Текст книги "Лю Ху-лань"

Автор книги: Лян Син

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Обсуждали вопрос о Лю Ху-лань долго. Наконец решили принять ее кандидатом в члены Коммунистической партии Китая.

Короткая маленькая речка Фэньхэ впадает в Хуанхэ, могучую реку длиной в тысячи ли, а Хуанхэ несет мощные воды свои в широкие голубовато-зеленые морские просторы. Год назад ушла юная Лю Ху-лань в революционный отряд, а ныне уже стала коммунисткой…

5. СВАТОВСТВО

Когда бабушка была жива, она часто говорила маленькой Лю Ху-лань: «Скорей расти! Бабушка найдет тебе доброго хозяина, выйдешь замуж, и бабушка, глядя на тебя, будет радоваться. Я-то сколько намыкалась за десятки лет, вот и за тебя боюсь». Слушая бабушку, Лю Ху-лань молчала и лишь смущенно улыбалась.

Вся семья надеялась на удачное замужество Лю Ху-лань. И не только в семье Лю Ху-лань было так. Старики все свои надежды возлагали на замужество дочерей и часто выдавали замуж и женили своих детей, не считаясь с их желанием.

Лю Ху-лань пела песенку, в которой выражался протест всех юношей и девушек Вэньшуя против феодального брака. Давно уже знала Лю Ху-лань эту песню. Вот какими словами она кончалась:

 
Отцу бы денежки скорей,
И мать уж тут как тут.
И сыновей и дочерей
Они распродают.
И сыновей и дочерей
Они распродают.
 

Впрочем, сейчас эта песня утратила свой смысл. С тех пор как была установлена демократическая власть, Вэньшуй преобразился, изменилась и судьба молодежи, судьба Лю Ху-лань. Упрочилось положение женщин, улучшилась их жизнь. И все это произошло благодаря Коммунистической партии. Женщины повели борьбу против феодального обычая заключения брака, они не желали, чтобы их продавали и покупали, как товар. Лю Ху-лань пела песню, но то, о чем говорилось в ней, уже не причиняло ей боли – наступили новые времена…

Однажды летом 1946 года в дом Лю явилась мать Мэн Чунь-хуа. Щуря глаза и лукаво улыбаясь, она обратилась к родителям Лю Ху-лань:

– А я для вашей Лю Ху-лань хорошего жениха подыскала.

– Кто же это? – сгорали от нетерпения домашние.

– Бай-мэй! Человек он честный, смирный, в самый раз для вашей Ху-лань.

В доме Лю обрадовались. Но не такое было время, чтобы отец и мать по своей воле решали судьбу дочери. Прежде надо было поговорить с Лю Ху-лань. Поэтому до времени определенного ответа не дали.

По правде сказать, Бай-мэя все отлично знали. Обе семьи жили по соседству, и Лю Ху-лань в детстве часто играла с ним; они были ровесниками и дружили. Бай-мэй был высокий, стройный парень с мягким и добрым нравом.

Старая госпожа Мэн решила лично поговорить с Лю Ху-лань и узнать мнение девушки. Лю Ху-лань рассмеялась, ничего не ответила и пошла к матери. Та, радуясь, советовала дочке:

– Тебе идти замуж за Бай-мэя, а не мне. Век тебе с ним жить, помни это. Хорошенько все обдумай, дочка!

Опустив голову, Лю Ху-лань прошептала:

– Я согласна, – и стыдливо засмеялась…

Переговоры с семьёй Бай-мэя закончились благополучно. Породниться домами и заключить брачный контракт решили 12 августа по крестьянскому календарю. Радостное событие приближалось, и обе семьи проводили дни в хлопотах.

Обычно Лю Ху-лань обо всем советовалась с Люй Сюе-мэй. Но на этот раз Люй Сюе-мэй уехала по делам женского союза в другую деревню. Дела, связанные с работой, можно обсудить с активистами своей деревни, но как быть с делами сердечными? Не станешь же обсуждать их с мужчинами! А может быть, посоветоваться с товарищами из партийной организации? Жаль только, что ее партийная организация в другой деревне, да, кроме того, как-то неудобно идти с таким делом. Лю Ху-лань занималась революционной работой недавно и еще не знала, что и личная ее жизнь так же интересует партию. В тот момент ее беспокоила лишь одна мысль: поспеет Люй Сюе-мэй на семейное торжество или опоздает? Ведь семья Лю и семья Бай породнятся через два дня…

Всю первую декаду августа шел проливной дождь, но он не остановил Люй Сюе-мэй. Она срочно возвратилась в Юньчжоуси и тотчас же поспешила к Лю Ху-лань. Девушка увела ее в отдельную комнату.

