Текст книги "Когда ты стал знаменитостью"
Автор книги: Луиджи Пиранделло
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Швыряет рукопись в руки Пьетро.
Джованна: Но в чем дело? Что здесь происходит?
Джаффреди: Ничего, Джованна; я сейчас вам все расскажу!
Тито(Тихим голосом пытается успокоить мать). Будь спокойна! Мы добились– таки того, чего хотели!
Джаффреди(Обращается к Модони, выговаривая ему). Извините меня, Модони, но вы были первым, кто забил тревогу и сообщил нам эту тревожную весть…
Модони: Да, это так, я этого и не отрицаю, поскольку лично испытал сильнейшее смятение, читая эту рукопись – признаюсь вам в этом, как на исповеди – и, поскольку я отношусь с крайним почтением к моему любимейшему автору, я посчитал своим долгом предупредить об этом его семью, друзей… Но все это, черт подери, идет в разрез с моими собственными интересами! Теперь, я надеюсь, вы меня сможете понять, почему я не могу допустить того, чтобы этой рукописью мог бы воспользоваться кто-то другой!
Джованна: Стало быть, мы всё еще…
Джаффреди: Нет!
Тито(Одновременно с Джаффреди). Нет!
Джаффреди: Будьте спокойны, Модони, никто не воспользуется ею! Тем более, что теперь он сам сдался. Так что – баста! И это он сделал не только ради нас, но и ради всей своей Страны, которая любит его и сможет продемонстрировать ему свою любовь в очередной раз, уже в самом ближайшем времени!
Джованна: Но тогда, как быть с этой рукописью?
Пьетро(Гордо). Она останется здесь, у меня! На сохранении!
Джованна(Сильно удивленная). Как это! Это еще почему?!
Джаффреди: Не волнуйтесь! Он так захотел, чтобы они могли ее читать здесь…
Мы не можем отказать ему в этом удовольствии. Все равно это уже не имеет значения. Они с ней теперь ничего не смогут сделать…
Джованна: Но они могут попытаться показывать эту рукопись всем ярым поклонникам нового автора, и продемонстрировать тем самым, насколько пал его авторитет…
Наташа: Вам не стоит об этом волноваться, синьора, поскольку, с нашей точки зрения, его авторитету уже ничто не может угрожать…
Пьетро: Молодец, Наташа!
Джаффреди: Что до нас, то, наоборот, эта книга является наглядным симптомом его очевидной духовной ломки, вызванной временным истощением его творческих сил. Он страдает от этого, и этого нельзя отрицать. К тому же, он заметно ослаб. Когда я положил руку на его плечо в конце нашего разговора, чтобы поблагодарить его за то, что он уступил нам, я почувствовал – клянусь вам – как он весь начал куда-то проваливаться под моими пальцами. (Дорогая моя, подруга моя, ему обязательно надо будет обследовать свое сердце).
Тито: А вот и он, спускается по лестнице!
*** появляется на лестнице, но уже не таким, каким он был в начале сцены, а в своем более привычном виде. В том виде, в котором все присутствующие хотели бы его видеть, после всего того, что разворачивалось на сцене с момента прибытия на виллу его родственников, издателя и друга его дома. То есть он появляется перед публикой в своем, уже традиционном виде, известном абсолютно всем, в том самом, что запечатлен на огромном портрете, висящем в его кабинете. Актер, играющий ***, тем временем, наденет на себя парик. Но было бы неплохо, если с самого начала, когда он начнет спускаться по лестнице, его длинные пряди волос были бы спрятаны вовнутрь его знаменитой шляпы с широкими полями. Это делается по причине, которая станет ясной несколько позднее. Все начинают перемещаться вглубь сцены, молча и словно в подвешенном состоянии, в то время как *** принимается медленно спускаться по лестнице, бледный и словно окаменевший.
Когда он спустится полностью с лестницы, наверху появится Верочча, с заплаканными и покрасневшими от слез глазами. Она крепко ухватится руками о перила лестницы, словно пытаясь удержаться на ногах, и, чтобы справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
Выход с виллы – воображаемый, как это уже говорилось ранее, находится со стороны просцениума.
Джованна(Продвигаясь вперед). Ты все еще переживаешь?
