Текст книги "Раненный (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Это сейчас, но, когда мне было восемнадцать, на меня напал ликантроп, верлеопард. Он убил моего дядю и двоюродного брата, а меня оставил умирать. Если бы в тех же горах не охотились двое врачей, если бы они не нашли меня почти сразу же, меня бы не было сейчас с Анитой и Натаниэлем, я не стал бы главой Коалиции по Улучшению Взаимопонимания Между Людьми и Ликантропами… Я был бы всего лишь еще одной жертвой ублюдка, убившего моего дядю и брата.

Натаниэль склонился к Мике, обнимая его за пояс. Мика положил руку на плечи Натаниэля и позволил обнимать себя, но не сводил взгляд своих золотисто-зеленых глаз с мальчишки в кресле.

Томас казался шокированным, образ мрачного крутого парня, что он пытался воссоздать, распался на части, пока он пытался переварить сказанное Микой. Он стрельнул взглядом на другого мужчину, обнимающего Мику, и это его взволновано, но он попытался снова вернуться к своей отчужденности или злости, к чему-то, что можно противопоставить правде. Он взглянул на Натниэля и сумел почти пренебрежительно спросить:

– А у тебя какая печальная история?

– Томас, ты грубишь, – возмутилась Мерседес.

– Нет, все в порядке, я помню свои тринадцать, – успокоил Натаниэль.

– И что это должно значить? – спросил Томас, пытаясь разозлиться.

Натаниэль обнял Мику чуточку крепче, но оставался при этом спокойным, он обратил свои лавандовые глаза на мальчишку.

– Когда мне было семь, мой отчим забил моего старшего брата, Николаса, до смерти на моих глазах бейсбольной битой. Николас велел мне бежать, и я сбежал, бежал всю дорогу по улице. К десяти я начал продавать себя за еду, ночлег, чтобы выжить, к твоим годам я подсел на наркоту и отдавался любому, кто заплатит. Габриэль тогда был главой местных верлеопардов, он увидел меня на улице. Мне было семнадцать. Он занимался предоставлением услуг первоклассного эскорта-мужчин, специализировался по оборотням и имел очень особенную клиентуру. Их клиенты не спали с уличными шлюхами и торчками, поэтому он привел меня в порядок, заставил пройти реабилитацию, дал протрезветь и наблюдал, не сорвусь ли я. Когда он наконец обратил меня в верлеопарда, мне исполнилась восемнадцать, потому что он все проверял, смогу ли я сдерживаться. В тот же год он начал водить меня на занятия к Жан-Клоду, чтобы тот научил меня, как одеваться и каким прибором пользоваться на чудных ужинах, чтобы я мог сопровождать кого угодно и куда угодно и не заставлять краснеть. Жан-Клод научил меня двигаться на сцене «Запретного плода», не просто трясти задницей, а танцевать, соблазнять и давать обещания, которые мне не нужно было исполнять. Никому из своих танцоров он не позволял искать клиентов на работе. Мы были только стриптизерами, не шлюхами. Я все еще навещал очень особенных клиентов через Габриэля, но никогда не занимался этим в клубе. Это было несовместимо.

Томас уставился на Натаниэля так, словно тот отрастил вторую и очень уродливую голову. На этот список горя и боли ему нечем было ответить. А кому было чем?

Мерседес пододвинула стул и тяжело на него опустилась. Я взглянула на нее, она тоже выглядела потрясенной, но в центре внимания оставались Томас и Натаниэль с твердо сидящим рядом Микой, обнимающим его. Мне хотелось к ним присоединиться, но это было бременем их троих, мужчин и мальчика. Это касалось только их, пока они не обратились ко мне.

– Мне только исполнилось девятнадцать, когда один из клиентов попытался убить меня. Не знаю, считал ли он, что я исцелюсь, или ему было просто плевать. Габриэль тогда был уже мертв, так что защитить меня было некому. Я отправился в больницу и встретился там с Анитой. Она вытащила из эскорт-услуг, но это ничего. Я получал неплохие деньги в «Запретном плоде», мне не обязательно было заниматься чем-то еще, и это перестало приносить удовольствие, так что завязать было легко.