– Ты хочешь выйти замуж за Бай-мэя? А тебе известно, чем он занимается в Тайгу? – стала расспрашивать Люй Сюе-мэй.

– Не знаю. Мне известно лишь, что он живет у торговца…

Бай-мэй учился на аптекаря в уездном городе Тайгу, который находился под контролем банды Янь Си-шаня. Его общественные связи и политическое лицо никому в деревне не были известны. Конечно, утверждать, будто он связан с врагами, только на том основании, что он жил в районе, захваченном ими, никто не имел права,[7]7
  Позднее Бай-мэй вернулся в освобожденный район Вэньшуй и стал бойцом Народно-Освободительной армии Китая. (Примеч. автора.)


[Закрыть] но в сложившихся условиях, когда юноша и девушка были разъединены врагом, нужно было каким-то путем помочь Лю Ху-лань узнать правду о Бай-мэе. Однако сделать это было невероятно трудно. Нельзя было также основываться лишь на том, каким был Бай-мэй до отъезда в Тайгу. Все это Люй Сюе-мэй объяснила девушке.

– Коммунисты придерживаются принципа свободного брака, – заключила разговор Люй Сюе-мэй, – никто не может принудить выйти замуж за человека, которого не любишь, но если коммунист собирается вступить в брак, ему следует знать все о своем избраннике.

Люй Сюе-мэй была против немедленного заключения брачного контракта.

Теперь для Лю Ху-лань многое стало ясным. Спасибо Люй Сюе-мэй! Она поспешила прийти под проливным дождем, чтобы предостеречь от возможной ошибки и, может быть, кто знает, спасти от большой беды. Растроганная девушка обняла подругу, как, бывало, в детстве обнимала бабушку:

– Люй Сюе-мэй, ты мне очень помогла! Никогда не стану поступать так опрометчиво. Всегда буду советоваться с партийными товарищами. Моя добрая старшая сестра, я ведь еще девчонка, ты должна указывать мне дорогу.

Люй Сюе-мэй посмотрела на юное честное лицо и, улыбаясь, ответила:

– Указывает дорогу партия, а не я!

Ливень не утихал. Лю Ху-лань выбежала из комнаты. Домашние готовили свадебные подарки. Отведя мать в сторону, Лю Ху-лань сообщила ей о своем новом решении:

– Мама, скажи всем – мы не можем сейчас заключать брачный контракт, нельзя! Послезавтра не будет торжества.

– Как можно! Мы слово дали – и вдруг нá тебе! Стыдно будет людям в глаза смотреть.

Лю Ху-лань виновато опустила голову:

– Мама, я все обдумала. Иначе поступить не могу.

На другой день на рассвете дождь прекратился. Лю Ху-лань вместе с Люй Сюе-мэй отправилась в соседнюю деревню на собрание. Идти было трудно: дорогу совсем развезло.

К этому времени в руках Янь Си-шаня находились всего лишь уездный город Вэнь-шуй и несколько крупных опорных пунктов, тем не менее гоминдановцы часто совершали неожиданные набеги на мирные населенные пункты, отбирали продовольствие, хватали людей.

Однажды командир яньсишаньского корпуса Шэнь Жуань и начальник уезда Вэньшуй Чэнь Цзин-бо с отрядом более тысячи человек напали на деревню Цюйчжэнь, в пятнадцати ли от Юньчжоуси.

В отряде было до сотни японских пулеметчиков и артиллеристов. Подойдя к деревне, враги открыли огонь. Шестьдесят снарядов выпустили они! Рушились стены, слышались крики и стоны раненых.

Палки и пустые мешки под зерно принесли яньсишаньцы в Цюйчжэнь. Начались грабежи, бандиты обирали каждый крестьянский дом. Они потащили в свое логово около семидесяти тысяч цзиней пшеницы.

Но их настигла воинская часть Восьмой армии и уничтожила больше сорока бандитов, остальные яньсишаньцы на другой день стремглав удрали обратно в город Вэньшуй. Все же, не считаясь с потерями, они решили предпринять еще один набег на селение, лежащее сравнительно далеко от уездного города. Они задумали уничтожить осенний урожай на крестьянских полях и захватить продовольствие.

Вэньшуйские крестьяне воочию убедились, какие черные цели преследует армия Янь Си-шаня.