Джаффреди: Да нет же, нет! Уже все прошло, все вопросы решены. Пойдемте.
Джованна: Подождите, пожалуйста. О, боже, дорогой мой, что ты наделал со своими волосами?!
Снимает с головы *** шляпу и проводит рукой по его волосам, в начале – с правой стороны, а затем – с левой. И тут же всем начинает казаться, что под ее руками начинают подниматься пряди его волос. Джованна и присутствующие не сводят глаз с ***.
Вот, теперь твоя голова в порядке.
После чего все, *** – впереди и остальные – за ним, следуют чинно, как на похоронах, в направлении просцениума. В этот момент наверху лестницы неожиданно, словно взрыв, раздается бешеный крик Вероччи:
Верочча: Да здравствует Делаго! Да здравствует Делаго!
*** застывает на мгновенье, словно от удара в спину, и складывает с неимоверным усилием свои мертвенно бледные губы в улыбку, в которой можно разгадать одновременно и острую боль, и радость.
Джованна: Что за наглость!
Джаффреди: Неслыханная дерзость!
Верочча(Как выше). Да здравствует Делаго! Да здравствует Делаго!
Джаффреди(Обращается к Пьетро, который смеется, сияя от счастья). Заставьте ее замолчать, каким-либо образом?!
Джованна: Пойдемте! Пойдемте! И чтобы твоей ноги никогда больше не было в этом доме!
*** продолжает, не ускоряя шага, двигаться в направлении просцениума; остальные следуют за ним. Между тем, Верочча продолжает кричать, словно корчась в конвульсиях, все бешенее и бешенее: Да здравствует Делаго! Да здравствует Делаго!
Занавес
Действие второе
Библиотека ***, в его старом доме. В убранстве комнате во всем проглядывается старинный штамп и холодность церкви. Все стены забиты шкафами, составленными из книжных полок; в них проделаны два боковых прохода и вделан камин (авторский) – с правой стороны, перед проходом. В глубине сцены, посредине, имеется ниша, в которую вставлено огромное кресло ***с инкрустацией и с деревянными подлокотниками, отделанными тканью, перед которым помещается огромных размеров массивный, прямоугольной формы стол, заваленный различными книгами и бумагами, с большущей лампой с одной стороны и с такой же лампой – с другой стороны. Спереди стола стоит небольшой бюст ***, почти в натуральную величину, с головой, опирающейся на правую руку, сжатую в кулак у виска. Перед левой книжной стенкой размещается большой кожаный диван, уже немного подпорченный, и два кресла, также кожаные, между которыми размещается небольшой столик. Два кресла также размещаются перед камином, с правой стороны комнаты. По всему периметру библиотеки, на уровне соответствующем трем четвертям высоты книжных шкафов, проходят балкончики с деревянными перилами, по которым можно перемещаться. На этих балкончиках, среди книг, симметрично располагаются портреты четырех поэтов, два портрета в глубине сцены и по одному на каждой из боковых стен. Эти портреты выписаны на дверцах шкафов, которые можно открыть из четырех тайников, и, где предположительно хранятся наиболее редкие и ценные книги. Также и эти четыре тайника, (едва различимы, поскольку дверцы на балкончиках открываются не до конца, так как при открытии упираются в перила балкона) будут использованы во время действия, по причине, которая нам будут известна несколько позднее.
Из четырех портретов два располагаются на дверцах шкафов, расположенных в глубине сцены – это портрет Данте (справа) и портрет Ариосто (слева). Портрет Фосколо располагается на дверце правой стенки и портрет Леопарди – на дверце левой стенки.
При поднятии занавеса – при ярко желтом свете, свете болезненном и действующим угнетающе на психику, совершенно неестественном и навевающим сон, хотя и несколько разбавленном теплым, насыщенным фиолетовым светом – можно видеть, как *** спит в своем кресле, облокотившись на подлокотник, и, подложив правую руку под голову, – в той же самой позе, что и исполнен бюст, находящийся перед ним с левой стороны. *** кажется вылепленным из воска. Походит на куклу, созданную воображением Вероччи, и, посаженную перед письменным столом. На балкончиках, наверху, с четырех дверец, словно живые и только что сошедшие с картин, на нас смотрят Данте, Фосколо, Ариосто и Леопарди. В абсолютной тишине, все четверо в определенный момент начинают разом жестикулировать.
