Текст книги "Свободная культура"

Автор книги: Лоуренс Лессиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Неопределенность права тяжким бременем ложится на инновации. Однако есть и другое бремя, более очевидное. В контент-индустрии многие стараются использовать закон для прямого регулирования интернет-технологий, чтобы лучше охранять принадлежащий им контент. Мотив такой реакции очевиден. Интернет позволяет эффективно распространять контент. Эта эффективность заложена в самом устройстве интернета. Но с точки зрения дистрибуторов контента это не свойство, а дефект. Эффективное распространение контента подразумевает усложнение контроля над дистрибуцией. Явным ответом на подобную эффективность интернета, таким образом, является попытка понизить ее. Если Сеть способствует развитию «пиратства», то из такой позиции следует, что интернет надо «искалечить».

Примеров такого рода законотворчества множество. По принуждению контент-индустрии некоторые конгрессмены всерьез угрожают ввести законы, по которым компьютеры должны будут определять, не находится ли доступный контент под охраной авторского права, и блокировать распространение защищенного копирайтом материала[198]198
  «Copyright and Digital Media in a Post-Napster World», отчет GartnerG2 и Беркман-центра по изучению интернета и общества при Гарвардской школе права (2003), 3335, http://www gartnerg2.com/site/FileDownload asp?file=wp-0603-0002.pdf.


[Закрыть]. Конгресс уже инициировал исследование относительно возможности внедрения обязательной «цифровой метки», которая должна распознаваться каждым устройством, способным передавать цифровое видео (то есть компьютером). Эта мера призвана предотвратить копирование любого контента, содержащего цифровую метку. Другие конгрессмены предложили наделить провайдеров контента иммунитетом, освобождающим их от ответственности за возможное внедрение ими технологий, отслеживающих нарушителей копирайта и выводящих из строя машины преступников[199]199
  Отчет GartnerG2, 2627.


[Закрыть]. С одной стороны, такие решения представляются разумными. Если проблема в коде, почему не отрегулировать код и тем самым избавиться от проблемы? Однако любое регулирование технической инфраструктуры всегда будет подстраиваться под конкретную технологию текущего момента. На технологии эти наложат существенные ограничения и приведут к дополнительным расходам, однако при этом, вероятно, преимущества затмят собою связанные с ними ограничения. В марте 2002 года широкая коалиция технологических компаний, возглавляемая корпорацией Intel, попыталась убедить Конгресс во вредности подобного законодательного решения[200]200
  David McGuire, «Tech Execs Square Off Over Piracy», Newsbytes, февраль 2002 г. (Entertainment).


[Закрыть]. Их доводом было, разумеется, не отрицание защиты копирайта как таковой. Аргумент их сводился к тому, что любая защита должна приносить больше пользы, чем вреда. Есть и еще один явный ущерб, нанесенный этой войной инновациям. Опять-таки, история, которая покажется чрезвычайно близкой поборникам свободного рынка.

Копирайт, может быть, и собственность, но как любая собственность, он является также и формой регулирования. Именно регулирование наносит ущерб одним и приносит пользу другим. При верном использовании оно выгодно творцам и вредит пиявкам. При неверном – оно превращается в мощное оружие против конкурентов. Как я говорил в десятой главе, несмотря на регулирующее свойство копирайта и с учетом важных оговорок, сформулированных Джессикой Литман в ее книге «Цифровое авторское право»[201]201
  Jessica Litman, Digital Copyright (Amherst, N.Y.: Prometheus Books, 2001).


[Закрыть], имеющаяся история копирайта, в целом, не так уж плоха. Мы подробно описали, как Конгресс, едва появлялись новые технологии, старался установить равновесие, призванное оградить новое от посягательств старого. Обязательные, они же статутные, лицензии были частью этой стратегии. Добросовестное использование (как в случае с видеомагнитофонами) было другой составляющей. Но эта забота о новых технологиях изменилась с появлением интернета. Вместо того чтобы установить баланс между особенностями новой технологии и законными правами создателей контента, и суды, и Конгресс наложили правовые ограничения, действие которых сводится к блокированию новинок и поддержке всего старого.

