Текст книги "Неверный шаг"

Автор книги: Лучезар Станчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

39

Йотовы вернулись в Софию в полдень. Квартира их была опечатана. Они позвонили к соседям. Добрая, веселая Радка, которая обычно знала все новости, пригласила их к себе и с озабоченным видом рассказала им о случившемся. Позвонили участковому, но он сказал, что снять пломбы должен тот, кто их поставил...

Лишь только к вечеру Йотовы смогли наконец попасть к себе домой. С бьющимся сердцем переходили они из комнаты в комнату, стараясь установить, что исчезло, Румен постоянно озирался – ему в каждом углу мерещился вор...

После осмотра стало ясно, что исчезла английская золотая лира с образом королевы Викторий – подарок покойной матери Маргариты. Пропали также несколько дорогих авторучек, которые Йотов привез из Парижа, пара часов, кое-какие мелочи, а также небольшая сумма денег, которая оставалась дома. Двое оперативников, которые присутствовали при осмотре, составили протокол с подробной описью пропавших вещей.

– И все-таки это дело рук Неуловимого! – снова выказал свое предположение один из них. – Он берет деньги и драгоценности, одежду – никогда!

– Если этот твой Неуловимый думает, что он неуловим, так мы очень скоро убедим его в обратном! – уверенно заявил другой.

В кабинете Йотова все осталось нетронутым, и все же Трифон чувствовал себя прескверно. Ему казалось, что кто-то грязной рукой залез ему в душу...

Как только двое из управления ушли, пришел Чавдар Выгленов со своим помощником Данчо. Чавдар еще вчера распорядился, чтобы ему сразу сообщили, как только Йотовы вернутся. Он попросил разрешения провести дополнительный осмотр, причем подчеркнул, что хотел бы, чтобы при этом присутствовал только глава семьи. Румен был страшно разочарован – ему так хотелось стать действующим лицом криминальной истории.

Оставшись наедине с Йотовым, Чавдар сразу же приступил к делу.

– Товарищ Йотов, у меня такое чувство, что преступников интересовали не столько ценности и деньги, сколько нечто совсем иное. Проверьте, пожалуйста, не исчезло ли что-нибудь из ваших научных разработок.

Йотов открыл дверцу письменного стола. Обе полки были завалены папками с бумагами. Йотов вынул их и аккуратно сложил на столешницу. Потом откуда-то из глубины достал небольшой шпенек, напоминавший по виду толстый карандаш. После этого выдвинул ящик стола.

– Позади ящика я устроил тайник, – объяснил Йотов. – Обычно храню в нем самые важные документы, кое-какие личные вещи и главные результаты научных разработок...

Вызвав Данчо в кабинет, Чавдар протянул ему шпенек:

– Пусть в лаборатории проверят, не осталось ли на нем отпечатков пальцев. Мне кажется, этот брусок вынимали... Товарищ Йотов, а вы посмотрите внимательно все ли на месте.

Йотов сосредоточенно перелистывал страницы. Вдруг что-то его насторожило. Он перелистал еще раз и с тревогой сказал:

– Товарищ Выгленов, все на месте, только вот бумаги лежат не в той последовательности, как я их оставил: на месте первой – сейчас последняя страница...

– Наверно, страницы не переворачивали, а клали стопкой в обратном порядке, – заметил Данчо.

– Вот именно, – подтвердил Чавдар. – Тот, кто их фотографировал...

– Значит, вы считаете, что моя работа переснята?

– К сожалению, да. И если мы не сумеем обнаружить пленку, кто-то другой, а не вы, к тому же в чужой стране, будет числиться изобретателем...

– Это Эрих, только он. Просто больше некому, – твердо сказал Йотов.

– Неужели вы открывали перед ним тайник? – с упреком в голосе спросил Чавдар.

– Нет, но понимаете, он дружит со Златановым. А письменный стол мне делал знакомый столяр Златанова. Он и ему установил такой же тайник.

– А почему столь важные расчеты хранились дома? – удивился Чавдар.

– Все дело в том, – принялся оправдываться Йотов, – что я еще не закончил работу. Необходимо было опробовать действие изобретения в специальных условиях. И тем не менее, для человека сведущего суть разработки абсолютно ясна из схем и расчетов...

