Текст книги "Одинокие люди"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Я прожил здесь хорошую жизнь, и мне хочется, чтобы она продолжалась как можно дольше, но понимаю, что всему наступает конец. Даже эти книги когда-нибудь исчезнут, но мысли, заложенные в них, проживут дольше. Книгу уничтожить легко, но идеи, которые принял человек, выкорчевать невозможно.

Он помолчал и спросил:

– Вам, должно быть, надоело слушать болтовню старика?

– Нет, сэр. Я вас слушаю и учусь. У нас у всех тяга к учебе... я имею в виду Сакеттов. Наша земля в холмах Теннесси скудная и не дает ничего, кроме самого необходимого. Мы не представляли, как многое нам неизвестно, пока не приехали на Запад.

Я посмотрел на него, и мне стало стыдно.

– Я едва умею читать, сэр, с трудом разбираю слова и их значения. Некоторые откапываю, словно койот кролика. Вот сейчас гляжу я на ваши книги, сэр, и думаю, сколько нового они могли бы мне рассказать.

Я встал, потому что внезапно почувствовал, как навалилась усталость.

– Моими учебниками были горы, – сказал я. – А также пустыни, леса и прерии. Теперь должен учиться, читая книги.

Дон Луис тоже встал и протянул руку.

– Каждый из нас учится по-своему. Возможно, нам стоило бы поделиться знаниями. Спокойной ночи, сеньор.

Выйдя из дома, я подошел к воротам, чтобы подышать прохладным ночным воздухом. У стены недалеко от меня тлел огонек сигареты.

– Как дела? – спросил я на испанском.

– Хорошо, сеньор.

Вакеро держал сигарету в кулаке. Он наклонил голову, чтобы не показываться над стеной, и глубоко затянулся. Огонек ярко разгорелся и опять потускнел.

– Мы не одни, сеньор. Ваши друзья – и наши тоже – ждут там, за воротами.

Значит, индейцы нашли нас. Что ж, в Соноре наступают веселенькие времена.

Повернувшись, я направился обратно в дом. Дон Луис как раз выходил из своего кабинета.

– У вас много лошадей? – спросил я.

– Столько, сколько вам понадобится, – заверил он.

– Вы можете дать нам по три на каждого? Сейчас я не могу вам заплатить, но...

– О плате не может быть и речи, – прервал он. – Ваш брат – муж внучки моего старинного друга. Лошади в вашем распоряжении. – Он внимательно посмотрел на меня. – Что вы собираетесь делать?

– Ваш вакеро сказал, что индейцы поблизости. Думаю, он прав, поэтому нам остается только бежать. Будем менять лошадей, не останавливаясь, может быть удастся удрать.

Дон Луис пожал плечами.

– Может быть. Скажу, чтобы лошадей приготовили к рассвету.

– За час до рассвета, – сказал я, – и спасибо вам.

Глава двенадцатая

Лошади были готовы, мы запрыгнули в седла, дети с нами. Люди дона Луиса на всякий случай рассредоточились по стенам, чтобы прикрывать наш отход. Конь подо мной гарцевал, ему не терпелось тронуться в путь, но я обернулся к Дорсет. В смутном полумраке рассвета ее лицо казалось бледным, глаза необыкновенно большими. Наверное я и сам выглядел так же.

– Видите вот ту высокую сосну? – Я показал направление. – Скачите к ней, скачите изо всех сил. Индейцы близко, но лошадей они ставят вдалеке от засады. Если повезет – прорвемся, прежде чем они успеют выстрелить хотя бы пару раз.

Шестнадцать вакерос стояли у стен, изготовив винтовки к бою. Еще несколько человек ждали у ворот, готовясь распахнуть их.

Дон Луис подошел ко мне, протянул руку, и я пожал ее.

– Vaya con Dios, amigo2, – сказал он мрачно и махнул рукой людям у ворот. Те стали поспешно растаскивать створки.

Мы промчались через ворота, и в этот момент все шестнадцать вакерос выстрелили. Одни выбрали себе цели, другие палили по возможным укрытиям апачей.

