Текст книги "Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию (Перевод Лосевой Н., Ворониной А.)"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Робартс! Сириль! Где же они?
Глухой стон раздается в ответ. Бросаюсь вперед и натыкаюсь на распростертые тела, одно рядом с другим.
Это лейтенант и мой бедный босеронец. Они лежат возле повозки, где находятся мисс Мери и Келли. Семь или восемь бездыханных аборигенов валяются вокруг них в позах, свидетельствующих, что здесь развернулась жестокая битва.
У обоих на головах раны, нанесенные, судя по всему, сзади чем-то тяжелым – топором или камнем.
Я боюсь, что повреждены черепные коробки, и раздвигаю волосы с чрезвычайной опаской. К счастью, страхи не оправдываются. У обоих черепа невредимы, и содрана только кожа. Возможно, сила удара была смягчена шлемами и вызвала лишь потерю сознания.
Глоток рома, который вливаю каждому, с трудом разжав зубы, возвращает обоих к жизни.
Робартс поднимается, блуждающим взором смотрит на окружающих и взволнованно спрашивает:
– А где мисс Мери?
Услышав этот вопрос, Эдвард одним прыжком вскакивает на повозку, в которой должна находиться его сестра, а через несколько секунд появляется вновь. Страшное предчувствие леденит нашу кровь. Он восклицает душераздирающим голосом:
– Моя сестра! Мери! Ее нет!
Нет нигде и майора, и его друга сэра Рида. Мы обыскиваем поле битвы и прилегающую к нему местность… Безуспешно!
Приходится признать неумолимый факт. Отсутствуют шесть человек, а именно – сэр Харви, сэр Рид, герр Шеффер, канадец Френсис, мисс Мери и служанка Келли. Они – в плену у людоедов!
ГЛАВА 8
Вперед за похитителями! – Лес в огне. – Танец скелетов. – Прерванный пир. – Сражение. – Пятеро против двухсот. – Помощь подоспела вовремя.
Страшное открытие на какой-то миг приводит нас в растерянность. Все суетятся, взволнованно дают советы, которые никто не слушает, предлагают всякие несуразные планы. Только Эдвард, морской офицер, не потерял головы. Он мужественно старается не думать о свалившемся горе и пытается найти средство, чтобы спасти положение. Этот человек неиссякаемой энергии, завоевавший всеобщее доверие хладнокровной победой над аборигенами, обращается к тем, кто еще возбужден недавней битвой и не избавился полностью от тяжелого воздействия пасленовых:
– Господа, ваши мнения в общем сводятся к тому, что нужно скорее найти похитителей и освободить пропавших. Но для этого необходимо действовать с величайшей осторожностью. Сердце побуждает меня нестись вдогонку за дикарями, но долг повелевает остаться здесь. Месье Б., ваш Мирадор, обладающий удивительным нюхом, – любимец моей сестры, которая его часто ласкала и кормила всякими лакомствами. Считаете ли вы, что он сможет, не подавая голоса, дабы не привлечь внимания врагов, повести вас по следам аборигенов?
– Убежден в этом, Эдвард. Моя собака – ищейка, она не подает голоса, когда идет по следу. Дайте какой-нибудь предмет, принадлежащий мисс Мери, Мирадор его понюхает и, уверен, приведет к нужному месту.
– Прекрасно! Робартс, дорогой друг, хватит ли у вас сил сопровождать месье Б.?
– Конечно, – соглашается лейтенант, все еще бледный, с окровавленной повязкой на голове, но стойкий как скала. Он подчеркивает свои слова решительным жестом.
– Ваш друг Сириль – храбрый человек и, думаю, не откажется сопровождать вас.
– Благодарю за лестное мнение обо мне, месье Эдвард, – заявляет с достоинством босеронец, – даю слово, мы спасем вашу сестру или сложим в этом деле головы.
– Том тоже пойдет с вами, и выберите по своему усмотрению еще двух человек, наиболее надежных.
– Хорошо.
