Текст книги "Фрагмент"

Автор книги: Луи Тома

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Вдруг она посмотрела на его тарелку и спросила:

– Что с тобой? С работой не ладится?

– Да нет, – ответил Даниэль.

В этот момент мадам Эмма принесла кофе, и он воздержался от дальнейших объяснений. Во время еды он был абсолютно молчалив.

Но почему бы ему, собственно, не рассказать о Дюпоне? Из-за того, что он не хотел говорить с Валери о неприятностях? Или вследствие бессознательной недоверчивости, ибо она тоже фигурировала в этом деле?

С первого блюда до десерта его настроение существенно ухудшилось.

Валери снова перешла в наступление.

– У тебя неприятности?

Он поднес ко рту горячий кофе. Сделав глоток, воскликнул:

– Дюпон! Дюпон!

Валери подхватила пальцем каплю ванильного крема, стекавшего по ложке. Так как Даниэль больше ничего не говорил, она спросила:

– Ну и что? Что такое с этим Дюпоном?

– Тебе это имя ничего не говорит?

– Ничего. А кто это?

– Очень забавный парень. Он посетил меня сегодня во второй половине дня. О себе он сказал, что якобы криминалист и проводит исследования в ЦНИИ.

Даниэль раскурил трубку и испытующе посмотрел на Валери. Не отрываясь от десерта, она спросила, скорее из вежливости, чем из любопытства:

– И что же он хотел?

– Он хотел побеседовать со мной по поводу интервью в «Криминалистике».

– Смотри, ты становишься видным авторитетом, – сказала она.

– Итак, послушай, это началось с телефонного звонка…

Начав рассказывать, Даниэль уже не мог остановиться. Когда он описывал визит Дюпона, ему стало казаться, что события носили не угрожающий характер, а скорее комический. Слушая его, Валери развеселилась. Когда же он сообщил ей о зонтике в портфеле, она громко расхохоталась.

– Это ты намеренно сделал, да? – спросила она.

– Нет.

– Но ты же заметил, что он немного «не в себе».

Она постучала указательным пальцем по лбу.

– Вот именно, – ответил он. – Сумасшедшие на все способны.

Серьезный тон Даниэля удивил ее. На лице Валери появилось недоумение.

– Но, Даки, ты не станешь ведь утверждать, что испугался?

– Представь себе. Ты бы тоже испугалась на моем месте.

– Я бы просто выпроводила его.

– Под каким предлогом? Он же ничего не сделал. Только представь, как бы я мог…

Он заметил, что не убедил ее. Сидя вдвоем в уютном ресторане, после хорошего ужина, было просто невозможно воссоздать зловещую ситуацию.

– Но было еще кое-что другое…

Даниэль еще не упомянул, что Дюпон говорил о Валери.

– Он также знает тебя, знает, что мы подружились.

– От кого?

– Он живет в доме номер пятьдесят семь по улице Гей-Люссака.

– В моем доме?

– Во всяком случае, он так утверждает.

– Ну, это легко проверить.

Валери отправила в рот последнюю ложку десерта и вытерла губы.

– Кроме того, мне совершенно безразлично, что он знает и чего не знает. Ведь я свободный человек.

– Совсем свободный?

Она невольно покраснела и вполголоса ответила:

– В противном случае, разве стала бы я с тобой жить?

– Не сердись. Я сказал, не подумав.

Даниэль сожалел, что затронул ее больное место. Он не ревновал Валери. Они скорее были хорошими товарищами, чем страстными любовниками. При хорошем взаимопонимании они еще и нравились друг другу физически. Встречались два-три раза в неделю и остальное время не страдали от пылкой страсти.

– Я не знаю, что наговорил тебе этот парень, – сказала Валери, – но если ты меня хочешь в чем-либо упрекнуть, тогда выкладывай.

– Нет, и к тому же он много о тебе не говорил. Извини, пожалуйста, но я как-то обеспокоен.

– В отношении меня?

– В отношении всего и тебя тоже. Что, собственно, ему было нужно? Какие у него намерения?

– Во всяком случае, ему хотелось заморочить тебе голову, и это ему удалось.

– Да, но зачем?

На этот вопрос он все еще не мог ответить. Но теперь дальнейшие опасения были связаны с замечанием Дюпона, прозвучавшим как угроза: он хотелдоказать, что все же существует интеллигентный убийца. Но как он собирается это доказать? Если Дюпон и в самом деле сумасшедший, то следует опасаться худшего.

