Текст книги "Рискованный флирт"

Автор книги: Лоретта Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

Черити Грейвз – законченная проститутка, думал Роуленд Ваутри. Притом умная! Придумала новый план, когда на нее стали наступать с одной стороны – деревенские олухи, с другой – леди Дейн. Но как мать она абсолютно безнадежна.

Ваутри стоял у окна и смотрел на гостиничный двор, стараясь не замечать отвратительные звуки за спиной и еще более отвратительную вонь.

Сразу же после встречи с леди Дейн Черити укрылась в своем коттеджике в Гримспунде, собрала вещи и затолкала их в кособокую двуколку, которую неделю назад купила вместе со столь же увечным пони.

Однако ребенок заартачился, не полез в двуколку, потому что вдали слышался гром. Опасаясь, что он выскочит и исчезнет в пустоши, Черити изобразила симпатию, пообещала, что они поедут, когда гроза закончится, и дала ему кусок хлеба и кружку эля. В эль она добавила «полкапельки лауданума», как она выразилась.

«Полкапельки» успокоили Доминика до потери сознания. Она затащила его в двуколку, и он проспал всю дорогу до Постбриджа и все то время, пока Черити объясняла Ваутри, что случилось, как рухнул их первоначальный план и что она придумала взамен.

Ваутри ей доверял. Если она говорит, что леди Дейн хочет забрать отвратительного ребенка, значит, так и есть.

Если Черити говорит, что ее светлость ничего не скажет мужу, это тоже может быть правдой, но это Ваутри принимал с трудом. Он то и дело подходил к окну и оглядывал двор в поисках Вельзевула или его присных.

– Хуже всего, если завтра вместо нее явится он, – объясняла Черити. – Но ты просто должен хорошенько смотреть. Ты же его за милю увидишь! Тогда нам надо будет быстро скрыться. И если мы сможем продержать противного мальчишку в течение недели, то вернемся к прежнему плану.

В первый план входили преступные действия.

По второму плану нужно было только внимательно осматриваться – и прислушиваться к здравому смыслу. Даже если леди Дейн проболтается, даже если Дейн решит погнаться за Черити, плохая погода пока удержит его дома, через два часа солнце сядет, и он не потащится в Постбридж по грязи, тем более что не знает о том, что Черити уже готова к отъезду. Любой скажет, что для Дейна это слишком утомительно.

И все-таки Ваутри не мог отделаться от мысли, что Черити могла бы больше заботиться о мальчике. Тогда, во-первых, дело не дошло бы до кризиса в отношениях с населением Аттона. Во-вторых, если бы она просто побила мальчишку, вместо того чтобы травить его лауданумом, его бы сейчас не рвало после обеда, на который он накинулся, как голодный волк.

Ваутри отвернулся от окна. Доминик лежал на узкой койке, вцепившись в край тощего матраса. Голова его свисала над горшком, который держала мать. Рвота на какое-то время прекратилась, но лицо было серое, губы синие, глаза покраснели.

– Это не из-за лауданума, – защищаясь, сказала Черити. – Это из-за баранины, которую он съел за обедом. Наверное, она была тухлая. Или из-за молока. Он сказал, что оно противное на вкус.

– Он уже от всего избавился, а лучше не выглядит, – сказал Ваутри. – Он выглядит хуже. Может, я все-таки вызову врача? Если он умрет, – добавил он, надеясь, что слух у Черити острее, чем материнские чувства, – ее светлость будет недовольна. И кое-кто из моих знакомых обнаружит себя ближе к виселице, чем ей хочется.

Упоминание о виселице смыло краску с розовых щечек Черити.

– Предоставляю тебе во всем искать самое плохое, – сказала она, повернувшись спиной к больному ребенку. Но не стала возражать, когда Ваутри взял шляпу и вышел из комнаты.

Он уже дошел до лестницы, когда услышал зловеще знакомый грохочущий голос, который, наверное, долетал от адских котлов, потому что это был голос самого Вельзевула.

Ваутри и без клубов дыма и запаха серы знал, что после того как он отвернулся от окна, трактир «Золотое сердце» превратился в черную яму ада и через несколько мгновений сам он превратится в кучку пепла.

Он ринулся обратно в комнату и распахнул окно.

– Он здесь! Внизу! Терроризирует трактирщика. Мальчик резко сел, большими глазами глядя на Ваутри, который метался по комнате, хватая вещи. Черити встала. Она спокойно сказала:

– Брось вещи. Не паникуй, думай головой.

– Через минуту он будет здесь! Что делать?

– Надо торопиться, – сказала она, выглянув во двор. – Ты вытаскиваешь Доминика в окно, проходишь с ним по выступу до фургона с сеном и прыгаешь.