Я хранила молчание, но эту историю я помнила немного иначе. На самом деле я не велела ему оставить эскорт-услуги, просто прикрыла их бизнес в целом, поэтому ни один из верлеопардов больше не мог этим заниматься. А еще для меня это не было историей любви с первого взгляда в Натаниэля, а его рассказ, похоже, намекает именно на это, но… Я хранила свой рот на замке, потому что не я была рассказчиком. В сказках главное вовсе не принц, спасающий принцессу, а сама принцесса, и в данном случае ею был Натаниэль. Я не возражаю, мне принцессой быть не идет.

– Я бы сказал, что ты брешешь, но… – Томас просто замолк, уставившись в пол, словно пытаясь сообразить, что сказать.

И Натаниэль закончил за него:

– Но если бы я решил придумать историю, она была бы не такой.

Томас поднял взгляд и кивнул.

– Да, именно так.

– Нам всем было больно, Томас, – проговорил Мика, – но разница в том, как мы трое боремся за жизнь и не позволяем неприятностям, случившимся с нами, определить, кто мы есть и какой должна быть наша жизнь.

Томас облизал губы. Он больше не старался выглядеть крутым или злым. Он больше ни за чем не прятал правду и боль.

– Чего вы от меня хотите? – спросил он наконец.

– Займись своей физиотерапией, – сказал Натаниэль.

– Отправляйся в зал, когда позволят врачи, – добавил Мика.

– Усердно трудись, – закончила я.

Томас взглянула на меня, затем снова посмотрел на мужчин. Он снова облизал губы и закивал больше для самого себя, чем для нас.

– Хорошо.

– Пообещай, – сказала я.

Тогда он посмотрел на меня с той решимостью, какой прежде у него не было, злость тоже была в этом взгляде, и на какое-то время она еще останется, но теперь в его темных глазах появилось и что-то хорошее, то, что поможет ему больше, чем причинит боль.

– Обещаю, – ответил, и я ему поверила.

Натаниэль кивнул.

– А если доктора посчитают, что консультация с психологом может помочь, не отказывайся сразу.

Томас скривился.

– Да я в порядке, не нужен мне психолог.

– Ты не в порядке, но это нормально. Если тебе не нужна консультация психолога, это прекрасно, но если она все же необходима, это тоже нормально. Мой терапевт мне очень помог.

– И у меня есть терапевт, – сказал Мика.

– И у меня, – добавила я.

Томас посмотрел на каждого из нас.

– Мне это не нужно, – произнес он очень твердо, его злость вернулась.

– Мы не говорим, что нужно, просто, если бы ты обратился к психологу, это могло бы помочь, – заверил Мика.

Томас снова стал выглядеть угрюмо, поэтому я вмешалась:

– Работай со своим физиотерапевтом, а про остальное забудь пока или совсем. Сначала тело, и может быть остальное наладится само собой.

Что-то промелькнуло в его взгляде, может, это было сомнение.

– Правда? – спросил он, и в его голосе было слышно и недоверие, и капелька страха, а значит, он уже задумался над терапией, даже если не хочет признавать это.

– Правда, многие в вопросах разума и тела считают что-то одно важнее другого, но на самом деле они настолько связаны, что нельзя отделить одно от другого. Реабилитация тела может очень помочь остальному.

С мгновенье он изучал мое лицо, и я снова заметила его волнение или проблеск страха.

– Значит сперва физиотерапия.

Я кивнула.

– Сначала физиотерапия.

Мне нравилось, что решение остальных проблем он просто отложил на потом, если это понадобится. Это давало мне надежду.

Мерседес забрала Томаса обратно на торжество, а мы трое улучили момент, чтобы обняться и поцеловаться так, что мне пришлось поправлять свою помаду, глядя в крошечное зеркало на стене. А затем по моей коже скользнула холодная энергия, и я заметила, как двое моих мужчин тоже задрожали от ее прикосновения. Наконец-то стемнело достаточно, чтобы к нам присоединились вампиры.

Мы вернулись на вечеринку и увидели толпу у дверей, по которой прокатывались шепотки. Может, миссис Конрой и еще нескольким это и не по душе, но волнение, охватившее комнату, ясно дало понять, что появление на торжестве Жан-Клода, первого короля вампиров в Америке, в глазах общественности было успехом.