Фосколо, разгоряченный, с высоко поднятой рукой, и, раскрыв всю пятерню, показывает на Данте и старается вызвать того на разговор о судьбах современной Италии, чем он очень озабочен. Но Данте, неприветливый и рассерженный, только недовольно водит плечами и энергично показывает пальцем «нет» и «нет».
Леопарди, со своей стороны, осуждающе качает головой, то туда, то сюда, и беспомощно разводит в сторону руками, словно хочет этим сказать, что все бесполезно и тщетно. В то время как Ариосто с улыбкой, полной мудрого снисхождения, подавая знаки и головой и руками, пытается уговорить несчастного прислушаться к его совету: Помилуй, будет тебе! Будь магом самому себе и успокойся!
Эта сцена продлится небольшой промежуток времени, то есть до тех пор, пока не послышится стук в дверь, находящуюся в правой стене.
*** едва вздрагивает при этом, но этого оказывается достаточно, чтобы нарушить его безмятежный сон. И, действительно, четыре поэта тут же откроют, насколько это возможно, дверцы и тут же исчезнут внутри тайников, прикрыв дверцы за собой.
Снова слышится стук в дверь, но теперь сильнее. На этот раз *** отреагирует на стук, но все еще остается некоторое время неуверенным – на самом ли деле стучали в дверь или это ему только почудилось. Пока он сомневается, потихоньку начинает исчезать неприятный желтый свет и на смену ему приходит естественный, спокойный дневной свет.
***: Войдите!
В комнату входит старый камердинер Чезаре. Он держится с достоинством, но чем-то озабочен, отчего голос у него дрожит.
Чезаре: Ваше Величество, к вам пожаловал продавец пластинок из новой Студии Записи граммофонных пластинок.
***(Смотрит на Чезаре, некоторое время что-то обдумывает, после чего говорит раздраженно). Ладно, можешь впустить его.
В комнату входит продавец пластинок новой Студии Записи с портативным патефоном, выполненным в форме небольшого чемоданчика, в одной руке и с уже открытым альбомом из шести пластинок – в другой руке.
Продавец пластинок: Мое почтение, Маэстро. Я принес вам пластинку, выпущенную под названием «Мои четыре поэта».
***: Как, она уже выпущена?!
Продавец пластинок: А как же еще, ведь это ваша пластинка! Послушаете?! (Помещает патефон на столик, находящийся у дивана. Открывает его, загружает ручкой механизм вращения пластинки и одновременно продолжает начатый разговор). Запись получилась идеальная, четкая; красота – необыкновенная. Студия Записи посылает вам шесть пластинок (насколько мне кажется, еще остаются три). Если вы пожелаете получить и другие…
Заканчивает заводить механизм вращения пластинки и кладет на диск патефона пластинку.
***: Нет, нет! Мне будет достаточно и одной! Вы, итак, мне уже оказывается много внимания!
Продавец пластинок: Все, готово. (Заводит пластинку).
Запись на пластинке(Слышится голос ***). Данте. (Пауза). Ариосто. (Пауза). Фосколо. (Пауза). Леопарди. (Пауза). Это четыре характера, каждый из которых является порождением своего времени, во власти которого они полностью находятся, сами того не осознавая, И, если Фосколо может вызвать Данте на диспут о судьбах современной Италии, столь близких ему; и, если Данте, никогда не изменявший своим убеждениям, отказывается с возмущением…
***: Нет, хватит! Снимите, пожалуйста, пластинку! Снимите! Прошу вас!
Продавец пластинок(Снимает мигом пластинку). Она что, вам не нравится?!
***: Нет, просто, дело в моем голосе – записанном на пластинку – который читает текст просто механически… Все это здорово, я ничего не имею против, но мне он действует на нервы. Вы можете оставить пластинки и поблагодарить от моего имени Студию Записи. Кто знает, может, они мне понадобятся и на самом деле…
Продавец пластинок(Сконфуженный). Как вас понимать?
***: Я это так, не обращайте на меня внимания. Я и действительно, видимо, стал голосом этой библиотеки.
Продавец пластинок: Вы даже не представляете, Маэстро, как все они пойдут нарасхват! Мое глубочайшее почтение!