Развернулась острая и беспощадная массовая вооруженная борьба.

В деревню Юньчжоуси однажды был доставлен командир роты двенадцатого полка одного соединения Восьмой армии – Ван Бэнь-гу. Он был ранен в районе Вэньшуя, находился на излечении в ближнем тыловом госпитале, а когда немного окреп, был перевезен для поправки в Юньчжоуси, в семью его товарища по роте – Ши Цзинь-хая.

Крестьяне Вэньшуя очень любили двенадцатый полк: вместе с его предшественником, шестым отрядом, вэньшуйцы пережили суровые годы антияпонской войны, дрались с японцами и в Юньчжоуси. А теперь славный шестой отряд, преобразованный в двенадцатый полк, пришел, чтобы покончить с армией Янь Си-шаня.

Жители деревни сердечно заботились о командире роты. Возле него всегда были люди. Он часто рассказывал крестьянам о положении на фронте, о текущих событиях. Иногда высказывал свое мнение о работе деревенских властей. Он обладал счастливой способностью сплачивать людей. За короткий срок он узнал всех: активистов, всех жителей деревни. Лю Ху-лань часто обращалась к нему с самыми различными вопросами, и он терпеливо отвечал ей. Крестьяне любили, усевшись в кружок возле Ван Бэнь-гу, беседовать, петь песни.

Лю Ху-лань пела любимую в деревне песню о часовых:

 
На рассвете в пять утра
Солнцу выглянуть пора.
Земляки в дозор идут,
А на дамбе – их редут.
Смотрят вдаль – гора стоит,
А вблизи – дорога.
Видят: штатский, бравый вид,
Спрашивают строго:
«Ты откуда и куда
И зачем пришел сюда?»
 

Ван Бэнь-гу, улыбаясь, слушал старую, хорошо ему знакомую песню. Ее знал каждый боец шестого отряда. Знали ее и крестьяне. Она волновала сердца. Сто раз прослушаешь ее, тысячу раз – все равно не надоест. Ван Бэнь-гу подпевал:

 
Отвечает им прохожий,
Что на воина похожий:
«Я из армии Восьмой,
Путь держу я не домой,
А в Цисянь из Вэньшýя,
Там врага сокрушý я!»
 

Крестьяне и активисты, окружавшие командира, одобрительно хлопали. Ван Бэнь-гу весело смеялся. Ребятишки так и льнули к нему. Ван Бэнь-гу чувствовал себя как в родной семье.

Лю Ху-лань от души почитала командира роты Восьмой армии, который геройски сражался не на жизнь, а на смерть с жестоким врагом. Вместе с ним работали, вместе жили в одной деревне.

Шли дни, и оба они начали смутно ощущать, что к их товарищеским добрым отношениям примешивается еще другое чувство. Они скучали, если долго не виделись, стали думать, что хорошо бы им всегда жить вместе, помогать друг другу. Им хотелось сказать об этом вслух, но ни он, ни она не решались произнести первое слово. Им казалось неуместным в такие горячие дни говорить о любви. Но все же они не смогли долго скрывать свои чувства. Счастливые мать и отец согласились на брак Лю Ху-лань с Ван Бэнь-гу. Однако Ван Бэнь-гу решил с ними откровенно поговорить:

– Рана моя скоро заживет, и я вернусь в строй. Бойцам революции не пристало охранять лишь свой теплый кан и свои два му земли. Сегодня мы в Вэньшуе, завтра – в Цзяочэне, послезавтра – в Цисяне, и кто знает, где мы будем еще.

– Лю Ху-лань хочет стать твоей женой, – улыбаясь, отвечала мать, – она будет членом твоей семьи. Куда пойдешь ты, туда и она.

– Нет, не всегда так будет. У меня свое дело, у нее – свое…

Лю Ху-лань и Ван Бэнь-гу поженились. Бэнь-гу помогал Лю Ху-лань в работе и учебе. В свободное время они усаживались на кане за столик и писали иероглифы… Доходили вести о новых бесчинствах противника. Лю Ху-лань и другие активисты подумывали о необходимости покинуть деревню вместе с Ван Бэнь-гу.

А войска Янь Си-шаня совершали набеги постоянно.

Как-то раз Лю Ху-лань узнала о гибели Хань Хуа, отличного разведчика народного правительства Вэньшуя. Он пал смертью храбрых в деревне Наньсянь, неподалеку от Юньчжоуси. Смерть товарища, честного Я неподкупного, простого и скромного, семь лет жизни отдавшего революции, все ощущали как большую потерю. Его мужество и бесстрашие потрясли Лю Ху-лань.