Реакция судов была практически универсальной[202]202
  Единственным исключением можно считать решение выездной сессии по делу RIAA против компании Diamond Multimedia Systems, 180 F. 3d 1072 (Девятая сессия выездного суда, 1999 г.). Апелляционный суд девятой сессии постановил, что производители переносных МР3-плееров не несут ответственности за содействие нарушению копирайта при помощи устройства, неспособного записывать или передавать музыку (устройства, функция копирования у которого призвана обеспечить исключительно переносимость музыкального файла, уже хранящегося на жестком диске компьютера пользователя). На уровне окружных судов единственное исключение зарегистрировано в решении по делу студии Metro-Goldwyn-Mayer против компании Grokster, 259 F. доп. 2d 1029 (окружной суд Калифорнии, 2003 г.). Суд признал надуманной связь между поставщиком и поведением любого пользователя, так что поставщик не может нести ответственности за содействие нарушению авторских прав или же полномочную ответственность.


[Закрыть]. И решения нашли отражения в планах и даже принятых постановлениях Конгресса. Я не стану здесь перечислять их все[203]203
  Например, в июле 2002 года член Палаты представителей Говард Берман внес на рассмотрение Акт о запрете пирингового пиратства (H.R. 5211), который освобождает правообладателей от ответственности за ущерб, нанесенный ими пользовательским компьютерам при использовании технологий, призванных предотвратить нарушение копирайта. В августе 2002 года член Палаты представителей Билли Тозин предложил билль об обязательном внедрении «цифровой метки» во все технологии, ответственные за ретрансляцию цифровых копий фильмов по ТВ (то есть в компьютеры). Принудительная метка должна блокировать возможность копирования подобного контента. А в марте того же года сенатор Фриц Холлингс представил законопроект о поддержке распространения потребительского ширкополосного доступа и цифрового телевидения, предусматривающий, что все цифровые мультимедийные устройства должны быть оснащены встроенной технологией защиты копирайта. См. GartnerG2, «Copyright and Digital Media in a Post-Napster World», 27.06.2003, 3334.


[Закрыть]. Есть, однако один пример, который явственно показывает суть всех этих попыток. Речь идет о безвременной кончине интернет-радио. Как я уже отмечал в четвертой главе, когда радиостанция проигрывает песню, исполнитель ничего не получает за такое «эфирное исполнение», если только не является одновременно и сочинителем. Так, например, если бы Мэрилин Монро записала версию песенки «С днем рождения», дабы увековечить свое знаменитое выступление перед президентом Кеннеди в «Мэдисон сквер гарден», то при передаче в эфир свои отчисления получали бы нынешние владельцы прав на «С днем рождения», а Мэрилин Монро оставалась бы ни с чем. Основания у такого обеспеченного Конгрессом равновесия вполне разумные. Понятно, что радио представляет собой своеобразную рекламу. Исполнитель, таким образом, оказывался в выигрыше, потому что, проигрывая его музыку, радиостанция повышает шансы на распродажу его альбома. В итоге, исполнитель все же что-то получает, пусть и не напрямую. Вероятно, подобное резонерство оправдывает не столько истинное положение дел, сколько влияние радиостанций: их лоббисты сумели свести на «нет» все попытки провести через Конгресс закон о вознаграждении музыкальным исполнителям.

Но вот на арену выходит интернет-радио. Как и обычное радио, оно представляет собой технологию доставки контента от вещателя слушателям. Трансляция ведется через интернет, а не в радиоэфире. Таким образом, я могу настроиться на берлинскую онлайновую радиостанцию, будучи при этом в Сан-Франциско, даже если у меня нет возможности настроиться на обычную радиостанцию, которая не вещает откуда-нибудь из окрестностей Сан-Франциско. Подобная особенность архитектуры интернет-радио означает, что потенциально существует неограниченное число радиостанций, на которые пользователь может настроить свой компьютер. В то же время, действующая архитектура эфирного радио очевидно ограничивает количество вещателей и доступных для трансляции частот. В итоге, конкуренция в интернет-радио оказывается выше, чем среди традиционных станций, и могла бы обеспечить больший ассортимент трансляций. А так как потенциальной аудиторией интернет-радио является весь мир, нишевые станции могли бы легко разработать и предоставлять свой контент относительно большому количеству слушателей на планете. По некоторым подсчетам, у нового вида радио нашлись бы до восьмидесяти миллионов слушателей по всему миру. Выходит, что интернет-радио является для традиционного эфира тем же, чем станции FM стали для обычных вещателей AM. Такое усовершенствование потенциально куда более значимо, чем переход от AM к FM, потому что не только усовершенствована технология, но и обострилась конкуренция. В действительности, намечается прямая параллель между конфликтом вокруг распространения FM и борьбой за интернет-радио. Один автор так описывает усилия Говарда Армстронга по внедрению FM-радио:

