Текст книги "Зеленый огонь"

Автор книги: Луиза Тичнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Сказав это, Вэйло снова сдавленно захихикал, но эта его шутка не прибавила Альбину уверенности.

– Да, это верно, – с горячностью согласился Альбин. Сидя в Джедестроме, в безопасности, можно было не принимать их в расчет, но здесь, в этой дикой и пустынной местности, от одной только мысли о встрече с ограбленным доуми становилось не по себе.

– Конечно же, они наверняка все уже перемерли.

– Вероятно, – согласился юноша, но по спине его пробежал холодок, словно предупреждая об опасности. Он еще раз обернулся и увидел, как Вэйло спешивается и усаживается на землю, привалившись спиной к шишковатому серому валуну.

Альбин натянул поводья, и Травоух остановился.

– Почему ты остановился?

– Надо выпить, – ответил Вэйло и подмигнул. Достав висящий у него под мышкой бурдюк с вином, Вэйло вытащил затычку.

– Но мы останавливались, чтобы перекусить, не больше двух часов назад! – попытался возразить Альбин. Посмотрев на небо, он продолжил: – Мне не нравится, как выглядят эти тучи. Если сильные бури застанут нас в этих горах, нам придется туго.

Не обращая на него внимания, Вэйло высоко поднял бурдюк, и вино струей хлынуло ему в глотку. Вытерев губы рукавом, он довольно замычал. Альбин неохотно слез с коня и встал на тропе, широко расставив ноги и подбоченясь, Вэйло повернулся к нему и встретил неодобрительный взгляд юноши.

– Расслабься, паренек, – растягивая слова, проговорил солдат. – Здесь нас никто не видит, разве что какие-нибудь древние духи, которые болтаются здесь с первобытных времен, с тех давних дней, когда и доуми-то и в помине не было. Но если это и так, они все равно ничего не смогут нам сделать. Никто не узнает, за один день мы добрались до Пенито или за три – как скажем, так и будет. А что касается бурь – то это от нас и вовсе не зависит.

С тяжелым вздохом Альбин уселся на землю, скрестив ноги, и оперся спиной о тот же самый камень, что и Вэйло. По всей видимости, его спутник не собирался трогаться дальше, пока не выпьет достаточно вина.

– Вот, это уже больше похоже на дело. Расскажи-ка мне, каково это – быть королевским гонцом? – спросил Вэйло.

– Это интересно, захватывающе, иногда – нудно.

– Не дает он тебе побездельничать, а? – посочувствовал Вэйло, протягивая Альбину бурдюк. Юноша отказался, предпочтя вину несколько глотков воды из фляги подвешенной к поясу.

– Да, пожалуй, – согласился он, припоминая свое путешествие в Акьюму, в результате которого он, прибыв на место, получил приказ Броуна немедленно двигаться в обратном направлении. И снова холодок предчувствия зашевелил волосы у него на голове.

– Но не так уж ты занят, чтобы не завести себе девчонку, парень, – пробормотал Вэйло в промежутке между двумя добрыми глотками и подмигнул мутным глазом.

– На данный момент – ничего серьезного, – сухо ответил Альбин.

– А я слышал, что ты положил глаз на эту новенькую крошку-музыкантшу, которая развлекает королеву-мать игрой на свирели.

– Если ты имеешь в виду Ривен, то мы с ней просто хорошие товарищи.

Вэйло расхохотался:

– В самом деле? Да полно тебе, парень, я тебе искренне сочувствую. Я ее видел, эту красотку. Тоненькая фигурка и длинные черные волосы. – Вэйло влажно причмокнул. – Я бы и сам не прочь за ней приволокнуться. И конечно, я не один такой, да только боюсь, не мне тягаться с этим ее обожателем. В этой борьбе у меня нет ни единого шанса.

Альбин во все глаза уставился на своего попутчика.

– О ком ты говоришь?

– О нашем короле, разумеется!

– О короле?!

Вэйло снова разразился громким хохотом:

– Захлопни варежку, простак! Чему ты так удивляешься? Несмотря на то, что на голове у него эта корона, во всем остальном наш король такой же человек, как и все. Честное слово, он тоже положил глаз на твою Ривен.

