Текст книги "Бумажный огонь (СИ)"

Автор книги: Любовь Безбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   В Эсутору* приехали только к вечеру. Двоюродных братьев Кэна и Хироси укачало. Утомленные дорогой, седые от пыли 'новобранцы' выпрыгивали из кузова грузовика. Человек средних лет в рабочем комбинезоне принял командование у сопровождающего и построил группу в одну шеренгу.

  – Я – Наото Миура, начальник основного цеха, – представился он.

  – Кормить будут? – полюбопытствовал зеленый с дороги Хироси – исключительно из бравады.

  – На вашем месте я бы спросил, когда начнем работу, а у вас все мысли о жрачке, – рявкнул Наото.

   Он произвел перекличку, сверяясь со списком. Убедившись, что прибыли все, Наото повел группу к одному из бараков, где парни оставили свои пожитки, а потом проводил в баню. 'Новобранцы' вертели головами, рассматривая рабочие кварталы. Неподалеку стояли фабричные корпуса, над металлическими крышами торчали черные трубы. Улица тянулась вдоль канала, на другом берегу стояли жилые дома и двухэтажная деревянная школа. Ближе к сопкам располагались дома побогаче, а на склоне виднелся синтоистский храм.

   В общественной бане, в отличие от домашней, вместо бочки с горячей водой стояла большая емкость, в которой зараз могли поместиться человек пять-шесть. Предоставленные сами себе, парни затеяли потасовку, выясняя, кому первому париться в ванне. Хироси сцепился с горластым верзилой. Кэн полез было на выручку, но по дороге получил кулаком по скуле. В отместку ловко подставил ногу обидчику, да не тому. Парень грохнулся об пол, а на Кэна стал наскакивать приятель обиженного, норовя попасть ногой под дых. Кэн поймал каратэку за ногу и крутнул, отчего противник провернулся в воздухе и кошкой приземлился на руки. Метнув взгляд – как там братишка? – Кэн убедился: дрались все. Прыткий детина опрокинул его на пол. Выскользнув из-под тяжелого тела, Кэн пинком придал ему разгон. Детина юзом проехал далеко вперед, сшибая драчунов, и втюхнулся в злополучную ванну. Хироси тем временем деловито запихивал противника головой вниз между каменным сиденьем и стеной.

   Банщик, ругаясь, окатил дебоширов холодной водой и пригрозил полицией. Угроза подействовала лучше воды: вмешательство блюстителей правопорядка могло окончиться отправкой домой, в Тойохару* и его окрестности, причем на своих двоих. Тут заявился Наото Миура и изругал отроков на чем свет стоит. Хироси между делом больно ткнул Кэна в бок, и братья, потирая ушибленные ребра и обколоченные костяшки пальцев, полезли в ванну вместе с первыми, в число которых попали каратэка и верзила, украдкой вытиравший кровь с разбитой головы.

   После бани Наото отвел потрепанных в драке парней в столовую. Там он зорко следил за порядком, пока 'новобранцы' не насытились.

  – Завтра по гудку жду вас на проходной, – заявил он напоследок.

   В бараке долго не спали, шептались, но драк больше не устраивали.

   Ранним утром над рабочими кварталами разостлался протяжный, тоскливый заводской гудок. Начальник цеха, как и обещал, встретил парней около проходной и повел их в двухэтажное управление фабрики, где оставил на попечение пожилого сотрудника.

  – Здравствуйте. Я – заместитель управляющего по работе с персоналом, – представился тот. – Пройдемте в актовый зал.

   Помещение с высоким потолком, бархатными портьерами и длинным европейским столом посередине произвело на парней впечатление. Отроки притихли и расселись на стульях.

  – Сегодня, 6 июня 1932 года, вы переступили порог градообразующего предприятия, которое создал предприниматель Окава Хэйдзабуро.

   Кикути показал на портрет красивого усатого мужчины на стене.

  – Этот человек фактически является основателем города Эсутору. Раньше здесь была всего лишь крошечная деревушка, в которой проживало всего сто двадцать человек. Летом сюда приезжали лесорубы и сезонные рыбаки. Так было до тех пор, пока сюда не приехал Окава Хэйдзабуро – ведущий специалист в области бумажной промышленности...

