Текст книги "Ригодон"

Автор книги: Луи Фердинанд Селин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Эти люди должны покинуть поезд…

– Wo?… Куда?…

Я задаю вопросы… там есть отряды… какие? Там, на равнине?… Санитары?… Я не знаю…

– Завтра увидим!

Он уточняет…

– Завтра!.. Послезавтра!.. Мы увидим!.. Тех, кто передвигается!.. И тех, что умерли!..

Вот как! Очень просто!.. Он вовсе не хочет, чтобы мы помогали…

– Ach! Nein!.. Nein!

Он проводит нас в гостиницу… хорошо! Как ему угодно!.. Вперед! Прощальный привет четырем артиллеристам, а также трем спутникам… и вот мы на насыпи… следуем за оберартцем! Он знает дорогу!.. Он идет быстрым шагом… я с трудом поспеваю за ним… эта гостиница не может быть так уж далеко… пересекаем пути, стрелку, минуем длинный барак… ни огоньков, ни стрелочников… они, вероятно, тоже свалили… не стоит думать об этом!.. Ах, улица!.. Мы вышли из железнодорожной полосы…

– Вот ваша гостиница!

Действительно, передо мной внезапно возник… настоящий отель… никаких разрушений… именно то, что я надеялся увидеть… конечно, Росток затронут войной, но не здесь, не так сильно… я смотрю на свои часы… два часа утра… все время идет мелкий снежок, колючий… я думаю о тех людях, что там, в поезде… как выносят тела из вагонов… могли бы и мы быть среди них… откуда же все эти люди?… Эвакуированные из Берлина, я знаю… Но сколько их?… Неизвестно… те, кто их выволакивают из вагонов, разбиты на группы, я думаю, мужчины и женщины отдельно… в какой-то момент, в условиях слишком тяжелых, вы обращаете гораздо больше внимания на то, мужчины это или женщины… особенно с появлением самолетов… все в лохмотьях… наконец я увидел лицо этого оберартца Гаупта… там горит лампочка… она освещает холл…

Человек примерно моего возраста, но очень уверенный в себе… не слишком любезный… униформа хаки… золотые нашивки, сапоги, повязка со свастикой… почти не глядит на нас…

– Papier!

Он хочет снова взглянуть на наши документы… пожалуйста!.. Куда мы хотим отправиться? Он спрашивает.

– Wo wollen sie?

– Варнемюнде!

Хорошо!.. Он согласен!.. Но мы должны подождать… Необходимо, чтобы он предупредил Варнемюнде…

– На сколько дней?

– На один день!

– Gut! Хорошо!.. Завтра утром!.. Stadthaus! Мэрия!..

Он хочет нас снова увидеть… решено! Мы будем там, в его мэрии!.. Он уходит, покидает нас… Он должен был заказать для нас комнату… я вижу, что это не облупленный, весь в трещинах отель, как «Зенит» в Берлине… никого нет… только пожилая женщина за кассой… она дает нам заполнить анкеты… ни любезна, ни враждебна… «доброй ночи!»… коллега Гаупт удаляется… вот слова, которые ничего не доказывают: доброй ночи!.. Надзиратель в тюрьме, который дважды проворачивает ключ, запирая вас, тоже желает вам доброй ночи!.. god nat! Дама сопровождает нас на второй этаж… там наша комната… две кровати, довольно жесткие, и очень тонкие одеяла… впрочем, грех жаловаться… унтер хотел оставить нас при вагонах, для разгрузки… у этого Гаупта вид не очень приветливый, однако он не слишком озлоблен, не убежденный антифранцуз… завтра мы его увидим – в десять часов!.. Я говорю Лили: «Лучше оставить все так, как есть!»… Имею в виду: не раздеваться… доносится вой сирен… очень отдаленный… но они могут прозвучать и совсем близко! Какая-нибудь минута-другая!.. Нам знакома эта музыка сирен… полусонный, я говорю о Бебере… и о Ля Виге… что они могут делать в этот момент? Лили мне отвечает… невнятно… я продолжаю бормотать… о, я не сплю!.. Мы должны быть готовы на случай тревоги!.. Особенно здесь, в незнакомом месте… Интересно, сильно ли разрушен Росток? Завтра увидим…

– Тук! Тук!