Во главе скачущей во весь опор кавалькады летели мы с Испанцем Мэрфи. Я заметил, как из-за кустов поднялась темная фигура индейца и уже навел револьвер, но конь сбил его грудью, и тот покатился по земле. Чья-то лошадь затоптала его, и вот мы уже несемся позади засады, а вакерос из-за стены ранчо стреляют в индейцев, которых мы выманили из укрытий.

Наш ориентир, высокая сосна, стояла примерно в миле от ранчо, и мы в предрассветном полусумраке сломя голову скакали прямиком к ней. Подъехав, перевели лошадей на рысь. Я оглянулся.

– Как дела? Все здесь?

– Я скакал последним. Позади никого не осталось, – ответил Бэттлс.

– Кто-нибудь ранен?

– Мне ожгло плечо, – сказал Рокка. – Ничего серьезного.

Я немного провел колонну быстрой рысью, потом мы с полмили шли галопом, перешли на рысь, затем на шаг и опять на галоп. В полдень мы остановились у родничка, который пробивался у подножия покрытой травой дюны. Мы напоили лошадей, перебросили седла на новых и двинулись дальше.

Мы ехали быстро, держась подальше от мест, где нас могли ждать засады, и постоянно ища взглядом облако пыли, что говорило бы о преследовании. Следовало опасаться не только индейцев, но и многочисленных разбойных банд, а также мексиканских солдат, которым наверняка не понравилось бы наше присутствие. И все это время дети не плакали и даже ни разу не вскрикнули уж этому-то апачи их научили.

К вечеру мы въехали в покинутую деревню, где стояли развалины большого глинобитного здания и недостроенная церковь, в ирригационной канаве текла вода.

В углу одного из домов лежал скелет мексиканца в лохмотьях одежды, который умер с оружием в руках. На левой руке скелета был костяной мозоль от плохо сросшегося перелома, в результате рука была короткой и искривленной.

Тампико посмотрел на него, потом перевел взгляд на ссохшуюся кобуру с вырезанным на ней инициалом – большой буквой "Б".

– Так вот где это случилось, Бенито, – сказал он и посмотрел на меня. – Я знал его. Хоть он был и плохим парнем, но отважным.

В деревне мы сварили кофе и горячую похлебку из вяленого мяса, кукурузы, картошки и лука, найденных на заброшенных, заросшими сорняками полях. Еда получилась вкусной, хотя приходилось торопиться.

Испанец вытер руки о штаны и взглянул на меня.

Надо трогаться, – сказал он. – Я чувствую здесь запах смерти.

Джон Джей Бэттлс уже сидел на коне и ждал нас. Мы расселись по свежим лошадям, чтобы сберечь силы остальных, и снова тронулись в путь.

Последние часы дня были жаркими, без малейшего дуновения ветерка, пыль мы не поднимали. Вдруг Мэрфи указал на горизонт, где у склона горы в форме вопросительного знака поднимался дым костра. Мы знали, что он означает и, ускорив шаг коней, направились, ориентируясь по Полярной звезде, точно на север, насколько позволяла местность.

После полуночи мы остановились в мелком овраге и разбили под ивами лагерь без костра.

Незадолго до рассвета мы опять были в седлах и двинулись вперед. Вскоре проехали деревню.

– Трес Аламос, – сказал Рокка.

Три Тополя – так называли многие деревни. Позже проехали мимо еще одной деревни, широко обогнув ее, потому что у нас не было времени отвечать на вопросы крестьян, да им и не понравилось бы, если мы приведем за собой апачей. Эта деревня называлась Сенокипе – Дерево с Дуплом.

Мне нравились имена, которые в этих местах давали поселениям: Санта Росалия, Соледад, Ремедиос, Сойопа, Накори, Чимала, Кибури. Окитоа – Гнездо Ястреба, Батуко – Источник, Кумурипа – Крысиная Нора, Матапе – Красный Утес и Бакадегуаци, что означает "В Белых Горах". Люди, первыми пришедшие на эту землю, давали поселениям описательные имена, обязанные своим происхождением местности. В названиях часто встречались тополи, ивы, окотильо.

Над восточными горами разгорался малиновый рассвет, окрасивший склоны тусклым огнем.

– Не нравится мне это, – хмуро проворчал Рокка. – Похоже на кровь.

На протяжении следующего часа мы насчитали три сигнальных дыма... и один ответный.