   Парни мялись от скуки и терпеливо слушали длинную лекцию.

  – Все вы знаете, зачем нужна бумага. А вот для чего нужна целлюлоза?

  – Чтобы порох делать! – недружным хором ответили парни, которые еще вчера клацали в армии затворами винтовок.

  – Правильно, целлюлоза необходима для нужд военной промышленности. Вы, ребята, приняли верное решение работать на таком важном предприятии, как бумажная фабрика корпорации 'Карафуто Когё'. Здесь работает четыреста человек – большая дружная семья. Вам следует осознать себя членами этой семьи, действовать вместе со всеми и не выделяться среди других. Отныне 'Карафуто Когё' – ваш отец и защитник, ваш дом и кормилец. Отныне служение корпорации станет смыслом вашей жизни. Именно ей в первую очередь вы должны отдавать свои силы, не думая о вознаграждении. Сейчас я зачитаю договор найма, который заключит с корпорацией каждый из вас, и который вы подпишете. Служащий отдела по работе с персоналом разведет вас на ваши рабочие места.

   Когда договоры были подписаны, служащий повел новых сотрудников в подсобное помещение, где хмурая женщина выдала каждому поношенный темно-зеленый комбинезон на лямках. Парни тут же переоделись, и служащий вывел их из управы.

   Кэн вовсю вертел головой, оглядывая кирпичные корпуса цехов с маленькими окнами под крышей, длинные деревянные строения с воротами, гулкий металлический корпус железнодорожного склада, от которого тянулись две пары путей. Где-то неподалеку надсадно визжала фреза, из цехов слышался приглушенный гул. Кэн ощущал причастность к большому, солидному, сложному хозяйству, к людям, которые здесь работают, и был доволен, горд и немного волновался – вдруг не оправдает доверия, ведь его взяли на работу в такую мощную, важную корпорацию! Служащий переходил от цеха к цеху и в каждом доверял мастерам по несколько 'новобранцев'. Кэна и Хироси разделили.

  – Мы вместе! – заявил Хироси, но его не стали слушать.

   Братья попали в основной цех, но в разные места. Хироси увели к бумагоделательным машинам, а Кэна забрал мастер по фамилии Титоси, который занимался обслуживанием очистных установок. Здесь стоял оглушительный шум. Для того чтобы ученик слышал, мастер кричал ему прямо в ухо, объясняя, в чем заключается работа.

   Обедал Кэн в столовой. Титоси туда не пошел, потому что носил еду из дома. Зато там уже был Хироси. Брат излучал недовольство.

  – Здорово влипли, – бурчал он, поглощая рис. – И вот так работать – с утра до ночи? Стоило ехать из дома, если здесь то же самое?

  – А мне нравится, – громко сказал оглохший Кэн.

  – Посмотрим, что ты через месяц запоешь, – ответил Хироси.

   Смена длилась двенадцать часов. Вечером Кэн вышел из цехов оглохший окончательно и теперь таращился вокруг, будто попал в иной мир. У проходной подождал брата, который с ходу взялся ворчать:

  – И это что? Деньги? Тебе сколько заплатили?

  – Полторы иены. Только из них за обед вычли и за вчерашний ужин.

  – В месяц сорок пять иен получится. Разве с них много отложишь? И в чайном доме с гейшами не посидишь. А ты хоть раз видел гейшу? Ну, не на улице? А чтобы поговорить?

   Кэн смеялся. Он сжимал в ладони первые в своей жизни заработанные деньги и был счастлив.

  – А семьи заведем, жену на что содержать? А детей? Опять впроголодь?

   Хироси бурчал без остановки. И вдруг замолчал.

  – Девушки, ты глянь!

   Кэн оглянулся и увидел стайку девушек. В ответ на заинтересованные взгляды парней они смущенно улыбнулись. Хироси сразу выбрал маленькую белолицую скромницу. Кэну понравилась другая, совсем юная, с бровями вразлет и маленькими пухлыми губками. Выяснилось, что девушку зовут так же, как сестру – Ёсико, отчего у Кэна приятно захолонуло в груди.

