Текст книги "Чаша императора"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 22

Шатобриан открыл глаза и до хруста потянулся, с удивлением осознав, что рана больше его не беспокоит и боль ушла, благодаря неусыпной заботе Авиталь. Авиталь… Шатобриан то и дело ловил на себе её пристальный взгляд, но девушка, зардевшись, тут же отводила глаза. Молодой человек счёл, что она, равно как и её отец, опасается его. И эта мысль была неприятна ему.

«Неужели, – думал он, – они и вправду полагают, будто я смогу отплатить им злом?»

Шатобриан чувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы продолжить путь, и собирался в ближайшее время покинуть этот дом. Первым делом он намеревался посетить замок Шеверни.

Он должен убедиться, что Изабель в полной безопасности, и только потом… Взгляд Шатобриана вспыхнул мрачным огнём. Он найдёт и уничтожит мерзкий Орден, иного не дано. Они больше не будут только защищаться, нет – пора самим наносить удары!..

«Они?.. – с горечью подумал он. – Кто – „они“?.. Теперь я остался один. Легион изгнал меня из своих рядов. Но разве это поражение? Я люблю Изабель и не откажусь от неё никогда. И клятву эту я дал самому себе задолго до того, чем стал одним из „Белых Единорогов“. Они поймут, что произошло, не могут не понять!..»

Шатобриан сознавал правомерность решения своих соратников, но в душе так и не принял их резонов. Он не считал, что преступил данную Легиону клятву, ибо честь Изабель была неотделима от его собственной. Но как объяснить эту истину всем остальным? Да и стоит ли?..

«Возможно, пришло время распустить „Белых Единорогов“, – думал, лёжа на спине, Шатобриан.

– У всех легионеров есть жёны и дети – так отчего бы им не провести остаток жизни в кругу семьи, в спокойствии и достатке? Разве могу я требовать, чтобы они всякий раз оставляли всё, что им дорого, и бросались спасать то, что бесценно для меня? Нет. Пусть это решение положит начало новой жизни. Я же буду сражаться до конца».

Эта мысль стала решающей. Он быстро поднялся с постели и оглянулся в поисках одежды.

Чистая, аккуратно сложенная, она лежала на стуле. Чуть поодаль стояли начищенные до блеска чёрные сапоги, шпага с ножнами была прислонена к спинке стула. Шатобриан вынул шпагу из ножен. Ни единой капли крови, ни единого пятнышка – шпага просто блестела. Наверное, это Авиталь всю ночь занималась его одеждой. Чувство признательности затопило его сердце. Всё-таки она славная, эта так странно порой на него поглядывающая девушка.

Он надел штаны, затем сапоги и потянулся к рубашке. Поверх рубашки, по обыкновению, он накинул кольчугу. Затянул ремешки, стягивая её вокруг своего тела. Затем взял кожаную безрукавку, затянул ряд свисавших тесёмок. И наконец опоясался шпагой. Прихватив плащ, молодой человек вышел из комнаты. В зале за накрытым столом ждали его отец и дочь. Оба поднялись, когда он появился, и пригласили отобедать вместе с ними. Поблагодарив, Шатобриан присоединился к трапезе. Проснувшийся после болезни голод и предстоящая дальняя дорога заставили его со всем вниманием отнестись к еде, что, впрочем, не мешало слушать сбивчивую речь хозяина дома:

– Я видел несколько вооружённых отрядов, – волнуясь, рассказывал Амос, – все идут из Парижа, на Юг. Говорят, что Гизы объявили войну протестантам. Будто они поклялись, что не успокоятся, пока не уничтожат всех еретиков. Как только они закончат с ними, сразу же возьмутся за нас.

Это происходит всякий раз после войны. Казна опустошаются, вот они и пополняют её за счёт крови евреев. Будто нельзя просто попросить. Неужто пожалеем золота для спасения жизни? Но кто нас слушает? Нас только ненавидят. Узнать бы ещё, за что именно…

– Отец!.. – Авиталь бросила укоризненный взгляд на отца и извиняющийся – в сторону молодого человека. – Не сердись на него.

– За что? – удивился Шатобриан. – Он говорит правду. Но ко мне это не имеет отношения. Я уже несколько лет поддерживаю отношения с неаполитанскими евреями. И они ни разу не дали мне повода пожалеть о нашей дружбе.

– А кто вам его осмелиться дать, этот повод? – Амос было хихикнул, но, заметив укоряющий взгляд дочери, тут же посерьёзнел.

– Ты ошибаешься. Нас многое связывает, но только не страх. А теперь я должен уйти. И поблагодарить вас за всё, что вы для меня сделали.

