Текст книги "Соблазненные луной"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Должно дать, – предположил Дойл, – но не скажу, чтобы благие так уж уважали старые обычаи. Древние реликвии покинули нас так давно, что многие забыли, как мы получили их впервые.

– Забыли, потому что хотели забыть, – сказал Никка.

– Пожалуй, но если мы объявим, что Мередит будет владеть сосудом, потому что получила его из рук самой Богини, от нас потребуют определенных доказательств.

– А как мне доказать, что кубок мне вручила Богиня? – оторопела я.

Дойл жестом указал на стол.

– Сам факт, что кубок у нас, является тому свидетельством.

– Мы доказываем, что чашу дала мне Богиня, уже тем, что чаша находится у меня? – переспросила я.

– Да.

– А разве это не порочная логика?

– Увы.

– Вряд ли кто-то на это купится.

– Слушаю ваши предложения, – буркнул Дойл. Дойл был непревзойденным стратегом, и такие его заявочки каждый раз заставляли меня дергаться. Если уж он не зная, что нам следует делать, ничего хорошего это не предвещало.

– К чему бы мы ни пришли, чаша должна остаться у Мерри, – сказал Никка, – а значит, наша королева тоже не должна ею завладеть.

– Черт! – охнул Рис. – Я и не подумал.

Я взглянула на Дойла.

– Ты говорил о шпионах, но на самом деле не только из-за них не хотел, чтобы королева узнала о чаше, да?

Дойл вздохнул.

– Скажем так: я не берусь предсказать, как она поступит, когда узнает. Возвращения чаши никто не мог ожидать, и способ, каким ты ее получила, тоже необычен. – Он пожал плечами. – Я не знаю, что сделает королева, и мне это не нравится. Неведение – опасно.

– Я – всего лишь ее наследница, да и то в случае, если забеременею раньше, чем Кел осчастливит кого-то еще. Она по-прежнему моя королева, и если она потребует чашу, мне придется ее отдать, так?

Дойл задумался на миг и кивнул.

– Да, думаю, так.

– Чаша должна храниться у Мерри! – повторил Никка.

– Ты твердишь это снова и снова, – буркнул Рис. – Почему ты так в этом уверен?

– Она исчезла, потому что мы были недостойны ее хранить. Что, если она снова исчезнет, случись Мерри передать ее в недостойные руки?

– Полагаю, этого аргумента хватит, чтобы королева оставила чашу у Мерри, – сказал Дойл. – Она не отважится на риск потерять чашу снова.

– Если Таранис вынудит нас вернуть ему чашу и она исчезнет, – проговорил Гален, – это станет последним свидетельством его неспособности править.

– А этот довод мы можем использовать, чтобы убедить его не требовать возвращения чаши, – но только с глазу на глаз. Публично мы даже намека не можем себе позволить на то, что он недостоин трона, – напомнил Дойл.

– Ну, это проблемы Тараниса, – сказала я.

– И мы очень, очень постараемся, чтобы они не стали нашими проблемами, – сказал Дойл. – А сейчас, полагаю, нам всем нелишне вздремнуть. До отъезда осталось меньше суток, а дел у нас выше головы.

– Куда нам деть чашу? – спросила я. – Не бросать же ее на столе?

– Заверни ее в шелк и возьми с собой в спальню. Положишь в ящик комода.

– А нам не стоит убрать ее в сейф? В гостевом доме сейф имеется.

– Тот, кто захочет ее украсть, без труда выдернет сейф из стены.

– Ох, – выдохнула я. – Кажется, я слишком долго общаюсь с людьми. Все время забываю, насколько мы сильнее.

– Такое лучше не забывать, принцесса. Когда мы вернемся ко двору, тебе придется держать в уме, насколько опасен может быть каждый встречный.

– Ваш совет окончен? – поинтересовался висящий в воздухе Шалфей.

Дойл обвел взглядом серьезные лица присутствующих.

– Да, видимо.

– Прекрасно, – сказал Шалфей. – Мне задолжали чуток крови, и я хочу получить ее немедленно.

Я расслышала, как Холод набирает воздуху для спора, и звук был настолько мне знаком, что я вмешалась тут же:

– Нет, Холод, он в своем праве. Мы заключили сделку, а сидхе должны держать слово.