В дверь… кто-то… очень тихо… как хорошо, что я не разделся… приоткрываю…

– Извините, дорогой коллега!.. В такой час! Но очень нужно с вами поговорить, предупредить! Быть может, завтра меня здесь не будет… Никогда не знаешь…

Этот милый доктор говорит шепотом… у него акцент… но не акцент schleu… откуда он?

Спрошу его…

– Погодите, у меня свеча!

Это правда… у меня даже несколько свечей… и спички… я чиркаю… порядок! Приглашаю незнакомца войти.

– Примите мои извинения!.. Мы ненадолго задремали, и все!.. Ждем тревоги!..

Он объясняет мне…

– Было всего две тревоги за то время, что я здесь…

А он здесь уже шесть месяцев…

– Часто бомбили?

– Нет!.. Три раза! По четыре захода!.. Но они вернутся!.. Я не представился!.. Извините!.. Просейдон… грек, врач факультета Монпелье!.. Просейдон!

– Очень приятно, дорогой коллега!

– Моя жена тоже врач!.. Из Монпелье!.. Не знаю, где она сейчас… она попытается найти меня… мы беглецы из России… я через Польшу… а она через румынскую границу…

Он рассказывает нам, что они с женой эмигрировали в Россию по политическим убеждениям… но они были не согласны с Советами… ни дня! Хотя жили и работали с ними!.. Десять лет!.. И никогда не были членами партии!.. Отказались… просто работали в больницах…

– Я патологоанатом, моя жена помогала мне… лабораторный врач, в общем… они меня использовали как специалиста по проказе… я объездил все их республики… в Монголии много проказы… мы практиковали пять с половиной лет во Внешней Монголии… один год на чуме в Биробиджане… они завлекали нас в партию… я не хотел… там не все вступают в партию… восемь из ста… всего лишь… восемь из ста… мы должны были спасаться… и все же будущее за ними… вся Европа… вся Азия… понимаете?…

Я его слушаю… он говорит вполголоса… стоя, не двигаясь…

Я задаю вопрос:

– А дальше? Что здесь, дорогой коллега?

– Здесь тоже сумасшедшие! Такие же, как Советы, но Советы намного сильнее, намного больше… они могут себе позволить… их басня такова: раса, почва, кровь интересуют только маленькие страны, сообщества… деревенский снобизм… Советы не нуждаются в этом… они хотят все захватить, они все и захватят.

Однако же… резервы…

– Гитлер продержится самое большее год… два!.. Но я не верю… он потерял слишком много людей!..

– Ну и?…

– А просто!.. Я хотел вас предупредить… вы согласны со мной?

– Чрезвычайно признателен, коллега!

– Чтобы вы знали, где вы находитесь…

Он должен знать, в чем дело… остановка в открытом поле? Среди ночи?…

– Он вам не объяснил? Ницшеанская технология… Оберартц Гаупт – ницшеанец… естественный отбор!.. Сильные выживут! Холод, снег, нагота лишь укрепляют их силы… особенно раненых!.. Слабые умирают, их закапывают… технология оберартца Гаупта… все вагоны освобождают, укладывают тела прямо в поле… в чем есть… оставляют их там… на два дня… три дня… в холоде, на снегу, совершенно раздетыми… кто может подняться, делает усилия… их видят… даже на одной ноге… они идут к Ростоку… тогда их разделяют!.. Одни направляются в госпиталь, в хирургию… другие остаются на земляных работах… роют ямы… для мертвых, для тех, кто уже не шевелится после двух… трех дней…

Просейдон был дежурным врачом… в поле, где рыли ямы…

– Может быть, он и вас туда загонит?

Я понимал, что там много рабочей силы, я видел такую массу оборванцев возле вагонов… способ неплохой… но мои интересы связаны с Данией! Отнюдь не с ницшеанской селекцией… у меня своя цель… он говорит мне о Гаупте, о его маниях… но прежде всего, получим ли мы разрешение проехать к морю?