Остановившись у небольшого ручья, напоили лошадей и сменили седла.

– Если что-нибудь случится, – сказал я Дорсет, – берите детей и поезжайте к границе. Гарри умеет ездить верхом, пусть возьмет одного ребенка.

Рокка повернулся к нам в седле.

– Я чувствую апачей. Они были здесь, и не так давно.

Мэрфи засмеялся.

– Ты все выдумываешь. Разве можно иметь такой нюх?

– Они были здесь, – настаивал Рокка, – и скоро вернутся.

Теперь, когда мы заехали далеко на север, трава стала встречаться реже, появились лысые песчаные холмы и белые прожилки кварца на коричнево-красных скалах. До полудня оставалось два палящих часа. Кругом все застыло от жары, ничто не шевелилось; мертвую тишину подчеркивало танцующее знойное марево.

По коже поползли мурашки. Снова и снова я перекладывал винтовку под мышку и вытирал пот с ладоней. Струйки его стекали по лицу, смывали пыль, оставляя грязные потеки, по спине ползли холодные липкие капли. Я попробовал оценить наши шансы, но не смог.

– Очень хочется опять увидеть, как желтеют листья и кричат дикие гуси.

– Ты говоришь о северных землях, – сказал Испанец Мэрфи. – Я помню такое время в Вайоминге. Мы гнали на восток стадо из Орегона.

Ко мне подъехала Дорсет.

– Телль, – сказала она, – вы думаете, мы выберемся?

Мне не хотелось разговаривать: надо было все время вслушиваться.

– Пока нам везло, – ответил я.

Мы снова поменяли лошадей и двинулись дальше – четыре отважных, но одиноких парня, девушка, едва начавшаяся превращаться в женщину, и четверо детей. У каждого было по три верховых лошади, да еще вьючная – мы составляли приличный караван. Вторую вьючную мы давно потеряли.

Где-то на севере, все еще далеко, лежала граница. Это была тонкая линия на карте и воображаемая линия в сознании людей, но от этой линии зависела наша жизнь. Там мы найдем помощь. А еще дальше на север нас ждала безопасность.

Мы перевели лошадей на шаг. Было очень жарко. Солнце потерялось в раскаленном медном небе.

По-моему, все понимали, что стычки с апачами не избежать. Мы могли ускользнуть от нескольких групп, но от всех не ускользнешь. Апачи не щадят лошадей. Часто они загоняют их до смерти, а потом съедают. Так что своих скакунов они жалеть не будут. К тому же они переговаривались с помощью дымовых сигналов, видимых на больших расстояниях.

Нельзя сказать, чтобы я ненавидел апачей. Они были моими врагами, как и я их благодаря времени и обстоятельствам, тем не менее это были мужественные бойцы и сильные люди, которые стойко переносили все тяжести жизни на этой земле. Если они нас поймают – наверняка убьют. Мужчин будут пытать, девушку ожидает еще худшая судьба, но так уж они живут, а людей не судят по их образу жизни.

Мы ехали шагом под скрип седел. Наши рубахи потемнели от пота, глаза щипали соленые струйки, стекавшие со лба. Время от времени то один, то другой прикладывался к фляжке, но мы, не останавливаясь, двигались дальше.

И Рокка, и Испанец, и я знали, что недалеко есть источник. Подъезжая к нему, мы разъехались, осматривая землю в поисках следов, но их не было. Впереди уже показался одинокий тополь и небольшие поросли ивняка. На востоке, ярдах в пятидесяти от источника, поднимались голые скалы примерно в полмили длиной и не более сотни ярдов шириной.

Натянув поводья, я остановился и внимательно изучил их.

– Вот что, ребята, – сказал я, – если в тех скалах кто-то прячется, любой человек у источника будет для него словно мишень в тире.

– Нам нужна вода, – возразил Испанец.

Обернувшись, я приметил скопище камней – наверное, остатки поглощенного пустыней скалистого хребта.

– Вы спрячьтесь вон там, а я возьму трех лошадей, фляжки и поеду за водой. Если начнется стрельба, вы меня прикроете, – сказал я.

Ведя в поводу лошадей, я подъехал к источнику. В ивняке пела пустынная курочка, под легким ветерком шелестели листья тополя, через низкий кустарник пробежала спугнутая перепелка. Лошади, почуяв воду, ускорили шаг.