– Ты уходишь… Сейчас?.. – упавшим голосом спросила Авиталь. Она смотрела на него с таким отчаянием, что Шатобриан на мгновение растерялся.

– Мне пора. Я направлялся в Париж, но лишь для того, чтобы отправить сообщение с нужным человеком. То самое, которое повёз твой племянник.

– Погоди, – Амос поднялся из-за стола и вышел. Шатобриан бросил озадаченный взгляд на Авиталь. Та не находила себе места – то бросала на него умоляющий взгляд, то отводила глаза и заливалась пунцовым румянцем, словно смущаясь своих мыслей. Казалось, девушка хочет, но никак не может решиться что – то сказать. Вернувшийся Амос неодобрительно глянул на взволнованную дочь и сказал, обращаясь к Шатобриану:

– Возьми! Они тебе понадобятся, – на стол перед молодым человеком лёг туго набитый кошелёк.

– Здесь немало, – Шатобриан подбросил кошелёк в ладони, проницательно взглянув на Амоса. – Ты с такой лёгкостью расстаёшься с деньгами?

– Вовсе не с лёгкостью, – вырвалось у Амоса, что вызвало негромкий смех Шатобриана. Амос, услышав смех, насупился.

– Не обижайся, – миролюбиво произнёс Шатобриан. – Я всего лишь хотел понять, что руководит твоими поступками. И вижу друга, который искренне хочет помочь. А потому я готов поручить тебе одно важное дело, которое доверил бы далеко не каждому.

Хмурое лицо Амоса разгладилось, глаза заинтересованно сверкнули. Напряжённо прислушивающаяся к разговору Авиталь с неожиданно проснувшейся надеждой подняла голову.

– Не хочешь ли ты отправиться вместе с дочерью в Неаполь?

– Куда? – вопрос застал Амоса врасплох. – Что я буду делать в Неаполе?

– Ждать меня.

– Отец!.. – воскликнула с заблиставшими радостью глазами Авиталь и, устыдившись своего порыва, закрыла лицо ладонями.

– На тебя можно положиться, а твоя дочь умеет хорошо лечить раны. Хороший лекарь – это то, что всегда нам не хватает. Подожди, – добавил Шатобриан, увидев, что Амос собирается заговорить. – Сейчас я сообщу тебе то, что известно лишь немногим. – Молодой человек понизил голос. – На верфях Неаполя готовится к спуску фрегат. Над ним работали лучшие корабелы Венеции.

– Мой племянник, – догадался Амос. Шатобриан кивнул.

– Ты отправишься в Неаполь, к тому же человеку, что и Ниссим. Тувия покажет тебе фрегат. У него же ты возьмёшь золото на покупку оружия для двухсот воинов. Покупай всё: мушкеты, аркебузы, сабли, шпаги, кинжалы, пики, топоры. И тридцать шесть орудий – самых лучших. Ты же поможешь подобрать команду для корабля.

– Команду? – растерялся Амос. – Но я никогда в глаза не видел ни одного моряка.

– Найдёшь знающего человека, пусть поможет. Но я прошу тебя скрыть от него, кому принадлежит фрегат – никто не должен знать истину. Ты понимаешь? – встретив его вопросительный взгляд, Амос понятливо кивнул.

– Одним словом, корабль должен быть готов к отплытию как можно скорее. Если ты согласен, тогда нужно выезжать в Неаполь незамедлительно.

– Я, – Амос переглянулся с сияющей дочерью, – с радостью буду служить тебе.

– Тогда в путь, – Шатобриан поднялся и, бросив тёплый взгляд в сторону отца и дочери, добавил:

– И ещё одно. Найдёшь мастеров-резчиков. Пусть нос корабля украсит фигура Белого Единорога.

Я хочу, чтобы враги видели, кто именно сражается против них.

Глава 23

Генрих Наваррский обедал в окружении ближайших друзей. Обед, как всегда, протекал шумно.

Однако шутки за столом звучали лишь до того мгновения, пока королю не сообщили о том, что некто, не пожелавший назвать своего имени, хочет встретиться с его величеством. После короткого молчаливого обмена взглядами, Агриппа, сидевший рядом с королём, поднялся и вышел из зала. Очень скоро он возвратился в сопровождении молодого человека. Король, внимательно прищурившись, разглядывал посетителя без всякой тревоги, ибо верный Агриппа никогда не привёл бы к нему человека, не будучи абсолютно уверенным, что от того не исходит опасность. Молодой человек, отвесив лёгкий поклон, протянул Генриху какие-то бумаги.

– Что это? – принимая документы у него из рук, спросил король Наваррский.