– Что ж, я думаю, мы можем вам гарантировать, что преступники будут задержаны...

В этот миг, постучавшись, вошел Герчо.

– Товарищ Выгленов, разрешите доложить: Дюлгеров покончил жизнь самоубийством, – выпалил он.

– Дюлгеров? – переспросил Чавдар и подумал: «Жаль, он был важным звеном цепи», а вслух сказал:

– Сообщив уголовный розыск, чтобы послали на место происшествия бригаду с фотографом и врачом. Я еду туда. А ты позаботься о том, чтобы под любым предлогом задержали вылет из Болгарии Ганса Шульце, или Эриха Брюмберга – смотря какие документы он попытается представить. Его следует задержать и препроводить для справки в наше управление. Кроме того, позвони начальнику паспортного стола и скажи, что документы Зико Златанова для поездки в Вену, которые он задержал по моему требованию, могут быть выданы. Давай, действуй!

40

Выйдя из дома Йотова, Крачмаров и Дюлгеров быстро направились за угол, где их ждала синяя «Шкода», и спустя минуту машина уже летела по направлению к Симеоново. За ней на значительном расстоянии следовали две машины. Недалеко от железнодорожного переезда «Шкода»остановилась, Крачмаров вышел из нее и направился к лесу. А синяя «Шкода» свернула на шоссе, ведущее к автосервису: у Дюлгерова на этот день была назначена встреча для передачи одной из пленок...

Незадолго до шестнадцати часов Дюлгеров вернулся к себе в ателье и поспешил проявить вторую пленку, чтобы приготовить ее к приходу Койчева... О провале Симо ему, разумеется, и в голову не могло прийти.

...Симо же несколько дней тому назад перед лицом неопровержимых улик во всем признался. При обыске у него была найдена пленка, спрятанная в тайнике в левом рукаве. Опасаясь за свою судьбу, Симо согласился выполнить все распоряжения Выгленова. Стреляный воробей, он хорошо знал, что теперь с него не спустят глаз. Он тут же отдал пленку, полученную от Дюлгерова, как и двести левов вознаграждения за «честный» труд, получив взамен другую пленку, которую ему надлежало переправить за границу...

Согласно уговору, Койчев появился у Дюлгерова в четыре часа пополудни. В это время на улице обычно было мало народу. Однако Койчев решил сначала «прогуляться». Со скучающим видом он прошел мимо ателье и, дойдя до угла, огляделся по сторонам. Не заметив ничего обеспокоительного, вернулся к дому и позвонил в дверь. Дюлгеров вышел.

– Что вам угодно?

– Мне срочно нужны снимки. Не могли бы вы меня сфотографировать? Собственно, может вы заняты, или вас ждут другие клиенты?

– Заходите, вы будете первым.

Койчев вошел в дом и, пройдя в рабочую комнату, уселся на стул перед установленным на треножнике фотоаппаратом.

А Дюлгеров тем временем вышел на улицу и с помощью клейкой ленты прикрепил на двери записку, текст которой продиктовал ему «клиент». «Ателье закрыто на десять дней».

– А куда я должен буду уехать? – вернувшись, спросил он у Койчева.

– Я тебе все подробно объясню. Сейчас давай пленку. Ты проявил ее? Сколько кадров вышло?

– Всего двадцать семь кадров – схемы и пояснительный текст.

Койчев удовлетворенно спрятал пленку в карман:

– Чистая работа. Шеф тобою доволен. Он решил, что пора тебе перебираться в свободную страну. Ты согласен уехать отсюда?

– Еще бы! У меня есть кое-какие сбережения. Мне и пожить хочется спокойно, и мир посмотреть... А паспорт?

– Мы обо всем побеспокоимся. Однако шеф просит, чтобы ты написал нечто вроде просьбы: тебе-де больше невмоготу так жить, и ты хотел бы лично изложить свои идеи насчет расширения поля деятельности... Это нужно для того, чтобы там... ты знаешь, где, не сомневались, что ты сам, по собственному желанию, уезжаешь...

– Хорошо, завтра же у тебя будет такая бумага!

