Текст книги "Самый жестокий месяц"

Автор книги: Луиза Пенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава девятнадцатая

Клара откинулась на спинку стула и потянулась за кружкой. Перед ней были остатки завтрака. Крошки. Тарелка выглядела такой заброшенной, что Клара сунула в тостер два кусочка хлеба.

Они с Мирной оставались в старом доме Хадли, пока агент Лакост делала то, что ей нужно было сделать. На их с Мирной взгляд, делала она это довольно медленно. Бо`льшую часть времени Клара стояла в комнате и смотрела на птичку, свернувшуюся на боку. Ножки ее были подтянуты к груди – чем-то это напоминало Мадлен, хотя размерами было гораздо меньше. И с перышками. Да, наверное, на Мадлен не очень похоже. Но какое-то сходство имело место. И та и другая были мертвы.

Но если Клара и жалела Мадлен, то вины за собой не чувствовала. Иные чувства она испытывала по отношению к этому маленькому существу. Он знала, что способствовала убийству дрозденка. Они все знали, что в комнате есть птица. Именно поэтому они решили воспользоваться этой комнатой, возможно надеясь спасти птичку.

Но пыталась ли Клара как-то спасти ее? Нет. Нет, она боялась, что птица набросится на нее из темноты. Клара не только не пыталась спасти птичку, но еще и ненавидела ее. Желала ей смерти. По меньшей мере хотела, чтобы та исчезла или чтобы напала на кого-то другого – не на Клару.

И вот эта птичка лежала перед ней. Мертвая. Совсем птенец. Крохотный, испуганный дрозденок, который, возможно, выпал в дымоход из своего гнезда и хотел только одного – вернуться домой, к своей маме.

Наконец агент Лакост закончила. Три женщины взялись за руки и уставились на соляной круг. И все трое послали безмолвные мысли Мадлен. Если агент Лакост видела только тело, то Клара и Мирна помнили ее живой. Они могли представить улыбающуюся, смеющуюся Мадлен. Сияющую. Мадлен, которая слушала и воспринимала все своими любопытными глазами. Живая Мадлен становилась реальной. Как оно и должно было быть.

Потом Клара подумала о птичке и извинилась перед ней. Пообещала в следующий раз быть внимательнее.

Это были самые спокойные мгновения, какие Клара провела в старом доме Хадли. И все же никто из них не стал задерживаться там дольше, чем необходимо.

Когда они вышли из дома, мимо проезжал старший инспектор Гамаш, и агент Лакост остановила его. Мирна и Клара поздоровались с ним и вернулись на чердак Мирны, где хозяйка снова поставила сковородку с беконом на огонь. Клара тем временем позвонила Питеру – сказать, где находится.

– Ты видела газету? – спросил он.

– Нет, мы были слишком заняты экзорцизмом.

– Ты у Мирны? Жди там. Я сейчас приду.

Мирна добавила на сковородку еще бекона, смолола еще кофе, а Клара тем временем накрыла стол и нарезала хлеб для тостов. К приходу Питера завтрак был готов.

– От Сары. – Питер протянул бумажный пакетик.

Клара поцеловала его и взяла пакет.

Круассаны.

Двадцать минут спустя Питер облизал пальцы и стер капельку масла со щеки Клары. Довольно далеко ото рта. «И как ей это удается? – подумал Питер. – Прямо суперсила какая-то, не знающая, куда себя приложить».

– Я заглянул и в магазин месье Беливо, – сказал он, наливая кофе.

– Он открылся? – спросила Мирна. – А я и не заметила.

– Как всегда. Месье Беливо вчера приходил на обед, – сообщил Питер, открывая баночки с джемом. На одной все еще оставалась вощаная заглушка, и ему пришлось выковырять ее ножом. – Был голоден как черт.

– Неудивительно, – сказала Мирна. – Я думаю, он ее любил.