– Когда Мирадор найдет след и обнаружит пленных, возвращайтесь. Дальше будем действовать сообща и вызволим их. Возьмите каждый по два револьвера и отвечайте огнем на первую же атаку. Выстрелы, если завяжется бой, подскажут нам, куда мчаться на помощь.
Поразительное спокойствие и неизменное хладнокровие офицера не могут не восхищать. Он действительно достоин командовать этой рискованной операцией. Эдвард подобен капитану, который, стоя на мостике гибнущего корабля, старается с редким бесстрашием найти способ все-таки спасти доверившихся ему людей. У молодого человека хватает мужества остаться здесь, обречь себя на временное бездействие, пока мы не выполним миссию разведчиков.
Берем с собой лошадей и ведем их под уздцы, чтобы быстро отступить в случае непредвиденной ситуации и вернуться к основной группе.
Командир пожимает нам руки с нервной дрожью, которую пытается скрыть за внешней невозмутимостью.
К моему маленькому отряду присоединяются два наиболее физически сильных поселенца. Отвязываю Мирадора и даю понюхать шарф мисс Мери. Славная собака как будто понимает, чего от нее ожидают. Она жалобно скулит, делает по команде несколько шагов и увлекает нас за собой.
Как ни хотели МакКроули и молодой Ричард участвовать в разведке, они должны остаться, чтобы подготовиться к скорой решающей битве. К тому же наша роль заключается не в том, чтобы атаковать, а, напротив, действовать осторожно, не выдавая своего присутствия.
Передвигаемся быстро и бесшумно по траве и мху, заглушающему шаги. Для меня и Тома тьма непроницаема, тогда как четверо остальных сохраняют с вечера удивительное свойство, весьма ценное в данный момент, – видеть в темноте. Я уверенно иду за своей ищейкой, взятой на поводок из опасения, что, несмотря на все свое послушание, в какой-то момент она рванется к добыче.
Вскоре поворачиваем на восток, следуя безошибочному нюху четвероногой умницы. Поскольку аборигены могли разделиться на несколько групп, время от времени даю Мирадору понюхать шарф мисс Мери.
Минуло три четверти часа. Пройдено по меньшей мере четыре километра. Туземцы опередили нас не более чем на час и вскоре будут настигнуты.
Сириль временами наклоняется к земле и рассматривает травяной покров. Он обладает удивительной способностью различать следы и действительно обнаруживает наряду со следами различных животных отпечатки копыт на примятой траве – каннибалы, похитив дорогих нам людей, увели и нескольких лошадей.
Подходим к небольшому склону, спускаемся с бесконечными предосторожностями. На траве следы крови. Натягивая поводок, Мирадор издает глухое ворчание. Вероятно, приближаемся к цели.
С возвышения, на котором мы находимся, видны вдали красноватые огоньки. Они освещают долину. Откос невелик. Деревья стоят как будто более редко. По словам моих спутников, нас окружают не эвкалипты, а камендые деревья.
Свирепые жители австралийских лесов найдены!
Шепотом советуемся и уже склоняемся к решению возвратиться в лагерь, ибо поставленная задача выполнена.
Однако случается непредвиденное, и мы оказываемся втянуты в авантюру, развязку которой невозможно было предвидеть.
Мирадор делает сильный рывок, поводок остается у меня в руке, а он со всех ног несется вперед, в сторону огоньков, светящихся в долине, и при этом громко лает, словно выгоняет зверя из логова.
Одновременно вспыхивают деревья. Похожие на огромные столбы искусственного огня, они образуют грандиозное зарево на пути к мигающим огонькам.
Собака, несомненно, подняла тревогу среди аборигенов. Нельзя терять ни минуты. Вскакиваем на лошадей и пришпориваем их. Дорога освещена как днем. Это пожарище, должно быть, видно даже в нашем лагере. А лес горит и горит. Пламя распространяется с невероятной быстротой: ветви и стволы камендых деревьев, пропитанные смолой, служат прекрасной пищей для огня и потрескивают подобно факелам. Воздух густо пропитан удушливым дымом.
Равнина Бюиссон превратилась в Храм огня!
Какая мизансцена для готовящейся драмы! II нам предстоит опасный выход среди этих декораций, где страшное так тесно переплелось с величественным.