– Получите!.. Но только одноразовое!.. И на двенадцать часов… только на двенадцать часов… он не имеет права на большее! Варнемюнде не зависит от него… Варнемюнде – это Адмиралтейство… пляж, оборонительные сооружения, побережье…

Он еще объясняет мне, что все. чего хотели в Берлине, так это разгрузить госпитали, неважно где!.. Ганновер… Висбаден… Росток… Любек… Вот где собака зарыта! Повсюду одно и то же!.. Больше ни одной койки!.. Они не могут больше никого принять… странная деталь: прокаженные из Берлина… Комитет Красного Креста собрал их, дюжину… все двенадцать бродили среди развалин… очевидно, они беженцы с Востока… их направили к нему, в Росток… Просейдон, специалист… и двенадцать ампул chaulmo-gras… a больше ничего… местный госпиталь от них отказался, это прокаженные!.. Тогда ему оставалось только одно, перемешать их с другими, с работающими в поле… разгружать вагоны и копать ямы… так и вышло… больше не было разговоров ни о прокаженных, ни о проказе… Оберартц Гаупт не интересовался ничем… лишь бы вагоны освобождались и мертвых закапывали поглубже!.. Его вдохновлял Ницше… а я мог ожидать, что он будет меня расспрашивать… будет судить обо мне согласно Ницше… тут Просейдон, обычно осторожный, допустил оплошность… он сказал то, что думал, мол, Ницше был только романтиком, эпатажным спорщиком, грешил тарабарщиной… после этого они почти не разговаривали…

– Прошу у вас прощения, мадам!.. Я такой болтун!.. Такой нескромный!.. Мог бы всю ночь проговорить! Но знаете, я не разговаривал ни с кем несколько лет… девять лет!.. Ни с коллегами, ни с больными…

– Да ну что вы! Мыв полном восторге!

– Пора спать!.. У нас еще есть…

Он смотрит на свои часы…

– Три часа!.. Я убегаю!.. Еще раз прошу прощения!

Какой вежливый коллега… и, несомненно, очень скромный… живет на черном хлебе и никогда не видит масла… я думаю о нем… я только это и умею делать, вытянувшись на кровати, не раздеваясь… а ведь действительно, у него греческий профиль!.. Есть другие типы красоты, но мало таких полноценных… четко очерченных… вижу самого себя, свою несуразно большую голову… думаю об этом и начинаю смеяться…

– Что с тобой?

– Я думаю о своей голове!

– Лучше бы ты спал!

Легко сказать, спал!.. Я продолжаю бодрствовать… и потом эти завывания, эти крики совы на востоке… неизменные… слабые, но постоянные… мы увидим рассвет в слуховое окно… где-нибудь через час!.. фонарь… мои часы… сперва четыре часа… потом пять… в полусне… и вот уже шесть часов… семь часов, подъем!.. Надо найти воды, чтобы ополоснуться, и, может быть, что-то вроде маленькой чашечки кофе? Просейдон уже перед нашей дверью… Он жует кусок черного хлеба, по-моему, вчерашний… мы приветствуем друг друга, он осведомляется, как мы провели ночь?… «Чудесно, коллега!..» Объясняет, что больше нет ни обслуживающего персонала… ни поваров… что все они уехали месяц назад… все, и неизвестно куда!.. Понятно, что нет больше кофе… даже эрзаца… он питается черным хлебом… который выдается по карточкам… только это и ест… кое-что вдобавок… он знает, где получить карточки!.. Хочу ли я их получить?… Ну как же!.. Сейчас же, немедленно он достанет для нас все, что нужно! Буханку солдатского хлеба и кувшин воды… но поскольку я должен встретиться с оберартцом, я хотел бы теплой воды, чтобы умыться… грязь после поездки на платформе, сажа не поддадутся холодной воде… коллега найдет нам теплую воду!.. Он говорит… в госпитале! Подождите меня… мы ждем!.. Он отлучается ненадолго… вот и теплая вода… отмываемся от налета сажи… теперь можно идти на свидание!.. Это рядом!.. Действительно, я вижу! Нечего было волноваться! Грязь и вонь… Начиная с лестниц!.. Оберартц Гаупт мог быть потрясающим ницшеанцем, но от этого лестницы не становились чище! И коридоры тоже!.. не подметались месяцами… Засохшие повязки… липкие пластыри, корпия, пустые упаковки от таблеток… да уж, здесь требовались рабочие руки! Но хирургия, я ее не видел… грек сказал мне: там очень многих уволили!.. Задаю себе вопрос: как же так? А он сам?… Его приемы? Я ищу… ах, вот старушка, больная… она спускается, ступенька за ступенькой… вцепившись в перила… «выше! выше!»… она подает мне знак… поднимаюсь выше… вижу дверь… имени не написано, но на двери красный крест… возможно, здесь?., стучу… мне отвечают… но дверь не открывается…

– Что вы хотите?

Мне кажется, это его голос…

– Пропуск в Варнемюнде!

