Текст книги "Жизненный план"

Автор книги: Лори Нелсон Спилман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

Когда мама была жива и здорова, четверг традиционно считался днем семьи Боулингер. Мы собирались за столом в ее доме, и разговор всегда лился так же легко, как совиньон блан. Мама сидела во главе стола, и темы сменяли одна другую – последние новости, политика и личные интересы каждого. Сегодня, впервые после маминой кончины, Джоад и Кэтрин пытаются воссоздать магическую атмосферу тех вечеров.

Меня встречает Джоад в переднике в черно-белую полоску поверх замшевого пиджака.

– Спасибо, что пришла, – говорит он и целует меня в щеку.

Скидываю туфли и утопаю в роскошном белом ковре. Джоад тяготеет к классическим вещам, однако Кэтрин без ума от современного дизайна. Результатом слияния интересов стал безупречный классический интерьер в белых и бежевых тонах, декорированный удивительными произведениями современного искусства. Атмосфера дома кажется стерильной, отчего несколько прохладной и недоброжелательной.

– Восхитительный запах, – говорю я.

– Каре ягненка. Уже почти готово. Пошли. Джей и Шелли уже допивают второй бокал пино.

Как и следовало ожидать, отсутствие мамы столь же выразительно, как южная манера растягивать слова. Впятером мы сидим в гостиной Джоада и Кэтрин, выходящей окнами на реку Иллинойс, и делаем вид, что не ощущаем нехватки той энергии, что давала нам мама. Вместо этого мы маскируем неловкое молчание пустой болтовней. После двадцатиминутного вещания Кэтрин о доходах компании за третий квартал и планах на развитие разговор плавно переходит на тему моей жизни. Кэтрин желает знать, почему я пришла без Эндрю, Джей интересуется, не нашла ли я место учителя. От каждого вопроса я вздрагиваю, словно от толчков после землетрясения. Мне срочно нужна передышка. Пользуюсь тем, что Джоад удаляется на кухню проверить свой знаменитый десерт крем-брюле.

Иду по коридору в ванную комнату и заглядываю в кабинет Джоада – его уютное убежище, отделанное вишневыми панелями, святилище, куда меня раньше никогда не приглашали. Здесь, в запертом на ключ шкафу, он хранит коллекцию односолодового виски и, несмотря за запрет Кэтрин курить в доме, коробку с кубинскими сигарами. Взгляд цепляется за предмет на столе. Резко меняю курс.

Глаза не сразу привыкают к полумраку кабинета. Моргаю и сосредоточенно вглядываюсь. На массивном темном столе Джоада, прикрытый тонкой папкой, лежит красный блокнот.

Какого черта? Решительно захожу в комнату. Когда я спрашивала о нем, Джоад, как и все остальные, не признался, что видел его. Беру блокнот в руки, мамина записка больше не скрывает надписи на обложке. Грудь сжимается от вида ее почерка. «Лето 1977» – за год до моего рождения. Неудивительно, что она понадобилась Джоаду. Эта записная книжка бесценна. Но ведь я обязательно рассказала бы о ней братьям.

Слышу шаги – по коридору кто-то идет. Джоад. Холодею от страха. Думаю, что надо сообщить о находке и сказать, что я ее забираю, но внутренний голос велит молчать. Брату определенно не понравится моя идея. Джоад проходит мимо, даже не заглянув в кабинет, и я с облегчением выдыхаю. Спрятав блокнот под свитер, я покидаю комнату так же бесшумно, как и проникла сюда.

Уже застегивая пальто, вхожу в гостиную.

– Прости меня, Кэтрин, но десерт я, пожалуй, пропущу. Неважно себя чувствую.

– Подожди, я тебя отвезу, – говорит Шелли.

Мотаю головой:

– Нет, спасибо. Возьму такси. Попрощайтесь за меня с Джоадом.

Прежде чем Джоад узнает, что я ухожу, выскакиваю за дверь.

Хлопок дверей лифта позволяет еще раз облегченно вздохнуть. Господи, помоги мне, я стала воровкой. Но ведь укравшей ради торжества справедливости. Достаю свою драгоценную добычу и прижимаю к груди, представляя, что обнимаю маму. Тоска по ней охватывает меня с невероятной силой. Как это похоже на нее – появляться в те моменты, когда она мне особенно нужна.

