Текст книги "Д'Арманьяки"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Считаетесь ли вы нашим союзником? – задала первый вопрос Иоланта.

– Это зависит от того, что вы предполагаете сделать и кого вы имеете в виду под словом «нашим», – отвечал Филипп.

– Наша цель – возвести дофина на французской престол, – в свою очередь ответила Иоланта.

– Я считаю дофина законным наследником престола, – сказал Филипп, – и, следовательно, любой, кто считает так же, является моим союзником, однако, – добавил Филипп, – я намерен обсудить все важные вопросы, касающиеся каких-либо действий, только в его присутствии.

– Справедливо, – согласилась Иоланта и продолжила: – Я рада видеть в вас друга. Надеюсь, небольшое недоразумение, что имело место в недавнем прошлом…

– Я давно забыл об этом и не таю более обиды на вас!

– Ну что ж, – подытожила Иоланта, – надеюсь, завтра мы поговорим более основательно, а пока позвольте принести вам мои поздравления в связи с женитьбой и пожелать доброй ночи.

Филипп вернулся в зал и уже в десятый раз за весь день обошёл его в поисках Мирианды. Но её нигде не было. Лучше, чем кто-либо, он понимал, что могла чувствовать Мирианда, узнав о его браке. Так как поиски ни к чему ни привели, Филипп задумался. Дофина с Марией Анжуйской не было на торжестве. Таньги с де Крусто тоже ушли. Остальных он либо вообще не знал, либо едва был знаком с ними. И хотя его появление всегда вызывало интерес у присутствующих, он почувствовал себя одиноко.

– Скучаете? – раздался рядом с Филиппом голос герцога Барского.

Филипп понял, кому принадлежит голос, прежде чем обернулся к говорившему.

– Да, – признался Филипп и, выждав немного времени, спросил, – вы не знаете, где может быть герцогиня Мендос?

– Зачем она вам, граф?

– Я хотел бы поговорить с ней!

– Не думаю, что моя кузина захочет говорить с вами. После того, чему она стала свидетелем! – ответил герцог Барский и продолжал: – Вы сделали свой выбор и будьте довольны тем, что сумели приобрести. Кузина же сделает свой, и в ближайшее время. Я об этом позабочусь.

Филипп не нашёлся, что ответить на эти суровые слова. Он поклонился герцогу Барскому и, более не разговаривая ни с кем на торжестве, пркинул его, а затем и покинул дворец. Вокруг дворца также были накрыты столы, где пировали все те, кому не удалось попасть внутрь. Филипп увидел своих людей рядом с бургундцами. Они пировали бок о бок. Впервые они встретились лицом к лицу и не испытывали жажды убийства, а сидели за одним столом, словно добрые друзья. Филипп не стал им мешать и пошёл было за своим конём, но передумал и отправился пешком. Он вышел на площадь, где также вовсю шло пиршество и по-прежнему было полно народу. Стараясь быть неузнанным, он стал пробираться через толпу. Филипп не знал, куда направляется. Он лишь хотел уйти подальше от суеты, остаться один. Но почти все прилегающие к площади улицы были полны народа. Люди распивали вино и пели весёлые песни. В одной из них Филипп с удивлением узнал самого себя. Он побродил некоторое время по улицам, но видя, что не сможет найти уединения в эту ночь, собирался возвращаться, когда на глаза ему попалась маленькая церковь. Церковь стояла в стороне от улиц, немного возвышаясь над ними. Филиппа потянуло туда. Помедлив мгновение, он направил свои шаги в сторону церкви. Двери были открыты настежь. Невольно Филипп вспомнил давно минувшую ночь, которая изменила всю его жизнь. Но на этот раз воспоминания не остановили его, и он вошёл внутрь. Церковь выглядела весьма скромно, но отличалась чистотой и убранством. Колонны, несколько рядов скамеек, на которых сидела всего лишь одна женщина в чёрной вуали и горячо молилась. Конусообразный купол, украшенный ликами святых и различными эпизодами из их деяний. Справа от него, в нише, стояла статуя девы Марии, прямо напротив статуи Иисуса Христа. Филипп медленно пошёл по проходу. Дойдя до переднего ряда скамеек, Филипп увидел священника, в руках которого был какой-то сосуд, наполненный, по всей видимости, водой. Филипп сел на самый край скамьи возле прохода. В этот момент священник обернулся. Глядя на этого невыразительного пожилого священника с поредевшими на голове волосами, Филипп внезапно подумал, что лицо его кажется знакомым. Но где же он мог видеть этого человека? Филипп вспомнил, где он его видел, и вспомнил имя священника.