   Братья проводили девушек до общежития. По дороге Кэн выяснил, что Ёсико занимается сортировкой макулатуры, что ее родители живут в Эсутору, и что у нее четверо братьев и сестер и дедушка с бабушкой, старые-престарые. И что ей целых пятнадцать лет. Застиранное хлопчатобумажное кимоно, потерявшее цвет, скрадывало ее фигурку.

   Через месяц заработок поднялся до четырех иен. Всех 'новобранцев' расселили в общежитии для холостяков. Оба брата увлеклись девушками, с которыми познакомились в первый рабочий день. Много общаться с противоположным полом считалось неприличным, зато можно было провожать девушек после смены до женского общежития, неторопливо двигаясь по улице гурьбой по десять-двенадцать человек. Братья опасались, как бы любимых не сосватали без них. Заслать сватов они пока не могли, надо было сперва скопить денег. Вот где могли бы подсобить родители, но они были ой как далеко! Независимость обходилась дорого.

   Кэн попросил Ёсико дать ее адрес на всякий случай. Рядовая улица, как водится, никак не называлась, поэтому девушка нарисовала схему со своим домом. В выходной день Кэн пешком отправился туда. Он не собирался к ней в гости, это было бы верхом неприличия. Просто хотел посмотреть ее дом и, если повезет, увидеть издалека родителей. С ним, разумеется, пошел и Хироси.

   Городской район Ямасигай раскинул кварталы от фабрики до самого моря. Нумано-Хата – ближайшие к морю девять кварталов Ямасигая – находились далеко от фабрики. Идти пришлось долго. Кэн, сверяясь со схемой, отыскал среди тесно наставленных домов и жилище Ёсики. Надеясь увидеть ее родных, он подошел к низенькой ограде и заглянул во двор. Из-под крыльца выскочил черный пес и залаял на Кэна. Из домика выглянул старый дед:

  – Что там, Акира?

   Лай стал остервенелым, белые зубы так и мелькали. Братья переглянулись и пошли прочь. Пес перемахнул через ограду и бросился вдогонку за гостями.

  – Акира, назад! Акира! – кричал дед.

   Куда там! Братья улепетывали что есть духу, а сзади наседал Акира и хватал их за голые икры.

   Прогнав парней целый квартал, пес отстал. Братья остановились, запаленно дыша.

  – Ну, познакомился? – съехидничал Хироси. – Отныне это твой первый родственник. Ну-ка глянь, штаны целы?

   Момохики*, доходящие до середины икры, уцелели, зато ноги у обоих были покусаны до крови. Братья сорвали на обочине листья подорожника, размяли и вытерли кровь. За ближайшей оградой залаяла собака, и парни вздрогнули.

  – Пошли отсюда, пока весь Нумано-Хата на нас собак не спустил, – сказал Хироси. – Хоть сандалии не растеряли...

   Кэн прислушивался к чувству причастности к симпатичному городу с налаженной жизнью – Эсутору ему понравился. Хироси же опять разворчался.

  – Видел, какие особняки отгрохала себе фабричная элита? – зудел он. – С нашими хибарами не сравнить. Отдельно живут, у сопок, подальше от нас, рабочих. А видел, какие апартаменты у мэра? В двухэтажном доме живет!

  – Хироси, ну какая тебе разница, как живут богатые? Испокон веков так было, – ответил Кэн, тяготясь разговором.

  – Ладно, – вздохнул Хироси. – Сегодня вечером сходим в гости к моему мастеру-учителю. Там тебе все объяснят.

  – Что объяснят?

  – Пока еще сам не знаю. Мастер меня к себе позвал. Вместе пойдем. Цутибаси его зовут.

   ...В доме у Цутибаси гости тесно сидели на полу. Кэн увидел и Титоси, удивился. Братья скромно сели около стены позади рабочих, которые подвинулись, освобождая место.

