Текст книги "Сказки Италии
(Сказки для детей)"

Автор книги: Луиджи Капуана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Луиджи Капуана
СКАЗКИ ИТАЛИИ

Предисловие

Эти сказки появились на свет следующим образом. Написав одну из них для прелестного мальчика, во что бы то ни стало требовавшего от меня «хорошенькой сказочки», мне вздумалось написать еще несколько сказок для моих племянников. В то время я грустил и даже немного был болен, вследствие этого моя мысль находилась в состоянии полнейшей инерции, что меня сильно раздражало. Трудно будет вообразить моим читателям, как я обрадовался, почувствовав, что в моей фантазии зарождается целый мир чудес, полный фей, волшебников, царей, цариц, людоедов и чародейств, служащих первой художественной пищей нашим детским умам. Я прожил несколько недель, всецело окунувшись в этот чудесный фантастический мир, вполне наивно увлекаясь им, и, не думая ни о чем другом. Я никогда не воображал, чтобы это могло случиться с человеком вполне убежденным, что на самом деле только одна действительность есть настоящее поприще искусства. Если бы какой-нибудь докучливый человек явился ко мне в то время, чтобы поговорить со мной о серьезных и важных делах, я бы без сомнения ответил ему, что я занят теперь делом гораздо более серьезным и важным: я думал о Змейке, находившейся в смертельной опасности, о Царе, решившемся подвергнуть себя в третий раз испытанию пробыть семь лет под дождем и под палящими лучами солнца, чтобы получить руку любой девушки.

Не менее серьезно был я занят тем приговором над моими сказками, какой будет произнесен моей маленькой публикой, шумно врывавшейся в мой кабинет раза по два или по три в день, чтобы узнать, когда же наконец будет окончена новая сказка. Эти милые дети, с нетерпением усаживавшиеся вокруг меня, тотчас по окончании мной каждой сказки, разом смолкавшие и превращавшиеся в слух и зрение, лишь только я начинал: «Жили были…» – сильно смущали мое авторское самолюбие.

Немногие авторы, спрятавшись за кулисы, в ожидании суда публики, трусили так, как я при виде всех этих живых и умных глазок, словно впивавшихся в мои губы в то время, как я старался говорить с ними простым, ясным и драматичным языком, который и есть по моему мнению, самая лучшая, естественная и художественная форма сказок. Мне казалось не лишним сказать все это моим благосклонным читателям на тот случай, если им вздумается судить об этом томике не только как о книге предназначенной для детей, но и с точки зрения художественной. Моя попытка имеет извинение в вызвавших ее обстоятельствах. Не будь их, мне не пришло бы в голову взяться за эту в высшей степени произвольную и примитивную форму искусства, столь противоположную искусству нашего времени. Увидев мои сказки напечатанными, я почувствовал некоторое угрызение совести: мне казалось, что я положительно сделал дурное дело, посвятив публику в эту чудную галлюцинацию, длившуюся в продолжении нескольких недель, о которых я не могу вспомнить без волнения и без сожаления, что они миновали.

Поделом мне будет, если феи, прилетавшие в мой кабинет в то время, когда январское солнце согревало его своими теплыми лучами, воробушки доверчиво стучали носиками в запертые окна, а мои дорогие малютки не смели даже дохнуть, чувствуя присутствие дивных богинь, – поделом мне будет, говорю я, если мои феи разлетятся, предоставив мою книгу строгому суду публики.

Луиджи Капуана

Красное солнышко

ила-была пекарка, а у нее была дочка, черная, как головешка, и страшная, как смертный грех.

Они были очень бедны, но кое-как перебивались, зарабатывая деньги печением уже приготовленных хлебов.

Головешечка, так звали дочку, хлопотала и бегала с утра до ночи.

– Эй, грейте воду! Эй, месите тесто! – кричала она рано утром, пробегая по улицам.

