Текст книги "Под барабанный бой"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 2

В штыковую! – Полковник Полз-д'Ивуа. – Смерть командира полка. – Жан Оторва против австрийского капитана. – Храбрые солдаты Тридцать третьего полка. – Чтобы захватить пушки. – Развалины. – Бедный Франкур! – «Это война!» – Бесполезная победа. Ненужное кровопролитие. – Конец Бараге-д'Илье.

Австрийцы боялись главного оружия французов – штыка и при команде «в штыковую» обращались в бегство. Мысль о рукопашном бое с зуавами приводила в содрогание самых храбрых из них. Но когда стало ясно, что ближнего боя не избежать, офицеры, желая подать пример мужества солдатам, первые вооружились ружьями и ровной шеренгой пошли на врага.

В это время французские батальоны атаковали пригород и кладбище, временно превратившееся в хорошо укрепленный редут. Грохотали пушки. Зуавы, попав под перекрестный огонь, в замешательстве остановились. Кое-кто повернул назад.

Полковник заметил, что солдаты дрогнули. Отважный полководец не мог спокойно наблюдать, как расстреливают его воинов из-за тупого упрямства Бараге-д'Илье, и, взмахнув саблей, скомандовал:

– Зуавы! За мной! В штыковую!

– Да здравствует Франция! – подхватили зуавы. – Да здравствует полковник! Ура!

Трубы заиграли боевой марш, и пехотинцы устремились за своим командиром. Вдруг арабский скакун под полковником рухнул, а сам седок, выронив саблю, упал навзничь. Множество рук подхватили его и бережно положили на мигом разостланную на земле шинель. Подоспел хирург, но напрасно – две пули пробили грудь командира. На губах выступила кровь.

– Дети мои, берегите знамя! Вперед! – произнес умирающий.

В последний раз взглянув на доблестное знамя, которое в знак особой почести как последнее «прости» склонили над ним, полковник Полз-д'Ивуа испустил дух.

– О Господи! Командир умер! Отомстим за него, ребята! Вперед!

В солдат словно вселился демон. Ряды смешались. Не существовало ни чинов, ни званий, а лишь бесформенная масса одержимых страстью отмщения людей, обрушившаяся на передовые укрепления противника. Трупы множились с ужасающей быстротой, земля побурела от крови.

Третий полк зуавов сражался с защитниками редута. Австрийцы и французы сошлись лицом к лицу в яростной схватке. Противником Оторвы был высокий офицер того же звания: три звезды поблескивали у воротника, желтый с черным пояс опоясывал талию поверх белого мундира.

– Проклятый француз, я убью тебя! – сквозь зубы процедил австриец по-французски.

Жан только рассмеялся в ответ.

Офицер в белом мундире сделал выпад. Но в момент, когда острие должно было вонзиться в зуава, тот проворно отскочил в сторону.

Промазав, австриец чертыхнулся по-немецки.

– Я научу вас быть вежливым… – сказал Оторва, – …и фехтовать!

Штык вонзился в грудь гиганта, большое кровавое пятно выступило на белой ткани мундира. Офицер выпустил оружие из рук и повалился на траву. Видя, как смертельно раненный австриец, лежа на животе, хватает губами пыль, зуав нутром постиг смысл выражения «грызть землю зубами». Мгновенно в его сознание проник истинный смысл происходящего: война кровавый ужас, ад, перебравшийся из преисподней на землю.

А белые мундиры с дикими криками уже спешили к нему, грозя пронзить шпагами. У прославленного героя Севастополя не было времени предаваться философским размышлениям. Впереди нападавших бежали три офицера. Жан решил атаковать первым. Он слыл одним из лучших фехтовальщиков в африканской армии.

– Раз, два, три! – скомандовал сам себе капитан и совершил три грациозных прыжка, сопровождая их стремительными движениями руки, сжимавшей штык. Трое австрийцев согнулись пополам. Коронные[129]129
  Коронный – здесь: главный, выигрышный.


[Закрыть] удары капитана Бургея, от которых не было спасения! Легкий, как хлыст, клинковый штык в умелых руках зуава, казалось, обладал душой. Нападавшие, разинув рты от изумления, смотрели, как трое товарищей почти одновременно упали замертво. Решив, очевидно, что перед ними сам дьявол, они бросились прочь.