– Я не отказываюсь от сделки, но она все равно мне не нравится.

Я вздохнула. Я уже четыре недели кормила Шалфея, а Холоду всего один раз надо было дать эльфу капельку своей голубой крови – и это превращалось в проблему. Лежать в объятиях Холода – это замечательно. Да что там, замечательно просто глядеть на его красоту, но его вечные обиды меня раздражали и раздражала привычка все усложнять. Так что я начинала сомневаться, люблю ли я Холода, или просто вожделею к нему? А может, я просто устала. Устала от того, что именно мне приходилось вечно платить за все своим телом и своей кровью. Сейчас пришла очередь Холоду заказать выпивку на круг, и я слышать не хотела никакого нытья на эту тему, каким бы красавчиком ни был упомянутый нытик.

Глава 11

Рис с размаху бросился на кровать, перекатился на бок, подгреб к себе подушки и наконец устроился полусидя, опираясь на изголовье. Одну ногу он согнул в колене, вторую вытянул, чтобы ослеплять достоинствами всех входящих в спальню. Ухмылка Риса не сулила ничего доброго – такое выражение у него появлялось в сеансе дружеского и не очень поддразнивания. Холод подобного обмена колкостями не ценил – это если выражаться мягко.

– Брось эти штучки, Рис. Я серьезно говорю. Ночь на дворе, я устала, а денек был тот еще. – Открыв дверцу прикроватной тумбочки, я попыталась запихнуть чашу в ящик. Она не помещалась, ящик был слишком мелкий. Я выругалась себе под нос. – Как думаешь, может, ее просто оставить здесь? Завернем поаккуратней, и все.

– Оставляй, – махнул рукой Рис.

Я поставила завернутую в шелк чашу возле лампы, желая, чтобы она оказалась одновременно и дальше от меня, и ближе – хоть это глупо звучит. Мне хотелось держать ее в руках, чувствовать металл под пальцами – быть уверенной, что она не исчезнет ни с того ни с сего, – и в то же время хотелось сунуть ее на дно ящика, завалить тряпками и никогда больше к ней не прикасаться. В итоге я просто переставила ее на пол у кровати, прикрыв занавеской-подзором. От двери не видать – если кто-то к нам ворвется, – зато мне легко ее схватить в случае чего.

– С тобой сегодня и не пошутить, – ухмыльнулся Рис. – Горячая лесбийская любовь тебе в новинку, а?

Я глянула на него сердито.

– Подарить Мэви первый оргазм с сидхе за столетие – это честь, но ты же знаешь, что я к этому не стремилась.

– Как по мне, так очень даже стремилась, – ухмыльнулся он еще шире.

Прелестно. Он и правда хотел подействовать мне на нервы.

– Ты просто завидуешь.

Улыбочка слегка поблекла.

– Возможно. – Зубы опять блеснули. – А может, мне просто жаль, что я не был третьим.

Я распахнула халат, и при виде моей наготы глаз у него загорелся уже хорошо знакомым огоньком. Что-то между похотью и страданием – словно Рис хотел меня до боли. Я думала, что разгадка – в веках целибата, но другие стражи на меня так не смотрели. Взгляд этот мне и нравился, и интриговал, но я знала, что никогда не спрошу Риса, что он значит, – слишком уж личный вопрос. Пока он сам не пожелает объяснить, я не узнаю, в чем дело. Может, если когда-нибудь этот огонь пропадет, я и спрошу... Но только если пропадет.

Холод с Шалфеем о чем-то переругивались в коридоре за дверью. К несчастью, не один Рис сегодня был в игривом настроении. На Шалфея только рукой оставалось махнуть, но с Рисом я могла попытаться.

Я забралась на постель совершенно нагая и прошептала:

– Не дразни Холода, пожалуйста.

Рис на меня не смотрел и будто не слышал, что я сказала. Я прищелкнула пальцами:

– Эй, я здесь!

Он моргнул, но еще помедлил, прежде чем повернуться ко мне.

– Ты что-то сказала?

Я стукнула его подушкой. Он подушку перехватил и прижал к животу.

– Я серьезно, Рис! Будешь выеживаться – я взбешусь. – Я взяла себе другую подушку. – Я устала, Рис. В смысле, просто устала, физически. Я спать хочу, а не возиться с Холодовой ранимой психикой, пока он будет делиться кровью с Шалфеем.