   Цутибаси прокашлялся и взял слово. Он долго рассказывал, как трудно живется рабочим. О том, что дети едят не досыта и не получают самую простую медицинскую помощь, потому что она слишком дорогая. О том, как сложно прокормить, обуть и одеть многодетную семью. О том, что женщины вынуждены работать на тяжелом и вредном производстве, хотя их предназначение – заботиться о доме, огороде и растить детей. В то же время руководство завода каждый год вывозит свои семьи в метрополию, где тепло, много солнца и фруктов. По улицам их возят американские машины с личными шоферами, нашими нищими братьями. Жены руководителей фабрики ходят в шелковых кимоно, а дети посещают отдельную школу, окончив которую, они уедут учиться в Токийский университет, чтобы тоже стать руководителями и жить припеваючи. А дети рабочих закончат только обязательное шестилетнее образование и пойдут на завод, на самую тяжелую работу, и будут получать по четыре-пять иен в день.

   Ничего нового Цутибаси не сказал, все это Кэн знал, однако простые слова пробудили в нем обиду.

  – Разве это справедливо: работаешь по двенадцать часов, с утра до ночи, а денег нет круглые сутки? – с пафосом вопросил Цутибаси.

  – Вообще-то, если честно, рабочие и не должны получать столько же, сколько руководство, – громко высказался тугой на ухо Титоси.

  – Нам и не надо столько же, – ответили ему. – Нам надо столько, чтобы семьи не жили впроголодь.

  – И работать тяжело по двенадцать часов, – поднялся с места Хироси. – После смены в общежитие чуть живой приползаешь, чуть ли не на четвереньках.

  – В самую точку! – похвалил Цутибаси. – Есть у меня одна газета...

   Когда встреча закончилась и гости стали расходиться, Хироси и Кэн подошли к Цутибаси:

  – А что за газету вы показывали?

   Мастер молча протянул газету парням.

  – О, коммунистическая! – удивился Хироси. – Откуда?

  – Этого я вам не скажу, ребята. За эту газету в тюрьму посадят и фамилии не спросят. Друзья передали с Хоккайдо, хорошие люди. О нашем собрании знай себе молчите. Иначе поувольняют всех, да так, что потом на работу никуда не возьмут. Хорошо, что пришли, ребята. Мы не в первый раз собрались и еще соберемся, побеседуем. Если ничего не делать, так всё и останется: работа от зари до зари и нищета.

   В конце августа резко похолодало, да так, что по утрам изо рта шел пар.

  – Зажечь бы хибати*, да дров не напасешься, – бурчал по утрам Хироси, споро натягивая штанишки и ляская зубами от холода. – До зимы еще как до Хоккайдо... Наесться бы до отвала, никакой мороз не страшен. Как семейные-то живут, а?

   Кэн подумал о своей ненаглядной Ёсико. Заслать бы сватов, пока не поздно, но с пустыми карманами свататься было совестно. Женатым к месячному заработку прибавляют пять иен, да и сам заработок с годами растет. Кроме того, фабрика предоставляет жилье молодоженам, но за него тоже придется расплачиваться.

  – Ладно, чайку попили, теперь пошли, что ль, работать, – вздохнул Кэн.

   Работа шла как обычно. Начало событий он проглядел, потому что завязка произошла рядом с бумагоделательной машиной. Начальник цеха Наото Миура брезгливо ощупывал широкую бумажную ленту, которая неторопливо наматывалась с валов каландра* в огромный рулон на накате.

  – Брак погнали, вурдалаки, – ругался Наото. – Бумага шершавая.

   Цутибаси согласно кивал головой и кланялся.

  – Она и будет шершавой, – огрызнулся Хироси. – Это вон на той машине с суперкаландром она гладкая. А здесь суперкаландра нет.

  – Полторы иены штрафу с тебя за непочтительное отношение к руководству! – рыкнул начальник цеха.

   Цутибаси, обильно потея, снова согнулся в поклоне.

  – С тебя пятьдесят иен за плохое качество продукции, – сказал ему Наото и повернулся, чтобы пойти дальше, но наткнулся на оскаленного Хироси. Кожа на скулах парня натянулась.

  – А с него за что? Нормальное у бумаги качество, такое и должно быть. Оно всегда такое на этой машине и лучше не будет!

  – Месячный заработок с тебя сдеру, мальчишка! Работает без году неделя и считает, что разбирается в качестве лучше, чем начальник цеха, который семь лет здесь проработал! Пошел вон, так тебя и разэдак!

  – Ну и сдирай, чтоб ты подавился! А у Цутибаси восемь детей, и на прошлой неделе младенец с голоду помер!

