Текст книги "Чаша императора"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

Караван, в котором ехал Клаудио Аквавива, генерал ордена Иезуитов, двигался по равнине.

Кастилия встретила караван холодным ветром и толпами измождённых людей – преимущественно мавров. Погрузив свой скудный скарб в повозки, которые они сами и тащили, несчастные медленно брели по дороге, желая уйти как можно дальше от этих страшных мест.

Всё чаще и чаще попадались на пути виселицы. На обнажённой груди казнённых был выжжен зловещий знак: крест в обрамлении ветви и меча – так святая инквизиция метила главных своих врагов – еретиков. Будто ужасный, зловонный частокол, виселицы сопровождали караван до самой Сории. Караван ехал по пустынным улицам города, который словно вымер – ни одного прохожего, ни единого торговца или нищего, лишь торопливо, опустив глаза и стараясь не привлекать внимания, скользнул мимо старик с вязанкой хвороста.

На единственной среди равнины скале в окрестностях города была сооружена мощная крепость, многочисленные башни которой вкупе с крепостной стеной образовывали овал, придавая ей с высоты птичьего полёта вид огромного судна. Высокие стены, четырёхугольные башни, дающие защитникам круговой обзор, делали крепость неприступной, а облик её грозным.

Караван, выйдя из города и неторопливо проехав по равнине, остановился у подножия скалы.

Отделившиеся от него пять мулов с седоками продолжили подъём к крепости по выбитой в камне дороге и уже через четверть часа оказались у приотворённых ворот, что позволило им без помех въехать в круглый, мощёный камнем двор с каменными же постройками, объединёнными множеством лестниц и переходов. Ворота немедленно были заперты за спиной приезжих.

Вооружённые воины в доспехах, не говоря ни слова, знаком предложили следовать за собой спешившимся путешественникам, которые здесь разделились: четверо направились к ближайшему зданию, а Аквавива, последовав за своим провожатым, добрался до западной части замка и через облицованный мрамором тоннель вошёл в огромный зал, украшенный большим количеством скульптур, имеющих явно римское происхождение.

Римский же стиль преобладал и в убранстве помещения. Прежде иного обращало на себя внимание стоящее у противоположной входу стены высокое кресло с причудливо изогнутыми позолоченными ножками и обитыми красным бархатом сиденьем и подлокотниками. Было что-то в этой вызывающей роскоши такое, что именовать его хотелось скорее троном. По бокам стояли, словно стражи, две статуи обнажённых мужчин.

В центре зала притягивало взгляд необычное сооружение: четыре плиты белого мрамора длиною в человеческий рост образовывали форму креста с приподнятыми внешними концами, смыкаясь в центре, где музыкально журчала вода в маленьком фонтанчике, имеющем форму правильного восьмиугольника, который украшала скульптура девушки с приподнятыми ладонями – именно из них и били струйки воды. Сооружение напоминало цветок, где фонтан являлся источником благоухания, сердцевиной, а плиты, в изголовье каждой из которых было углубление в виде чаши – лепестками.

Ещё около десятка фонтанов гораздо больших размеров размещались в зале, создавая ощущение почти восточного или патрицианского великолепия. Вокруг одних были разбросаны пёстрые подушки, зовущие прилечь, наслаждаясь журчанием водяных струй, другие окружали пышные цветники, удивляющие богатством форм и расцветок. И ни одного солнечного луча не проникало под своды поражающего воображение чертога, ибо окна не были предусмотрены его создателями. Зал освещался факелами на стенах и вычурными светильниками, спускающихся с потолка на бронзовых цепях.

Прогуливающиеся меж фонтанов юноши и девушки, облачённые в полупрозрачные туники и мягкие кожаные сандалии, негромко, вполголоса переговаривались, создавая, на первый взгляд, атмосферу умиротворяющего спокойствия и непринуждённости, но более пристальный взгляд отметил бы, что на лицах застыло едва уловимое беспокойство, жесты были нервны и несколько суетливы, будто всеми ими ожидалось пришествие чего-то или кого-то опасного или пугающего.

Появление Аквавивы осталось почти незамеченным – несколько равнодушных взглядов, и не более.

Аквавива выбрал место возле фонтана, присев на окружавшую его кольцом мраморную скамью.

Лёгкая водяная пыльца опускалась бриллиантовыми брызгами на цветы и освежающей завесой висела над струями фонтана.