– Как поживаете, отец Себастьян?

Священник с глубоким удивлением посмотрел на молодого человека благородной наружности, который назвал его по имени. Его прихожанами были большей частью горожане. Сюда редко заходил кто-либо из знати.

– Мы знакомы? – удивление отца Себастьяна отразилось в голосе.

– Да! – последовал ответ.

Священник подошёл ближе к Филиппу, пытаясь получше разглядеть черты его лица. Но сколько он ни старался, не мог вспомнить сидящего перед ним молодого человека.

– Зрение моё слабеет, – сказал монах мягким, негромким голосом, – я не узнаю тебя, сын мой. Разве мы виделись раньше?

– Да!

И где же мы виделись? – В Шатле!

Священник некоторое время смотрел на Филиппа не понимая, но вдруг у него затряслись руки и глаза, глаза начали наполняться слезами.

– Ты тот мальчик, что отказался исповедоваться, – прошептал священник, – ты тот, кто защищал невинных на ступенях церкви святой Катерины. Господь услышал мои молитвы! Ты жив, он спас тебя!

– Меня спас палач, – перебил священника Филипп, – только ему одному я обязан своей жизнью!

– Нет, сын мой, – священник покачал головой, – тебя спас господь. Не сомневайся в его силе. Не подвергай сомнению его власть.

– Знаете, святой отец, чем я занимался все одиннадцать дней, которые провёл в тюремной камере, дожидаясь смерти? – тихо спросил Филипп и тут же сам ответил на свой вопрос, – я смотрел из окна. Я смотрел, как по Сене проплывают мёртвые тела. Я видел сотни невинно убитых, от крови которых вода покраснела. А вы говорите мне, чтобы я не сомневался в его власти?

– Лишь одному господу ведомы его поступки. Он дал нам всем жизнь, и он вправе её забрать. Безвинные найдут счастье и покой в обители господа, тогда как убийцы обречены на муки вечные. Из всех чувств лишь ненависть послана нам в наказание. Именно она заставляет людей совершать богопротивные деяния. Подумай, сын мой! Даруй нам господь одну лишь доброту или же одну лишь любовь – чего бы стоила наша жизнь? Мы были бы счастливы, но разве вспомнили бы господа? Разве бы стали теми, кем являемся сейчас? Даруй он лишь одну ненависть или же алчность, кем мы бы стали? Господь дал нам ненависть и алчность, он дал нам любовь и доброту. И только нам, нам самим решать, как мы воспользуемся этими дарами.

Филипп не произнёс ни слова во время речи священника.

– Я помню тот день, – продолжал вдохновенным голосом священник, – когда ты отрёкся от бога. Тогда я не мог тебя утешить, но сейчас ты здесь, в его обители. Ты пришёл по доброй воле. А это значит, что ты отрёкся от него умом своим, но он живёт в твоём сердце.

– Мне тяжело на душе, потому я здесь, – признался Филипп и продолжал, тяжело выдавливая из себя слова: – Я в растерянности, святой отец. Я запутался и не знаю, как поступить.

Священник сел рядом с Филиппом и положил свою руку на его колено.

– Расскажи, сын мой, расскажи, что тебя гнетёт? Филипп долгое время молчал, потом наконец решился и заговорил.

– Моя супруга призналась мне в любви сегодня!

– Но ведь это же прекрасно, сын мой!

– Нет, святой отец. Её любовь ко мне – худшее, что могло произойти!

