Текст книги "Путь воина"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Дождь прекратился, но с деревьев все еще капало. Листья были тяжелыми от капель, и у меня под ногами мягко стелилась мокрая трава. Узкая калитка чуть приоткрылась; я тихо, словно призрак, скользнул за ворота и остался стоять, прижавшись спиной к стене. Я стоял очень тихо, прислушиваясь.

Ночь была темна. С ветвей все еще капала вода, и, преодолев несколько акров открытой земли у стен форта, я вступил под сень деревьев. Здесь я снова замер, всем телом прижимаясь к стройному стволу, и принялся вслушиваться в лесную тишину. Я не знал, в какой стороне находится их лагерь, но рассудил, что в такую ночь они наверняка разведут огонь и будут следить, чтобы пламя было как можно ниже.

Налетали легкие порывы ветра, нежные, как дыхание младенца, но я шел, подставляя ему лицо, принюхиваясь, будучи готовым уловить хоть малейший намек на запах дыма.

Ничего.

Сколько людей вело наблюдение за фортом? Или, может быть, все они улеглись спать? Дотронувшись рукой до мокрого листа, я провел по носу влажными пальцами, так как, если намочить нос, обоняние обостряется. Пахло сыростью и перегноем, поскольку я был недалеко от небольшой речушки, близ которой находился заболоченный участок земли.

Дерево, возле которого я стоял, оказалось каштаном. Я догадался, прикоснувшись к его коре. Среди холмов по эту сторону гор росло превеликое множество самых разных деревьев: каштаны, дубы нескольких видов, желтые тополя, красные клены и многие-многие другие. Некоторые из них мне удавалось различить по запаху, на ощупь я различал все без исключения. Бесшумно ступая, я начал углубляться в лес, заходя все дальше и дальше, прокладывая себе путь по широкому и с каждым разом становящемуся все шире полукругу в надежде учуять горьковатый запах древесного дыма.

Опять ничего.

Лесные заросли передо мной начали постепенно редеть. Всего в нескольких ярдах впереди находилась тропа, что вела вдоль западного склона Сосновой вершины к Таскити-Крик. Остановившись ненадолго, я прислушался. Тишина. Запаха дыма я не ощущал. Единственным запахом, пока что преследующим меня, был нежный, сладковатый аромат листьев магнолий. В этом не было ничего необычного, так как они росли здесь в изобилии, запросто осыпались и попадали под ноги людям. Хотя никто из наших не покидал форт за последнее время.

Это был первый намек. Я терпеливо ждал, затем услышал какой-то шорох. Как далеко находилось то место? Я осторожно пробирался по лесу. Звуки смолкли. У меня на пути были густые заросли какого-то кустарника, которые я предусмотрительно обошел стороной.

Когда начинается дождь, дикие животные и большинство птиц укрываются от непогоды, так что я не надеялся, что кто-нибудь из них предупредит меня о присутствии чужаков. Но еще в детстве катоба учили нас развивать в себе шестое чувство, чтобы предвидеть опасность и быть наготове. Мы по очереди пристально глядели в спину кому-нибудь, пока объект наблюдения наконец не оборачивался, почувствовав наше внимание. Благодаря постоянной практике мы стали столь же чувствительны ко взгляду, как и любой из обитателей леса.

Часто отец, взяв нас с собою в лес, внезапно останавливался посреди дороги и просил описать какую-либо местность, через которую мы только что прошли, или же следы животных или насекомых, которых нам довелось заметить в пыли на земле. Со временем мы становились все более и более наблюдательны, и уже почти ничто не могло ускользнуть от нашего внимания.

В этой глуши любая мелочь может запросто стоить охотнику жизни.

Я резко остановился. В воздухе витал запах древесного дыма и сырой одежды из оленьей кожи. Я застыл на месте, а затем повернул голову в ту сторону, чтобы услышать любой шорох и уловить даже самые тончайшие запахи. На мой взгляд, обоняние для первобытного человека было столь же важным органом чувств, как зрение или слух, но наступление цивилизации с обилием многочисленных навязчивых ароматов не давало ему надлежащим образом сосредоточиться. И это продолжалось до тех пор, пока человеческий мозг в конце концов не утратил способности регистрировать запахи на уровне подсознания. Но когда человеку приходится безвылазно жить в глуши, дело оборачивается иначе.