Наконец, кажется, произошло то, чего с таким тревожным нетерпением ожидали все присутствующие: в зале появилась небольшая процессия. Впереди, в длинной чёрной тунике, отделанной узкой золотой тесьмой, шёл невысокого роста мужчина лет пятидесяти, чьи чёрные, как вороново крыло, волосы спускались до пояса, собранного из изящных золотых ажурных пластин. Глубокий шрам, пересекавший его лицо от лба до подбородка и уродующий некогда благородной формы нос, придавал взгляду пронзительных чёрных глаз поистине зловещее выражение. За ним следовали два стражника с опущенными вниз обнажёнными мечами.

Все присутствующие склонились в почтительном поклоне.

– Мы приветствуем тебя, Гета! – волной прошелестело по залу благоговейное приветствие.

И лишь Аквавива не изменил расслабленной позы при торжественном появлении на сцене нового персонажа – Геты, главы Ордена «Дети Гекаты». Скользнув взглядом по единственному в зале не склонившим перед ним голову человеку, тот лишь слегка сощурил глаза да линия узких губ стала на мгновение ещё жёстче. Не останавливаясь, Гета вышел в один из множества дверных проёмов. Сопровождавшие его стражники остались у затворившейся за его спиной двери тёмного дерева.

Аквавива не торопясь поднялся и, провожаемый тревожными взглядами, подошёл к двери, за которой скрылся глава Ордена – стражники с непроницаемыми лицами отступили в сторону, пропуская его в комнату, где на разбросанных по низкому широкому ложу шёлковых подушках возлежал Гета. Примостившаяся у его ног молодая девушка со смуглой кожей массировала ему ступни, умащая их благовонными маслами.

– Ты недоволен? – Гета указал рукой на место против себя. Голос у него был мягкий, а взгляд выражал доброжелательность.

Аквавива приподнял подол сутаны и, тоже опустившись на подушки, указал взглядом на служанку.

– Она глуха от рождения. Когда её привели, я отрезал ей язык. Так что опасаться нечего. Говори свободно.

– Ты обманул меня, – Аквавива прямо встретил чуть насмешливый взгляд Геты. – Я едва не поплатился своей жизнью. Что это за люди в белых плащах? Это по твоему приказу они встряли туда, вмешиваться куда не должны были ни при каких обстоятельствах?

Гета резко помрачнел и оттолкнул служанку ногой. Испуганно заморгав, та отпрянула и торопливо отползла к стене. В голосе Геты прозвучало бешенство:

– Опять они. Что произошло?

– Я догадался, что за мной следят и сам устроил западню. Отправил сорок человек. В живых остались только трое. Они рассказали, что им удалось перебить всех преследователей, когда появился отряд в белых плащах и напал на них. Один видел на груди предводителя этих людей герб в виде…

– Белого Единорога?

– Значит тебе известно, кто они, – Аквавива нахмурился.

– Мы не ожидали, что они появятся в Париже, будь они прокляты. Когда же Геката заберёт их мерзкие души?.. – с бессильной злобой процедил Гета.

– У вас есть враги, и вы не в силах справиться с ними? – Аквавива не смог скрыть удивления.

– Не всё так просто, – Гета поманил пальцем служанку. Она подползла и, не поднимая глаз, снова стала массировать ему ноги. Справившись со вспышкой гнева, Гета вновь заговорил: – Это не просто враги. Это те немногие, которых стоит серьёзно опасаться всем нам. Они уже не раз нарушали наши планы. Следовало вам сообщить о них раньше, однако мы предполагали, что они пребывают в Италии.

– Кому они служат?

– Самое скверное, что никому. Только своей чести. Как мы сохранили свой Орден, пронеся его сквозь века, так и они сохраняли свои порядки. «Белый Единорог» появился задолго до Рождества Христова. Это был символ одного из римских легионов. Волею Константина Великого он превратился в тайный меч. Делая империю христианской, Император опасался, что вера может быть использована кое-кем ради утверждения собственного могущества. Легиону надлежало тайно следить за порядком в империи. В случае необходимости они должны были вмешаться и восстановить порядок. Это касалось и власти, и веры. Для осуществления этой цели, им были передано золото и личная печать императора. В один день пять с половиной тысяч человек приняли Христианство и дали клятву выполнить волю императора. После этого легион перестал существовать – остался только «Белый Единорог». Они хотят утвердить веру, но без церкви. Наши братья и сёстры ищут их повсюду – мы не жалеем золота, но окончательно покончить с ними пока не в силах. Они появляются ниоткуда, наносят удар и снова исчезают.