Двое других кивнули. Бедняга! За последние несколько лет он потерял двух любимых женщин. Каким любезным он был за обедом в предыдущий вечер! Даже принес пирог из пекарни Сары. Но теперь от его энергии ничего не осталось, и полчаса он просто сидел, размазывая еду по тарелке. Питер доливал вино в его бокал, а Клара щебетала о том, что нужно делать в саду. Она понимала, что в этом и состоит красота дружбы. От месье Беливо ничего не ждали, и он знал это. Иногда просто достаточно ощущения, что ты не один. Ушел он рано – сразу после ужина. При этом казался немного ожившим. Клара и Питер взяли Люси и прошли с месье Беливо по деревенскому лугу к его дому. На веранде Клара и Питер обняли его, но никаких утешительных слов сказано не было. Такими словами можно утешить лишь себя самого. А месье Беливо необходимо было чувствовать себя в отчаянии. От этого ему становилось лучше.

За завтраком Клара и Мирна рассказали Питеру о том, что они видели этим утром. Он выслушал, пораженный их мужеством, с каким они вошли в этот дом, и удивленный их глупостью. Неужели они и в самом деле верили, что дух Мадлен витает в той комнате и может услышать их? А о предполагаемом духе мертвой птички и говорить нечего. И уж совсем ни в какие ворота не лезло поведение агента Квебекской полиции. Но это напомнило ему кое о чем. Он взял принесенную с собой газету и развернул ее:

– Послушайте-ка.

– Результаты игры в гольф? – спросила Мирна, наливая кофе и предлагая добавку Кларе.

Питер совсем скрылся за монреальской «Ла журне».

– Это в городской колонке.

Он высунул голову из-за газеты и увидел, что Мирна наливает сливки в свой кофе, а Клара достает из тостера поджаренный хлеб. Дав один ломтик Мирне, Клара взяла джем и принялась размазывать его по тосту. Они не обращали на Питера ни малейшего внимания. Он улыбнулся и снова спрятался за газетой. Он знал, что это сейчас изменится, и начал читать вслух:

– «Есть причины для озабоченности, когда один из старших офицеров Квебекской полиции живет не по средствам. Мои источники сообщают, что человек его положения не должен зарабатывать более девяноста пяти тысяч долларов в год. Но даже и такая сумма, на мой взгляд, является чрезмерной. Однако допустим, что наше излишне щедрое предположение верно, но и тогда его образ жизни не соответствует доходам. Одежду он носит самую шикарную, в основном из Англии. Отпуска проводит во Франции. Живет, не испытывая ограничений, в Утремоне. И недавно приобрел новый „вольво“».

Питер медленно опустил газету, чтобы оценить, какое впечатление произвело это на слушателей. Мирна и Клара смотрели на него, раскрыв глаза почти так же широко, как рот. Тосты замерли на полпути к цели.

Питер снова поднял газету и прочитал последнюю строку. Удар ножом. С поворотом в ране.

– «И все это после печальной истории с суперинтендантом Пьером Арно. Что же ему пришлось сделать, чтобы заработать эти деньги?»

Габри наблюдал за тем, как его гостья допивает остатки травяного чая и ставит чашку. Он смотрел с кухонной стороны распашной двери и сквозь щель увидел, как она встала.

Жанна Шове вернулась в гостиницу накануне вечером после обеда. Габри улыбнулся ей, выдал ключ от ее номера и потихоньку позвонил Гамашу домой.

– Она вернулась, – прошептал он.

– Pardon?

– Она вернулась, – проговорил Габри энергичнее.

– Кто это говорит?

– Да боже мой, я говорю, что колдунья вернулась! – закричал Габри в трубку.

– Это Габри?

– Нет, Глинда[42]42
  Глинда – добрая волшебница, персонаж книги Л. Баума «Волшебник страны Оз».


[Закрыть]. Ну конечно это я. Она вернулась пять минут назад. Что мне делать?

– Ничего, patron. Не сегодня. Только постарайтесь сделать так, чтобы она не ушла до моего приезда завтра утром. Merci.

– А когда вы приедете? И как мне ее остановить? Allô? Gamache, allô?

Всю ночь Габри пялился в потолок, стараясь понять, как ему удержать маленькую женщину в ее номере. И вот этот миг настал. Она поднималась из-за стола.