Держась за руки, мы направились к нему, я была между Натаниэлем и Микой, у Жан-Клода были свои печальные истории, и мы знали, что его спина покрыта тонкими шрамами, оставленными плетью с тех времен, когда он еще был живым человеческим мальчишкой, еще младше Томаса. Сейчас он был королем всех вампиров Америки, но задолго до этого он был выжившим и, как и мы, учился тому, как сбыть счастливым.

Длинные черные локоны, белая сорочка с кружевами и черный пиджак, с которым рубашка и его бледная кожа с таким драматическим эффектом контрастировали. Эта была типичная для него цветовая гамма, и никого, похоже, не смущало, что он оделся в черное на свадебное торжество. На нем были сапоги на каблуке, потому что сейчас он возвышался над окружавшими его телохранителями, они, насколько мне было известно, ростом были около ста восьмидесяти сантиметров, а на каблуках он был выше них.

Его длинные черные локоны рассыпались на плечах черного пиджака, высокий белый воротничок рубашки оттенял бледность его кожи, но вместе с тем на ней была капелька цвета, как здоровый румянец, а значит он покормился на ком-то, прежде чем прийти. Чтобы вампиру насытится, нужно не так уж и много крови. Фильмы, в которых показано, как вампир осушает человека досуха, просто используют эту художественную вольность для нагнетания страха и драматизма. Кормление означало, что, когда он поднял руку Розиты к своим губам, его кожа была для нее теплой. Убедись, что твоя кожа не холодная как лед, прежде чем касаться людей, в наши дни это просто невежливо.

Покрасневшая смуглая кожа Розиты стала казаться еще темнее. Она была высокой, всего на несколько сантиметров ниже Жан-Клода, и даже занимаясь вместе с дочками, она все равно была большой женщиной, какой и должна быть, но все же смущалась и нервничала как хрупкий подросток.

Мика рассмеялся.

– Не думал, что когда-то увижу нечто подобное.

Мы рассмеялись вместе с ним.

– В нашу первую встречу с Розитой, она боялась пожать нам руки, опасаясь подцепить ликантропию через одно лишь прикосновение, – припомнил Натаниэль.

– Мы проделали немалый путь, – проговорила я. Я обняла их обоих за талию и просто наслаждалась тем, что Жан-Клода пригласили на торжество почетным гостем.

Он посмотрел поверх толпы, и я встретила его взгляд. И не от вампирской силы у меня перехватило дыхание, тело напряглось, словно мы разделили нечто гораздо большее, чем просто взгляд. Эта реакция была на него самого. Если это и было магией, то той же, что заставляет меня так реагировать и на Натаниэля с Микой, значит любовь и есть своего рода магия.

Мика рассмеялся и отстранился так, чтобы взять меня за руку.

– Пойдем поздороваемся, тогда ты сможешь наконец его коснуться, не зацикливаясь на этом так.

Я покраснела, терпеть это не могу, но все равно это сделала, а Мика уже повел меня вперед. Натаниэль сжал мою другую руку, так что это было похоже на очень медленную игру в змейку.

Мика добрался до него первым. У нас была отработана последовательность того, кто с кем целуется, особенно важно соблюдать ее на публике, потому что любая заминка была бы воспринята как знак, что между нами не все гладко. Жан-Клод был публичным лицом американских вампиров, Мика был представителем оборотней, я мелькала в новостях как эксперт по зомби и по наиболее громким делам в качестве маршала Соединенных Штатов, а у Натаниэля, как у стриптизера, был собственный фан-сайт… Так или иначе мы все были своего рода знаменитостями, и порой незнакомцы превращали увиденное или услышанное в приукрашенную сплетню. Мы выяснили, что один неловкий поцелуй или отсутствие приветствия других мужчин от Жан-Клода, или еще десяток других мелочей, провоцируют слухи. Я и не подозревала, что известным людям приходится обсуждать, а то и тренироваться тому, как взаимодействовать со своими возлюбленными на людях, чтобы сдержать возможное безумие, но если уж нам приходилось этим заниматься, то те, кто появляется в новостях до черта больше нашего, тоже наверняка это делали. Хотя может и нет, и это одна из причин, почему у них так много эфирного времени. До чего же странно быть известным, еще страннее встречаться со знаменитостью, а еще страннее учитывать внимание публики при этом.

