Текст книги "Червь на осеннем ветру"
Автор книги: Любомир Николов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
2
Дорога вилась вверх, среди песчаных кустарников и залитых солнцем травянистых склонов, время от времени ныряя в тень буковых лесов и выныривая обратно. Наверху мелькали пестрые кабинки подъемников.
– Эта гора – истинное богатство вашего города, – сказал Лемхович. – Немногие столицы могут похвастать такими чудесными возможностями для туризма.
– Если останется время, мы можем поехать на экскурсию, хотите? – предложила переводчица. – Вы увидите, как здесь красиво. Сверху весь город как на ладони. А можно вечером подняться наверх – ночью картина просто фантастическая. Целое море света…
Машина последний раз повернула и остановилась у подножия телебашни. У входа их уже ждал ведущий программы – невысокий смуглый мужчина с вьющимися волосами и тонкими черными усиками. Пока они выходили из машины, он смотрел на них таким же взглядом, который вызвал у Лемховича раздражение во время их вчерашней встречи, – внимательным и слегка насмешливым. В изысканном темном костюме и с золотой булавкой на модном широком галстуке, он скорее был похож на важного торгового представителя, контролирующего доставку ценных товаров. «Специалист по провокационным интервью, – подумал Лемхович. – Будет пытаться любой ценой оживить беседу неожиданными вопросами. Поглядим, поглядим…»
Вместо раздражения эта мысль его развеселила. Давно прошло то время, когда он тушевался перед журналистами и что-то бормотал в ответ на их безудержное любопытство. Теперь он знал, как справиться с кем угодно из их братии. Если придется, он поставит на место этого самоуверенного парня, но, будем надеяться, до этого не дойдет. Наиболее подходящей в данный момент ему казалась нейтральная позиция – всемирно известный ученый благосклонно отвечает на вопросы журналиста и обходит нарочитым молчанием неудобные темы. А для разнообразия можно будет подбросить неожиданную оценку собственной роли в науке. Он любил пошатать перед публикой собственный пьедестал.
Ведущий манерно протянул руки и что-то проговорил.
– Добро пожаловать в наш телецентр, профессор Лемхович, – перевела девушка. – Съемочная группа готова. Пожалуйста, в студию.
Пока они шли по широкому фойе и поднимались по лестнице на второй этаж, ведущий продолжал говорить. По сути дела, в его речах не было ничего нового. Они еще вчера обговорили тему передачи. Лемхович будет беседовать с несколькими представителями из числа зрителей. Разговор будет протекать без предварительной подготовки, чтобы не нарушалось впечатление непосредственности и подлинности. Тележурналисты всегда любят говорить о непосредственности и подлинности, хотя редко могут объяснить, что конкретно имеют в виду.
Студия оказалась небольшим залом со стенами из меняющего цвет пластика типа «хамелеон». С потолка свисали десятки прожекторов с большими белыми номерами, между прожекторами спускались гибкие металлические щупы с миниатюрными камерами наверху. Лемхович сочувственно посмотрел на режиссера за пультом, отделенным от студии прозрачной стеной. Не позавидуешь – он из личного опыта знал, как трудно управлять этими манипуляторами, обладающими неограниченной степенью свободы.
За круглым столом уже сидели семеро приглашенных из числа зрителей, и ведущий представил каждого по очереди: крупный, широкоплечий механик строительных кранов; высокий и тщедушный социолог с длинными руками, длинным носом и давно не стриженными волосами; молодая домохозяйка с вечерней прической, одетая в свое лучшее платье (а как же, ведь все соседи будут смотреть на нее по телевизору!); артистично небрежный писатель в кожаном пиджаке и свитере с растянутым воротом; чертежница лет тридцати пяти с вечно ожидающим взглядом старой девы; коротко подстриженный школьник с вызывающе прищуренными глазами, одетый в строгий черный костюм (несомненно, навязанный ему родителями, но парнишка все же не отказал себе в удовольствии ослабить узел галстука и расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки); и наконец – низенький, плотненький мужичок с жидкими седоватыми волосами, научный сотрудник Национального исследовательского центра видеоники. «Коллега, – подумал Лемхович. – Скромный, но тщеславный. Иначе какого черта ему очки с такими толстыми стеклами, давно бы сделал операцию».