Неужели эта маленькая, похожая на мышку женщина – убийца? Габри считал, что это не исключено. Она определенно была ответственна за проведение спиритического сеанса, а этот сеанс убил Мадлен. Даже самого Габри чуть не убил, если уж на то пошло. Входило ли это в ее намерения? Неужели эта ужасная женщина пыталась его убить? Неужели ее истинной целью был он? Но кому нужна его смерть?

Внезапно перед его мысленным взором возник длинный список, начиная с маленькой девочки, которую он мучил во втором классе, и кончая друзьями, чьи кулинарные рецепты он похитил и в чей адрес отпускал обидные замечания за их спиной, но так, чтобы они слышали. Так умно и язвительно. Люди смеялись, и Габри принимал их одобрение и старался не замечать выражения боли, смятения и обиды на лицах тех, кто до этого считал его другом.

Не поэтому ли они с Оливье решили переехать сюда? Отчасти чтобы быть подальше от той кучи дерьма, что они наворотили в своей прежней жизни, но главным образом чтобы жить в таком месте, где доброта побеждает остроумие.

Он начал здесь с чистой страницы, но неужели прежняя жизнь нашла его? Неужели один из тех старых гомиков нашел его и нанял эту ведьму, чтобы она прикончила его?

Да, такое объяснение было логичным. Если она не убила его теперь и, вероятно, не решится сделать это в присутствии Гамаша, то по меньшей мере она может предать его проклятию. Сделать так, чтобы у него что-нибудь отсохло и отпало. Он надеялся, что это будут не его волосы.

Жанна оглядела столовую, а потом медленно направилась по коридору в свой номер.

«А вдруг она выберется из окна в дальнем конце коридора? – испугался Габри. – С нее станется». Он еще шире открыл дверь и высунул голову. Из дверей выбежал кот и беззаботно побрел по столовой.

– Ищешь свою хозяйку, маленький говнюк? – прошептал Габри.

Он был убежден, что чертов котяра, принадлежащий Оливье, стал фамильяром[43]43
  Фамильяр – существо-спутник волшебника, связанное с ним узами магии.


[Закрыть] Жанны, что бы это ни значило. Ясно, что ничего хорошего. Габри выглянул через приоткрытую дверь, увидел, что никого нет, протиснулся в столовую, открыв дверь по минимуму (на самом деле ему пришлось открыть дверь наполовину), после чего вышел на цыпочках и осмотрел коридор. Окно было открыто, но москитная сетка оставалась на месте.

Габри подумал, что наиболее стратегически важное место будет за стойкой регистрации. По прошествии тридцати секунд внимательного наблюдения он решил разложить пасьянс на компьютере, пока не появился Гамаш или ведьма не убила его. Зачем просто сидеть и скучать? Не успел он взяться за мышку, как на экране всплыла картинка.

Надпись гласила: «Эфедра». Габри прочитал текст, подумал, не сделать ли заказ, но вместо этого решил позвонить Оливье.

– Любопытно, видел ли он, – сказала Клара, опуская тост.

Она наконец насытилась. Чтобы не сказать наелась по горло.

– Когда мы встретили его сегодня утром, он был абсолютно спокоен, – заметила Мирна.

– Ничем не выдал волнения? – спросил Питер, забирая Кларин тост.

– А при чем тут дело Арно? Оно было несколько лет назад, – сказала Мирна.

– Уж никак не меньше пяти, – кивнул Питер.

Он сел прямо и положил руки на стол, приняв заученную расслабленную позу. Рут как-то отчитала его за высокопарность и педантизм. Он знал, что оба обвинения были несправедливы, но все же обида осталась. С тех пор он старался не выглядеть слишком официальным и не смотреть на людей свысока, говоря им о вещах, в которых они не разбирались (например, как правильно разрезать помидор или держать газету), или сообщая им некую информацию (например, по делу Арно).

В свое время Питер читал о деле Арно. Об этом писали все газеты – новость месяца.

– Я вспомнила, – сказала Мирна Питеру. – Ты тогда помешался на этом деле.

– Да, это было интересно, – подтвердила Клара. – В то время мы, конечно, не знали Гамаша, но все про него слышали.