Безжалостная смертельная битва развернулась по всей линии фронта. Подавив сопротивление австрийцев, французы еще не выиграли сражения. Пехотинцы Тридцать третьего полка не отставали от своих братьев-зуавов и также вступили в рукопашный бой. Их полковника тяжело ранило, подполковник был убит. Но простреленное в нескольких местах знамя продолжало развеваться, хотя в течение сражения знаменосцев пришлось менять трижды.

Противник отступил к старому замку, из которого продолжал вести огонь. Под его прикрытием две вражеские дивизии расположились за Меленьяно, перекрыв подступы к Лоди и Адде, чего, конечно, не произошло, если бы Ниель и Мак-Магон отрезали австрийцам путь к отступлению. Вот к чему привели амбиции Бараге-д'Илье!

Вновь заиграли горны, призывая французов сделать еще одно, последнее усилие. Измученные солдаты построились, а командиры охрипшими голосами отдали приказы.

Роту Оторвы по-прежнему вели в бой Франкур, Обозный и Раймон. Толстяк, оказавшись между капралом и старым солдатом, сражался как одержимый. Каким-то чудом друзьям удалось уцелеть. Теперь предстоял штурм замка.

Орудийными залпами уже скосило первый ряд французов. Франкур разглядел в глубине между домами две пушки и, видя растерянность товарищей, вскричал:

– Нельзя, чтобы нас всех здесь перестреляли! К пушкам, черт побери, к пушкам!

Впереди сквозь дым солдаты различили движущуюся колонну: ивовые подводы, выкрашенные, как и сто лет назад, в желтый и черный цвета, на которых почему-то не поперек, а вдоль стояли ящики с зарядами. На орудиях и даже на лафетах были начертаны все те же яркие желто-черные полосы. Артиллеристы в каштановой форме ехали на запятках, другие цепочкой бежали следом. Вдруг Франкур заорал:

– Эй! Молодые люди! Стойте! Хочу сказать вам пару слов!

Оторва, поняв намерения капрала, скомандовал зуавам:

– Ко мне, товарищи! К пушкам! Сюда!

Франкур первым бросился к орудиям, Раймон и Обозный не отставали от него. Они перебрались через небольшую баррикаду, перегородившую улицу, и оказались лицом к лицу с австрийцами.

– Руки вверх, или я стреляю! – Франкур и нажал на спусковой крючок. Одна из лошадей с диким ржанием повалилась в придорожную пыль. Среди солдат возникло замешательство. Воспользовавшись этим, капрал со штыком наперевес кинулся на артиллеристов, пытаясь отрезать им путь к отступлению.

– Сдавайтесь! Сдавайтесь! – кричал он во все горло. Артиллеристы колебались – они храбро сражались, и теперь им не хотелось уступать…

Вдруг в один из соседних домов попал французский снаряд. Здание развалилось, засыпая улицу камнями, балками, сломанной мебелью и разбитой утварью. Один из обломков угодил Франкуру в голову, и он потерял сознание.

Завал преградил путь зуавам. Ни помочь другу, ни узнать, есть ли кто-нибудь еще под обломками, они не могли. Австрийцы, спрыгнув с повозок, быстро обрезали поводья у мертвой лошади и оттащили ее подальше. Сквозь пелену в глазах юноша увидел окруживших его врагов. Почувствовав холод пистолетного дула у виска, он пробормотал:

– Это война…

Сопротивление белых мундиров было сломлено, замок взят. Мак-Магон и Ниель, соединившись, окружили двенадцатитысячную дивизию противника и почти полностью захватили в плен. Задержи Бараге-д'Илье наступление хотя бы на час, кровопролития можно было бы избежать. Девятьсот французских солдат и четырнадцать офицеров погибли в сражении, около шестидесяти получили ранения. Таков был горький итог победы. У противника убитых насчитывалось тысяча двести человек, раненых – около двух тысяч, в плен попало девятьсот австрийцев[130]130
  В битве при Меленьяно, по данным Международной военно-исторической библиотеки, французы потеряли 153 человека убитыми, 734 ранеными и 64 без вести пропавшими, всего 951 человек. Урон австрийцев: 112 убито, 232 ранено, 1114 без вести пропало (большинство взято в плен)– выбыло из строя 1458 человек.


[Закрыть].

Сражение не принесло победителям успеха. Вместо фанфар, оваций и триумфа союзная армия погрузилась в траур.

– Наполеон Первый расстрелял бы Бараге-д'Илье, – говорил генерал Фроссар.