Лифт дернулся и пришел в движение. Не слушая голоса разума, кричащего о том, что лучше дождаться времени, когда я лягу в постель, а рядом будет уютно гореть лампа, открываю книжку и впиваюсь глазами в страницу. Когда двери лифта распахиваются, чтобы выпустить меня, на дрожащих ногах выхожу в фойе и опускаюсь в кресло, растерянная и ошеломленная разгадкой тайны, мучившей меня всю жизнь.

Вот уже несколько минут, а возможно, и несколько часов я сижу в фойе, прежде чем до меня долетает голос Джоада.

– Брет, – шепчет он, склоняясь почти к самому уху, – не открывай блокнот!

Не могу ни ответить, ни пошевелиться. Я онемела.

– Бог мой. – Он опускается рядом со мной на колени и берет открытую записную книжку с моих колен. – Я надеялся догнать тебя раньше, чем ты его откроешь.

– Зачем? – спрашиваю я, прорываясь сквозь плотную дымку. – Зачем вы от меня скрывали?

– Именно поэтому. – Джоад убирает с моего лица мокрые от слез волосы. – Только посмотри на себя. Ты только что потеряла маму, зачем тебе новые переживания.

– Я имела право знать, черт побери!

Слова отскакивают от мрамора, становясь громче. Джоад озирается и смущенно кивает консьержу за стойкой.

– Пойдем наверх.

– Нет, – цежу я сквозь зубы и расправляю плечи. – Ты должен был мне сказать. Мама должна была мне сказать! Я боролась за эти отношения всю жизнь, а она вот так мне во всем признается?

– Ведь ничего не известно точно, Брет. В этой книжке ничего конкретного не написано. Вполне возможно, ты дочь Чарльза.

Тычу пальцем ему в грудь:

– Я не дочь этого мерзавца, и он отлично все знал. Поэтому никогда меня не любил. А у мамы духу не хватило мне признаться!

– Ладно, ладно. Откуда нам знать, может, этот Джонни Маннс был негодяем, и мама не хотела, чтобы ты о нем знала.

– Нет. Все очевидно. Она оставила мне этот блокнот, потому что хотела, чтобы я нашла своего настоящего отца и подружилась с ним, это должно стать девятнадцатой целью в моем жизненном плане. Мама трусила, пока была жива, но хорошо, что у нее хватило храбрости оставить после себя рассказ о жизни – моей жизни. – Впиваюсь глазами в его лицо. – И ты, ты собирался скрыть его от меня! Как давно ты обо всем знал?

Джоад отворачивается и проводит рукой по блестящей голове. Наконец он усаживается в соседнее кресло и косится на блокнот.

– Я нашел его много лет назад, когда помогал маме переезжать на Астор-стрит. Мне даже стало плохо. Мама так и не узнала, что я его нашел. В день похорон я перепугался, когда опять его увидел.

– Тебе стало плохо? Разве ты не видишь, как счастлива она была, когда писала об этом? – Беру в руки блокнот и открываю на первой странице. – «Третье мая. После двадцати семи лет сна в мою жизнь вошла любовь, и я пробудилась. Прежняя я сказала бы, что это преступно и аморально. Но женщина, которой я стала, не в силах прекратить это. Впервые мое сердце бьется в своем настоящем ритме».

Джоад вытягивает руку, словно не может больше слушать. Смотрю на него и невольно смягчаюсь. Непросто узнать, что у твоей мамы был любовник.

– Кто еще в курсе?

– Только Кэтрин. Возможно, именно сейчас она рассказывает обо всем Джею и Шелли.

С шумом выдыхаю. Что ж, брат делал то, что считал верным, по-своему меня защищал.

– Я справлюсь, Джоад. – Вытираю глаза рукавом рубашки. – Откровенно говоря, я зла на маму за то, что она не рассказала мне раньше, но рада, что хоть сейчас узнала. Я найду его.

Джоад качает головой:

– Полагаю, тебя не отговорить. Ты уже все решила.

– И не старайся. – Я натянуто улыбнулась. – Ты ведь и сам думал отдать мне блокнот, правда?

Брат смотрит на меня и гладит по голове.

– Конечно. Потом, когда мы решим, как поступить.

– В каком смысле?

– Понимаешь, мамино имя было брендом. Имиджу компании очень повредит, если ее кристально чистая репутация будет подпорчена появлением незаконнорожденной дочери.