Священник отвечал с глубоким укором:

– Любить супруга – святая обязанность каждой женщины. Её любовь освящена господом, а ты ропщешь, сын мой?

– Я люблю другую женщину. Она в моём сердце и останется там навсегда!

– Так почему же ты не женился на той, которую любишь? Почему выбрал другую женщину, уготовив ей боль и страдания?

В ответ на вопрос священника Филипп слово за словом, не упоминая лишь об ордене, рассказал отцу Себастьяну всю историю, уже известную нам. Когда он закончил, отец Себастьян только и мог, что качать головой.

– Сын мой, – наконец произнёс священник, – господь призывает нас к прощению. Попроси прощения у той женщины и обрати свою любовь на супругу, ибо отныне лишь господь вправе разлучить вас.

Ни Филипп, ни священник не замечали, как женщина в вуали поднялась со своего места и подошла к ним.

– Она простила его, – раздался голос, наполненный глубокой нежностью.

Филипп, услышав голос, вскочил на ноги и с глубоким волнением смотрел на вуаль, что скрывала лицо женщины. Она откинула вуаль, и Филипп с болью и радостью увидел лицо, одухотворённое лицо Мирианды.

– Ты поступил правильно, Филипп. Я видела твою супругу и понимаю, как глубоко она страдала. Забудь всё, что было. Отныне твоя обязанность – любить свою жену.

– Но…

– Помолчи, – Мирианда прислонила свой пальчик к губам Филиппа, и он тут же прижался к нему губами, – не нужно слов. Она заслуживает любви. Ты не должен омрачать её жизнь. Поклянись же, что будешь её любить.

– Я люблю тебя, Мирианда, – прошептал Филипп, – как я могу выполнить твою просьбу?

– Это просьба женщины, которая любит тебя. Которая будет любить тебя до последнего вздоха. Ради её любви клянись, Филипп!

– Клянусь, – мучительно выдавил из себя Филипп. На лице Мирианды появилось лёгкое облачко радости.

– Благодарю тебя, Филипп, – прошептала Мирианда, а теперь мы расстанемся и никогда больше не увидимся. Я буду молиться за тебя и твою супругу!

– А что будет с тобой? – воскликнул с глубокой болью в голосе Филипп вслед уходящей Мирианде.

Мирианда остановилась и повернула к нему лицо. На губах её появилась мягкая улыбка.

– У меня в жизни были лишь мой возлюбленный и господь бог. Возлюбленного больше нет со мной. Остался лишь один господь.

Сказав эти слова, Мирианда накинула на лицо вуаль и вышла из церкви.

Филипп ещё долгое время с обречённым видом смотрел на дверь, через которую ушла навсегда Мирианда.

Глава 24
РЕШЕНИЕ

Путь обратно во дворец занял у Филиппа около часа. По дороге он думал о всей своей жизни. Он думал о том, каким он был, когда вернулся во Францию. И каким стал. Любовь к Мирианде научила его вновь радоваться жизни. Встреча с Луизой же показала ему всю глубину пропасти, возле которой он стоял. Нельзя жить, убивая друг друга, отчётливо понимал Филипп, нельзя превращать жизнь в комок ненависти и жить этим. «Мои предки враждовали с бургундцами, и что у меня есть сейчас? – спрашивал себя Филипп и сам же отвечал на свой вопрос, – кровавое наследство, бремя которого несу не только я, но и все арманьяки». Он знал, что должен убить герцога Бургундского, но после его смерти эта война должна была закончиться. «Есть другие враги, чьё смертоносное жало ещё придётся вырвать, – думал Филипп, – я должен пересмотреть свои действия и направить удар против ордена. Если я не смогу уничтожить их, рано или поздно они своего добьются. Надо подумать, как я смогу это сделать. Ведь мне не известно ничего, за исключением имени Гилберта де Лануа. Я не знаю, где их найти, я не знаю, сколько их, но тем не менее придётся как-то действовать».