Осторожно, чтобы не дай Бог не задеть ветку плечом, я прокладывал себе путь сквозь заросли деревьев и кустарника, через каждые несколько шагов замирая на месте и подолгу прислушиваясь. Теперь до моего слуха доносились приглушенные голоса, а в воздухе еще крепче запахло дымом; мгновением позже за деревьями показался огонек костра.

Я стоял очень тихо, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Я был совсем близко. Я разыскал их, но у меня не было никакой идеи насчет того, что делать дальше. По крайней мере один из них – Макс Бауэр – был опытным охотником, так что с ним шутки плохи. Я хотел определить, сколько их было всего, а также все увидеть и услышать, оставшись при этом незамеченным.

Мгновение спустя я подобрался еще ближе. Теперь нас разделяло расстояние в каких-нибудь несколько футов, и передо мной, как на ладони, был весь их лагерь. Я старался не останавливать взгляда ни на Максе Бауэре, хотя и видел его боковым зрением, ни на Лашане, который лежал в стороне.

– Только не на рассвете, – говорил Бауэр. – В это время часто нападают индейцы. Лучше засветло, когда они утратят бдительность. Кто-то отправится завтракать, другие примутся за работу. На стенах, скорее всего, останется только один дозорный. Лашан, ты неплохо управляешься с копьем. Сможешь быстро и без шума снять часового?

– Смогу. Футов на тридцать я подойти сумею, а с такого расстояния это можно запросто устроить.

– Тогда убей его. Он мне нужен мертвым. Если нам не удастся ворваться в форт, когда откроют ворота, мы полезем через стены. И тогда уж набрасывайте петли на верхушки бревен и – вперед, но нужно, чтобы по крайней мере дюжина людей оказалась на стенах одновременно. Для них это будет полной неожиданностью. И никакого грабежа, никаких женщин до тех пор, пока не будут убиты все до единого мужчины, всем ясно? Каждый, кто осмелится нарушить этот приказ, будет иметь дело лично со мной.

Внезапно Лашан вскочил на ноги.

– Макс, там кто-то есть!

Развернувшись, я скользнул в заросли и бросился со всех ног бежать по тропе. До сих пор мне казалось, что я двигаюсь совершенно беззвучно, но тут за спиной услышал крик:

– Туда! Живо в погоню! Держите его! Если повезет, берите живым, но только не дайте ему уйти!

Я бежал по тропе, сам не зная куда, памятуя лишь о том, что вроде бы эта дорога выводила к Компас-Крик. Свернув с проторенной тропы, я нырнул в небольшой просвет в зарослях и уж там побежал во весь опор. Резко остановившись, я услышал какой-то шорох в зарослях кустарника у меня на пути. Свернув в сторону, я продолжал бежать, на сей раз не так быстро, не имея ни малейшего представления о том, с какой стороны ожидать появления врага.

Передо мной открылась узкая, образовавшаяся сама собой дорожка между деревьями. В просветах между тучами показалось звездное небо, стало как будто несколько светлее. Я сломя голову летел вперед. Если меня сейчас схватят, они меня не только прикончат, но еще постараются каким-нибудь образом использовать это, чтобы вынудить наших открыть ворота.

Резко повернув направо, я побежал по тропинке, что шла вдоль русла ручья. У меня промелькнуло в голове, что это, должно быть, Таскити-Крик. Небо снова заволокло тучами. Повернув, я начал взбираться по крутому, каменистому склону. Я спешил, желая поскорее вернуться назад, предупредить своих людей о предстоящей атаке. Увидев впереди просвет, я не задумываясь кинулся к нему. Внезапно меня захлестнуло тошнотворное ощущение, как будто земля уходит у меня из-под ног; берег кончился, и я упал.

Тошнотворное ощущение падения и страха. Я с размаху рухнул вниз, ударившись при этом головой о камень, и это был конец.