Хань Хуа должен был доставить пакет уездному правительству. В деревне Наньсянь он неожиданно столкнулся лицом к лицу с яньсишаньскими солдатами. Хань Хуа немедленно уничтожил пакет, выхватил гранату и метнул ее. Раздался взрыв. В панике противник открыл беспорядочный огонь и стал отходить. Одна мысль лихорадочно стучала в виски: он должен жить, чтобы уничтожать врагов… Зря он свою жизнь не отдаст… Когда растерявшиеся враги постепенно пришли в себя и обнаружили, что им противостоит только один человек, они в бешенстве стали поливать героя свинцовым дождем из пулемета. Получив четыре раны, Хань Хуа упал. Враги ринулись вперед, чтобы вырвать у него пистолет, но неожиданно, сверхъестественным усилием воли, он приподнялся и выстрелил. Это был меткий выстрел! Еще один яньсишаньский офицер был убит. Так погиб бесстрашный герой Хань Хуа. Как звери, набросились яньси-шаньцы на труп Хань Хуа и в ярости искололи его штыками.

«Сколько наших товарищей погибло, как Хань Хуа!» – думала Лю Ху-лань.

Девушка вспоминала многих пламенных патриотов. – знакомых и незнакомых ей людей.

Она вспомнила девятнадцатилетнего начальника района Гу Юнь-тяня. Она видела улыбку на лице юного героя. Он улыбался, идя на смерть!

Она вспомнила героя из Гуаньцзябао. Вражеские штыки оказались бессильными, он не выдал своих земляков.

И вновь мысли Лю Ху-лань вернулись к Хань Хуа. Она подумала, что для солдата революции самопожертвование никогда не было целью. Уничтожать врага, сохранять силы революции, бороться до победы – вот самая высокая цель революционера. Хань Хуа вступил в бой с целой группой неприятельских солдат. Какой непреклонной волей и мужеством должен был обладать этот товарищ!

Лю Ху-лань стала работать с еще большим подъемом. Пришло время, и Ван Бэнь-гу собрался в свой полк. И хотя он не совсем окреп, в ноябре все же тронулся в путь. Покидая маленький дворик, он заботливо попросил Лю Ху-лань:

– Ху-лань, положение, видимо, станет еще более серьезным. Когда получишь приказ перебраться в Сишаньские горы, непременно сообщи мне.

Лю Ху-лань ничего не слышала, она машинально ответила:

– Хорошо.

Ван Бэнь-гу повторил свою просьбу, она снова произнесла:

– Хорошо.

Нежно и мягко окликнул Ван Бэнь-гу погруженную в думы жену:

– Ху-лань, мне пора уходить…

Она слегка вздрогнула и слабо улыбнулась:

– Иди! Иди! Береги себя!

Не прошло и двадцати дней после ухода Ван Бэнь-гу, как войска Янь Си-шаня ворвались в деревню Дасян, в пяти ли от Юньчжоуси…

6. ЗА РОДИНУ

В декабре 1946 года командование Восьмой армии перебросило несколько отборных полков, действовавших в районе Вэнь-шуя, на запад провинции и двинуло их против армии Янь Си-шаня. Воспользовавшись этим, клика Янь Си-шаня с отчаянием обреченного стала проводить жесточайшую политику карательных походов. Сняв с севера несколько дивизий, враг устремился на юг, поставив целью истребление организаций Коммунистической партии в деревнях, уничтожение народной власти и отрядов самообороны. Противник рассчитывал поставить под контроль районы, лежащие на равнине.

Каратели двинулись с севера на юг. Уездные и районные партийные работники Циньюаня, Тайгу, Сюйгоу и других уездных городов, народное ополчение, партизанские отряды в организованном порядке временно перебазировались в уезд Вэньшуй. Но 8 декабря вражеские войска просочились и туда, не допустив революционные части закрепиться в этом районе. От восточного берега Фэньхэ до подножия Сишаньских гор, по фронту шириной в пятьдесят ли, враг задумал прочесать чуть ли не все деревни Вэньшуя.

Повсюду солдаты Янь Си-шаня хватали, допрашивали, избивали, вешали людей, чинили разбой… Равнина стонала. Вылезли из своих нор тайные чанкайшистские агенты. Расправили крылья бывшие в сговоре с ними помещики. Эти совы, живые трупы, вылезли из своих гнезд и стали запугивать крестьян.