Жан-Клод склонился к Мике, и на мгновенье могло показаться, что они и вправду собираются поцеловаться, но когда их губы приблизились настолько, что вот-вот должны были коснуться, Мика слегка повернул голову, и Жан-Клод скользнул губами по его щеке. Единственным мужчиной, которого Мика целовал по-настоящему, был Натаниэль. Мика повернул голову чуточку больше, и Жан-Клод в конце концов коснулся губами изгиба его шеи, запечатлев поцелуй на том теплом пульсирующем месте, где горячая кровь бежит так близко к поверхности кожи.

Для них это было чем-то вроде приветствия. Тот, кто считал это слишком интимным, просто не понимал, что каждый раз, как Жан-Клод публично касался Мики, он тем самым утверждал свое лидерство, потому что у вампиров предложение крови еще и означало признание господства так же, как и у ликантропов есть своя версия предложения горла лидеру, подразумевающая: «Ты для меня доминант, и я это не оспариваю.»

Мужчины начали использовать это приветствие, когда вампиры стали поговаривать, что настоящим правителем из-за трона Жан-Клода был Мика. Это был самый простой способ остановить эти сплетни, и человеческим медиа он пришелся по душе. «Так интимно, так чувственно,» – писали они. Если бы они только знали, что дело было в политике, они были бы разочарованы.

Затем в объятья Жан-Клода ступила я, скользнув руками по прохладной глади его рубашки под коротким пиджаком. Он привил мне удовольствие от ощущения не только выстиранной, но и тщательно отутюженной ткани. Так она казалась более гладкой, свежей и чистой, и все это сейчас покрывало его крепкую спину. Однажды он рассказал мне, что почти помешан на чистоте и свежей одежде из-за ранних лет его жизни в сельском доме с грязными полами и столетий, проведенных то в роскоши, то в стесненных обстоятельствах. Когда он мог позволить себе хорошие вещи, он хотел их, а прямо сейчас он мог позволить себе все, что желал.

Я привстала на цыпочки, встречая его поцелуй. Он обнял меня, погладив ладонями по спине и задержавшись на талии, не из-за пистолета, он знал о нем, а потому что хотел скользнуть руками мне на задницу, но не стал делать этого при людях. Значит, ему понравилась новая красная юбка и то, как я в ней выгляжу. С ней я могла скрыто носить оружие, и Жан-Клоду нравилось, как она на мне сидит, настолько, что он забылся… Много бонусных очков в ее пользу!

По ряду причин это был осторожный поцелуй. Во-первых, чтобы моя красная помада не размазалась как клоунский грим. Во-вторых, чтобы не порезаться о его острые клыки, прижимаясь своими губами к его.

Жан-Клод со вздохом отстранился.

– Ma petite, ты почти обезоруживаешь мужчину, так тесно прижимаясь к нему в этом наряде.

Я усмехнулась ему, снова опустившись на всю стопу.

– Не часто я могу добиться такой реакции от тебя на публике. Мне нравится.

Он наклонился и прошептал мне на ухо:

– Как и мне.

Натаниэль подошел к нам и обнял нас обоих за пояс, что заставило нас взглянуть на него.

Жан-Клод задумчиво поднял бровь. Я заметила проказливый взгляд Натаниэля и поняла, что сейчас он вытворит что-то, о чем я буду сожалеть, или это будет нечто по-настоящему забавное. В любом случае, мы были на людях, и шалости не всегда хорошо преподносились людской молвой. Сент-Луис частенько упоминался в светских хрониках, благодаря Жан-Клоду. Обо всех остальных упоминали вместе с его именем. Я не возражала, с новостью о грандиозной помолвке я поднялась в топе тех, кому перемывали косточки, и это мне ой как не нравилось. Предположения крутились вокруг: «Действительно ли Анита Блейк, печально известная своей неразборчивостью в постели, посвятит себя самому красивому вампиру в мире?» Люди ужасно много внимания уделили принцессе (по всей видимости в данном случае это я), которая выбрала лишь одного принца или которой пришлось выбрать принца (естественно Жан-Клода), потому что «долго и счастливо» не может включать нескольких принцев, даже в XXI веке.