– Как велики их ряды?

– На сегодняшний день их осталось не более пятисот. Несколько лет назад они скрывались в Неаполе, затем их след обнаружили в Клевах. После они объявились во Франции. Именно там мы вновь встретились с ними лицом к лицу. Мы приготовили несколько ловушек, и нам удалось их основательно потрепать. Но они утащили эту дьяволицу перед самым нашим носом. Мы больше месяца шли за ними по пятам, но потом след оборвался. Мы полагали, что они снова ушли. И сейчас я узнаю, что они вновь объявились в Париже. Мы отправим туда наших людей. Попросим помочь наших друзей. Возможно, на этот раз удастся с ними покончить.

Аквавива внимательно выслушал Гету и, немного помолчав, произнёс:

– Следовало рассказать мне об этих людях раньше. Возможно, я бы сумел помочь. Хотя и сейчас не поздно. Думаю, общими усилиями и с Божьей помощью мы справимся с ними.

– Мне безразлично с чьей помощью, лишь бы отправить их всех в ад.

– Меня интересует ещё один вопрос. Что насчёт обещанного золота? Я получу его?

– Женщина мертва?

– Нет, – вынужден был признаться Аквавива, – но герцог де Гиз обещал захватить её и передать мне. Только в этом случае я поддержу его. А без моей поддержки ему не видать трона, и он это знает.

– Вы получите золото. В обмен вы просто скажете мне, где её можно найти. Мы не станем ждать действий герцога де Гиза, а сами решим проблему.

– Вряд ли вам это удастся. Она находится у королевы-матери, в замке Шенонсо.

– Неважно, где она находится, – с мрачной решимостью ответил Гета, – эта женщина должна быть умерщвлена, ибо для нас она одна гораздо опаснее, нежели все остальные враги вместе взятые.

Аквавива поднялся с места, давая понять, что ему пора.

– И вы не останетесь? – с непонятной усмешкой спросил у него Гета.

– Я слуга Божий, – коротко ответил Аквавива, отлично понимая, что именно стоит за этим приглашением.

– Что ж, золото в замке – я распоряжусь, чтобы помогли его погрузить. Вы получите нашу признательность и вдвое больше золота, если поможете уничтожить «Единорога». А о женщине больше не беспокойтесь. Мы сами всё сделаем.

Аквавива лишь кивнул в ответ и вышел.

Глава 12

В зал, в котором за время столь содержательной беседы Аквавивы с Гетой возобновились негромкие разговоры и движение, вошли музыканты. Нежная мелодия поплыла под сводами, часть факелов и светильников погасли, погрузив помещение в полумрак. В сопровождении двух вооружённых мечами стражей появился Гета, прошёл к трону и опустился на обитое алым бархатом сиденье. Из боковых арочных проёмов, ступая неслышно, словно призраки, вошли несколько десятков монахов – каждый с зажжённой свечой в одной руке и кинжалом в другой – и окружили крестообразное сооружение из плит.

– Пришёл час вашего величия, дети мои! – раздался мягкий голос Геты.

С подносами, уставленными бокалами венецианского стекла с рубиновой жидкостью, пятеро полуобнажённых мавров стали обходить гостей в белых туниках. Каждый из них брал дрожащей рукой бокал и безропотно выпивал до дна. У всех в глазах плескался ужас, но бокалы, один за другим, уже пустые возвращались на подносы. Мавры, почтительно склонив головы, ожидали, когда гость осушит бокал, о чём возвещали лёгким звоном висящих у них на мизинцах маленьких колокольчиков. Когда все бокалы опустели, мавры покинули зал. Музыка смолкла.

Напряжённое молчание, полное тревожного ожидания, внезапно прервалось судорожным вздохом и глухим ударом упавшего тела. Подавшиеся в испуге в стороны гости открыли всеобщему взору одну из девушек, лежавшую на мраморном полу в беспамятстве – глаза её были открыты, но прежний ужас ушёл, и одно лишь безучастие заполняло их. Стражи Геты подняли девушку и бережно уложили на одну из плит мраморного креста.

Ещё трое юношей, тоже рухнувшие в бесчувствии, повторили судьбу девушки – их тела заняли три оставшиеся плиты. Головы всех четверых легли точно в чашеобразные выемки в изголовьях.

По знаку Геты восемь монахов приблизились к фонтану в сердцевине жертвенника и, преклонив колени, укрепили свечи по углам восьмиугольника. Заметавшиеся язычки пламени вычернили тени, и стоявшая в центре фонтана прекрасная статуя стала казаться зловещей.