Потом, с лотком под мышкою и с корзиной на голове, ходила она по домам и собирала приготовленные для печения хлебы и булки. А когда хлебы были уже испечены, то она снова бегала взад и вперед, но уже с корзиной за плечами, и разносила хлебы и булки давальцам; словом, не отдыхала ни минуты во весь день, но все же была постоянно весела и довольна.

Волосы ее были всегда растрепаны, ноги грязны и босы; одевалась она в драное тряпье и грязна была, словно кучка золы, а между тем смех ее раздавался с одного конца улицы до другого.

– Ну, опять закудахтала наша Головешечка, – говорили соседки.

После вечерни пекарки запирались в своем доме и никогда не высовывали даже и кончика носа. Пусть бы еще зимой, но ведь это бывало и летом, когда соседи наслаждались вечерней прохладой и лунным светом.

– Боже, как они глупы, что сидят, закупорившись в доме, при свете потухающих угольев в печи, когда на дворе так хорошо и прохладно, – говорили соседки, которые никак не могли понять, почему они сидели взаперти.

– Эй, пекарки, выходите-ка на воздух, да на прохладу! – кричали соседки.

– У нас в доме прохладнее, – отвечала им мать из-за двери.

– Эге, да тут дело нечисто! – подумали соседки и начали подсматривать и подслушивать у двери.

И в самом деле, сквозь замочную щель виднелось ослепительное сияние и время от времени слышно было, как мать говорила:

– Красное солнышко, красное солнышко, будешь царицей по Божьей волюшке, а Головешечка только кудахтала.

Наконец весть об этом дошла до ушей царя. Царь разгневался и велел позвать пекарок.

– Старая ведьма! Если ты будешь продолжать говорить такие вещи, то я прикажу бросить в темницу и тебя, и твою Головешечку! – сказал царь старухе.

– Ваше Величество! Это все неправда, соседки все лгут, – ответила та, а Головешечка между тем продолжала смеяться, даже и в присутствии царя, и царь велел посадить их обеих в тюрьму.

Но вечером тюремщик увидал большое ослепительное сияние, светившееся сквозь дверные щели их скверной каморки, и услыхал, как старуха повторяла время от времени:

– Красное солнышко, красное солнышко, будешь царицей по Божьей волюшке.

Тюремщик, конечно, пошел к царю и все ему передал.

Царь разгневался еще пуще.

– Так, так-то она! Пусть же их посадят в темницу осужденных на смерть, в ту, что под землею! – грозно воскликнул он.

И тюремщики сейчас же перевели мать и дочь в подземную тюрьму. Это была каморка без воздуха, без света, куда со всех сторон просачивалась сырость и где было очень холодно.

Но ночью, даже в подземной тюрьме, снова появилось ослепительное сияние и послышались слова старухи:

– Красное солнышко, красное солнышко, будешь царицей по Божьей волюшке.

Тюремщик снова пошел к царю и снова доложил ему обо всем им виденном и слышанном.

Царь на этот раз был так изумлен, что созвал государственный совет. Одни советники говорили, что пекаркам следует отрубить головы, другие же уверяли, что они помешаны и что их следует отпустить на волю.

– Да и в самом деле, что же дурного было в словах этой женщины?

– Будешь царицей по Божьей волюшке. – Какая в том беда?

– Если бы Бог захотел, чтобы Головешечка стала царицей, то даже и Его Величеству не удалось бы тому помешать.

– Это правда! – сказал царь и приказал выпустить обеих из тюрьмы.

Пекарки опять принялись за свое скромное ремесло, и так как не было подобных им в искусстве пропечь хлебы как раз в меру, то их давальцы вернулись к ним очень скоро, и они зажили по-старому. Наконец даже сама царица начала отдавать им печь царские хлебы; таким образом, Головешечка часто стала ходить по лестницам царского дворца своими босыми и грязными ногами. Царица иногда ее спрашивала:

– Головешечка, почему ты не моешь лица?