***: До свидания!
Продавец пластинок раскланивается и тут же удаляется со своим портативным патефоном – чемоданчиком. Тут же появляется Чезаре; он как всегда держится чинно и торжественно объявляет:
Чезаре: Ваше Высочество, к вам…
***(Вспыхивает, словно ужаленный). Вот что, хватит с этим обращением: Ваше Высочество!
Чезаре: Но мне приказала так обращаться к вам ваша синьора!
***: С каких это пор тебе это приказала, синьора?!
Чезаре: С недавних пор, ваше Высочество. Кроме того, она уточнила, что я так должен обращаться к вам до получения вами очередного титула. Я этого не могу игнорировать, будучи вашим покорным слугой…
***: Ладно, ладно! Кто там еще пожаловал?
Чезаре(Прежним тоном, только несколько тише, как если бы не было предыдущего разговора). Ваше Высочество, к вам пришла группа молодых людей.
***: Молодых людей?! Ко мне? Кто они?
Чезаре: Сказали, что они журналисты.
Шельци(Просовывает свою голову в дверь как в первом действии). Это я, Маэстро, я здесь с некоторыми моими друзьями. Если позволите…
Изнутри, за дверью, слышится шум голосов, среди которых можно узнать голоса Сарколи и Дианы. Но громче других звучат голоса двух юных делагианцев.
Первый делагианец: Нет, это совершенно аморально! Аморально!
Диана: Это просто курам на смех!
Сарколи: Насмешка над целым поколением!
Второй делагианец: Кому это, интересно, захотелось так подшутить!
***(Обращаясь к Шельци). Но, что им тут нужно?
Шельци(Закрывает своим телом проход в дверь и предупреждает своих друзей находящихся за дверью). Вы сможете войти сюда, если только прекратите весь этот базар!
Чезаре(Обращается к ***). Если вы прикажете, я их тут же вышвырну!
***: Нет, не надо. Подожди.
Шельци(Обращается к вошедшей компании, которая крайне возбуждена). Говорить буду я.
***: Прямо-таки какое-то нашествие…
Сарколи(Буквально бросается в бой). Да, чтобы вы сами видели –
Шельци(Одергивает Сарколи). Будет тебе, Сарколи!
Сарколи: Нет, нет, при всем моем уважении к нему…
***(Обращаясь к Сарколи). Чтобы видел что?
Сарколи: Что вам никто не давал такого права подшучивать над чувствами молодых!
***: Подшучивать? Мне? Я вас что-то не понимаю. Что происходит?
Первый делагианец: Он что, и дальше собирается разыгрывать нас?!
Второй делагианец: Не позволим!
Сарколи: Хватит! Баста!
Диана: Нет, вы только посмотрите на него!
***: Оставь нас, Чезаре.
И в то время, как Чезаре удаляется, уязвленный в своих лучших чувствах к хозяину, *** обращается к молодым:
Короче, в чем дело?
Первый делагианец: Мы все тут совершенно сбиты столку –
Сарколи: – Нет, хуже: мы все здесь возмущены!
***: Как вы смеете разговаривать со мною подобным образом?!
Второй делагианец: Да, мы возмущены, как аморальностью поступка –
Первый делагианец: – называй вещи своими именами: этим типично американским мошенничеством синьора Пьетро –
***: Пьетро? А что он сделал?
Первый делагианец: Смошенничал! Смошенничал!
***(Ничего не понимая). – Смошенничал…?!
Шельци(Повышая голос). Черт подери, давайте хоть на минуту прекратим говорить на повышенных тонах! Неужели мы совсем разучились понимать друг друга даже в нашем узком кругу!
Диана(Неожиданно взрывается смехом, как в первом действии). Делаго… Делаго…
Сарколи: Прекращай, Диана, или я тебя тотчас же выставлю отсюда!
Диана: Это так смешно… так смешно…
***(Идет навстречу Диане, с гордым видом). Но что тут смешного?
Диана: И мы тоже смешны, Маэстро…да и я сама, что поверила в такое… Более того, я преклоняясь перед вами за эту великолепную шутку…
***: Какую еще такую шутку?! Что вы этим хотите сказать? Я абсолютно не в курсе дела!
Шельци: Как, извините! Разве вы не в курсе, что ваш племянник сегодня выпустил в свет новую книгу Делаго?!