– Но он вот-вот должен жениться!

– Это же не означает, что он не может позволить себе завести подружку на стороне. У короля может быть несколько таких игрушек.

Альбин резко вскочил.

– Ривен не игрушка, и ты ее совсем не знаешь. Она не такая. А теперь заткнись, и давай убираться отсюда!

– Вот именно! – прошипел голос позади них. – Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

Альбин смотрел на говорившего, широко раскрыв от изумления рот. Вэйло проворно вскочил и обернулся. Голос исходил из сердцевины серого камня, на который они облокачивались спинами. На его твердой серой поверхности появились узкий щелевидный рот и два крошечных сердитых глаза. Альбин и Вэйло некоторое время глупо таращились на валун, потом опрометью бросились к лошадям.

* * *

Несколько часов спустя вокруг обоих путешественников сгустились тени. С каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, а тропа стала настолько опасной и труднопроходимой, что подчас становилось непонятно, тропа ли это вообще.

– Нет, хватит с меня этих проклятых гор, – ворчал Вэйло. – В Джедестроме лето в разгаре, а тут холодно, как у волшебника в заднице, – с этими словами он сполз с седла и прислонился своим грузным телом к отвесной скале. Затем он внезапно вздрогнул и, подозрительно глянув на голый камень, шагнул в сторону.

– Эх, чего бы я только не дал сейчас за то, чтобы посидеть за кружечкой эля у огня в таверне.

– Если бы ты не выпил все свое вино, тебе было бы сейчас чем согреть твои внутренности, – заметил Альбин.

– Если бы я не дал тебе водить себя за нос, я был бы сейчас где-нибудь в безопасном месте, а не в этих треклятых горах, – отпарировал Вэйло. – Не удивлюсь, если вдруг окажется, что ты сбился с пути.

Альбин разделял его опасения.

– Да, что касается дороги, то у меня всего только и есть, что несколько указаний да компас, – он указал на небольшой прибор, укрепленный на луке его седла. – В утешение могу сказать только, что мы все еще движемся в том направлении, куда указывает стрелка.

– Зато теперь мы, по крайней мере, убедились, что в этих горах и правда живет древняя магия Землеустроителей.

После того как булыжник на тропе внезапно вмешался в их разговор, путники повстречали древесный пень, который по пытался схватить их своими длинными корнями, а также бревно, неожиданно превратившееся в шипящую змею, испугавшись которой их лошади чуть не свалились с обрыва.

– Кстати, откуда ты знаешь, что эта дикая магия не повлияла на твой компас? А теперь, когда солнце почти село, становится с каждой минутой все холоднее.

Альбин с трудом сглотнул. Как ни хотелось ему признаться в этом, но Вэйло был прав. До сегодняшнего дня Альбин никогда по-настоящему не верил в рассказы о волшебстве, которое властвует в этих горах. Теперь у него не осталось иного выбора, кроме как поверить в то, что он видел собственными глазами. И эта магия была отнюдь не дружелюбна. Все, что жило или росло в этих краях, было настроено враждебно, и ему казалось, что сама земля, на которой он стоял, желала ему беды. Кому можно доверять в краю, где камни не умеют хранить молчание? Издалека донесся протяжный вой, и Альбин почувствовал, как волосы на затылке зашевелились и встали дыбом.

– Волки! – воскликнул Вэйло. – Как ты думаешь, мальчик, что нам теперь делать?

Альбин подумал, что солдат, должно быть, не ошибся, узнав в отдаленном звуке голос волка. Все же ему почудилось в этом вое что-то сверхъестественное, и он почувствовал себя еще более неуютно. В этом месте, где камни – не камни и пни – не пни, волки тоже могли оказаться чем угодно. Даже если это и в самом деле выл волк, новость была не из приятных.

– Надо бы нам побыстрее двигаться вперед, чтобы до темноты отыскать подходящее для ночлега место, в котором можно было бы развести огонь, – посоветовал Альбин.