Филипп, погружённый в мысли, сам не заметил, как оказался возле двери своих покоев. Капелюш сидел, прислонившись возле двери. Хотя его глаз был закрыт, Филипп знал, что он не спит. Он смотрел на дверь, не зная, как поступить. Время было позднее. Стоило ли беспокоить Луизу?

За этой дверью его ждала новая жизнь, если он, конечно, осмелится войти внутрь. А как же Мирианда? Разве он не предаст её любовь? «А разве ты не поклялся любить свою жену, – отвечал ему внутренний голос, – разве ты не видел, как печальна была Луиза, когда поняла, что ты не любишь её? Забудь всё сейчас, здесь и смело входи внутрь. Тебя ждёт прекрасная жена. Только от одного тебя зависит, будет царить любовь в твоей семье или ты будешь отворачиваться каждый раз, когда она будет смотреть на тебя. Ты сам выбрал себе супругу. Правильно ты поступил или нет, уже не столь важно. Важно то, что у тебя есть. Или оно у тебя будет, или ты снова потеряешь всё».

– Достаточно, – вслух прервал себя Филипп и более не раздумывая, вошёл внутрь. Едва он исчез за дверью, как Капелюш открыл глаз, в котором светилось неподдельное изумление.

Впервые Филипп видел спящей Луизу. Возле широкой кровати с высоким пологом догорала одинокая свеча. Она отбрасывала пламя на спящую Луизу. Луиза спала на левом боку, сжавшись в комок. Правая рука была выпростана из-под шёлкового одеяла. Золотистые волосы разметались вокруг головы. На ней была ночная рубашка с кружевным воротником. Стараясь не шуметь, Филипп обошёл кровать для того, чтобы рассмотреть спящее лицо Луизы. Рядом с лицом на подушке лежал сжатый в комок платок. Под глазами виднелась краснота. Видимо, она долго плакала прежде чем уснула. Филипп почувствовал укол совести. Опять по его вине она плакала. «Но это в последний раз, – твёрдо пообещал себе Филипп. – Достаточно слёз».

Он разделся и скользнул под одеяло, случайно задев ногу Луизы. Она заворочалась. Филипп замер. Он смотрел на спину Луизы и надеялся, что она не проснулась.

– Филипп, – сквозь сон пробормотала Луиза. Филиппа охватила неудержимая нежность. Он дотронулся рукой до щеки Луизы и тихо произнёс:

– Я здесь!

– Не уходи, останься, мне так плохо без тебя, – пробормотала Луиза.

– Я буду рядом, Луиза, я буду рядом!

Филипп обнял сзади Луизу и долго думал о женщине, которую сжимал в своих объятиях, прежде чем заснул.

Солнечный луч проник сквозь плотно завешенную занавесь на окне и упал на лицо Луизы. Она слегка поморщилась, пробуждаясь ото сна. Когда Луиза открыла глаза, она по привычке хотела потянуться, но не смогла по той простой причине, что на её руке лежала другая рука, и совсем не похожая на руку Шарлотты. Луиза осторожно оглянулась через плечо. Она едва сдержала крик, увидев безмятежно спящего Филиппа.

Луизу охватило смятение. Так это не был сон? Она действительно разговаривала с ним ночью?

Волнение Луизы нарастало. Она очень медленно убрала руку, собираясь встать из постели, но сонный Филипп снова обхватил её и прижал к себе. Луиза не знала, что делать. Как встать, чтобы не потревожить Филиппа. Но с другой стороны, она чувствовала себя так уютно в объятиях Филиппа. Ей доставляло такую радость и наслаждение чувствовать тепло его тела. «Я полежу совсем немного, а потом встану», – пообещала себе Луиза. Она чувствовала, как нега постепенно охватывает её тело, и сама не заметила, как уснула.

Время подходило к полудню, когда возле дверей покоев появилась Шарлотта. Увидев Капелюша, она поняла, что Луиза ещё не покидала покоев. Укоризненно качая головой, она без стука вошла внутрь. Капелюш широко улыбнулся.