   В цеху было шумно: машины монотонно гудели, формируя и просушивая бумажное полотно, однако разговор на повышенных тонах был отлично слышен издалека. Рабочие с угрюмыми лицами наблюдали за происходящим.

  – Чего встали? Работать! – рявкнул Наото.

   Хироси, сузив глаза, нехотя подвинулся, уступая дорогу. Начальник цеха пошел, не оглядываясь. За спиной Хироси послышался грохот. Парень обернулся и увидел лежащего на полу мастера. Подбежал к нему, стал тормошить:

  – Цутибаси-сан! Цутибаси-сан!

   Глаза мастера чуть приоткрылись, обнажив жутковатые белки.

  – Он умирает! – вскрикнул, испугавшись, Хироси.

   Стали подходить рабочие. Один из них склонился над мастером и сказал:

  – Обычный голодный обморок. Ничего, сейчас оклемается.

   Цутибаси начал приходить в себя. Приподнявшись, он с тупым удивлением оглядел собравшихся людей.

  – Поднимайся давай. Не ровен час затопчем, – произнес один из рабочих с невнятной угрозой в голосе. – Вон и Наото-сан, легок на помине...

  – Это что еще за новости? – загавкал Наото, который увидел непорядок и вернулся. – А ну по местам все! Чего вздумали, демонстрации тут устраивать? Штраф с каждого по одной иене!

   Толпа не шелохнулась. От взгляда двух десятков мрачных людей в замызганных комбинезонах начальнику цеха стало не по себе.

  – По местам, я сказал! Всех поувольняю к чертовой бабушке!

  – Цутибаси-сан, глуши станок, – устало сказали в толпе.

  – Что?! Бунтовать вздумали? Я сейчас заглушу...

   Толпа двинулась на Наото. Начальник цеха замолчал и попятился. Ровный гул прекратился: бумагоделательные машины остановились. С соседних участков доносился грохот гидроразбивателей, пульсационных мельниц и очистных агрегатов. Оттуда уже стягивались рабочие, и их лица не предвещали ничего хорошего. Среди них Хироси заметил Титоси и Кэна.

   Наото затравленно огляделся в поисках отступления.

  – Так по сколько штрафу ты нам вломил, сукин сын? – с угрозой спросил один из рабочих.

  – За что мы тут горбатимся? Чтобы такие, как он, на Кюсю катались каждое лето? – возмутился другой.

  – За наш счет катаются, кровопийцы! Тут не знаешь, чем ребенка на ужин покормить, дитё голодное спать ложится, а этот брюхо себе нажрал на наши деньги! Полторы тысячи получает в месяц, а мастер участка – всего лишь двести!

   Рабочие загалдели. Голоса множило эхо огромного помещения.

  – Значит, бунт затеяли, голодранцы! А кто вам крышу над головой обеспечил, забыли? – выкрикнул Наото.

  – Уж не ты ли, нахлебничек ты наш? А ну иди сюда!

   Ряды сомкнулись вокруг начальника цеха. Тот заметался:

  – Расступитесь! Дайте дорогу! Это бунт! Остановитесь, безумцы! Опомнитесь! Я не виноват! Это руководство заставляет меня назначать штрафы! Оно даже план по штрафам дает на месяц! Это все они!

   К центру круга пробивался Ясуда, один из мастеров основного цеха.

  – Расступитесь! – кричал он. – Отпустите его! Мы не убийцы, нам его смерть ничего не даст! В ответ на силу мы получим насилие. Будем действовать по-другому!

   Ясуда пользовался авторитетом среди рабочих. Они расступились, освобождая Наото узкую тропу к выходу. Начальник цеха втянул голову в плечи и, по-волчьи озираясь, почти бегом покинул помещение. Его провожали полные ненависти взгляды.

  – Объявляю забастовку! – прокричал Ясуда. – Остановить производство! Идем к управляющему и предъявляем четкие требования. Затем возвращаемся на свои места и продолжаем работать.

   Агрегаты начали останавливаться. На цеха обрушилась тишина. Толпа повалила на улицу. Братья с трудом пробились друг к другу.

  – Наконец-то! – восторженно кричал Хироси на ухо оглохшему Кэну. – Наконец бастуем! Теперь всё изменится!