– Наконец-то ты сказал что-то дельное, соломенная башка, – хмыкнул Вэйло и хлестнул кнутом сначала по крупу Травоуха, потом по крестцу своей лошади.

Они прошли по тропе еще с четверть лиги, но никакого подходящего места для устройства лагеря им не встретилось.

– Еще немного, и мы не сможем видеть дальше собственного носа, – ворчал Вэйло, – что прикажешь делать тогда. Придется провести ночь стоя и не двигаясь, чтобы не сверзиться вниз. Не очень-то нам это поможет при таком ветре, дунет посильнее, и мы оба окажемся на дне пропасти.

Альбин подумал, что ветер и в самом деле поднялся очень сильный. Днем это был только ласковый бриз, зато теперь его резкие порывы вихрями проносились над тропой, врываясь в промежутки между острыми скалами, торчащими словно редкие зубы великана, отчего в воздухе раздавалось беспрестанное угрожающее гудение.

– Может быть, нам что-нибудь подвернется за тем поворотом, – сказал Альбин через плечо. Вэйло лишь пробормотал сквозь стиснутые зубы нечто невразумительное насчет «дурацкой затеи».

Вздрагивая от порывов ледяного ветра, от которого не спасал даже жилет из овчины, и выбивая зубами мелкую дробь, Альбин обогнул мощный выступ скалы. Сразу за поворотом и Альбин, и Вэйло увидели такое, что оба неподвижно замерли.

– Ведьмин глаз! – только и воскликнул солдат.

– Добрый вечер, джентльмены. Боюсь, вы выбрали для путешествия не слишком благоприятную ночь.

Альбин заморгал, не веря собственным глазам. На горы почти уже опустилась тьма, и существо, внезапно появившееся на вершине одной из скал, больше напоминало привидение, нежели что-то, сделанное из плоти и крови. Человек этот стоя на камнях в своем изодранном развевающемся плаще, был высок ростом и так худ, словно находился на грани голодной смерти. Однако, несмотря на это, он не выглядел слабым. Длинные волосы, окружавшие его лицо, дышащее странной, неземной красотой, стояли дыбом, окружая голову его светлым колышущимся сиянием. Глаза, обрамленные бесцветными ресницами, напоминали две замороженные дождевые капли, и Альбин, встретившись глазами со взглядом незнакомца, почувствовал, как ледяной страх пробирает его до костей. Ему приходилось видеть нарисованные портреты четырех доуми, и теперь он сразу понял, кто стоит перед ними.

– Эол! – выкрикнул Вэйло, соскакивая с коня и выхватывая меч. Размахивая перед собой клинком и взрывая землю своими шпорами, он промчался мимо оцепеневшего Альбина и попытался напасть на стоявшее на камне существо. Ему удалось сделать всего несколько шагов.

С ледяной улыбкой на бескровных губах Эол поднял пальцы ко рту и легонько дунул. Одинокий вихрь, вызванный им откуда-то из глубин ледяного арктического ада, обернулся вокруг фигуры солдата. За долю секунды Вэйло был заморожен.

Альбин судорожно вздохнул. Соскользнув со спины Травоуха, он боязливо приблизился к ледяной статуе, которая так недавно была живым человеком. Прикоснувшись к заиндевелой одежде своего спутника, он отшатнулся. В страхе ожидая, что подобная участь вот-вот постигнет и его, он все же осмелился поднять голову и посмотреть на доуми ветров.

Эол тем временем с удобством расположился на верхушке скалы.

– Когда я проиграл Броуну в кости свой камень, – сообщил он, – я проиграл и источник своего могущества, но кое-какие способности так и остались при мне. Поэтому не делай глупостей и не пытайся напасть на меня, как это попытался сделать твой дружок.

– А он… он?..

– Мертв. Когда по весне он оттает, вороны расклюют его тело и оставят одни лишь кости, как напоминание слугам Броуна, что никто из них не сможет пройти через горы до тех пор, пока он не исправит то зло, которое причинил доуми.

Наклонившись вперед, Эол вытянул в сторону Альбина длинный белый палец.