«Стало возможным появление почти неограниченного числа FM-станций на коротких волнах, что положило конец неестественным запретам, наложенным на радио, занимающее переполненный спектр длинных волн. Если бы FM дали свободно развиваться, количество станций ограничивалось бы только экономическими и конкурентными причинами, а не техническими условиями… Армстронг уподобил ситуацию в радиовещании той, что сложилась после изобретения печатного станка, когда правительства и господствующие интересы попытались взять под контроль новое средство массовой коммуникации, наложив на него ограничительные лицензии. Этой тирании пришел конец, только когда люди смогли свободно приобретать печатные станки и использовать их. FM, в этом смысле, было не менее великим изобретением, чем печатный станок, потому что эта технология сняла с радио кандалы»[204]204
  Lessing, 239.


[Закрыть].

Этот потенциал FM-радио так и не был реализован. Не потому, что Армстронг ошибся в оценке технологии, а по причине недооценки мощи «денежных интересов, привычек, обычаев и законодательных норм»[205]205
  Там же, 229.


[Закрыть], которые замедлили рост передовой отрасли.

То же самое теперь можно утверждать в отношении интернет-радио. Ибо снова нет технических причин для ограничения количества онлайновых станций. Единственные ограничения на интернет-радио налагает право и, в частности, закон об авторском праве. Так что в первую очередь нам следует разобраться, какие пункты копирайта касаются интернет-радио. В этом случае, однако, силы лоббистов развернулись в противоположном направлении. Интернет-радио – новая индустрия, а другая сторона, записывающие исполнители, обладают весьма влиятельным лобби в лице RIAA. Таким образом, когда Конгресс рассматривал феномен интернет-радио в 1995 году, лоббисты подтолкнули Конгресс к принятию другого решения, нежели то, что применимо к «приземленному» радиоэфиру. В то время как обычные станции не должны платить гипотетической Мэрилин Монро за предположенную запись «С днем рождения» для эфира, интернет-радио обязали. Закон не просто нейтрален по отношению к онлайновым станциям, он даже обременяет интернет-вещание в большей степени, нежели обычное радио. Это отнюдь не пустячное финансовое бремя. По подсчетам гарвардского профессора права Уильяма Фишера, если интернет-станция круглые сутки транслирует без рекламы популярную музыку десяти тысячам (в среднем) слушателей, общая сумма отчислений исполнителям за год должна составить свыше миллиона долларов[206]206
  Данный пример приведен на основе размеров отчислений, установленных процедурой Арбитражного бюро по авторским гонорарам (CARP), и позаимствован из выкладок профессора Уильяма Фишера: Conference Proceedings, iLaw (Stanford), 03.07.2003. Профессоры Фишер и Зиттрейн подали протест на процедуру CARP, который был отклонен. См. Jonathan Zittrain, Digital Performance Right in Sound Recordings and Ephemeral Recordings, Docket No. 2000-9, CARP DTRA 1 и 2, http://cyber law harvard edu/ JZCARP.pdf. Прекрасный анализ на сходную тему см. в Randal C. Picker, «Copyright as Entry Policy: The Case of Digital Distribution», Antitrust Bulletin (лето-осень 2002 г.): 461: «Это не было недоразумением, это просто старомодные барьеры вхождения. Аналоговые станции защищают от цифровых конкурентов, повышая порог вхождения в радиобизнес и подавляя разнообразие. Да, это делается от имени правообладателей, ради защиты авторских гонораров, но в отсутствие могущественных интересов все было бы сделано нейтральным для любых медиа путем».


[Закрыть]. Обычная радиостанция, транслирующая тот же контент, не платит никаких эквивалентных отчислений. Препоны ставятся не только финансовые. Согласно изначально предлагавшимся правилам, интернет-станцию (но не обычное радио) обязывали собирать следующие данные по всем слушателям:

1. название сервиса

2. канал программы (станции AM/FM используют числовые идентификаторы)

3. тип программы (архивная, цикл, прямой эфир)

4. дата передачи

5. время передачи

6. часовой пояс источника передачи

7. порядковое обозначение звукозаписи в программе

8. продолжительность передачи (с точностью до секунды)

9. название звукозаписи

10. ISRC-код записи

11. год выпуска альбома для каждого случая копирайта и, в случае сборников, дата выпуска и копирайт для каждого трека

12. записывающий исполнитель

13. розничное наименование альбома

14. звукозаписывающий лейбл

15. UPC-код проданного альбома

16. номер в каталоге

17. информация о правообладателе

18. музыкальный жанр канала или программы (формат станции)

19. название сервиса или программы

20. канал или программа

21. дата и время подключения слушателя (согласно его часовому поясу)

22. дата и время отключения слушателя (согласно его часовому поясу)

23. часовой пояс места приема сигнала (слушателем)

24. уникальный идентификатор слушателя

25. страна, в которой слушатель принимал трансляцию.