– Вперед! – зовет приглушенным голосом Робартс, громадный англичанин с обнаженной головой, обмотанной окровавленной повязкой. С револьверами в обеих руках он немилосердно пришпоривает коня. Благородное животное, не привыкшее к такому обращению, жалобно ржет и как безумное буквально летит по воздуху.
Перед боем этот офицер словно утратил свою британскую флегматичность [106]106
Флегматичность – медлительность, спокойствие, слабое проявление чувств.
[Закрыть]; его призыв подобен львиному рыку. Таким я вижу его впервые, и моя симпатия к Робартсу удваивается, если только это возможно.
– Вперед! – вторит Сириль, припадая к шее своей гнедой, которую какие-то узы заставляют держаться рядом с лошадью Робартса.
Эти два гиганта кажутся людьми иного века, случайно затесавшимися среди измельчавших соотечественников. Через несколько минут они причинят немало хлопот мрачному божеству, царящему в этом южном аду.
Несусь за ними, отставая на полкорпуса, рядом с Томом. Если не ошибаюсь, он будет жестоко драться со своими соплеменниками. Ведь Том не забыл до сих пор той ночи, когда майор спас его от страшной смерти.
Метрах в двух сзади – оба поселенца, невозмутимые, как каменные изваяния, хотя глаза блестят. В руках у них оружие, и сидят они в седлах как на параде. Настоящие храбрецы.
Летим над травянистым покровом, словно метеоры, оставляя под собой мертвые стволы, преграждающие путь, овраги, рытвины, ручьи, в которых отражается зарево пожара. Рушатся горящие деревья. Поистине скачка с препятствиями в преисподней.
Туземцы уже близко. Разноцветные отблески – синеватые, белые, фиолетовые – ослепляют нас, но крики каннибалов позволяют ориентироваться.
Все шестеро появляемся как страшное фантастическое видение и врываемся в середину круга, образованного беснующимися, воющими и отчаянно жестикулирующими существами, – сущий бедлам. Все они голые. Лица разрисованы белым – это цвет войны. Белые линии покрывают также торс и конечности, как бы изображая человеческий скелет. Этот танец скелетов – мрачное вступление к пиршеству каннибалов. Лошади, украденные у нас, убиты и зажариваются на кострах. Многие людоеды украсили свои головы хвостами бедных животных. В огненных отблесках различаем наконец двух наших девушек и четырех мужчин, связанных по рукам и ногам. Они находятся в сидячем положении, и над их головами уже занесены руки с каменными топорами и ножами.
Одной секунды было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
Из наших глоток вырывается яростный крик. Дикари с тревогой замирают, и на мгновение наступает тишина. Но ее прерывает зловещее рычание. Это Мирадор. Умный пес бросается на австралийцев, впивается в горло одного из них, и вот они вместе катаются по земле. Со слепой и неумолимой силой метательного снаряда влетаем в кишащую массу вражеских тел. Первых аборигенов, с которыми сталкиваемся, лошади топчут ногами или разбрасывают грудью. Грохот револьверов приводит противников в необычайное замешательство, и под деревьями, недавно еще такими мирными, царят ужас и смерть.
Видит Бог, нам хотелось избежать кровопролития.
…Бумеранг ударяется о землю, подскакивает, чтобы затем впиться чуть ниже колена в ногу лошади Робартса. Почти одновременно каменный топор одного из аборигенов со свистом обрушивается на голову лошади Сириля.
Приложив величайшие усилия, Том и я прорываемся к бедным пленникам. Том в мгновение ока спрыгивает на землю и быстрее, чем я об этом рассказываю, перерезает веревки, туго связывавшие их руки. Он отплачивает добром за добро, спасая своего хозяина. Майор встает во весь свой огромный рост: теперь, по крайней мере, он может умереть как солдат. Герр Шеффер, сэр Рид и канадец разминают онемевшие члены, подбирают все, что можно использовать в бою, и встают рядом с нами. У них нет оружия, но они заберут его у убитых. Не теряется и храбрая Келли – хватает головешку и бросает в лицо туземца, который с криком убегает. Мы прикрываем женщин своими телами.