Стон, а потом тишина. Холодно и мокро, и тупая, пульсирующая боль в голове. Открыв глаза, я увидел перед собой серый мир, где по небу плыли серые тучи. Надо мной возвышался серовато-бурый осыпавшийся земляной берег, с которого я свалился. Он был совсем не высокий, да и упал я на мягкий песок у самой воды. И все бы ничего, если бы только под голову мне не попал тот самый булыжник.

С трудом заставив себя принять сидячее положение, я еще некоторое время сидел на земле, и в голове у меня стоял оглушительный звон. Было уже совсем светло. Точнее определить время я не мог. Враги не нашли меня, не то я был бы уже мертв или же оказался в плену.

Покачиваясь, я поднялся на ноги. Тропой, по которой я бежал, очевидно, уже давно никто не пользовался, а берег оказался размыт ручьем в половодье. У меня нестерпимо болела голова, шея не поворачивалась, а на колене красовался огромный синяк.

Оглядевшись по сторонам, я пришел к выводу, что ручей, с берега которого меня угораздило упасть, сбегал откуда-то с северного склона Сосновой вершины. Чтобы возвратиться в форт, мне нужно только перебраться через этот хребет, подняться на гору высотой примерно в две тысячи футов, при том, что на протяжении последней тысячи ее склон отличался особенной крутизной.

Я снова внимательно осмотрелся. То место, куда я упал, оказалось руслом небольшого ручья, которое было завалено камнями, бревнами, а также кусками породы с горного склона. Сам ручей был всего в пару футов шириной и глубиной в несколько дюймов. Почти к самой воде подступала стена непроходимых зарослей, и в том месте, где русло делало изгиб, уходил в небо горный склон.

Было очень тихо, и лишь откуда-то доносилось пение пересмешника. Повернувшись, я направился в сторону горы и чуть было не упал. Разбитое колено болело гораздо сильнее, чем мне это показалось с самого начала. Я взглянул под ноги, надеясь отыскать на земле палку, с помощью которой мне было бы легче передвигаться, но так и не нашел ничего подходящего. Я заковылял вперед и неподалеку от изгиба ручья набрел на валявшуюся у самой воды сломанную ветку длиной около шести футов и в пару дюймов толщиной. Подобрав ее, я побрел дальше.

Мое движение вперед было медленным. Каждый шаг отзывался пульсирующей болью в голове, а ушибленное колено не сгибалось. При ходьбе нога нестерпимо болела, но делать было нечего.

А что, если я опоздал? Вдруг люди Бауэра уже захватили форт? Ужас, испытываемый мной при одной только мысли об этом, доводил меня до исступления, и я упрямо карабкался вверх по склону, продираясь сквозь заросли горного лавра. Мое восхождение было очень болезненным и продвигалось еле-еле, а не сгибающаяся в колене нога делала путь еще ужаснее. И все же мне удалось выбраться в низкую седловину, справа от которой возвышалась Сосновая вершина.

Ухватившись за ветку дерева, я глядел сквозь листву на долину близ Стреляющего ручья.

Отсюда мне был виден и наш форт. Над трубами хижин вились неторопливые струйки дыма, все было спокойно. Более мирной картины представить было невозможно. Дымок поднимался к небу, над землей царило безмолвие, не слышно было даже журчания воды. Широко расстилались наши поля: островок возделанной земли среди безбрежного океана еще не обжитых просторов.

Похоже, обошлось. Или, может, все уже кончено? Может, форт захвачен, а его защитники перебиты? Мне не хотелось в это верить. Случись такое, со стороны наверняка было бы заметно. Но как я ни приглядывался, ничего особенного заметить мне так и не удалось. И все-таки я еще был слишком далеко. От форта меня отделяло не менее двух миль, если считать по прямой. На самом же деле, чтобы оказаться дома, мне предстояло преодолеть более трех миль, и я должен был пройти этот путь до конца. На это уйдет не меньше часа, а возможно, и больше.

Я болезненно заковылял дальше, выбирая кратчайший путь вниз по склону. Больное колено сильно распухло, ему уже становилось тесно внутри штанины.