– Зачем же завтра, когда можно и сегодня... Прямо сейчас садись и пиши... Ну, хотя бы так:

«Я не могу так больше жить...» Ну-ка, покажи, что ты написал? Гм... Нет, лучше напиши так (Койчев быстро подсунул фотографу другой листок): «Прошу разрешить мне и в будущем, как и ныне, пересылать пленки в Милан... Пиши, пиши, чего остановился?.. алчным миланским торгашам...»

Ручка выпала у Дюлгерова из рук, он вскочил, но пути к бегству были отрезаны: дверь заперта, а

Койчев держит руку в кармане, готовый при малейшей попытке убежать пустить ему пулю в лоб.

– Не понимаю, кто просит об этом, я, что ли? – попытался было выиграть время Дюлгеров.

– Ты, а кто же еще? Откуда у тебя столько золота, которое ты мне перепродаешь для зубных коронок? Нечего сказать, здорово работает наш человек в Италии! Ну-ка, дай сюда вторую пленку!

– Да нет никакой другой пленки, Койчев! Меня оклеветали... Я готов поклясться...

– Ни с места!

– Койчев, послушай... У меня есть сбережения... Почти десять тысяч... Все отдам, только не губи!..

– Давай, они тебе все равно без пользы!

Поеживаясь под направленным на него оружием, Дюлгеров прошел в заднюю комнату и дрожащими руками начал выгребать из подушки банкноты, но вдруг изловчился и выхватил откуда-то из-под матраса пистолет. Однако раздался сухой щелчок, словно кто-то раздавил орех, и Дюлгеров упал на кровать. Койчев хладнокровно вынул из его руки пистолет, а вместо него сунул другой, из которого только что выстрелил, предварительно убрав при этом глушитель. Рассовав деньги по карманам, он пробормотал: «Подлец, купить меня вздумал!» Затем аккуратно положил на стол листок, где рукой Дюлгерова было выведено: «Я не могу так больше жить», и направился к выходу. Немного послушав, нет ли чего подозрительного, он быстро открыл дверь и выглянул наружу. Мирная картина: дети возятся в песочнице, бабушки на скамейке вяжут, тихо беседуя. Койчев захлопнул за собой дверь и быстро пошел прочь.

Из дома напротив вышел молодой человек и приблизился к ателье. Прочитав записку, остановился в нерешительности, но потом побежал догонять Койчева: его задачей было не спускать с него глаз.

41

Пока машина приближалась к месту происшествия, Чавдар лихорадочно думал: «Что-то мы, видно, недоглядели. Невозможно, чтобы Дюлгеров покончил с собой сразу же после того, как передал пленки с отснятым материалом! Его попросту убрали! Разумеется, в этом замешан Койчев – его посещение не было случайным... Не слишком ли много для одного дня – и кража со взломом, и убийство? Во всяком случае, причины происшедшего пока еще. неясны... Завтра – четырнадцатое августа, и кто-то должен прийти к Дюлгерову заказать себе фото размером 6 × 6... Дюлгеров наверняка был подчиненным Койчева и, конечно же, кое-что о нем знал... Интересно, какова же связь между Дюлгеровым и Златановым, между Дюлгеровым и Гансом? Связь Койчева с Крачмаровым тоже неясна...»

Машина Чавдара прибыла на место одновременно с машиной уголовного розыска. Врач констатировал, что смерть наступила мгновенно. Налицо все признаки самоубийства. Сотрудники угрозыска сняли отпечатки пальцев с рукоятки пистолета, с авторучки.

– Снимите отпечатки и с ключа, – распорядился Чавдар. – Самоубийца не может отпереть дверь, покончив с собой...

– Но по всему видно, что эта скрюченная рука держала пистолет... А вот и гильза от патрона, который отсутствует в обойме... Так что, товарищ Выгленов, все свидетельствует о том, что это самоубийство, – мягко, стараясь не задеть Чавдара, сказал один из сотрудников угрозыска.

– Возможно, вы правы, – согласился Чавдар, незаметно пряча в карман небольшой микрофон, который до этого Данчо прикрепил к оконной раме с внешней стороны. В голове его уже созревал план...