Наполеон III был разгневан и одновременно огорчен, однако не решился наказать старого упрямца, чья гордыня не позволила признать ошибку. На лице маршала не отразилось ни тени сожаления. Этот человек не терпел никаких слабостей ни в себе, ни в других. Последующие события стали тому доказательством.

Однажды, еще полный сил и энергии, Бараге-д'Илье почувствовал себя маленьким ребенком. Жестоко страдая от психической болезни и зная, что положение безнадежно, он решил покончить жизнь самоубийством. Разослав прощальные письма близким и коллегам, маршал застрелился. Это случилось 6 июня 1878 года.

ГЛАВА 3

Чудо. – Незнакомец в странной униформе. – Монолог. – Полным ходом… в крепость. – Человек в капюшоне. – Карцер, цепи и тюремщик. – Франкур все время спрашивает, но ему не отвечают. – Добрый ужин, добрый сон.

Франкур мужественно ждал смерти. Сжав зубы, чтобы не вырвалось ни единого стона, он набрал в легкие побольше воздуха, однако глаза не закрыл. Вдруг занесенный меч выпал из рук убийцы, пистолет отлетел в сторону. Кто-то отдавал приказания по-немецки. Юноша облегченно вздохнул, поняв, что веревка на шее приговоренного к повешению оборвалась. Провидение вновь спасло капрала!

Однако в следующий момент артиллеристы забрали у зуава саблю с ножнами и пистолет с кобурой, а его самого связали по рукам и ногам. Возмущенный таким обращением, молодой человек закричал:

– Какая наглость! Так не обращаются с военнопленным… Честный противник имеет право на уважение!

Исполнители не проронили ни слова, однако повернули француза так, чтобы тот видел своего спасителя. Перед Франкуром стоял молодой человек высокого роста, с правильными чертами лица. Казалось, вся его жизненная энергия сконцентрировалась в серых глазах, взгляд которых был, как острие сабли. Он носил каску с двуглавым орлом, элегантно сшитую темную униформу, правда, его талию не опоясывал черно-желтый кушак, означавший принадлежность к командному составу. Тем не менее все беспрекословно подчинялись молодому военному. Улучив момент, Франкур вежливо обратился к нему:

– Господин офицер, я обязан вам жизнью и бесконечно признателен… Но прошу вас, скажите этим людям, что так не обращаются с пленными.

Незнакомец холодно посмотрел на зуава, но, казалось, не понял смысла сказанных слов. Он повернулся к артиллеристам и что-то приказал. Те схватили капрала, словно мешок, и бросили в желто-черную повозку.

Дорогу уже расчистили, и отряд помчался, увозя среди ящиков с боеприпасами пленного. Сквозь скрип колес и цоканье копыт Франкур не слышал более шума баталии.

«Мы все равно победим! – подумал он. – Господи, почему я так глупо попался?»

Множество вопросов возникало в его голове, и ни на один он не находил ответа. Почему такое странное обращение? Почему вмешался этот верзила и не дал его убить? Кажется, раньше они не встречались. Правда, капрал оказался невольным свидетелем тайных собраний главарей «Тюгенбунда»… А что, если этот незнакомец – один из членов проклятой ассоциации? Тогда он, Франкур, погиб безвозвратно!

Всякий раз как повозка подпрыгивала на ухабах, тело молодого человека больно ударялось о ящики. Руки и ноги онемели под веревками. Зуав чувствовал себя беспомощным, как рыба, выброшенная на берег.

Наступила ночь… Отряд продолжал скакать, время от времени делая короткие остановки.

Наконец проселочная дорога кончилась, колеса застучали по булыжной мостовой. «Стало быть, въехали в город», – отметил Франкур. И в сотый раз задал себе вопрос, почему его перевозят куда-то тайком, как государственного преступника.

Упряжка остановилась. Прислушавшись, Франкур уловил приглушенные голоса: короткие вопросы по-немецки, такие же короткие ответы. Затем повозка покатила дальше. По глухому стуку о деревянный настил капрал догадался: «Едем по подвесному мосту… наверное, в крепость».

Повозка снова остановилась, и чьи-то руки грубо выволокли пленного. Не дав оглядеться, его с головой завернули в одеяло.

Сырой воздух подземелья с запахом плесени ударил в нос. В горле запершило. Капрал услышал, как в замке повернули ключ и тяжело заскрипела дверь. Несмотря на природную смелость, ему стало не по себе. Сердце бешено забилось, на висках выступил пот. Не выдержав, молодой человек закричал:

– Где я? Чего вы от меня хотите?