– Прочтите, сир, и вам всё станет понятно, – последовал почтительный ответ.

– Надеюсь, эти бумаги не знак трогательной заботы моей любимой тёщи, – пробормотал, усмехнувшись, Беарнец. За столом раздались короткие смешки, которые сразу же утихли, стоило сотрапезникам заметить, с какой сосредоточенностью погрузился в чтение полученных документов король. Дочитав, он свернул бумаги, встал с места и, протянув их обратно молодому человеку, приветливо произнёс:

– Рад вас приветствовать в нашем скромном жилище, монсеньор!

Услышав эти слова, Агриппа без сил опустился в кресло и озадаченно уставился на визитёра, хорошо, как Д’Обинье казалось ранее, ему знакомого. Генрих же продолжил:

– Должен сразу предупредить: у меня нет денег, чтобы оплачивать услуги таких людей, как вы.

Если вы, юноша, ищете способ разбогатеть, то вам лучше обратиться к герцогу Гизу. У него достаточно золота – с лёгкой руки моего кузена, короля Испании.

– Я здесь для того, чтобы предложить свою помощь в обмен на маленькую услугу, – последовал ответ.

– Сделка? Любопытно. В чём же именно может выразиться ваша помощь? И какой услуги вы ждёте от меня? Да что с тобой такое? – король не мог скрыть удивления, когда наконец обратил внимание на лицо Агриппы, который строил какие-то загадочные гримасы. Посетитель незаметно улыбнулся.

– С вашего позволения, сир, я могу сказать это только вам одному, – обратился он к Генриху Наваррскому.

После краткого размышления король пригласил следовать молодого человека за собой. Отойдя на расстояние, где их тихого разговора не мог расслышать никто из присутствующих, напряжённо наблюдающих за происходящим и готовых в любой момент прийти на помощь своему королю, Генрих выслушал гостя и изумлённо воскликнул – столь громко, что услышали все:

– И это всё, что вы просите? Признаться, монсеньор, мне даже несколько не по себе. Подобная услуга мне ничего не будет стоить за исключением удовольствия. Вам же придётся очень нелегко. Я чувствую себя, как во время карточной игры, когда приходится мошенничать ради выигрыша.

– Благо, сам признаётся, – раздалось за столом недовольное бурчание.

Король подошёл к столу и с непередаваемым наслаждением объявил:

– Полагаю, нам следует прервать обед. Как мне видится, нас ждёт вечер, полный увеселений.

Тем временем граф Шеверни возвращался домой из Нерака. Прибыв в замок, он первым делом осведомился у слуг о гостье. Услышав, что она вышла в сад, граф направился на её поиски. Ещё издали он заметил голубую накидку – погружённая в печальные раздумья, Изабель не спеша шла по аллее, ничего не замечая вокруг.

– В это время года сад малопривлекателен. Но уже через несколько недель вы сможете увидеть всю красоту этого места.

Изабель обернулась, заслышав голос. На осунувшемся лице появилась приветливая улыбка.

– Это вы, сударь, – произнесла она, протягивая ему обе руки, – я надеялась, что вы приедете.

Граф Шеверни взял её руки в свои и, склонившись, поцеловал одну из них. Выпрямившись и открыто улыбаясь, он ответил:

– Признаюсь, сударыня, я спешил домой. Мне не терпелось узнать, как вы устроились. Всем ли довольны? Относятся ли к вам с должным почтением? Нет ли у вас…

– Остановитесь, сударь, – мягко перебила его Изабель, – я прекрасно устроилась. Малейшее моё пожелание тут же исполняется. Однако не стоит так беспокоиться обо мне. Я давно перестала обращать внимания на роскошь и удобства.

– Мы постараемся изменить ваше мнение, сударыня. С вашего позволения, – граф Шеверни предложил ей руку. Поблагодарив его улыбкой, Изабель приняла её. – Здесь есть тропинка, – граф Шеверни указал свободной рукой влево. – Несколько лет назад я приказал выстроить беседку прямо на берегу озера для… – граф неожиданно замолчал и лицо его омрачилось.

Изабель легонько пожала его руку и с участием произнесла:

– Я всё знаю, сударь.

– И что вы думаете?

– Вы не заслуживали такого отношения к себе, однако… – Изабель, помолчав, продолжила со всей откровенностью: – Однако я склонна признать ваш поступок несправедливым.

– Меня предали, сударыня. Заверяли меня в любви, но как только я уезжал… – граф снова замолчал. Мрачное выражение не сходило с его лица. Они шли рука об руку и разговаривали так, словно знали друг друга много лет.