42

На следующий день на месте Дюлгерова в ателье сидел... Чавдар. Смелый план, который он задумал вчера, заключался в следующем: заменить фотографа (наверняка, гость не знает его в лицо) и выяснить, кто выйдет на связь, а, возможно, и кто резидент.

Сидя за столом, Чавдар обдумывал сообщение Ружи о том, что Койчев задумал жениться. Он даже познакомил ее с будущей мачехой. Высокая, черноволосая красавица, волосы небрежно переброшены на грудь... Зовут Ольга Златанова! Свадьба назначена на четверг... «Красивая, но, знаете, злая. Смотрит на тебя так, что мороз по коже пробирает... Сразу почувствовала, что не лежит у меня к ней душа, и говорит: «Ты ненавидишь меня, маленький зверек, но ничего не поделаешь – жить нам вместе. Поэтому постарайся полюбить меня, иначе придется тебе подыскивать себе квартиру!» И Ружа сокрушенно добавила, что в качестве свадебного подарка отчим решил преподнести молодой жене дачу...

«Зачем такой интересной женщине выходить за урода, если не из материальных соображений?» – усмехнулся Чавдар. Ганев тоже высказал кое-какие предположения по этому поводу. Сегодня утром Чавдар навестил Ганева, который совсем недавно вышел из больницы. Рассказал ему о ходе следствия. На вопрос, что он думает насчет предстоящей женитьбы Койчева, Ганев заметил: «Я не знаю Ольгу, но мне кажется, что все это неспроста. Ты говоришь, что ей нет и тридцати, в таком случае он – старик по сравнению с нею...»

«Ладно, бог с ней, с Ольгой. Мы с этим делом разберемся. Вообще-то мы довольно далеко продвинулись, думаю, скоро узнаем, что за птица этот Койчев».

«А что с Крачмаровым?»

«Только в двух словах, а то ты уже устал. В общем, это он тогда на тебя напал. Ребята задержали его, когда он покупал продукты в Бояне. Крачмаров было подумал, что его арестовали за кражу, и что ему удастся вывернуться, но я ему предъявил факты, и он во всем признался. Кража в Стойках – тоже его рук дело. Мы отвезли его после допроса на дачу, чтобы Койчев ничего не заподозрил, но предупредили, что будем следить за каждым его шагом, чтобы он не вздумал самовольничать...»

«Смотри, Чавдар, как бы он не обвел тебя вокруг пальца!»

«Я абсолютно уверен, что теперь он нам станет помогать – деваться-то ему некуда. К тому же, рядом с ним неотлучно наш человек. И Крачмаров знает это».

«Очень рад, что все идет успешно!» – сказал Ганев и велел матери приготовить ему костюм.

«Никуда ты не пойдешь! – воспротивился Чавдар. – И думать нечего. Ты еще не окреп!»

Словом, насилу уговорил Ганева остаться дома, пообещав держать его в курсе всех событий...

В этом месте мысли его оборвались – Чавдар почувствовал на себе чей-то взгляд и осторожно повернул голову: с порога его пытливо изучали глаза долгожданного гостя Вынув из кармана квадратное фото, на котором были изображены двое влюбленных в лодке, молодой человек спросил:

– Не могли бы вы сделать мне копию с этой фотографии размером 6 × 6?

Выгленов не торопился с ответом. Он взял фотографию, повертел ее в руке, улыбнулся и медленно проговорил:

– Можно, но получится с белой каемкой внизу!

43

Златанов ликовал. Прекрасный подарок получил он к своему юбилею: решение комиссии о переводе Йотова на другую работу было подписано! Златанов временно назначался исполняющим обязанности директора института. Более двадцати лет ждал он этого часа, и вот, наконец, он настал! Теперь-то его жена Кера – шумная толстуха – перестанет его пилить: «Как ты можешь позволить, чтобы какой-то там Йотов командовал тобой как хотел. Ты и образованнее его, и культурнее – четыре года в Германии, два года во Франции, ты и Кента знаешь, и Ницше читал...»

«Да не Кент, а Кант», – в который раз поправлял ее Златанов, но она твердила свое: «Так мне легче запомнить – по картам, и по сигаретам... А Йотов кто? Подумаешь, изобретатель!»