Ваутри метнулся к окну. Фургон с сеном стоял, кажется, за милю, и сена в нем было немного.

– Не могу, – сказал он. – Только не с ним.

Но пока он оценивал риск, Черити отошла от окна и уже открыла дверь.

– Сегодня ночью у нас не будет шанса встретиться, но ты должен взять моего парня – я не могу его нести, а он стоит денег, не забывай, – а завтра найди меня в Мортон-хампстеде.

– Черити!

Дверь захлопнулась, и Ваутри уставился на нее, с ужасом слушая шаги на черной лестнице.

Отвернувшись, он увидел, что мальчик тоже смотрит на дверь.

– Мама! – крикнул Доминик, сполз с кровати, покачнулся, сделал три неверных шага и повалился на пол. Раздался рвотный звук, который Ваутри слышал в течение последних часов.

Ваутри колебался, стоя между больным ребенком и окном. Потом услышал голос Дейна в коридоре.

Он подбежал к окну, открыл его и вылез на карниз. Через десять секунд, осторожно двигаясь по выступу, он услышал стук распахиваемой двери, затем рев ругательств. Забыв об осторожности, Ваутри торопливо просеменил до точки над фургоном с сеном и спрыгнул.

Ввалившись в комнату, как слон, мечтая уничтожить Черити Грейвз, лорд Дейн чуть не раздавил сына, но, к счастью, заметил помеху на пути и остановился. Быстро обежав глазами комнату, увидел разбросанные женские вещи, остатки еды на подносе, пустую бутылку, опрокинутую койку и всякий хлам, в том числе отвратительную грязную кучу тряпья возле своих ног.

Это было что-то живое, оно шевелилось.

Дейн торопливо отвел глаза и сделал три глубоких вздоха, чтобы отогнать подступающую тошноту. И напрасно, потому что воздух в комнате был прокисший.

Из-под ожившей кучи мерзости послышался всхлип. Дейн заставил себя опустить глаза.

– Мама… – простонало существо.

Ave Maria, gratia plena, Diminus tecum, bene dicta tu in mulieribus, etbenedictus frutus ventris tui, lesus.

Дейн вспомнил отчаяние брошенного ребенка, который искал утешения у Небесной Матери, когда сбежала его собственная.

Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae.

Тот ребенок молился, не зная за что. Он не знал, в чем его грех или в чем согрешила мать. Но он знал, что остался один.

Дейн понимал, что значит быть одиноким, нежеланным, испуганным, растерянным, как Джессика сказала о его сыне.

– Мама ушла, – натянуто сказал он. – Я твой отец.

Существо подняло голову; черные глаза опухли и покраснели, под «клювом» повисли сопли.

– Чума побери, как ты воняешь, – сказал Дейн. – Когда ты последний раз мылся?

Узкое лицо скорчилось в гримасе, от которой Люцифер побежал бы искать, где спрятаться.

– Убирайся, гад! – квакнул Доминик. Дейн взял его за воротник и поставил на ноги.

– Я твой отец, маленький негодяй, и если я говорю, что ты воняешь и тебе нужно помыться, ты должен отвечать: «Да, сэр», – а не…

– Педераст. – Мальчик не то рыдал, не то смеялся. – Педик, педик, педик. Гад, гад, гад.

– Я нисколько не озадачен твоим поведением, – сказал Дейн. – Я знаю, что делать. Сейчас я закажу ванну и позову одного из конюхов, чтобы он тебя отскреб, а если в процессе наглотаешься мыла – только к лучшему.

На это мальчик выдал поток ругательств и забился, как рыба на крючке.

Дейн держал его крепко, но не выдержала ветхая рубашка. Воротник оторвался, и мальчик рухнул на пол, но через две секунды Дейн его подхватил на руки.

Но почти тут же услышал зловещий звук. Мальчика вырвало прямо на сапоги его светлости. После этого извивающийся комок превратился в мертвый груз.

Дейна охватила паника.

Он убил ребенка. Нельзя было держать его так крепко. Он ему что-то сломал, раздавил… Он убил собственного сына.

Дейн услышал приближающиеся шаги и в панике поднял глаза на дверь. Вошел Фелпс.

– Фелпс, посмотри, что я наделал, – глухо сказал Дейн.

– Вижу, измазали красивые сапоги. – Фелпс подошел и вгляделся в безжизненное тело паренька под мышкой у Дейна. – Что вы такое сделали, что из него вырвался обед?

– Фелпс, по-моему, я его убил. – Дейн едва шевелил губами, его парализовало, он не мог заставить себя посмотреть на… труп.