– Да-да, мне известно, кто ты такой и что везешь в своей сумке. – Эол рассмеялся, и его смех, прозвучавший как звон нескольких ледышек, вызвал еще один порыв ледяного ветра. Ветер этот проник в кожаную сумку, надежно притороченную к поясу Альбина, раскрыл ее и принялся разбрасывать хранившиеся там бумаги. Юноша в отчаянии пытался схватить драгоценные документы, но они выскальзывали у него из-под пальцев, скованных холодом, и падали в ущелье, словно голуби, преследуемые кровожадным ястребом.

– Твой король устал носить на голове это сокровище, – сказал Эол. – Не удивительно, что чужие камни высасывают из него все жизненные силы. Он послал тебя в Пенито с письмом к Фэйрину, в котором просит у волшебника прислать ему какой-нибудь чудодейственный бальзам, который облегчил бы его страдания. Но теперь ты отправишься обратно с посланием королю от Эола. Передай Броуну, что он сможет избавиться от мук, которые причиняют ему украденные камни, лишь тогда, когда он сам придет сюда и вернет камни их законным хозяевам. Если он не сделает этого, камни убьют его очень скоро, задолго до конца того срока, который назначен ему судьбой. И каждый новый день, пока корона с камнями остается у него на челе, будет приносить ему большие мучения, чем день предыдущий.

* * *

Пенито был расположен на расстоянии многих лиг к северу от Джедестрома, высоко на вершине горы Клюв Дракона – самой высокой и неприступной из всех гор, которые отделяли Полуостров от континента. Внутри этого оплота колдовской науки мудрецы в черных рясах совершали свои тайные обряды и занимались своими колдовскими науками. Одним из них был Фэйрин.

Подобно многим своим коллегам, Фэйрин не покидал стен Пенито на протяжении многих лет. Его считали одним из самых сведущих и могущественных волшебников среди всех обитателей Пенито. Сегодня Пербельд – старейшина Пению – послал за Фэйрином, так как надо было напутствовать группу выпускников.

С полдюжины молодых людей в таких же черных одеждах, как у Фэйрина, стояли в полутемном, затхлом фойе крепости. Во всем остальном они, однако, мало походили на старого мага. Суровое и аскетичное лицо Фэйрина было изрезано сетью глубоких морщин, а лица неофитов были свежи и румяны, хотя и скованы некоторым напряжением.

– Вы обучались мастерству в стенах Пенито с тех пор, как ваши родители посвятили ваши жизни этому делу, когда вы еще были детьми, – начал Фэйрин. – Сегодня вас ждет последнее испытание. На протяжении пяти лет вам предстоит странствовать, и единственной подмогой в ваших скитаниях будет один лишь ваш разум. Вам предстоит окунуться в тот мир, который вы обнаружите за стенами Пенито, вжиться в него и обрести новые знания и понимание.

Кто-то из стоявших перед ним юношей шаркнул ногой. Все остальные стояли прямо и неподвижно, несмотря на страх и волнение, которое было заметно в их опущенных взглядах.

– Некоторым из вас придется расстаться с жизнью, не справившись с опасностями мира, – продолжил Фэйрин. – Кого-то поманят за собой и соблазнят его радости и плотские наслаждения. Когда закончится этот испытательный срок, мало кто из вас вернется сюда. Возможно, не придет никто.

Суровый взгляд Фэйрина медленно двигался вдоль ряда склоненных лиц, на мгновение в его серых глазах загорелся огонь воспоминаний, и он крепко прижал сложенные ладони к плоскому животу.

– Опыт умерит пыл тех, кто возвратится в Пенито. Только вкусив радостей мира и отказавшись от них, вы сможете по праву занять место среди мудрецов и магов. Только после этого вы сможете приобщиться к великому могуществу нашего братства. Помните же, что для тех, кто поддастся искушению мирскими радостями и примет решение не возвращаться, не будет возможности ни передумать, ни что-нибудь изменить. Через пять лет, начиная с сегодняшнего дня, ворота крепости откроются в этот же час и впустят тех, кто будет ждать снаружи. Те же, кому не удастся вернуться к воротам до наступления сумерек, будут навеки отторгнуты.