Да, это он, оберартц…

– Вы можете туда ехать! Не требуется никаких пропусков… они знают!..

А билет?… Не нужен и билет, бесплатно!.. Мы заплатим позже!.. Тем более, что вокзала нет… это насыпь!.. На сей раз поезд будет «рыбный»… с рыбой… свежего улова… идет с грузом, возвращается с грузом… разрешается находиться в Варнемюнде лишь то время, пока идет погрузка… два часа, не более!.. На экскурсию не поедешь! В конце концов, нам хотелось бы увидеть море!..

– Warten sie!

Приходится выслушивать его через дверь…

– Идите за своими вещами! И не возвращайтесь больше в отель!.. Нет отеля!.. Запрещено!.. С отелем покончено!.. Заводы тоже закрыты!.. Хейнкель![19]19
  Heinkel – название одного из немецких заводов по производству военных самолетов.


[Закрыть] Приказ из Берлина! Вы вернетесь из Варнемюнде прямо в Берлин!.. Просейдон тоже в курсе, он поедет с вами… и со своими больными, прямо в Берлин!.. Он вас дождется… вы меня понимаете?

– Да! Да! Мы идем!

Больше ни единого слова… сейчас не время для дискуссий… этот странный Гаупт обходится с нами довольно круто… Отель! Вот мы и пришли!.. Я нахожу вывеску… не заметил ее прежде… «Отель Феникс»… платить тоже не нужно?… Кажется… именно так завершаются все режимы: Кошмар, Обесцененность… Виши, Берлин, Зигмаринген… увидим, где это случится завтра… Лондон?… Прага?… Москва?… Вы увидите… но здесь, в эту минуту, чего нам опасаться? Высадки англичан?… Русских?… Мы расспросим обо всем в Варнемюнде… скорее в нашу комнату! Небольшой пакет личных вещей… Просейдон уже в коридоре… все правильно, он получил приказ… я его спрашиваю: значит, они очищают Росток?… Он пока не знает… может быть?… Он будет ждать, пока мы вернемся… он и его прокаженные… все в одном купе… до Моорсбурга с нами… а потом они пересядут на другой поезд… Штеттин!.. Но каково! Каково! Там наши дамы!..[20]20
  Имеются в виду события, описанные в романе Л.-Ф. Селина «Север».


[Закрыть] Они, конечно, уже далеко!.. Я узнаю это, если мы увидим Харраса, проклятого шутника!.. Просейдон надеется узнать, есть ли в Штеттине лепрозорий… он не уверен…

– Великое будущее Просейдона!

Мы же в любом случае уверены, у нас есть два часа, чтобы свидеться с морем… и возвратиться…

– До свидания! До свидания!

У дверей гостиницы двое солдат… как будто нас дожидаются… чтобы арестовать?… Проходим перед ними… они следуют за нами… десять… пятнадцать шагов… мы взбираемся по насыпи к игрушечному поезду… двое солдат нас не покидают… неизменно выдерживают дистанцию… какие-то люди вереницей тянутся в том же направлении… вот чудеса, никого нет на улицах Ростока, а тут – на тебе! – вдруг полным-полно народу! Гражданские, военные… на каком языке они разговаривают?… Спрашиваю у одного… датский и венгерский!..

– В Ростоке не останется никого!