– Во всяком случае, я прошу тебя некоторое время быть острожной, – сказал Даниэль.

Валери рисовала четвертого попугая с физиономией гангстера возле уже нарисованных трех попугаев.

– Будет сделано, – ответила она. – Каждый вечер я буду смотреть под кровать, прежде чем лечь спать. А ты не имеешь ничего против того, чтобы заказать мне еще один торт с засахаренными фиалками?

Он терпеливо курил вторую трубку, пока Валери давала волю своему аппетиту и грациозно поглощала заказанный тортик. Они были последними посетителями. Попугай заснул на своей перекладине. С обычной любезностью мадам Эмма подала счет. Они заметили, что она делала это не спеша и не выказывая нетерпения. В другом углу официант уже ставил перевернутые стулья на столики.

Они покинули ресторан. Был теплый субботний вечер, и на площади Пигаль кипела жизнь. Они подошли к открытой спортивной машине Даниэля. У него была слабость к скоростным машинам, и он любил свой «Триумф», элегантные формы которого располагали к быстрой езде.

– Ты хочешь еще куда-нибудь зайти? – спросил Даниэль. Валери слегка повисла на его руке.

– Мне хочется домой.

Они сели в машину и направились к улице Гей-Люссака. Даниэль был поглощен размышлениями. Он безмолвно вел машину и, казалось, не чувствовал мягкой руки Валери, гладившей его затылок.

Когда подъехали к дому Валери, он выключил мотор, и она посоветовала ему:

– Если тебя так занимает этот Дюпон, то посмотри список жильцов, он висит на двери у консьержки.

Даниэль вынул ключ зажигания и последовал за ней в дом. На двери комнаты консьержки висел лист бумаги примерно с двадцатью фамилиями. Он был прикреплен изнутри к дверному стеклу. Фамилии Дюпон там не было.

– Это полный список? – спросил Даниэль. Валери посмотрела еще раз.

– Да, здесь записаны все квартиранты. Твой Дюпон здесь не живет.

– Или назвался вымышленным именем?

– Возможно, он у кого-то снимает комнату или живет у своего друга. Я спрошу завтра у консьержки.

– Позвони мне тогда, пожалуйста.

Даниэль поцеловал Валери в щеку.

– Я хочу еще поработать. Спокойной ночи. И будь, на всякий случай, осторожна.

Она придержала его за палец.

– Кстати, об осторожности…

Она бросила на него долгий взгляд из-под длинных ресниц.

– Может быть, неосторожно с твоей стороны оставлять меня на ночь одну?

Она, выпрямившись, стояла перед ним. Под облегающим платьем он без труда представлял все контуры ее тела, которое еще долго не утратит своей привлекательности. Желание, как пламя, охватило его.

– Да, ты права, – сказал он и увлек ее к лестнице. – Я чувствую насущную потребность охранять тебя сегодня ночью.

* * *

Доедая седьмой сухарик с маслом и запивая его чаем, Валери взглянула на часы.

– Ах, как хорошо, что тебе не надо идти на работу.

На ней был строгий серый костюм, отделанный кружевным жабо. Глядя на ее свежий цвет лица и сияющий вид, можно было подумать, что она проспала двенадцать часов подряд. Даниэль зевнул и потянулся. Он был еще в пижаме.

– Не забудь спросить консьержку, – напомнил он.

– О твоем Дюпоне? Да, я сойду вниз и спрошу ее.

Она взяла со стола чемоданчик, который брала вместо сумочки на работу.

– Я позвоню тебе, как только приду в контору. Сюда или к тебе домой?

– Лучше сюда. Пока я соберусь…

Когда Валери ушла, Даниэль набил трубку и устроился на широкой кушетке, стоявшей в углу комнаты. Валери жила в однокомнатной квартире, обставленной в соответствии с ее собственным вкусом. Там находились только необходимые предметы мебели, но зато и много маленьких столиков, дорожек, подушек для сидения и пуфиков. В ее квартире нужно было жить более или менее на полу. На белых стенах были прикреплены разноцветные плакаты. И повсюду можно было видеть рисунки тушью, гравюры, эскизы. Они висели на занавесках, стояли на сиденьях или крепились на двери, но несмотря на это, все было расположено с большим вкусом.

Даниэль курил трубку и думал о машинописном тексте, ожидавшем его дома. Появится ли в будущем материал для продолжения? Расследование о Дюпоне было, во всяком случае, очень кстати. Даниэль знал, что обретет душевное равновесие лишь тогда, когда его странный гость будет выслежен, а его тайна разоблачена.