Он кивнул гостям, опустился в кресло так, словно это было кресло стоматолога, прикрыл глаза и отдался во власть съемочной бригады. Уже сейчас ему становилось душно от софитов. Кто-то провел по его лицу губкой с гримом (чтобы лицо не выглядело красным на экране), другой быстро закрепил за ухом микрофон для синхронного перевода.
– Готовы? – раздался голос режиссера из репродуктора.
– Готовы! – ответил ведущий.
– Внимание! Прямой эфир. Тишина в студии!
Передача началась.
3
Ведущий привычным жестом откинулся в кресле, словно хотел обозначить дистанцию между собой и гостями. Его взгляд стал сосредоточенным, профессиональным. Он уже отрывался от людей и видел перед собой лишь объекты для беседы, которыми он будет манипулировать самым оригинальным способом. Подперев рукой слегка склоненную в сторону голову, он повернулся к камере.
– Добрый вечер, дорогие друзья телепередачи «Гость третьей программы». Прежде всего позвольте вас поблагодарить за сотни писем, которые мы получили на прошлой неделе. В них вы предлагаете разные темы для обсуждения в нашей программе. Но большинство из вас интересует тема, касающаяся нового вида искусства, охватившего за последние годы весь мир. Как вы понимаете, я имею в виду видеонику.
Лемхович улыбнулся. Начало было хорошим, только немного фальшивым. Вряд ли они ждали писем предыдущей недели, чтобы определить тему передачи. Во всяком случае, его пригласили месяц назад.
– Авторы самых интересных писем рядом со мной в студии, – продолжал ведущий. – Они – представители разных профессий (он быстро их перечислил). А теперь я с удовольствием сообщаю, что на наше приглашение любезно откликнулся сам профессор Адам Лемхович, создатель видеона. Мы рады приветствовать вас у нас в студии, профессор Лемхович. Могу вас заверить, что все присутствующие с интересом выслушают то, о чем, мы надеемся, вы нам расскажете.
Он выдержал короткую паузу, прищурил глаза и нанес первый удар.
– Итак, начнем с вопроса: кто такой профессор Лемхович?
«Хорошо, мой мальчик, – подумал Лемхович. – Давай попробуем пошатать пьедестал и посмотрим, что из этого выйдет».
– Вижу, вы любите «брать быка за рога», – сказал он с прекрасно разыгранной наивностью. – Ну, думаю, на этот вопрос можно ответить двумя словами. Кто такой профессор Лемхович? Очень просто – самозванец и узурпатор.
– Вы шутите, – стушевался ведущий. На мгновение он выпустил ситуацию из-под контроля и любой ценой должен был выиграть несколько секунд, чтобы восстановить этот контроль.
– Нет, отчего же… – Лемхович был сама святая невинность. – Конечно, Нобелевская премия, которую мне вручили пятнадцать лет назад, действует… мммм… гипнотически на широкие массы. Но множество известных ученых, которых я глубоко уважаю, придерживаются мнения, что я не кто иной, как узурпатор открытия, которое, если можно так выразиться, «витало в воздухе». И признаюсь, что их очень смущает, когда при личных встречах я сообщаю, что полностью с ними согласен.
Ведущий медленно приходил в себя.
– Вы хотите сказать, что на вашем месте любой другой открыл бы то же самое?
– Не только на моем месте. Вообще-то надо подчеркнуть, что в нашем двадцать первом веке новые открытия – действительно исключительная редкость. В этом смысле видеоника – не открытие. Если произвести серьезную оценку собственных заслуг, я бы сказал, что просто собрал вместе нужные элементы. Как делает, например, повар. Но не когда готовит какой-нибудь кулинарный шедевр, а когда варит самый элементарный бульон. Сам же шедевр, повторяю, обязан не мне, а историческому развитию электронных средств информации.
– И… часто вы высказываете подобные мысли? – осторожно прощупывал почву ведущий.