  – Его же чуть не разорвали, Хироси! – твердил своё Кэн, не слушая брата.

  – Поделом ему, захребетнику! – отвечал Хироси с опасным блеском в глазах. – Он мне штраф назначил – месячный заработок! Я бы его собственными руками разорвал!

   Кэн идти не хотел, забастовка и ярость рабочих ужаснули его. Ведь он подписал трудовой договор, и то, что он сейчас делает – непорядочно. Оставаясь среди бастующих рабочих, он подрывал доверие тех, кто дал ему работу. Однако рядом шел брат, возбужденный, веселый, с горящими глазами, и Кэн не мог его бросить – так же, как не мог оставить коллектив, который стал его семьей. В полном раздрае Кэн покинул цеха вместе со всеми.

   На территории собралась огромная толпа и двинулась в сторону управы. Несколько рабочих побежало в другие цеха и подсобные мастерские. Умолкли фрезы и пилы, остановилась выгрузка леса с больших грузовиков. Люди в толпе возбужденно переговаривались и кричали.

   Здание управления встретило бастующих пустотой. Администрация получила известие от Наото Миуры и разбежалась.

  – В элитные кварталы, к управляющему! – выкрикнул Ясуда. Толпа взревела и двинулась вслед за лидером. Позади осталась опустевшая территория, на которой установилась непривычная, пугающая тишина.

   Улица перед огромной толпой обезлюдела. Даже собаки, и те попрятались. Братья старались держаться рядом. Начал накрапывать дождь, который никто не заметил.

   Рабочих встретила конная полиция. Позади отряда подъехал 'Додж' управляющего. Забастовщики остановились, не прекращая шуметь и выкрикивать проклятия. Из автомобиля вышел сам Такахаси в распахнутом европейском плаще. Полиция верхом расступилась, позволяя руководителю пообщаться с рабочими.

  – Что за безобразие вы тут устроили? – холодно осведомился Такахаси. – Немедленно возвращайтесь на свои рабочие места. Фабрика не должна останавливаться. Простой производства принесет корпорации убытки, которые будут возмещены за счет виновников.

   Рабочие загудели, как пчелы в улье. Ясуда выступил вперед.

  – Мы вернемся в цеха, но сначала выдвинем свои требования, – заговорил он. – Мы требуем в два раза повысить заработную плату!

  – Это всё?

  – Нет, не всё. Требуем сократить рабочий день до восьми часов. Кроме того, требуем уменьшить размер штрафов до пяти процентов от месячного заработка.

   Цутибаси беспокойно топтался рядом с братьями.

  – Плохо это кончится, ребята, – негромко сказал он, чтобы в гудящей толпе его услышали только Кэн и Хироси. – Не будет нам ни заработка, ничего. Выставят нас за ворота, да и дело с концом.

  – Это мы еще посмотрим! – ответил Хироси. – Эх, оружие бы, с полицаями мигом бы разобрались!

  – По вашей вине фабрика стоит, а вы еще и что-то требовать посмели? – зло заговорил Такахаси. – Если вы станете работать по восемь часов, я буду вынужден соответственно на треть урезать вам заработок. А если вы хотите получать в два раза больше, мне придется уволить половину рабочих, а остальные будут работать двадцать четыре часа в сутки! Всё. Разговор окончен. Все возвращаются на свои места.

   Толпа зашумела и засвистела. Рабочие двинулись в сторону управляющего. Тот дал сигнал начальнику полицейского отряда и пошел к машине. Ряды полицейских сомкнулись и вклинились в толпу забастовщиков, в ход пошли хлысты и дубинки. Поднялся крик. 'Додж' уехал, потащив за собой хвост пыли.