Единственным моим желанием было поскорее возвратиться обратно. Моя рискованная вылазка оказалась совершенно напрасной. Ведь я надеялся найти некий выход, посеять в их рядах панику. На деле же я не добился ничего, к тому же едва не свернул себе шею, и теперь мне ни за что не успеть вовремя, чтобы предупредить своих людей о предстоящей атаке.

Я спускался вниз по крутому склону, поросшему густым лесом. Предстояло преодолеть еще по крайней мере две тысячи футов вниз, но, осторожно пробравшись сквозь заросли горного лавра, я остановился под огромным старым кленом, в который в незапамятные времена ударила молния. Я прислушался – все было тихо. Скоро журчание ручья заглушит все остальные звуки, ведь не зря же его назвали Стреляющим.

На горном склоне было много валежника, у меня под ногами валялись сухие ветки и сучья с деревьев, а также большие куски коры. Может, разжечь сигнальный костер? Но в таком случае я лишь обнаружу себя перед Бауэром и его шайкой, а мои собственные люди могут неверно истолковать сигнал и решат еще, что со мной что-то случилось. Тогда они наверняка бросятся ко мне на помощь, подвергая тем самым еще большей опасности себя и наш форт.

Со всем, что теперь предстояло сделать, я должен был управиться сам. Я должен положиться на Янса и Джереми в том, что вместе с Кейном О'Харой и остальными им удастся удержать форт. Моей же наиглавнейшей задачей было каким-то образом спуститься с этой горы и пробраться домой.

Огромные листья папоротника доходили мне до пояса, ноги путались в траве, а поврежденная нога доставляла мне больше всего хлопот. Я был обеспокоен царившим внизу мертвым безмолвием. Оттуда не доносилось ни звука, не было слышно ни единого выстрела. Совсем ничего.

Что бы это могло быть? В следующий раз я остановился у обнажившегося выступа породы, вокруг которого разрослись березы. Опустившись на камень, я вытащил нож и слегка надрезал штанину, чтобы она не так сильно стягивала распухшее колено. Стало немного легче.

Я разглядывал простиравшийся подо мной горный склон, пытаясь получше разглядеть, что происходит в зарослях за ручьем. Дрозд пролетел и уселся на ветку, закачавшись почти у меня над головой и с любопытством поглядывая в мою сторону.

Тучи как будто рассеялись, и из просветов в облаках выбивались снопы солнечных лучей. Поднявшись с земли, я захромал дальше. Моя затея каким-то образом напасть на Бауэра и его людей кончилась ничем, и, если повезет, мне удастся живым добраться до дома. И все это из-за того, что меня угораздило свалиться в тот овраг.

День потихоньку шел на убыль, и с наступлением темноты у меня появилось бы больше шансов подойти к форту и меньше шансов попасть вовнутрь. Страх не покидал меня. Что у них там?

С высоты своего расположения я мог видеть двор форта, но ни во дворе, ни на стенах не было заметно движения. Расстояние было слишком велико, чтобы отсюда можно было разглядеть отдельно стоящего человека. Если бы люди внизу двигались, я мог бы заметить их.

Опираясь на свой деревянный посох, я продолжал путь под гору, пересекая склон по диагонали, пробираясь сквозь густые и колючие заросли. К тому времени, как я оказался недалеко у подножия горы, солнце было уже совсем низко, и длинные тени легли на землю узкой долины.

До нашего форта оставалось не более трех сотен ярдов, и примерно половину этого расстояния составляла открытая местность близ опушки, где должны были дожидаться своего часа люди Бауэра. Если, конечно, они еще не начали атаки.

У меня все еще болела голова, хотя за день эта боль несколько притупилась. Ступать тоже было больно, но мне все же удалось несколько разработать ногу, она даже стала немного сгибаться в колене, особенно после того, как я надрезал стягивавшую его штанину.

Я с грустью глядел на стены форта. Огней не было видно. Я убеждал себя, что еще слишком рано, и все же в хижинах было уже достаточно темно, их обязательно зажгли бы. Если бы жив был еще кто-нибудь, кто мог это сделать.