Если апачи где-то поблизости, они наверняка видели, как мои друзья с винтовками в руках заняли позицию за камнями, и потому будут знать, что если откроют огонь, их ждут большие неприятности. Но все равно было не очень приятно сидеть верхом, давая лошадям напиться, и в любой момент ожидать пули.

Через некоторое время я спешился, подошел к источнику и начал наполнять фляжки. Самое главное, приближаясь к воде, обратить внимание на следы. Я увидел следы койотов, диких баранов и лошадей, пустынной лисицы, но не заметил отпечатков обуви человека, но это мало что значило. Апачи, зная, что рядом находятся белые, ни за что не подойдет к источнику, если только не будет умирать от жажды. Он затаится где-нибудь поблизости и станет ждать.

Одну за одной я наполнил фляжки, утолил жажду сам, а затем прыгнул в седло, вернулся к своим спутникам и повел на водопой остальных лошадей.

Когда напилась последняя лошадь, я собрал поводья и, собираясь забраться на вороного, сунул ногу в стремя. Начал было подниматься, но в этот момент что-то блеснуло, я отпустил луку седла и бросился на землю.

Пуля сбила ветку в том месте, где должна была оказаться моя голова, вспрыгни я в седло, однако меня предупредил луч солнца, блеснувший на дуле винтовки.

Я прицелился и выстрелил с колена, из-за камней ответили винтовки друзей, и там, где сидел индеец, брызнули осколки скал. Через мгновение я был в седле и мчался к скалам, где меня уже ждали. Через секунду мы скакали прочь, когда вслед прогремел еще один выстрел.

– Индеец один, – сказал Рокка, – но он пошлет дымовой сигнал.

– Может мы его подстрелили, – предположил Испанец.

– Вряд ли нам так повезло. Мы его могли задеть, но не думаю, что серьезно.

Мы оглянулись и увидели, что в небо поднимается тонкая струйка дыма. Все молчали. Мы перевели лошадей на шаг: их силы понадобятся позже, а сейчас они шли по дну песчаного оврага, где отпечатков копыт почти не оставалось.

Плоское пространство пустыни сменили параллельные каменные гряды, кое-где засыпанные песком. Оказавшись за ними, прибавили шаг.

Дети очень устали. Монотонное покачивание в седлах их настолько утомило, что им не до чего не было дела – лишь бы побыстрее добраться до дома. Остальные жили минутой и ничем больше, поскольку понимали, что худшее ждет впереди.

Дорсет подъехала поближе, и некоторое время мы молча ехали бок о бок. Неожиданно на расстоянии полумили справа показался всадник. Это был апачи, но он не пытался приблизиться – просто ехал параллельно нам. Через несколько минут появился еще один – слева.

– Нас окружают. – Бэттлс прикурил сигару, щуря от дыма глаза. Похоже, впереди нам что-то приготовили.

Тампико приподнялся в стременах, изучая местность.

– Повернем на запад, – сказал он.

Он развернул коня и, пришпоривая, погнал его в ту сторону, прямо на индейца. На мгновение ошарашенный индеец не знал, что делать, а потом что есть мочи, не жалея невысокую лошадку, помчался на северо-запад.

Мы галопом скакали на запад, стараясь оторваться как можно дальше, пока индейцы не приспособились к нашему маневру. Спустились в низину, местами поросшую кактусами окотильо и опунцией, и с милю гнали по ней, не видя индейцев. Затем по мелкому оврагу выбрались обратно в пустыню.

На востоке примерно дюжина апачей ехала в направлении, которое вскоре неминуемо пересечется с нашим. Часть индейцев преследовала нас сзади, а на западе быстро увеличивалась группа, мчавшаяся наперехват.

Я быстро окинул взглядом местность. Нас брали в кольцо.

– Ну, все, – сказал я. – Бежим!

И мы побежали.

По-моему, каждый понимал, что нас ждет. Индейцы знали, что мы меняли лошадей, но теперь они не дадут нам возможности даже перекинуть седло с одной на другую. Они будут гнать нас, как гонят диких мустангов подменами. Если мы остановимся, они окружат нас, поэтому нам оставалось только спасаться бегством. А они знали, куда мы удираем.