– Всякий раз, когда имею такую возможность. – Лемхович распалялся, как всегда, когда шла речь о его незаслуженной популярности. Знал, что это не имело смысла, и все же пытался объяснить, как обстоят дела. – Может быть, поэтому на Западе меня перестали приглашать на шумные симпозиумы. Я имею в виду не серьезные научные встречи, а те, которые проводятся больше в целях рекламы и пропагандистской шумихи, чем настоящей работы. Для таких симпозиумов, естественно, нужна гигантская фигура, какой-нибудь научный супермен или, по меньшей мере, что-то типа уэллсовского доктора Моро…
Писатель проявлял явное нетерпение. На лбу у него выступили капельки пота. Непрактичный человек – являться в студию в свитере и кожаном пиджаке. Наверное, ему хотелось их снять, но ведь нельзя же.
– Извините, я задам вопрос, на который вы можете не отвечать, – сказал он. – Почему с такими взглядами вы не отказались от Нобелевской премии?
Лемхович медленно кивнул. Когда-то он боялся этого вопроса. Журналисты всегда его задавали, и вначале он пытался уклониться от ответа. Позже он понял, что молчание бесполезно. Слава висела над ним подобно увеличительному стеклу, от которого никуда не деться. Откровенность, полная откровенность – это было единственным решением.
– Видите ли, все очень просто, – задумчиво начал он. – Я мог бы оправдаться, ссылаясь на скандальные последствия подобного отказа, на натиск со стороны научной общественности или на то, что находился под гипнозом огромного успеха. Но правда состоит в том, что я просто не мог победить собственное тщеславие. Такое бывает лишь один раз в жизни, и… кто безгрешен, пусть бросит в меня камень…
Он вновь вспомнил тот счастливый вечер пятнадцать лет назад, когда он бежал домой с бутылкой шампанского, возбужденный, опьяненный, ликующий. Наконец-то! Наконец! Марта поцеловала его на пороге, Филипп восторженно кричал из холла. Потом все бросились поднимать первый тост за Игнасио, с которого все и началось. Телефон обрывался – родные, коллеги и знакомые наперебой поздравляли виновника торжества. Как быстро узнали, удивлялся он и сиял в лучах славы – видный ученый, лауреат Нобелевской премии, гордость родной науки. Он и не подозревал тогда, что все закончится вот так – раздражением и усталостью, сожалением, что не подумал как следует, прежде чем принимать незаслуженные почести.
А теперь не хотел ничего другого, кроме одного – быть дома с Мартой и печься о здоровье Игнасио.
4
Предавшись воспоминаниям, он перестал прислушиваться к громкому голосу переводчицы, долетающему из наушников. Увидев, что все смотрят на него в ожидании, он улыбнулся, как бы извиняясь.
– Простите, отвлекся. Что вы сказали?
– Мне кажется, что вы слишком строги к себе, профессор, – повторила чертежница. – Во всяком случае, так это выглядит для тех, кто, как и я, не слишком сведущ в вопросах видеоники. Знаю лишь одно – что новый вид искусства охватил весь мир, в каждом доме есть видеон…
– У нас дома целых четыре! – вставила домохозяйка, глядя прямо в объектив камеры.
– …и что для меня это действительно эпохальное открытие, – поморщившись, продолжала чертежница. – Поэтому прошу вас объяснить более подробно, что вы имеете в виду, когда утверждаете, что идея видеона «витала в воздухе»?
Приступили к «научной части» беседы. В такие моменты Лемхович действительно начинал волноваться. Ему казалось, что он говорит слишком сухо, с излишними техническими подробностями. Но иного способа объяснить сущность видеоники не было. Он утешал себя тем, что хотя бы части зрителей будет полезно услышать, как создавался новый вид искусства.
– Хорошо, давайте начнем с самого начала. Что такое видеон? В общих чертах его можно было бы назвать бесконечно длинным фильмом. Если вспомнить историю кино, мы увидим, что продолжительность фильмов непрерывно растет – с нескольких минут до часа, полутора часов, потом двух-трех-пятисерийные… К середине прошлого века появляются телесериалы по 20, 30, даже по 100 серий. Это уже довольно близко к видеону, ведь так?
– Но не совсем! – с вызовом возразил школьник.
– Правильно, не совсем. И все же в то время довольно успешно создаются многосерийные телевизионные фильмы по крупнейшим произведениям классической литературы. Кинематограф, в силу ряда обстоятельств, не смог бы этого сделать.