– Почему же тогда он дышит? – Фелпс перевел взгляд на хозяина. – Он не умер, а болен. Наверно, подхватил простуду. Может, положите его на кровать, и мы посмотрим?

Путаник, подумал Дейн. Джессика сказала, что он путаник. Или у него взвинченные нервы. С горящим лицом он осторожно передвинул ребенка, отнес на кровать и бережно положил.

– Кажется, у него небольшой жар, – сказал Фелпс. Дейн, чуть касаясь, положил руку на грязный лоб.

– Он… по-моему, он перегрелся, – сказал его светлость. Фелпс внимательно оглядывался.

– Может, дело хуже, – сказал он, подходя к маленькому камину. Он взял с полки бутылочку и принес ее Дейну. – Как я помню, вам тоже не пошел на пользу лауданум. Нянька вам его дала, когда ваша мама сбежала, и у вас от него была ужасная рвота.

Но Дейн в то время не был полуголодным, его не тащили в непогоду через Дартмур. Он лежал на кровати, вокруг были слуги, и няня поила его горячим чаем и купала в ванне.

«…лучше оставить его там, где он будет в безопасности и где будет всем обеспечен».

Дейна не любили, но мать оставила его в безопасности. За ним присматривали, его обеспечивали.

Мать не взяла его с собой, туда, где он умер бы вместе с ней, на острове на другом краю земли.

Мать этого мальчика без трепета оставила его умирать.

– Пойди скажи, чтобы немедленно принесли чай, – велел он Фелпсу. – Проследи, чтобы положили побольше сахару. И чан с водой. И все полотенца, которые найдутся.

Фелпс пошел к двери.

– И посылку, – сказал Дейн. – Прихвати посылку миледи.

К тому времени как принесли чай, Дейн снял с сына мокрую от пота одежду и завернул его в простыню.

Фелпсу было приказано развести огонь в камине и поставить чан возле него. Пока он трудился, его хозяин по ложке вливал переслащенный чай в рот мальчику, который вяло лежал на его руке – слава Богу, в сознании, но слабом.

Постепенно он начал оживать. Туманный взгляд слегка прояснился, голова перестала болтаться, как у тряпичной куклы. Спутанные черные кудри, густые, как у Дейна, чуть не шевелились от вшей, что нисколько не удивляло его светлость.

– Лучше себя чувствуешь? – ворчливо спросил он. Мальчик поднял на него черные глаза, у него дрожали губы.

– Устал? Хочешь поспать? Спешить некуда, ты знаешь.

Мальчик покачал головой.

– Ладно. Смею думать, ты и так проспал больше, чем хотел. Все будет хорошо. Мама дала тебе кое-какое лекарство, которое тебе не подходит, вот и все. Со мной такое однажды было. Меня наизнанку вывернуло. Но потом полегчало.

Мальчик опустил взгляд, придвинулся к краю кровати. Дейн понял, что он пытается посмотреть на его сапоги.

– Не беспокойся о них, – сказал он. – Они пропали. Вторая пара за день.

– Ты меня раздавил, – защищаясь, сказал мальчик.

– И перевернул вверх ногами, – согласился Дейн. – Разволновал привередливый желудок, но я же не знал, что ты болен.

«Потому что Джессика не сказала», – молча добавил Дейн.

– Ну, поскольку у тебя прорезался голос, может, и аппетит появился?

Опять пустой неуверенный взгляд.

– Есть хочешь? – терпеливо спросил Дейн. На этот раз последовал медленный кивок.

Он послал Фелпса за хлебом и бульоном. Пока его не было, Дейн решил умыть сына. Это заняло некоторое время – его светлость не был уверен, насколько можно давить. Но он сумел отмыть большую часть грязи, не содрав кожу, а мальчик это вытерпел, хотя дрожал, как новорожденный жеребенок.

После того как он проглотил несколько поджаренных кусков хлеба и чашку бульона и больше не был похож на свежевыкопанный труп, Дейн показал ему на медный чан у огня. Рядом на стуле лежала стопка одежды.

– Ее светлость прислала чистую одежду для тебя, но сначала ты должен помыться.

Взгляд Доминика несколько раз метнулся с чана на одежду, на лице отразилось страдание.

– Сначала ты должен помыться, – твердо повторил Дейн.

Мальчик издал вопль, который сделал бы честь ирландскому привидению, вестнику смерти. Он попытался сбежать, но Дейн придавил его к кровати, не обращая внимания на кулаки, дрыгающиеся ноги и оглушительный визг.

– Прекрати! Хочешь довести себя до рвоты? Это всего лишь ванна. От нее не умирают. Я моюсь каждый день и жив, как видишь.

