах гниющего мяса.

Я вскочила.

На улице уже смеркалось, а я никак не могла отойти от сна. Покрутив головой, как бы прогоняя его остатки, увидела на своей тумбочке огромный букет алых роз.

Непроизвольно я потянулась, чтобы вдохнуть их аромат, вспоминая первую часть моего сна. Я не сомневалась, что это дочка решила меня порадовать таким великолепием.

Включила телевизор, щёлкая по каналам, не зная какому из них отдать предпочтение. Внимание привлёк сюжет какой-то мелодрамы, но увидев, что начинается двадцать пятая серия, решила больше даже и не пытаться во что-либо вникать.

Выключив телевизор, подошла к окну. Фонари только что зажглись, слабо освещая тротуар больничных дорожек медгородка. Народа было мало. Время посещения в больнице закончилось, поэтому посетители уже давно разбрелись по домам, а те немногие, что проходили всё же перед нашими окнами, были спешащие домой люди, которые старались сократить дорогу через территорию больничного городка.

Я увидела женщину, спешащую домой и крепко держа за руку девочку лет пяти. С другой стороны появился мужчина, он размахивал руками и что-то громко говорил, хотя рядом никого не было. Я поняла, что он разговаривает по телефону с помощью гарнитуры. По его сердитому лицу было видно, что он с кем-то ругается.

А это кто?

Я стала всматриваться в темноту, и в том, что там кто-то был – я нисколько не сомневалась. Но этот «некто» уж очень не хотел, чтобы его заметили редкие прохожие, поэтому старался держаться тёмной стороны парка. Мне почему-то очень захотелось рассмотреть его, но безуспешно. Нельзя было определить пол стоящего в темноте человека. Только высокий рост навёл меня на мысль, что это – всё-таки мужчина.

Чем больше я на него смотрела – тем меньше между нами становилось расстояние. Вроде мы оба и не двигались, стояли на своих местах, но расстояние сокращалось с увеличивающейся быстротой…

Вот я уже отчётливо увидела, что человек поднял руку и посмотрел на неё. Вот он повернул голову в мою сторону и больше не шевелился…

И тут я наконец увидела его лицо. Смуглое, но какое-то нечёткое, размытое. Его глаза были закрыты, но ощущение того, что он смотрит на меня через веки, всё больше и больше начало тревожить меня. Я смотрела на него заворожено, не в силах отвернуться.

Он резко открыл глаза, и у меня появилось ощущение, что он сверлит меня взглядом, как бы обжигая не просто огнём, а огненной лавой. Мне становилось всё больнее и больнее с каждой минутой. Жжение разъедало меня изнутри, там всё пылало, казалось, ещё минута – и я загорюсь, а вернее – мгновенно сгорю, не оставив после себя и пепла.

– Никогда не смотри на него, – услышала я нежный детский голос и почувствовала сначала прикосновение руки, а затем – знакомое уже расчёсывание волос гребнем.

Человек, прятавшийся в кустах, просто исчез, а я…

Глаза мои болели, как будто я долго смотрела на высоковольтную лампу, долго не моргая при этом. Я взмокла, капли пота сбежали с виска и упали на пижаму. Моё тело меня не слушалось, я не могла пошевелиться…

– Ничего, сейчас легче будет, – нашёптывая эти слова, девочка продолжала меня расчёсывать.

И от каждого её прикосновения мне становилось легче и спокойнее. У меня появилось ощущение, что я под защитой этого ребёнка…

– Да что с вами такое? – услышала я голос Ивана Сергеевича. – Милая, что это вы такая вспотевшая? – он озабоченно взял мою руку, считая пульс. – Голубушка, вы себя не бережёте. Чем таким занимались? Пульс подскочил, вон испарина на лбу, глаза красные. Вы что, принимали что-то из лекарств? Ведь я вам ещё ничего не назначал.

– Нет, доктор, – я обвела комнату взглядом. – А девочка где?

– Ну что вы, милая, у нас же – не детское отделение. Здесь только взрослые лежат, а время посещений уже закончилось, – доктор поднёс свою руку к моим глазам и начал ею водить: влево – вправо, вверх – вниз.

Но, увидев, что реакция у меня нормальная, убрал её и озабоченно начал шептать себе под нос:

– Ничего не пойму… Ведь анализы, результаты которых уже готовы, просто прекрасные, – он посмотрел на меня. – По тем данным, что у меня уже есть, вас только в космос отправлять. А сейчас смотрю на вас и сомневаюсь в их правильности. Да и в вашей дееспособности – по крайнее мере в данный момент – тоже. Так вы зачем на лампу смотрели?

Что я могла ему ответить?

Что какой-то странный тип меня сверлил своими глазами?

Тогда меня точно ждёт психиатрическая больница, а не дом – родной дом.