– Молчи, или я убью тебя, – услышал он в ответ и почувствовал, как острие кинжала, пропоров одежду, кольнуло грудь. Франкур подчинился, рассудив про себя: «Раз уж меня потрудились сюда притащить, значит, им что-то нужно, а если и убьют, то, во всяком случае, не сразу… Посмотрим, что будет дальше».

Тем временем ему закрепили на лодыжках железные кандалы, а на руки надели наручники.

– Можете снять с себя одеяло, но предупреждаю, если будете кричать или звать на помощь, вас заколют.

Цепи на руках и ногах были тяжелые, но длина их позволяла двигаться. Франкур стащил с головы одеяло.

Он находился в просторном сводчатом помещении с узкими окнами-бойницами. Вдоль стен тянулись широкие деревянные лавки, столом служил массивный каменный куб. На выложенном каменными плитами полу лежал матрац, набитый соломой, выцветший, но довольно чистый, на нем – сложенное вчетверо серое солдатское шерстяное одеяло. В комнате кроме Франкура присутствовали двое. Один, с пышными седыми усами, вероятно охранник, походил на старого солдата в отставке. За широким поясом – огромный пистолет, массивная связка ключей, в руке – пузатая керосиновая лампа. Поодаль стоял второй, одетый в уже знакомый капюшон с дырками для глаз и длинный, до пола, темный плащ. «Ну так и есть, я в руках этих негодяев, – пронеслось в голове зуава. – Мне слишком много известно об их темных делишках. И они заставят меня дорого заплатить за то, что я расстроил их планы».

Охранник удалился, оставив лампу на каменном кубе.

– Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов? – раздался голос из-под капюшона. Вопрос прозвучал на чистейшем французском, без малейшего итальянского акцента, которым обычно пользовались таинственные заговорщики, чтобы скрыть принадлежность к той или иной нации.

– Да, это я. Но позвольте спросить, что за странное обращение с военнопленным?

– Вы не обычный пленный. Начнем с того, что вы пленный не Австрии.

– Чей же?

– Наш.

– Но почему меня держат в цепях, как дикое животное…

– Вы слишком хитры, а потому меры предосторожности не будут лишними.

Выдержав паузу, незнакомец продолжал:

– Своими действиями вы доказали, что отважны и предприимчивы.

– Вы преувеличиваете!

– Вам удалось победить людей ловких и незаурядных, а самому неоднократно избежать смерти…

– Мне дорога жизнь.

– …так что мы обходимся с вами так, как вы того заслуживаете.

– Но могу ли я узнать…

– Более ничего. Наступит время, мы сообщим вам наши требования.

Вошел тюремщик с корзиной, полной съестных припасов, которые разложил на столе. Чего там только не было: хлеб, ветчина, сыр, фрукты, бутылка вина и коробка сигар. Умирающий от голода и жажды капрал невольно бросил взгляд на продукты и усмехнулся:

– Вижу, вы не желаете мне голодной смерти! Болонская ветчина! Я знаю в этом толк. Сыр горгонзола…[131]131
  Сыр горгонзола – назван по месту изготовления, городу и местности в Ломбардии; широко известен как деликатес.


[Закрыть] Вино! Сигары!

Человек в капюшоне, не проронив ни слова, медленно пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, старый солдат знаком показал, что пленный может поесть.

– Не откажусь, старина, – громыхая цепями, Франкур подошел к столу. – Тем более что со вчерашнего утра у меня во рту маковой росинки не было. Жаль, что на меня навесили эти железки, они будут мешать наслаждаться трапезой.

Тюремщик остался безучастным к словам юноши, не понимая или делая вид, что не понимает. Но, глядя, с каким аппетитом тот уплетает расставленные на столе яства, улыбнулся.

Закончив ужин, Франкур выбрал сигару и выразительным жестом попросил огоньку. Бывалый солдат приблизил лампу к лицу капрала, и тот, прикурив от нее, сладострастно затянулся.

– Красота! – видом знатока произнес он, выпуская дым после нескольких затяжек. – Узнаю эти маленькие черные сигары, они называются «Кавур». Я не курил их с начала кампании. Хотите подымить со мной?