Златанову нравилось, когда Кера принималась строить всевозможные планы, как им «вышибить» этого негодяя Йотова, за которого ее муж вынужден работать! В таких случаях он молча покуривал, вспоминая о годах, проведенных в Берлине, о веселых «гейдельбергских ночах», о Париже, где он познакомился с очаровательной венкой Кети... Тогда Зико поклялся Гансу, которого в то время звали Эрих, что, вернувшись в Болгарию, он все силы отдаст борьбе с «проклятыми коммунистами». Однако события в мире развивались отнюдь не в пользу Златанова. С помощью того же Эриха ему удалось перебраться в западную зону Берлина, а оттуда он уехал в Париж. Экзамены провалил, оправдываясь тем, что не знает как следует языка, но на самом деле причиной было его знакомство с Кети...

В один прекрасный день в Париже появился Эрих. По его словам, он возвращался из Лондона, где находился на «специализации». Златанов в то время бедствовал. Появление Эриха на горизонте оказалось той спасительной соломинкой, за которую Златанов сразу же поспешил ухватиться. Эрих предложил ему много денег, но при одном-единственном условии: Златанов должен покинуть Париж и поселиться в Восточном Берлине. За два года ему надлежало закончить университет и вернуться в Болгарию, откуда ему надлежало пересылать Эриху необходимую информацию.

Что оставалось делать Зико Златанову – голодному, без гроша в кармане, в чужом Париже? На деньги, которые дал ему Эрих, он нанял такси, чтобы отвезти Кети на Лионский вокзал... Кети уехала в Вену, ему же в утешение Эрих организовал посещение всех увеселительных заведений, кабаре и других злачных местечек... Ни Лувр, ни Гранд-опера, разумеется, не входили в число увиденных достопримечательностей... Поэтому когда жена разглагольствовала об европейском уровне его культуры, он тихонько улыбался...

Правда, незадолго до конца войны ему довелось присутствовать на студенческих спорах по поводу теорий Ницше, Канта и марксистов. Но никогда в жизни Зико Златанов всерьез философией не увлекался. «Да и времени не было этим заниматься!» – оправдывался перед собой Зико. «Эх, молодость, молодость! Как же быстро ты минула!» – сокрушался он, подвыпив...

В Берлине его дела пошли хорошо. И через два года он вернулся в Болгарию с дипломом в кармане. Казалось, все складывается удачно. Но однажды в дверь позвонили... Он открыл – на пороге стоял Эрих...

– Как, ты в Софии? – воскликнул Зико не слишком радостно, ибо сразу вспомнил об обязательстве, которое, как ему сейчас казалось, он дал тогда в шутку.

– Меня теперь зовут Ганс, – улыбаясь сообщил гость. – Да, я в Софии, и для тебя отныне начнется настоящая жизнь.

Златанов не был убежден, что можно считать настоящей жизнью его нынешнее существование, вечное напряжение, тревожный сон из-за боязни, что рано или поздно тебя разоблачат. Но Ганс хорошо платил ему, а деньги Зико всегда были нужны. Отец Златанова к тому времени уже умер, оставив сыну в наследство прекрасную квартиру. С помощью друзей отца Зико сумел уберечь ее от «подселенцев» – время было тяжелое, жилья не хватало, а у Златанова был огромный излишек жилплощади. Он устроился на работу в государственное предприятие. Умея складно говорить, разъезжал по всей стране, выступал о докладами... И потихоньку, лет через десять, дослужился до поста заместителя директора института. Тут уже развернулась серьезная борьба... И вот сегодня она увенчалась успехом...

Так рассуждал он, лежа на диване и глядя, как Кера украшает торт, который она испекла по случаю его дня рождения и победы над Йотовым.

Он женился на Кере без любви – просто ему нужно было, чтобы кто-нибудь ухаживал за его матерью, которую разбил паралич. Сам он был занят... очень занят... А Кера привязалась к нему, была ему верна... К тому же умела необыкновенно вкусно готовить. И хотя иногда в сигаретном дыму всплывал образ той, которая была и умна, и хороша собой, и вообще намного больше ему подходила, Златанов был привязан к дому и ничто не могло нарушить этой привязанности.