***: Я? Нет! Пьетро? Простите, какую книгу?
Первый делагианец(Говорит с подковыркой). «НОВЫЙ ГОЛОС»…
Сарколи(Тут же протягивает *** изданную книгу). Вот, полюбуйтесь: «Новые стихи Делаго»…
***(Сильно удивленный, непроизвольно вскрикивает). Да это же моя книга!
Все присутствующие(За исключением Шельци, хором):
– Ха-ха, мы это знаем!
– Теперь уже ничего не поделаешь!
– Хорошенькая новость!
– Мы все это прекрасно знаем!
Шельци(В то время как остальные, возмущенные, продолжают отпускать свои реплики). – Да, это всего лишь только розыгрыш! Розыгрыш!
***(Разговаривает громко сам с собой и сжимает, что есть сил от злости и горечи свои кулаки). – Ну, и дурак же я…ну, и дурак… ну, и дурак… (Продолжает совершенно ничего не понимать). …Неужели он решился на такое и опубликовал мою книгу под именем Делаго?
Первый делагианец(Показывает другим на ***). Притворяется, что он не в курсе всего этого!
***(Как выше). … как он осмелился поступить подобным образом…?!
Сарколи: Потому что Делаго – это вы!
Второй делагианец: Вы что, будете и дальше отпираться?
Диана: Это бесполезно! И знаете почему? Потому что это он сказал нам сам…
***: Кто это вам сказал такое?
Сарколи и присутствующие(За исключением Шельци). Он! – Он! – Пьетро! – Он сам!
***(Снова говорит сам с собой). Ну, и дурак же я… ну, и дурак…
Шельци(Говорит громко, пытаясь перекрыть голоса своих друзей). Нет, это не так! Послушайте меня! – Дело в том, что я в начале показал эти пробные оттиски одному человеку, который ранее уже читал рукопись. К моему удивлению, он весь загорелся, вскочил на ноги и объявил триумфально, что эта книга не была книгой Делаго, а вашей, и, что вы отказались от нее!
***: Отказался? Это не правда! Просто, я ее оставил там –
Сарколи: У Пьетро? Чтобы он ее опубликовал?
***: Нет, наоборот! Запретив ему делать это!
Сарколи: Каково, а? Слышали? – Так значит, это он сам пошел на такое предательство! И решил разыграть нас всех, без исключения!
Шельци(Кричит). Это не правда! Не придумывайте, чего не было! Это я его сумел вывести на чистую воду!
***: И он вам во всем признался…
Сарколи: Что это был розыгрыш, в этом нет сомнения!
Шельци(В то время как все остальные возмущены и все время повторяют): Розыгрыш! Розыгрыш! *** про себя повторяет, сжимая, что есть сил, со злостью и горечью свои кулаки: Ну, и дурак же я… Ну, и дурак… Самый настоящий дурак….
Шельци решительно возражает и выступает против всех присутствующих.
Нет! Пьетро не устраивал никакого розыгрыша! Скорее наоборот! Он намеревался защитить и вашу книгу, и вас лично. И именно я продемонстрировал ему –
***(Буквально набрасываясь на Шельци). И, что вы ему там продемонстрировали?
Шельци(Разгневанный, шлепает всей пятерней о стопку листов из пробных оттисков). Что в книге, эти новые страницы, звучат фальшиво –
***: – Ха-ха, интересно! Теперь еще они и звучат фальшиво!
Шельци: – Нет, в тот момент я этого еще не знал! Но даже, если я этого и не знал – розыгрыш – розыгрыш раскрывается сам по себе!
***: Ясное дело! Как же еще могло быть иначе!
Шельци: – Я могу показать вам все те пометки, которые я тут сделал! В прочем, помните и о таком факте, что я, хотя и всегда ценил Делаго, но принимал его появление с определенными оговорками!
***: Ясное дело, розыгрыш! Какие тут могут быть сомнения! (Как выше). – Короче – как я это уже сказал ему… это был розыгрыш… тому нет другого объяснения… – розыгрыш и точка! – тем более, что вы теперь знаете, что Делаго – это я.
Сарколи: Извините, но, кто еще мог быть там, кроме вас!