Охранник молча указал на одну из бойниц, затем закрыл глаза и наклонил голову, делая вид, что спит. Посмотрев в окно, Франкур все понял. Темно-синее небо, которое еще недавно светилось звездами, стало бледнеть. До ушей зуава донеслось несмелое чириканье просыпающихся ласточек. Забрезжил рассвет.

– Пора идти спать, не так ли? – молодой человек.

Ответом была тишина. Тюремщик не мог или не хотел говорить.

– Ясно! Вы не говорите по-французски либо выполняете приказ. Меня это немного раздражает, так как я разговорчивый по натуре, и мы могли бы замечательно поболтать.

Старый охранник повторил пантомиму[132]132
  Пантомима – сцена, в которой люди играют без слов, лишь изменяя выражение лица (мимикой), жестами и проч.


[Закрыть].

– Похоже на настоятельный совет, – сказал Франкур. – Ладно, повинуюсь! К тому же я действительно хочу спать. И несмотря на эти «побрякушки» и соседство злобных чудовищ в балахонах с дырками вместо глаз, меня не придется укачивать.

И с видом человека, которому плевать на все, не вынимая сигары изо рта, он растянулся на матрасе. Однако цепи мешали капралу расслабиться. Раздосадованный, он проворчал:

– Я непривередливый заключенный, но эти проклятые железки доставляют столько неудобств…

Старый охранник тихо подошел и заботливо укрыл одеялом француза, а затем удалился, не проронив ни слова.

Удивленный, Франкур расположил цепи так, чтобы они не мешали, и, отложив сигару, заснул с мыслями о Беттине.

ГЛАВА 4

Семеро в капюшонах. – Версия политического убийства. – Франкур хочет быть богатым, но не ценой преступления. – Предательство или смерть. – Кинжал медленно входит в грудь молодого человека.

Истекали вторые сутки заточения.

Франкур ел, пил, курил, спал. Провизии было вдоволь. Но одиночество угнетало. Для энергичного, решительного и свободолюбивого француза заключение – тяжкое испытание. Если бы переброситься хоть парой слов с охранником, услышать человеческий голос! Но старый тюремщик молчал. Его отношения с пленным, вполне доброжелательные, ограничивались жестами. Франкур, уставший от безделья, раздосадованно бурчал себе под нос:

– Я здесь скоро отупею и растолстею… Неужели мне придется, как Латюду или барону Тренку[133]133
  Тренк Франк (1711 —1749) – австрийский авантюрист, создавший на свои средства отряд в 5000 человек для борьбы с немцами, но в большей степени занимавшийся грабежами мирных австрийских жителей. В 1746 году осужден к пожизненному тюремному заключению и заточен в Шпильбергскую крепость, где и умер.


[Закрыть], четверть века провести в одиночной камере. Лучше смерть!

Близилась ночь. Капрал поужинал, выкурил сигару и с помощью охранника расположился на ночлег. Сон не шел, и Франкур закурил снова. Звук шагов, гулко отдававшихся в тишине коридора, заставил его насторожиться.

Дверь отворилась, и вошел охранник, неся с удивительной для его возраста легкостью массивный прямоугольный стол. Поставив его, мужчина направился к выходу.

– Эй, папаша, – добродушно крикнул зуав, – а вы, оказывается, не из папье-маше![134]134
  Папьё-машё – бумажная масса, смешанная с клеем, мелом или гипсом; идет на разные поделки (игрушки, посуду и проч.)


[Закрыть] Очень мило с вашей стороны заботиться об интерьере[135]135
  Интерьер – архитектурное и художественное оформление здания внутри его помещений.


[Закрыть] моей тюремной камеры.

Нерез некоторое время старик появился снова. На этот раз он притащил четыре стула и большой кусок черной материи, которой застелил стол. Ниспадавшая до земли ткань выглядела довольно мрачно. Принеся еще три стула, старый солдат расставил шесть стульев вокруг стола, а седьмой поместил напротив Франкура.

– Интересная арифметика, – заметил зуав, выпуская дым изо рта, – три и четыре будет семь. Магическое число: семь грехов, семь дней в неделе, семь членов «Тюгенбунда»!

Капралу показалось, что глухонемой вздрогнул, в его мутных глазах мелькнуло выражение искреннего сострадания. Тюремщик с сочувствием посмотрел на пленного. Что это значит? Старик жалел его? Жалел молодого храброго солдата, чей веселый смех и бодрый голос выдавали страстную любовь к жизни? Охранник снова вышел из комнаты и больше не возвращался.