Апачи были хитрыми и расчетливыми, как волки. Неожиданно перед нами раскрылось устье каньона, широкого, неглубокого каньона, которые часто попадаются в западном Техасе: их скалистые стены относительно полого поднимаются на высоту не более сорока футов. С флангов нас прижимали апачи, загоняя в каньон, как в ловушку. Мы понимали, что это тупиковый каньон где-то впереди выход из него закрывает сплошная скала.

– Помедленнее! – крикнул я. – Рокка, нам надо найти путь по склону наверх.

Звонко прогремел выстрел, и одна из наших лошадей споткнулась и упала. Я выругался. Нехорошо, когда погибает отличная лошадь, а эту к тому же съедят апачи.

Апачи нагоняли, но они скакали по верху каньона, который был шириной ярдов четыреста в самой высокой своей части. По дну с одной стороны протекал тонкий ручеек.

Мы чуть не проехали то, что могло помочь нашему спасению – неглубокую впадину у края склона, образованную осыпью и расширенную эрозией.

Осадив коня, я показал на нее.

– Туда!

– Это западня, – воскликнул Рокка, – мы никогда оттуда не выберемся.

– Там мы сможем отстреливаться, – возразил Бэттлс, взглянув наверх. Он развернул коня и направился вверх. Вначале он проехал ярдов пятьдесят налево, ведя в поводу вьючную лошадь, потом повернул направо и так, зигзагом, начал подниматься к краю каньона.

Тампико Рокка уже залег за камнями, и я присоединился к нему.

– Поднимайтесь, – сказал я Дорсет. – Наверху вам придется вести лошадь, но все равно идите вперед.

Она была не из тех, кто задает ненужные вопросы. Дорсет поняла, что мы с Бэттлсом замыслили, и времени не теряла. Бэттлс уже прошел полпути, он спешился и тянул за собой упирающихся лошадей. Гарри Брук с одним из мальчиков Крида шли за ним, но поскольку были легче, все еще сидели верхом.

Испанец Мэрфи ждал с винчестером в руке, и когда Дорсет проехала мимо него, он тронулся за ней, ведя остальных лошадей. По склону змейкой вытянулись внушительная кавалькада.

– Тамп, – сказал я, – слева от них есть что-то вроде дождевого стока. Там подъем круче, но быстрее.

– Bueno, – сказал он и оглянулся на меня. – Это была хорошая гонка. По-моему, очень хорошая.

Апачи приближались, их было человек тридцать. Я снова посмотрел на склон, прикидывая путь, выбирая укрытия. Впадина под краем каньона уже не казалась такой близкой и легкодоступной, она оказалась дальше, чем я предполагал: те, кто начал подниматься раньше, выглядели значительно меньше, но до края им было еще идти и идти.

Один из индейцев пытался взобраться верхом на склон за нашими спинами. Рокка поднял винчестер, прицелился и выстрелил. Индеец покачнулся, чуть не вывалился из седла, но удержался и отвернул коня.

Мы ждали. Остальные апачи рассредоточились. Мы с Роккой стреляли, тщательно выбирая цели, но не видели, попадали или нет. Тем не менее все индейцы быстро скрылись среди скал.

Рокка быстрыми перебежками от скалы к скале бросился назад. Он снова был апачи – стремительным, смелым, ловким и уверенным. Рокка остановился, быстро выстрелил и кинулся дальше.

Я взвесил в руках винчестер, кинул взгляд на заросли кустарника в скалах футах в тридцати от меня и побежал к ним. Пуля взбила пыль у меня под ногами, другая со злым визгом срикошетила от скалы. У рикошета очень неприятный звук, а смятая пуля, попав в человека, наносит страшную рану.

Проползя дюжину футов и продравшись сквозь кусты, я вскочил, обогнул валун и оказался на виду у индейцев. Моментально вскинул винтовку. Прямо на меня бежал апачи. Прежде чем он успел остановиться или кинуться в укрытие, я нажал на спуск.

Он был ярдах в семидесяти, поэтому я не мог промахнуться. Он по инерции пробежал еще два шага и повалился лицом вниз на гальку склона.