Закончив свою напутственную речь, Фэйрин в молчании обошел строй послушников, совершая над головой каждого особый знак высвобождения. Когда и эта церемония закончилась, Фэйрин, к которому присоединились еще трое седобородых старцев из обители, вывел небольшую группу неофитов во двор. Огромные металлические ворота крепости торжественно распахнулись, и шестеро учеников вышли наружу. Когда они исчезли из виду и массивные створки ворот снова были закрыты и тщательно заперты, сутулый седой старик, старейшина общины мудрецов Пенито, повернулся к Фэйрину:

– В который уже раз мы выпускаем наших птенцов навстречу ветрам судьбы. Интересно, сколько из них переживет хотя бы первую ночь на Клюве Дракона?

– Все, если будут помнить, чему их учили, – сурово заметил Фэйрин.

– Да, конечно, но это только начало. Если кто-то повернет на юг, ему придется сражаться со стихийной магией гор.

– Никакая дикая магия не справится с пенитонцами, Пербельд. Это будет просто досадная помеха, не больше, – сказал Фэйрин, направляясь обратно в башню.

Пербельд со вздохом поспешил вслед за ним.

– Мне кажется, у тебя не было таких проблем в свое время. Честно говоря, я чуть было не погиб в первую же ночь. Я был настолько сбит с толку, настолько растерялся, что вся премудрость, которой меня обучали, вылетела у меня из головы. Признаться, я даже не сумел вспомнить заклинание превращения камней в хлеб.

– Я тоже испугался, – сухо подтвердил Фэйрин. Такая сдержанная манера разговора была выработана долгим пребыванием в этом уединенном месте и вошла у него в привычку. – Но тем не менее сохранил присутствие духа и не забыл моих уроков. я помнил, как согреться у воображаемого огня, как сделаться невидимым для хищников, как превратить в пищу то, что попадется под руку. Ни один молодой волшебник, независимо от того, насколько мало у него опыта, не должен мерзнуть или голодать, если, конечно, он не утратит разум от страха, едва переступив порог крепости.

– Ты, разумеется, прав, Фэйрин. – Посox Пербельда тихонько звякнул о каменные плиты двора, а скрюченными пальцами свободной руки старейший маг попытался расчесать спутанную седую бороду. – Мои годы скитаний были уже так давно, что мне иногда начинает казаться, словно их вовсе не было. Я, видишь ли, отправился в страну чианцев, где всегда светит солнце, где все просто и легко. Признаюсь, что мне страшно хотелось остаться с ними, и я, наверное, остался бы, если бы подобный образ жизни был мне привычен. К счастью, я не был рожден для плотских утех и мирских радостей. Нет, меня больше привлекают занятия наукой, в уединении…

Фэйрин едва сдержал стон нетерпения, так как старец, похоже, вовсе не собирался заканчивать свои воспоминания.

– Так вышло, что я вернулся и остался с тех пор в стенах Пенито, посвятив свою жизнь магической науке. Но ты, Фэйрин, ты выбрал для себя более сложный маршрут. Ты отправился на юг, через горы, не так ли?

– Да? – Фэйрин начинал терять терпение, так как старик внезапно перескочил на события относительно недавнего прошлого и, но всей видимости, собирался заговорить о том, что никоим образом его не касалось.

– Ну конечно, – пробормотал в бороду Пербельд. – Ты направил свои стопы на юг, и нынешний правитель Полуострова – твой протеже.

– Это верно, – скромно заметил Фэйрин.

– Ну и как обстоит нынче дело с его темпераментом? Он все так же упрям и вздорен, как и в те времена, когда был юношей?

Фэйрин в крайнем раздражении повернулся к старцу:

– Весь мир вздорен и упрям, Пербельд. Куда бы я не взглянул, я вижу только вздорные и неуступчивые народы, готовые накинуться друг на друга, а эти народы, в свою очередь, состоят из еще более упрямых и задиристых индивидов.