Оставшись один, Франкур принялся размышлять: что значили эти странные приготовления? Только одно: члены ассоциации намерены нанести визит. О чем пойдет разговор? Франкур дорого бы дал, чтобы узнать это.

– Что ж, будем держаться! – сказал он сам себе вслух.

Наконец дверь бесшумно отворилась и в камеру вошел человек в длинном черном плаще, с канделябром, уставленным горящими свечами. Незнакомец поставил канделябр на стол и жестом пригласил войти остальных. Черные силуэты бесшумно расселись вокруг стола. Капрал знал врага и не преувеличивал опасность, которой подвергался. Однако он быстро справился с приступом слабости и, решительно скинув одеяло, встал около стены. Не обращая внимания на тяжелые цепи, зуав правой рукой по-военному салютовал собранию.

Незнакомцы слегка наклонили головы. Вошедший последним занял место председателя во главе стола и обратился к пленнику:

– Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов?

– Я уже отвечал на этот вопрос… Да, это я.

– Кое-кто из нас знаком с вами, но нужна твердая уверенность, что ошибки нет. Капрал Франкур приговорен к смерти, и мы не хотим, чтобы казнили невиновного.

– Очень гуманно с вашей стороны, – съехидничал зуав. – Должен заметить, что мой товарищ Перрон был абсолютно невиновен, но умер, выпив кофе, предназначавшееся королю.

Не желая вступать в спор, председатель продолжал:

– Вам известны некоторые наши секреты и цель, которую мы преследуем. Вы помешали нашим людям выполнить планы, важные с точки зрения политики и дипломатии.

– Я всего лишь убил бандита, который стрелял в императора… В спину! Солдат бы понял меня. Конечно, вы можете меня ненавидеть, но в глубине души, я уверен, вы уважаете солдатскую честь!

– Ненависть – проявление слабости, а уважение – не более чем кокетство. Мы слишком сильны, чтобы ненавидеть, и не стали бы привозить вас сюда из-за таких пустяков. Людей оценивают по их делам. Вы – человек действия, это то, что нам нужно. Один из наших товарищей погиб от вашей пули во дворце Амальфи…

– И вы хотите, чтобы я понес наказание за обе смерти и оплатил их своей жизнью?

– Ваша жизнь целиком в наших руках. Но, заметьте, вы здесь уже двое суток и до сих пор живы.

– Очевидно, вы готовите какую-нибудь изощренную казнь…

– Это слова человека, чья голова забита театральными представлениями и приключенческими романами. Все гораздо проще, чем вы себе представляете. Мы безжалостно уничтожаем тех, кто нам мешает, но не тратим времени на то, чтобы их мучить.

– Тем не менее меня заковали в кандалы, которые причиняют боль и неудобство, устроили судилище… Все это попахивает мелодрамами[136]136
  Мелодрама – драматическое произведение, герои которого наделены необыкновенной судьбой, преувеличенными чувствами, попадают в неправдоподобные положения; действующие лица делятся на добродетельных и злодеев, причем первые должны обязательно в конце восторжествовать, а вторые – потерпеть поражение или крах. Мелодрама не считается подлинным искусством, но весьма популярна среди определенной части общества.


[Закрыть] Амбигю.

– Вы скоро убедитесь в реальности происходящего. Но вернемся к тому, что касается непосредственно вас. Вы молоды, любите жизнь, и у вас наверняка есть привязанности, которыми вы дорожите. Не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас поймете.

– Предупреждаю, я – солдат и привык рисковать жизнью.

– Что ж, воинская доблесть заслуживает уважения, но у вас ничего нет. Вы бедны.

– Это так. Ни семьи, кроме моего полка, ни денег, кроме жалованья…

– А вам никогда не хотелось разбогатеть? Чтобы жить в роскоши, наслаждаться удовольствиями?

Франкур удивился такому неожиданному повороту, но честно признался:

– Конечно, мечты о богатстве были. И уж поверьте, если у меня когда-нибудь будет кругленькая сумма, никто лучше меня не сумеет ее растранжирить.

– Капрал Франкур! Вы в тюрьме, закованы в цепи, несчастны… Ваша жизнь висит на волоске, вы умрете и никогда больше не увидите свой полк…

– Зачем вы мне это говорите? – воскликнул юно ша.

– Чтобы вы хорошенько прочувствовали свое положение.

– Это уж слишком!