А тот ублюдок разговаривал со мной через дверь… кстати, он и словечком не обмолвился о Ницше… его единственная забота: чтобы все убрались прочь!.. Ну, ладно!.. Во всяком случае, увидим Балтику!.. И порт… у нас есть два часа… все эти люди сядут на корабль… я его вижу!.. Вижу корабль… издали… Росток – это порт, я забыл… порт очень узкий… насыпь и дальше – набережная… идем туда!.. Все эти люди наверняка сгрудятся на палубе… приближаемся… это маленькое грузовое судно… на его борту, во всю высоту, огромными белыми буквами: Дания… ошибиться невозможно… двое солдат, неотступно сопровождающие нас, подходят ближе, они подают нам знак: сюда нельзя!.. Держитесь там!.. Подальше! Я вижу сходни, и незнакомых людей, венгров, датчан, они поднимаются поодиночке… мы уходим, огибаем судно… у этого пароходика нет названия, только цифра: 149… море, пляж? Дальше!.. Дальше! Ну, вот так… канал расширяется… и вот уже вид порта с другой стороны… стоянка парусников, рыболовецкие шхуны… сколько же здесь народу!.. Набережные забиты… это, должно быть, и есть Варнемюнде?… Ни песка, ни гальки… мелкий черный булыжник, мелкий белый булыжник… недурно… во всяком случае, очень траурно… и это безмерное количество пляжных домиков… весь пляж усеян ими… вычурные шале… стиль «фривольный немецкий»… самой разной расцветки… особенно много малинового и фисташково-зеленого… купальщиков нет вообще, ставни закрыты… модный пляж, Варнемюнде… в данный момент пустует… мы ни с кем не разговариваем… никто к нам не подходит… нас могли принять за парочку, которую двое солдат ведут куда-то… отличный сезон, пятнадцать дней в году, балтийский климат, что вы хотите… ах, немного дальше, там, где они грузят рыбу, сформирован поезд на Берлин… можно пойти посмотреть!.. Два купе «забронированы»… для нас, конечно?… Хватит пляжа! Мы уже все видели!.. Найдем местечко, чтобы присесть! Мы и старший по возрасту солдат должны отдохнуть… молодой устраивается в сторонке… они не очень-то беседуют с нами, и тот и другой… сидя там, отлично видим все, что происходит, восхождение незнакомцев по трапу на борт… а, их там фильтруют… не меньше десяти полицейских в униформе… просматривают документы… штампуют и снова штампуют! Расспрашивают… особенно венгерских военных, в красных пилотках… можно сказать, допрашивают с пристрастием!.. Так просто в Данию не попасть! Особенно нам! С нашими сопровождающими… я задаю себе вопрос: кто они такие? СД?… СС?… Не вижу ни знаков отличия… ни нашивок… спрошу их, улучу момент… полюбуемся еще этим пляжем!.. Мы не напрасно пришли сюда… это море не бурное… серая плоскость… серое небо, мелкая галька, вода… все сливается где-то там, очень далеко… в Цорнхофе долина создавала эффект бесконечности… это грузовое суденышко, номер «149», направится, значит, вон туда, за кромку неба и моря… хорошо бы и нам тоже дерзнуть… абсолютно пустынное водное пространство, ни одной лодки… должно быть, они ловят рыбу в определенные часы?… Быть может, ночью?… Этот пляж был изысканным местом, самым шикарным в северной Германии… никто и подумать не мог… ничто не выглядит так уныло, чем так называемые шикарные пляжи с их шале, казино, как только накатятся лавиной, подобно горным обвалам, телеграммы с дурными известиями… тогда нам остается смотреть на небо и следить за пикирующими чайками в ожидании – чего?… Тех же чаек, пикирующих на сети и корзины, стоящие на палубе грузового судна… и после стонущих еще пронзительней! На весь пляж!.. И все повторяется опять и опять… не стоит туда идти!.. Не стоит выбираться из своих купе… я смотрю на наших охранников… одному, должно быть, не более пятнадцати… другой намного старше… старший отдает приказ… молодой вскакивает!.. несется по пляжу… он направляется к домику в устье фарватера… мы ждем… возвращается с двумя солдатскими котелками… и бутылкой… быстро управился… они заботятся о нас… это горячее… два котелка риса с рыбой… и литр воды… за три дня я уже привык голодать, и все же без Просейдона мы бы вообще ничего не ели… мы отдаем должное вареву… молодой спрашивает нас, вкусно ли?… «Еще как! Ja! Ja! danke! Спасибо!»… Прямо-таки матлот,[21]21
  Рыбное блюдо под винным соусом.


[Закрыть] одним словом… и приправлено маслом!