Глава Библиотеки Конгресса, в конце концов, приостановил введение такой обязательной отчетности до окончания рассмотрения вопроса. Он также изменил изначальные тарифы, установленные арбитражным бюро, ответственным за их разработку. Но главная разница между онлайновым радио и обычным осталась: интернет-вещатели должны платить такие отчисления за копирайт, которые для нормальных станций не предусмотрены. Почему? Чем объясняется разница? Разве проводилась какая-то оценка экономических последствий появления интернет-радио, которая оправдывает подобную дискриминацию? Разве в принятии решения руководствовались необходимостью защитить художников от пиратства? В редком порыве откровенности один эксперт из RIAA признал то, что всем уже казалось очевидным. Вот что сказал мне Алекс Олбен, вице-президент по вопросам общественной политики в компании Real Networks:

«RIAA, представлявшая интересы записывающих лейблов, высказала свои взгляды на то, какой должна быть оплата, которую благонамеренный потребитель охотно отдаст благонамеренному поставщику, и эта сумма оказалась намного больше. Она была вдесятеро больше тех отчислений, которые выплачивают радиостанции за трансляции тех же самых песен в течение аналогичного периода времени. И тогда адвокаты, отстаивавшие интересы сетевых вещателей, спросили у RIAA: «Откуда вы взяли такие огромные суммы? Почему они выше, чем для радио? У нас же есть сотни тысяч вещателей, готовых платить, и это установит нормальные рыночные цены, а если вы так взвинтите стоимость, мелкие вещатели просто будут вытеснены из отрасли…» А эксперты из RIAA ответили: «Ну, мы на самом деле моделировали все это не для такой индустрии, в которой тысячи вещателей. Мы рассчитываем на то, что это будет отрасль, знаете, с пятью-семью крупными игроками, которые способны платить по высоким ставкам, и такой рынок стабилен и предсказуем».

В переводе это означает: «Наша цель заключается в использовании закона для искоренения конкуренции, чтобы эта потенциально сверхконкурентная платформа, из-за которой разнообразие и масштабы доступного контента переживут взрывной рост, не причинила вреда динозаврам древности». Ни один человек, будь он левым или правым, не станет приветствовать такое применение закона. И тем не менее, практически никто – ни справа, ни слева – не предпринимает сколько-нибудь эффективных усилий для предотвращения подобных злоупотреблений.

Развращение граждан

Сверхрегулирование душит творчество. Оно притесняет инновации и предоставляет динозаврам право вершить будущее. Оно расточает необычайные возможности для демократичного творческого процесса, порожденные цифровой технологией.

В дополнение к этим смертным грехам есть и еще один, немало значивший для наших предков, но кажущийся теперь забытым. Сверхрегулирование развращает граждан и подрывает господство закона. Война, которая сегодня ведется, – это война запретов. Как и всякая война запретов, она направлена против поведения огромного числа людей. Согласно «Нью-Йорк Таймс», 43 миллиона американцев загружали музыку из Сети в мае 2002 года[207]207
  Mike Graziano and Lee Rainie, «The Music Downloading Deluge», Pew Internet and American Life Project (24.04.2001), http://www pewinternet org/. The Pew Internet and American Life Project сообщает, что к началу 2001 года 37 миллионов американцев скачивали из интернета музыкальные файлы.


[Закрыть]. По мнению RIAA, поведение этих 43 миллионов американцев преступно. Таким образом, мы установили правила, по которым 20% населения США оказываются преступниками. Так как RIAA подает в суд не только на всякие Napster и Kazaa по всему миру, но и на студентов, программирующих поисковые машины, и все чаще на обычных пользователей, загружающих контент из Сети, технологии пиринга будут совершенствоваться с целью обеспечить защиту и скрытность нелегального файлообмена. Это гонка вооружений или гражданская война, в которой на зверства одной стороны противник отвечает еще более крайними мерами. Тактика контент-индустрии эксплуатирует изъяны американской правовой системы. Когда RIAA предъявила иск Джесси Джордану, я понял, что в его лице нашли не ответчика, а козла отпущения. Его грозили принудить к выплате либо баснословной суммы в качестве компенсации (15 миллионов долларов), либо почти баснословной суммы для защиты от необходимости выплачивать баснословную сумму (250 тысяч долларов на судебные издержки). Джордану пришлось расстаться со всеми имевшимися у него средствами (12000 долларов), чтобы иск отозвали. Той же стратегии RIAA следует в своих претензиях к остальным пользователям. В сентябре 2003 года RIAA предъявила иски 261 человеку, в числе которых двенадцатилетняя девочка, живущая в коммуналке, и семидесятилетний старик, не имеющий никакого представления о файлообмене[208]208
  Alex Pham, «The Labels Strike Back: N.Y. Girl Settles RIAA Case», Los Angeles Times, 10.09.2003, Business.