Я побежал к дождевому стоку, услышав, как карабкается по нему Рокка. Прыгал с камня на камень, будто горный козел, а вокруг свистел свинец. Вдруг каблук сорвался с гладкого валуна, я упал в песок, вскочил и в этот момент пуля сбила шляпу. Я выстрелил в ответ и промахнулся. Апачи исчез среди скал, а убитый мной еще лежал на склоне.

Дыхание разрывало легкие, но я взбирался вверх, переползая через большие камни, на руках подтягиваясь от уступа к уступу, стараясь держаться вне поля зрения индейцев.

Неожиданно передо мной оказался Рокка. Он повернулся, чтобы что-то сказать, и я увидел, что его задело. Рокка покачнулся и присел на корточки, из раны на его боку хлестала кровь, рубашка быстро окрашивалась в красный цвет.

Он отпустил винтовку и начал заваливаться вперед, но я поймал его.

Впереди было шестьдесят ярдов склона, покрытого мелкими, осыпавшимися камнями и впадина, куда нам во что бы то ни стало надо добраться.

Правой рукой я схватил Рокку за воротник и взвалил себе на плечи. Держа винчестер в левой, я присел и пропустив палец через спусковую скобу винтовки Тампико, выпрямился и полез вверх.

Не хотел бы я пережить это снова – тяжелый подъем в гору с Роккой на плечах, когда последнее дыхание вырывается хриплыми стонами, а вокруг визжат пули...

Не успев отдышаться, я огляделся. Все были здесь: Дорсет, дети, Бэттлс, Мэрфи и лошади. А теперь пробились и мы двое.

– Вся штука в том, – сказал Джон Джей Бэттлс, – что мы в ловушке. Выхода отсюда нет.

Глава тринадцатая

Выемка была размером не более семидесяти-восьмидесяти футов в поперечнике. Та сторона, по которой мы поднялись, осыпалась на склон каньона осколками скал и галькой. Пологие скаты из песка и осыпавшихся сверху камней поросли редким кустарником. Отвесная стена каньона поднималась над выемкой на высоту восемь-шестнадцать футов.

Мы контролировали склон в каньон, где сейчас находились апачи: один или двое, вооруженных винтовками, вполне могли отразить нападение снизу, но если индейцы поднимутся на вершину месы, они расстреляют нас, как куропаток.

Я внимательно обшаривал глазами нависавшую над нами стену каньона. Она местами растрескалась и обвалилась, и человек мог выбраться наверх, но не лошадь. Дорсет хлопотала над Роккой: она уложила его и как могла останавливала кровь. Гарри Брук без лишних напоминаний сбил лошадей в плотный табун под стеной, чтобы их не достали выстрелы снизу. Дети сгрудились вместе и наблюдали за нами широко раскрытыми от страха глазами. Все занимались своим делом, никто не разговаривал, но положение наше выглядело никудышным. Воды у нас осталось на день, возможно на два.

Я медленно встал и показал на край каньона.

– Я найду выход отсюда.

– Крылья, – невнятно сказал Рокка, держа во рту сигарету, которую ему прикурила Дорсет. – тебе нужны будут крылья.

– Испанец, – сказал я, – вы с Бэттлсом отгоняете индейцев. Я иду наверх.

Они посмотрели на стену.

– Подъем тяжелее, чем может показаться, – заметил Испанец, – но нам там нужен кто-нибудь, чтобы не допустить апачей.

Я начал подниматься по склону выемки, идя не по прямой, а наискосок, чтобы облегчить подъем. До стены каньона добрался только минут через десять.

У скалистого обрыва подошел к одной из трещин, на которую обратил внимание раньше; внизу она была шириной в один фут и постепенно расширялась наверху футов до трех. Здесь и там в ней застряли упавшие обломки скал. Человек здесь наверняка может выбраться, но раненого этим путем не вынести, поэтому я пошел дальше.

Первое, что я заметил, – это следы пумы, а может быть ягуара. В Соноре водилось много этих больших пятнистых кошек, иногда они попадались даже в Аризоне и Калифорнии.

Отпечатки лап, которым было несколько дней, вели вдоль стены, и я последовал за ними, тщательно оглядывая каждую трещину. Когда почти обогнул выемку, следы неожиданно исчезли.