Первый делагианец: Он в этом признался сам!
***(Снова переходит в атаку на Шельци). Ваши оговорки? Ваши оговорки в адрес Делаго?! Его новаторский «стиль», в том смысле, как вы его понимали? Новаторский стиль, как он вам чудился? – «Это вам не шутка!» – А, что стоит одно только ваше заявление о том, что теперь на нас можно смело поставить крест? Можно смело поставит крест на нас, на старом поколении? Чем не розыгрыш, а? – Еще какой! – Особенно сейчас, когда открылось, что Делаго – это я.
Шельци: Вот именно, сейчас, когда открылось, что Делаго – это вы! И тут, знаете, раскрывается такое! (Снова шлепает всей пятерней о стопку пробных оттисков). Что вся эта бумага – книга – есть ничто иное, как манипуляция стиля! И позвольте заметить вам, что, тон, которым вы пользуетесь, разговаривая со мной, не отвечает больше моральным принципам нашей нынешней молодежи, к которой мы себя с полным правом относим –
***: – Стало быть, не отвечает?! Так?
Шельци: – Нет! Потому что для нас поэт – да будет вам известно! – больше не является высшим божеством на литературном Олимпе –
Сарколи: – Который может шутки ради выдавать себя за молодого человека, которым он не является!
Первый делагианец: Для нас теперь достаточно того, что мы знаем, что Делаго – это Вы!
Шельци: Да, достаточно! Потому что для нас поэт – должен быть, прежде всего, человеком! Видит Бог! Не бумагой с отпечатанным текстом, а… – КРОВЬЮ – ЛИЧНОСТЬЮ
***(Сжимая обеими руками книгу и размахивая книгой, движется гордо, с рассерженным видом по направлению к Шельци). Стало быть, здесь нет человека? Нет никакой крови? А есть «Жизнь, пульсирующая не так, как у других», «другая жизнь», как вы сами об этом говорили? Нет – больше – Я правильно понимаю? Потому что мне уже немало лет? Молодость же для вас – это всего лишь число лет, и она не является для вас прерогативой духа? В этом заключается ваша мораль и это то, чем вы так кичитесь! Стало быть, я – не могу быть – моложе вас всех и чувствовать в груди то, что в вас еще только бродит и не находит себе выхода – и настолько отчетливо! – что я могу это выразить раньше вас – И, поскольку это явление является новым, выразить его иначе, как делал я это раньше!? И это вы называете аморальным, с точки зрения вашей морали, которая оказалась в данном конкретном случае осрамленной?! – Что ж, если это так, то – я честно признаюсь – что я разыграл вас! Да, разыграл!
Неожиданно из правой двери появляется Модони, весь ликующий, и, в сопровождении двух журналистов. Одновременно из левой двери появляются Тито, Джаффреди и Валентина, они удивлены, так как не ожидали увидеть здесь столько народу. Каждый постановщик пьесы может по-своему обыгрывать эту сцену, поскольку время от времени молодые персонажи, с одной стороны, и родственники, с другой стороны, и представители той или иной группы, будут обращаться к *** и разговаривать с ним одновременно. В то время как *** все это время будет располагаться посредине сцены. Наложение голосов, в прочем, должно происходить в течение короткого периода времени и должно быть естественным и характеризоваться живым участием в этом процессе всех присутствующих. Важно, чтобы при наложении диалогов, отчетливо прозвучали основные мысли, заложенные в текст пьесы.
Модони(Подбегает и обнимает ***). Великолепно, друг мой! Продолжай разыгрывать! Разыгрывай!
Шельци: Послушайте, но он разыграл нас!
Модони: Э. нет, в таком случае он разыграл меня!
Тито(Уже вошел возбужденный). Я это сразу заметил, папа! Я говорил о плагиате, поскольку не знал обо всех тонкостях дела! (Обращается к Модони). Я этого не знал!
Модони: Но, кто мог такое заподозрить!
Шельци: Я! Я это уже давно обнаружил…
Тито: Вы, когда? Что был плагиат? Я говорил о плагиате, поскольку не знал о розыгрыше!
Джаффреди(Тем временем, подойдет к *** и пошлепает его по плечу). Испытываю неподдельное и огромное удовлетворение!