– Приятно слышать добрые слова в адрес телевидения, – попытался завладеть беседой ведущий.
– И еще, – прервал его Лемхович. – Видеоника не могла бы появиться без телевидения. Да и что такое видеон, если не слегка видоизмененный телевизор?
Он оглядел присутствующих. Слава богу, все слушали с интересом. Не было необходимости наспех сворачивать тему и искать более примитивные примеры. Он не любил строить из себя шута перед публикой. В конце концов, его пригласили рассказать о видеонике, и поэтому подробности здесь вполне уместны.
Научный сотрудник придвинулся вперед, как бы давая понять, что ему удобнее общаться напрямую, не прибегая к переводу.
– Профессор, я хочу спросить вас как специалиста – какой момент в развитии телевидения вы считаете переломным на пути создания видеоники?
– Рискую вас удивить, коллега, но придется вернуться далеко назад. В 60-е годы прошлого века Советский Союз начал эксперимент по пересылке факсимиле газет из Москвы в Сибирь. Таким образом удавалось избежать дорогих транспортных расходов при перевозке печатной продукции самолетами. Чтобы улучшить качество передаваемых символов, сигнал пропускался через компьютер. Думаю, что начиная с этого момента можно говорить об исторической неизбежности видеона.
– Да, благодарю вас, – удовлетворенно кивнул собеседник.
Наступило короткое молчание. Потом механик, несколько смущенный, поднял руку, как школьник.
– Извините, вам, может быть, и ясно, но мне – не совсем. Почему использование компьютера означало, что сделан шаг к видеону? Насколько я знаю, сегодня каждый телевизор снабжен компьютером, но не имеет ничего общего с видеоном.
– «Ничего общего» – это сильно сказано, но в принципе вы правы, – согласился Лемхович. – Действительно, сегодняшние телевизоры снабжены мини-компьютерными блоками. И в этом смысле все они наследники того сибирского эксперимента. Позже, в 70-е и 80-е годы прошлого века, комбинация «телевизор – компьютер» применялась для получения телевизионного изображения при передаче картинки с борта космических станций. Таким способом были получены фотографии Марса, Меркурия, Венеры, Юпитера, Сатурна… одним словом, всех планет Солнечной системы и их спутников.
Он помолчал, вспоминая далекие годы, когда с жадностью рассматривал фотографии из космоса, не подозревая, что через десятилетия они определят его судьбу. Потом покачал головой и продолжил:
– А давайте поставим вопрос следующим образом: какова сегодня роль компьютерного блока при создании телевизионного изображения?
– Сохранение статического изображения! – выпалил школьник, словно боясь, что его могут опередить.
– Замечательно, молодой человек, – одобрительно улыбнулся ему Лемхович. – Ответ правильный. Вы, наверное, интересуетесь электроникой?
– Нет, просто по физике проходили. – Парень пытался говорить небрежно, но было видно, что он готов лопнуть от гордости. В его блаженном возрасте ему, видимо, не верилось, что у славы может быть и обратная сторона.
– Хорошо, вернемся к нашей теме. Мы дошли до статического изображения. Но прежде чем говорить об этом, давайте вернемся к истории телевидения. Довольно длительный период своего существования оно базировалось на передаче цельного изображения – по 25 раз в секунду передается весь кадр со всеми его подробностями, независимо от того, что он уже был показан за доли секунды до этого. Такой архаичный процесс называется динамическим принципом.
Он облокотился на стол и продолжил излагать свои тезисы медленно и спокойно, словно читал лекцию в Политехническом институте.
– А теперь – о сегодняшнем статическом принципе. В конце прошлого века возникла идея нового метода с использованием связи компьютер – телевизор. Вместо того чтобы непрерывно передавать весь кадр целиком, статические элементы запоминаются в памяти компьютера и непрерывно подаются на экран. В это время передающая станция передает только динамические изменения в кадре. Происходит экономия мощности передатчика, устраняются помехи.
Все за столом одобрительно закивали. «Хорошо, если поняли, – с надеждой подумал Лемхович. – А то слишком много появилось чудес техники, которые мы используем, ничего в них не понимая».