Повинуясь лёгкому кивку Геты, монахи обнажили тела юношей и девушки, распоров их полупрозрачные одеяния кинжалами. Обступившие жертвенник братья начали медленное движение вокруг плит, образующих крест, шепча то ли молитву, то ли заклинание на неизвестном языке. Голоса их то становились едва слышны, то наполнялись силой и взлетали высоко под каменные своды, придавая всему происходящему мрачную таинственность.

Четверо из восьми монахов склонились над телами. Кинжалы их, едва касаясь остриями, начали вырезать знаки на обнажённой груди каждой из жертв – струйки крови сопровождали всякий надрез. Кровавые слова на латыни: «Валуа», «Наварра», «Гиз» – появились на груди юношей, «Чаша» – у девушки. Монахи с окровавленными кинжалами в руках отступили. Другие четверо, стоявшие у изголовий страшного крестообразного ложа, быстрым, почти незаметным движением рассекли горла жертв – кровь из ран хлынула в выемки-чаши под их головами.

Гета с трона с едва скрываемым наслаждением наблюдал за ужасом, разлившимся по побелевшим лицам людей в полупрозрачных туниках.

– Такова будет и ваша участь, – изрёк он. – Здесь вы – агнцы, а агнцы – ваши судьи. Приведите же их, – велел Гета.

С десяток ягнят, с испуганным блеянием постукивая копытцами, появились в зале, окружённые плотным кольцом монахов, не позволяющих животным в панике разбежаться. Чаши жертвенника до краёв наполнились кровью, отдельные алые струйки бежали по телам и плитам вниз, к догорающим свечам.

Гета сошёл с трона и приблизился к жертвеннику, с неослабным вниманием наблюдая за поведением ягнят, которые поначалу только беспорядочно метались. Один из ягнят вдруг робко подошёл к одной из плит и стал с жадностью пить кровь. Гета опустил взгляд на кровавую надпись на груди жертвы – «Гиз».

– Он умрёт первым, – пробормотал Гета, продолжая следить за ягнятами. Вот и кровь второй жертвы, ещё одного юноши, привлекла внимание ягнят. На сей раз на груди жертвы значилось «Валуа».

– Следующим будет король.

Ещё один ягнёнок, словно насытившись, отошёл от жертвы, олицетворяющей короля Франции и жадно припал к другой чаше – той, в которой покоилась голова жертвенного воплощения Генриха Наваррского.

– Третьим умрёт Беарнец, – задумчиво прошептал Гета, – и его поразит та же рука, что и короля Франции.

Оставалась нетронутой лишь выемка с кровью девушки. Наблюдая за тем, с какой осторожностью все ягнята обходят её, Гета мрачнел всё больше и больше. С уст его сорвались едва слышные слова:

– Если она не погибнет, мы все умрём! Ну же, дети мои… смелее… она должна умереть… должна!..

Но ягнята не желали приближаться к каменному лепестку, на котором покоилось тело девушки.

По знаку Геты монахи вновь двинулись вокруг алтаря, произнося заклинание на чужом языке. И, словно подстёгнутые монотонно звучащими голосами братьев, сразу несколько ягнят бросились к чаше девушки. Они пили так, словно их не поили много дней – пили долго и, когда чаша полностью опустела, неохотно и вяло разбрелись по залу.

– Геката благословляет нас, – ликуя, воскликнул Гета. – Предсказание не свершится. Род Константина погибнет. Ты меня слышишь, великий император?! – Гета с искажённым ненавистью лицом наклонился к жертве, – не ты нас уничтожил, а мы тебя низвергли…

Неожиданно струя крови из раны выплеснулась прямо ему в лицо. По телу девушки прошла дрожь, оно судорожно выгнулось и, последний раз дёрнувшись, окончательно неподвижно замерло. Теперь уже навсегда.

Гета издал яростный вопль.

– Скорее, во Францию, В Шенонсо! Возьмите всё… всё – яд, кинжал, золото… Найдите и разбейте Чашу, ибо она снова готова наполниться!..

Глава 13

– Герцогиня, очнитесь… Вы слышите меня?

Тяжкая муть дурмана понемногу отступала, пелена перед глазами рассеивалась – Изабель разглядела склонившееся над собой женское лицо, несколько обрюзгшее, с тяжёлыми веками над выцветшими от возраста глазами с холодным, оценивающим взглядом.