Когда доктор ушёл, я увидела своё отражение в зеркале: волосы распущены, глаза красные, как у рака…

Кстати, я ни разу рака не видела, и красные у них глаза или нет – только со слов этой пословицы и знала.

Я дотронулась до волос и опять вспомнила о девочке.

Что это – мираж? Или на самом деле я её снова увидела? Кто она?

– Девочка, а ты меня спасла, – проговорила я, глядя на своё отражение. – Если бы не ты – мои глаза точно из орбит вылезли бы от такого давления. И ещё… Кто этот человек? Кто ты, моя хорошая? Что со мной происходит? Малышка, – взмолилась я. – Приди ко мне и объясни происходящее.

Но в ответ – тишина. Даже для больницы сейчас было слишком тихо…

Сидеть в своей палате я больше не могла, поэтому вышла в коридор. Мне просто необходимо было пройтись, погулять, подумать.

Здесь уже прогуливались взад-вперёд другие больные, разминая ноги. Женщины, те что постарше, медленно прошли мимо, не обращая никакого внимания на меня, так как были увлечены разговором о какой-то старушке.

Я прошла в вестибюль, где стоял большой телевизор. Здесь было много народа, которые с нетерпением ожидали начало интересующей их передачи. Они воодушевлённо говорили и о предшествующих, и о предстоящих сюжетах, каждый настаивал на своём варианте. Но только я отошла от спорщиков, как услышала тихий женский голос:

– Смотри, это она…

Я невольно обернулась. На меня смотрели все присутствующие. В глазах которых я почему-то заметила и страх, и непонимание, и удивление, и даже радость.

– Садись, доченька, с нами, – предложил мне старичок, который больше всех спорил о передаче, он подвинулся, показывая на освобождённое место. – Сейчас новости пройдут и эти… – он забыл название передачи. – Ну, эти, которые на острове. Их только четверо осталось.

– Да, – помогла ему одна из старушек. – Герои на острове борются за миллион. Вот мы и ждём, кто выиграет. Кто миллионом владеть будет.

– Мы даже ставки сделали, – гордо проговорил опять старичок. – Так садись с нами, посмотришь, кто кубышку-то из нас заберёт.

В общей казне – как я узнала от него – была одна тысяча рублей. Но для стариков главным была не сумма, а азарт – кто станет победителем. На эти деньги они всё равно решили купить что-нибудь к чайку и отпраздновать этим чаепитием всем вместе победу будущего героя.

– Ты садись, новости хотя бы пока посмотришь.

– Нужны ей твои новости, – пробурчала одна из спорящих.

– Как это не нужны? – вступила в разговор словоохотливая бабушка справа от меня. – Очень даже нужны. Она сколько проспала, – и уточнила ворчунье. – Полгода. Вот сколько всего пропустила.

– Да и впрямь, что особенного она пропустить могла? Ничего за эти полгода не произошло из ряда вон выходящего. Ну что такого на твоей памяти?

– Ну как это! Много чего… – пытаясь вспомнить прошедшие полгода, бабушка даже лоб сморщила. – А и впрямь… Ничего. Что осенью, что зимой, что сейчас – всё одно и то же, – сдалась она.

– Вот же, – ехидно проговорила ворчливая старушка. – Ни-че-го.

Спорщики вели беседу, уже не обращая внимания на меня. А тут ещё и началась их долгожданная передача, и они совсем забыли о моей персоне, уставившись в экран телевизора и ловя каждое слово ведущего.

Я же потихоньку, не привлекая их внимания, покинула место просмотра и решила дойти до конца длинного коридора. В палату совсем не хотелось возвращаться.

Я медленно и бесшумно брела по тёмному коридору, пытаясь вспомнить до мельчайшей подробности событий, от того заснеженного вечера до сегодняшнего дня. Мысли путались. Мне было страшно. Я чувствовала себя беззащитной и одинокой.

Как не гнала я от себя мысли о потусторонней силе, но глубоко в душе понимала, что это всё не просто так: голос, девочка, постоянно уложенные волосы на моей голове, этот страшный сегодняшний человек, который на расстоянии умеет лишить рассудка…

И что всё это? Разве не мистика?

Так я брела по коридору, никого и ничего вокруг не замечая.

– Доктор, медсестра! – раздался резкий крик, от которого мурашки побежали по телу.

Я встала как вкопанная, не понимая, кто кого и зачем зовёт.

Из двери последней палаты в конце коридора, до которой я не успела дойти, выскочила женщина средних лет с книгой в руках и закричала:

– Кто-нибудь, помогите!

Я бросилась к ней и услышала позади себя шум. Это бежал весь дежуривший медперсонал и любопытные больные.

– Доктор, – увидев приближающуюся помощь, женщина проговорила. – Я книгу читала, а бабушке плохо стала. Она задыхается.