[Закрыть]. Как обнаружили все эти козлы отпущения, защита в суде от обвинения всегда обойдется дороже, чем простое мировое соглашение. (Двенадцатилетняя девочка, например, как и Джесси Джордан, отдала все свои сбережения – 2000 долларов, чтобы дело замяли). Наш закон являет собой жуткую систему для защиты прав. Это недоразумение в нашей традиции. И следствием нашей правовой системы – в том виде, какова она есть – является тот факт, что облеченные властью могут использовать закон, чтобы сокрушить любые противостоящие им права. Войны запретов не новы для Америки. Просто эта война представляет собой нечто более радикальное, чем все доселе виданное. Мы экспериментировали с «сухим законом», когда потребление алкоголя на душу населения достигало полутора галлонов в год. Война с пьянством поначалу сократила потребление до тридцати процентов от уровня, зарегистрированного до принятия «сухого закона», но к моменту его отмены потребление алкоголя опять выросло до 70% от того же уровня. Американцы продолжали пить почти столько же, только теперь широкие слои населения сделались преступниками[209]209
  Jeffrey A. Miron and Jeffrey Zwiebel, «Alcohol Consumption During Prohibition», American Economic Review 81, no. 2 (1991): 242.


[Закрыть]. Мы развязали войну против наркотиков, направленную на сокращение потребления контролируемых наркотических средств, которыми ныне не брезгует 7% (16 миллионов) американцев[210]210
  Национальная программа по контролю за потреблением наркотиков: слушания в комитете по государственным реформам в Палате представителей, 108-ой Конгресс, первая сессия (5 марта 2003 г.), выступление Джона П. Уолтерса, директора Национальной программы по контролю за потреблением наркотиков.


[Закрыть]. Эта цифра намного ниже уровня 1979 года, когда наркотиками злоупотребляло 14% граждан. Мы зарегулировали автотранспорт до такой степени, что подавляющее большинство американцев нарушают закон ежедневно. Мы организовали настолько сложную налоговую систему, что большинство мелких предприятий регулярно мошенничает[211]211
  См. James Andreoni, Brian Erard and Jonathon Feinstein, «Tax Compliance», Journal of Economic Literature 36 (1998): 818 (список соответствующей литературы).