Семидесятилетний помещик из деревни Наньхуцзябао, у которого все зубы давно выпали, снова вырядился, влез на тощую лошадь, прицепил старое ружье и хриплым голосом с утра до ночи вопил: «Есть Коммунистическая партия – нет меня! Есть я – нет Коммунистической партии!»

Помещик Люй Дэ-фан из деревни Дасян, с которым крестьяне рассчитались по заслугам, тоже воспрянул духом. Его старший брат Люй Шань-цин стал секретарем чанкайшистского «Союза молодежи трех принципов» в Вэньшуе. В годы антияпонской войны Люй Шань-цин вербовал единомышленников в соседних деревнях для подрыва деятельности демократических властей по организации сопротивления Японии. В 1944 году народное правительство арестовало трех его подручных. После капитуляции Японии крестьяне Дасяна расправились с его братом – жадным помещиком Люй Дэ-фаном; они в мае 1946 года, во время аграрной реформы, конфисковали всю его землю. Поэтому, как только началось наступление карателей, Люй Дэ-фан связался с войсками Янь Си-шаня, принял командование над отрядами «Самообороны и мести» и стал убивать крестьян. Бандиты требовали, чтобы деревенские активисты и революционные работники сами пришли с повинной. «Не выполнившим приказа – рубить головы, нечего церемониться!»-приказал Люй Дэ-фан.

Некоторые представители народной власти в деревнях, активисты и коммунисты в разное время организованно покинули деревни. Другие товарищи, объединившись в вооруженные отряды, ночью жили в степи. Их мучил голод и холод, но они упорно сражались с врагом на равнине Вэньшуя; часть товарищей вместе с руководящими органами перебазировалась на запад, в горы. Немало коммунистов по указанию руководства осталось в деревнях, ушло в подполье и продолжало борьбу.

Впрочем, не все смогли вырваться из вражеского кольца. Тогда ушедшие вперед, несмотря на смертельную опасность, возвращались, находили оставшихся и вместе с ними пробивались в горы. Были случаи и полной потери связи.

Бóльшая часть активистов и коммунистов Юньчжоуси по разработанному плану перебазировалась в горы. Лю Ху-лань потеряла связь с Люй Сюе-мэй, которая в начале карательного похода яньсишаньцев вела работу в другой деревне. После тщетных попыток вырваться из окружения она была вынуждена остаться в деревне.

Ночью Лю Ху-лань отправила из Юнь-чжоуси последних активистов. Когда все кончилось благополучно, она облегченно вздохнула, точно с ее плеч сняли огромную тяжесть. Сама она не уходила, не имея на это указаний. Перейти в подполье и продолжать борьбу или же покинуть деревню? Самой решить такой вопрос нелегко. Единственное, что ей оставалось, – ждать своего руководителя Люй Сюе-мэй. Поэтому, отправляя активистов, она наказывала им во что бы то ни стало разыскать Люй Сюе-мэй, рассказать ей про обстановку и передать всего два слова: «Держусь! Жду!»

Лю Ху-лань отлично понимала, что не принадлежит себе; ведь она коммунистка. Разве можно в такое суровое время бросить работу, отступить, дезертировать? Это было бы величайшим позором. Ее долг – служить партии, служить крестьянам Юньчжоуси. Она обязана ждать приказа от партийной организации, и она будет ждать.

Что ей прикажут? Уйти в горы или остаться в деревне? Почти все активисты ушли, в деревне работать, в сущности, некому. Остаться – почетная задача. Лю Ху-лань волновалась. А вдруг распоряжение Люй Сюе-мэй не дойдет до нее? Как тогда самой, без чьей-либо помощи, разобраться в этой сложной обстановке? Не наделать бы ошибок!

Каждую ночь, заслышав стук в дверь, Лю Ху-лань вздрагивала, сердце ее учащенно билось, в голове мелькала мысль: от Люй Сюе-мэй? Или, может быть, яньсишаньцы ворвались в деревню? Лю Ху-лань решила держаться до конца.

В это время горящий местью помещик Люй Дэ-фан вспомнил о деревне Юньчжоуси, этом «маленьком Яньане», лежащем в пяти ли от Дасяна.