– Ваше Величество! У меня слишком нежная кожа, и вода попортила бы ее, – отвечала Головешечка.

– Ну, а скажи же, зачем твоя мать зовет тебя Красным солнышком?

– Потому что я буду царицей по Божьей волюшке! – был обычный ответ. Царицу это забавляло, а Головешечка, уходя со своим лотком, покрытым царскими хлебами и булками, все смеялась да смеялась.

Соседки, слыша, как она проходила, говорили:

– Вот опять Головешечка кудахчет!

Между тем каждую ночь в доме пекарок происходила та же история. Соседки просто бесились от любопытства. И как только увидят чудное сияние и услышат припев старухи, так сейчас же все бегут к двери пекарок, не зная, что и придумать, чтобы взглянуть на такое чудо.

– Пекарки, будьте любезны, одолжите мне, пожалуйста, решето, мое сегодня разорвалось! – говорила какая-нибудь из них.

Головешечка сейчас же отворяла дверь и подавала решето.

– Как! Вы сидите впотьмах? – восклицала соседка. – Когда я стучала, у вас было светло.

– О! Вам это показалось, – отвечала Головешечка со своим обычным смехом.

Дело дошло также и до ушей царевича, которому минуло уже шестнадцать лет. Он был большой гордец, и, когда ему случалось встретить на лестнице дворца Головешечку, бегущую с доской на голове или с корзиной на плечах, то он обыкновенно отворачивался, чтобы ее не видеть, так как его тошнило при одном взгляде на нее.

А один раз царевич встретил Головешечку на площадке лестницы, и ему показалось, что она задела его лотком; он страшно разозлился и пихнул ее ногой. Головешечка упала и покатилась по ступенькам лестницы, при этом все хлеба и булки рассыпались и потеряли форму. У кого хватило бы смелости отдать их царице в таком виде?

Головешечка вернулась домой, плача и охая.

– Что случилось, дочь моя? – спросила ее мать.

– Царевич пихнул меня ногой и опрокинул лоток.

– Пусть будет Божья воля! Царевич волен делать, что хочет.

Соседки были вне себя от восторга.

– Царевич пихнул ее ногой, – говорили они, – так ей и надо, Красному солнышку.

Прошло еще несколько лет. Царевич вздумал, наконец, жениться и послал сватать дочь короля испанского. Но посланник явился к ней слишком поздно: она уже вышла замуж как раз накануне его приезда.

Царевич хотел казнить посланника, но тот доказал ему, как дважды два – четыре, что он употребил на свою поездку двенадцатью часами менее, нежели другие посланники. Тогда царевич послал его сватать дочь короля французского. Но посланник приехал опять слишком поздно: и та принцесса вышла замуж как раз накануне его приезда.

Узнав об этой новой неудаче, царевич даже заплакал от огорчения и долго никак не мог успокоиться.

Царь, царица и все министры собрались вокруг него.

– Разве нет больше принцесс на белом свете? – говорили они, вот хоть, например, дочь короля английского, – можно послать к ней.

Бедный посланный полетел, словно пущенная из лука стрела, и ехал дни и ночи, пока не приехал в Англию.

Но такова уж была судьба! И дочь короля английского также вышла замуж накануне его приезда. Вообразите себе, что было с царевичем. Однажды, чтобы немного рассеяться, он пошел на охоту, потерял своих товарищей, заблудился в лесу и никак не мог найти дороги. Проблуждав весь день, он уже под вечер заметил избушку, стоявшую посреди леса. Дверь ее была отворена, и в ней сидел старик с длинной бородой; он, казалось, только что развел яркий огонь и собирался ужинать.

– Добрый человек, – обратился к нему царевич, – не можете ли вы указать мне дорогу из лесу?

– А? Наконец-то ты пожаловал! – проговорил старик.

– Добрый человек, вы меня не знаете, я ведь царевич! – ответил он.

– Царевич ты или нет, – а возьми этот топор и наколи-ка мне немного дров! – сердито сказал старик.