Сириль и Робартс, спешившись, сражаются в нескольких шагах от нас. Геркулесова сила моего товарища удесятеряется от безумной ярости. Он размахивает своим тяжелым карабином как палицей и наносит глухие удары по головам и телам противников.
Сознание опасности вернуло Робартсу обычное хладнокровие. Он точен как на дуэли: стреляя из револьвера, каждый раз попадает в цель. Когда же барабан опустел, бросает револьвер в голову врага и, оставшись без оружия, хватает топор, подвешенный к ленчику седла, чтобы с новой силой продолжать бой.
Никто из нас не жалеет себя в сражении с вопящей оравой, наступающей со всех сторон. Мы, четверо, все еще сидим верхом. Лошади прыгают, как крылатые кони, и стряхивают копья, впившиеся в бока. Беспрерывно приходится подымать их на дыбы, чтобы расчистить пространство вокруг, куда все время лезут враги.
Я вскрикиваю, у Робартса сломалась рукоять топора, и храбрый лейтенант по инерции падает лицом вниз. Кучка негодяев устремляется к нему, но этот джентльмен тут же вскакивает и разбрасывает противников.
– Тысяча чертей! – возмущается Сириль. – Конца паразитам нет.
Два или три удара, нанесенных им с сокрушительной силой, заставляют самых назойливых дикарей отступить, но, к несчастью, оружие моего товарища тоже ломается. Таких гигантов, как Сириль и Робартс, надо было бы вооружить стволами деревьев, ибо их руки разрушают все, к чему ни прикоснутся. Один из поселенцев, видя опасность, угрожающую Сирилю, заставляет лошадь брыкаться и отбрасывать аборигенов. Через образовавшийся проход два атлета присоединяются к своим.
На секунду можно перевести дух. Однако наша малочисленность придает смелости врагам. К тому же они наверняка еще не ели: куски жарящегося мяса наших чистопородных лошадей пригорают на тлеющих угольях. Дикари, по-видимому, берегли пленных на закуску. Но мы еще посмотрим, не пропадет ли у них аппетит.
Перезаряжаем оружие. Все более или менее здравы и невредимы, не считая легких ранений, болезненных, но не опасных.
Наступившее затишье держится недолго. Массы нападающих снова пришли в движение. Трещат выстрелы, но они не останавливают людоедов, которые с копьями и бумерангами бросаются на нас, яростно крича. Делаем все возможное, чтобы защититься.
Догорают последние деревья. Пожар не распространяется дальше. Сражаемся при свете едва тлеющих углей. Мои товарищи, к счастью, еще остаются никталопами. Удары противника становятся менее точными, тогда как наши обладают устрашающей меткостью.
И все-таки будущее ужасно, мы окружены, устали, пот льется градом, многие истекают кровью от ранений, правда, не тяжелых, но многочисленных, смерть не страшит нас, но тошно от перспективы быть зарезанными, как скот на бойне, и похороненными в желудках негодяев. Если бы только рядом не было женщин!.. Может, тогда удалась бы отчаянная попытка вырваться из этого осиного гнезда, вскочив по двое на каждую из оставшихся лошадей, раненных, но все еще сильных. Но нечего и думать о такой отчаянной авантюре. Девушек мы намерены защищать до самой смерти. Но что станет потом? Когда все погибнем? Каждый думает об этом с содроганием.
Мой бедный Сириль в отчаянии. Между двумя выстрелами он украдкой бросает на Келли выразительные взгляды. Девушка одаривает его печальной улыбкой. Она видит в этом добром большом ребенке защитника и настоящего друга, единственное стремление которого любить и быть верным своему чувству.
– Наверное, мне надо убить ее сейчас, чтобы избавить от мук, – шепчет он мне и прерывает фразу выстрелом в каннибала. – Послушай, брат, я хочу сказать, что очень люблю ее… и она тоже… Я хотел бы поцеловать ее перед смертью… Уже недолго осталось… Мы пропали…
Робартс… Храбрый офицер устремляет на мисс Мери взор, полный любви, побуждающий ее, несмотря на весь ужас происходящего, спрятать зарумянившееся лицо на груди у подруги…
Услышав шорох, поворачиваюсь. Рука аборигена тянется к девушкам. С быстротой молнии один из поселенцев отрубает ее ударом тесака.