Я поймала взгляд Риса и порадовалась, увидев, что улыбочка исчезла.

– Пожалуйста, не усложняй мне ничего.

– Ты меня просишь или приказываешь? – уже без иронии спросил он.

– Пока – прошу. Как друг, как любовница, не как принцесса.

Он переложил подушку за спину, сев еще выше.

– Ну, раз ты так мило просишь... – Улыбочка опять зазмеилась на губах. – К тому же Холод не в моем вкусе, если честно.

Я закатила глаза:

– Еще одна шуточка на эту тему, и я тебя выкину из кровати, клянусь.

– Ну разве я посмею?

– Конечно, посмеешь, кто бы сомневался! – Я схватила его руку. – Рис, прекрати, пожалуйста!

Холод с Шалфеем показались в дверях, и я расслышала, о чем они спорят. Холод хотел, чтобы Шалфей не пользовался гламором, когда станет пить кровь, а эльф настаивал на гламоре. Так забавней, говорил он.

Рис вздохнул, помрачнев.

– Мне Холод нравится, в драке он – что надо, но ему слова нельзя было сказать спокойно, когда он только стал сидхе и был принят при дворах. Вспыхивал будто порох.

Чуть раньше эта фраза меня озадачила бы, но теперь я знала, о чем говорит Рис. Я видела первоначальный облик Холода – тогда он сидхе не был. Но на меня навалилось столько всего, что я ничегошеньки не успевала толком обдумать. Холод не всегда был сидхе, а меня учили, что сидхе может стать только тот, в ком течет наша кровь. Я помнила, как Холод танцевал на снегу – дитя, прекрасное, как прекрасен снежный вихрь, когда ветер подхватывает и бросает снег в небеса потоком мерцающего серебра. Это дитя сидхе не было. Кем оно было – не знаю, но не сидхе. Только кем же тогда? И если Холод когда-то не был сидхе, то как он им стал? Вопросы, вопросы – а времени получить ответы нет, потому что Холод и порхающий у его плеча Шалфей уже вошли в спальню. При Шалфее я не могла спрашивать Холода о том видении. Не уверена, что он стал бы отвечать мне даже при Рисе, но при Шалфее – уж точно.

Шалфей держался в воздухе наравне с Холодом, как шел бы рядом человек обычного роста.

– Без гламора я отказываюсь, и делу конец!

Холод покачал головой, серебряные волосы сверкнули на свету.

– Я не позволю тебе зачаровать меня, Шалфей. Вот теперь делу конец.

– Господа... – позвала я.

Оба повернулись ко мне с одинаково раздосадованными физиономиями. Но у Шалфея надутая мина мгновенно сменилась на похотливую. С радостным смешком он метнулся вперед и закружился у меня над головой в поисках лучшего вида, будто крохотный вертолет.

Холод остался у двери, надменный, разозленный и – слегка – испуганный. Страх на миг показался в серых глазах, самый настоящий страх, но тут же исчез под надменной гримасой. Холод всегда прятал под надменностью свои истинные чувства. Я знала, что высокомерие у него только напоказ, но пользы от моих знаний не было никакой, потому что если так, то загвоздка в том, что он не может просчитать ситуацию или она ему здорово не нравится. Дрянь дело – и в том, и в другом случае.

Я протянула к нему руку:

– Иди сюда, Холод.

– С радостью, Мередит, но к тебе, а не ко всей компании.

Я уронила руку на подушку, так и лежавшую у меня на коленях. Шалфею досталось совсем не то зрелище, какое ему хотелось, и все же он радостно кружил надо мной: обычно я одевалась или хотя бы прикрывалась, когда кормила его. Эльф доказал, что доверять ему не стоило. Я не против определенного внимания, когда мне того хочется, но непрошеные приставания мне не нужны. Раньше я считала, что в присутствии Риса и Холода мне опасаться нечего, но теперь задумалась.

– Ты же согласился, Холод, – напомнила я.

– Я согласился дать ему кровь, но не позволить этому коротышке испытывать на мне свой гламор.

Шалфей проделал пируэт в воздухе и подлетел к стражу:

– Сидхе страшится магии фей-крошек? Вот так загадка!