Его слова действуют на меня как нокаут. Выходит, цели моего брата были вовсе не так благородны. Для него я лишь незаконнорожденная дочь, способная запятнать бренд.

Ночью, когда Эндрю засыпает, выбираюсь из нашей постели, накидываю халат, беру ноутбук и устраиваюсь внизу на диване. Прежде чем зайти на страничку в Гугле, чтобы найти Джонни Маннса, нахожу в «Фейсбуке» сообщение от моей старой подруги, Кэрри Ньюсом. Разглядываю фото простой женщины, бывшей некогда моей лучшей подругой.

«Брет Боулингер? Моя пропавшая подруга из Роджерс-Парк? Даже не верится, что ты помнишь меня и даже решила найти! Сразу всплывает столько приятных воспоминаний. Ты не поверишь, но в следующем месяце я собираюсь приехать в Чикаго. 15 ноября в „Маккормик-Плейс“ пройдет конференция социальных работников, организованная Национальной ассоциацией. У тебя будет время встретиться за ланчем или, что еще лучше, за ужином? О, Бретель, как я рада, что ты меня нашла! Я очень скучала!»

Бретель. Старое прозвище, найденное для меня в далеком детстве. После того как я целую неделю жаловалась на мальчишеское имя, Кэрри принялась составлять список возможных вариантов.

– Как тебе Бретчен? Брета? Бретани? – спрашивала она.

Наконец мы остановились на Бретель, имени, которое ассоциировалось с шоколадным домиком и смышлеными детьми. Так оно ко мне и привязалось. Для всех остальных я была Брет, но для моей любимой подруги только Бретель.

Одним ясным осенним утром Кэрри сообщила, что ее мама нашла работу в Университете Висконсина. В клетчатых юбках и белых блузках мы шли тогда по тротуару в Академию Лойолы – нашу новую школу. Я и сейчас представляю хруст листьев под ногами и вижу красно-желтые ветки над головой. Но боль, которую я испытывала от расставания с Кэрри, представлять не надо, даже после стольких лет она живет в моем сердце.

– Папа пригласил меня сегодня на ужин, – сказала я Кэрри.

– Здорово. – Моя подруга всегда за меня радовалась. – Спорим, он по тебе соскучился.

Я шла и пинала ногами листья.

– Может быть.

Почти полквартала мы прошли в молчании, но Кэрри остановилась и повернулась ко мне:

– Мы переезжаем, Брет.

Тогда она назвала меня по имени. Я подняла голову и увидела в ее глазах слезы, но все равно отказывалась понимать.

– Мы все? – спросила я с искренней надеждой.

– Нет же! – Она рассмеялась сквозь слезы.

Мы молча стояли и смотрели друг на друга.

– Пожалуйста, скажи, что это неправда.

– Извини, Бретель, но это правда.

В тот день закончилась моя жизнь. По крайней мере, я так считала. Девочка, которая читала мои мысли, заставляла думать, смеялась над моими глуповатыми шутками, вдруг уезжает. Мэдисон казался мне тогда таким же далеким, как Узбекистан. Пять недель спустя я стояла на крыльце дома и махала вслед уезжающему фургону. Первый год мы переписывались с Кэрри, как верные любовники. Однажды она приехала в гости на выходные, и после этого мы больше не разговаривали. До сих пор не могу себе простить. Никого из друзей, которые появились потом в моей жизни, я не любила так, как Кэрри Ньюсом.

Ее письмо смотрит на меня, как голодный щенок, вертящийся у стола. Неужели она забыла, как я обошлась с ней в тот день? Закрываю лицо руками, но через несколько минут поднимаю голову и начинаю быстро печатать.

«Я тоже скучала по тебе, Кербер. Прости меня. Буду рада увидеться 15 ноября».Нажимаю «Ввод» и пишу в строке поиска имя Джонни Маннса.

Глава 9

Мы с Брэдом сидим друг напротив друга в кожаных креслах. Я пью чай, а он глотает воду прямо из бутылки и рассказывает мне о своей поездке. Чувствую аромат его одеколона, а приглядевшись, замечаю пирсинг в ухе.

– Сан-Франциско – потрясающий город, – говорит Брэд. – Бывала там?

– Дважды. Один из моих любимейших городов. – Прячу лицо, делая очередной глоток, и спрашиваю: – Ты ездил по делам или отдыхать?