Царевич, боясь, чтобы он не рассердился, ничего ему не ответил, и молча наколол дров.

– Царевич ты или нет, а послужи-ка мне за столом!

Делать было нечего, бежать некуда, бедный царевич вынужден был исполнить и это приказание и стал прислуживать старику за столом.

Наконец, старик дал ему остатки от своего ужина и сказал, указывая в угол:

– Ложись туда, вот твое место!

Дело в том, что старик этот был повелитель леса – могучий маг и чародей.

Несчастный царевич молча свернулся на охапке соломы в уголке, но никак не мог уснуть.

Между тем царь и царица давно уже оплакивали его смерть и носили по нему траур. Но однажды, неизвестно, как и через кого, до них дошла весть, что царевич стал рабом лесного волшебника. Царь тотчас же послал к нему своих гонцов, обещая отдать ему все свои сокровища, если он только отпустит царевича.

– Я гораздо богаче вашего царя, – ответил старик с пренебрежением.

Велико было отчаяние несчастного отца, когда он услышал такой ответ.

Думал он, думал, что тут делать, и, наконец, опять отправил гонцов, велел им спросить, чего желает волшебник. – Пусть он требует всего, чего хочет; я готов пожертвовать даже и собственной жизнью, – сказал царь.

– Если царь пришлет мне хлеб и булку, просеянные, замешанные и испеченные руками царицы, то царевич будет свободен, – сказал волшебник.

– О, это пустяки! – воскликнул царь, когда ему передали его слова.

Царица просеяла муку, замесила ее, сделала хлеб и булку, собственноручно затопила печь и посадила их печься. Но она была совсем неопытна в этом деле: хлеб и булка вышли у нее подгорелыми. Увидав их, волшебник сделал презрительную гримасу.

– Это годится только собакам! – воскликнул он, и бросил их своей овчарке, которая и проглотила их в одну минуту.

Царица опять просеяла муку, замесила ее и сделала другой хлеб и булку, потом собственноручно затопила печь и посадила их печься.

Но на этот раз хлеб и булка вышли у нее сыроватыми.

Увидав их, волшебник опять сделал презрительную гримасу.

– Они годны лишь для собак, – сказал он и снова бросил своему псу.

Царица сто раз пробовала печь хлеб и булки, но они выходили у нее всегда или перепеченными, или недопеченными, а бедный царевич все это время оставался рабом волшебника.

Наконец король созвал государственный совет.

– Надо женить царевича на Головешечке. Таким образом, волшебник будет иметь хлеб, просеянный, замешанный и испеченный руками царевны, и царевич будет свободен, – сказал один из министров.

– Ив самом деле, такова уж, видно, воля Божья! – сказал царь.

Тотчас же издан был царский указ, где объявили царевича и Головешечку мужем и женою.

Волшебник получил хлеб и булку, просеянные, замешанные и испеченные руками царевны, и царевич был отпущен на волю.

Но беда в том, что царевич и знать не хотел Головешечки.

– Эта кучка золы – моя жена? Эта уродливая пекарка – царевна! – гневно восклицал он.

Между тем Головешечка, сделавшись царевною, стала жить во дворце, но она не захотела ни вымыться, ни причесаться, ни переменить одежды, ни надеть башмаков.

– Когда приедет царевич, тогда я и вымоюсь! – отвечала она на все замечания царицы и придворных дам.

Наконец приехал и царевич.

– Когда царевич придет ко мне, тогда я и вымоюсь, – сказала тогда Головешечка и стала ждать, запершись в своей комнате.

Но царевича никак невозможно было убедить пойти к жене.

– Меня тошнит от этой пекарки! Лучше умру, чем стану с ней жить! – твердил он упрямо.

Но когда Головешечке передавали его слова, то она нисколько не огорчалась, а, напротив начинала смеяться:

– Придет, не сомневайтесь, придет! – говорила она.