– Я не боюсь тебя, человечек, но по своей воле никому из фейри не дам применить ко мне магию.

– Разрешить Шалфею гламор – это компромисс, раз уж я отказываю ему в сексе.

– Я ему таких компромиссов не обещал, – заявил Холод, на глазах будто вырастая, расправляя плечи, обретая уверенность. Я знала уже, что чем уверенней он выглядит, тем меньше уверенности испытывает, но он не порадовался бы даже тому, что я это знаю, и не дай Богиня мне объявить об этом вслух!

Рис приподнялся на подушках:

– Можно мне, принцесса?

Я махнула рукой и вздохнула:

– Пробуй, если думаешь, что сумеешь.

– Пусть Шалфей лизнет Холода... – На лице упомянутого господина появилось такое отвращение, что Рис поторопился закончить фразу: – Как он лизнул меня, всего лишь дотронется. Давайте убедимся, вправду ли Холод ощущается как бог.

Мысль была недурна.

– Холод, ты разрешишь Шалфею тебя лизнуть? Ничего больше.

Холод открыл рот – наверное, чтобы сказать "нет", – но я его опередила:

– Я не так много от тебя прошу!

Он подумал еще секунду и коротко кивнул:

– Хорошо.

– Шалфей, – строго сказала я, – только лизнешь, как Риса на кухне, и ничего кроме.

Шалфей подлетел ко мне поближе, чтобы продемонстрировать донельзя ядовитую ухмылку, но кивнул. Я даже не сразу поверила, но он кивнул еще раз и полетел к Холоду.

Холод невольно попятился, но спохватился и шагнул обратно. Большинство сидхе не верили, что кто-то помимо их сородичей может с успехом применить к ним гламор. Это было заблуждением, но очень распространенным. Холод его явно не разделял, и я задумалась, жертвой чьей магии он когда-то пал. Он вел себя так, словно имел основания опасаться фей-крошек.

– Погодите, – сказала я. – Холода когда-нибудь отдавали на пытку феям-крошкам, как Галена?

– Нет, – хором воскликнули Холод и Рис.

Шалфей мотнул головой:

– Убийственного Холода никогда не подавали блюдом на наш пиршественный стол. – Эльф медленно, напоказ облизнул свой маленький ротик. – М-м... Ням!

Холод умоляюще на меня глянул:

– Не принуждай меня!

– К чему не принуждать? Дать ему себя лизнуть, ощутить вкус кожи – не такое большое дело, Холод. Тебя что, провел когда-то гламор кого-то из малых фейри? Это тебя беспокоит? – Не успев договорить, я поняла, что спрашивать так прямо не стоило.

– Никому из фейри меня не провести.

Лицо Холода застыло прекраснейшей из масок – холодной и высокомерной, черты заставили бы рыдать от зависти любого мастера пластической хирургии. Серый шелк халата почти сливался с серебром волос. Будто статуя – слишком прекрасная, чтобы посметь к ней прикоснуться, слишком гордая, чтобы самой снизойти до прикосновений.

Мне нужно было выяснить, в чем дело, но не в присутствии еще двоих мужчин. Я вгляделась в прекрасное лицо, провела взглядом по груди, по животу, представила, что прячется под халатом, – и подумала, что даже будь мы наедине, он не сознался бы в своих тревогах.

– Ну, пробуй же, Шалфей. – В голосе отразились мои усталость и разочарование.

Шалфей скользнул вперед, почти сложив крылья, – скорее упал, чем спланировал. Он остановился у самого лица Холода, молниеносно нырнул и тут же метнулся прочь размытым от скорости цветным пятном. Он уже кружил под потолком, когда Холод шлепнул себя по лбу, – словно предугадал защитную реакцию стража.

Шалфей злобно шипел; я решила поначалу, что Холод его все-таки стукнул, но потом разобрала слова в шипении:

– Он не отличается на вкус от белого рыцаря!

– Ну так возьми кровь у меня и отстань от Холода, – предложил Рис.

Шалфей подлетел к кровати. Он сложил ручонки на груди и топнул ногой по воздуху – как по земле.

– Ах нет! Я уговаривался о крови двоих воинов-сидхе и двоих получу?

– Я дам ему кровь, – буркнул Холод. – Но без гламора. На магию я не соглашался.