Он снова вспомнил о Морисе Лателе, неисчерпаемом источнике информации. Даниэль полулежал на кушетке, и телефон был у него под рукой.

– Добрый день, приятель, как дела? Послушай, у меня к тебе просьба.

Морис был готов исполнить любое желание своего друга и не удивился, когда Даниэль без предисловий перешел к делу.

– Я весь внимание, – сказал он.

– Ты случайно не знаешь кого-нибудь из ЦНИИ?

– Из ЦНИИ? Так сразу я не могу сообразить.

– Я хотел бы знать, занимается ли там научной работой некий Дюпон… Оноре Дюпон, по профессии – криминалист.

– Ты меня удивляешь.

– Почему?

– Потому, что они не имеют дела с криминалистами.

– Ты в этом уверен?

– Конечно.

Если Морис так сказал, значит, с этим все ясно. Даниэль поблагодарил его и откинулся на подушки. Подняв глаза к потолку, он стал наблюдать, как разноцветные бумажные рыбы, подвешенные на нитках, плавно двигаются в воздухе. Они были похожи на маленькие зеленые и синие языки пламени. Вдруг зеленая рыба с раскрытой пастью бросилась на него с диким сопением. Даниэль в ужасе проснулся. Звонил телефон.

– Хелло! – кричала Валери. – Почему ты так долго не подходил? Ты был в душе?

– Да нет…

Он был совсем сонный и с трудом открыл глаза.

– Ты спрашивала старуху?

– Да. Она уверяет, что во всем доме нет Дюпона.

Итак, он дал не только фальшивую профессию, но и фальшивый адрес. Следовательно, все было систематически подстроенной ложью.

– До свидания, мое сокровище, целую тебя, – закончил он разговор.

Положив трубку, Даниэль пошел в ванную. Кроме электробритвы и зубной щетки, у него тут было и чистое белье. Когда он полностью оделся, ему захотелось домой, но он не хотел оставлять комнату неубранной. Сложив постель, он заметил между стеной и кушеткой желтый со спиралями альбом с рисунками Валери. К счастью, сегодня он не был ей нужен. Даниэль перелистал его. Валери была действительно талантлива: немногочисленными штрихами ей удавалось передавать выражение лиц людей. И вдруг Даниэль так испугался, словно альбом эскизов прыгнул ему в лицо. Среди множества рисунков его взгляд магически приковался к одному.

Да, Валери и в самом деле была очень талантлива. Большой лысый череп, очки и оттопыренные уши… Это был вылитый Оноре Дюпон.

* * *

По подоконнику большого окна взад и вперед прогуливались голуби. Полными достоинства взглядами они окидывали жильца, сидевшего за пишущей машинкой.

Даниэль на минуту отвлекся и сделал ошибку. Он исправил ее и продолжал работать. Теперь он описывал события последних часов и приступал к выводам своих последних открытий.

Дюпон солгал ему не менее трех раз:

1. Причину своего визита он несомненно скрыл.

2. Он не проводит никаких исследований в ЦНИИ.

3. Он не живет в том же доме, что и Валери.

Кроме того, в ее альбоме с эскизами имеется его портрет.

Теперь Даниэлю остается только спросить Валери: при каких обстоятельствах она нарисовала Дюпона? А на это он еще не мог решиться.

Если между ними все же существует какая-то связь, то почему она не сказала об этом?

В таком случае за Дюпоном будет еще и четвертая ложь.

Мысли Даниэля следовали дальше: в любом случае Дюпон особо интересовался Валери, и не так, как он утверждал. Если бы только он знал ее, а она его – нет, она не нарисовала бы его портрет. Конечно, Даниэль не должен ее винить, так как у нее была привычка рисовать каждого, кто ей встречался: пассажиров автобусов, посетителей кафе, попугая в ресторане. Но с другой стороны, нельзя же поверить, что ее встреча с Дюпоном была случайной. Даниэлем овладело смутное предчувствие, что его втянули в какую-то интригу, автора и цели которой он не знал. При этом вся авантюра, если отбросить ее пагубное психологическое воздействие, была только смешной и нелепой. Во всяком случае, Валери не приняла ее всерьез. Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели. Он уже не мог рассматривать поступки с точки зрения постороннего человека. Так же и посторонний наблюдатель мог бы почувствовать страх, который вызывался скорее инстинктивно, чем на основании точных фактов. Удалось ли ему написать так, чтобы читатель смог разделить эти чувства? Вдруг у него мелькнула мысль, и он заправил в машинку чистый лист.