Пербельд скрипуче рассмеялся:

– Да-да, согласно моим исследованиям именно так и обстоят дела с тех самых пор, как Землеустроители передали нас в руки доуми. С тех пор их осталось не так много – жалкая кучка.

– И именно поэтому мы должны приложить все силы, чтобы истребить тех немногих, что еще остались, – жестко сказал Фэйрин. – А теперь я прошу прощения, но мне нужно вернуться к работе. Мне представляется, что как раз сейчас в этом районе возникли какие-то осложнения, – с этими словами Фэйрин круто развернулся на каблуках и быстро зашагал вдоль по коридору замка. Его черный плащ развевался от быстрой ходьбы и хлопал его по обутым в сандалии ногам.

С такой скоростью, словно за ним гнались, высокий и костлявый маг взлетел по винтовой лестнице в свои покои. Церемония выпуска всегда тревожила его, смущая покой души. Он не признался в этом Пербельду, но сегодняшнее событие снова напомнило ему те дни, когда он сделал свои первые шаги навстречу свободе. Вспомнил он и обжигающее пламя страсти, которая вспыхнула в его груди после встречи с женщиной, ее едкие насмешки и презрительный отказ.

Фэйрин вошел в свою комнату, низко наклонившись под притолокой двери. Закрыв глаза, он принялся бормотать заклинание. Его руки словно жили своей собственной жизнью, они задвигались и стали ощупывать воздух. Вскоре между ладонями волшебника появился сгусток полупрозрачного серого тумана, который тут же принялся вращаться, словно миниатюрный смерч. Легкими движениями пальцев волшебник слегка вытянул крошечный вихрь, и под его руками он начал приобретать форму и цвет. Вскоре смерч превратился в изображение миниатюрной женщины, прекрасной и юной, светловолосой и соблазнительной, которое повисло в воздухе между ладонями Фэйрина. Это была Ниома. Она улыбнулась, и ее голубые глаза заблестели в полутемной комнате.

– Проклятая шлюха! – сдавленно пробормотал Фэйрин и резким движением руки заставил изображение исчезнуть. Картина тут же разбилась на множество осколков, которые растаяли в воздухе, словно дым. Волшебник бегом бросился в главную комнату своих покоев.

– Пустая трата сил – думать о ней! – бормотал он. – Ниома мертва, и ее королевством правит теперь сторонник моего учения, мой питомец.

Продолжая бормотать бессвязные, отрывочные фразы, маг приблизился к своему рабочему столу и, сбросив с его поверхности на пол всякий мелкий хлам, бережно развернул большой, прозрачный шар.

– Ваар, – прошептал он, бережно поглаживая ровную поверхность шара указательным пальцем. Шар отреагировал на его прикосновение, и на краткое мгновение на его поверхности, прямо под пальцами мага вспыхнули яркие огни. Именно при помощи этого предмета Фэйрин на расстоянии разговаривал с Броуном, вернее – с его отражателем. Ваар, который Фэйрин унаследовал от одного могучего волшебника, теперь уже давно умершего, обладал гораздо более широкими возможностями, нежели простая передача на расстоянии голоса и изображения. По сравнению с магическим шаром рефлектор Броуна был пустяком, детской игрушкой. Временами Фэйрину начинало казаться, что Ваар – это живое существо, обладавшее своеобразным чувством юмора. Шару безусловно доставляло удовольствие испытывать терпение и мастерство мага. Иногда шар являл его взгляду знамения, намекающие на грядущие события, но эти знамения требовали тщательного толкования. Иногда внутри шара можно было разглядеть точные изображения прошедших и грядущих событий, а иногда их приходилось реконструировать по отдельным фрагментам и намекам. Хуже всего было, когда Ваар предупреждал об опасности, но изображения, которые появлялись в его прозрачных глубинах, напоминали собой облака пара и были совершенно непостижимы.

На протяжении всего сегодняшнего дня Фэйрина преследовало неприятное ощущение того, что что-то пошло не так и этим нужно безотлагательно заняться. Теперь же, пробудив Ваар к жизни осторожным поглаживанием, маг низко наклонился над шаром. Пристально вглядываясь в его непостижимые глубины, он осторожно сжал его в ладонях, умоляя раскрыть хоть один секрет.