– Приду? Я покажу ей, как я приду! – закричал царевич, узнав об этом и, выйдя из себя, схватил саблю и побежал в комнату Головешечки, намереваясь отрубить ей голову.

Дверь была заперта, но из-за нее виднелось чудное сияние. Царевич посмотрел в замочную скважину, и сабля выпала у него из рук: в комнате находилась такая красавица, какой еще никогда не видывали на белом свете, – настоящее «красное солнышко».

– Отворите мне, царевна моя! отворите, ради Бога! – взмолился царевич.

Но Головешечка и не думала отпирать ему.

– Да ведь я – «уродина, пекарка»! – говорила она, смеясь.

– Отопри же ради Бога, моя Головешечка! – кротко проговорил царевич.

Тогда двери отворились, и жених с невестой обнялись.

В этот же вечер отпраздновали свадьбу, и царевич с Головешечкой стали жить счастливо и весело.

Говорящее дерево

ил-был богатый-пребогатый царь, который думал, что собрал в своем дворце все замечательные редкости, какие только можно найти на земле.

Однажды пришел к нему чужеземец и попросил позволения посмотреть их.

Осмотрев все очень внимательно, он сказал:

– Ваше Величество! У вас недостает самого лучшего.

– Чего же у меня недостает? – удивился царь.

– Говорящего дерева, – ответил чужеземец.

В самом деле, в числе редкостей царя говорящего дерева не было.

Эта мысль крепко засела у царя в голове, так что он не мог даже спать по ночам. Наконец он не вытерпел и послал гонцов по всему свету искать такое дерево. Но гонцы вернулись с пустыми руками.

Царь подумал, что чужеземец подшутил над ним, и приказал его посадить в темницу.

– Ваше Величество! Чем же я виноват, что ваши гонцы плохо его искали? Пускай поищут получше, – сказал чужеземец, нисколько не смущаясь гневом царя.

– А ты собственными глазами видел говорящее дерево? – спросил царь.

– Я видел его собственными глазами и слышал собственными ушами.

– А что оно говорило?

– Говорило: «Все ждать и не дождаться, лучше б с жизнью расстаться».

«Значит, говорящее дерево, действительно, существует?» – подумал царь и опять отправил гонцов со строгим наказом, непременно отыскать говорящее дерево.

Но прошел год, и все гонцы опять вернулись с пустыми руками.

Тогда царь так разгневался, что приказал отрубить чужеземцу голову.

– Ваше Величество! Чем же я виноват, что ваши посланные плохо его искали.

Его настойчивость произвела на царя сильное впечатление. Он опять позвал своих министров и объявил им, что сам хочет отправиться на поиски говорящего дерева и что до тех пор, пока не будет иметь его в своем дворце, он не будет считать себя царем.

Сделав все нужные распоряжения, царь переоделся и отправился в путь.

Много дней спустя его застала ночь в одной долине, где не было видно ни единой живой души.

Он растянулся на земле и стал засыпать, и вдруг послышался жалобный голос:

– Все ждать, ждать и не дождаться, лучше б с жизнью расстаться!

Царь вздрогнул и стал прислушиваться.

«Значит мне это не снится», – решил царь, и тотчас же спросил громким голосом:

– Кто тут?

Никто ему не ответил, но слова были те же самые, которые говорило говорящее дерево.

Он решил, что это, должно быть, было именно то самое дерево, которое он искал. Чтобы убедиться в этом, царь протянул руку и сорвал с него листок.

– Ай! Зачем ты обрываешь мои листья? – воскликнуло дерево.

– Кто ты? – спросил он у дерева.

– Я – дочь короля испанского, – сказало дерево.

– А как ты здесь очутилась?

– Я прогуливалась в этой долине и увидала ручеек, показавшийся мне чистым и прозрачным, как хрусталь, но, когда я вздумала в нем умыться и дотронулась до воды, то тотчас же превратилась в дерево, – ответила несчастная царевна.