Рис взялся возражать, но я тронула его за руку:

– Ты получишь все обещанное, Шалфей, но Холод пусть идет к себе. От него сегодня пользы не будет.

Последние слова Холода задели – всего лишь чуть дернулись веки, но я его уже наизусть выучила, я знала, что это значит.

– Кем ты его заменишь? – с интересом спросил Шалфей, подлетая пониже к моему лицу. – Как насчет Галена? – Он усмехался довольно и злобно одновременно.

– Глупый вопрос, – сказала я. Шалфей состроил обиженную гримасу – не слишком искренне.

– Я не буду больше делить тебя с гоблином. И не хочу пить от Мрака. – Он задумался и в задумчивости приземлился на подушку у меня на коленях. Пурпурный шелк заметно промялся. Шалфей всегда оказывался тяжелей, чем я предполагала или даже чем помнила. – Так, значит, Никка – он один остался.

Я кивнула:

– Решено.

– Ты не спросила Никку, позволит ли он эльфу пить свою кровь, – напомнил Холод.

Я вгляделась в сногсшибательно красивое лицо. Он все же невероятно красив – вопрос только в том, хватит ли мне одной его красоты. Ответ, разумеется, отрицательный.

– Никку мне спрашивать не нужно, Холод. Он придет, стоит мне позвать, и сделает то, что я скажу. Он не станет пускаться в споры – просто сделает то, что нужно.

– А я – нет.

Холод вскинул лицо кверху – воплощенное высокомерие и дерзость. Я вздохнула.

– Я тебя люблю, Холод.

Его взгляд смягчился, неуверенность на миг проглянула из надменной маски.

– Я люблю наши ночи, я так много люблю в тебе – но я стану королевой. У меня будет абсолютная власть над двором. Кажется, ты не понимаешь, что это значит. Это значит, что править буду я, кто бы ни стал королем. Ты слышишь, Холод?

– Тебе нужна марионетка, а не король.

– Нет, мне нужен партнер, который знает, что жизнь – не только пряники, и не заводит бесполезных споров.

– Я себя переделать не смогу, – сказал он тоном, противоречившим каменному спокойствию лица.

– Знаю, – тихо сказала я.

Пару секунд он выглядел совершенно несчастным, но надменность победила. Придворная маска вернулась на место. Он неподвижно смотрел на меня, и уговаривать его было бессмысленно. Передо мной стоял Убийственный Холод – а с холодом не поспоришь. Ищи от него укрытие или умирай.

Он сказал мне холодно как никогда:

– Я пришлю тебе Никку. Я скажу ему только, что ты его зовешь.

– Хорошо.

Я не смогла справиться с холодом в собственном голосе. Я была зла на Холода, зла и разочарована, и не знала, как исправить положение. Тоже мне будущая королева, в собственной личной жизни порядок не могу навести! Плохо дело.

– Спасибо, Холод, – прибавила я.

– Не стоит, принцесса, это всего лишь моя обязанность.

Он повернулся к выходу.

– Не надо, Холод, – сказала я вдогонку.

Он только голову слегка повернул:

– Чего не надо?

– Все принимать на свой счет. Тебя никто не хотел задеть. Некоторые вещи просто приходится делать, и ничего личного в этом нет.

– Мне можно идти?

Я помолилась про себя, чтобы мне хватило терпения на этого невыносимого типа, и сказала вслух:

– Да, и пришли сюда Никку.

Он вышел не оглядываясь; рука у него так и тянулась к пояснице, а значит, там было припрятано оружие. Холод почти никогда не ходил безоружным. В минуты растерянности он непроизвольно хватался за оружие, как иные женщины – за украшения.

– Да-а, – протянул Рис. – Плоховато получилось.

– Больно уж он обидчив нынче, – хмыкнул Шалфей, – и злее обычного.

– Это страх, – мягко сказал Рис.

– Что? – удивилась я.

– Страх, – повторил он. – Чем больше Холод нервничает, тем выше он задирает нос, а "нервы" – всего лишь новый синоним для страха.

– Но чего он боится?

– Меня. – Шалфей прянул в воздух и закружился, словно хвастаясь крыльями и виртуозностью полета.

Рис усмехнулся:

– Напугать ты можешь, но сейчас дело не в тебе.

– А в чем? – спросила я.

– Не знаю, – пожал плечами Рис.