[Закрыть]. Мы гордимся своим «свободным обществом», но бесконечный ряд обычных поступков в нашем обществе регулируется. И, в результате, уйма американцев постоянно нарушает хоть какой-нибудь закон. Такое положение дел не обходится без последствий. Данный аспект особенно бросается в глаза подобным мне преподавателям, чья работа заключается в прививании студентам-юристам уважения к «этике». Как говорил своему классу в Стэнфорде мой коллега Чарли Нессон, ежегодно на факультеты права поступают тысячи студентов, незаконно скачивавших музыку, незаконно употреблявших спиртное и иногда наркотики, незаконно работавших без уплаты налогов, незаконно водивших автомобили. Для этих детей противозаконное поведение все больше входит в обыкновение. А потом мы, профессора права, должны приучать их к этичному поведению – как отказываться от взяток, не влезать в карман к клиенту или чтить необходимость обнародовать документ, ставящий крест на всем деле. Целые поколения американцев – в некоторых районах США в большей степени, чем в других, – не могут жить и нормально, и по закону, так как «нормальность» подразумевает определенную долю противозаконности. Ответом на такую всеобщую нелегальность может быть либо ужесточение закона, либо его изменение. Мы, как общество, должны научиться рациональнее делать выбор. Разумность закона зависит – по крайней мере, отчасти – от того, не перевешивают ли выгоды от его принятия издержки как явные, так и побочные. Если издержки все вместе преобладают над пользой, тогда закон следует менять. И если издержки существующей правовой системы гораздо больше издержек альтернативного пути, тогда есть смысл подумать об альтернативе. Я здесь не проповедую глупости: дескать, надо отменить закон, если люди его нарушают. Разумеется, количество убийств чрезвычайно снизится, если легализовать убийства по средам и пятницам. Но смысла в этом не будет никакого, потому что убийство есть злодеяние в любой день недели. Общество поступает верно, запрещая убийства всегда и везде. Я имею в виду то, что демократические общества исповедовали поколениями, а мы не так давно стали забывать. Власть закона опирается на людей, его соблюдающих. Чем чаще мы, как граждане, набираемся опыта нарушений закона, тем меньше мы закон уважаем. Однако очевидно, что в большинстве случаев суть в самом законе, а не в уважении к нему. Мне наплевать, испытывает ли насильник уважение к закону, я хочу поймать его и посадить за решетку. Но меня волнует, уважают ли закон мои студенты. И я обеспокоен, если правовые нормы сеют растущее неуважение к закону из-за его крайностей. Двадцать миллионов американцев уже достигли совершеннолетия, с тех пор как интернет ввел в жизнь новое понятие «обмена». Надо уметь относиться к этим двадцати миллионам как к гражданам, а не как к преступникам. Когда, по меньшей мере, сорок три миллиона граждан качают контент из интернета и пользуются инструментами для комбинирования этого контента способами, неразрешенными правообладателями, первый вопрос, которым следует задаваться, – не о том, как лучше подключить к делу ФБР. Первым на повестке должно значиться другое: необходим ли, на самом деле, данный запрет для того, чтобы уладить проблемы с авторскими правами? Есть ли другой способ обеспечить выплаты артистам, не предусматривающий превращения сорока трех миллионов американцев в преступников? Куда подевался здравый смысл, если такие способы есть, а Америку, тем не менее, превратили в криминальную нацию? Эту абстрактную идею можно уяснить на отдельном примере. У нас у всех имеются компакт-диски. Многие из нас по-прежнему хранят грампластинки. Эти куски пластмассы заключают в себе музыку, которую, в определенном смысле, мы покупали. Закон охраняет наше право приобретать и продавать эту пластмассу. Не будет никакого нарушения копирайта, если я продам все свои пластинки с классической музыкой в комиссионный магазин, а вместо них накуплю джазовых. Такое использование записей не возбраняется.