«Дорогой Морис!

Мое интервью в „Криминалистике“ поставило меня в положение, о котором я хотел бы узнать твое мнение. В прилагаемой рукописи я все честно изложил.

Честно говоря, я как-то необдуманно принялся за этот роман. Намерения персонажей, их мотивы и их взаимоотношения мне самому не совсем ясны, и я зашел в тупик. Но мне кажется, что тема довольно занятная, только я не уверен, правильно ли я за нее взялся. Не сможешь ли ты просветить меня на этот счет?

Ты знаешь, как я ценю твое мнение, может быть, на этих днях нам удастся вместе поужинать?»

Даниэль решил использовать впоследствии это письмо, как начало своего романа, но сперва он хотел узнать мнение Мориса об этом странном случае.

ГЛАВА 2

…Использовать это письмо, как начало своего романа. Но сперва он хотел узнать мнение Мориса об этом странном случае.

Морис Латель перевернул последнюю страницу рукописи, занимавшей почти тридцать листов. Он сразу узнал безукоризненный шрифт «Смит-Короны».

Сначала чтение его развеселило, но затем он все больше и больше удивлялся содержанию рукописи. Текст был весьма оригинален, так как автор участвовал в событиях как главное действующее лицо и писал о себе, как о постороннем, в третьем, лице.

– Сумасшедший парень этот Даниэль, – вслух проговорил он и стукнул кулаком по столу.

Милорд, спавший в кресле, со скучающим видом открыл глаза.

– Хотел бы я знать, действительно ли он не знает, что дальше писать в своем романе, или просто мистифицирует меня?

Милорд тихо мяукнул и снова закрыл глаза.

– Видно, это не произвело на тебя сильного впечатления, – сказал Морис.

Он имел обыкновение делиться со своим четвероногим другом нерешенными проблемами. Таким образом ему часто удавалось найти правильное решение, к которому простое размышление не приводило.

Морис был высокого роста, и у него была приятная внешность. Когда он не был зол, то походил на Милорда с его бархатистыми лапками, но когда бывало нужно, мог показать и когти. Он подошел к коту и погладил его пушистую шерстку.

– Если он действительно попал в тяжелое положение, мы должны ему помочь, не правда ли? Так?

Ответ на этот вопрос было не так просто отыскать.

– Нужно все же найти решение, начнем сначала.

Он заметил, что Милорд снова задремал.

– Ну, я вижу, тебя это не интересует.

Лателю было сорок два года, и он очень любил своего кота и свою профессию. На втором месте стояла его квартира. Она была обставлена с утонченным вкусом: многочисленные гобелены и ковры приглушали все звуки. Но, естественно, превыше всего для него была Изабель. Она была частицей его «Я», неразрывно связанной с ним, как сердце или мозг.

Войдя к ней в комнату, он нашел ее стоящей перед зеркалом. Она приветствовала его словами:

– Доброе утро, любимый кузен.

Он подошел к ней и низко поклонился.

Изабель продолжала:

– Я заметила, что вы были озабочены, когда сегодня утром расстались со мной. Вы взяли меня за руку, теперь я прошу вас дать мне вашу. Я отказывалась поцеловать вас, теперь же я вас поцелую.

С непринужденной грацией она подошла к нему и чмокнула в щеку, затем взяла его об руку и, подведя к софе, продолжала:

– Вы сказали мне, дорогой друг, что очень хотели поговорить со мной о дружбе. Сядем и немного поболтаем.

Изабель вот уже восьмой день репетировала сцену из пьесы «С любовью не шутят», и Морис с неохотой вошел в роль Пердикана, неумело продекламировав:

– Я спал… или я сплю сейчас?

– Нет! – запротестовала Изабель. – Не так, ты все испортил!

– Надеюсь, твой Пердикан сможет сыграть лучше, – сказал Морис.

– К счастью, да. Его играет Жан-Люк. Ты же знаешь его. Он недавно репетировал здесь.

Изабель мечтала стать второй Сарой Бернар. Взяв роль из пьесы, она как бы жила другой жизнью. В ее театральной студии ошивались бесчисленные Жан-Люки, и все они были уверены, что стоят на пути к мировой славе.

– Сегодня вечером у нас репетиция, – продолжала она. – Второй акт из пятой сцены. Я безумно волнуюсь перед выступлением.

Морис заметил это по ее оживлению и блеску в глазах.

– Это признак таланта, – сказал он.