Роскошь! Неожиданный праздник! И уже все воспринимаешь более спокойно… а в поле зрения грузовое суденышко, которое удаляется… кажется нам… да-да!.. оно отходит без гудка… винты бьют по воде… совсем беззвучно… виден еще хорошо планшир… во всю высоту… и слово «Дания», начертанное огромными белыми буквами… Как будто для Удобства торпедной атаки… «Счастливого пути!» Машу рукой, шлю привет иллюминаторам… никто не отвечает мне… никто не появляется… инструкция, без сомнения… и вот наконец «149» входит в фарватер… о, очень осторожно… море… он Удаляется… море совсем плоское, серое… ну вот, мы и увидели то, что хотели увидеть… наши солдаты подают знак, что нужно вернуть котелки и пустую бутылку… младший убегает с ними… он относит их в лачугу… я вижу, далеко от нас, на железнодорожном пути, формируется «рыбный» поезд… наш вагон подталкивают к нему, его цепляют… путейные рабочие и рыбаки… молодой цербер возвращается, продолжая жевать, снова устраивается рядом… они с нами так и не поговорили… в общем, ни слова… наконец поезд на Берлин сформирован… прямиком в Берлин… все же надо, чтобы они забрали в Ростоке нашего коллегу… вместе с его больными… я замечаю, что на погрузке заняты только женщины, они заполняют вагоны, передают друг другу бесчисленные корзины… та же картина, что и в Сабле, Фекампе или Мальме… ремесло, определяющее состав исполнителей… Komissar, молчаливый депутат, торговка живой рыбой без корзины… их больше не существует… это гражданские люди, свободные, готовые на все… вот причина, почему они не пытаются с нами заговорить, узнать, кто мы такие… наверняка, они не доверяют типам вроде нас, с охранниками! Тсс!.. Тсс!.. Локомотив!.. У этого поезда нет армейских платформ… нет артиллеристов… двое наших стражей и все… Трогаемся… тихо!.. О, это недолго… Росток!.. Поезд останавливается, Просейдон уже там, поджидает нас, и не один, а со своими больными… я спрашиваю его… да! Это они!.. Ему удалось их собрать, не хватает одного… он забрал наши вещи из отеля «Феникс»… свертки не тяжелые, одна небольшая котомка… две рубашки, полотенце, мыло… теперь Моорсбург!.. Сто километров!.. Мы не увидим больше оберартца… этого пламенного ницшеанца! Я его и видел-то лишь раз, только слышал… не очень-то он был любезен, через закрытую дверь… простим ему его нелюдимость!.. Нам с ним как бы… не по дороге… Просейдон находится в соседнем купе со своими прокаженными… он не должен их оставлять ни на минуту… только невысокая дверца нас разделяет… я вижу их всех, они не безобразны, у них нет возраста, так сказать, они существуют вне возраста… какие-то прыщеватые и закутанные, некоторые забинтованы… особенно мужчины, кажется… мы двигаемся… этот поезд и вправду нигде не останавливается… о, но двигается медленно… прокаженные часто вытирают нос и глаза… для этого им служат собственные лохмотья… легко поставить диагноз… у них кровоточит слизистая носа и глаз… не очень-то подходящая для них работа – копать ямы… следует перевезти их в другое место… в лепрозорий?… Куда?… Продолжаем двигаться… самолеты не интересуются нами… однако пикируют с высоты, кружат над нами… они, должно быть, знают этот «рыбный» поезд, график его прохождения и то, что он совершенно не охраняется… вот почему они готовы его пропустить… мы в Моорсбурге никогда не видели рыбы… вот так по всей планете сильные и богатые договариваются, чтобы побаловать друг друга… вы в будущем, в атомном веке увидите, как они обмениваются корзинами земляники, от Финистера до Сварнополя, да еще доставляют их на ракетах… я шучу, но не слишком… забыл вам сказать о снеге… вот теперь снег просыпался… не так много, но все-таки… даже рельсов не видно… я забыл о чайках!.. Однако же они не расстались с нами… только подумать, четыре вагона рыбы!.. Они кружат над нами, планируют, садятся на крыши… а Просейдон?… Он не разговаривает, он размышляет… мы уже недалеко… еше одна… две… три… станции… вот это, должно быть, уже и оно!.. Я вижу, мне мерещится, что я вижу дома… снежная пелена мешает… поезд замедляет ход… если так можно сказать… метр за метром… Тпру! Тпру!.. Да, он останавливается, это Моорсбург… и тот же вокзал!..

– Фердина! Фердина!

Это Ля Вига!.. Лили отвечает вопросом на вопрос!

– Бебер?… Бебер?

– Он здесь! Мы спускаемся… и Просейдон, и его подопечные… они помогают друг другу сойти, подают руки… они очень хотят идти, неважно куда…

– Сюда, коллега! Сюда!

Этот голос… Харрас! Он не один, вместе с Крахтом… оба в полном военном облачении, причудливо изукрашены… огромные сапоги, ручные гранаты, маузер, как и подобает! Я спрашиваю его:

– Ну что, русские?

– Нет!.. Но они недалеко!

– Ну так ведите их!

– Нет необходимости! Сами придут!..