   Рабочие вцеплялись в одежду полицейских и стаскивали их с лошадей. Хироси рванулся вперед, в самую гущу событий, и Кэн его потерял. Цутибаси снова начал терять сознание и осел на землю. Пробиться через дерущуюся толпу не удавалось, к тому же полицейский огрел Кэна дубинкой по спине. Прямо над головой щерились желтые лошадиные зубы. Опасаясь попасть под копыта, Кэн стукнул кулаком по раздутым ноздрям лошади. Та, хрипя, попятилась, а Кэн полез через толпу в поисках брата. Нога наступила на что-то мягкое. Мельком он увидел, что идет прямо по растоптанному полицейскому, но свернуть в сторону не получалось. Отовсюду его больно толкали разгоряченные, обозленные, кричащие люди, занятые дракой. Загремели первые выстрелы. Послышались отдельные возгласы, крик усилился. Оставшиеся в седлах полицейские отступили. Когда отряд отъехал на приличное расстояние, один из них поднял пистолет и выстрелил в забастовщиков. Толпа всколыхнулась, в ответ полетели камни. Полицейский собрался было стрелять еще, но сослуживцы отобрали у него оружие.

   Отряд удалился прочь, а толпа победно завопила. Тут нашелся Хироси, который тряс табельным пистолетом полицейского:

  – Смотри, братишка, теперь мы – сила!

   Кэн настолько был потрясен событиями, что не смог ничего ответить. Больше всего ему хотелось покинуть забастовщиков, но это было опасно. Кроме того, он не мог оставить брата.

   Толпа двинулась дальше, перешагивая через убитых. Забастовщики перешли канал Масурао по автомобильному мосту и направились к сопкам, где раскинулся квартал фабричной элиты. Добравшись до дома Такахаси, рабочие стали громко скандировать и требовать открыть ворота. Никто не откликнулся. Металлическую ограду опрокинули, дверь вышибли. Дом встретил пустотой. Даже прислуги, и той не было.

  – Красного петуха ему! – заорали в толпе.

   Дом подожгли. Забастовщики рассыпались по поселку, круша стекла в окнах.

  – В сопки ушли, – говорили рабочие. – Руки чешутся добраться до этих глоток!

   Толпа оставила опустевшие жилые дома и набросилась на лавки и магазины. Начался разгром и грабеж. Ясуде это не понравилось.

  – Остановитесь! – призывал он. – Мы – честные люди, а не грабители и убийцы!

   Как ни странно, рабочие послушались и начали стягиваться вокруг Ясуды. Элитный околоток погрузился в тишину, только со стороны дома управляющего слышался настойчивый гул мощного пламени, пожирающего нарядный особняк, да кое-где еще слышался звон разбиваемых окон.

  – Поймите, вы даете повод полиции рассовать всех нас по тюрьмам за хулиганство и разбой, – увещевал Ясуда. – Наша цель – добиться повышения заработка и сокращения рабочего дня, а не устраивать погром в городе.

   Забастовщики поостыли и потянулись назад, к фабрике. Братья, шагая среди толпы, делились друг с другом впечатлениями. Хироси был очень горд трофеем, всё вертел пистолетом перед носом Кэна и хвастался.

  – Винтовочку бы еще, как в армии, да каждому, всё чего хочешь добились бы! – повторял он.

   На обратном пути толпа остановилась там, где произошла стычка с полицией. Рабочие оглядели погибших. Полицейских оставили, своих забрали. Среди них был и мастер Цутибаси. Очевидно, когда он упал, лошадь попала копытом ему в голову. Хироси, увидев погибшего учителя, растерянно заморгал и ссутулился.

  – Теперь отступать поздно, – сказал он Кэну. – Будем стоять до конца.

  – Где наши девочки, брат? – спросил вдруг Кэн.

   Хироси резко остановился. На него наткнулся идущий сзади рабочий и отвесил отроку подзатыльник. Хироси даже не дернулся.

  – Вряд ли они на фабрике. Давай-ка к женскому общежитию сходим, – предложил Кэн, оглядывая кварталы, замершие в тревожном молчании. – Если они там, их надо отправить домой.

   Парни ни разу не заходили в женское общежитие, но они знали, как расположены окна любимых. Братья бросали в окна камешки, пока девушки не откликнулись. Они сразу поняли, что хотят парни, и вышли из общежития с пестрыми узелками. Очутившись на неприветливой улице, обе задрожали от страха. Братья довели их до Ямасигая, где по-прежнему текла размеренная жизнь, словно ничего не случилось. Остановив двух рикш, они помогли подругам усесться и оплатили проезд.