– Хорошо, если бы так.

Изабель вздохнула. Ей было девятнадцать лет, и у нее была прекрасная девичья фигура. В пуловере и длинных брюках она стояла босиком на ковре и курила сигарету, не теряя от всего этого женственности и свежести.

У нее были белокурые волосы, собранные в виде конского хвоста. Над небольшим вздернутым носиком сверкали голубые глаза, а когда она улыбалась, на ее округлых детских щеках появлялись две ямочки.

Морис задумчиво смотрел на нее. Он был очарован ее видом и взволнован нахлынувшими воспоминаниями. Изабель была очень похожа на свою мать. Она унаследовала от нее внешность и изящество, темперамент, артистические способности и ту прирожденную грацию, которой невозможно научиться.

Изабель – это все, что осталось у Мориса от счастливого брака, который смерть разрушила так рано.

– Извини, что я тебе помешал, – сказал Морис, – но я ищу последний номер «Криминалистики», который я дал тебе.

Она указала на битком набитые книжные полки.

– Он должен быть где-то там.

– Ты читала интервью с Даниэлем?

– Нет, еще не читала.

Настроение у нее испортилось, так как отец обратил мало внимания на ее сценическое искусство. Она сказала ему об этом.

– Не сердись, сокровище мое, но Даниэль прислал мне начало нового романа, большую роль в котором играет это интервью. Его история – поразительная смесь вымысла и правды. В ней говорится, например, также и обо мне.

– И обо мне тоже?

Морис улыбнулся:

– Нет, тебя он позабыл.

– Это не слишком мило с его стороны, – совершенно серьезно проговорила девушка.

– Ты сердишься?

– Нет, но если он о тебе упомянул, то мог бы написать и обо мне, о моих планах и целях.

– Смотри-ка, да ты уже думаешь о рекламе!

– Почему бы и нет?

– А если его роман будет экранизирован?..

– Это он сделает и продаст, как все другие…

– Прежде он должен написать его.

– И если потом будут снимать фильм, то, возможно, у него найдется роль и для меня. У него такие большие связи, что он и в самом деле может сделать кое-что для меня.

С этого момента беседа пошла по руслу, которое Морис совсем не мог оценить. Изабель продолжала развивать ту же тему. Она не видела препятствий к тому, чтобы Даниэль помог ей сниматься в фильмах.

– Он же утверждает, что он твой друг, – сказала она.

– Так считает не только он, но и я.

Она пожала плечами.

– Я вовсе не претендую на главную роль. Для начала я была бы рада второстепенной.

– А как быть с театральной школой?

– Ах, эта театральная школа! Мне еще так долго учиться в ней, а вот если я снимусь в фильме…

Желание дочери как можно скорее сделать карьеру огорчило Мориса.

– Почему ты так спешишь? – спросил он.

– Как же не спешить, папа? Мы живем в эпоху больших скоростей. Теперь все спешат. Ты, конечно, принадлежишь к старой школе.

– Скажешь тоже. Я что же, по-твоему, – дряхлый старик?

– Ты самый молодой отец во всем мире, – возразила она и поцеловала его. – Самый молодой и самый лучший!

У него от сердца отлегло, однако почувствовать себя полностью счастливым мешала нечистая совесть. Ведь по его просьбе Даниэль может и отказаться протежировать Изабель. Кто же прав? Изабель со своими желаниями, своим честолюбием и молодостью, или он, озабоченный отец, не желающий, чтобы его дитя заблудилось в дремучем лесу кинематографа? Но, может быть, со временем дитя и не будет съедено волком?

В прихожей раздался телефонный звонок, и Изабель вскочила.

– Это Жан-Люк! – крикнула она и выскочила из комнаты.

Морис задумчиво покачал головой и опустился на пол около книжных полок. Вытаскивая журналы, он все время думал о планах своей дочери. В один прекрасный момент она перейдет на свои хлеба и покинет его. Тогда квартира станет ужасно пустой.

«И тогда я останусь один», – с тяжелым сердцем думал Морис. Почувствовав прикосновение к своей ноге, он опустил глаза и увидел Милорда, который терся о его ноги. Он смотрел на своего хозяина таким взглядом, словно хотел сказать: «У тебя еще останусь я».

– Да, мой малыш, – сказал Морис. – Мы оба старики и скоро останемся одни.

– Папа!

Он вздрогнул от оклика.

Поднявшись, он испугался бледности дочери и невольно оттолкнул Милорда в сторону.

– Что случилось? – спросил он.