– Он был одной из звезд Квебекской полиции, – сказала Мирна.

– До дела Арно, – уточнил Питер. – Защита тогда уличила Гамаша в том, что он эгоистичный лицемер. С удовольствием принимает почести, сопутствующие власти, но на самом деле слаб. Руководствуется завистью и гордыней.

– Было такое, – сказала Мирна, вспоминая тот скандал. – Кажется, защита намекала, что он подставил Арно?

Питер кивнул:

– Арно был суперинтендантом подразделения, которое расследовало особо важные преступления. Во время процесса всплыло, что Арно игнорировал некоторые насильственные действия полиции. Даже убийства. Просто закрывал на них глаза.

– В особенности когда дело касалось коренных американцев, – кивнула Мирна.

– Я как раз это и собирался сказать. Фактически Пьер Арно приказывал самым своим приближенным офицерам совершать убийства.

– Зачем? – спросила Клара, пытаясь вспомнить то дело.

Питер пожал плечами.

– Версия, выдвигавшаяся подобными газетами, – он указал на «Ла журне», – состояла в том, что Арно просто позволял преступникам убивать друг друга, а не невинных людей. Служба обществу.

На чердаке Мирны воцарилось молчание – все трое вспоминали те скандальные разоблачения. А разоблачения были тем более скандальные, что квебекцы, как франко-, так и англоязычные, относились к полиции с уважением. До того случая. Судебный процесс положил этому конец.

Питер помнил новости тех времен. Он каждый день видел старших офицеров Квебекской полиции с мрачными лицами. Им совали в лицо микрофоны, их снимали телекамеры. Поначалу они держались вместе, демонстрировали единство. Но в конечном счете из общего стада выделились два человека.

Гамаш и его непосредственный начальник. Суперинтендант… фамилия забылась. Этот суперинтендант был единственным, кто публично поддержал Гамаша. Эти двое представляли собой чуть ли не трогательное зрелище – они становились все более измотанными и усталыми, по мере того как на них сыпались новые обвинения, в прессе появлялись новые откровения и росло ожесточение.

Но Гамаш продолжал улыбаться репортерам, задававшим ему одни и те же глупые, наводящие, оскорбительные вопросы. Он был спокоен и старомоден в своей вежливости. Даже когда его обвиняли в предательстве. Даже когда ему в конце концов предъявили обвинение в пособничестве. Будто бы он знал об убийствах и покрывал их. В конечном счете, взывал к суду Арно, как мог глава отдела по расследованию убийств не знать об этом?

– Это было ужасно, – сказала Клара. – Будто тебе снова и снова в замедленном повторе показывают падение дирижабля «Гинденбург». Что-то благородное втоптали в грязь.

Питер не знал, что имеет в виду Клара: то ли Гамаша, то ли саму Квебекскую полицию.

– Мнения в газетах высказывались противоположные, – сказал он. – Большинство поддерживало Гамаша, но кое-кто требовал его отставки.

– Эта газета, – Мирна кивнула на «Ла журне», которую Питер положил рядом с собой, – печатала передовицы, в которых говорилось, что Гамаш должен сидеть в одной камере с Арно. Мол, пусть они прикончат друг друга.

– А что случилось с Арно и другими? – спросила Клара.

– Сидят где-то в тюрьме. Удивительно, что другие заключенные их еще не убили.

– Наверняка этот мерзавец Арно там всем заправляет, – сказала Мирна.

Она скомкала салфетку и с силой бросила ее на стол. Двое других уставились на нее, удивленные этой неожиданной вспышкой гнева.

– Что случилось? – спросила Клара.

– Неужели ты не понимаешь? Мы сейчас говорили об этом деле так, будто это эпизод телевизионного сериала. Но это же все по-настоящему. Этот Арно убивал людей. Убивал тех самых людей, которым должен был помогать. Почему? Потому что они были коренными американцами, наркоманами, дошедшими до отчаяния. И он попытался уничтожить того единственного человека, который остановил это, которому хватило смелости противостоять Арно и всей системе Квебекской полиции. Арно психически ненормальный человек, и я говорю это со знанием дела. Я знаю симптомы. Долгие годы я диагностировала психически больных людей и работала с ними. Неужели вы не понимаете?