Причудливая речь, как всегда… И эта предупредительность… Он подчеркивает, что дожидался нас… он позаботился зарезервировать уголок в зале ожидания для всех четверых… Лили, меня. Ля Виги и Просейдона…

– Куда пойдем?

– Сначала вам надо отдохнуть, хотите чуток поспать?

– Да! Да!.. Немного…

– А есть?

– Да! Да!.. Тоже!..

– Тогда рыбы!

Двое наших охранников не покидали поезда, они уселись на наши места… им надо ехать в Берлин… они не ели и не спали… служба!.. Служба!.. А потом они вернутся, тем же самым «рыбным» поездом… но может случиться, что все переменится, не будет больше поездов на Варнемюнде… что рыбная ловля там закончена… запрещена!.. Харрас лучше осведомлен, чем мы… англичане, вроде бы, выслали два больших тральщика к Сопоту… ставить бакены?… Или мины?… Есть чего бояться! Была такая свистопляска в воздухе! По поводу оберартца Гаупта? А что он об этом сказал? Он был неоригинален? А его истязательное поле?… Умирающие за работой?… Харрас отлично все это знал…

– Понимаете, он не может поступать иначе!.. В таких обстоятельствах!.. Он псих, я согласен с вами, но он на своем месте…

Термометр показывает минус четыре…

– Еще не очень холодно… хорошо, поезд с рыбой останется там, на путях… вы уедете на нем… я вам все завтра скажу…

Я предпочел бы, чтобы он сказал мне все тотчас… мы видим этот зал ожидания, полный валяющихся вповалку солдат, которые пытаются заснуть… все немецкие вокзалы точно такие же, забитые спящими солдатами… ранеными… уголок справа уже расчищен, четыре котелка… капустный суп… я вижу, что Ля Вига и грек еле держатся на ногах… они, не успев прикоснуться к своим котелкам, тут же засыпают…

– Детуш! Детуш! Разрешите представить вам сестру Фелицию!..

У сестры Фелиции вполне жизнерадостный вид… никакой печали… даже улыбается, заметим… молодая, не больше тридцати…

– Орден Целомудрия!.. А заботлива!.. С заразными больными… она работала в «Каритас»… знаете, это большая клиника!.. Сестра Фелиция!

– Да, да, Харрас!

Он представляет ее Просейдону… Тот выбирается из соломы… низко, очень низко кланяется… просит прощения…

– Сестра Фелиция!..

Харрас объясняет мне, что она только что прибыла из Берлина… на танке… прямиком… доброволец в лепрозорий… она уже ухаживала за такими… я вижу, они знают друг друга, целуются… впервые вижу их радостными… она ухаживала за больными в «Каритас» десять лет… сперва ради практики, за больными-католиками, а потом так и осталась там… ее не высылали… она не просилась уехать… в «Каритас» было много сестер со всей страны… сестер милосердия из других религиозных общин… им хватало более важных дел, чем следить за событиями… после налетов появились раненые… а сестра Фелиция так и занималась лишь заразными больными… в ее ведение передали всех прокаженных… оттуда и эти десять… пятнадцать… должны подойти другие… они еще бродят по полям… по-видимому… идея лепрозория возникла в министерстве, в Конти… Сестру Фелицию соответственно снарядили… солдатская обувка, вещевой мешок, черный хлеб… прокаженные возжелали, чтобы она немедленно позаботилась о них, сию минуту, чтобы она сменила им повязки… Фелиция согласно кивнула, но у нас не было ни бинтов, ни ваты… есть! есть! Нашлось! У Харраса на первом этаже, у начальника вокзала, весь необходимый перевязочный материал… все приготовлено… Крахт отправился за ним…

– Ja! Ja! Ja!

Но сестра Фелиция не захотела приниматься за перевязки сразу же… ей нужно сперва погладить свою медицинскую шапочку, немедленно!.. Харрас сказал, что он и об этом позаботился! Во-первых! Там утюг, гладильная доска, дрова для печки, и она будет совершенно одна… начальник вокзала и стрелочник уехали на Западный фронт… я замечаю, что Харрас уже смеется не так громогласно и раскатисто… его ооааха! Он не печален, но и не смеется больше… мне хочется узнать о многом… я хотел бы с ним поговорить… мы ждали его, сидя на соломе… потом легли… ждали сестру Фелицию… мне кажется…