– Откройся мне, Ваар, – шептал волшебник. – Позволь мне увидеть то, что скрыто под твоими покровами.

Холодная поверхность шара стала нагреваться, внутри Ваара появились седые облака, среди которых время от времени мелькали фрагменты изображений и какие-то лица. Он узнал лицо Броуна, потом появилось лицо какой-то девушки с серыми глазами и языки зеленого пламени. Лицо Броуна было искажено страданием и мукой. Фэйрин напряг зрение, и ему показалось, что он различает в глубине шара лица Эола, Дрионы и Тауниса. Все остальные лица промелькнули в облачном шаре так быстро и далеко, что узнать, кому они принадлежат, не представлялось возможным. Как ни напрягал маг свои ментальные способности, внутренность шара оставалась мрачной и беспросветной. В конце концов совершенно измотанный маг откинулся на спинку стула и устало смежил глаза. Пожалуй, на сегодня ему не добиться от Ваара большего, кроме неясной угрозы, которая заключалась в мрачных тучах, наползающих на Полуостров. Этот образ означал только то, что в ближайшее время следует ожидать каких-то опасных и важных событий.

* * *

Далеко от этого места, на юге, на другом берегу моря, высоко над землей, в замке короля стьюритов, Тропос пытался расшифровать свои несколько предзнаменований. Перед ним на столе стояла плетеная клетка, в которой шипел и плевался борсет. Небольшой, покрытый мехом хищник был вне себя от голода и грыз прутья клетки.

– Потерпи, крошка, теперь уже скоро, – прошептал Тропос, рассыпая вокруг клетки серый, дурно пахнущий порошок. Бормоча заклинания, он раскупорил флакон с какой-то жидкостью и вытряс из него несколько капель прямо на дорожку серой пыли.

Когда он решил, что смесь составлена правильно, он прошел в утол комнаты, где в большой клетке сидело несколько голубей. При его приближении птицы испуганно запищали. Тропос, не обращая внимания на их испуг, просунул в клетку руку и вытащил одного голубя. Держа в руке бьющуюся птицу, Тропос вернулся к столу и ловко втолкнул голубя в клетку борсета.

Из клетки тут же полетели белые перья, брызнула алая кровь, затем раздался придушенный писк и свирепое урчание голодного хищника, и Тропос в восторге прищелкнул языком. Он аккуратно положил поверх клетки кусочек тщательно выделанной змеиной кожи, посыпал ее тем же серым порошком и, взяв со стола зажженную свечу, поджег клетку.

Не обращая внимания на визг перепуганного зверька, который оставил растерзанного голубя, Тропос внимательно наблюдал за тем, какие формы принимает удушливый дым, поднимающийся к потолку комнаты от объятой пламенем клетки. То, как клубился над столом дым, подсказало ему, что время настало.

Когда клетка вместе со всем ее содержимым обратилась в горячую золу, Тропос встал и скрестил руки внутри длинных черных рукавов своей накидки. Затем он подошел к окну. Сажа из множества дымоходов снаружи и копоть от его частых экспериментов внутри таким плотным слоем осели на стекле, что сквозь окно мало что можно было разглядеть, но и то, что он увидел, – типичный стьюритский пейзаж – ничуть не понравилось маленькому колдуну. Единственным местом, которое Тропос по-настоящему любил, был Пенито. Это был его дом, где он когда-то был счастлив. Однако он не сумел вернуться в Пенито, и в этом был виноват Фэйрин.

«Колеса крутятся, а маятник – качается, – сказал себе Тропос. – Все эти годы я ждал, когда придет мой час. И вот время взывает к отмщению, и я не должен упустить эту возможность».