– Она предала вашу любовь, но что стало с вашими чувствами? Я понимаю, что испытывали вы, но поймёте ли вы, какие чувства владели ею, если она решилась на столь ужасный поступок?

Простите её сударь. Простите сами и попросите прощения у своей супруги. Вот мой совет.

– Я сам думал о мессе, – признался граф Шеверни, – но события развивались столь стремительно, что мне не удалось выбрать для этого времени.

Они вышли на ту самую тропинку, о которой упоминал граф. Вскоре показалась и беседка.

Маленькая крыша была покрыта соломой, внутри беседки стояли две изящные скамеечки.

Обрывистый берег, на котором она стояла, нависал над водой, что позволяло наслаждаться красотой озера. Граф помог девушке устроиться на одной из скамей, сам сел напротив.

– В вас чувствуется беспокойство, – заметила Изабель, – если это следствие нашего разговора…

– Нет-нет, сударыня, – поспешно ответил граф Шеверни, – вовсе нет. Но должен признаться, что вы очень тонко подметили состояние, в котором я пребываю. Дело в том, что против нас начались военные действия. Положение осложняется тем, что приходится противостоять сразу двум могущественным врагам: с одной стороны надвигается католическая лига во главе с герцогом де Гизом, с другой – армия короля Франции.

– Король и Гизы объединились? – удивилась Изабель.

– Нет, – граф невесело рассмеялся, – каждый воюет за себя и против всех. Это совсем не просто понять. Мы этим занимаемся уже второй день, но так и не пришли к определённому выводу. Вам же не стоит вообще об этом думать.

– Я и не думаю, – вздохнула Изабель.

– О чём же ваши мысли? Могу я узнать?

– О нём, – тихо промолвила в ответ Изабель и устремила взгляд на озеро. – Вам я признаюсь, сударь. С той поры как мы расстались, я пребываю в смятении. До сей поры я не могу понять, почему с ним обошлись с такой жестокостью. Меня мучает и то, что я оставила его одного, раненого…

– Он сам того желал. Вам не в чем себя винить, – возразил граф Шеверни.

– И ещё – почему он желал отослать меня? Не потому ли, что нам угрожала смертельная опасность? Одни сомнения… И эти сомнения рвут мне душу. – Изабель обернула к графу бледное лицо и упавшим голосом добавила: – А более всего меня гнетёт наше расставанье. Я не знаю, увижу ли его вновь?.. А если он… считает меня виновной в том, что произошло? Если не захочет меня более видеть? Я не смогу жить, если это так…

– Почему все женщины так сложно устроены? – пробормотал граф Шеверни. – Вам бы запастись терпением, сударыня, а не строить предположения, одно печальнее другого.

– Мы чувствуем, а не рассуждаем, – тихо ответила Изабель.

– Я бы несколько перефразировал, сударыня. Ваша любовь создаёт уйму вопросов, заслышав которые, хочется немедленно скрыться.

Изабель послала графу благодарную улыбку, понимая, что это всего лишь неудачная попытка избавить её от грустных мыслей. Не желая долее злоупотреблять его вниманием, девушка встала и протянула ему руку, но тут же со сдавленным криком отпрянула, указывая куда-то за спину графа. Шеверни выхватил шпагу и заслонил собою Изабель. К ним со всех сторон, беря их в плотное кольцо, приближалось не менее двух десятков вооружённых людей. Они были окружены.

Глава 24

Внезапно раздался громкий насмешливый голос:

– Полагаю, господа, вам следует сложить оружие!

– Король Наваррский! Мы спасены! – радостно вскричал граф Шеверни. К месту действия стремительно приближалась большая группа людей во главе с Генрихом Наваррским.

Окружившие герцогиню и графа злодеи, мгновенно сориентировавшись, поспешно ретировались и молниеносно скрылись за деревьями. Граф едва сдержал себя от желания броситься за ними в погоню. Лишь мысль о стоящей позади него женщине, которая нуждалась в защите, остановила этот порыв.

– Ваше величество, вы как нельзя более кстати, – приветствовал учтивым поклоном подошедшего короля граф Шеверни. – Я оставлю герцогиню на ваше попечение. Сам же я должен…

– Поверьте, им придётся нелегко и без вашего вмешательства, – прекрасно поняв, что именно собирался сделать граф, ответствовал Генрих. – Однако я хотел бы увидеть наконец женщину, внимания которой с таким упорством добивались мои любимые родственники. Поднимите голову, сударыня, я хочу взглянуть на вас.