Мисс Мери теряет сознание.
Противник неумолимо теснит нас. Я падаю и вижу над собой занесенную руку с каменным топором – сейчас она обрушится на мою голову.
Но прежде чем орудие смерти опустилось, послышался приглушенный звук. Абориген валится, я вскакиваю, и в тот же момент раздаются выстрелы, заглушающие вопли людоедов. Пули летят справа и слева с интервалами в пять секунд, как будто их выпускает цепь отборных стрелков. Нет ни одного промаха. Четверо справа, четверо слева. Каннибалы дрогнули. Наш маленький отряд, истерзанный и окровавленный, снова сплачивается. Сгущающуюся тьму прорезают яркие вспышки. Противник ничего не может противопоставить этой атаке и постепенно отступает, оставляя все больше и больше убитых. Мы переводим дух.
Прекращается ливень стрел, копий и каменных топоров. Дикари объяты ужасом. Их страшит смерть, настигающая издалека, неизвестное число нападающих, множество выстрелов.
– Кооо-мооо-хооо-эээ!..
Призыв к сбору звучит под гигантскими деревьями – жалобный вопль на сей раз лишен всяких победных интонаций.
Это – сигнал к отступлению. В мгновение ока аборигены исчезают, подобно ночным птицам, вспугнутым утренней зарей.
И действительно, небо на востоке светлеет, принимая светло-голубую окраску. Звезды блекнут.
За зовом дикарей следует радостный крик, но уже на чистом английском языке, который издают восемь мужчин. Они приближаются верхом, в строгом порядке, тесным строем, с оружием на изготовку.
В тропиках, по сути дела, нет ни зари, ни сумерек. Солнце мгновенно выкатывается из золотого облака, и мы видим во главе отряда Эдварда, рядом с ним МакКроули, затем пять поселенцев. Замыкает отряд юный Ричард.
Всадники подскакивают галопом под наше троекратное «ура». Мой храбрый Мирадор присоединяется к общему ликованию, виляет хвостом и радостно визжит.
– Боевая готовность! – командует Эдвард, который, оставаясь в седле, обнимает сестру и сажает ее перед собой. – Нельзя терять ни минуты! Джентльмены, по седлам! Те, у кого нет лошадей, садятся позади всадников. Соберите оружие. МакКроули, возьмите моего дядю. Сэр Харви, садитесь с Ричардом. Будьте внимательны! Здесь больше нельзя оставаться!
Молодой моряк Просто великолепен. Какое хладнокровие! И все же он бледен. Что стало бы с нами, не подоспей его отряд вовремя?
Отдаю свою лошадь Сирилю.
– Бери, мой храбрый друг, и возьми с собой мисс Келли. Ты это заслужил.
Теперь – в лагерь! И благородные чистокровки, несмотря на двойной груз, несут нас, измученных, окровавленных, к оставленным повозкам.
Наступил день. Чудовищный ночной кошмар, изгнанный солнцем, улетучился. Купаемся в лучах светила. Какое блаженство!
Один из англичан скоро возвращает меня к реальной действительности. Это МакКроули, который с тех пор, как отравился, мучительно ищет объяснения непостижимого для него физиологического явления:
– Мой дорогой ученый, объясните, пожалуйста, почему после этой мерзкой воды из источника, отравленного аборигенами, я вижу в темноте почти так же хорошо, как средь бела дня?
– Очень просто. После расширения белладонной зрачка, в сетчатку попадает слишком большое количество лучей. Отсюда усталость, нарушение зрения, невозможность смотреть на яркий свет. Но то, что вызывает неприятное ощущение днем, становится преимуществом ночью. Тот же самый зрачок, расширенный сверх меры ядовитым веществом, пропускает в глаз гораздо большее количество лучей…
– Понял. Действительно любопытно. Белладонна случайно наделила нас свойством видеть, как кошки ночью.