– Не могу ли я как-нибудь освободить тебя? – спросил царь.

– Для этого нужно знать заговор и поклясться на мне жениться, – был ответ.

– Я сейчас же поклянусь, что женюсь на тебе, а заговор я сумею достать. Но почему ты не ответила мне прошлую ночь?

– Здесь была колдунья… Молчи и уходи скорее – я слышу, что она опять сюда возвращается; если она тебя здесь застанет, то может и тебя превратить во что-нибудь!

Услышав эти слова, царь побежал прочь и, едва успел он спрятаться за какой-то изгородью, как увидел, что приехала колдунья верхом на помеле.

– С кем ты говорила? – злобно спросила она у дерева.

– С ветром, – робко ответило оно старухе.

– Я вижу здесь следы человеческих ног, – продолжала допрашивать колдунья.

– Это, верно, ваши следы.

– Как ты смеешь говорить, что это мои следы? – закричала колдунья, и, схватив железный прут, начала изо всей силы колотить бедное дерево.

– Перестаньте, ради Бога! Я больше не буду! – взмолилось дерево.

– А! Так это мои следы? – кричала старуха, продолжая колотить его.

Огорченный царь, поняв, что бесполезно оставаться вблизи дерева, и что нужно как можно скорее достать заговор, пошел назад в свое царство, но заблудился. Он заметил это, когда находился уже в каком-то дремучем лесу, и, поскольку никак не мог из него выбраться, то вздумал влезть на дерево, чтобы провести там ночь, боясь, что иначе дикие звери могут растерзать его.

Он стал было дремать, как вдруг, ровно в полночь, раздался по всему лесу оглушительный шум. Вскоре он увидел, что по лесу шел людоед в сопровождении целой сотни овчарок, с громким лаем бежавших позади него. Дойдя до того дерева, на котором сидел царь, людоед вдруг остановился и начал нюхать воздух.

– О, как славно пахнет человеческим мясом! – сказал он.

– Эй, вы! Сюда! Сюда! – кликнул он овчарок.

Когда рассвело, царь, все еще дрожа от страха, слез с дерева и осторожно пошел вперед; неподалеку оттуда он встретил прекрасную девушку.

– Не можете ли вы указать мне дорогу, моя красавица? – спросил ее царь. Я – заблудившийся путник и никак не могу выйти из этого леса.

– Ах, ты, несчастный, куда ты зашел! Скоро здесь пройдет мой отец, а он – людоед, и съест тебя, бедняжку, живьем.

В самом деле, едва она успела проговорить это, как близ них послышался лай людоедовых овчарок и его громкий голос.

– На этот раз я погиб, – подумал царь.

– Подойди ко мне, – сказала девушка ему. – Встань на четвереньки, я сяду к тебе на спину, и закрою тебя моей юбкой, только не дыши.

Людоед остановился, увидев дочку, и сказал ей:

– О, как здесь чудно пахнет человеческим мясом!

– Сейчас здесь проходил мальчик, и я его съела.

– Ах, как славно пахнет! – повторил людоед.

Когда людоед ушел, царь поблагодарил девушку и рассказал ей все свои приключения.

– Ваше Величество! Если бы вы согласились на мне жениться, то я дала бы вам этот заговор.

– Увы! Прекрасная девушка! Я уже дал слово, – сказал он дочери людоеда.

– Ну, видно, такова уж моя несчастная судьба! Но все равно, я все-таки дам вам заговор, – ответила девушка, и, приведя царя к себе в дом, взяла маленький горшочек с какой-то мазью и помазала ему грудь.

Теперь царь был заговорен и не боялся уже колдуньи.

– Ну, моя красавица! – сказал он девушке. – Большое спасибо, теперь дайте мне, пожалуйста, топор.

– Вот вам и топор, – сказала девушка, подавая ему топор, намазанный какой-то мазью.