Однако, как показало безумие вокруг МР3, есть и еще одно использование фонографических записей, являющееся действительно свободным. Так как эти пластинки выпущены без применения технологий защиты от копирования, я «волен» копировать (или «нарезать») музыку с этих дисков на компьютерный жесткий диск. В действительности корпорация Apple зашла так далеко, что даже посчитала такую «свободу» правом: в своей серии рекламных роликов Apple восхваляла способности цифровых технологий «нарезать, компилировать, переписывать». Подобное использование моих пластинок, конечно, ценно. Я начал грандиозный домашний проект по оцифровке всех компакт-дисков, моих и моей жены, для хранения в одном архиве. После этого, использовав Apple iTunes или замечательную программу под названием Andromeda, мы можем составлять различные плейлисты из нашей музыки: Бах, барокко, лирические песни, любимые песни знаменитостей – потенциал здесь неисчерпаем. Удешевив стоимость создания плейлистов, программные технологии способствуют появлению творчества микширования, которое само по себе независимо ценно. Сборники песен креативны и значимы по-своему. Такое использование возможно благодаря незащищенному медиа на компакт-дисках или пластинках. Но незащищенные медиа также обеспечивают возможность файлообмена. Файлообмен угрожает (по крайней мере, в этом уверена индустрия контента) возможности авторов честно зарабатывать на своем творчестве. Таким образом, многие стали экспериментировать с разработками, призванными исключить из нашей жизни незащищенные медиа. Такие технологии, например, позволят выпускать компакт-диски, которые нельзя скопировать, или распространят шпионские программы, способные идентифицировать скопированный контент на пользовательских машинах. Если подобные технологии разовьются, построение больших домашних архивов музыки сильно усложнится. Можно вращаться в хакерских кругах и заимствовать там технологии для отключения защитных механизмов. Обмен подобными технологиями взлома нелегален, но вас это, может быть, и не беспокоит. В любом случае, для подавляющего большинства людей защитные технологии поставят крест на возможности архивирования компакт-дисков. Другими словами, технология силой загонит нас обратно в мир, где слушать музыку можно, либо манипулируя кусками пластмассы, либо оставаясь в рамках чрезвычайно сложной системы «цифрового управления правами». Если единственный способ обеспечить артистам выплаты – это устранение возможности свободно перемещать контент, тогда технологии, препятствующие данной свободе, оправданы. А что если есть другие средства обеспечить оплату творчества, не запирая всякий контент на замок? Что если, например, другая система предоставит исполнителям компенсации, одновременно сохраняя для всех доступность свободного перемещения контента? Моя цель сейчас в том, чтобы доказать, что подобная система существует. Я предлагаю версию такой системы в последней главе этой книги. На данный момент моя мысль относительно непротиворечива: если бы другая система позволяла достичь тех же правовых целей, что и существующая система копирайта, но при этом оставляла потребителям и авторам куда больше свободы, тогда у нас появился бы очень хороший повод придерживаться такой альтернативы, то есть свободы. Выбирать, другими словами, предстоит не между собственностью и пиратством, а между разными системами собственности и свободами, которые те предоставляют. Я уверен: есть способ обеспечить гонорары артистам без превращения сорока трех миллионов американцев в преступников. Самая яркая черта подобной альтернативы заключается в том, что она приведет к появлению совершенно другого рынка производства и распространения творчества. Доминирующее меньшинство, которое сегодня контролирует практически всю сферу дистрибуции контента в мире, больше не сможет осуществлять подобный абсолютный контроль. Скорее всего, они разделят судьбу гужевых повозок. Правда, следует признать, что производители телег нашего поколения уже оседлали Конгресс и правят закон для защиты себя от новых форм конкуренции. Для них выбор стоит между клеймением сорока трех миллионов американцев преступниками и собственным выживанием. Понятно, почему они поступают так. Непонятно, почему наша демократия продолжает им потворствовать. Джек Валенти очарователен, но не настолько, чтобы оправдать отход от такой глубокой и важной традиции, как свободная культура. Есть и еще один аспект этого разложения, особенно важный для гражданских свобод и являющийся прямым следствием любой запретительной войны. Как указывает адвокат Фонда электронного рубежа Фред фон Ломан, это «побочный ущерб», который «возникает, как только превращаешь большой процент населения в преступников». Это косвенный вред для гражданских свобод в целом. «Если можно отнести кого-либо к предполагаемым нарушителям закона, – объясняет фон Ломан, – то внезапно в той или иной степени испаряются многие основные гражданские свободы… Если нарушаешь копирайт, то как можно надеяться на соблюдение конфиденциальности? Когда нарушаешь авторские права, можешь и не мечтать о надежной защите от посягательств на личный компьютер. Можешь забыть о доступе в интернет… Наше восприятие меняется, как только мы подумали: «О, ведь этот человек преступник, он нарушает закон». Чего добилась вся эта кампания против файлообмена – так это превратила огромный процент американских интернет-пользователей в нарушителей закона». А следствием такого превращения американцев в преступников стало то, что конфиденциальность, на которую многие полагаются, практически отменяется – буднично, будто так и надо. Большинство интернет-пользователей начало наблюдать это в 2003 году. Тогда RIAA организовала свою первую кампанию по принуждению провайдеров к выдаче персональных данных пользователей, которые, по мнению RIAA, нарушали закон об авторских правах. Verizon воспротивилась этому требованию и проиграла. Простым судебным запросом и безо всякого уведомления самого пользователя данные о нем были раскрыты. Затем RIAA расширила свою кампанию, обнародовав собственную генеральную стратегию судебного преследования отдельных пользователей интернета, подозреваемых в скачивании защищенной копирайтом музыки из файлообменных сетей. Как мы уже видели, потенциальные суммы возмещения ущерба в подобных исках просто астрономические. Если домашний компьютер использовали для загрузки всего одного музыкального компакт-диска, семью могут наказать на два миллиона долларов. Это не остановило RIAA, которая продолжила подавать в суд на такие семьи, как это было с иском против Джесси Джордана[212]212
  См. Frank Ahrens, «RIAA's Lawsuits Meet Surprised Targets; Single Mother in Calif., 12-Year-Old Girl in N.Y. Among Defendants», Washington Post, 10.09.2003, E1; Chris Cobbs, «Worried Parents Pull Plug on File `Stealing'; With the Music Industry Cracking Down on File Swapping, Parents are Yanking Software from Home PCs to Avoid Being Sued», Orlando Sentinel Tribune, 30.08.2003, C1; Jefferson Graham, «Recording Industry Sues Parents», USA Today, 15.09.2003, 4D; John Schwartz, «She Says She's No Music Pirate. No Snoop Fan, Either», New York Times, 25.09.2003, C1; Margo Varadi, «Is Brianna a Criminal?», Toronto Star, 18.09.2003, P7.