– Не-е-ет! – С жалобным воем Доминик уткнул завшивленную голову ему в плечо. – Не надо, папа, пожалуйста. Не надо.

Папа.

У Дейна перехватило горло. Он поднял большую руку, нежно похлопал паренька по тщедушной спине.

– Доминик, ты кишишь вшами, – сказал он. – Есть только два способа от них избавиться. Или ты вымоешься в этой красивой ванне…

Сын поднял голову.

– Или должен будешь съесть миску репы.

Доминик попятился и с ужасом посмотрел на отца.

– Извини, это единственное искупление. – Доминик подавил ухмылку.

Вой и возня разом прекратились.

Все, что угодно, лучше репы, даже смерть.

То же в детстве чувствовал Дейн. Если мальчик унаследовал от него реакцию на лауданум, можно предположить, что унаследовал также его детское отвращение к репе. Он ее и сейчас не любил.

– Фелпс, можно нести горячую воду, – сказал его светлость. – Мой сын желает принять ванну.

Первое мытье Дейн вынужден был провести сам. Доминик сидел, словно кол проглотил, страдальчески сжав рот. Когда с этим было покончено, в награду ему дали солдатиков и сказали, что он сможет с ним поиграть, когда будет чистый. Доминик решил вторую помывку провести самостоятельно. Пока он под присмотром Фелпса развозил грязь вокруг чана, Дейн заказал обед.

К тому времени как его принесли, мальчик вылез из чана, Дейн насухо его вытер, одел в старомодный кожаный костюмчик, который Джессика где-то разыскала, и расчесал непослушные кудри.

Доминику дали вожделенных солдатиков, и, пока он с ними играл, Дейн сел обедать вместе с Фелпсом.

Он взял нож и вилку и собрался резать мясо, как вдруг понял, что взял нож и вилку.

Он долго смотрел на вилку в левой руке, затем взглянул на Фелпса, который мазал маслом огромный кусок хлеба.

– Фелпс, моя рука работает, – сказал Дейн.

– Работает, – без всякого выражения согласился кучер. Дейн понял, что рука работала уже какое-то время, а он не заметил. Иначе как бы он держал голову ребенка, когда поил чаем с ложечки? Как он мог бы его нести и в то же время похлопывать по спине? Как мог бы вертеть неподвижную фигуру, когда мыл ему голову? Как он его одел бы в омерзительно непрактичный костюм с длинным рядом пуговиц?

– Она перестала работать по неизвестной причине, а теперь без видимой причины заработала. – Дейн хмуро уставился на руку. – Как будто ничего и не было.

– Ее светлость сказала, что с рукой ничего плохого не случилось. Сказала – не обижайтесь, милорд, – что все дело в голове.

Дейн прищурился:

– Ты так думаешь? Что все у меня в голове? То есть что я «путаник»?

– Я только повторил, что она сказала. Я думаю, что там осталась какая-то щепка, которую хирург не заметил. Может, теперь она сама вышла.

Дейн порезал мясо на тарелке.

– Точно. Этому было медицинское объяснение, но французский коновал не признался, что сделал ошибку, а его друзья были заодно с ним. Там что-то было, и теперь оно само вышло.

Проглотив кусок мяса, Дейн перевел взгляд на Доминика, который лежал на коврике на животе и расставлял солдатиков.

Проблема космических пропорций свелась к одному больному испуганному мальчику. И в процессе этой усадки что-то само собой вышло.

Глядя на сына, лорд Дейн понял, что это «что-то» – не кусочек металла или кости. Это было в его голове, может быть, в сердце. Джессика целилась левее сердца, так? Может, часть этого органа потеряла подвижность… от страха?

«Se mi lasci mi uccido», [9]9
  Если ты меня покинешь, я умру.


[Закрыть]– сказал он ей тогда.

Он боялся, да, он был в ужасе, что она его покинет.

Сейчас он осознал, что это чувство жило в нем с тех пор, как она в него выстрелила. Тогда он боялся сделать что-то непоправимое, после чего потеряет ее навсегда. И с тех пор не переставал бояться. Потому что единственная женщина, которая относилась к нему с нежностью, его покинула… Потому что он монстр, и его невозможно любить.

Но Джессика сказала, что это неправда.

Дейн встал из-за стола и подошел к камину. Доминик посмотрел на него. В темном неуверенном лице сына Дейн увидел себя: черные тревожные глаза, ненавистный клюв, упрямый рот… Нет, при самом богатом воображении мальчика нельзя было назвать красивым. Лицо некрасивое, фигура нескладная – сухопарый, с большими руками и ногами, широкими костлявыми плечами.