26 декабря Люй Дэ-фан с отрядом яньсишаньцев явился в Юньчжоуси. Лю Ху-лань спряталась. Со всех улиц и переулков яньсишаньцы сгоняли народ на площадь, где Люй Дэ-фан намеревался читать свои «наставления». Разъяренный помещик потребовал, чтобы все представители народной власти в деревне явились с повинной. В случае неявки, грозил он, они будут схвачены и обезглавлены. В «подкрепление» угрозы бандиты сожгли дом начальника района Чэнь Дэ-чжао. Столб огня взвился в небо. Крестьяне крепко-накрепко запомнили это новое злодеяние. Закончив свое «дело», яньсишаньцы вернулись а Дасян.

Лю Ху-лань вышла из убежища. Наступили очень напряженные дни.

Однажды ночью в Юньчжоуси тайно проник со своим отрядом начальник района Чэнь Дэ-чжао. Бойцы установили пулеметы и выставили часовых. Осунувшиеся, с замерзшими, покрасневшими лицами, с глазами, засыпанными песком, входили двадцать три бойца в дом пожилой сестры Чэня. Дорогие, родные люди! Из глаз женщины неудержимо текли слезы, и она до боли стиснула зубы, чтобы овладеть собой. Ей хотелось рассказать Дэ-чжао, как яньсишаньцы сожгли его дом, но брат остановил ее: «После!» – и стал отдавать необходимые распоряжения. Он срочно послал человека за Лю Ху-лань и Цзинь-сянь и приказал им, не дожидаясь рассвета, покинуть деревню.

В полночь Лю Ху-лань услыхала, что явились для связи какие-то товарищи. Она вскочила:

– Люй Сюе-мэй? Пришла Люй Сюе-мэй?

Нет, это была не Люй Сюе-мэй, перед ней стоял начальник района! Лю Ху-лань схватила его руку, от радостного волнения не находя слов… В домике сестры Чэня она осмотрелась: в комнате на кане, пользуясь коротким отдыхом, вповалку сладко спали бойцы, но ни один не выпускал из рук винтовки. Уже много дней Лю Ху-лань ощущала одиночество – не было рядом товарищей. Но сейчас неожиданно явились близкие люди с оружием в руках защитить ее, их не страшила смерть, они пришли, чтобы увести ее от опасности. Горячая благодарность переполнила сердце Лю Ху-лань…

Вместе с тем она беспокоилась за свою руководительницу, так как Чэнь сказал, что не видел Люй Сюе-мэй с начала карательного похода Янь Си-шаня. Он сказал, что ожидать Люй Сюе-мэй больше нельзя, надо немедленно уходить.

И еще про одну важную подробность узнала Лю Ху-лань от начальника района. Отчим Цзинь-сянь полностью разоблачен. Он капитулировал перед врагом и стал осведомителем банды Янь Си-шаня. Давно, еще после развода с женой – матерью Цзинь-сянь, он покинул деревню. Пока противник был бессилен, этот негодяй помалкивал и открыто не принимал его сторону. С ним надо быть настороже, так как ему многое известно. Цзинь-сянь – отсталая девушка, никакой работы не вела, но была близка к активистам и хорошо знает положение в деревне. Когда революция в разгаре, отсталые люди вреда не приносят, но в тяжелую минуту их могут использовать враги. Трудно даже предугадать, какой ущерб может нанести такой человек. Что же говорить о Цзинь-сянь, которая находится в родственных отношениях с предателем?

Лю Ху-лань все поняла и обещала этой же ночью вместе с Цзинь-сянь покинуть деревню.

Однако Цзинь-сянь колебалась: оставаться опасно, но как жить в горах, как бороться? Это ведь очень трудно. Цзинь-сянь выше всего ставила личные интересы, кроме них, она знать ничего не хотела.

Начальник района и Лю Ху-лань с жаром уговаривали ее. Но Цзинь-сянь колебалась. Ей объяснили, насколько серьезно создавшееся положение. Но Цзинь-сянь продолжала сомневаться.

Она не коммунистка, не активистка, указания партии или административных органов на нее не распространялись. Значит, оставалось одно – уговоры, убеждения: пусть сама поймет, как опасно оставаться.

В конце концов Цзинь-сянь прибегла к уловке: ее мать сейчас у родичей, в соседней деревне, она дождется возвращения матери, посоветуется с ней и тогда окончательно решит.

Своим руководителем и наставником она считала не революционную организацию, а мать, которая кормила и одевала ее.

Чэнь Дэ-чжао и Лю Ху-лань очень огорчались, что не смогли убедить Цзинь-сянь покинуть деревню.