Долина вокруг форта тоже была пустынна. Все тихо и неподвижно.

В тот момент я не отказался бы прибегнуть к помощи Нуннехи, бессмертных богов подземного царства, находившегося под горами и реками этого неведомого, дикого края. Чероки рассказывали мне о них, неизменно понижая голос и переходя на шепот, то и дело испуганно оглядываясь по сторонам. Они настороженно поглядывали на темные уголки, ибо пути бессмертных были неисповедимы, и считалось, что в любой момент они могли оказаться поблизости.

А что, если наши оставили форт? Если Янс увел их в лес? Эта мысль совершенно не вязалась со здравым смыслом, ибо этот маленький форт значил для нас слишком много. Тут оставались наши семьи – нам было за что сражаться. За стенами форта и в окрестных хижинах хранились запасы зерна, солонины и всего того, что досталось нам за годы тяжкого труда в этой глуши на краю света.

Янс был умен. Он мог специально подстроить все это, чтобы завлечь врагов в ловушку, а затем нанести сокрушительный удар, который уничтожил бы Бауэра и тех, кто пришел сюда вместе с ним.

Затем, вспомнив о том, что я и так уже порядком задержался, я отправился дальше, пробираясь между деревьями и сквозь буйные заросли кустарника, раскинувшиеся близ лесной опушки.

Но тут мой слух уловил какой-то тихий шорох, заставивший меня остановиться. Зажав в руке нож, я оглянулся вокруг. Там кто-то был. Как будто кто-то ползет, подбираясь поближе. Я отступил, прижимаясь спиной к стволу раскидистого старого клена и стал ждать.

Я ждал, крепко сжимая в руке рукоятку ножа.

Глава 24

Я стоял, прижавшись спиной к старому дереву, у которого был мощный ствол, шириной никак не меньше трех футов в диаметре, так что сзади у меня была надежная защита. Левой рукой я сжимал свой посох, а нож держал в опущенной руке – режущей стороной вверх.

Кто бы сейчас ни подбирался ко мне, делал он это умело, и по всему видно, опыта в этом деле ему было не занимать. Я мог судить об этом по тому, как он передвигался. Что-то зашуршало среди листвы всего в трех футах от меня. Внезапный бросок, и я мог бы запросто всадить в него лезвие своего ножа, но я никогда не стрелял и не бросался с ножом, не успев прежде рассмотреть противника. Чего греха таить, порой встречаются и такие горе-охотники, которые готовы палить по всякому, кто шевелится. Мне же необходимо для начала увидеть и оценить мишень.

Человек поднимался с земли. Я знал, что он тоже чувствует мое присутствие. Он знает, что где-то совсем рядом затаился другой.

Левой ногой я осторожно шагнул вперед, надежно втыкая в землю посох. Я был готов в любой момент полоснуть противника ножом.

Рука, затем неясные очертания головы. Приглядевшись, я замер на месте. Ну конечно же!..

– Янс? – изумленно выдохнул я.

Янс выступил мне навстречу из зарослей, словно материализуясь из ниоткуда. Я не видел его глаз, но, судя по белевшим зубам, он широко улыбался.

– Я уж начал беспокоиться о тебе, парень. Где ты пропадал?

– Тебя дожидался, – тихо ответил я. – Что случилось?

– Джереми удерживает форт. Надеемся, что удастся выманить их из леса. Пусть подумают, что мы сбежали. Все тихо, огни не горят. Все на своих местах.

Индейцы не пожелали сидеть взаперти, и поэтому я выбрался в лес вместе с ними. Все здесь, поблизости. Если они нападут на форт, мы сможем зайти к ним с тыла. Я уверен, что ждать осталось недолго.

Он подошел поближе.

– С тобой все в порядке?

– Я неудачно упал.

Мы выждали еще немного, прислушиваясь к тишине. Хорошо, что Янс был теперь здесь, рядом со мной. Мы были неразлучны с детства, с тех самых пор, как нам исполнилось достаточно лет, чтобы отправляться путешествовать вместе.

– А как Диана?