   Проводив любимых, братья вернулись на фабрику. Территория поразила неправдоподобной тишиной. Рабочие в цеха не заходили, рассыпались кучками и обсуждали сложившееся положение. Женщин не было. Горели костры, в котлах варился рис. Рядом с железнодорожным складом стояли пустые вагоны. Около одного из костров стоял Ясуда, говорил громко:

  – Больше никаких погромов! Производство будет стоять до тех пор, пока руководство не выполнит все наши требования. Территорию фабрики покидать не рекомендую, если не хотите неприятностей с полицией. За ворота выходить только большими группами и после согласования со мной. Продукты будем закупать в ближайших магазинах.

  – Сколько времени бастовать-то будем? – спросил один из рабочих.

  – Столько, сколько понадобится! – ответил Ясуда.

   На территорию заехало два грузовика с лесом. Узнав, что случилось, шофера изменились в лице и развернули грузовики обратно.

  – Надо написать письмо главе корпорации, – предложил Титоси. – Рассказать, как нам живется, объяснить, что на наш заработок прожить нельзя, и просить о милости.

  – Главе корпорации! – с насмешкой ответил Ясуда. – Господин Хэйдзабуро озабочен только своей выгодой. Он не станет отрывать от себя, чтобы платить нам больше.

  – Тогда написать мэру Эсутору и губернатору Такеши Имамуро, объяснить, что произошло, и что рабочие от голода теряют сознание.

   Предложение Титоси поддержало несколько рабочих.

  – Мэру до нас и дела нет. Губернатору тем более, – отрезал Ясуда.

  – Тогда – премьер-министру Сайто Макото в Токио и нашему императору Хирохито.

  – Никто не примет нашу сторону, никто не поможет. Нам самим придется отстаивать наши права, – ответил на это Ясуда. – Не сумеем – значит, всё останется по-прежнему.

   Утром в цеха никто не пошел. В половине девятого к распахнутым воротам подъехал 'Кадиллак' градоначальника, 'Додж' Такахаси и грузовик с полицейским отрядом. Полицейские высыпали из грузовика и выстроились в шеренгу. Из автомобилей вышли мэр и управляющий и встали впереди строя. Две сотни рабочих сгрудились вместе. В полной тишине Ясуда выступил вперед и четко продиктовал требования.

  – Руководство фабрики вчера дало вам разъяснение, почему не может выполнить ваши требования, – заявил мэр. – Возвращайтесь в цеха и работайте. Обещаю, что никто не будет наказан за беспорядки, которые вы вчера учинили. Наказание понесут только те, кто убил полицейских.

  – Наши люди тоже были убиты, – ответил Ясуда. – Они погибли, отстаивая наши права. Если мы отступимся – значит, они погибли напрасно.

  – Совершенно напрасно, – процедил управляющий.

   Среди рабочих прокатился недовольный, опасный шелест.

  – Я связался с руководителем корпорации Хэйдзабуро, – сказал Такахаси. – Я не имею права принимать решения без его согласия. Господин Хэйдзабуро категорически против повышения заработной платы, потому что это неизбежно приведет к убыткам. Если вы не прекратите бунт добровольно, вам придется иметь дело с полицией.

  – Мы уже имели с ними дело, – выкрикнул Хироси, сжимая в руке пистолет.

  – Это забастовка, а не бунт! – уточнил Ясуда, обращаясь и к руководству, и к рабочим.

  – Я собрал усиленный отряд, который только ждет команды, – предупредил мэр. – Если подавить бунт не удастся, вы будете иметь дело с военными.

  – Так они вас и послушаются, – ухмыльнулись в толпе.

  – Я беседовал вчера с губернатором Карафуто, – ответил градоначальник. – Господин Такеши дал согласие задействовать вооруженные силы для подавления бунта. Как видите, я пока пытаюсь решить конфликт малой кровью.

  – Они на нас вояк натравить хотят, слышите? – бросили из толпы.

   Послышались угрожающие выкрики. Полицейский кордон перестроился и загородил начальство.

  – Эх, не успел, – сокрушенно произнес Хироси. Он подпрыгивал на месте с пистолетом в руке, пытаясь разглядеть через головы, что происходит впереди. – Пристрелить бы кого-нибудь из них... Не успел!