Вдруг Лю Ху-лань осенила мысль, что Люй Сюе-мэй еще может явиться в деревню для личной связи, а с ней и другие товарищи, оказавшиеся в окружении карателей. К тому же она видела, как огорчила начальника района неудача с Цзинь-сянь. Поэтому она выразила желание остаться в деревне еще на несколько дней, дождаться возвращения матери Цзинь-сянь, уговорить ее, а затем вместе с Цзинь-сянь пробиваться в горы, на запад. К счастью, в этот момент противника в деревне не было.

Начальник района все тщательно обдумал, взвесил и наконец согласился, но при этом несколько раз напомнил Лю Ху-лань о бдительности и осторожности, так как войска Янь Си-шаня находились на расстоянии пяти ли.

Задерживаться в деревне было опасно. Чэнь поднял бойцов. С винтовками в руках по одному они вышли из домика, выскользнули из черного, как пещера, двора, и холодная зимняя ночь поглотила их. Последним вышел Чэнь.

– Когда вернется мать Цзинь-сянь, – сказал он сестре, – уговори ее отпустить дочь. И сообщи нам. Мы проводим девушек в горы.

Провожая Чэня, Лю Ху-лань просила его при встрече с Люй Сюе-мэй подробно описать положение, в котором очутилась Лю Ху-лань. Если у Люй Сюе-мэй есть какие-либо распоряжения, пусть любым путем передаст их Лю Ху-лань. А в дальнейшем пусть время от времени дает о себе знать.

В эту напряженную ночь, когда Чэнь тревожился за жизнь Лю Ху-лань и Цзинь-сянь, а Лю Ху-лань волновалась за Люй Сюе-мэй, не зная, где она сейчас, Цзинь-сянь заботилась лишь о себе. «Как бы остаться в стороне от суровой борьбы?» – думала она.

Матери Цзинь-сянь в деревне не было, и ночью девушка оставалась совсем одна в темном доме. Несколько раз у нее ночевала Лю Ху-лань. В эти темные, страшные ночи Лю Ху-лань хотела подбодрить слабовольную, трусливую подругу.

Ночь… Лю Ху-лань вспоминает героические годы антияпонской войны, когда крестьяне Вэньшуя приходили на смену павшим бойцам, вспоминает зверства врага, славную жизнь и героическую смерть многих товарищей, не щадивших себя и часто бивших врага, численно во много раз превосходившего их. Обнимая Цзинь-сянь, она страстно шептала:

– Цзинь-сянь! Цзинь-сянь! Пусть мы погибнем, но не станем безродными рабами!

Это был лозунг гордого и непреклонного китайского народа в годы антияпонской войны. Лю Ху-лань знала его с той поры, когда была еще совсем маленькой. Взрослые повторяли его как клятву. Скольких людей пробудил этот мужественный лозунг, заставил сбросить путы позора и унижения! Истекающие кровью, услыхав его, стирали с лица кровь и снова устремлялись вперед. С этим лозунгом, веря в правоту своего дела, без страха шли на казнь…

И вот сейчас этот лозунг приобрел новый боевой смысл. Лю Ху-лань говорила очень тихо, но ее слова рождали в душе подруги живой отклик. «Пусть мы погибнем, но не станем безродными рабами!» Лю Ху-лань воодушевляла свою малодушную подругу, желая зажечь в ней чувство, пылавшее в ее собственной груди.

Глубокая ночь… Под ее покровом лютуют враги, они убивают и грабят… Кровь заливает равнину Вэньшуй…

8 января 1947 года командир второй роты первого батальона 215-го полка 72-й яньсишаньской дивизии Сюй Дэ-шэн приказал солдатам вновь захватить деревню Юньчжоуси. Предварительно был составлен черный список: аресту подлежали Ши Сань-хой, Ши Ян-лю и другие. Ши Сань-хой приходился дядей начальнику района Чэню, и, хотя был простым крестьянином, враги решили расправиться с ним. Молодого парня Ши Ян-лю разыскивали потому, что раньше он состоял в народном ополчении.

О намерениях врага узнали в Юньчжоуси. Тучи сгущались. Заволновалась и Цзинь-сянь, ее мать все еще не возвращалась. Дю Ху-лань в последний раз стала доказывать девушке, что дальше нельзя терять время, что они могут упустить последнюю возможность скрыться. Цзинь-сянь поняла наконец, насколько опасно оставаться, и решилась.

12 января на рассвете Лю Ху-лань вернулась от Цзинь-сянь домой.

– Ночью мы уходим, – предупредила она отца и мать. – Добраться до Сишаньских гор нам помогут товарищи из отряда Чэня.

– Уходите скорей! Положение очень опасное. Каждый час твоего пребывания здесь грозит смертью и тебе и всем нам. Скорее уходи!