– Да что с тобой происходит, Луиза? На дворе полдень, а ты валяешься в постели, – ворча, Шарлотта подошла к окну и отдёрнула занавесь, пропуская поток солнечных лучей в комнату. После этого Шарлотта повернулась и застыла на месте. Она только сейчас заметила, что Луиза не одна в постели. Больше того, Луиза лежала прижавшись к Филиппу и обнимала одной рукой его шею. Голос Шарлотты разбудил Луизу. Она сразу отстранилась и с испугом посмотрела ка Шарлотту.

– Я не знала, прости, – Шарлотта широко улыбнулась, – я подожду тебя снаружи.

Шелестя платьем, Шарлотта покинула комнату. Луиза быстро выскользнула из постели и, постоянно оглядываясь на спящего Филиппа, сбросила ночную рубашку и быстро облачилась в платье. Она наскоро собрала волосы и уже взялась за ручку двери, когда услышала весёлый голос Филиппа.

– Я всё видел!

Луиза замерла. Щёки стали красными, как спелое яблоко. Она очень медленно повернулась. Увидев лицо улыбающегося Филиппа, она покраснела ещё больше.

– Я… я… не знаю… как вы оказались здесь, – наконец выговорила Луиза и сразу потупила глаза.

– Как я ещё мог оказаться? – удивился Филипп, – пришёл в свои покои, к собственной супруге. Лёг рядом с ней.

– И? – на этот раз Луиза побледнела и не мигая смотрела на Филиппа.

– И… всё, – закончил фразу Филипп.

– Правда? – у Луизы вырвался вздох облегчения. – Нет!

– Нет?

– Нет! – ничуть не стесняясь, обнажённый Филипп поднялся с постели и подошёл к Луизе, которая даже дышать не могла. Каждое движение Филиппа завораживало её.

Филипп взял её на руки, а в следующее мгновение Луиза уже лежала на постели и смотрела на губы Филиппа, которые приближались с томительной медлительностью. Едва Луиза почувствовала прикосновение губ Филиппа, как тут же, не осознавая, рванулась ему навстречу. Она обвила руками его шею и со всей страстью, которая зарождалась в ней, разбрасывая по телу волны, отдалась поцелую. Луиза потеряла голову и не видела ничего, за исключением любимого лица Филиппа. Его движения были импульсивными, но раздавшийся стук в дверь заставил их прекратить поцелуй. Луиза быстро поднялась с постели и, не смея смотреть в глаза Филиппу, который, она чувствовала это, улыбался, поспешно набрасывая на себя одежду. Наконец, когда Филипп оделся, он подошёл и открыл дверь. Луиза встала спиной к двери, у окна. Она услышала голос Капелюша, который говорил Филиппу:

– Тебя хочет срочно видеть дофин и ещё граф де Невер просит разрешения прийти.

– Граф де Невер? – удивлённо повторил Филипп. Он оглянулся на Луизу. Она по-прежнему стояла у окна, но Филипп не сомневался, что она всё слышала.

– Отправь кого-нибудь к графу. Пусть передадут, что я буду рад его видеть в любое время. А дофину… подожди, я сейчас…

Филипп прикрыл дверь. Он подошёл к Луизе и сзади обнял её, мягко целуя в открытую шею.

– Графиня, – прошептал Филипп, – будьте уверены, это всего лишь первые звуки музыки, которую нам предстоит познать.

Вслед за этими словами Филипп вышел из комнаты. После его ухода Луиза обняла руками свои плечи и счастливо улыбнулась.

В личном кабинете дофина кроме него самого находились Иоланта и Мария Анжуйская, которая первой приветствовала появление Филиппа тёплой улыбкой. Филипп поцеловал её руку, поклонился его высочеству, поклонился Иоланте и сел на место, которое попросил его занять дофин. Иоланта начала с пространного разговора о том, какова обстановка на сегодняшний день во Франции. Каковы враги дофина и что они могут предпринять. Всё это Филипп знал лучше, чем кто-либо, и поэтому почти не слушал Иоланту. Он наблюдал в это время за дофином и думал, каков из себя дофин. Почему Иоланта постоянно берёт на себя руководство всеми вопросами? Не означает ли это, что более сильная духом тёща прикрывает собой слабости наследника престола? Филипп намеревался выяснить это прежде, чем дать какие-либо обязательства. Законного наследника престола Филипп мог и обязан был признать своим сюзереном. Но ни один человек, кроме дофина, включая Иоланту, не мог претендовать на такое право. Ни во Франции, ни где бы то ни было. Именно эта мысль и прозвучала в первую очередь после того, как Иоланта закончила говорить.