– Да, я читал о статическом принципе, – произнес социолог. – Но дело в том, что меня всегда занимал довольно наивный вопрос… Что произойдет, если включить телевизор в середине передачи? Ведь в памяти компьютера неоткуда взяться статическим элементам. Означает ли это, что мы увидим лишь движущееся изображение?
Лемхович открыл было рот, но ведущий, утомленный столь долгим молчанием, поспешил взять слово:
– Позвольте мне ответить. Чтобы избежать опасности «неполного» изображения, каждые две секунды передается весь кадр целиком. Фактически единственное неудобство – это почти незаметное отставание при появлении картинки…
Он самодовольно взглянул на Лемховича, словно хотел сказать: «Видите, мы тут тоже не лыком шиты!» Но именно в этот момент его прервал научный сотрудник:
– Подобное отставание было гораздо более заметным в старых телевизорах с электронно-лучевой трубкой.
– …Что же касается преимуществ, то они очевидны, – немного нервно продолжил ведущий. – Статические элементы передаются в 50 раз реже, и это позволяет уместить в передаче гораздо больше информации.
– Я видел изображение на экране музейного экспоната прошлого века, – вмешался школьник. – Как на старинной фотографии – сплошные точки и пятна.
Ведущий свирепо взглянул на него, но Лемхович, откинувшись в кресле, похлопал парня по плечу.
– Спасибо за поддержку. Будем считать, что со статическим принципом мы закончили. Добавлю лишь, что первые телевизоры нового типа обладали слишком массивным компьютерным блоком. Благодаря развитию электроники в начале нового века он стал приобретать все более компактные размеры, пока не стал таким, каким мы его видим сегодня – маленькая коробочка в почти плоском телевизионном приемнике.
Механик выглядел неудовлетворенным. Он крутился в кресле, переводя взгляд с одного собеседника на другого, и наконец не выдержал:
– Признаюсь, что мы узнали много нового… ну, по крайней мере, я. Но вы так и не ответили на мой вопрос. Какая связь между статическим принципом и созданием видеона?
– Еще чуточку терпения, – успокоил его Лемхович. – Связь почти абсолютная. При статическом принципе компьютер берет на себя заботу о неподвижном изображении. Логично спросить – а не можем ли мы загрузить его и движущимся изображением?
– В этом ваша идея? – воскликнула чертежница.
– Увы, нет. Рискую разочаровать моих почитателей, но должен признаться, что и эта идея была высказана до меня. В 2003 году ее озвучил Шарль Терлье, а через несколько месяцев – Игорь Мостовский… Не говоря уже о многочисленных публикациях на подобную тему между 2010 и 2015 годом. Двадцать лет назад идея создания видеона уже существовала. И когда компьютерная техника шагнула далеко вперед, оставалось лишь кому-то подхватить идеи Терлье и Мостовского и применить их на практике. По чистой случайности первым оказался я. Вот и все.
Опять наступило молчание. Ведущий смотрел на Лемховича с кислой миной. Беседа пошла совсем не в том ключе, на который он рассчитывал.
– Профессор, вы первый открыватель, с которым я встречаюсь, – запнулась домохозяйка. – Извините за любопытство. Вы можете припомнить, как у вас возникла мысль о создании видеона?
– Конечно, помню… Это было очень давно. Но подождите, я должен рассказать вам об Игнасио…
5
Игнасио сидел у двери хижины и делал вид, что не имеет к происходящему никакого отношения. Даже не шевелился, лишь уголки его губ слегка подрагивали, но четверых солдат это не интересовало. Под руководством сержанта они перетряхивали бедные пожитки, перевернули старую дощатую кровать, разодрали соломенную подстилку и в смятении огляделись вокруг. В тесной хижине человеку скрыться негде.
– Здесь он! – взревел в бешенстве тучный сержант. – Проклятие, говорю я вам, он должен быть здесь!
Выскочив наружу, он схватил Игнасио за плечи и затряс его изо всей силы.
– Ты спрятал его, негодяй! Говори, где он, или я спалю тебя вместе с твоей хижиной!