– Герцогиня…

Глубоко вздохнув, Изабель попыталась приподняться, но головокружение заставило её вновь откинуться на подушки.

– Так я… не умерла? – слабый голос девушки прозвучал с глубокой горечью.

– Нет. У вас отменное здоровье, сударыня. И это обстоятельство не может не радовать.

– Кто вы? Мне кажется знакомым ваше лицо…

– Екатерина Медичи. Вам известно это имя?

Изабель невольно вздрогнула, с трепетом глядя на эту невысокую полноватую женщину – «Чёрную Королеву», как именовали её современники за пристрастие к траурным нарядам, которые она не снимала после смерти горячо и страстно любимого мужа.

– Вижу, что известно, – холодно произнесла королева – мать, – сейчас вам принесут платье и драгоценности. Я пришлю двух горничных. Они позаботятся о том, чтобы вы выглядели надлежащим образом. Сегодня состоится торжество в честь окончания королевского покаяния и поста. Вечером приедет мой сын, король Франции. К его приезду вы должны быть готовы. Если сумеете покорить короля, ваша дальнейшая судьба будет устроена, а жизнь обеспечена. Вы официально войдёте во владение наследством. А к тому времени я лично подыщу для вас подходящего супруга.

– Супруга? – В глазах Изабель показались слёзы. – Нет, нет, я не могу!.. Выйти замуж… это невозможно!

– И почему же? – ледяным тоном осведомилась королева.

Изабель пугал этот взгляд, как внушала невольный страх и сама королева, но и молчать она не могла.

– Я помолвлена…

– Ах да, – протянула королева, окидывая Изабель презрительным взглядом, – я слышала об этой истории. Кажется, его звали Ренар Шатобриан. Забудьте, сударыня, и это имя, и вашу с ним помолвку. И постарайтесь впредь не произносить фразы подобные «не могу» или «не хочу». Я не привыкла слышать такие слова, и будет лучше, если вы сразу усвоите эту истину, – в голосе королевы послышалась внятная угроза. – К счастью или несчастью, вы нужны мне. Когда вы исполните всё, что от вас требуется, я отпущу вас. Надеюсь, вы всё поняли, герцогиня?

– Могу я исповедаться, ваше величество? – смиренно опустив мокрые от слёз ресницы, тихо спросила Изабель.

– Вас отведут к священнику, как только вы будете готовы. Это всё?

– Я хотела… я хотела узнать, что стало с тем человеком, который…

– Ваш любовник? Слуги короля его убили. И достаточно вопросов, сударыня. Я навещу вас позже. К моему приходу вы должны быть одеты.

Как только дверь за королевой захлопнулась, Изабель в отчаянии прошептала:

– Ты был мне братом… отцом… Несчастный Сервитер!.. Стоило ли меня спасать? Моя жизнь хуже смерти. Повсюду мрак… только мрак…

– Госпожа! – две горничные, вошедшие в опочивальню, присели в почтительном реверансе.

Следом слуги внесли большую деревянную бадью, которую споро заполнили горячей водой. С помощью горничных Изабель погрузилась в исходящую паром воду. Служанки вымыли её душистым мылом, умастили тело ароматными маслами, расчесали и уложили в изысканную причёску, украшенную жемчужинами, волосы, и, наконец, облачили в роскошное платье.

Горничная застёгивала на шее Изабель жемчужное ожерелье, когда вернулась Екатерина Медичи. Весьма придирчиво осмотрев девушку, королева осталась довольна и даже соизволила милостиво улыбнуться Изабель.

– За дверью тебя ждёт стражник, который проводит тебя в часовню, и он же будет сопровождать тебя, если тебе вдруг вздумается прогуляться. Не смей выходить из комнаты без плаща и вуали – ни к чему тебе привлекать лишние взгляды.

Послушно надев бархатный плащ на меховой подкладке и накинув капюшон, с которого спускалась на лицо плотная вуаль, Изабель вышла вслед за королевой. Ожидавший девушку охранник, бросив на неё бесстрастный взгляд, поклонился.

– Я хотела бы исповедаться, – негромко произнесла Изабель, обращаясь к своему стражу.

– Вас уже ждут, госпожа. Следуйте за мной! – склонив голову в новом поклоне, ответствовал тот.

В замке царил суетливый переполох. Слуги торопились подготовить замок к приезду Генриха III.