– Позвольте прежде всего спросить, – Филипп заговорил негромко, но с твёрдыми интонациями в голосе, – какова ваша роль, мадам? Почему вы говорите, а его высочество молчит? Не значит ли это, что договор, который, как я понимаю, вы предложите мне, обяжет повиноваться вам?

Филипп продолжил, не давая заговорить Иоланте.

– Я выскажусь со всей откровенностью! Мне не надо думать для того, чтобы поддержать законного наследника престола. Он мой сюзерен, и я обязан служить ему. Но это вовсе не означает, что кто-либо иной может приказывать мне, даже если это в интересах дофина. Надеюсь, мадам, я не был груб. Но если даже так, я попрошу у вас прощения, но мнение моё останется неизменным.

Филипп не ожидал, что все трое будут улыбаться его словам. Иоланта снова взяла слово и обращаясь к дофину, сказала:

– Что я вам говорила?

– Святой Педро, а разве я вам возразил, матушка? отозвался дофин и, уже обращаясь к Филиппу, продолжил: – Мне по душе ваша откровенность, граф. Скажу больше, мы предполагали, что именно так вы и поведёте себя. Прямота и честность присущи вам. Так слушайте и судите сами обо всём, – дофин поднялся и убрал подсвечник со стола, за которым они сидели. Он провёл ладонью по столу, как бы разделяя его на две части.

– Это северные земли Франции, – Дофин указал на половину стола, что была слева от него, – все они находятся под властью Англии. Это южные владения, – он указал на правую от себя сторону стола, – частью из них владеете вы, частью я и частью герцог Бургундский. Я не считаю мелких владений, которые без сомнения примкнут к нам, ибо на юге Франции мы представляем большую силу. Англия со своей сорокатысячной армией вот-вот начнёт движение на юг, чтобы полностью овладеть Францией и присоединить её к своим территориям. Если прибавить пятнадцатитысячную армию герцога Бургундского, то мы имеем перед собой врага с численностью войск более пятидесяти тысяч. Вы, как я знаю, – продолжал уверенно дофин, поражая Филиппа своими уверенными действиями и отличным знанием обстановки, – можете набрать около трёх тысяч конницы и не более пяти тысяч пеших воинов. Я могу набрать около пятнадцати тысяч. Итого мы сможем противопоставить нашим противникам не более чем двадцатипятитысячную армию. Как вы понимаете, это вдвое меньше, чем имеют в своём распоряжении наши противники. Положение очень тяжёлое, – продолжал дофин, – поэтому все ваши действия имеют такое важное значение. Не надо быть очень умным, чтобы понимать: первое же открытое сражение: и нас разобьют. Но мы не вправе повторять случившееся при Азенкуре. Мы не можем допустить поражения. Страна полуразрушена. Последние годы войны и эпидемия лишили нас сил. Мы не оправимся, если потерпим ещё одно поражение. Есть ещё кое-что, – продолжал дофин, – мы не должны забывать, что при желании, мой кузен, король Англии может удвоить свою армию, у нас же нет такой возможности.

– И какой же выход предлагает ваше высочество? – негромко спросил Филипп.

– Вы нам его показали, граф, – ответил дофин, – мелкие сражения, лёгкие победы, которые смогут остановить продвижение английской армии до тех пор, пока мы не сможем обрушиться на них с полными силами.

– Всё может измениться, – задумчиво произнёс Филипп, – если предположить, что к нам присоединится Бургундия. Тогда силы уравняются и мы сможем победить.

– Вы допускаете союз с герцогом Бургундским? – спросил поражённый его словами дофин.