– Совершенно верно, ваше сравнение вполне уместно.
– Какое счастье, что аборигены не знают этой особенности, иначе они напали бы днем.
– Несомненно. Их неосведомленность позволила нам так уверенно действовать в темноте.
– Да, интересное разъяснение. Благодарю.
Наш отряд вскоре прибывает в лагерь.
Туземцы, к счастью, не решились снова совершить нападение. Это великое благо, потому что они могли бы без труда овладеть нашим оставленным богатством, например лошадьми, которых охраняло всего трое раненых.
Мы застали стражей в напряженном ожидании: двое лежали, скрючившись, на траве, третий сидел прямо, готовый открыть стрельбу из пулемета, установленного на лафете. Невозможно, да и нет нужды описывать радость, испытанную ими при нашем возвращении.
Мирадор, гордый своей ролью в ночной драме, разыскал псов-собратьев и сердечно поздоровался с ними звонким лаем. Возможно, он рассказал им о своих приключениях.
ГЛАВА 9
После сражения. – Помощь раненым. – Наложение швов и фиксирующих повязок на переломы. – Промывание ран продолжается. – Два санитара. – Новый подвиг Мирадора. – Странные выстрелы из ружья. – Летающая лисица. – Орниторинхус – четвероногое млекопитающее с утиным носом, несущее яйца.
Доктор Стивенсон оказался тысячу раз прав. По Австралии действительно не прогуливаются. Неожиданности, с которыми мы сталкивались в путешествии, следовали одна за другой с головокружительной быстротой на протяжении нескольких дней. И, несмотря на все меры предосторожности, итог экспедиции мог оказаться плачевным.
В настоящее время все живы, хотя несколько человек ранено. Однако у нас нет ни капли воды, чтобы облегчить жажду. Необходимо как можно скорее покинуть это злосчастное место и найти источник или ручей, еще не отравленный аборигенами.
Сопровождаемый четырьмя вооруженными до зубов поселенцами, не знающий усталости, Том отправляется в поиск на свежей лошади. Тем временем впрягаем в повозки несчастных лошадей, которые грустно поворачивают головы к отравленному источнику, вдыхая влажный воздух и не понимая, почему им не дают утолить жажду после таких героических усилий.
Снова приходится надрезать драгоценные корни эвкалиптов, и их благотворный сок, скупо распределяемый между всеми, дает некоторое облегчение.
Трогательная сценка разыгралась перед повозкой наших девушек.
Все еще бледная после страшной опасности, мисс Мери со слезами на глазах от всего сердца благодарит тех храбрецов, которые спасли ей жизнь, рискуя своей собственной.
Сэр Рид, майор, Эдвард и Ричард крепко пожимают нам руки и, позабыв английскую флегматичность, велеречиво выражают горячую благодарность. Мало того. Все по очереди обнимают друг друга с чисто французской экспансивностью [107]107
Экспансивность – несдержанность человека в проявлении своих чувств.
[Закрыть].
Но как случилось, что генеральный штаб не в полном составе? Где Робартс? И Сириль, который так отличился минувшей ночью? Почему он не идет получить заслуженную награду за свою храбрость?
Робость этих двоих плохо вяжется с их недавней удалью. Создается впечатление: им проще сражаться со свирепыми каннибалами, нежели выдерживать взгляды прелестных глаз, выражающих к тому же нечто большее, чем просто благодарность.
МакКроули показывает в сторону одной повозки, где в тени сидит бравый лейтенант. Он поставил перед собой несессер из телячьей кожи, в котором поблескивают в лучах солнца хрустальные флаконы с серебряными пробками. Тщательно смыв кровь и пот, покрывавшие лицо, Робартс расчесал и надушил свою небольшую белокурую бородку и, забыв о ране на голове, надел новый пробковый шлем взамен потерянного.
Сириль же, наверное, уже в десятый раз расстегивает и застегивает кожаные гетры, пытаясь решить, идут ли они ему.
Почувствовав на себе наши взгляды, молодые люди еще больше смущаются.