– Воля ваша, господин сержант, – кротко опустил голову Игнасио. – Можете делать что хотите, но с полудня я не видал ни одной живой души. Послушайте, отвяжитесь от меня и поищите вашего раба в другом месте, пока он окончательно не дал деру.
Сержант зло сплюнул, вытер вспотевший лоб и опять зашел в хижину. Оттуда долетел его отчаянный голос:
– Он должен быть где-то здесь, должен! Мадре де диос, сеньор Мадейра взбесится, если узнает, что мы его проворонили! Что вы лыбитесь, идиоты? Может, думаете, вам это сойдет с рук?
– Господин сержант, этот человек, наверное, прав, – несмело проронил один из солдат. – Разве вы не видите – здесь никого нет.
Игнасио оглянулся. Стоя посреди хижины, сержант нервно кусал губы и не знал, что ему делать. Он не мог отделаться от чувства, что сбежавший раб спрятался где-то поблизости. Но каждая минута промедления умаляла шансы его найти.
– Сволочи! Все вы сволочи! – мрачно пробурчал сержант. – Ладно, пошли.
Впившись в него глазами, Игнасио не заметил, как за его спиной проползла змея и вползла под дощатый настил хижины.
– Дай пройти! – сердито крикнул сержант и столкнул Игнасио с деревянной ступеньки, хотя места было достаточно.
Один за другим солдаты вышли из хижины. На секунду сержант остановился и огляделся, выбирая, какой дорогой идти. Игнасио вздохнул с облегчением. Еще чуть-чуть, и он спасен, а дальше будет легче.
Внезапно из хижины донесся пронзительный крик. Солдаты удивленно оглянулись. Прямо у них на глазах доски пола взлетели вверх, и из образовавшейся дыры выскочил полуголый негр с посеревшим от страха лицом.
– Вот он! – торжественно взревел сержант.
Одним прыжком негр вылетел в дверь и побежал к кустам. Солдаты не успели опомниться и только смотрели ему вслед.
– Стреляйте, сволочи! – орал сержант. – Огонь!
Один из солдат поднял ружье и нажал на курок, не целясь. Прогремел выстрел, но негр продолжал бежать. Вторая пуля тоже его не догнала. До кустов оставалось шагов десять, когда раздался третий выстрел. Негр охнул, схватился за поясницу и рухнул на землю.
Сержант оглянулся. В его маленьких черных глазках блеснула радость. Он поднял руку и указал пальцем на Игнасио.
– Арестуйте этого человека!
Прозвучал финальный аккорд, телеэкран на секунду погас, потом появилась диктор и с улыбкой объявила:
– Дорогие зрители, вы смотрели седьмую серию кубинского телесериала «Жизнь Игнасио». Следующую, восьмую серию смотрите в среду, в…
– Черт! – воскликнул сидящий у телевизора мальчик.
– Филипп! – строго сказал Лемхович. – Сколько раз я просил тебя не ругаться?
– Это нечестно! – обиженно пробормотал мальчик.
Лемхович выключил телевизор – там пошла какая-то реклама – и обернулся к сыну.
– Что, по-твоему, нечестно?
– Ну, это… – Филипп неопределенно махнул рукой. – Почему Игнасио не обернулся? Только чуть-чуть глянул бы в сторону, увидел бы змею и прогнал. Тот, толстый, уже совсем уходил.
Отец пожал плечами.
– Ну, фильм уже снят, и ничего нельзя изменить. Он останется таким, какой есть, для всех зрителей, и всякий раз, когда его будут показывать. Можешь хоть десять раз смотреть, змея все равно вползет в хижину.
– Да знаю, знаю, – нетерпеливо кивнул мальчик. – Я – о другом. Неужели нет никакого способа освободить Игнасио?
Лемхович немного подумал. Он не был сторонником «потакания» детским капризам. Предпочитал разговаривать с сыном, как со взрослым. Марта иногда выговаривала ему за это, но Филиппу нравилось.
– Понимаю, что ты хочешь сказать, сынок, но такого способа нет. В конце концов, Ингасио на экране всего лишь подвижный образ – лишенный собственной воли, способности принимать решения. И так ведь не только с ним одним, но с экранной действительностью вообще. Однажды зафиксированная, она не поддается изменению. За создание фильма мы платим высокую цену – отказываемся от случайностей, которые являются неотъемлемым элементом реальной жизни.