– Только не с нынешним, – коротко ответил Филипп.

– Что вы имеете в виду? – не понял дофин.

– Я связан клятвой и рано или поздно убью герцога Бургундского. Но после его смерти я намерен предложить мир его сыну, который станет следующим герцогом Бургундским.

– И вы прекратите вражду? – не поверил его словам Дофин.

– Да, – твёрдо ответил Филипп, – во имя Франции, во имя будущего короля Карла VII я сделаю всё, чтобы прекратить вражду. Я сделаю это ради своей супруги. Ради людей, которые пресытились кровью и хотят жить в мире. Пусть мне придётся смирить свою гордость, но никогда больше ни один из наследников Арманьяков не получит такого кровавого наследства, как получил я.

– В добрый час, – дофин, радостно потирая руки, достал из ящика стола исписанную мелким почерком бумагу и поставил перед Филиппом.

– Здесь список земель и городов, которые вы получите после того, как я стану королём Франции. Кроме всего прочего, я назначаю вас командующим всеми силами, которые имеются и будут поступать в наше распоряжение. Вы получаете должность коннетабля, которая останется за вами пожизненно.

– Ко всему я хотел бы добавить ещё одно, – сказал Филипп.

– Что же? – слегка помрачнев, спросил дофин.

– Жизнь герцога Бургундского. Это я хотел бы получить в первую очередь!

Лицо дофина прояснилось, и он многозначительно ответил:

– В этом пункте, дорогой граф, наши интересы полностью совпадают!

После ухода Филиппа дофин посмотрел на Иоланту и спросил, что она думает о произошедшем разговоре. Иоланта ответила, что «граф действует, руководствуясь честью, а мы своими интересами и, как ни странно, первое и второе совпадают». Совершенно довольный разговором с графом Арманьяком, дофин подхватил свою новоиспечённую супругу и с видом, который часто служил маской истинной натуре наследника престола, повел ее на праздничный обед, который должен был состояться с минуты на минуту.

Когда Луиза появилась в зале, пиршество было в полном разгаре. За длинными столами, уставленными яствам и винами, сидели не менее пятидесяти человек. В самом центре восседали дофин и Мария Анжуйская. Слева от дофина сидел Филипп. Справа от Марии Анжуйской сидел граф де Невер. Видимо, они хотели восстановить некое равновесие, поместив их обоих рядом с собой. Луиза заметила, что рядом с Филиппом пустует кресло, но не решалась подойти туда, пока не увидела взгляд Филиппа. Он недвусмысленно показывал, чтобы она подошла к нему. Преодолев некоторую робость, Луиза села рядом с Филиппом, который встал и услужливо пододвинул ей кресло. Филипп собственноручно налил в ее кубок вина и вообще с первой же минуты ухаживал за ней, оказывая явные признаки внимания.

Граф де Невер молча следил за действиями Филиппа, изредка перекидывая взгляд на сестру, у которой был весьма счастливый вид. Гости вели себя шумно. Часто за столом слышались громкие выкрики. Но никто не обращал на них внимания. Дофин решил, что пора привлечь всеобщее внимание. Он встал и громко призвал гостей к вниманию. Когда шум немного утих, дофин громко сообщил, что хотел бы провозгласить тост, но передает это право графу Арманьяку. Воцарилась тишина. Филипп встал и обвел взглядом всех присутствующих.

Но тост Филиппу так и не удалось сказать. В зал быстрыми шагами вошел вооруженный человек, в котором Филипп узнал одного из своих людей. Человек подошёл к Филиппу.

– Монсеньор, срочное сообщение!

Филипп встал со своего места и отошел с ним в сторону. Луиза с тревогой следила за тем, как меняется лицо Филиппа по мере того, как он слушал. Они поговорили не более пяти минут. Филипп вернулся назад и обратился к дофину:

– Ваше высочество, я вынужден срочно покинуть вас. Могу я оставить свою супругу на ваше попечение?

– Я позабочусь о ней! Не беспокойтесь, граф, – сказала Мария Анжуйская.