– Черт возьми, чем вы там заняты, дорогой Робартс? – кричит майор. – Мы ждем вас обоих.
Лейтенант поспешно встает и подает знак Сирилю. Тот перестает наконец возиться с гетрами.
Оба медленно подходят, как будто у них вдруг отнялись ноги.
Каждый из нас выполнял в бою свой долг, они же инстинктивно чувствуют, что сделали больше других, во всяком случае, стремились к этому, и им кажется, будто истинная причина их подвига известна всем.
Юная мисс, несомненно, тоже испытывает тайное чувство. Она смотрела, леденея от страха, как героически сражался офицер, как он словно убитый пал наземь. Любовь вспыхнула в ней как молния во время бури. И каждый раз, когда Робартс приближается, она краснеет, бледнеет, протягивает ему руку, шепчет слова благодарности.
Что касается босеронца, то он буквально потерял голову от поздравлений, сердечных рукопожатий и выражений дружбы. Очаровательная ирландка смотрит на него восторженными глазами. Пробормотав какие-то банальности, Сириль берет протянутую ручку и тут же на глазах у всех, без раздумий, простосердечно, словно девушка его землячка, запечатлевает на обоих щечках Келли по смачному поцелую.
И никто его, конечно, не порицает.
Вдруг слышится радостный лай. Это мой верный Мирадор, сопровождавший группу, с которой ушел Том. Инстинкт не подвел ищейку и на сей раз.
Том и поселенцы, посланные на поиски источника, прискакали во весь опор на лошадях, покрытых пеной.
– Ура! – кричит один из них, канадец Френсис, размахивая кожаной каскеткой. – Вода, джентльмены, вода!
Полчаса туда и полчаса обратно потребовалось разведчикам, чтобы найти источник. Однако с тяжелыми повозками, у которых рассохшиеся колеса скрипят до боли в барабанных перепонках, передвигаться гораздо труднее. На протяжении трех часов раненые, поддерживаемые только собственной силой воли, испытывают тяжкие страдания. Их раны, не перевязанные вовремя, начинают воспаляться.
Наконец после длительных мучений подъезжаем к ручью. После утоления жажды мне приходится спешно мобилизовать свои познания в медицине – у некоторых больных сильная лихорадка; другие, напротив, находятся в полной прострации. К счастью, в моем распоряжении ценное терапевтическое средство, которое составители старой фармакопеи [108]108
Фармакопея – здесь: книга рецептов.
[Закрыть], всегда искавшие какие-то необыкновенные снадобья, никогда не думали прописывать. Это вода, успешно заменяющая мази и припарки, часто превращающие безобидные болячки в неизлечимые раны.
Итак, я становлюсь главой «полевого госпиталя». Прежде всего надо установить очередность. У нас пять раненых: трое поселенцев, которых оставили охранять лагерь, а также Робартс и Сириль. У остальных неопасные царапины. По моему указанию для защиты от солнца между четырьмя деревьями горизонтально натягивается брезент на высоте человеческого роста. Под навес кладем набитые листьями четыре толстых матраса из непромокаемой ткани.
Уложив на них пациента (у него сломаны обе кости левого предплечья), приступаю к первой операции. Стараюсь, и, кажется, не без успеха, не причиняя особой боли несчастному, соединить кости с помощью МакКроули в роли ассистента и наложить из имеющихся материалов такую повязку, которая привела бы в восторг моего учителя и друга профессора Берже. Второму раненому копье попало в бедро и, сломавшись, вместе с острием, зазубренным как пила, осталось в мышцах. Попытаться вытащить его бессмысленно. Необходимо сделать надрез с противоположной от раны стороны, найти наконечник и извлечь из тела. Это сложная задача, потому что я новичок в хирургии. Бедняга громко стонет. Наконец, ухватив пинцетом острие, удалось выполнить задуманное, причинив, разумеется, немалую боль страдальцу. И это сделано как раз вовремя, поскольку кровотечение сильное. Накладываю четыре слоя бинта – компресс, пропитанный водой, и опасный процесс прекращается.