Тут вошел Никка. Распущенные волосы плащом скрывали его тело, но он все же набросил пурпурный шелковый халат. Пурпур ему шел, подчеркивал глубокий карий цвет глаз и красноватый отлив каштановых волос. А кожа казалась темнее – больше шоколада, чем молока.

– Холод сказал, я тебе нужен.

Я объяснила, в чем дело, и он просто согласился. Ни споров, ни обид, никакого протеста – даже скрытого. Это было больше чем приятно, это было именно то, что мне требовалось этой ночью, – хоть что-то простое. Холод в моей постели – это всегда сумасшедшее желание, огромные запросы и яростное наслаждение. Сейчас же требования поменьше, ласки попроще и тихое спокойное удовольствие – это как раз то, что доктор прописал.

Глава 12

Я откинулась на руки Рису, угнездилась у теплого плеча, голову положила ему на грудь. Никка лег рядышком со мной, опершись на локоть. Он не прикоснулся ко мне, так что я ощущала только звенящую вибрацию его ауры, его магии. Мне хотелось, чтобы он прижался ко мне всем телом, прильнул к спине, но просить я не стала. Я его звала не ради секса. Эта ночь принадлежала Рису, а Рис перестал делить меня с Никкой после того, как мы победили Безымянное и он обрел часть своей прежней силы. Я предполагала, что сейчас, когда к Рису вернулась еще часть прежнего величия, он еще меньше захочет делиться. Но я чувствовала теплое тело Никки за спиной, и мне так хотелось попросить...

Я подняла голову и заглянула Рису в глаза, не забыв при этом игриво проехаться волосами по его груди.

– Может, Никка с нами останется?

– Я так и ждал этого вопроса, – ухмыльнулся Рис, но ухмылка тут же уступила место напряженному, чисто мужскому взгляду.

Я провела рукой по животу Риса, добралась до соска и принялась рисовать вокруг него кружочки, пока сосок не встал торчком, а Рис не задышал заметно чаще. Страж перехватил мою руку.

– Прекрати, или я соображать перестану.

– Это мысль, – улыбнулась я, сознавая, что улыбка получается довольно настырной.

– Меня, как вижу, остаться не приглашают, – заметил Шалфей, приземляясь на упругую рельефную плоскость живота Риса.

– Почему же, оставайся, – сказала я, – но не в постели и не со мной.

Шалфей топнул ногой по животу стража.

– Нечестно, нечестно, что от моего гламора вы испытаете столь дивные ощущения, а мне в плодах моего труда отказано! Остальные-то от этого дара вкусят!

– Это ты потребовал двоих стражей, Шалфей. Ты прекрасно знаешь, как действует на меня и на других твой гламор.

Он скрестил руки на груди:

– Да-да, конечно, опять моя вина!

Обида на личике эльфа вдруг сменилась довольной и похотливой улыбочкой.

– Давай поспорим?

Я приподняла голову и резко ею мотнула:

– Нет!

– О чем поспорим? – спросил Рис.

– Не ввязывайся, – предупредила я.

Страж внимательно на меня посмотрел:

– А что такого?

– Ты не знаешь, что такое его гламор. А я знаю.

Тень типичного для сидхе высокомерия скользнула в улыбке Риса. Это наша ахиллесова пята, пардон за смешение мифологий. Высокомерие подводило сидхе далеко не однажды за нашу долгую историю.

– Надеюсь, трое сидхе сумеют устоять перед магией эльфа-крошки.

Я повернула его лицо к себе:

– Рис, ты же помнишь, что нельзя недооценивать фей-ри, даже если имеешь дело не с сидхе.

Он отдернулся от моей руки. Я не хотела притрагиваться к его шрамам, мои слова совсем не имели того смысла, который Рис им придал. Он разозлился, как всегда, когда ему напоминали о том, что с ним сделали гоблины.

– По-моему, это ты забыла, кто мы такие.

Голубые кольца в его глазу мягко засветились: бирюза зимнего неба и васильковая синева вспыхивали и пульсировали в такт волнам его гнева и его силы.

– Если я вновь стал Кромм Круахом, Мерри, Шалфей со мной не справится.

Я хотела возразить: "А если не стал?", но его взгляд меня предостерег. С мужским самолюбием лучше не шутить.