– Ну а теперь я скажу, что вам будет дарована жизнь и вдобавок – деньги, большие деньги… – Председатель немного помолчал. – Вы хотели бы иметь… миллион?

– Я?

– Да, вы.

– О черт!

– Миллион в твердой французской валюте, приносящий пятьдесят тысяч франков в год.

– Вы шутите?

– Шутить не в наших правилах. Предложение серьезное и сделано людьми, которые не привыкли обманывать ни друзей, ни врагов.

– А что вы потребуете взамен? Какую подлость я должен совершить?

– Опять слова… Наполеон I, погубивший миллионы людей, для вас герой, для нас – преступник. Немецкий студент Фредерик Штабе, который хотел его убить и был казнен за вторичное покушение, для нас – герой, для вас – бандит. Истина – по ту сторону, ошибки – по эту.

– Значит, вы желаете, чтобы я убил кого-нибудь и сделался одновременно героем и разбойником?

– Нет.

– Тогда чего же?

– Вы должны стать участником наших политических акций, за это – жизнь и королевская плата в один миллион франков.

– Объясните!

– Пожалуйста. Виктор-Эммануил и Наполеон III развязали грязную бойню, чтобы изменить границы империи. За это мы приговорили их к смертной казни. Смерть обоих монархов положит конец войне.

– И вы хотите, чтобы я убил императора? – перебил говорящего капрал.

– Нет. Для исполнения приговора над Наполеоном у нас есть помощники более могущественные, чем вы, и не такие дорогостоящие. Речь идет о Викторе-Эммануиле.

– Вот как?

– Вы ведь не питаете к королю Сардинии верноподданнических чувств? Важнейшее историческое событие должно свершиться. Но нужны исполнители. Мы выбрали вас.

– Нужно еще, чтобы я согласился.

– Разумеется! Однако помните, в чьих руках ваша жизнь. Подумайте хорошенько, прежде чем выбрать – мучительную смерть или роскошь и богатство. Вы достаточно умны, чтобы не прогадать. А теперь о плане действий. Король доверяет зуавам. Они входят в состав его охраны после того, как добровольно выставили караул у дворца Брюско…

– И что же?

– Следующей ночью вы будете нести службу у входа во дворец. Вы успеете, почтовые лошади доставят вас в Милан к рассвету.

– Дальше?

– К вам подойдет человек в голубой с золотом униформе императорских войск с пакетом для короля и скажет: «Я – один из семерых, тот, кого вы ждете». Он не будет знать пароля, но вы проводите его в покои короля. У дверей спальни всегда дежурит зуав или берсальер. Нужно ему сказать: «Нарочный от императора», – и посыльного пропустят. Остальное вас не касается.

– И этот человек, один из вас, сидящих здесь передо мной, убьет короля?

– Ну и что? Вы ведь не присягали на верность главе Савойской династии? Сразу же после завершения акции вы получите миллион франков…

– Господа! – прервал незнакомца Франкур. – Ваше предложение мне не подходит. Я никогда не соглашусь на предательство. Можете делать со мной что хотите.

Из-под капюшонов послышалось угрожающее ворчание. Заговорщики, до сих пор сидевшие как каменные изваяния, зашевелились.

– Тише, братья мои! – успокоил их председатель. – Здесь только я один имею право говорить, приказывать и действовать!

Затем, обратившись к Франкуру, спросил:

– Это ваше последнее слово?

– Подумайте еще… Ведь дело простое, никакого риска, а взамен – жизнь и богатство! Кроме того, мы гарантируем вам защиту и покровительство могущественной Палаты, агенты которой действуют повсюду.

– Господа! Я принял решение и не изменю его, – спокойно ответил зуав.

– В таком случае готовьтесь к смерти!

– Пусть я умру, но честь мою не запятнает предательство!

Незнакомец поднялся и вытащил из складок плаща кинжал.

– Вы погибнете от моих рук, и сейчас же! Братья, держите его!

В одно мгновенье руки и ноги молодого человека были схвачены словно тисками, так что он не мог пошевелить и пальцем. Главарь приставил кинжал к груди пленного. Почувствовав холод стали, Франкур невольно вздрогнул, но посмотрел на палача взглядом, полным твердой решимости. Злодей, похоже, решил продлить агонию жертвы:

– Капрал Франкур! Вы все еще отказываетесь?

– Отказываюсь!.. Отказываюсь!

Кинжал стал медленно входить в тело.

– Отказываетесь?

– Да-да!