– Очень беспокоится о тебе. Вооружилась двумя пистолетами, держит их наготове. – Он обернулся ко мне: – Славная девчонка тебе досталась, Кин. То, что надо.

Стемнело, но в просветах между облаками виднелось ночное небо с россыпями звезд. В воздухе резко похолодало. Я сунул нож обратно в ножны, вытирая взмокшие ладони о подол своей рубахи из оленьей кожи. Ночь была тиха, и мы напряженно ждали, прислушиваясь к безмолвию, стараясь различить посторонние, чуждые ночному лесу звуки. Но ничего не было слышно. Меня несколько успокаивала мысль о том, что наши катоба тоже притаились где-то поблизости, так как они были славными людьми и великими воинами.

Отсюда, из темноты, нам была видна стена форта, черневшая на фоне неба и могучих, вековых деревьев. До частокола оставалось чуть больше сотни ярдов открытой местности. Лишь с северной стороны вблизи стен форта мы оставили несколько деревьев, чтобы в самые жаркие месяцы их раскидистые кроны дарили нам тень и прохладу.

Все было по-прежнему тихо. Янс придвинулся ближе ко мне.

– Кин, – зашептал он мне в самое ухо, – мне страшно. Что-то здесь не так!

Я не сводил глаз с темной линии частокола. Легкий ветер перебирал кроны каштанов, растущих поблизости от форта. Мне было видно, как слегка покачиваются ветки на деревьях, силуэты которых чернели на фоне ночного неба.

Внезапно я выругался от охватившей меня досады. Ветки качаются! Но ведь ветра-то нет!

– Янс! Они полезли через стену!

И я побежал. Позабыв о своей больной ноге, я вскочил с земли и со всех ног бросился бежать к форту. Янс не отставал от меня ни на шаг.

На бегу мы видели, как из-за угла форта вышли несколько человек, и в тот же самый миг широко распахнулись ворота.

– Сюда!

Из-за частокола прогремел выстрел, послышался крик, потом еще один выстрел. Люди толпились в воротах, когда мы с Янсом подбежали к ним.

Бородатый детина с пистолетом в руке обернулся, собираясь закричать. В этот момент за воротами что-то ярко вспыхнуло, и я заметил, как удивленно вытянулось его лицо. Он узнал меня, и в тот же миг я всадил в него нож, рванув вверх рукоятку. Он успел лишь громко охнуть, и я с силой отпихнул его от себя, левой рукой выхватывая пистолет. Он разжал пальцы, опрокидываясь навзничь, а я, перескочив через него, вбежал в ворота.

Янс неотступно следовал за мной.

– Это Сэкетт! – выкрикнул я, не желая угодить под пули своих, и тут же услышал ответный крик Джереми.

Я так и не узнал, сколько их было. Вокруг кипела кровавая бойня. Я выстрелил из оказавшегося у меня в руках пистолета, затем запустил им в маячивший передо мной затылок, с удовлетворением заметив, как он глухо стукнул и отлетел в сторону.

Янса сбили с ног, но он сумел быстро подняться. На мою голову обрушился сокрушительный удар, от которого у меня потемнело в глазах. Из раны пошла кровь, но я все же сумел удержаться на ногах.

Выбравшись из толпы дерущихся, я огляделся -по сторонам, ища взглядом Бауэра, но его отчего-то нигде не было видно. Дверь в мою хижину была приоткрыта, и я бросился туда.

– Жаль, что его нет здесь, – говорил Бауэр, – чтобы видеть, как ты умрешь.

В руке у него был пистолет, а перед ним стояла Диана.

– Я здесь, Макс, – сказал я, и он резко обернулся.

Он был не из тех, кто привык терять время понапрасну, и его реакция была мгновенной. Глаза его взяли меня на прицел, как только его уши услышали мой голос. Обернувшись, он выстрелил.

Но этот выстрел оказался чересчур поспешным; я успел отскочить вправо, чувствуя жар выстрела и крупицы пороха у себя на щеке.