Ясное дело, даже кошки, какими бы хитрыми они ни были, не могут просто так взять и раствориться в воздухе, а потому мне пришлось задуматься.

Эта кошка пришла снизу, из каньона, и не собиралась возвращаться обратно. Последними в цепочке следов были глубокие отпечатки задних лап похоже, она прыгнула. Затем я увидел камень, на который она, вероятно, приземлилась. Там, где я стоял, скала была отвесной, но ее края, возвышавшиеся футов на шесть над моей головой, растрескались.

Я понял, что даже подпрыгнув не смогу уцепиться за край стены, но встав на камень, я увидел царапины на скале. Их было много. Похоже, кошка пользовалась этой дорогой не один раз.

Немного поискав, обнаружил заполненную камнями широкую трещину, круто поднимавшуюся наверх, и через несколько минут я уже был на вершине столовой горы, простиравшуюся на много миль во все стороны. Здесь росла опунция и зеленая трава, на которой остались следы кошки, ушедшей на северо-запад.

С того места, где я стоял, мне не была видна выемка на склоне каньона, только его дальний край и часть дна. Апачей я не увидел, а значит, они тоже не видели меня.

Я вернулся к трещине и внимательно осмотрел ее. Подъем по ней предстоит трудный, но мне приходилось водить лошадей и по более крутым склонам. Если бы только как-нибудь переправить их на первую скалу...

Потихоньку спускаясь и прячась от апачей, я вдруг услыхал внизу выстрел. Он меня не встревожил. Никакой индеец не полезет на этот склон, зная, что там его ждут винтовки – индейцы не такие уж дураки. Скорее всего какой-то апачи решил нас проверить, а Испанец или Бэттлс показали, что мы не заснули.

Теперь надо было думать, как спасти остальных. И это была моя задача, поскольку друзья отправились за мной в Сонору только потому, что хотели помочь мне, других дел у них здесь не было.

Все дело в скале, ведущей на вершину. Она почти полностью растрескалась, но не слишком глубоко, и я решил еще раз на нее взглянуть, а осмотрев, начал подкапывать, надеясь, что сумею расшатать несколько больших обломков.

Вначале вынул застрявшие в трещине большие камни, фунтов на пятьдесят или шестьдесят, и, крикнув вниз "Поберегись!", сбросил со склона. Трудился я больше часа.

Апачи не давали о себе знать, и это меня устраивало. Ни один из них не объехал вход в каньон и не поднялся наверх. Поскольку они хорошо знали местность, наверное не рассчитывали, что мы выберемся из западни.

Внизу из впадины гремели одиночные выстрелы, один или два раза ответили индейцы. Они не могли меня видеть, а значит, не знали, чем я занимаюсь. Апачи понимали, что помощи нам ждать неоткуда, и что бы мы ни предприняли, раньше или позже, они снимут с нас скальпы; я, однако, надеялся заставить их попотеть – если они хотят получить мои волосы, пусть сначала попробуют меня поймать.

С этими мыслями я продолжал очищать трещину. Одну ее сторону образовывал длинный и тонкий обломок высотой шесть-восемь футов и весом в добрую тонну. Расчистив основание скалы, я обнаружил, что он свободно ходит в трещине.

У меня появилась идея, с которой я не собирался так просто расставаться: в такое время и в таком месте приходится использовать любой, даже самый незначительный шанс на спасение. Мы попались в ловушку. Апачи, зная это, намеревались ждать до победного. Воды нам хватило бы на день-два, а патронов – на добрую схватку, но это нам не поможет выбраться.

Солнце жарило вовсю, рубашка намокла от пота, но я всю жизнь занимался тяжелой работой и привык к ней. К тому же мы, Сакетты, были упрямыми парнями. Не такие мы были люди, чтобы просто так сдаться, мы всегда боролись до последнего... что я и делал.

Наконец, полностью очистив трещину от мелких обломков, я поднялся к ее вершине и принялся за то, что задумал. Упершись ногами в один край трещины, а спиной и руками в другой, начал потихоньку толкать.

От напряжения по лицу потекли ручейки пота, но ничего не случилось совсем ничего. Немного отдохнув, попробовал еще раз, и только на третий почувствовал, что длинный обломок чуть покачнулся. Я посильнее поднатужился, в трещину со стуком начали падать камешки и галька, и он подался сильнее.