– Интересно, где это Ольга задерживается? – спросила Кера, расставляя на столе бокалы.

– Да, пора бы ей уже быть, – подтвердил Златанов, взглянув на большие золотые часы-луковицу, доставшиеся ему в наследство от отца.

Вчера Ольга приходила к нему посоветоваться. Койчев сделал ей предложение, и она не знала, принять ли его. Да, он знаком с Койчевым еще по Берлину. По возвращении в Болгарию у Койчева возникли неприятности с новой властью, и он попросил Златанова «замолвить за него словечко о патриотическом поведении в Берлине». С Гансом Ольгу познакомил Златанов, тайно надеявшийся на то, что они узаконят свои отношения, и Ольга уедет за границу. Поэтому когда Ольга рассказала ему о Койчеве, первым вопросом Златанова было: «А что скажет Ганс? Неужели из-за софийской прописки ты откажешься от Европы?» Ольга ответила, что вопрос с Гансом улажен, и что он благословляет ее на этот брак и желает им счастья. Кера раскричалась: «Что? Замуж за этого скупердяя? Да он дрожит над каждой копейкой... Всегда молчит, за вечер двух слов из него не вытянешь...» Ольга похвасталась, что Койчев обещал переписать дачу на ее имя. Кера даже перекрестилась: «Не может быть! Да у него вчерашнего снега не выпросишь, у этой крысиной морды с длинным носом!»

Размышления Златанова прервал звонок. Вошла Ольга и протянула ему конверт, который дала ей на площадке соседка. Зико в нетерпении вскрыл конверт и радостно вскрикнул:

– Кера, собирай чемоданы! Едем! Молодец, девочка, хороший подарок ты принесла дяде в день рождения! – И он поцеловал Ольгу в щеку.

Из кухни прибежала Кера, на ходу вытирая полотенцем мокрые руки:

– Что случилось, зачем ты меня зовешь?

– Нам разрешена поездка в Вену! Завтра же утром и выедем. С билетами я улажу!

– Как же так, – недовольно надула губы Ольга. – В четверг моя свадьба. Разве вы не приедете? Обед будет дан на  м о е й  даче, которую дарит мне Койчев!

Фамилию своего будущего мужа она произнесла с торжеством и вместе с тем – пренебрежительно. Кера молитвенно сложила руки:

– Боже милостивый! Много радости сразу – не к добру! Ольга, ради тебя остаемся до пятницы. Кроме того, пока возьмем паспорта и обменяем деньги... Нам же полагается хоть какая что валюта, мизер, конечно, но все же!

Они уселись за стол. Когда был подан торт, Златанов, вытирая губы салфеткой, будто случайно спросил:

– А кто же будет свидетелями?

– Да мы сначала думали вас пригласить, но потом Койчев решил воспользоваться случаем, как он сказал, для установления контактов с высокопоставленными лицами.

– И кто же это такие?

– Генеральный директор Дарев с супругой...

– У-у-у, та уродина, – протянула Кера, считавшая себя неотразимой красавицей.

Златанов подозрительно взглянул на племянницу. Ганс как-то намекнул, что не прочь сойтись поближе с этим генеральным директором и даже заставил Ольгу пригласить его с женой на обед в загородный ресторан. Даревы не остались в долгу – Ганс с Ольгой были приглашены к ним домой на ужин. Помнится, еще Ольга хвасталась, что генеральный директор весь вечер не отходил от нее, вызвав неудовольствие ревнивой супруги. Ганс обещал Даревым выхлопотать через своего друга в Гамбурге заграничную служебную командировку.

– И что, Дарев согласен быть свидетелем на вашей свадьбе?

– А то как же! – не без гордости заявила Ольга.

– И его жена? – не удержалась Кера.

– Конечно, а почему бы и нет...

– Ну ладно, мне пора! – прервал ее Златанов, взглянув на часы.

– Я выйду с тобой, дядя! Мне еще надо в магазин зайти, платье примерить. Дарев сказал, что оплатит его стоимость, только надо принести ему чек... У тебя, дядя, хороший вкус, может, сходишь со мной, посмотришь?

И они ушли. Кера принялась убирать со стола, напевая веселую мелодию.