Не было в нем и жизнерадостности. Ребенок некрасивый и, уж конечно, непривлекательный.

Совсем как его отец.

И как когда-то ему, Доминику был нужен кто-то – кто угодно! – кто бы его принял. Кто смотрел бы на него и ласково прикасался к нему.

Не так уж много он просит.

– Как только мы с Фелпсом пообедаем, мы поедем в Аткорт, – сказал он Доминику. – Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы ехать верхом?

Мальчик медленно кивнул, не отрывая глаз от отца.

– Ладно. Я посажу тебя на лошадь перед собой, и если ты пообещаешь быть осторожным, я дам тебе подержать уздечку. Будешь осторожным?

На этот раз кивок последовал быстро.

– Да, папа, – ответил Доминик. – Да, папа.

И в темной пустоши сердца Вельзевула пролился дождь, и на доселе бесплодной почве проросли семена любви.

К тому времени как лорд Дейн закончил жалкий обед, Черити Грейвз могла бы добраться до Мортонхампстеда, но вместо этого приехала в Тевисток, городок в двадцати милях в противоположном направлении.

Потому что когда Черити сбегала по черной лестнице, ей повстречался Фелпс и сказал, что его светлость приехал забрать сына, и если Черити понимает, что для нее полезно, она тихо и быстро скроется. Не дожидаясь, когда она приступит к обязательным слезам и стенаниям, что у нее отбирают любимого сыночка, Фелпс достал маленький сверток.

В нем было сто соверенов и полторы тысячи фунтов в банкнотах, а также записка от леди Дейн. Ее светлость указала, что полторы тысячи лучше, чем ничего, и много лучше, чем проживание в Новом Южном Уэльсе. Она предлагала мисс Грейвз купить билет до Парижа, где к ее профессии относятся более терпимо и где ее пикантный возраст не будет помехой – Черити находилась в опасной близости к тридцати.

Черити передумала изображать горюющую мать, придержала язык и сделала так, как советовал Фелпс.

К тому времени как она дошла до своей двуколки, она сделала простой подсчет. Делиться с любовником двадцатью тысячами – совсем не то, что разделить полторы тысячи. Ролли, конечно, хорош, но не настолько. И вместо того чтобы ехать на северо-восток в Мортонхампстед по дороге, ведущей в Лондон, Черити свернула на юго-запад. Она решила: после Тевистока следующая остановка – Плимут. Там найдется корабль, который доставит ее во Францию.

Пять недель назад Роуленд Ваутри провалился в яму и не понял этого. Но сейчас он видел, что попал в очень глубокую дыру. Он только не понял, что дно этой ямы – зыбучий песок.

Наоборот, он думал, что предал Черити, которая на него полагалась.

Да, она примчалась в гостиницу, где, как она знала, остановился Ваутри. Да, она не спряталась в своем номере, а послала за ним. И да, это означало, что жители «Золотого сердца» узнали о его связи с этой проституткой. Все же был шанс, что Дейн не раскроет правду, потому что Ваутри записался под чужим именем.

Но все погибло, когда Ваутри в панике бежал и бросил мальчишку.

Мальчишка слышал, как Черити называла его Ролли. Хуже того, он сможет его описать. Доминик таращился на маминого «друга» во время обеда, который вырвался из него, как только он закончил есть.

Черити быстро соображает, она ухватила, в чем проблема. Она велела Ваутри забрать мальчишку, потому что это была самая безопасная и умная вещь, которую можно сделать.

Еще она сказала, что он стоит денег. Ваутри все это обдумывал, лежа под грудой сырого сена решая, куда бежать, и гадая, как незаметно выбраться со двора гостиницы.

Но местность не оглашалась командами поймать Роуленда Ваутри. Не доносился сатанинский рык из его опустевшей комнаты. В конце концов, он набрался мужества и вылез из сена. Никто к нему не обратился. Как можно спокойнее он дошел до конюшни и спросил свою лошадь. Тут он узнал об отсрочке приговора.

Ему сообщили, что все слуги – и немалая часть постояльцев – носятся сломя голову, потому что у маркиза Дейна заболел сын.

Роуленд Ваутри увидел, что судьба дала ему шанс обелить себя в ее глазах. Довольно быстро он сообразил, как это осуществить. В конце концов, терять ему уже нечего. У него не только долгов на пять тысяч – он не сомневался, что его ждет расчленение от рук маркиза Дейна. Сейчас у Дейна голова занята другим, но это ненадолго. Потом он выследит и затравит бывшего товарища.

У Ваутри есть один шанс, и он должен им воспользоваться. Он должен осуществить план Черити… и сделать это в одиночку.