– Отдыхать. Моя девушка Дженна переехала туда прошлым летом. Нашла работу в «Сан-Франциско кроникл».

Отлично. У нас обоих серьезные отношения, значит, сексуальное влечение не будет нас отвлекать. Тогда почему у меня едва не остановилось сердце?

– Здорово! – говорю я, старательно изображая восторг.

– Здорово. Для нее. Она счастлива, но это плохо влияет на наши отношения.

– Могу себе представить. Быть в двух тысячах миль от любимой непросто, не говоря уже о трех часах разницы во времени.

Брэд качает головой:

– И одиннадцати в годах.

Быстро произвожу расчеты и понимаю, что Дженне лет тридцать.

– Одиннадцать лет не так уж много.

– Именно в этом я и пытаюсь ее убедить. Но она зациклилась. – Брэд идет к столу и показывает мне фотографию женщины с мальчиком – ту, которую я определила как сестру с племянником. – Это Дженна, – объявляет Брэд. – А это ее сын Нейт. Поступил в университет в Нью-Йорке.

Не могу отвести взгляд от женщины с застенчивой улыбкой и яркими голубыми глазами.

– Очень красивая.

– Да, очень. – Он улыбается портрету, а я сжимаюсь от зависти. Интересно, каково это, когда тебя обожают?

Расправляю плечи и придаю лицу официальное выражение.

– У меня есть новости.

Брэд вскидывает голову:

– У вас с Эндрю будет ребенок? Или вы покупаете лошадь?

– Нет. Но я была на могиле Чарльза Боулингера. В последний раз.

Он приподнимает бровь:

– Ты так быстро с ним помирилась?

Качаю головой:

– Чарльз Боулингер мне не отец, и я хочу попросить тебя найти моего настоящего отца. – Рассказываю о мамином блокноте и мужчине, в которого она влюбилась летом за год до моего рождения. – Последняя запись сделана двадцать девятого августа, в день, когда Чарльз узнал о романе, и Джонни уехал из города. Мама была убита горем. Она хотела уйти от Чарльза, но Джонни заставил ее остаться. Он любил маму, но мечтал стать музыкантом, поэтому не хотел обзаводиться семьей. Знала мама, что беременна, или нет, так и останется для меня тайной. Но срок был уже два месяца. Это был ребенок Джонни. – Замечаю, что Брэд хмурится. – Поверь мне, Брэд. Мы с Чарльзом даже не похожи. Мы чужие люди. Я не сомневаюсь, что мой отец Джонни Маннс.

Брэд тяжело вздыхает:

– Ответственный шаг. Ты к нему готова?

Я тоже вздыхаю:

– Мне больно. Я чувствую злость и обиду. Почему мама ничего мне не рассказала, даже когда умер Чарльз? Она ведь знала, как мне нужен отец. Но еще я чувствую облегчение. Этот факт многое объясняет. Наконец я смогла понять, почему отец никогда меня не любил. Не потому, что я была плохой, как всегда считала, а просто потому, что не его дочь. – Сглатываю ком в горле и подношу руку к губам. – В моей душе столько лет жила злость на него, а сейчас, когда я знаю правду, эта злость рассеивается.

– Это важно. Но я думаю о том, что где-то в этом мире живет твой отец.

– Да, страшновато. Не представляю, как его найти. – Закусываю губу. – И еще я не представляю, как он отреагирует, когда увидит на пороге меня.

Брэд сжимает мою руку и заглядывает в глаза:

– Он полюбит тебя.

Мое глупое сердце трепещет. Осторожно убираю руку и кладу на колено.

– Ты мог бы мне помочь в поисках?

– Еще спрашиваешь. – Брэд встает с места и походит к компьютеру. – Давай-ка начнем с Гугла.

– Да что ты! – восклицаю я с иронией. – С Гугла? Какой сообразительный! Молодец!

Он поворачивается ко мне, и улыбка сползает с лица, но лучики у глаз остаются.

– Самая умная?

От души заливаюсь смехом.

– Полагаешь, я до этого не додумалась? Ну что же вы, мистер Мидар.

Брэд опускается в кресло и закидывает ногу на ногу.

– Ну и что ты нашла?

– Сначала я решила, что мне улыбнулась удача, когда нашла группу Джонни Манна. Но он родился в 1918 году.