Модони: Из тех, что может испытывать только он!
Джованна: Только он! И никто иной!
Сарколи: Но самое большое удовлетворение от всего этого испытываем мы!
Валентина: У меня такое ощущение, словно я освободилась от какого-то кошмара!
Тито: Разве я тебе не говорил этого? Я говорил о плагиате, поскольку не знал ничего о этой истории!
Модони(Обращается к молодым людям, подтрунивая над ними). Как же, как же: Делаго, новый поэт!
Валентина: Тито, помнишь, как ты говорил «Дедало»? Что он тебе снился даже по ночам!
Тито: В своей Америке и с книгами нашего папы!
Джаффреди(Обращается к молодым). Ну, что, получили свое, дорогие мои синьоры!
Шельци: Мы? Э, нет, извините! Мы пришли сюда –
Первый журналист(Перебивает Шельци и не дает ему закончить выступление). Синьоры, извините, просим прощения! Ради бога, Маэстро: там, у нас в машине осталась газета –
Второй журналист: – мы ждем только вашего официального подтверждения –
Модони: Это я их привез сюда. Будет такой шум, которого еще не видел свет! Они хотят тут же сообщить новость – но хотели бы в начале услышать всё от тебя –
***: От меня? Что именно?
Сарколи: Что история с Делаго была всего лишь розыгрышем!
Присутствующие: А, как же еще иначе! Ясное дело, что это был розыгрыш! Розыгрыш!
Первый журналист(Обращаясь к ***). Вы это нам подтверждаете?
***: Я? Разве вы их не слышите? Это они заявляют в один голос!
Модони: Ну, и разыграл же он вас всех! Как только разыграл!
Молодые:
– Нет! Ничуть!
– Разыграл нас?
– Он разыграл самого себя!
Первый журналист(Обращается ко второму). Бежим! Бежим!
Второй журналист(Обращается к молодым). Другие подробности нас не интересуют!
Первый журналист: Модони, прошу вас позаботиться о фотографах! (Удаляется вместе со вторым журналистом).
Шельци(Бежит вслед за журналистами, вместе с другими молодыми людьми). Погодите! Вам следует написать, что я, был первым, кто сумел раскрыть этот трюк…
Сарколи: И, что мы явились сюда, чтобы выразить наш протест…
Остальные: Да, да! Чтобы выразить наш протест! Наш протест!
Хаотический уход со сцены молодых людей вызывает среди родственников и друзей *** дружный взрыв хохота.
Джованна: Я так счастлива! Счастлива, как никогда!
Модони(Обращаясь к ***). Лучшего, мой дорогой друг, невозможно было и придумать!
Джаффреди: Ты просто великолепен! Маньифико!
Тито: Как они все мигом разбежались!
Валентина: О. Боже, какое жалкое зрелище…
Модони: Надо будет поставить твоему племяннику памятник! Он не мог оказать нам лучшей услуги!
Джованна: Он не мог оказать лучшей услуги и ему! Эта книга, сейчас, пойдет нарасхват!
Модони: Ничуть! Кто это вам сказал!
Джаффреди: Можно будет наложить арест на ее продажу! Организовать против него процесс за злоупотребление доверием и за нарушение авторских прав!
Модони: Вы что!? Ничуть нет! Сейчас, наоборот, Ваше Высочество, пойдут нарасхват «наши» книги, «наши»! Я уже дал команду обеспечить все магазины нашими книгами!
Тито: Но, учитывая то, какой сейчас поднимется шум…
Модони: С Делаго теперь все кончено, это тебе говорю я! Все кончено! Не продадут даже четырех экземпляров. Такая же участь ждет и «Балкон с окнами»! Поверьте, я прекрасно знаю нашу публику! Как только она узнает, что был розыгрыш…
***(Словно оторвавшись от мыслей, в которые он был погружен, обращается к Модони). Это все твоя вина.
Модони: Моя? Что ты говоришь?!
***: Твоя, и только твоя! Так как ты отказался опубликовать эту книгу!
Джаффреди(Удивленный). Но, помилуй! Разве ты не доволен таким поворотом дела?
Джованна(Выглядит совершенно ошеломленной таким поворотом разговора). Как у тебя только поворачивается язык говорить подобное!