[Закрыть]. И это еще не весь размах шпионажа, развязанного RIAA. В отчете CNN в конце лета прошлого года описывается стратегия, которую применяла RIAA для выявления пользователей «Напстера»[213]213
  См. «Revealed: How RIAA Tracks Downloaders: Music Industry Discloses Some Methods Used», CNN.com, http://www cis ohio-state edu/~brownn/funm/FUNM.html.


[Закрыть]. Использовав сложный алгоритм хэшинга, RIAA сняла, так сказать, «отпечатки пальцев» с каждой песни в каталоге «Напстера». Любая копия тех МР3-файлов имела такой «отпечаток».

Итак, представьте себе следующий, не совсем уж невероятный сценарий. Подружка дает вашей дочери компакт-диск со сборником песен. В точности такой же, как кассеты, которыми вы сами менялись в детстве. Вы не знаете, и ваша дочь тоже понятия не имеет, откуда взялись эти песни. Однако она копирует их на свой компьютер. Затем она идет со своим компьютером в колледж, там подсоединяется к школьной сети, и если этот колледж «сотрудничает» со шпионами из RIAA, а ваша дочь как следует не защитила свои данные (вы сами-то умеете это делать?), то RIAA сможет идентифицировать вашу девочку как «преступника». А по правилам, которые начали вводить в университетах[214]214
  См. Jeff Adler, «Cambridge: On Campus, Pirates Are Not Penitent», Boston Globe, 18.05.2003, городской еженедельник, 1; Frank Ahrens, «Four Students Sued over Music Sites; Industry Group Targets File Sharing at Colleges», Washington Post, 04.04.2003, E1; Elizabeth Armstrong, «Students `Rip, Mix, Burn' at Their Own Risk», Christian Science Monitor, 02.09.2003, 20; Robert Becker and Angela Rozas, «Music Pirate Hunt Turns to Loyola; Two Students Names Are Handed Over; Lawsuit Possible», Chicago Tribune, 16.07.2003, 1C; Beth Cox, «RIAA Trains Antipiracy Guns on Universi-ties», Internet News, 30.01.2003, http://www internetnews com/bus-news/article php/1577101; Benny Evangelista, «Download Warning 101: Freshman Orientation This Fall to Include Record Industry Warnings Against File Sharing», San Francisco Chronicle, 11.08.2003, E11; «Raid, Letters Are Weapons at Universities», USA Today, 26.09.2000, 3D.


[Закрыть], ваша дочь может лишиться права пользования университетской компьютерной сетью. В некоторых случаях ее могут и исключить. Ну, разумеется, у нее есть право на защиту. Можете нанять для нее адвоката (за триста долларов в час, если повезет), и ваша дочь может сослаться на то, что ничего не знала о происхождении тех песен или о том, что они из «Напстера». Вполне возможно, в университете ей поверят. А могут и не поверить. Эту «контрабанду» могут истолковать как презумпцию вины. И, как испытал ряд студентов колледжей, наши представления о презумпции невиновности в ходе сражений запретительных войн испаряются. Эта война не исключение. Вот что говорит фон Ломан:

«Итак, когда речь идет о сорока-шестидесяти миллионах американцев, являющихся, по сути, нарушителями копирайта, создается ситуация, в которой гражданские права всей этой огромной массы людей оказываются, в принципе, под угрозой. Не думаю, что есть еще какая-либо аналогичная ситуация, когда можно наугад на улице остановить любого прохожего и с уверенностью объявить его совершающим незаконные действия, за которые его можно привлечь к уголовной ответственности или административной – в виде штрафа в размере сотен миллионов долларов. Разумеется, мы все превышаем скорость, но за такое нарушение правил дорожного движения нас обычно не лишают гражданских свобод. Некоторые употребляют наркотики (и мне это представляется наилучшей аналогией), однако, как многие заметили, война против наркотиков привела к эрозии всех наших гражданских свобод, потому что в ней многие американцы расценивались как преступники. Я думаю, вполне уверенно можно утверждать, что файлообменом занимается куда больше американцев, нежели потребляет наркотики… Если сорок-шестьдесят миллионов стали нарушителями закона, тогда мы действительно очутились на очень скользком склоне, по которому можно скатиться туда, где гражданские свободы огромного количества людей просто исчезнут».

Если сорок-шестьдесят миллионов американцев по закону считаются «преступниками», а закон мог бы добиться обеспечения права авторов без подобных крайностей – то кто же злодей? Американцы или закон? В чем же настоящая Америка – в постоянной войне с собственным народом или в согласованных усилиях нашей демократии во имя изменения закона?