То и дело на пути Изабель возникали препятствия в виде нагромождённой мебели или служанки с огромным ворохом белья. Девушка, погружённая в невесёлые мысли, впрочем, мало что замечала вокруг, молча следуя за своим провожатым. Пропустив её внутрь часовни, он прикрыл створку за её спиной и остался снаружи дожидаться её возвращения.

Изабель прошла в исповедальню. Опустившись на скамью, она услышала негромкий, мягкий голос:

– Что мучает тебя, дитя моё?

– Я всё время думаю о смерти. Это ведь грех, святой отец? – Изабель говорила тихо, и в голосе слышались душевные муки и боль.

– Конечно, дитя моё. Господь дал нам жизнь, и лишь ему одному решать, когда забрать её обратно. Но почему ты думаешь о смерти, дитя? Судя по голосу, ты ещё слишком юна для подобных мыслей. Сколько тебе лет?

– Девятнадцать, святой отец. А мысли о смерти преследует меня лишь последний год. Прежде я была счастлива. Очень счастлива. Я любила жизнь и всё, что меня окружало.

– Расскажи всё, дитя моё. Облегчи душу перед Господом.

– Я росла, окружённая любовью. Мой отец, герцог Д’Эгийон, был очень добр ко мне. Матушка же души во мне не чаяла. У меня был старший брат, которого я любила, и который любил меня.

Когда мне исполнилось пятнадцать, появился ещё один человек, к которому я сильно привязалась. Он был нем от рождения, но я его хорошо понимала. Этот человек… он недавно умер, защищая мою жизнь. Он не раз спасал и утешал меня, когда другой, которого я полюбила всей душой, тот которому отдала своё сердце, бросил меня, оставил одну… – Изабель старалась сдержать свои чувства, но слёзы помимо воли текли и текли из её глаз.

– Не сдерживай слёзы, дитя моё. Каждая из слезинок несёт в себе твои страдания… – с участием сказал священник, услышав судорожный вздох и подавленные рыдания. – Продолжай, дитя.

– Его звали, Ренар Шатобриан, – Изабель сумела справиться со слезами, но не с дрожью в голосе.

– Я впервые увидела его, когда мне исполнилось 17 лет. Он доводился нам дальним родственником и приехал погостить. Я влюбилась в него, как только впервые увидела. Я во всём призналась матушке, а она рассказала отцу. Препятствий для брака не имелось, потому уже через месяц мы были помолвлены. Ренар казался мне необыкновенным человеком, не похожим на других. Он превосходил всех знакомых мне молодых людей не только красотой и статностью, но и глубоким умом. Засыпая вечером, я мечтала лишь о том, чтобы увидеть его поутру, услышать его голос… – Девушка закусила губы, стараясь справиться с подступающими к горлу рыданиями.

– Я слушаю тебя, дитя моё.

– Я гостила у тётушки, когда на наш замок было совершено злодейское нападение. Все мои близкие, и даже слуги в замке были убиты. Вернувшись домой с Сервитером, который сопровождал меня в той поездке, мы застали ужасную картину. Замок был полон мёртвыми телами. Никого, никого не осталось в живых!.. С той поры я не знала ни одного спокойного дня.

Те, кто уничтожил мою семью, много раз пытались убить и меня. Мой отважный Сервитер не однажды спасал меня, мою жизнь…

– А что же, твой жених? – после короткого молчания спросил священник.

– Когда ему стало известно обо всём, он… – голос Изабель дрогнул, – отказался от меня. Когда мне сообщили об этом, я не поверила. Презрев опасность, я направилась к нему, но слуга сказал, что ему не велено пускать меня и передал письмо, – девушка помолчала, затем голосом, полным глубокого отчаяния, продолжила: – Это письмо причинило мне не меньшую боль, чем смерть моей семьи. Он сообщал, что отказывается от меня и считает нашу помолвку разорванной. Я год провела в аббатстве, скрываясь там от преследователей. И весь этот год каждый день я задавала Господу один и тот же вопрос: в чём моя вина? Но Господь не ответил мне. Тогда я просила Его забрать у меня жизнь, чтобы соединиться с моей семьёй. Мне больше не нужна моя жизнь – она состоит только из боли и страданий… У меня не осталось никого и ничего. Даже надежды, – прошептала Изабель.

– Тебе тяжело, дитя моё. Но отчаиваться не стоит, ибо Господь милостив. Он всегда оставляет надежду страждущим.

Священник покинул исповедальню. С глубочайшим участием смотрел он вслед исчезнувшей за дверью часовни девушке.