Она посмотрела на Питера и Клару, схватила газету Питера и швырнула на стол, словно в наказание.

– Это дело не кончилось. Дело Арно продолжается.

Зазвонил телефон, и Клара ответила.

– Это Оливье, – сказала она, прикрыв микрофон рукой. – Ой, спасибо. Передам. – Клара отключилась и посмотрела на других. – Вы что-нибудь знаете об эфедре?

Глава двадцатая

Жан Ги Бовуар раздал задания агентам.

Агент Изабель Лакост должна была исследовать жизнь Мадлен Фавро, агент Николь – проверить список поставщиков эфедры и выяснить, не делал ли кто из них поставки в этот район, а Роберу Лемье было поручено сопровождать инспектора Бовуара и старшего инспектора Гамаша.

– Но это неправильно, – сказала Николь, ошеломленная ошибочным решением Бовуара. – Лемье уже начал заниматься этой эпилепсией, или как там ее.

– Эфедра, – сказал Бовуар. – Вы что, не слушали?

– Все это есть в компьютере, верно?

Бовуар повернулся и сердито посмотрел на Гамаша, чтобы его шеф понял, насколько неадекватна эта женщина.

– Дело в том, – продолжала Николь, явно не понимая, какое производит впечатление, – что если уж он это начал, то пусть и заканчивает.

– Что? Это у нас такое новое правило? – спросил Бовуар. – Тут у нас не школьный двор, а это не дебаты. Вы будете исполнять приказания.

– Прекрасно. Сэр.

Николь направилась к своему столу, намеренно не обращая внимания на попытку Лемье перехватить ее взгляд и изобразить извиняющуюся улыбку.

Они ушли, техники занялись работой в другой части комнаты, и Николь вытащила свой сотовый. Он вибрировал на протяжении всего заседания, а она могла только не реагировать на него. Иначе ее ждала бы катастрофа.

– Oui, allô, – сказала она и ничуть не удивилась, услышав знакомый голос.

– Ну что там происходит? – спросил голос.

Она рассказала, после чего на другом конце наступила пауза.

– Мне это не нравится. Почему Гамаш ушел без тебя? Может быть, ты что-то сделала не так? Рассердила его?

– Нет, конечно. Я даже назвала причину смерти. Все говорили, что это какое-то лекарственное средство, а я сказала, что ее испугали до смерти. Шеф согласился со мной и сказал об этом.

– Постой, ты указала на его ошибку в присутствии всей команды?

– Я сделала это очень мягко.

– А что я тебе говорил? Чему учил? Не выводить его из себя.

– Что? Значит, я должна просто соглашаться?

– На карту поставлено нечто большее, чем одно дело. Ты это знаешь. Смотри не напортачь там.

– Я уже устала это слушать.

– А я устал повторять.

На линии воцарилось молчание.

Арман Гамаш кивнул двум мужчинам, сидевшим за маленьким столиком перед бистро Оливье и наслаждавшимся ярким осенним солнцем. Будь такая возможность, квебекцы до глубокой осени засиживались бы на террасах, а весной выходили бы на них с первыми лучами солнца. Одетые в свитера и куртки, шапки и перчатки, они подставляли лицо солнцу.

Эти двое макали печенье в капучино и с удовольствием поедали его. Услышанная Гамашем часть разговора, происходившего между этими двумя, была очень похожа на обрывки слов, которые доносил до него ветер, когда они проходили мимо людей, стоящих на деревенском лугу со своими собаками.

Сегодня вся деревня пела одну и ту же песню, состоящую из одного-единственного слова.

Эфедра.

Гамаш остановился и уставился на агента Лемье, по лицу которого гуляла улыбка. Он явно радовался погожему весеннему дню.

– Ты это слышал? – спросил Гамаш.

Лемье наклонил голову, прислушался.

– Это дрозд?

Инспектор Бовуар отрицательно покачал головой.

– Послушай, пожалуйста, внимательнее, – сказал Гамаш.