Я набросился на него, но Бауэр сумел вывернуться и, вскинув руку с пистолетом, обрушил на меня мощный удар, рассчитывая, по-видимому, проломить мне череп. Ствол пистолета миновал мою голову, но со всего размаху угодил мне по плечу, и лишь только моя развитая мускулатура уберегла кость от перелома. У меня на мгновение онемела рука, и я выронил нож.

Он надвигался на меня, криво усмехаясь, будучи совершенно уверен в том, что ему удалось справиться со мной. Взгляд его был почти насмешлив. В низко опущенной руке он держал нож; другая рука все еще сжимала пистолет. Я осторожно отступал, мысленно прикидывая свои возможности.

Комната наша была достаточно просторной, но путь к очагу, где лежали щипцы и кочерга, мне преграждал большой стол. Добраться до них не было никакой возможности.

Мой противник был настроен решительно, и по всему было видно, что он не собирается попусту тратить время. Бауэр был во всеоружии, готовый прикончить меня в любую секунду, а я оказался перед ним с пустыми руками. Он загонял меня в угол, туда, где у меня уже не будет шанса увернуться. Но все же я вынудил его отойти от Дианы.

В моем мозгу засела одна-единственная мысль. Я должен убить его, потому что, если ему удастся прикончить меня, в следующий же миг настанет очередь Дианы. С улицы доносились глухие звуки ударов, слышались крики и звон оружия. Время от времени гремели разрозненные выстрелы. Там я был тоже очень нужен.

Бауэр рванулся вперед, пытаясь достать ножом мой живот, но я сумел увернуться, отскочив назад, и оказался зажатым у стены. Он поспешил наброситься на меня, но я успел сделать шаг в сторону и вновь оказался на свободе. Я сделал обманное движение, делая вид, что собираюсь наброситься на него, но он лишь улыбнулся. Движения его были быстры, он снова принялся наступать, размахивая ножом. Острие его пропороло ткань моей охотничьей рубахи, оставляя порез на руке. Начальное оцепенение прошло. Я попятился, и тогда он сделал резкий выпад.

Ударом левой руки мне удалось блокировать его руку, сжимавшую нож, и тогда, захватив правой его запястье, левой ногой я сделал подсечку, опрокидывая его на пол. Я отчаянно пытался вырвать у него нож, но его хватка была железной. Мы покатились по полу, и мне первым удалось вскочить на ноги. Он был неимоверно силен и слишком тяжел, так что, для того чтобы с ним справиться, я должен был оставаться на ногах.

Он поднялся быстро, и мой жесткий удар ногой, который, по моему замыслу, должен был прийтись как раз по голове, достал только до плеча. Бауэр лишь покачнулся и снова бросился ко мне.

Он опять попытался полоснуть меня ножом, но я вовремя увернулся и, изловчившись, шарахнул его кулаком в челюсть, одновременно ударяя ногой ему по колену. Я промахнулся, потерял равновесие и вновь оказался на полу. Он навалился на меня всей своей тушей, одной рукой хватая за горло и занося для удара другую, сжимавшую нож. В пылу драки он обронил свой пистолет.

Рука с ножом обрушилась вниз, и мне с большим трудом удалось вывернуться и избежать этого удара. Нож вонзился в пол, а я крепко двинул противника кулаком по челюсти, отчего голова его запрокинулась и он оказался на мгновение оглушен.

Сбросив его с себя, я вскочил на ноги, он тоже поднялся. В руке у него по-прежнему был нож.

– Кин! – внезапно окликнула меня Диана и бросила мне кочергу, что лежала у печи.

Я поймал ее на лету. Кочерга представляла собой железный прут в два с половиной фута длиной с остро отточенными концами, один из которых был загнут, образуя крюк. Держа это свое оружие наготове, я перешел в наступление. Бауэр резко рванулся вперед, и тогда я сделал выпад, орудуя кочергой словно шпагой и нанося колющий удар заостренным концом, который достиг цели, войдя на пару дюймов ему в бок.

Он отпрянул, но я тут же перевернул кочергу другой стороной и, зацепив крюком его одежду, сильно рванул кочергу на себя. С треском разрывая рубаху, острие крюка оставило кровавую отметину – не слишком глубокую – у него на животе.