Если бы я только могла, я бы за всех троих вышла замуж по закону, поэтому мысль, даже уверенность прессы в том, что, поженившись, мы с Жан-Клодом станем моногамными сродни мнению, что бисексуалам достаточно жениться, чтобы чудесным образом избавиться от влечения к своему же полу. У меня ушли годы на осознание того, что это так не работает. Весь остальной мир продолжает искать любовь такую же простую, как в сказке.

Почему большинству людей хочется впихнуть любовь в рамки истории для детей? Почему бы им не позволить настоящей любви вырасти и стать реальной?

Натаниэль приблизился к Жан-Клоду, притянув меня за собой так, что мы одновременно обнимали его, а затем потянулся к мужчине. В Натаниэле был метр семьдесят пять, так что ему не было нужды вставать на цыпочки, когда Жан-Клод склонился, принимая предложенный ему поцелуй. Он был более нежным и целомудренным, чем наш, но это был их первый поцелуй на публике… вообще. Я уловила вспышку света и поняла, что кто-то запечатлел этот момент на свой телефон. Еще до нашего ухода фотография окажется на Facebook. Черт.

Жан-Клод отстранился с выражением удовольствия на лице, но я изучала его лицо на протяжении шести лет и знала, что он так же озадачен, как и я, потому что они с Натаниэлем не целовались. Они не были любовниками.

Натаниэль улыбнулся ему, затем повернулся ко мне и поцеловал меня, и на его губах все еще был вкус Жан-Клода.

Я ощутила вкус своей собственной помады, мягкий и сладковатый. Чудно, но я не чувствовала вкус своей помады, пока носила ее, только когда целовала своих мужчин, и они возвращали мне этот поцелуй.

Натаниэль отвернулся от нас и потянулся к Мике. Тот на мгновенье замешкался, но все же шагнул к нему, и они поцеловались. Мика старался сохранить этот поцелуй целомудренным, но Натаниэль желал совсем не этого, и вместо того, чтобы отстранится от нашего общего возлюбленного, он позволил увлечь себя в глубокий поцелуй. Ладони Натаниэля скользили под пиджаком Мики так же, как делала я с Жан-Клодом, но что-то в том, как они обнимали друг друга своими сильными руками, взволновало меня больше. Они уже целовались и наедине, и на людях, но это вероятно был один из самых страстных поцелуев, что я наблюдала у них при посторонних.

Вид моих мужчин вместе всегда для меня был захватывающим, но сейчас я уловила отчасти эмоции Натаниэля, которые он не смог спрятать за своими ментальными щитами. Он был счастлив, так отчаянно счастлив. Мы были на свадьбе и планировали свою собственную церемонию обручения. Он и подумать не мог, что когда-нибудь найдет того, кто полюбит его настолько, чтобы надеть кольцо ему на палец, а теперь у него было аж двое таких людей.

Томасу мы сказали, что мы не просто выжили, а стали счастливы, и это так, мы все действительно счастливы.

Любовь делает вас ближе, но наличие метафизической связи – это такой уровень эмоциональной и душевной близости, который может быть как благословением, так и проклятьем. С Натаниэлем обычно это всегда было благословением, это было хорошо, потому что мы с Жан-Клодом были связаны в том числе и с теми, кто превращал эту связь в проклятье.

Представьте, что вы чувствуете чьи-то эмоции, ощущаете проблески именно их мыслей, а любовь, которая была у вас когда-то, спустя несколько лет обращается ненавистью. А теперь представьте, что вы связаны с ним навеки, буквально навеки, без возможности освободиться. Вот оно и проклятье.

Мы были счастливы, мы вчетвером были счастливы и даже больше того.

«Кому-то не терпится заполучить колечко, ma petite,» – услышала я в мыслях шепот Жан-Клода, словно можно вести диалог со своими мыслями. Несколько лет назад я бы испугалась до чертиков, «услышав» кого-то в своей голове, и попыталась бы от этого избавиться, но такой разговор был гораздо более приватным, чем перешептывание.

Мне пришлось напрячься, чтобы мысленно ему ответить и не произнести ничего вслух: «Да уж, у него свадебная лихорадка, как у девчонки.»

«Ты никогда не будешь так растрогана свадьбой, ma petite.»

– Нет, но я все равно собирают выйти за тебя замуж, – вот это я произнесла вслух.

Он снова притянул меня в свои объятия, и на этот раз наш поцелуй не был таким осторожным, к черту помаду.