– Я богом не была, Рис. Я не знаю, как это бывает.

– Зато я знаю, – сказал он яростно, почти враждебно.

Я таким его еще не видела. Впрочем, распознать страх я умею. Рис боялся, что никогда не станет прежним. Я этот страх видела уже столько раз и на стольких лицах, что узнаю его без труда. Этот страх владеет всем моим народом – страх, что мы обречены на поражение, что мы уже проиграли судьбе, что мы все истаем и умрем. Страх этот так давно уже живет в нас, что превратился в общую фобию.

Запретить сейчас Рису спорить с Шалфеем – значило бы практически в открытую усомниться в его силе, в его владении магией. Я имела в виду совсем другое, но объяснить это мужчине невозможно: у мужчин – всех до одного – есть свои слабости. У женщин, впрочем, специфических слабостей тоже хватает. Слабость Риса – то, что его самолюбие так легко уязвить, моя слабость – то, что я готова ублажать его самолюбие почти любой ценой. Я знала, что поступаю неправильно, но я сказала:

– Делай как знаешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждала.

– Так спорим мы или нет, белый рыцарь? – ехидно спросил Шалфей. – Я попытаюсь всех вас зачаровать, и если мне сие удастся, вы исполните мое заветное желание.

– Будь осторожен, Рис, – напомнил Никка.

– Я не такой дурак, – отмахнулся тот. – Какое желание? Я не соглашусь на то, чего не знаю.

– Переспать с принцессой.

Рис качнул головой.

– Я могу поставить только то, что принадлежит мне. Телом принцессы распоряжается она сама.

– Соития не будет, – предпочла уточнить я. – Шанса занять трон я тебе не дам.

Шалфей пожал миниатюрными плечиками.

– Ладно. Ну, коль не сама потеха, так что тогда?

Должна признать, за недели, что я испытывала гламор Шалфея, мое любопытство разгорелось. Его соблазняющие чары были лучшими из всех, что мне встречались. С помощью магии он всего одним укусом в палец мог подвести меня к оргазму. Скажи я, что не задумывалась, не будет ли еще лучше, если я разрешу ему меня ласкать, – и я бы соврала. Но не одна эта мысль вдруг заставила меня замереть и прикусить язык.

Мои теперешние любовники – наверное, лучшие в мире, но кое в чем они отказывали и мне, и себе. Нашей общей целью была моя беременность, а значит, любой акт заканчивался одинаково. Мы не могли позволить себе тратить семя впустую. Пусть мне не раз удавалось упросить мужчин дать мне ласкать их ртом, ни один из них не довел дело до конца, как бы я ни умоляла или как бы этого ни хотелось им самим. А ведь им на протяжении веков запрещалось не только соитие, им запрещалась любая разрядка, даже от собственных прикосновений. Они упускали так много и помимо соития! Они жалели об этом вслух, но ни один не попытался осуществить желание на практике, ведь это означало упустить шанс. Шанс отдать мне свое семя. Шанс стать королем. Я вдруг почувствовала себя кем-то вроде племенной кобылы. С кем спариваются только ради потомства, не ради удовольствия. Я знала, конечно, что стражи меня хотят, но хотели бы они меня, если бы могли выбирать свободно? Желали бы меня мои великолепные мужчины без дополнительной приманки в виде трона?

Гален – да, и в этом, кроме всего остального, была его прелесть, но другие? В других я уверена не была. От этой мысли на сердце у меня тяжелело. Разве предпочли бы прекрасные сидхе недоростка-смертную, так похожую на человека, будь у них выбор? Я ответа не знала, а мужчины правды не скажут. Конечно, они хотят меня – другого ответа я не получу. Но только Гален да еще Рис обращали на меня внимание, когда я была отщепенкой, когда – после смерти отца – меня при дворе едва терпели.