– Да, получается, в 1977-м он был уже немолод. Кроме того, того парня звали Маннс, а не Манн, верно?

– Так было написано в мамином блокноте. Но я использовала все возможные варианты: Манн, Джон, Джонни и Джонатан. Проблема в том, что появляется более десяти миллионов ссылок. Для того чтобы его найти, придется сузить поиск.

– Что еще ты о нем знаешь? Он из Чикаго?

– Из Северной Дакоты. Судя по маминым описаниям, они были ровесниками, впрочем, я не вполне уверена. Джонни снимал квартиру этажом выше, тогда мы жили на Босворт-авеню, в Роджерс-Парк. Он был музыкантом и работал в баре «Джастинс» на той же улице.

Брэд поднимает указательный палец:

– Вот! Туда мы и отправимся – в «Джастинс». Поспрашиваем, может, его кто-то помнит.

Мои глаза становятся круглыми от удивления.

– Напомни, в каком университете ты получал диплом юриста?

– А что?

– Прошло больше тридцати лет, Брэд. Заведение уже давно сменило название, теперь там бар для геев под названием «Нептун».

Брэд таращит глаза:

– Ты уже все проверила?

С трудом сдерживаю улыбку.

– Ладно, сдаюсь… – Поднимаю руки вверх. – Я такая же бестолковая, как и ты. Полагаю, вдвоем мы не справимся. Нам нужна помощь профессионала, Брэд. Ты сможешь найти подходящего человека?

Он встает, подходит к столу и берет свой «Блекбери».

– Был один, помогал мне с делами о разводе. Стив Полонски. Отличный детектив, но не могу гарантировать, что он найдет Джонни Маннса.

– Должен! – вскрикиваю я, одолеваемая острым желанием отыскать отца. – Не сможет он, найдем другого. Я не остановлюсь, пока не найду этого человека.

Брэд устремляет на меня внимательный взгляд и кивает:

– Похвально. Впервые вижу, что ты устремляешься к цели с энтузиазмом.

В этом он прав. К исполнению пункта под номером девятнадцать я иду, не подталкиваемая мамой. И это уже не цель четырнадцатилетней девочки. Я всем сердцем хочу иметь отца, я мечтала об этом всю жизнь.

Покидая кабинет Брэда, я думаю о том, почему ощущаю необходимость сделать ему приятное. Как и мама, он считает, что я справлюсь со всеми пунктами жизненного плана. Возможно, вместе мы действительно сможем сделать так, чтобы мама мной гордилась. Не успеваю додумать мысль до конца, как звонит телефон. Выходя из двойных дверей на Рандольф-стрит, роюсь в сумке в поисках телефона.

– Брет Боулингер? Я Сюзанна Кристиан из Департамента образования Чикаго. Мы получили ваше резюме и медицинское заключение, кроме того, навели справки о вашем прошлом. Рада вам сообщить, что нас все устраивает. Поздравляю, вам предоставляется разрешение заниматься преподавательской деятельностью.

Октябрьский ветер ударяет в лицо.

– О, спасибо. Прекрасно.

– Нам нужен учитель на подмену в пятом классе в школе Дуглас-Джей-Кииз, Вудлон. Вы согласны?

Я лежу в постели с книгой и третий раз перечитываю один и тот же абзац, когда раздается звук открываемой двери, извещающий о приходе Эндрю. Обычно я всегда радуюсь этому, но сейчас грудь сдавливает с такой силой, что трудно дышать. Необходимо сказать ему правду, но в десять часов вечера, когда я измотана и мечтаю отдохнуть, эта идея кажется мне не самой удачной. По крайней мере, такое объяснение я нахожу вполне логичным и уместным.

Закрываю книгу и вслушиваюсь, как хлопают дверцы шкафов и холодильника. Через некоторое время Эндрю шлепает босыми ногами по ступенькам лестницы, и шаги кажутся мне такими громкими, словно на нем грубые колодки. По тому, как он поднимается по лестнице, я безошибочно определяю настроение Эндрю. Сегодня он усталый и угрюмый.

– Привет, – говорю я, откладывая в сторону книгу. – Как прошел день?

Он плюхается на кровать, зажав в руке бутылку «Хайнекен». Лицо словно посерело, под глазами двумя полумесяцами залегли тени.

– Ты рано легла.