Лемье замолчал и прислушался, закрыв глаза. Он услышал рев бегущей реки. Услышал птиц, хотя, вероятно, и не дроздов. Услышал разговоры людей. Услышал слово «эфедра».

Он открыл глаза и уставился на Гамаша.

– Эта парочка за столиком у бистро, вероятно, имеет какое-то отношение к убийству, – прошептал он.

Тут слово «эфедра» прозвучало еще раз. На сей раз оно донеслось откуда-то со стороны магазина месье Беливо.

– Агент, может быть, вы расскажете мне, как вы проводили свои вчерашние изыскания? – Гамаш смотрел на Лемье довольно жестким взглядом.

– Я ждал возвращения этой женщины-медиума, заметил на столе компьютер и поискал в Интернете.

– Воспользовались компьютером Габри.

– Да.

– А сайты, которые просматривали, потом закрыли? – спросил инспектор Бовуар.

– Уверен, что закрыл.

– Я бы никогда не стал пользоваться эфедрой – это слишком опасно, – говорил один из жителей деревни своему собеседнику. Они прошли мимо, чуть замедлив шаг, чтобы улыбнуться Гамашу, который приветственно приподнял шляпу. – Но я слышал, что Габри прежде пользовался этим средством. Или это был Оливье? И, откровенно говоря, две-три таблетки не помешали бы Мирне.

Гамаш снова надел шляпу и уставился на Лемье. Это был его самый жесткий взгляд. Отчасти требовательный, отчасти вопрошающий.

– Может быть, я там что-то не стер. Простите. Какой же я идиот! – Робер Лемье опустил голову и помотал ею. Он готов был затопать ногами. – Извините меня, сэр.

– Вы понимаете, что это значит? – спросил Бовуар.

– Да, сэр. Это значит, что все в деревне, а возможно, и в округе знают теперь, что нас интересует эфедра. У них хватит ума, чтобы понять причину нашего интереса.

– Это означает, что убийце известно то, что известно нам, и он определенно попытается избавиться от этих таблеток. Если уже не избавился, – сказал Гамаш. – Возможно, теперь это единственный округ во всем Квебеке, где нет эфедры.

Лемье запрокинул голову, так что его нос стал указывать в небеса.

– Извините. Вы правы. Мне этого и в голову не приходило.

– Ах вот как? Так подумайте хорошенько. Чем, по-вашему, мы здесь занимаемся? – прошипел Бовуар, стараясь не повышать голос, чтобы его не услышали другие. – Где-то здесь находится убийца. Кто-то из местных жителей не боится убивать. Вы знаете, что удерживает большинство людей от убийства? Страх. Страх быть пойманным. Мы здесь имеем дело с бесстрашным человеком. Это очень опасный человек, Лемье. А вы дали ему огромную фору.

Гамаш слушал с интересом, хотя и не соглашался. Страх может остановить некоторых людей от совершения убийства, но Гамаш точно знал, что именно страх заставляет многих людей идти на убийство. Именно страх лежит в основе всех других эмоций. Именно страх преображает и превращает другие эмоции в нечто отвратительное. Подобно алхимику, он может превратить день в ночь, радость в отчаяние. Раз укоренившись, страх способен затмевать солнце. А Гамаш знал, что может вырасти в темноте. И вот эти поросли он искал каждый день.

– Вы правы, абсолютно правы, – пробормотал Лемье. – Я сожалею.

Он посмотрел прямо в глаза Гамашу, и тот ответил ему суровым взглядом. Потом взгляд шефа чуть смягчился, и Лемье расслабился. Бребёф был прав. Намеренная утечка информации по эфедре разозлит их, а ты извиняйся изо всей мочи.

Все любят кающихся грешников, но никто не любит их больше Гамаша. А почему нет? После всех его прегрешений, после предъявления обвинений Арно и чуть ли не уничтожения Квебекской полиции, конечно же, великий Гамаш не может не любить кающихся грешников.