– Позвонили… Даниэль…

Она запнулась, потом воскликнула, полная ужаса:

– Он умер!

– Что ты сказала?

– Мне только что сообщили!

Он непонимающе смотрел на дочь.

– Но это правда, папа.

– А как это произошло? Каким образом?

– Я не знаю.

Она прислонилась к дверному косяку. Свой ужас она поборола, но все еще была бледна.

– Ты должен подойти к телефону.

Морис поспешил к двери, но по дороге остановился и спросил:

– Кто звонит?

– Какой-то мужчина.

Морис стоял, как застывший, и безотчетно бормотал про себя:

– Этого не может быть! Он не мог умереть!

– Иди же скорей, – настаивала Изабель, – ты сам убедишься, что это правда.

Она увлекла его из кабинета, но сама встала в некотором отдалении от телефона, как будто он вызывал у нее страх.

Морис взял трубку.

– Хэлло!

– Ну, наконец-то! – отозвался мужской голос таким тоном, который Морису сразу же не понравился. – Вы мсье Латель?

– Да, дочь сказала мне, что…

– Один момент, – невежливо прервал его звонивший. – Вы знали Даниэля Морэ?

– Да, он мой друг.

– Очень хорошо!

Первое впечатление Мориса усилилось. Недружелюбный голос, напоминавший злобный лай, ему совершенно не понравился.

– Кто вы, собственно говоря? – спросил Морис.

– Комиссар Фушероль из криминальной полиции.

Звонивший с такой гордостью произнес эти слова, будто это был громкий титул, дающий права на многие привилегии.

– Даниэль Морэ убит, – продолжал Фушероль. – Я нахожусь сейчас в его квартире и хотел бы как можно скорее встретиться и поговорить с вами.

После долгой паузы, показавшейся ему вечностью, Морис процедил сквозь зубы:

– Хорошо, я сейчас приеду, – и повесил трубку.

Видимо, он повторил слова комиссара вслух, ибо Изабель, стоявшая неподвижно, спросила:

– Убит? Кем же? Почему?

– Я не знаю.

Морис с трудом поднялся.

– Я должен ехать.

– А меня оставишь здесь? Совсем одну?

Изабель чувствовала страх перед тайной смерти, с которой она встретилась впервые. Когда умерла ее мать, она была слишком мала и не поняла того, что произошло.

– Позвони подруге, чтобы она составила тебе компанию. Или Жан-Люку, – сказал Морис.

– Попробую. Не знаю, застану ли я его.

Пока она звонила, Морис пошел в спальню переодеться. Милорд следовал за ним. Когда он был готов и вышел в переднюю, Изабель уже ожидала его. Она надела серую замшевую куртку.

– Я тоже ухожу, – сказала она. – Жан-Люк ждет меня в кафе. Мы вместе там и перекусим.

Они быстро сошли по лестнице. С каштана в саду облетали коричневые листья. Пестрой мозаикой они покрывали газоны. Трава была засохшей. Тусклые солнечные лучи пронзали старые лозы Монмартра, освещая маленький зеленый островок, который каким-то чудом не пал жертвой прогресса.

Изабель схватила отца за руку:

– Не могу понять, как это случилось.

Тот пожал плечами. Ему это тоже было непонятно.

– И почему он счел нужным позвонить именно тебе?

– Потому что я был его другом.

Они вышли на улицу Кошуа.

– Хочешь, я подвезу тебя? – спросил Морис.

– Нет, спасибо, лучше я пройдусь пешком.

Она пошла в сторону улицы Лепик. Морис посмотрел ей вслед, открыл дверцу машины и сел в мягкое водительское кресло. Он любил удобные машины, старые дома, полные углов и закоулков, и больше всего – живописный квартал холма, с которым было связано так много воспоминаний… Даниэль, тот любил спортивные автомобили и новомодные здания. Нет, теперь Даниэль уже ничего не любит.

Морис тронулся с места. Он свернул сначала на улицу Жозефа Местра, затем на улицу Коленкура. У его ног лежало старое Монмартрское кладбище с живописным беспорядком могильных памятников, как тихий остров среди водоворота жизни. Где будет похоронен Даниэль?

Внезапно Морис очутился в потоке интенсивного движения на площади Клиши. Он механически управлял машиной, но мысли его витали далеко.

Он, как и Даниэль, «убил» так много людей на страницах своих криминальных романов, что понятие «убийство» не вызывало в нем страха. Однако теперь это слово обрело свое настоящее ужасающее значение. Убийство!