– Благодарю вас! Могу я попросить еще об одной услуге, ваше высочество? – спросил Филипп.

– Всё, что угодно, – ответил дофин.

– Позвольте я заберу с собой Таньги дю Шастель?

– Поверьте, граф, этим поступком вы окажете мне величайшее одолжение! – улыбаясь, ответил дофин.

Как раз в это время к ним подходил Таньги, который был все еще навеселе после бурно проведенной ночи.

– Хочешь, я открою тебе маленькую тайну, Карл? – развязно произнёс Таньги, обращаясь к дофину.

– Какую ещё тайну? – дофин подозрительно посмотрел на Таньги, не ожидая услышать ничего хорошего.

– Как нарекут тебя твои подданные, когда ты станешь королем.

– И как же, интересно узнать?

– Карл VII Неблагодарный.

– Таньги, в тот день, когда я стану королем, ты станешь обершталмейстером!

– Изверг, – пробормотал под нос Таньги.

Филипп не стал дожидаться следующей реплики Таньги. Подхватив его за руку, он повел его к выходу. У выхода он остановился, посмотрел на Луизу и ушёл. Жорж де Крусто, который уже был в курсе новостей, поднял всех людей, справедливо полагая, что предстоит скорый отъезд. Здесь же был Капелюш, который держал под уздцы двух лошадей, свою и Филиппа. Когда Филипп вышел из дворца, то увидел, что почти все готово к отъезду. Филипп встал возле ступеней, у края дорожки, что вела к внешним воротам дворца. Капелюш подвел к нему коня.

– Ты не поедешь, – коротко произнёс Филипп. Капелюш вопросительно посмотрел на Филиппа.

– Я не могу доверить ее жизнь никому, кроме тебя, – ответил Филипп на немой вопрос, – и не возражай. Я не изменю решения.

Капелюш молча кивнул головой в знак того, что понял Филиппа. – Сударь!

Филипп обернулся и увидел, как по ступенькам, выйдя из дворца, спускается граф де Невер. Филипп застыл в несколько напряженной позе, ожидая его приближения.

– Я хотел попросить прощения, – произнёс дружеским тоном граф де Невер, когда оказался напротив Филиппа, – я вёл себя отвратительно и, несомненно, заслужил наказание. Надеюсь, вы не станете таить зла на меня? – граф де Невер протянул Филиппу руку.

Филипп отрицательно покачал головой.

– Я не таю на вас зла, но руку пожму лишь тогда, когда вы поймёте, почему я не делаю это сейчас.

– Филипп, – по ступенькам спешила Луиза. Не останавливаясь, она бросилась к нему и прижалась к его груди, – Филипп…

Филипп отстранил от себя Луизу и посмотрел в ее глаза, которые снова были полны печали.

– Помни одно. Я всегда буду рядом, жена моя! Филипп вскочил в седло.

– Береги нашего сына и жди!

Он пришпорил коня. Вслед за ним отправилась и сотня всадников, которая сопровождала их из Осера. Луиза долго стояла и смотрела на ворота, откуда выехал Филипп. Через какое-то время раздался голос графа де Невер:

– Так ты действительно любишь его?

– Больше жизни, – Луиза повернулась к брату, – я люблю моего супруга, люблю его всем сердцем.

– Прости меня, Луиза, – виновато произнес граф де Невер, я не должен был говорить тебе такие слова.

– Я уповаю на бога, что ты не станешь таким, как наш отец, – тихо сказала Луиза и продолжала: – Я всегда считала арманьяков убийцами, но по сравнению с тем, что им пришлось вынести, наши беды выглядят смешными. Это прекрасные люди. И самый прекрасный из них – мой муж. Знаешь, что сказал мне мой супруг? – Луиза посмотрела на брата, – он и не собирался тебя убивать. Он сказал: «Разве я смогу убить твоего брата?» Мне интересно, если ты окажешься в таком же положении и жизнь Филиппа будет в твоих руках, сможешь ли ты сказать то же самое?

Даже не оглядываясь, Луиза ушла, оставив брата раздумывать над ее словами.