Матери так хотелось, чтобы дочка поскорее оказалась в безопасности! Лю Ху-лань сняла платье, чтобы на дорогу постирать его; отец помогал ей носить воду, в комнате кипятилась вода. Но не успела Лю Ху-лань опустить платье в таз, как раздались удары гонга.

Звуки становились все тревожнее, маленькая сестренка выбежала на улицу посмотреть, что случилось.

Яньсишаньцы и «охранный отряд» окружили деревню. Со всех сторон на дамбах, защищающих подступы к Юньчжоуси, вплотную один к другому были расставлены посты; все дороги были перекрыты. В деревню ворвались разъяренные яньсишаньские офицеры Сюй Дэ-шэн и Чжан Цюань-бо.

Вместе с ударами гонга доносились слова приказа:

– «Всем мужчинам, женщинам, старикам, детям собраться у храма в южной части деревни. В доме разрешается оставить по одному человеку. Невыполнившие приказ будут считаться пособниками Восьмой армии и изменниками!»

Жители деревни в панике покидали дома и, тяжело ступая, направлялись к храму.

Что делать? Лю Ху-лань ни в коем случае нельзя идти к месту сбора. Мать шепнула, чтобы она бежала к соседке Дуань Цзинь-чжун, которая шесть дней назад родила ребенка. Там Лю Ху-лань сможет укрыться под видом няни.

Затерявшись в толпе, Лю Ху-лань направилась в южную сторону и, проходя мимо дома Дуань Цзинь-чжун, быстро юркнула в ворота. Во дворе было много народу, все растерянно метались, не зная, что делать. Лю Ху-лань тихонько постучала в окно:

– Тетушка Цзинь-чжун! Тетушка Цзинь-чжун! Можно войти?

– Это ты, Ху-лань? – приветливо откликнулась женщина. – Не бойся, входи!

Лю Ху-лань вошла. В комнате она увидела Хун-мэй, племянницу Цзинь-чжун. Так вот кто стал няней ребенка! Лю Ху-лань в нерешительности остановилась у порога. Она слыхала, как какой-то мальчуган, вбежав во двор, торопил мать, испуганно повторяя вражеский приказ: «Если в доме останутся два человека, их будут считать пособниками Восьмой армии и изменниками!»

Женщины взволновались:

– Ай-я! В нашем дворе слишком много людей!

Лю Ху-лань слышала слово в слово: «Если в доме останутся два человека, их будут считать пособниками Восьмой армия и изменниками»… Она подумала: «Если враг войдет сюда, к тетушке Цзинь-чжун, кто может поручиться за ее жизнь? А ведь у нее ребенок, ему всего шесть дней. Что будет с ним? Разве враги пощадят его?..» Лю Ху-лань тотчас же круто повернулась, распахнула дверь и выбежала во двор. Она не хотела подвергать опасности целую семью: пусть лучше она одна умрет. Тетушка Цзинь-чжун громко крикнула:

– Ху-лань! Не бойся! Спрячься здесь!

Но Лю Ху-лань знала, что в этой комнатушке спрятаться негде. Куда же идти? За деревней у южного храма – место сбора. Повсюду вражеские посты. Вернуться в центр деревни тоже нельзя. Все же Лю Ху-лань твердо решила не навлекать беду на тетушку Цзинь-чжун. Она была ей глубоко благодарна за участие, но оставаться не хотела. В волнении Лю Ху-лань не могла вымолвить ни слова. Лишь немного успокоившись, она тепло сказала тетушке Цзинь-чжун:

– Ничего страшного не случится, если я пойду к храму. Я скроюсь в толпе, и меня не заметят, не волнуйся.

Лю Ху-лань кивнула головой и выбежала на улицу. Почти все крестьяне были в сборе. Яньсишаньцы шныряли по деревне, переворачивали все вверх дном, арестовывали многих. Вот повели семидесятилетнего Чэнь Чжу-цзэ из семьи активиста, за ним Лю Лао-сяня, тоже из семьи активиста, потом арестовали Ши Сы-цзя, брата Ши Ши-фана, который рекомендовал Лю Ху-лань в партию. Его схватили в центре деревни, когда он брал воду из колодца, из того самого колодца, куда бросился старик крестьянин, не желая попасть живым в лапы японцев. С тех пор не прошло и двух лет, а крестьяне по-прежнему терпели муки, только одних угнетателей, японских чертей, сменили другие – яньсишаньцы.