Доносившиеся с улицы крики стихли, не было больше шума побоища. Он хладнокровно ухмыльнулся.

– Кончено, – сказал он. – Мои люди победили. Отдай мне ее. Ее и то письмо, и я отпущу тебя и не стану жечь твой форт. В конце концов, баб вокруг полно.

Я молчал, держа кочергу наготове. Его нож был огромен: пятнадцатидюймовое, прочное и тяжелое лезвие. Теперь у него на рубахе расплывалось кровавое пятно, кровь текла и из тонкого пореза на животе.

Кочерга, несмотря на все свои достоинства, была все же слишком громоздким оружием. Даже если раны беспокоили Бауэра, это было не слишком заметно. Он обладал поистине недюжинной физической силой, будучи при этом необычайно подвижен. К тому же в рукопашном бою он был не новичок.

Но тут раздался пронзительный крик Дианы:

– Кин!

На пороге стоял Лашан, и в руке у него был пистолет. В тот самый миг, как я его заметил, он уже поднимал руку, чтобы прицелиться в меня. Времени на раздумья не оставалось, а потому я просто одной рукой подбросил кочергу в воздух, перехватывая железный прут посередине, и тут же метнул его как пику.

Кочерга угодила в Лашана в тот самый момент, как он спустил курок. Пистолет в его руке дрогнул, отклоняясь всего на волосок. Пуля пролетела позади меня, и я видел, как Лашан упал, но в следующий момент Бауэр с новой силой бросился ко мне, отчаянно размахивая ножом. Я не знал, удалось ему это или нет, но лезвие было в крови. Оказавшись прижатым спиной к стене, я обеими руками ухватил за уши его голову и рванул к себе, разбивая его лицо. Я чувствовал, как ломается его нос, затем, отпихнув его, я со всего размаху ударил правой в подбородок. Этот удар сбил его с ног, и он опрокинулся навзничь.

Падая, он обронил нож, но поспешил тут же вскочить с пола и снова кинулся ко мне. Я что было силы врезал кулаком по его уже свернутому набок носу. Мы оба были в крови, но у нас не было времени задуматься, чья это кровь и кто из нас ранен. Я нанес новый удар, а он попытался вцепиться мне в горло.

Отступив в сторону, я продолжал избивать его. Он сцепился со мной и, высвободив руку, старался выцарапать мне глаза. Изловчившись, я сумел вывернуться таким образом, что мое плечо оказалось как раз у него под подбородком, и я тут же резко вскинул его вверх. На этот раз мне удалось стряхнуть его с себя. Теперь он уже держался на ногах достаточно неуверенно, будучи изнурен затянувшейся схваткой. Я и сам устал не меньше, но не хотел давать ему ни малейшего шанса. Я крепко ударил правой, он покачнулся, и тогда следующим ударом я припечатал его спиной к дверному косяку.

Лашан поднялся с пола, лицо его было залито кровью, хлеставшей из зияющей раны, но прежде, чем он успел прийти на подмогу Бауэру, в дверях возник Янс. Лашан обернулся, и в тот же миг Янс выстрелил.

Он завалился на спину, а Бауэр, решив выйти из боя, бросился мимо и выскочил на улицу через открытую дверь. Находившиеся как раз напротив моей хижины ворота были по-прежнему распахнуты настежь.

Некоторые из его людей были убиты; остальные бежали через луг к лесу. Он бежал к воротам, истекая кровью, когда Диана бросила мне мой нож. Я схватил его за острие и метнул…

Лезвие вошло ему в спину точно между лопаток, и, дернувшись всем телом, он сделал последний шаг и растянулся на земле у ворот.

Еще какое-то время я стоял неподвижно, глядя на поверженного человека и безвольно опустив руки. Бой закончен. Наши друзья-катоба ушли в леса, и я знал, что никто из беглецов не доберется до побережья. Никто никогда не узнает о том, что здесь произошло. Я просто стоял, усталый и опустошенный, глядя на человека, который доставил такую кучу неприятностей стольким людям. Я не сомневался в том, что он мертв, так как мой нож, должно быть, перерезал ему хребет.