Подойдя ближе, я увидела пустую палату, только на одной кровати в правом углу тихо лежала старушка, не подавая признаки жизни.

Подбежавшие медики начали приводить её в чувство. Доктор что-то сказал медсестре, и та, выбежав из палаты, понеслась в процедурный кабинет.

Я удалилась от дверей этой палаты. Мешать не хотелось, ведь помочь я ничем не могла. И тут я услышала из палаты напротив голос:

– Доченька, подойди ко мне, пожалуйста.

Я вошла в тёмную палату и увидела на кровати старушку. По виду ей было далеко за девяносто. Сухонькое тело занимало четвёртую часть кровати.

Старушка показала на тумбочку, где стоял пустой стакан, и попросила:

– Налей мне, пожалуйста, водички, – и пояснила. – Не могу встать, ноги совсем не ходят. Из крана прямо наливай, не ходи в столовую. И много не наливай, не удержу, – пока я набирала воду, старушка поинтересовалась. – Опять Катюша пытается уйти в мир иной?

Я посмотрела в сторону противоположной палаты, где врачи боролись за жизнь больной. Там стояла суматоха.

– Отпустили бы уже, зачем её мучить? – продолжала старушка.

Я подала ей стакан, но уходить не торопилась. Отпив немного воды, старушка попыталась поставить его на тумбочку, но чуть не уронила. Я помогла ей и поинтересовалась:

– У неё уже не первый приступ? – я задала вопрос не столько из любопытства, сколько для того, чтобы поддержать диалог.

– За эту неделю – пятый.

– Ого!

– Ей пора туда, её уже ждут.

– Кто ждёт? – не поняла я.

– Как кто? Муж, дети. Они все уже там, впрочем, как и мои. А мы ещё с ней тут, в этом мире. Она уходит, а врачи её возвращают. Зачем?

– Это их работа.

– Это так, милая. А у нас возраст такой, что нам пора. Мы с Катюшей одного года. Хватит, пожили, пора место и другим освобождать. Да и устали мы в этом тяжёлом мире жить, хочется тишины и спокойствия уже. А тут, ну что нам делать?

– Ну что вы такое говорите, – укорила я её. – Сколько нам отведено – столько и будем жить.

– Вот именно, сколько отведено, так эти супостаты не пускают, – она махнула рукой в сторону той палаты, где находилась её подруга.

Я не нашлась, что на это сказать, но решила всё же поспорить с ней:

– Откуда нам знать, что наше время уже пришло?

– Придёт когда твоё время – узнаешь, – она внимательно посмотрела на меня и объяснила. – Твоё время ещё не пришло.

Меня как молния ударила от этих слов. Ведь я уже не раз слышала эту фразу.

А старушка взяла мою руку и добавила:

– Не бойся, милая, – ласково и спокойно проговорила она. – Чтобы ты жила – нам надо уйти.

Её тёплая шершавая рука крепко сжимала мою, и я присела на краешек её кровати. Старушка не отпускала меня, пока я не почувствовала, что её кисть начала холодеть. Старушка ослабла, и её рука беспомощно упала на кровать.

– Живи, доченька, а она тебя убережёт от него, – еле слышно прошептала женщина.

Она замолчала, улыбнулась и закрыла глаза.

Тут я поняла, что бабулька уже не дышит. Раньше мне не приходилось видеть смерть так близко, но мне не было страшно. Я продолжала сидеть и смотреть на умершую женщину.

В палате, где был весь медперсонал, тоже наступила тишина. Все стали медленно выходить из палаты.

Доктор, увидев меня в соседней комнате, подошёл ко мне.

– А вы что здесь замерли? – спросил он, но перехватив мой взгляд, сразу всё понял, взял меня под руку и повёл из палаты. – Настя, ещё одну каталку везите и санитара зовите, – он грустно протёр очки и добавил. – Сегодня вниз поедут два тела.

– Что, и бабушка Соня? – спросила подбежавшая Настя.

– Печально, но факт.

Девушка ахнула и молча отправилась исполнять поручение.

– Боже, вот ведь как бывает… – проговорил доктор, ведя меня уже по коридору. – У них день рождения – в один день, а теперь получается – и смерть тоже в один день, только с разницей в несколько минут. А вам здесь не место, идите в палату.

И доктор вернулся к умершим пациентам, так как по коридору уже ехал последний транспорт для покинувших нас старушек.

Я не смогла уйти и осталась стоять там, где оставил меня доктор.

Постепенно ко мне присоединились и другие больные, чтобы проводить их тела и души в последний путь. Когда старушек провозили мимо, все грустно смотрели им вслед, но только я видела, что позади каталок шли две счастливые сухонькие подружки, взявшись за руки. Когда они поравнялись со мной, то улыбаясь, взмахом руки позвали меня за собой.

Не сопротивляясь, я пошла рядом с ними.