С этими словами Тропос покинул свою комнату в башне и спустился по длинной лестнице вниз, в жилую часть замка. Стоило только его горбатой сморщенной фигурке с бледным лицом и в черной накидке появиться в узких коридорах замка, рослые стьюритские аристократы принялись уступать ему дорогу, а некоторые из них даже чертили в воздухе магические знаки, чтобы отвадить зло. За многие годы, что провел Тропос при дворе короля Йербо, он так и не подружился ни с кем из придворных. Считалось, что каждый король должен иметь мудреца-волшебника, и поэтому на Тропоса и ему подобных смотрели как на неизбежное зло. Его терпели, но никто его не любил, и все избегали его общества.

Тропос направлялся в те комнаты, где имел обыкновение отсиживаться Арант, не совсем еще оправившийся от унижения, которое ему пришлось пережить под Акьюмой. Тропос застал принца в гимна сиуме, где тот вымещал свое дурное настроение на манекене, набитом опилками. Его лицо и голый торс были покрыты крупными каплями пота, принц яростно рычал, ожесточенно работая кулаками и наподдавая парусиновый манекен низко склоненной головой.

– Смерть! – рычал он сквозь стиснутые зубы. – Смерть ему!

– Кому, мой лорд? Ты говоришь о Броуне?

Арант отступил от раскачивающегося манекена и сердито глянул на мага.

– А-а, это ты! Что, мой отец прислал тебя, чтобы ты прочел мне еще одну нудную проповедь? Если так, то не трать напрасно время и жар своего сердца, колдун. Я сожалею лишь о том, что не сравнял Акьюму с землей и Броуна вместе с ней.

– Я пришел сюда не для того, чтобы читать тебе мораль, хотя, безусловно, этот налет на портовый город был совершен в неудачный момент и скверно спланирован.

Арант злобно оскалил свои острые белые зубы:

– Для чего же ты пришел ко мне, мудрец? Предупреждаю тебя, я не собираюсь выслушивать никаких нравоучений ни от своего слабоумного папаши, ни от кого-либо другого.

– Я не собираюсь читать тебе нравоучения, я пришел не за этим.

– За чем же ты тогда пришел? – зеленые глаза принца подозрительно сузились.

– Я пришел предложить тебе свою помощь, принц. Мой совет и мой план. Ты просил меня об этом некоторое время назад. Или ты больше не нуждаешься в этом?

Все еще щурясь, Арант пристально посмотрел на Тропоса сверху вниз. Взяв со скамьи полотенце, он вытер лицо и пульсирующую от напряжения шею.

– И что же заставило тебя принять такое решение?

– Длительные размышления, принц, – ответил Тропос с неожиданной искренностью. – Заодно я подумал о том, что прежде, чем мой срок жизни закончится, я должен попробовать, действительно ли месть так сладка на вкус. Сейчас настала пора готовиться к банкету.

– Кому ты собираешься мстить? Фэйрину?

Тропос кивнул и увлек Аранта в дальний угол зала, где никто не смог бы их подслушать.

– В знак моей верности, я хочу сделать тебе три подарка. Первый из них – история моей жизни. Ее никто не знает во всех подробностях, не исключая и Йербо, который был мне добрым господином на протяжении всех этих лет.

Арант прислонился спиной к стене.

– Тогда расскажи мне то, чего я не знаю. Мне известно, что ты и Фэйрин мальчиками воспитывались в Пенито. Или это не так?

– Это так. Наши родители привели нас в Пенито, чтобы там мы обучались искусству магии и колдовства. На протяжении всего срока нашего ученичества мы были друзьями и постоянными соперниками. Целыми днями мы практиковали свои умения друг на друге, иногда он одерживал верх, иногда я торжествовал победу. Я и он были самыми талантливыми учениками в нашем классе, и хотя Фэйрин был высок и крепок, а я – строен и невысок ростом, однако все сходились на том, что в способности к волшебству мы с ним совершенно равны.

– Но все же ваше соперничество было дружеским?

– Иногда это было так, поскольку мы росли как братья, – Тропос пожал плечами. – Но иногда… Гордость и дерзость были главными недостатками Фэйрина, а в те времена я был таким же, как он. Ни одному из нас не нравилась мысль о том, что другой может быть сильнее или могущественнее.

Арант понимающе кивнул. Чувство соперничества было ему хорошо знакомо.