Будучи заговоренным, царь сейчас же вернулся на то место, где стояло говорящее дерево. Колдуньи не было, и дерево научило его, как нужно будет поступать, когда она придет.

– Смотри, – сказало оно, – в середине ствола спрятано мое сердце. Когда ты должен будешь срубить меня, то не руби так, как тебе велит колдунья. Если она скажет, чтобы ты рубил сверху, руби снизу, а, если скажет, чтоб ты рубил снизу, руби сверху, иначе ты меня убьешь. Колдунье же надо будет отрубить голову одним ударом, иначе ты погиб; даже и заговор тебя не спасет.

Через некоторое время явилась и колдунья.

– Что ты тут ищешь? – спросила она у царя.

– Я искал дерево, чтобы нажечь углей, и наметил вот это, – ответил царь, указывая на говорящее дерево.

– А оно тебе годится?

– Очень.

– Я тебе дарю его с условием, чтоб ты ударил топором туда, куда я велю, когда будешь рубить его, – сказала старуха.

– Отлично, – проговорил царь, и взмахнув топором, который был остер, как бритва, спросил:

– Куда ударить?

– Сюда, – указала старуха.

А он, вместо того, ударил в другое место.

Между тем он никак не мог найти возможность нанести удар колдунье, так как она была настороже.

Вдруг царь воскликнул.

– О! О!

– Что ты видишь?

– Звезду.

– Днем-то? Это невозможно!

– Вон там, прямо против этой ветви! Посмотрите!

В то время, как колдунья повернулась к нему спиной, он ударил топором ее и сразу отсек ей голову.

Таким образом, чары были разрушены и из ствола дерева вышла девушка, на которую нельзя было пристально смотреть, так она была хороша.

Царь был очень доволен. Он вернулся вместе с нею во дворец и приказал, чтобы поскорее приготовили великолепные свадебные празднества.

Настал день свадьбы. Но когда придворные дамы начали надевать на царевну свадебное платье, то с изумлением заметили, что тело ее было жестко, как дерево. Одна из дам пошла к царю.

– Ваше Величество! У царевны тело жесткое, как дерево!

Царь и министры пошли посмотреть на царевну. На первый взгляд казалось, что у нее настоящее тело, а на ощупь же оно было деревянное. А между тем царевна говорила и двигалась.

Министры думали, думали, и, наконец, объявили, что царь не может жениться на кукле, хотя она говорила и двигалась, как живая. Царь согласился с этим и отложил празднества.

– Тут есть какие-то чары, – подумал он, и, вдруг вспомнил о той мази, что была на топоре. Это придумала из зависти дочь людоеда.

Царь призвал министров и сказал им:

– Я ухожу опять, но вернусь очень скоро.

И так как он был заговорен, то сейчас же очутился в том лесу, где встретил людоеда и его дочь.

– Как, Ваше Величество, вы опять здесь? – спросила красавица. – Какой добрый ветер занес вас сюда?

– Я пришел нарочно ради тебя, – сказал царь.

– Дайте мне ваше царское слово, что вы пришли нарочно ради меня.

– Даю тебе в этом свое царское слово.

Они взялись под руки и вошли в дом.

– Вот тебе топор, который ты мне одолжила, – сказал царь, и, подавая, как будто нечаянно ранил ее в руку.

– Ах, Ваше Величество, что вы сделали! Ведь я стала деревянною! – заплакав, проговорила девушка.

– Да нельзя ли этому как-нибудь помочь? – спросил он заботливо.

– Отворите этот шкаф, возьмите вот этот горшочек, вымажьте меня всю тем маслом, и я тотчас же исцелюсь.

Царь взял горшочек и сказал ей:

– А теперь дожидайся, пока я вернусь.

Она поняла, что он схитрил, и закричала во все горло:

– Измена! Измена!

Потом она спустила целую сотню овчарок, и те бросились за ним в погоню, но царь уже исчез.

От этого масла тело царевны стало мягким и решено было тотчас же отпраздновать свадьбу.