Затем снизу появился Бэттлс. Он посмотрел на мою работу и покачал головой.

– Ну и что? Даже если тебе это удастся, что дальше?

– Наши шансы увеличиваются, – сказал я. – Пусть у нас с тобой ничего не выйдет, но девушка с детьми получит возможность спастись – им нужно спастись, а наши скальпы будут стоить индейцам большой крови.

Он присел на корточки.

– Как это?

– Наша маленькая лошадка – горный мустанг, и по-моему, если понадобится, она заберется и на дерево. Такая же лошадь у девушки, обе они маленькие, быстрые и умные. Мне кажется, мы сможем, если постараемся, вызволить отсюда девушку и детей. А может быть и нам удастся сбежать.

Бэттлс снова посмотрел на скалу. Если длинный ее обломок повалить, то останется довольно пологий склон гравия и мелких каменных обломков, по которому с помощью пары дюжих парней может вскарабкаться наверх первая лошадь. Когда она будет на вершине, накинем на седло веревку и вытянем остальных.

Бэттлс спустился в трещину, основательно уперся в землю и налег плечом на обломок. Мы стали толкать его вдвоем, и неожиданно он подался. Я спустился ниже, чтобы расположиться поудобнее, и мы опять нажали. Обломок наклонился, а затем застрял, и как мы с Бэттлсом ни старались, с места не трогался.

Мы отошли в сторонку и обдумали положение. Джон Джей все поглядывал на трещину. Она стала намного шире, чем была, а внутри мелкие камешки образовывали довольно крутой спуск.

Бэттлс поглядел на нее, а потом на меня.

– Ну что, попробуем? – спросил он.

Ну, подъем был достаточно крутой, но он был единственным. Я видел, как дикие лошади поднимались на кручи, но не на такие, однако, с небольшой помощью...

Мы спустились обратно в выемку, где ждали остальные, и я надолго приложился к фляжке. Когда взглянул наверх, где мы только что были, мне стало нехорошо – нам всем не помешали бы крылья.

Над Роккой соорудили что-то вроде навеса – пончо, растянутое на двух высоких камнях и подпертое палкой. Я подошел и присел рядом с ним.

– Меня здорово продырявили, amigo, – сказал он.

– Ничего, выдюжишь.

Он посмотрел на скалы, с которых мы спустились.

– Что вы задумали?

– Это единственный выход для двух горных лошадок, девушки и детей. Дорсет знает пустыню. Если мы ее отсюда вызволим, она почти наверняка доберется до границы.

– Я все думаю о том ранчо, – сказал Рокка, – о зеленых деревьях и сочной траве.

– Хорошее место.

– Если уж суждено умереть, то лучше места не найдешь, оно похоже на рай, во всяком случае, я его так себе представляю, хотя вряд ли попаду туда. – Он посмотрел на меня. – Когда начнете?

– Скоро вечер, думаю, тогда и начнем.

Подошла Дорсет, и я выложил ей наш план: мы вытащим на вершину двух лошадей и ее с детьми, и они поскачут к границе, прячась днем и путешествуя вечером или ранним утром. Но Дорсет знала, что от нее нужно: она не задавала дурацких вопросов, понимала, что может случиться с ней и детьми, а также понимала, что для спасения ей потребуется куча везения.

– Когда вернетесь, – сказал я ей, – напишите письмо Тайрелу Сакетту в Мору. Расскажите обо всем, и о Лауре тоже – как она послала меня на смерть.

– Обязательно это сделаю, – спокойно сказала Дорсет. – Могу даже сама сходить повидать ее.

– Не стоит. Она хуже, чем отрава.

Для Дорсет, Гарри Брука и остальных детей не составляло никакого труда выбраться наверх. Пока они маленькие, они легкие и поэтому хорошо лазают по любым кручам. Пока Бэттлс присматривал за индейцами, мы с Испанцем подняли лошадей.

Наша гнедая была быстрой и проворной, она ловко забралась по галечному склону, хотя мне пришлось тянуть ее под уздцы, а однажды она все-таки упала на колени. И все же, взглянув на трещину в скале, я испытал сомнение.