***(Вспыльчиво, но, тем не менее, все время старается контролировать свои эмоции). Доволен? Чем это я могу быть доволен?! Что с Делаго все кончено?! (Смотрит поочередно на всех). Да, вы имеете представление, кем он был для меня?! Кем? Чтобы я был доволен, тем, что сейчас считается розыгрышем то, что до этого было – да, было – новым голосом! «Моим» голосом, которым все упивались – к которому были направлены все взоры. – «Живым» голосом – да, «живым»– «ВСЕ ЕЩЕ ЖИВЫМ» и «моим»!
Джаффреди: Извини меня, но, если об этом никто не знал…
Джованна: – что это был твой голос! – Ведь, это просто уму непостижимо!
Джаффреди: Это знал только ты один!
Модони: К тому же, они использовали это имя против тебя же!
***: Я этого как раз и добивался!
Джаффреди: Вот как?! Чтобы он затмил тебя своим талантом?
***: Да, чтобы он затмил меня своим талантом!
Джаффреди: Чтобы он стал новым идолом и низвергнул тебя на землю?
***: Да, он! Потому что «живым» был он! Он! Он!
Джаффреди: Я тебя что-то совершенно не понимаю!
***: Зато я отлично понимаю, что вы меня просто не в состоянии понять!
Модони: По-твоему я должен был издать книгу под твоим именем?
***: Но, если она была моей!
Джаффреди: И, чтобы все, кому не лень, начали бы болтать, что ты подражаешь Делаго?
***: Именно это! Именно это! Я хотел именно этого!
Джаффреди: И, чтобы затем кануть в Лету!
***: Ничуть нет! А, чтобы вновь возродиться! Стать вновь самим собой и вновь заниматься своим делом! Делом моей жизни, а не розыгрышами! Моя кровь еще кипит в моей груди! Вот, чего я хотел!
Модони: И, каким образом? Я что-то это не понимаю!
***: Каким образом? Я знал, каким образом! Не раскрывая тайны, раньше времени, опубликовав книгу под моим именем. Чтобы, тем самым, подбросить пищу для разговоров, что это произведение было моей неудачной попыткой имитации Делаго. Всего лишь тягостным, фальшивым подражанием какого-то старца, повторяющего голос юноши. Голос новый, свежий, самобытный. Теперь вам понятно, что я собирался сделать?! – Я хотел, чтобы утвердилось еще больше имя Делаго, его юношеский задор, его оригинальность, так контрастирующая с моей копией, недостойной внимания. – Оригинальность, раскованная, уверенная в себе и смелая по замыслу. – Говорящая сама за себя! И тогда, когда уже никто бы не мог отрицать этого, тогда, да, можно было открыть этот секрет всем —
Тито: – что Делаго – это ты?
***: …и, что я, хотя и наломал дров, никому не стремился подражать, или правильнее сказать, подражал всегда самому себе, потому что Делаго – это и есть я, собственной персоной!
Модони: Послушай! Но тогда, почему ты нам ничего не сказал об этом раньше?
Джаффреди: Таким образом, ты собирался устроить розыгрыш с размахом? А?
*** Розыгрыш! Вот именно – розыгрыш! Вы видите в этом только розыгрыш! Вы даже на минуту не можете представить себе, что я могу еще чувствовать себя живым существом; сбежать из темницы, в которой я очутился! Зажатый, словно в тисках! Словно замурованный заживо! Весь задыхающийся, и, умирающий от безысходности! – Почему я вам этого не сказал раньше? Очень просто! Потому что, если бы вы сразу узнали что Делаго это я…
Джованна: А твой племянник, он знал об этом?
***: Ясное дело, что он знал об этом.
Джаффреди: И именно поэтому он опубликовал книгу под именем Делаго?
***: Наивный! Даже он не понял ничего. У меня не было времени предупредить его об этом. Но, кто бы это мог подумать, что тебя (обращается к Модони) угораздит принести мне туда мою рукопись и отказаться от ее публикации? Вот он и решил, предательски… Я знаю, я знаю, почему он это сделал! Он решил освободить меня от пут… Вернее, они все вместе решили освободить меня, и проигнорировали мое предупреждение, что, если Делаго раскроется раньше времени, то вся эта история будет восприниматься всеми как розыгрыш.