Кошусь на будильник.

– Уже почти десять. Это ты задержался. Приготовить ужин?

– Не надо. – Эндрю рывком ослабляет галстук и растягивает верхнюю пуговицу удивительно свежей голубой рубашки. – Как у тебя дела?

– Отлично, – отвечаю я, чувствуя, как давление поднимается от одной мысли о предстоящем уроке в школе. – Завтра тяжелый день. Встреча с важными клиентами.

– Все будет нормально. Твоя мать справлялась, и ты справишься. – Делает глоток пива. – Кэтрин тебе помогает?

Неопределенно машу рукой:

– Она все время в разъездах. Так всегда было. – Господи! Я хожу по тонкой проволоке, необходимо прекратить это, пока не погибла! Сгибаю ноги в коленях и прижимаю к груди, обхватив руками. – Расскажи, чем ты сегодня занимался.

Эндрю проводит ладонью по волосам.

– Вымотался. У меня клиент, которого обвиняют в убийстве девятнадцатилетнего подростка, за то, что тот бросил камень в его «хаммер». – Ставит бутылку на тумбочку и направляется к шкафу. – Получается, управлять компанией – все равно что проводить дни в Диснейленде.

Несмотря на то что я не директор и даже не руководитель рекламного отдела, ощущаю себя так, словно мне плюнули в лицо. Однако с точки зрения Эндрю я президент крупной косметической фирмы, поэтому вполне заслуживаю уважения, пожалуй, даже благоговейного восхищения. Открываю рот, чтобы выступить в собственную защиту, и захлопываю, прежде чем успеваю произнести первое слово. В этой пьесе у меня роль лгуна, а хуже может быть только самодовольный лгун.

Эндрю достает деревянную вешалку из кедра и вешает на нее пиджак. Затем снимает брюки и закрепляет на специальной вешалке вверх тормашками. Наблюдаю за ним с трепетом, мечтая стать такой же терпеливой и педантичной. Стоя у шкафа в одних трусах и носках до колена, Эндрю берет щетку и принимается чистить костюм. Большинство мужчин выглядели бы нелепо в такой ситуации, но у большинства мужчин нет прекрасного рельефного тела и гладкой загорелой кожи, как у Эндрю Бенсона.

– Я много думал о работе в «Боулингер косметик». Полагаю, тебе пора взять меня к себе.

Мгновенно забываю о своих фантазиях.

– Я… я не уверена, что это так необходимо.

Эндрю бросает на меня выразительный взгляд:

– Вот как? А что изменилось? Когда-то ты была за.

Три года назад я пришла к маме с просьбой создать должность специально для Эндрю, но она наотрез отказала:

– Брет, милая, подобное было бы возможно, будь вы женаты. Но и в этом случае тебе пришлось бы долго убеждать меня в необходимости взять Эндрю на работу.

– Почему? Он ценный работник. Никогда не видела более трудолюбивого человека.

Мама покачала головой:

– Он обладает многими ценными качествами, это несомненно. Но я не уверена, что он подходит именно для нашей компании. – Она смотрит мне прямо в глаза, как делает всегда, когда предстоит сказать нечто неприятное или сложно объяснимое. – С моей точки зрения, Эндрю куда более агрессивен, чем требуется для такого дела, как наше.

Отгоняю воспоминания и поворачиваюсь к Эндрю:

– Но мама была против, ты же помнишь? Кроме того, ты сам много раз говорил, что это было верное решение, ты не смог бы работать в косметической компании.

Эндрю подходит к кровати и склоняется надо мной:

– Но это было до того, как ее возглавила моя девушка.

– Вот еще один факт против того, что тебе нужно там работать.

Эндрю наклоняется ближе, целует меня в лоб, нос, потом в губы.

– Только подумай, как это выгодно, – шепчет он. – Мы оборудуем мне офис, соединенный дверью с твоим, и у тебя под рукой всегда будет юрист и сексуальный раб.

Тихо хихикаю:

– Ты уже мой сексуальный раб.

Целуя меня в шею, он задирает мою ночную рубашку.

– Нет ничего сексуальнее сильной женщины. Иди ко мне, мадам президент.

А если бы ты узнал, что я сильная учительница на подмену, по-прежнему считал бы меня сексуальной?

Тянусь и выключаю свет и с радостью погружаюсь в темноту. Вытягиваюсь на кровати и расслабляюсь под нежными прикосновениями.