У третьего – чудовищное ранение лица, причиненное не знаю чем: то ли ножом, то ли ударом каменного топора. Обе челюстные кости с правой стороны обнажены. К счастью, наша походная аптечка хорошо укомплектована. Нахожу в ней длинные тонкие булавки, наподобие тех, на которые энтомологи [109]109
Энтомологи – ученые-зоологи, исследующие насекомых.
[Закрыть]накалывают насекомых. Они помогут наложить крестовидный шов.
Легко представить себе, какую боль терпел мой пациент! В живую плоть пришлось втыкать не менее одиннадцати булавок на расстоянии примерно двух сантиметров одна от другой.
Что касается Сириля и Робартса, то тут все гораздо проще. Кожа головы менее чувствительна, чем кожа лица и рук. Приходится выбрить волосы вокруг краев ран и сшить их аналогичным образом.
Самое трудное сделано. Остается дальнейшее лечение. Оно совсем простое: непрерывное поливание холодной водой. Это лучшее средство против воспаления, наиболее эффективный терапевтический метод в серьезных случаях, применяющийся ныне всеми хирургами. Холодная вода оставляет рану в полном покое и позволяет избежать преждевременного наложения повязки, что очень важно, – как показывает опыт, контакт с воздухом в первые дни может быть пагубным.
Поэтому беру четыре мешка из водонепроницаемой ткани и подвешиваю их с помощью шнурка над четырьмя ранеными (пятый может ходить с больной рукой на перевязи). Затем, проделав маленькие отверстия, вставляю в них подобие трубочки из тонкой веточки эвкалипта с удаленной шомполом сердцевиной.
Набрав в мешки воду из ручья, направляю на раны тоненькую струйку и оставляю дежурного, который должен пополнять резервуары живительной влагой.
Надеюсь, что через четыре дня такого лечения, а может быть и раньше, раненые начнут поправляться и мы сможем продолжить путешествие.
Этот вынужденный отдых, на который нас обрекло приключившееся несчастье, небесполезен и для здоровых участников экспедиции, а также для лошадей, как тягловых, так и верховых. Приятно наблюдать царящее в лагере оживление. Тут поселенцы чистят карабины, почерневшие от пороха, там надраивают до блеска оружие или с ловкостью прилежной хозяйки чинят порванную одежду. Я думал, что только французские солдаты способны так умело штопать или ставить заплаты на мундиры. Теперь с удовольствием отмечаю, что и англичане отлично усвоили эти навыки.
Двадцать четыре часа проходят спокойно, ухудшения здоровья среди больных тоже не наблюдается. Том отлично за ними ухаживает. Достаточно сказать, что они начали есть, даже тот, у кого оперирована щека. Я не сторонник диеты, особенно для таких молодцов. Они потеряли много крови, и надо поддержать их силы. Диета только затягивает лечение и, следовательно, увеличивает плату врачу, а мне не нужно никакого другого вознаграждения, кроме крепкого рукопожатия друзей.
Но двоих моих пациентов тяготит бездействие. Как лучшие представители армии, они, казалось бы, должны были подавать пример дисциплины. Ничего подобного: ропщут, хотят встать и готовы рыскать по кустам за дичью. Использую весь свой авторитет, чтобы запретить им подниматься. Сириль ворчит, Робартс также выражает неудовольствие.
– Послушай, – говорит босеронец. – Так дальше невозможно.
– Да-да! – подхватывает Робартс. – Думаете, нам очень весело? Пусть дадут виски, джина и разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради Бога, Б., позвольте проехаться верхом.
– Немного терпения, друзья. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.
– Как – умерить? – вскричали они одновременно. – Что значит – умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!
– Потерпите, – настаиваю. – Вы ранены. Еще три дня, и будете делать что хотите. Но пока подчинитесь мне. Иначе, дорогие, пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.
В двадцати шагах от «полевого госпиталя» сталкиваюсь с девушками, которые приветливо здороваются.
Мисс Мери пожимает мне руку, как принято у англичан.
– А вы, мисс Келли, – поворачиваюсь к хорошенькой ирландке, – не хотите поздороваться со мной за руку?
– Но, месье…