Изабель присела перед королём в почтительном реверансе, выпрямилась и открыто взглянула в лицо королю. Генрих Наваррский, взяв её за руку, восхищённо произнёс:

– Вы само очарование, сударыня! – и, запечатлев на нежной ручке герцогини поцелуй, весело добавил: – Знай я заранее, насколько вы прекрасны, никогда не согласился бы на эту сделку.

Подумать только, чего я буду лишён! Вы могли бы украсить этот унылый город своим присутствием.

– Ваше величество, – граф счёл должным вмешаться в разговор, видя, что он смущает девушку. – С вашего позволения, я провожу герцогиню в замок. Она только что испытала большое потрясение и очень устала…

– Герцогиню? – Генрих Наваррский рассмеялся, чем вызвал изумлённые взгляды всех присутствующих. – Клянусь целомудрием Марго, это забавно, – сквозь смех пробормотал он.

– Ваше величество, – с некоторым вызовом произнёс граф Шеверни, – хочу представить вам герцогиню Д'Эгийон, – граф повернулся к Изабель, которая молча, с неприятным удивлением наблюдала за весельем короля и его приближённых, которые хоть и мало понимали, о чём идёт речь, но считали своим долгом поддержать хорошее настроение короля. Генрих же с наигранной печалью в голосе произнёс:

– Ежели вы сказали правду, сударь, так в скором времени у его святейшества Папы появится ещё один повод для отлучения меня от церкви, ибо я собираюсь не позже сегодняшнего вечера выдать её замуж… за родного брата!

Король и его окружение вновь разразились громким смехом.

– При всём уважении, ваше величество, – резко произнёс граф Шеверни, видя, как побледнела при этих словах Изабель, – это очень злая шутка.

– Мне необходимо сесть, – всё ещё смеясь, Генрих Наваррский, примостился на скамеечке, где не так давно сидел граф Шеверни. – В последний раз я так весело смеялся в Лувре, когда меня хотели отравить. Или вы полагаете, – он бросил иронический взгляд на графа, а затем на Изабель, – что я настолько дурно воспитан, что могу шутить подобными вещами? – И уже более спокойным тоном продолжил: – Не далее, как несколько часов назад, я лично разговаривал с герцогом Д’Эгийон. Он предъявил бумаги, не оставляющие сомнения в его принадлежности к этому славному роду. Герцог просил вашей руки, сударыня, – король устремил взгляд на Изабель, которая в замешательстве продолжала молча взирать на его величество. – Вы не имеете отношения к фамилии Эгийон, но это лишь временное неудобство. Думаю, уже к вечеру вы получите истинное право на титул герцогини. Я пообещал, что лично поведу вас к венцу. Что, впрочем, неудивительно, после того, что пообещал сделать ваш будущий супруг.

– Вы не можете принудить меня к браку, – тихо, но твёрдо произнесла девушка.

– А кто говорит о принуждении? – удивился король. – Герцог меня заверил, что вы с радостью примете его предложение руки и сердца.

– Я не знаю, кто этот человек, но он ошибается, рассчитывая на моё согласие.

– Даже так?.. – короля, казалось, озадачили эти слова. Он было задумался, но тут же радостно вскричал: – Агриппа, чёрт бы тебя побрал, я нуждаюсь в твоей помощи! Это прелестное дитя наотрез отказывается выходить замуж за герцога Д'Эгийон…

– Полагаю, она изменит своё решение, как только встретится со своим суженым лицом к лицу, – ответил Агриппа. Он на ходу вложил шпагу в ножны и приблизился к беседке. – Нескольким негодяям удалось сбежать, – коротко сообщил он королю и, заметив негодующие взгляды графа Шеверни и Изабель, улыбаясь, добавил: – Вашему величеству следовало несколько иначе сообщить госпоже имя её будущего супруга.

– И как же, по твоему мнению, я должен был это сделать?

– Всего лишь два слова, мой король, и этого бы хватило.

– Агриппа, ты испытываешь моё терпение! И что же это за слова?

– «Белый Единорог», мой король!

– А ты, похоже, оказался прав, – заметил король, с удовлетворением наблюдая за Изабель, по вспыхнувшему лицу которой в одно мгновение пронеслось множество самых противоречивых чувств – от негодования до всеобъемлющего счастья, ибо именно в этот миг девушка увидела… его. Ноги сами понесли её вперёд. Наблюдая за её стремительным «бегством», Генрих Наваррский покачал головой:

– О, женщины, – пробормотал он негромко, – то тверды, как камень, то тают, как свеча…

– Это ты!.. – прошептала Изабель и, обвив руками шею любимого, прижалась к его груди.

Наконец раздался голос его королевского величества:

– Думаю, пора идти в церковь, если, конечно, будущая герцогиня не собирается вновь изменить своё мнение.