Добрый ангел напоминает, что я должна рассказать Эндрю правду, но злой ангел советует не отвлекаться, поэтому я просто предаюсь наслаждению.

Я приезжаю в школу Дуглас-Джей-Кииз, одетая в черные брюки, черный же свитер и ярко-оранжевые ботинки, напоминающие о Хеллоуине. Дети любят, когда учителя одеты в вещи с символикой этого праздника, впрочем, толстовки с аппликациями тыквы я не собираюсь носить лет примерно до пятидесяти.

Директор школы, миссис Бейли, привлекательная афро-американка, ведет меня по коридору к кабинету миссис Эбуд.

– Вудлон известен множеством новых жилищных проектов и уличными бандами. Приходится работать не с самыми простыми детьми, но это своего рода вызов нашим профессиональным качествам. Хочется верить, что Дуглас-Джей-Кииз спасительный островок для нашей молодежи.

– Отлично.

– У миссис Эбуд сегодня рано утром начались роды. На три недели раньше срока. Если это не фальстарт, ее не будет на работе следующие шесть недель. Вы сможете подменить ее на весь срок?

У меня перехватывает дыхание.

– Э, дайте подумать…

Шесть недель? Это же тридцать дней! Слышу, как пульсирует кровь в висках. Впереди над двойными дверями ярким красным светом горит надпись «Выход». Первым желанием было рвануть вперед, но меня останавливает мысль о жизненном плане одной девочки. Если я соглашусь на следующие шесть недель, смогу вычеркнуть из списка цель под номером двенадцать. Даже Брэд не сумеет ничего возразить. Вспоминаю о маме, вернее, о словах Элеоноры Рузвельт: «Каждый день надо делать то, что тебя пугает».

– Да, – произношу я, отводя взгляд от спасительной надписи. – Я смогу.

– Великолепно. Нам крайне сложно найти учителя на подмену.

Меня пронзают смешанные чувства паники и жалости к себе. Черт возьми, что я наделала? Миссис Бейли открывает дверь и нащупывает выключатель.

– План уроков вы найдете на столе. Обращайтесь в случае необходимости. – Прежде чем выйти, она поднимает вверх большой палец, и вскоре я остаюсь одна.

Вздыхаю и сразу ощущаю запах пыли и старых книг. Оглядываю ряды деревянных столов, и в голове всплывают старые, но незабытые мечты. Первые двадцать лет своей жизни я мечтала преподавать вот в таком классе.

Пронзительный звонок выводит меня из задумчивости. Перевожу глаза на часы. Бог мой! Скоро начало занятий!

Подбегаю к столу миссис Эбуд и начинаю искать план уроков. Книга посещаемости, листы с контрольной работой, но никакого плана тут нет. Открываю ящик стола. Ничего. Один за другим исследую ящики тумбочки. И тут ничего! Где же этот чертов план?

Из коридора до меня доносится гул толпы, несущейся к кабинету. В панике выхватываю первую папку из металлического держателя, и незакрепленные листы выскальзывают у меня из рук. Черт! Краем глаза успеваю заметить слово «урок…», прежде чем листы каскадом рассыпаются и покрывают все пространство вокруг стола.

Это план уроков! Слава богу!

Толпа неумолимо приближается. Дрожащими руками начинаю собирать бумаги, и вскоре почти все они у меня в руках, за исключением самой важной страницы, залетевшей под стол миссис Эбуд. Встаю на четвереньки и залезаю под стол. В этот момент в классе появляются мои ученики, и получают возможность составить первое впечатление о своем новом учителе.

– Классная задница, – слышу я голос, за которым следует оглушительный смех.

Выползаю из-под стола и отряхиваю брюки.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – произношу я довольно громко, чтобы перекричать бурный обмен мнениями. – Меня зовут мисс Боулингер. Сегодня я буду вести урок вместо миссис Эбуд.

– Круто! – восклицает веснушчатый рыжий парень. – Эй, народ, сегодня у нас замена. Садимся кто где хочет.

Как в игре в музыкальные стулья мои ученики бегают по классу, борясь за новые места.

– Немедленно сядьте! Немедленно! – Мои выкрики тонут в хаосе. Сейчас только восемь двадцать, а я уже потеряла контроль над классом. Мое внимание привлекает девочка с волосами как у горгоны Медузы, громко кричащая на парня, которому на вид можно дать лет двадцать.