В глазах Филиппа вспыхнули воинственные огоньки.
– Слушай, пап, не вешай мне лапшу на уши! – не слишком почтительно заявил сын (во время спора ему это дозволялось). – Объясни по-человечески, почему мы не можем дать свободу Игнасио?
Лемхович вздохнул. И сегодня вечером ему, похоже, не удастся поработать. Статья не дописана, в редакции уже сердятся, а он спорит тут с сыном на какую-то бессмысленную тему.
В тот момент он не мог даже предположить, что через пять лет эта тема принесет ему Нобелевскую премию.
Сидя в студии, Лемхович вспомнил тот далекий вечер и свое смятение при споре с упрямым мальчишкой. Вспомнил, как долго вертелся в кровати, напрасно борясь с бессонницей. Где-то в полночь осторожно встал, чтобы не разбудить Марту, поднялся на антресоли и начал рыться в старых журналах. Что-то такое там было, он уверен. И он действительно нашел – пожелтевший, пыльный экземпляр «Журнала де ля електронисьен» 2003 года со статьей Шарля Терлье.
– На следующий день я принялся за общие вычисления, – продолжал он. – Просчитал, каким объемом памяти должен обладать компьютер, чтобы можно было разыграть историю Игнасио. Цифры получились чудовищными. Я уже был готов бросить это дело, но понимал, что овчинка стоит выделки. Если у меня выйдет, то мир получит новый вид искусства – телевизор, способный бесконечно долго разыгрывать любые истории, которые мы ему зададим. Кажется, именно тогда мне пришло в голову название «видеон». Может, не самое удачное, но как-то привилось.
Научный сотрудник кашлянул.
– Вы говорили, что столкнулись с трудностями, могу себе представить. Как вам удалось преодолеть препятствия?
– Видите ли, на начальной стадии работы я руководствовался простейшей принципиальной схемой будущего аппарата. Сейчас набросаю…
Лемхович достал из кармана листок бумаги и стал чертить.
Одна из камер зависла над его плечом, чтобы показать схему.
– Угу! – понимающе кивнул научный сотрудник. – Этой схемой пользуются до сих пор.
– Да, она очень проста, чтобы меняться, хотя когда-нибудь, наверное, и это случится. Но главное заключалось в том, как все это реализовать на практике. В то время я работал в одной экспериментальной лаборатории. Руководство института заинтересовалось этой идеей и дало мне, как говорится, зеленую улицу. К тому времени как раз закончили создание долговременной памяти универсальных компьютеров космических станций. С огромным трудом нам удалось раздобыть одну из первых моделей, и, казалось, все решено. Но не тут-то было – трудности только начались.
Лемхович вновь вспомнил тот наивный энтузиазм, с которым они принялись за работу. Тогда он твердо верил, что все будет готово самое большое за шесть месяцев. А прошло больше двух лет, прежде чем в лаборатории появился первый видеон – машина величиной с гардероб и с маленьким экраном на передней стенке. Как всякий прототип, он был настоящим чудовищем по сравнению со своими нынешними правнуками. Но Лемхович любил старую примитивную машину – ведь именно с нее начиналась новая жизнь Игнасио!
– Да, забыл упомянуть! – спохватился он. – В качестве рабочей версии мы взяли именно этот фильм – «Жизнь Игнасио». В память модели заложили кучу информации по истории и географии Кубы, о физическом облике и характере действующих лиц и так далее. В качестве стартовой ситуации избрали тот момент, когда сбежавший раб появляется в хижине Игнасио. Как видно из схемы (он показал пальцем), ситуация проходит через логический фильтр, и преобразователь выдает ее на экран. Сразу же после этого вступает в действие генератор случайных чисел. Его действие во многом сходно с человеческой фантазией – по теории вероятности из памяти выбирается произвольная информация, которая согласуется с возникшей ситуацией, фильтр пропускает ее – и она появляется на экране. Или отбрасывается. Тогда генератор подбирает новую ситуацию. Таким образом получается настоящее, уникальное, непредсказуемое действие.
Он помолчал и тихо добавил:
– По сути дела, это и есть видеон.