Лемье спросил себя, как бы обстояли дела, будь главой отдела по расследованию убийств не Гамаш, а он, Робер Лемье. Конечно, сразу этого не случится. Но Бребёфу придется его вознаградить. И он будет быстро продвигаться вверх по служебной лестнице. Когда это закончится, он пойдет вверх.

– Осторожнее, – тихо сказал Гамаш, и на мгновение Лемье вдруг показалось, что испытующий взгляд шефа проникает ему под кожу.

«Неужели он знает?»

– Что вы хотите сказать? – спросил Лемье.

– Вы должны быть внимательнее, – ответил Гамаш, продолжая смотреть на него проницательным взглядом.

«Я не буду таким слабаком, как он, – подумал Лемье. – И моя карьера не остановится на звании старшего инспектора».

– Нам придется работать быстрее, – сказал Гамаш. – Инспектор, я хочу, чтобы вы и агент Лемье разделились и поговорили со всеми, кто был свидетелем убийства.

– А вы? – спросил Бовуар.

– Я побеседую с Жанной Шове.

Бовуар взял шефа под локоть и на несколько шагов увел в сторону от Лемье.

– Я должен пойти с вами, – сказал Бовуар.

– Чтобы поговорить с медиумом, Жан Ги? Зачем?

– Понимаете… – Бовуар посмотрел на старый дом Хадли и отвернулся. – Наверное, так будет лучше. Это ведь было не простое гадание по картам Таро и не говорящая доска, с которой развлекались моя мать и ее друзья. Жанна Шове – ведьма.

– Полагаешь, она напустит на меня злых духов?

Гамаш не улыбался, не высмеивал Бовуара. Ему и в самом деле интересно было знать.

– Я не верю в призраков, – сказал Бовуар. – Я думаю, их создают для определенных целей.

– Каких?

– Моя жена болтает об ангелах. Она хочет верить в ангелов-хранителей, потому что с этой верой ей не так страшно, не так одиноко.

– А духи зла – они тоже наши творения?

– Я так считаю. Их создают родители и церковь, чтобы мы боялись и делали то, что нам говорят.

– Значит, духи зла создают страх, а ангелы прогоняют его, – задумчиво произнес Гамаш.

– Я думаю, все это существует только в нашей голове, – сказал Бовуар. – Нам самим хочется в это верить. Мадлен Фавро верила в призраков, и они ее убили. Если бы она в них не верила, то не боялась бы так и эфедра не остановила бы ее сердце. Вы же сами это и сказали. Она испугалась до смерти. Ее убили ее верования. Вернее, ее убил человек, который воспользовался ее верованиями. Вы верите в такие вещи, в какие не верю я. Я опасаюсь, что она воспользуется этим. Проникнет в ваш мозг.

– Эта женщина-экстрасенс? Ты думаешь, она заберется в мою голову и воспользуется моими верованиями против меня?

Бовуар кивнул и не отвел взгляда, хотя это и было трудно. Он ненавидел эти материи. Вещи, которые он просто не мог охватить умом.

– Я знаю, ты говоришь так, потому что переживаешь, – сказал Гамаш, продолжая смотреть в глаза Бовуару. – Но мои верования утешают, а не убивают. Они то, что я есть, Жан Ги. Их невозможно использовать против меня, потому что они – это я.

– Вы верите в духов. – Бовуар не собирался сдаваться. – Я знаю, в церковь вы не ходите, но все равно верите в Бога. А если она скажет, что вызовет злых духов, тогда что вы будете делать?

– Тогда мне, пожалуй, придется вызывать ангелов, – улыбнулся Гамаш. – Послушай, Жан Ги, в жизни каждого из нас наступает момент, когда перед нами встает этот вопрос: «Во что ты веришь?» У меня, по крайней мере, есть ответ, и если он меня убьет, значит убьет. Но убегать я не стану.

– Я прошу вас не убегать, а просто принять помощь. Позвольте мне пойти с вами.

Гамаш немного подумал.

– Слишком много дел. У тебя уже есть задание на сегодня.

Бовуар некоторое время смотрел в глаза начальнику, потом отвел взгляд. В этот момент он понял: Гамаша убьет не злобный дух, не вурдалак и не призрак. А собственная гордыня.