– Прекрати, Тайсон!

Тайсон тем временем стягивает с нее ярко-розовый шарф и заматывает у себя на талии.

– Сволочь, отдай шарф! – орет медуза.

Решительно направляюсь к ним.

– Отдай ей шарф, пожалуйста. – Хватаю конец шарфа, тяну на себя, парень начинает крутиться, и кажется, что шарф растягивается, как жевательная резинка. – Отдавай же. Розовый тебе не идет.

– Во-во, – поддакивает рыжеволосый из другого конца класса. – На фиг тебе розовый шарф, Тай? Ты чё, голубой?

От этих слов Тайсон взвивается и несется к рыжеволосому. Обращаю внимание, что он почти с меня ростом и фунтов на двадцать тяжелее.

– Прекратить! – Как могу быстро бросаюсь вдогонку, к сожалению, я не обладаю его сноровкой лавировать между столами.

Тайсон уже добрался до обидчика, хватает его за горло и трясет, как бармен шейкер. Господи, он его задушит, и в этом буду виновата только я! Интересно, мне могут предъявить обвинение в соучастии в убийстве?

– Зови директора! – бросаю я медузе.

Когда я подбегаю к дерущимся, лицо веснушчатого мальчика уже красное, а глаза вылезают из орбит. Он тщетно пытается оторвать пальцы Тайсона от своей шеи. Хватаю его за руку и тяну на себя.

– Отпусти сейчас же! – командую я, но голос звучит совсем не властно.

Ученики окружают поле боя и гиканьем и криками раззадоривают ребят.

– По местам! – ору я, но никто не обращает на меня внимания. – Прекратить! Немедленно! – Пытаюсь разжать пальцы Тайсона, но хватка у него железная. Открываю рот, чтобы завизжать, но в этот момент слышу командный голос со стороны двери:

– Тайсон Джонс, ко мне!

Тайсон отпускает шею несчастного парня, и я едва не падаю от напряжения и поворачиваю голову к миссис Бейли. Дети замолкают и послушно рассаживаются по местам.

– Я сказала – ко мне, – повторяет директор. – И вы, мистер Флин.

Мальчики движутся почти крадучись, пока, наконец, не оказываются рядом с директором. Она кладет руки им на плечи и поворачивается ко мне:

– Продолжайте урок, мисс Боулингер. Эти молодые люди проведут утро со мной.

Едва сдерживаюсь, чтобы поблагодарить ее. Да я готова ноги ей целовать. Не очень уверенная в силе своего голоса, просто киваю в ответ, надеясь, что миссис Бейли прочла все на моем лице. Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к классу.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – начинаю я, опираясь одной рукой на первую парту, чтобы не упасть. – Я временно буду заменять вашу учительницу.

– Ага, – выкрикивает девочка лет семнадцати, – это мы уже знаем.

– А когда вернется миссис Эбуд? – спрашивает другая, которую я называю про себя Принцессой из-за множества блесток на футболке.

– Не могу сказать точно. – Оглядываю класс. – Будут еще вопросы, или можем начинать? – Начинать что? План уроков до сих пор лежит под столом.

Принцесса поднимает руку. Наклоняюсь вперед, чтобы прочитать ее имя.

– Да, Мариса? У тебя вопрос?

Она вскидывает голову и указывает карандашом на мои ботинки от «Прада»:

– Вы сами за них платили?

Опять я слышу высокий громкий смех, который мысленно возвращает меня в Мидоудейл. Хлопаю в ладоши.

– Хватит! – И опять мои слова тонут в общем хаосе. Необходимо загнать этих малолетних монстров в клетку.

Замечаю в первом ряду девочку по имени Тиера.

– Ты, – объявляю я. – Помоги мне.

Шум в классе стоит ужасающий, но у меня мало времени.

– Надо достать план урока, Тиера, – указываю на одинокий листок бумаги под столом. – Подними его, пожалуйста.

Возможно, это единственный послушный ребенок во всем классе, во всяком случае, она встает на четвереньки и заползает под стол миссис Эбуд, как когда-то сделала я. Ей с легкостью удается дотянуться до листка бумаги, и вот я уже вижу заглавие: «Урок 9 – произношение „е“». Проклятье! Это не то, что мне нужно!