* * *

Я еще слышал, как поезд… пф!.. пф!.. замедляет ход, потом останавливается… еще один поезд с рыбой?… Возможно ли?… А потом вооруженный отряд… топот сапог и бряцание оружия… команды такие и противоположные, хриплый голос, по-немецки… я слушаю, не открывая глаз, только представьте себе!.. Они собрались перед вокзалом?… Без сомнения… какофония звуков доносится из зала ожидания, распростертые люди… храп и бормотание, и еще стоны… среди всех этих несчастных, свалившихся от усталости, кому-то было совсем худо… это не ницшеанская система, как там, на Востоке, естественный отбор с помощью холода, но сама обстановка приводила к тому же результату… я убежден, каждые три-четыре дня их выстраивали для смотра… всех, кто валялся… тех, которые уже окоченели, следовало убрать… их ждали ямы… очень многие умирали в поездах, от кровотечений и гангрены… это понятно, когда едешь с одного фронта на другой… дни и ночи на той же гнилой соломе, без санитаров, без перевязок… мы-то там отдыхали, Ля Вига, я, Лили… не то чтобы спали, нет!.. Но расслабились… вдоволь соломы!.. О! Вовсе не беззаботно!.. Даже Бебер в своей сумке был начеку, не мурлыкал… среди этого шума не просто узнать знакомые шаги… те, что касаются вас… я различаю… это уж точно… Харрас… Крахт… их шаги вдалеке… они ищут нас!.. Да! Это они! Переступают через тела… Харрас заметил меня… освещает фонариком…

– Детуш!.. Детуш!.. Новость! Очень важная для вас!.. Для всех троих… Слушайте!.. Слушайте!..

Я выбираюсь из соломы, и Ля Вига, и Лили…

– Я позволил себе… Мадам, вы меня извините… очень важно для вас…

Мы слушаем… он громко шепчет…

– Французское правительство покинуло Виши…

– Ну и?…

– Оно эвакуируется в Зигмаринген…

Необходимо пояснение… Зигмаринген? В Германию?… Да, да!.. Конечно!.. Но это на крайнем юге!.. На швейцарской границе!..

Я вижу, как Ля Вига меняется в лице… Обычно бледный до синевы, он вдруг багровеет…

– Ах, Фердина!.. Фердина! Спасение!

Он вскрикивает…

– Подумайте о других, Ля Вига! Это еще не конец!..

– Так что, уезжаем? Когда?

– Конечно! Конечно!

Ля Вига не может усидеть на месте.

– Мы возвращаемся, решено! Во Францию!

Но поскольку я лежу, а он стоит, я его плохо вижу… в зале темно… я его слышу… Крахт и Харрас сияют… он распрямляется рывком, от радости подпрыгивает на месте… лавируя между телами… бросается вперед… назад… переступает через лежащих… он вырывается из кошмара… он уже видит себя в Швейцарии… почти дома, на Монмартре…

Я его успокаиваю.

– Ля Вига, дружище, еще не все! Послушайте доктора Харраса!.. Не кричите! Среди этих раненых полно шпиков! Они повсюду! Вы что, не знаете?…

Харрас меня прерывает… он вынимает из кармана свернутый листок.

– Вот!.. Смотрите!..

Мы изучаем… это уже не Reichsgesund…

– Приказ по армии – на Зигмаринген!.. Это более чем серьезно! Не правда ли?

Тут уж не до смеха, я полагаю… настраиваюсь по-деловому… самым тяжелым будет Берлин…

– Там, вы знаете, с этим сложно… на вокзалах куча народа… не только беженцы… но и солдаты… полно! На Ульм, на юг… вы знаете вокзал Anhalt?…

Ну да, конечно!.. Наш «рыбный» поезд остановится перед Берлином… мы сойдем… и доберемся до Anhalt вместе с нашими стражами, они знают дорогу…

– Конечно, конечно!

Самое главное – добраться!

Я передаю ему наши документы, Ля Вига тоже… печати, даже очаровательной Reichsbevoll уже маловато, нам нужно разрешение от OKW… Oberkommando der Wehrmacht… От высшего командования армии… Харрас дописывает там своей рукой: Wehrmacht befehl! Зигмаринген… думаю, это нас подстрахует… но билеты?… Все бесплатно, решительно все!

– Вы заплатите позже! Позже!

Каким же огромным будет мой долг! Я так и думал… позже! Не все еще кончено!..