Неустанная гонка за беременностью внушала мне подозрение, что только эта гонка и удерживает мужчин возле меня. Вообще-то так оно и было. Как только я забеременею и имя отца станет известно, все остальные тут же отдалятся, вернутся к холодной отстраненности. Стражи не будут моими вечно. Я посмотрела на Риса, самого маленького из Воронов королевы, но мускулистого до последнего дюйма, твердого, натренированного, невероятно сильного. Повернулась к Никке – и он ответил мне взглядом из-за спутанных волос, темные глаза обжигали огнем сквозь роскошную шоколадную завесу. Я не раз вела губами и пальцами по линиям крыльев на его спине, по этой самой яркой в мире татуировке. Никка был чуточку слишком нежен в постели на мой вкус, слишком покорен. Но он красив и на короткое время принадлежит мне, я могу делать с ним что захочу. Все вокруг беспокоились, что я никак не забеременею. Меня это тоже огорчало, но я понимала, что беременность закроет для меня много дверей, отрежет от того, что мне так нравилось. И раз уж стражи пока мне принадлежат, я хотела по-настоящему ими обладать, а не только изображать фабрику по производству детей.

– Она что-то задумала, – сказал Никка.

– С чего бы это на твоей мордочке появилось такое выражение, а, Мерри? – спросил Рис.

– Если гламор Шалфея победит нас, я хочу ласкать его ртом до самого конца.

– Ты же знаешь, почему мы так не делаем, – нахмурился Рис.

Я села на кровати, отодвинувшись от Риса.

– Знаю, знаю, мне нужно забеременеть, но секс существует не только для того, чтобы делать детей. – Я глубоко вздохнула. – Я хочу испытать все, а не просто раз за разом пытаться сделать ребенка.

Меня вдруг захлестнула грусть.

– Когда-нибудь кто-то из вас станет отцом моего ребенка, и как только мы узнаем имя счастливчика, всем остальным придется уйти. – Я обвела их взглядом, даже малыша-эльфа, стоявшего на животе у Риса. – Я хочу попробовать с вами все, что можно, пока у меня есть шанс.

Я положила ладони на бедра стражей:

– Вам целыми веками было запрещено все, не только соитие. Разве вы не хотите попробовать все снова?

Рис сел, вынудив Шалфея вспорхнуть в воздух, и обнял меня:

– Мне так жаль, Мерри... Прости. Я бы рад, но...

Я вывернулась из его рук.

– Но терять семя мы не должны. Ну да, да, это важно, я даже не спорю. Но хотя бы иногда, время от времени, я бы хотела делать только то, что нам взбредет на ум, и не беспокоиться, заведем мы в результате ребенка или нет.

– Вряд ли Дойл нам разрешит, – сказал Никка.

Злость пронеслась по мне горячим ветром. Она будто подстегнула мою магию, под кожей разгорался свет. Я развернулась к младшему стражу:

– Ты здесь видишь Дойла?

– Нет... – растерянно прошептал Никка. – Прости, Мерри, я не хотел...

– Я – принцесса и будущая королева! – Я мотнула головой. – Мне надоело, что со мной вечно спорят! Ладно, ладно, с вами двумя сегодня будет ваш любимый акт, но с Шалфеем – нет.

Я протянула руку Шалфею, и он спустился ко мне. Он был странно тяжелым, словно весил больше, чем положено. Мне приходилось держать на руке королеву Нисевин – она ничего не весила, сплошь воздух и эфир, но Шалфей был сделан из мяса.

– Ты ведь сделаешь то, что мне нужно, а, Шалфей?

– Со всем моим удовольствием, принцесса.

Он отвесил глубокий поклон, вспорхнул с ладони, быстро поцеловал меня в уголок губ и со смехом взмыл в воздух.

– А знаешь, как много женщин-сидхе не стали бы сосать мужскую игрушку?

– Ты слишком часто соблазнял благих, – буркнула я.

Он оглядел меня, паря на узорчатых крыльях:

– Быть может. А может, слишком многие при Неблагом Дворе имеют острые зубки. Надо смотреть, куда суешь, а то потеряешь не только добродетель.

– Я не кусаюсь, – сказала я.

– Фу, как плохо, – надулся Шалфей.

Я улыбнулась:

– Ну, если ты хочешь погрубее...

Он на миг посерьезнел:

– До некоего предела.

– Скажешь, когда он наступит.

– Твой предел Мерри не узнает, если ты нас всех не зачаруешь. Что мы получим, если ты проиграешь? – вмешался Рис.

– Я больше никогда не попытаюсь довести – или ввести – принцессе мой предел.

– Слово чести? – уточнил Рис.

Шалфей положил руку на сердце и на редкость изящно поклонился прямо в воздухе.

– Слово чести.